Текст книги "Мертвый город"

VI

Когда я вернулся к Кристаллу, безнадега надолго пригвоздила меня к месту. Мне не хотелось вставать, куда-то идти, что-то делать. «Какой в этом смысл, если я обречен вечно скитаться по кругу в этом мрачном мире?»

«И все-таки, даже если это так и мир действительно замкнут, не могу же я целую вечность сидеть на одном месте? – наконец рассудил я. – Раз уж мне суждено тут жить, нужно постараться понять этот мир, как-то приспособиться».

– Расскажи мне об этом городе, ашуд, – попросил я.

– На самом деле мне нечего рассказывать. Ты знаешь все, что знаю я. Ведь мы – одно и то же. Но если ты что-то забыл, могу тебе напомнить. Спрашивай.

– Я видел человека, прикованного к шпилю.

– Это был ты.

– Так, давай пропустим рассуждения о том, что все мы – суть одно, – скривился я. – Мне нужны факты. У того человека была такая же черная маска, как у тебя. Почему?

– Потому, что это и был я.

– Ты хочешь сказать, это был один из вас – ашудов?

– Ашуд – лишь временное воплощение. Неважно, какая на человеке маска, важно – кто под ней.

– И все-таки, кто это?

– Ты видел создателя, – вздохнув ответил ашуд. – Того, по чьему образу и им же сотворен этот мир.

– Если он создатель, почему же тогда он прикован к шпилю, а правит всем гзом?

– Это гзом прикован! Прикован я, ты, он…

– Ну тебя с твоей философией! – не выдержал я.

Поняв, что от ашуда ничего толкового не добиться, я решил самостоятельно исследовать этот мир. Я покинул Кристалл и побрел, особо не задумываясь о направлении.

«Какая разница, куда идти, если все равно движешься по замкнутому пространству? – обреченно размышлял я. – Да и для чего вообще идти, если выхода нет? Если даже смерть не выход…»

Во мне росла пустота. Я чувствовал, как с каждым шагом все больше рассыпаются в прах все мои надежды, принципы и понятия и ничего не появляется взамен. Остается лишь безнадега.

«Если этот мир замкнут и все мы просто движемся по кругу, зачем тогда жить? В чем смысл существования?»

Проходя по одному из переулков мрачного города, я услышал топот позади. По привычке бросившись к ближайшему дому, я скрылся в окне. Осторожно выглянув наружу, я увидел бегущего посреди улицы дорана. Я знал, от кого он убегает, – такую картину я наблюдал множество раз. Охотники не заставили себя ждать. Увидев людей с оружием, доран замешкался, оглянулся по сторонам в поисках убежища, но удар убийц был быстр и точен. Видимо, унести добычу целиком двум охотникам-ниовам оказалось не по силам. Тогда они отрубили от трупа несколько частей и ушли, бросив остальное.

Едва ниовы скрылись из вида, тут же со всех сторон – из окон, дверей, разломов – выползли дораны. Они бросились к останкам своего собрата и принялись жадно их рвать на части. Доранов сползалось все больше и больше. Они уже походили на большую живую окровавленную массу. Насытившиеся отползали в стороны. Перепачканные кровью и довольные, они опять, словно звери в норах, скрывались в недрах безумного города. Их место у трупа тут же занимали другие – еще голодные и злые.

Я неоднократно видел подобные кровавые пиры, но лишь теперь понял их суть.

«Вот он – смысл жизни! Вот ради чего живет этот мир! Голод!»

Все это время он рос и во мне. Рос и все больше заполнял ту пустоту, что зовется безнадегой. Я смотрел, как превращается в груду костей растерзанное тело дорана, и видел в нем себя. Я смотрел на кровавый пир обезумевших от голода жалких существ, и в них я тоже видел себя. Ашуд был прав: я – это они, они – это я. Я – пожиратель, и я же – пища. Вот суть этого мира!

«Ну уж нет! Я не позволю себе стать частью этой голодной борьбы! Я смогу победить голод! Как можно съесть человека? Это же – Человек! Да только что делать, если, кроме людей, никого больше нет? Умереть с голоду? А если смерти тоже нет?..» – так думал я, запершись в комнате какого-то дома. Я отгородился от мира, завесив окно и завалив дверь каким-то хламом.

«Ничего. Голод – это всего лишь чувство. Любое чувство можно контролировать!»

Я сел в углу на пол и решил просто переждать эту голодную ломку.

«Все дело в привычке, – рассуждал я, вцепившись дрожащими пальцами в волосы. – Организм свыкнется с тем, что еды нет, и это дикое чувство исчезнет!»

Однако, как оказалось, я ничего не знал о голоде. Не о том голоде, который приводит к смерти, а о том, который продолжает нарастать за ее порогом. Голоде, который все больше требует и, не получая корма, начинает пожирать тебя изнутри. Остановить это невозможно, ведь смерти нет!

«Зато есть воля! – думал я, стиснув губы, чтобы не вцепиться зубами в собственное тело. – Есть воля, способная сдерживать голод до тех пор, пока тот не станет привычным. Организм сдастся, ведь голод – чувство подконтрольное!»

Я не знаю, сколько времени провел там. Мне казалось, что я высох, словно мумия. Но я продолжал терпеть. Обессилев, я уже не мог сидеть и лишь лежал на холодном бетонном полу своей добровольной тюрьмы. Для меня смешались часы, дни, недели, жизнь и смерть. Я уже с трудом осознавал, что я человек, и думал лишь об одном: «Я победил! Голода не стало!» Быть может, он все еще сидел во мне, да только где-то глубоко-глубоко. Смирившись с тем, что пищи не будет, он продолжал пожирать мой организм. Но то безумное чувство больше не терзало меня. Оно исчезло!

«Я смог! Смог его контролировать! – ликовало мое едва теплящееся сознание. – Это победа!»

Дверь неожиданно скрипнула, и в мой склеп с потоком свежего воздуха ворвался свет. Сощурившись, я разглядел на пороге человека. Тот протянул руку и что-то сказал. Да только ответом ему стал мой прыжок. Я оказался быстр и ловок. Точнее, не я – мой голод. В себя я пришел уже на полу. Я лежал перепачканный кровью рядом с истерзанным трупом. Сытый и счастливый.

И тут я заметил в дверях кого-то еще. Это оказался ашуд. Я с трудом узнал его, а узнав, улыбнулся ему кровавой улыбкой. Ашуд опустил голову, повернулся и ушел. Я же в этот момент вдруг понял, что именно сказал тот человек. Он сказал… «Здравствуй, друг!»

Я проиграл!

Круг 2

I

Я не знаю, сколько прожил в городе. Да это и неважно, ведь время там, как и жизнь, не имеет смысла. Я стал как все. Низко пригибаясь, стараясь как можно меньше привлекать к себе внимания, я существовал в дырах этого мертвого города, не упуская ни единой возможности урвать кусок падали. Голод научил меня добывать еду всеми возможными способами, а чувство самосохранения обучило забираться в щели и находить самые укромные места, чтобы самому не стать пищей. Я сполна постиг науку получать те крохи, что способно подобрать существо, находящееся на самом дне пищевой цепочки этого чудовищного места.

Меня окружали такие же ничтожества, как и я. Мы ненавидели друг друга, ведь каждый из нас был помехой другому: лишал его самого главного – смысла жизни. Пищи! Чем больше было нас, тем меньше оставалось еды, тем голоднее и злее мы становилось. И все же нам приходилось объединяться в стаи, потому что одиночки довольно быстро сами превращались в добычу. К тому же в стае безопаснее. Даже вооруженные ниовы порой обходили стороной слишком большие сборища доранов. Да и охотиться удобнее сообща (хоть и охотились мы друг на друга – отлавливали таких же доранов, как и мы сами). Так и жили, держась друг друга и ненавидя.

И все же больше, чем своих соплеменников, я ненавидел город. Ненавидел так, как жертва может ненавидеть маньяка. Ненавидел каждый камень, каждую щель, каждое существо в нем. Я видел, что я не одинок в своих чувствах – его ненавидели все. Город был для нас как плохая мать: он дал нам жизнь, поддерживал ее, но и истязал, не отпуская от себя ни на шаг. Разве можно любить за такую заботу? Больше всего бесило то, что нет никакой возможности покинуть это место. Этот замкнутый город походил на гигантский котел, до краев наполненный ненавистью, в котором кипела жизнь, хотя каждому жителю смерть казалась слаще.

Признаться, я мог бы существовать среди доранов вечно, потому что город и есть вечность! Я давно понял: «Если нет смерти, значит, нет и жизни. Зачем жить? Если нет выхода, не может быть и дороги. Куда идти? Есть только город и голод! Мы – часть этого гнусного мира, который питается нами, пожирая и переваривая нас с потрохами…»

Но все это кончилось в один миг, когда я увидел нечто такое, что выбило меня из ставшего привычным образа существования. Я уж и не думал, что в этом городе что-то способно меня потрясти. Однако то, что предстало моему взору, повергло меня в шок.

Как-то я отбился от стаи и бродил по городу в поисках новой. Какой именно – не имело значения, ведь все они одинаковы. Одна стая отличается от другой лишь количеством. Так, блуждая, я случайно вышел к Кристаллу. Там оказался ашуд – один из тех безумцев, что силой воли борются с голодом и проповедуют свои странные взгляды на сущность бытия. Ашуд долго сидел опустив голову напротив Кристалла, а потом вдруг встал и шагнул прямо в него! При этом он не издал ни звука, хотя я даже представить не мог, какую дикую боль он испытывает. Я бы согласился тысячу раз быть съеденным ниовами, чем один раз пройти через такое!

– Это все равно не выход, – раздался голос позади.

Я оглянулся. Там стоял другой ашуд.

– Зачем он это сделал? – воскликнул я.

– Чтобы не знать! – ответил тот. – Он познал суть мира и теперь жалеет об этом. Он сдался, решив, что выхода нет, и предпочел знание незнанию – уж лучше стать таким, как ты…

– По-твоему, выход есть?

– Находит лишь тот, кто ищет.

– Я же искал! Я же шел бесконечно долго и взбирался так высоко, как только смог!

– Идти – еще не значит искать, – ответил ашуд и, повернувшись, побрел в темную чащу переулков.

«Ведь он прав, – вдруг подумал я. – Была бы жизнь, а смысл для нее найдется! Да и дорога не всегда должна вести к выходу. Почему я решил, что бегство – единственно верный путь? Конечно, этот город – не самое лучшее место для существования. Да только именно мы, жители, делаем его таким! Но что, если изменить этот мир? Сделать его таким, чтобы в нем захотелось жить! Быть может, тогда и бежать станет незачем?..»

Пошел дождь. Мне вдруг показалось, что это первый дождь в моей жизни. Он смывал с меня кровь и грязь городских подвалов и подворотен.

– Хватит! – закричал я, глядя в хмурое, затянутое тучами небо. – Я устал быть мясом! Этим стадом – пожирателем падали и вечным кормом прожорливого города! Я сам стану хищником, доберусь до вашего гзома, и тогда посмотрим, каков на самом деле этот мир! Я изменю его!

Неподалеку раздался всплеск. Я оглянулся и увидел, что в луже у Кристалла неподвижно лежит человек. В отличие от других обитателей города, он не вскочил и не бросился прочь, стараясь поскорее скрыться в темноте переулков. Он еще не знал, где он оказался и что выживание здесь зависит от того, насколько быстро ты бежишь и прячешься. Он пока еще глуп и наивен. Ведь он только что родился!

«Ашуд вернулся», – с усмешкой подумал я и, повернувшись, побрел прочь: навстречу к выходу – к переменам!

II

Я застонал и приподнялся. Ниовы были уже далеко, и все-таки один из них, тот, что шел последним, настороженно остановился и окинул округу внимательным взглядом. Я снова припал к земле, но от глаз опытного охотника не ускользнуло это мимолетное движение. Вытащив нож, ниов пошел прямо на меня. Тогда я снова приподнялся и, держась за перепачканный кровью бок, быстро пополз к ближайшему дому. Ниов прибавил шаг, но не побежал. Видя, что я смертельно ранен, он вел себя словно хищник, играющий с жертвой, понимающий, что она все равно обречена.

Взгляд мой упал на дыру у основания дома. За ней подвал! Заметил ее и мой преследователь. И когда до спасительной щели оставалось всего несколько шагов, ниов резко бросился вперед и наступил мне на грудь. Его губы под серой личиной маски растянулись в самодовольной улыбке. Ведь он еще не знал, что через мгновение умрет!..

Я резко извернулся и, схватив ниова за ногу, опрокинул его на мостовую. Моя ладонь нащупала выроненный противником нож. Глаза ниова расширились от удивления, и прежде, чем я вонзил лезвие ножа ему в горло, он успел прошептать: «Тиднаб!»

– Тиднаб! – с гордостью повторил я.

Раньше это слово внушало мне лишь страх. Теперь же… Да, теперь я сам стал тиднабом! Так называли либо поднявшихся из грязи и взявших в руки оружие доранов, либо сброшенных ниовов, которые не захотели вернуться к башне, а снова стать доранами, ясное дело, уже не могли. Кто ж вернется в клетку, если ощутил вкус свободы?

«Тиднабы – это бывшие дораны! – вдруг поразила меня догадка. – Это ведь логично! Все тиднабы, скорее всего, тоже когда-то голыми ползали на брюхе в грязи до тех пор, пока не надели броню и не встали в полный рост! А если это так, то и ниовы, и йореги… И гзом, возможно!..»

Эта неожиданная мысль еще больше придала мне уверенности в правильности избранного пути.

«Если гзом когда-то так же, как и я, родился у Кристалла, что же мешает мне занять его место?» – От таких мыслей мне стало радостно.

Я быстро переоделся в шмотки убитого ниова, заткнул за пояс нож, поднял утыканную гвоздями дубину. Затем я устроил себе настоящий пир из останков ниова. Впервые за все время существования в мертвом городе у меня одного оказалось столько еды. Объедки я великодушно оставил доранам, которые со страхом наблюдали за моей трапезой из окон и щелей соседнего дома.

«Возможно, среди них есть кое-кто из моей прежней стаи», – с усмешкой подумал я.

– Эй! Я теперь не с вами! – гордо заявил я.

От звука моего голоса дораны настороженно присели, приготовившись в случае чего дать деру в спасительную темноту.

– Слышали? Я теперь не с вами! – Мне доставляла удовольствие каждая произносимая мной фраза. – Я – тиднаб!

С этого момента у меня началась совершенно иная жизнь. Теперь, в отличие от доранов, я перестал испытывать вечный голод и мог есть столько, сколько захочу. Единственное неудобство, пожалуй, было в том, что я не смел поджаривать пищу на костре, как это делали ниовы, хоть и давно уже раздобыл кремни. Ведь дым от костра тут же выдал бы меня ниовам, которые время от времени устраивали рейды для уничтожения таких, как я. А самому становиться пищей мне уже не хотелось.

Я довольно быстро научился охотиться на доранов. Это оказалось проще простого: находишь укромное местечко, кидаешь заранее припасенный кусок мяса, прячешься и ждешь. А потом главное – не промахнуться. Когда я впервые пришиб таким образом дорана, с невольной улыбкой вспомнил, сколько раз сам попадался на подобную приманку. Только сейчас понял: халявного мяса в мертвом городе не бывает!

Я перестал жить в щелях и подвалах, а подыскивал для ночлега только самые ухоженные квартиры с лучше всего сохранившейся мебелью. Порой ради комфорта я пренебрегал безопасностью.

«Но ведь я же тиднаб! – думал я, валяясь на мягких остатках кровати в полуразрушенной комнате. – Могу себе это позволить!»

Очень скоро я узнал, что в городе полно и других тиднабов. Они почти не общались друг с другом, но между ними существовал ряд негласных правил. Оказалось, каждый тиднаб обычно контролирует территорию одного-двух домов, там же и охотится. Другим тиднабам в такие места соваться запрещалось: убить дорана на чужой территории означало открыто бросить вызов местному тиднабу. Правда, не возбранялось убить самого тиднаба и присвоить его владения. Ведь город хоть и замкнут, но количество домов в нем ограниченное, потому там не прекращалась борьба за территории. И я тоже вступил в эту борьбу за владения. Потом я даже обучился прикармливать в тех местах, где жил, своих собственных доранов, чтобы они не уходили обитать в другие дома. Удобно – пища под боком.

Иногда, как я уже сказал, ниовы устраивали на нас облавы. Видимо, это случалось, когда тиднабов становилось слишком много. Во-первых, мы представляли для них угрозу, во-вторых, были их главными конкурентами в добыче пищи. Ведь убитые хоть и возрождались у Кристалла, да только сразу же терялись в дебрях города. Потом попробуй догони! «Почему бы их не ловить сразу же у Кристалла?» – спросите вы. На этот счет у жителей мертвого города существовало строгое табу: на площади люди неприкосновенны! Охотиться разрешалось лишь в городе. Убить на площади могли разве что ашуда… Я не знал никого, кто бы нарушил это правило, да и сам его придерживался. Ведь и я не раз после гибели просыпался у Кристалла. Не думаю, что мне понравилось бы, если б меня растерзали, едва я распахнул глаза.

Так и текла моя новая жизнь день за днем. Хотя сутки в мертвом городе – понятие довольно условное. Небо там всегда выглядело одинаково серым, никаких солнц или лун. Иногда случались дожди, но лили они бессистемно, когда попало, так что не годились для времяисчисления. Обычно жители города ориентировались по сигналам, которые подавались с башни Гзома. Эти периоды прозвали «циклами». Как-то я решил вести нечто вроде календаря, чтобы иметь хоть какой-то ориентир во времени: я стал делать засечки на дубинке. Цикл – засечка. Однажды за этим занятием меня застал ашуд.

– Ты занимаешься ерундой, – сказал он. – Разве ты так до сих пор не понял, что времени здесь нет? Оно замкнуто, как и пространство. Что мгновение, что день, что год – все одно.

– Мое дело, – пробурчал я, делая очередную засечку.

Однако я все же бросил это занятие, после того как мое оружие полностью покрылось рубцами. А потом я и вовсе потерял эту дубинку после очередной смерти.

Да, и меня убивали! Причем неоднократно. Каждый раз я, как и прежде, возрождался почти голый у Кристалла. Впрочем, я недолго оставался на дне. Вернувшись в город, я довольно быстро находил какого-нибудь растяпу-ниова или другого тиднаба и отбирал у него одежду и оружие. Потом я и вовсе приспособился делать тайники. Так что, возникнув после гибели у Кристалла, я спешил в потайное место, брал все необходимое и возвращался к привычному образу жизни.

III

Однажды в одной из комнат я обнаружил уцелевшее зеркало. В памяти вдруг всплыл тот случай, когда, будучи дораном, я снял маску. Я припомнил также и то, с каким ужасом тогда бросился от меня ашуд.

«Что его так напугало? – подумал я. – Мое лицо?»

Вообще, ношение масок в этом городе – какой-то негласный закон. Я и сам настолько привык к этому, что поначалу мысль о возможности снять ее показалась мне просто безумной.

«А все-таки, что если…»

Я подошел к зеркалу, взглянул на свое мутное отражение. Затем быстро с опаской посмотрел по сторонам: голые серые стены с отваливающимися остатками обоев, кровать, шкаф, окно, сквозь которое вливается вечный полумрак. Никого! Сердце в груди забилось так, словно я собирался совершить жуткое преступление. Я снова посмотрел в зеркало. Оттуда на меня глядела серая блестящая маска с двумя темными колодцами глаз.

«Была не была!»

Помедлив секунду, я все-таки схватился обеими руками за маску и потянул. Та, казалось, воспротивилась подобному обращению, будто не желая покидать моего лица. Боль оказалась такой сильной, словно с меня сдирали кожу. Будто эта маска уже стала частью моего лица. Частью меня!

«Странно. Ведь в первый раз, тогда, у Кристалла, она снялась легко и без боли», – мелькнула мысль.

Маска продолжала сопротивляться. Задохнувшись от боли, я уже почти сдался и хотел оставить эту затею. И вдруг маска соскочила с лица и оказалась у меня в руках. В этот момент я ощутил себя словно голым.

Оказалось, снять маску было не самым сложным. Не меньшим шагом для меня стало после этого заставить себя взглянуть в зеркало. Все мое существо воспротивилось этому, будто я собирался совершить нечто постыдное. А ведь когда-то меня это совершенно не волновало. Я долго стоял перед зеркалом, не в силах решиться взглянуть на свое отражение. Даже хотел вновь надеть маску, да только понял: если это сделаю, второй раз не хватит духу. Решайся! Я резко поднял голову и остолбенел.

Несомненно, я знал это лицо. Я видел его множество раз раньше, точно так же – в зеркале. Правда, понятия не имел, когда именно это было.

«Быть может, я не всегда жил в этом городе и не всегда носил маску?»

Я внимательнее рассмотрел свое лицо. Меня обрадовало то, что я вовсе не урод, каким боялся себя увидеть. Скуластый, сероглазый, темноволосый, не старый.

«Если я не урод, так что же тогда так напугало ашуда? Может, сама мысль о том, что маску можно снять?»

Я размышлял так, разглядывая свое лицо, как вдруг резко распахнулась дверь – и на пороге возник человек. Глядя в зеркало, я встретился с ним взглядом. И вдруг, словно очнувшись, быстро вернул маску на место.

– Ашуд, чтоб тебя! – в ярости заорал я. – Какого хрена врываешься без стука?

– Я хотел… – начал было тот.

– Он хотел!.. Пошел вон отсюда, ублюдок, мразь!

Я схватил с тумбы какую-то коробку и швырнул в него. Следом полетел стул, затем рука нащупала нечто стальное, холодное… Ашуд тут же пропал. В этот момент я понял, что я схватил. Это оказалась увесистая боевая цепь.

Я опустился на кровать, закрыв лицо руками, сам поражаясь этой вспышке внезапной ярости.

«Да, но он же не должен был…» – вертелось в голове.

И тут же новая мысль: «Не должен был что? Чего он такого сделал?»

Ответ испугал меня: «Он просто увидел меня без маски! Увидел мое лицо!»

Немного придя в себя, я вышел в подъезд. Ашуд опустив голову сидел на ступеньках. Я присел рядом.

– Почему все в этом городе носят маски? – спросил я.

Ашуд молчал.

– Ты извини, что я на тебя так…

– Да нет, не в этом дело, – наконец сказал ашуд. – Просто когда-то я тоже пытался снять маску. И знаешь, когда меня застали без нее… У меня была такая же реакция!