Текст книги "Восставшая фантазия"

– Бежим! – Карась схватил за руку Любу, с улыбкой наблюдавшую эту кровавую сцену, и рванул за вопящей толпой. Рыжий поспешил следом, и в этот миг раздался гром.

Ящер Амгод взревел. Из раны на его чешуйчатой груди фонтаном хлынула черная кровь. Взглянув в ту сторону, откуда громыхнуло, Рыжий разглядел метрах в трехстах висящее в воздухе сизое облачко. Когда дым рассеялся, проступили очертания стоявшего на дороге танка. Заметил его и ящер. Издав свирепый рык, он побежал, размахивая лапами, но не сделал и нескольких шагов, как снова громыхнуло. Еще и еще. Гигант припал на одно колено, дернулся, а затем медленно рухнул на живот.

– Слава тебе, Господи! – крестясь, прошептала какая-то женщина. – Ты послал нам спасителей!

Навстречу им по городской улице двигалась колонна боевой техники, сопровождаемая вереницей солдат с автоматами.

– Внимание! Не поддавайтесь панике! – пролаял громкоговоритель, установленный на одной из машин. – Все под контролем. Скоро вас сопроводят к месту эвакуации. Всем нуждающимся будет оказана медицинская помощь.

– Чего стал? – воскликнул Карась, увидев, что Рыжий снова остановился. – Слышал? Там эвакуация!

– Говорю же тебе, мне нельзя к людям, – сказал творец. – Это все из-за меня! Они появляются там, где я!

– Ты вообще понимаешь, что несешь? – вскричал Карась. – Уж не знаю, что за дурь ты вбил себе в голову…

В этот момент откуда-то сверху раздался звон разбитого стекла. Взглянув туда, они увидели, что находятся у здания университета. Из окна третьего этажа вывалилась оконная рама, а следом за ней – окровавленное тело. Оно рухнуло на клумбу неподалеку.

– Это же… – поразился Карась. – Это наш завкафедрой!

Это и правда оказался он. Завкафедрой был еще жив. Он со стоном перевернулся на спину, взглянул вверх, и изодранное лицо его исказил ужас. Поспешно заработав ногами, он попытался ползти. А в следующий миг с неба спикировало то, чего он так боялся. На тело заведующего кафедрой села обнаженная девушка с огромными перепончатыми крыльями за спиной. На солнце переливались мелкие черные чешуйки, покрывающие ее стройное тело.

– Легна! – восхищенно прошептал творец.

Крылатая красавица взглянула на него, улыбнулась, обнажив клыки.

– Это что за чертовщина! – вскричал проходивший мимо солдат.

Но едва он вскинул автомат, Легна схватила когтистыми пальцами вопящего заведующего кафедрой и устремились ввысь. Рыжий провожал их восторженным взглядом, пока они не скрылись за крышей университета. Когда же он оглянулся, встретился с испуганным и пораженным взглядом Сашки Карася. И в этот момент творец понял: теперь он мне верит! Ведь его приятель видел на экзамене этот рисунок. Он узнал чудовище!

7

Проспект Краснова – главная улица Погорска – на многие километры протянулся вдоль реки Гербы, соединяя западную окраину города с восточной. Рыжий, Карась и Люба в толпе беженцев шли на восток, где, как уверяли военные, раскинулся лагерь эвакуации. Раненых, стариков и детей доставляли туда автобусами. Остальные шли пешком. Там, где проспект пересекали другие широкие улицы, людской поток пополнялся беженцами из других районов города. Позади оставались лишь военные. Ну и монстры, на которых охотились. Правда, пока еще не ясно, кто на кого: военные на монстров или наоборот. Время от времени громыхали выстрелы, залпы орудий, слышались крики и стоны умирающих.

– Чего молчишь? – спросил Рыжий, глянув на друга.

Сашка Карась не ответил, лишь в очередной раз бросил на творца взгляд – смесь укора и сомнений.

– Винишь меня, да?

Карась шел, молча глядя себе под ноги, и думал, думал. Видимо, в нем шла внутренняя борьба, какая некогда бушевала в голове творца: он свыкался с мыслью, что все происходит на самом деле.

– Но я ведь не нарочно, – сказал Рыжий. – Откуда я мог знать, что все они оживут?

Карась резко остановился.

– Кто оживет? – прокричал он. – Рисунки? Да как такое вообще возможно? Это ведь всего лишь картинки, а они – не оживают! Такого просто быть не может!..

Не успел он договорить, как народ вдруг бросился врассыпную. В десятке метров от них асфальт приподнялся, а потом лопнул, словно гнойный нарыв. Над дорогой возникло очередное подтверждение того, что иногда рисованные монстры все-таки оживают. Правда, не успела высунувшаяся из-под земли черная чудовищная голова на длинной шее раскрыть пасть, ее изрешетили десятки автоматных пуль, а основание шеи брызнуло кровью, разорванное угодившим туда снарядом. Чудовище рухнуло, как надломленный стебель.

Карась, загораживающий Любу от монстра (будто это могло помочь, если б чудище решило напасть), снова впился в Рыжего долгим задумчивым взглядом.

– Мама, а что там, вверху? – раздался рядом детский голосок.

– Солнышко.

– А там тогда что?

Рыжий взглянул в ту сторону, куда показывала девочка. Над домами висело яркое желтое пятно. И вдруг на нем раскрылись два красных глаза и рот, полный острых зубов.

– Вот пакость! – воскликнул проходящий мимо солдат и сбил ботинком вынырнувшие на клумбе из-под земли цветок с клыками вместо лепестков и шипастую травинку.

– Вясна пришла… – Рыжий невольно улыбнулся.

Но восторг его мгновенно пропал, едва он снова встретился глазами с Карасем.

– Идем! – вдруг сказал тот и свернул с проспекта на примыкающую к нему опустевшую широкую улицу.

– Куда? – насторожился Рыжий. У его приятеля был такой вид, словно тот решил отвести его подальше и пристрелить. Но он ведь не станет так поступать? Они же друзья!.. Или станет?

– Ты же сам сказал, что привлекаешь своих монстров, – ответил Сашка. – Значит, нужно уйти подальше от людей.

– Выходит, ты мне веришь?

Карась молча побрел дальше. Люба последовала было за ним, но остановилась и вопросительно взглянула на своего создателя, мол, ты с нами? Рыжий посомневался, но все же пошел.

– Зона эвакуации в другой стороне, – остановил их какой-то солдат.

– Нам очень нужно, – не моргнув глазом соврала Люба. – Дома осталась моя сестренка. Она там совсем одна…

Солдат понимающе покачал головой. Задумался. Видимо, приказа кого-либо удерживать у него не было.

– Может, вас проводить? – спросил он, окинув Любу оценивающим взглядом.

– Ее есть кому защищать, – тут же с вызовом ответил выступивший вперед Карась.

«Да ну?.. Кто-кто, а Любочка – последняя, кто тут нуждается в защите, – подумал творец. – Она ведь тоже монстр!» И тут же заметил благодарный и кокетливый взгляд, которым девушка одарила его друга за эти слова.

Солдат спорить не стал. Пожав плечами и с опаской глянув на обезлюдевшую улицу, он отступил в сторону, давая им пройти. Вид пустынного города, где, возможно, за каждым углом скрывается монстр, мигом отбил у него желание играть в героя и выпендриваться перед красоткой.

Покинутый город походил на декорации к постапокалиптическому фильму. Они шли между брошенных машин. Некоторые были перевернуты, разбиты – столкнулись между собой либо врезались в столбы или стены домов. Повсюду валялись вещи, выброшенные хозяевами, которые избавлялись от излишней тяжести, мешавшей им спасать собственные жизни. Кое-где на асфальте темнели пятна засохшей крови, а на корпусах машин виднелись следы зубов и когтей. Иногда встречались люди: затравленные, они жались к стенам и, испуганно озираясь, торопились покинуть полные кошмаров улицы, бежали туда, где раздавались выстрелы, – под защиту автоматов и пушек военных.

– Так будет быстрее, – сказал Карась, распахнув дверцу стоявшей у обочины белой легковушки. Сев за руль, он повернул ключ, торчащий в замке зажигания. Двигатель машины послушно заурчал.

– Ты умеешь управлять этой штукой? – с восхищением спросила Люба.

– И что такого? – пожал плечами Рыжий, садясь рядом с водителем. – Я вообще с пяти лет за рулем.

И нахмурился, заметив, что его замечание оставило Любу равнодушной.

Сашка Карась вдавил педаль газа и рванул машину с места. Дорога была забита транспортом, пришлось выехать на тротуар. Бегущие навстречу перепуганные парень с девушкой шарахнулись в сторону.

– Дави эту мразь! – закричала Люба.

– Ты опять? – укоризненно взглянул на нее Карась в зеркало заднего вида. – Мы же договорились!

– Все, больше не буду, – кокетливо пообещала девушка. – Обещаю!

«Договорились? – удивился Рыжий. – Когда успели?..»

В этот момент Сашка свернул вправо и едва не въехал в перевернутый КамАЗ, перегородивший дорогу.

– Осторожно! – закричал Рыжий.

Но не успел Карась надавить на тормоз… КамАЗ вдруг взлетел в воздух!

– Что это, на хрен, было? – вскричал Карась.

Рыжий посмотрел назад и поразился. Над дорогой возвышался его любимец Акинап и сжимал огромную машину своими мохнатыми паучьими лапами. Монстр отшвырнул КамАЗ в сторону с такой легкостью, словно тот был игрушечным.

– Тебе не показалось, что он специально это сделал? – спросил Сашка, глянув в зеркало.

И словно в подтверждение его слов, монстр Акинап поднял вверх лапу.

– О! Приветствует своего создателя! – подтвердила Люба.

– Так, давай по порядку, – сказал Карась, глянув на творца. – Что, собственно, происходит? С чего вдруг твои картинки стали оживать?

Рыжий коротко поведал ему про портрет музы, про то, как ему явился во сне умерший друг Койот и рассказал о древнем ритуале аборигенов.

– Сам я не очень-то верил, что такое возможно, – сказал творец. – Но все же решил попробовать. А вдруг сработает?

– Сработало, блин… – проворчал его приятель. – Хоть и звучит как бред.

– Но я же не думал, что оживут они все! Я-то хотел оживить только ее!

– Кого?

– Кого-кого… Свою нарисованную музу!

– Ну и как, удалось? И где же она?.. – Карась вдруг умолк и перевел пораженный взгляд с Рыжего на Любу: с творца – на его творение. – Хочешь сказать… это она?

– Так а я тебе про что толкую! С нее все и началось!

– Чушь! – замотал головой Сашка. – Не может быть!

В голосе его прозвучало столько отчаяния, что Рыжий скрипнул зубами от злости. В душе его мутной жижей расползлось знакомое мерзкое чувство, и вспомнились слова ныне покойного Краба (царствие ему подземное): «Я понимаю, что она как бы к тебе приходила…» Творцу вдруг захотелось взять черный стержень и нарисовать очередного монстра…

– Нет, не верю. – Карась снова с сомнением бросил взгляд на Любу. Она в ответ с улыбкой пожала плечами, мол, да, все так, но что тут поделаешь – что есть, то есть!

И вдруг дорога впереди неожиданно исчезла.

– Тормози! – закричал Рыжий, но поздно.

Автомобиль подпрыгнул, перескочив бордюр, пронесся через кювет и замер так резко, что Рыжий едва не пробил головой лобовое стекло. Оказалось, пока Карась пялился на ожившую нарисованную девушку, город закончился. Теперь перед ними на несколько километров простирались поля, а вдали в голубой дымке виднелись волны поросших лесом сопок. Колеса автомобиля беспомощно вращались, увязнув в грязи пашни. Карась заглушил двигатель и откинулся на спинку сиденья.

– Приехали!

Рыжий распахнул дверцу, выбрался наружу, оглянулся.

– Эй, ну че вы там? Идем?

Люба тоже вылезла из автомобиля. Карась продолжал сидеть за рулем. Запрокинув голову, он провел ладонями по лицу. Когда девушка коснулась его плеча, тот вздрогнул, словно от разряда тока.

– Неужели для тебя так важно, как именно человек появился на свет? – спросила она.

Карась посмотрел на нее так, будто пытался разглядеть в ее чертах штрихи шариковой ручки. Но перед ним стоял обычный человек – как все, из плоти и крови. Пусть и рожденный столь необычным образом.

Она протянула ему руку.

– Ты как, все еще с нами?

Сашка долго молчал, пожирая ее глазами.

– Я с тобой!

Сжав ее ладошку, он выбрался из машины. И так, держась за руки, они пошли прочь от города. Рыжий какое-то время провожал их взглядом. Потом, нервно пнув колесо застрявшего в грязи автомобиля, поплелся следом.

Спустя полчаса они добрались до вершины ближайшей сопки, и только теперь Рыжий оглянулся. Оставшийся позади город выглядел как после бомбежки: разрушенные здания, повсюду полыхают пожары, небо заволакивают черные тучи дыма. Слева, в поле, в отдалении от города виднелась россыпь светлых точек – палатки. Видимо, тот самый лагерь для эвакуированных. Время от времени с той стороны громыхали выстрелы.

Карась помог Любе забраться на крутой склон. Они стали рядом.

– Слушай, Рыжий, – сказал Сашка. – Если это все правда… Ну то, что это из-за тебя. С этим же надо что-то делать!

Творец молчал. Он старался не замечать, что его друг все еще держит за руку его музу. Но не мог…

– Чего молчишь? – спросил Карась.

– Да пошло все!.. – Рыжий повернулся к городу спиной.

Люба злорадно улыбнулась, но под укоризненным взглядом Карася ее улыбка пропала.

– Ты серьезно? – прокричал Сашка. – Люди гибнут! А вдруг эта зараза перекинется на весь мир? Нужно что-то сделать!

– Сделать что? – Рыжий снова глянул на разрушенный город. – Я понятия не имею, как и почему это все происходит! И я не знаю, как это остановить!

– Не знаешь ты, могут понять другие, – возразил Карась. – Есть люди, которые наверняка разберутся, что и как. Ученые, там, какие-нибудь…

– Предлагаешь пойти туда и все им рассказать? – Рыжий кивнул на палаточный городок. – А если они решат, что прекратить это можно, лишь меня убив? Если военные просто пристрелят меня без лишних слов?

– Если это поможет спасти человечество…

– Да плевать я хотел на человечество! – прокричал Рыжий. – Точно так же, как человечеству всегда было плевать на меня! Хочешь, чтобы я принес себя в жертву во имя них? Но что они сделали для меня?

– Вот только не надо опять задвигать о том, какой хреновый мир и все такое… – скривился Карась. – Это философские бредни. Тут же – все серьезно! Катастрофа!

– Но мне-то что с того? Меня, похоже, мои рисованные монстры не трогают. Значит, лично мне ничто не угрожает. И ради чего, по-твоему, я должен пойти и самоубиться?

– А как же остальные? Подумай о людях!

– Хочешь правду? – Рыжий с презрением посмотрел в сторону палаточного городка. – Знаешь, а ведь мне их совсем не жаль. Я пытаюсь убедить себя: это же люди, я должен испытывать к ним сострадание. Но когда думаю об их гибели, не испытываю никаких эмоций. Хотя вру. При мысли о смерти некоторых есть чувство – радость! Например, моя соседка была та еще тварь. Туда ей и дорога! Или эти гниды, которые лупили меня в гаражах. Или Краб, отравлявший мне жизнь. Думая об их гибели, я искренне надеюсь, что жизнь после смерти существует и их ждет вечное пекло. Что касается остальных пострадавших – полное равнодушие. Они мне никто, я их не знаю, и мне плевать на их судьбу. Думаю, умри я, они ощущали бы то же самое. Конечно, многие сочувственно покачали бы головами, сказали б со скорбными минами: «Бедный мальчик!» Но это была бы ложь! В душе им было бы все равно, что умер какой-то неизвестный им чувак. И ты думаешь, кто-то из них отдал бы свою жизнь, чтобы спасти мою? Так почему ты предлагаешь мне пойти и умереть за них?

И помолчав, Рыжий добавил:

– Я тебе больше скажу: в мире нет ни одной причины, из-за которой стоит умирать.

– Как это нет? – удивился Карась. – Да таких причин полно!

– Ну, например? Назови хоть что-то, ради чего можно погибнуть!

– Разве ты не отдашь свою жизнь, скажем, за родину, за идею, за близких?

– И не подумаю!

– Ну да, не каждый рождается героем, способным на самопожертвование, – вздохнул Сашка.

– Я их считаю идиотами, а не героями, – перебил Рыжий. – Повторяю: в мире нет ни одной причины, из-за чего стоит умирать, будь то вера, идея, клочок земли, родня, человечество, да хоть вся Вселенная. И знаешь почему? Потому что никто не знает, есть ли жизнь после смерти. А вдруг ее нет? Вдруг жизнь у нас одна? В таком случае ты, как любое живое существо, должен стремиться как можно дольше продлить свое существование. Мы все играем в игру на выживание. И на пути у нас постоянно встречаются различные ловушки, которые так и норовят отправить в могилу. Причем ловушки эти – не только такие опасности, как машины на дорогах, падающие на головы кирпичи, болезни и катастрофы, но также некие личности, которые убеждают тебя сдохнуть за какую-нибудь херню: за веру, за любовь, за родину, за царя… Да только, если ты согласишься и пожертвуешь собой, тебе уже будет все равно, ради чего ты сдох. Ведь для тебя игра окончена!

– Тебя послушать, так герои, которые с гранатами бросались под танки, чтобы спасти своих товарищей, свой народ, свою землю, совершили это напрасно?

– Единственная ситуация, когда так можно поступить, – если ты обречен, если понимаешь, что тебе в любом случае кранты. Вот тогда, рванув чеку гранаты, можешь самоуничтожиться, прихватив с собой в могилу парочку врагов. Также неизлечимо больной человек, мучающийся от болей, может попросить отключить поддерживающие его жизнь приборы. Но, если ты здоровый человек, у которого есть выбор, жить или умереть, добровольно выбираешь смерть: бросаешься на амбразуру вражеского дота или жертвуешь кому-то свои жизненно важные органы, – ты дурак, а не герой. По фигу, с какой мыслью ты умер! По фигу, что будет после тебя! По фигу, как будут жить твои вожди, народ или родственники! Конкретно для тебя игра окончена! Тебя больше нет! Ты – пустота!

– Это же эгоизм! – воскликнул Карась.

– Нет, обычный инстинкт самосохранения, – пожал плечами Рыжий.

– Ну а если война? Если пришли враги, которые хотят сделать тебя рабом, отобрать твою землю, убить твоих близких? Что тогда? Также отсидишься, лишь бы сохранить свою жалкую жизнь?

– Нет, пойду воевать, – ответил Рыжий. – Но, отправляясь на войну, я пойду сражаться вовсе не за идею, веру или клочок земли. Двигать мной будет все тот же инстинкт самосохранения. Ведь от того, остановлю я врага или нет, будет зависеть моя собственная жизнь. А сообща навалять врагам проще, чем поодиночке. Потому-то мы и сбиваемся в стаи, чтобы проще было выживать. Но, взяв в руки оружие, ты должен помнить, что сражаешься вовсе не для того, чтобы «хорошие» победили, а «плохие» проиграли, не затем, чтобы наступили социализм, демократия, монархия, не для того, чтобы все стали верить в Христа, Магомета или Говинду, не затем, чтобы выжила твоя семья, а потом твою жену трахал какой-то мужик, а нажитым тобой имуществом пользовались другие люди, пусть даже если это твои собственные дети. Цель у тебя одна: остаться в живых и после победы жить долго и счастливо. Иначе – игра окончена. А байку про самопожертвование придумали те, кто хочет выжить за счет других. Ведь тот, кто тебя убеждает за что-нибудь умереть, сам этого делать не собирается.

– Ну а если, пожертвовав собой, ты сможешь спасти миллионы? – не сдавался Карась. – Для меня так выбор очевиден: нужды большинства важнее нужд меньшинства.

– Для меня тоже очевиден: пусть и большинство, и меньшинство идут на фиг. Пусть ищут другую жертву.

– А как же долг перед родиной?

– Долг? – удивился Рыжий. – И когда ж, интересно, я успел чего-то кому-то задолжать? Да еще и настолько, что расплачиваться обязан самым дорогим, что у меня есть, – собственной жизнью?

– Ну как же… Ты обязан обществу, которое тебя воспитало. Оно кормило тебя, учило, давало кров, защищало…

– А я его об этом просил? С таким же успехом ты можешь держать раба, а потом сказать ему, мол, ты мне теперь должен, ведь я давал тебе крышу над головой, еду и одежду. А у него, что, был выбор? Не больше, чем у питомца, которого ты заведешь в своей квартире. Давай, предъяви своему коту или морской свинке, что они тебе чего-то там должны. Мы не выбирали, где родиться и в каком обществе жить, – отмахнулся Рыжий. – Знаешь, кто считал себя обязанным родине и обществу? Мой прапрадед, который вернулся с Русско-японской войны, не получив ничего, кроме увечий. Или мой прадед, который воевал в Гражданскую за советскую власть. Когда же он пришел домой, его объявили кулаком, посчитав, что у него слишком большое хозяйство, забрали дом и сослали в Сибирь. Там он жил в таких условиях, что девять из одиннадцати его детей умерли с голоду и от болезней. Несмотря на это, когда началась Вторая мировая, ему заявили, что долг его семьи – стать на защиту страны, которая ее ограбила и убила детей. Добровольцами на фронт ушли оба оставшихся в живых прадедовых сына. Назад вернулся один – мой дед. Без ноги. И остаток дней провел в нищете, так как, будучи инвалидом, работать не мог, а страна, за которую он воевал, не шибко-то поддерживала калеку, да еще где-то затерялись наградные листы и прочие документы, дед никак не мог доказать, что он ветеран. До конца своих дней он искал справедливости, рассылая письма по различным инстанциям и получая чиновничьи отписки. Кстати, документы все-таки нашлись, правда, уже после дедовских похорон. Его сын, мой папаша, в это время исполнял другой долг – интернациональный, воюя в Афганистане. Вернувшись, он также не получил ничего, кроме гордого звания воина-интернационалиста. А вот его сыну – моему старшему брату Сереге – повезло меньше. Он ушел в армию и дал присягу защищать и оборонять свою родину. А тут как раз началась первая чеченская кампания. Уж не знаю, что он там защищал и оборонял, но назад из Чечни он не вернулся. Все они были кому-то чего-то должны! И знаешь, что я скажу? Ни хрена и никому я не должен! Если страна растила меня как потенциальное пушечное мясо – пусть идет в жопу!

Сашка Карась молчал, глядя на клубящиеся вдали над домами черные тучи. И вдруг решительно повернулся.

– Мне плевать, каким бредом набита твоя башка! – прокричал он. – Я знаю лишь одно: это… – он указал на город, – надо остановить! И тебе придется это сделать, хочешь ты того или нет! Иначе…

– Убьешь меня? – Рыжий с усмешкой глянул на палку, которую его друг сжимал в руке.

– Если будет необходимость… – медленно произнес Карась.

Но не успел он окончить фразу, между ними очутилась Люба. При этом на лице у нее возникла такая растерянность, что Рыжий засомневался: интересно, чью сторону она примет?

– Да иди ты к черту! – Карась яростно отшвырнул палку и отвернулся.

В этот момент посреди города рухнула телевизионная башня, сваленная обвившим ее длинным щупальцем.

– Ромка, ты же не всерьез, да? – уже спокойнее сказал Сашка. – Я не верю, что ты на самом деле так думаешь. Я ж тебя знаю, ты не такой. Я ведь помню тебя с детства, как ты каждую бабушку готов был через дорогу перевести. Видимо, ты злишься, вот и несешь всю эту чушь.

Рыжий мимолетно глянул на свою музу. Злюсь? Да ну? С чего бы это?..

– Но я верю, что в душе ты прежний добрый малый, готовый любому прийти на помощь, – продолжал Карась. – А сейчас твоя помощь ох как нужна! Причем многим! Потому как, кроме тебя, тут никто не поможет. Если в тебе осталось хоть что-то человеческое, ты должен попытаться остановить все это!

– Пойми же ты… – Творец вздохнул. – Даже если захочу, что я могу сделать?

– Вот это же смог! – Карась снова указал на город. – Нашелся же способ такое устроить. Значит, есть способ и как прекратить.

– Но я понятия не имею, как это работает! Мне советы давал Койот! Но у него – по объективным причинам – я спросить не могу. Потому как он давным-давно помер!..

Рыжий вдруг умолк.

– Чего? – с надеждой спросил Сашка. – Есть идея?

– Знаешь, а ведь это мысль, – задумчиво пробормотал творец. – Нужно спросить у Койота!

Они возвращались в город. С сомнением – ведь впереди среди руин кишели тысячи неведомых чудовищ, – но шли.

– Вам необязательно туда возвращаться, – сказал Рыжий.

– Да нет уж, лучше мы с тобой, – ответил Карась. – Тебя, я гляжу, твои чудища любят.

Творец пожал плечами. У него не было стопроцентной уверенности, что его собственные создания для него безопасны. Ведь то, что он все еще жив, может оказаться лишь счастливой случайностью.

– Главное, добраться до какого-нибудь магазина с канцтоварами, – по пути объяснял Рыжий. – Мне нужен только альбомный лист и черный стержень.

К счастью, такой магазин нашелся прямо на окраине города. Подойдя к нему, они обнаружили, что даже при паническом бегстве владельцы не забыли повесить на его двери замок. Рыжий недолго думая схватил стоявшую у крыльца мусорную урну и швырнул в витрину.

– Что? – обернулся он, перехватив удивленный взгляд Сашки Карася. – Пусть потом подадут на меня в суд!

Рыжий шагнул в витрину, в свете недалекого пожара поблескивающую по краям осколками стекол, словно клыками, будто в пасть чудовищу. Творец даже задумался, впечатленный таким сравнением. Вот бы изобразить такой магазинчик: заходишь туда, а он – хрясь! – и захлопнул пасть, только кости посетителя на зубах заскрежетали… Но Рыжий поспешно отогнал эту мысль. Он пришел сюда не для того, чтобы создавать чудовищ, а наоборот – чтобы их уничтожить.

Тут он заметил, что Карась с Любой о чем-то шепчутся, поглядывая в сторону магазина. Заподозрив неладное, он подкрался к краю витрины, осторожно выглянул.

– …Разве ты не видишь, он сам стал каким-то монстром, – шептал его приятель. – Знаешь, если его план не сработает, если ничего не получится исправить, у меня останется лишь один вариант.

Люба тревожно взглянула на него.

– Обещай, что не помешаешь мне! – потребовал Карась.

– Но ведь он мой создатель!

– В истории не раз бывало, когда детям приходилось восставать против обезумевших отцов. Помнишь, что я тебе говорил?

– Нужды большинства важнее нужд меньшинства? – ответила Люба.

– Именно! – кивнул Сашка. – И если ради спасения миллионов нужно пожертвовать одним…

Он вдруг умолк, будто почувствовал, что его подслушивают. Рыжий отступил во мрак, вздохнул: «Вот, значит, как!» И все же решил не отклоняться от плана: ведь мир и правда нужно спасать. Тем более что происходящее – всецело его вина. Пройдя вглубь магазина, Рыжий отыскал отдел с канцтоварами и, схватив пачку альбомных листов и пару стержней, вернулся к другу и музе.

– Что ты собираешься делать? – встревожился Карась. – До этого твои художества ничем хорошим не заканчивались.

Творец не ответил. Он уселся прямо на тротуар и положил перед собой лист. Теперь он усиленно пытался припомнить, как выглядел Койот в его сне. Но вспомнить так и не смог. Как и все сны, тот возникал в голове размытыми урывками. Тогда он начал рисовать Койота таким, каким видел в последний раз, – живым.

Сашка Карась стоял рядом и молча наблюдал за процессом, то и дело настороженно поглядывая по сторонам. Но вокруг было тихо: ни людей, ни монстров. В обезлюдевшем городе властвовали какое-то мертвецкое спокойствие и зловещая тишина. Такая, что когда из-за поворота вдруг выехал военный грузовик, гул его мотора казался подобен раскатам грома. Машина притормозила метрах в ста от них, из кузова стали выпрыгивать солдаты в боевой экипировке. Грузовик укатил дальше, и вскоре рев его мотора снова захлебнулся в окутывающей город могильной тиши. Выстроившись цепью, солдаты пошли по улице, настороженно обводя округу стволами автоматов. Видимо, очищали город от чудовищ. Когда бойцы скрылись за домами, Карась снова взглянул на лист. Теперь там угадывались знакомые черты. Койот!

– А ты не боишься, что он тоже станет монстром? – с тревогой спросил он.

– Кто, Серега Кайтов? Уж кому-кому, а ему это точно не грозит, – усмехнулся творец. – Вспомни тексты, которые он писал. Койот и при жизни был чудовищем, только от поэзии. Хуже, чем был, он уж точно не станет.

Карась с сомнением наблюдал, как Рыжий заканчивал рисунок. На листе был изображен волосатый парень с гитарой. Сашка хорошо помнил лидера поселковой рок-группы «Крах», мрачного дебошира и пьяницу. У Рыжего получилось отлично, сходство с оригиналом было налицо.

– И что дальше? – спросил Карась.

Картинка оживать не торопилась. Рыжий озадаченно поскреб затылок. При этом он отметил, как пристально смотрит на него товарищ. Ох и не понравился ему этот взгляд…

– Ах да, – вспомнил творец и подписал внизу листа: «Койот». Затем он положил рисунок на асфальт и зачем-то отошел в сторону, словно оттуда вот-вот выскочит человек. Но и теперь ничего не произошло.

– Не понимаю, – озадаченно сказал Рыжий. – Раньше вроде срабатывало…

Тут он боковым зрением заметил, как Карась заходит ему за спину.

– Все-таки решил меня прикончить? – спросил Рыжий, не оборачиваясь.

– Нет, всего лишь отвести к специалистам, которые разберутся, что и почему тут происходит, – холодно ответил тот. – И сделаю это, хочешь ты того или нет!

Рыжий горько усмехнулся, глянул на Любу. Та отвела взгляд. Ну надо же, а когда-то она за него грозилась глотку перегрызть!..

– Ты же видишь, что у тебя ничего не выходит, – едва не умоляя, сказал Сашка, хотя поза его говорила о том, что просить он вовсе не собирается и готов волочь Рыжего силой. И творец понимал: сил-то у его товарища хватит. Тот, в отличие от творца, регулярно поднимал не только карандаши и кисти, но и штанги с гирями. Да только сила ведь может быть не только в теле!

– Не подходи! – Творец приподнял пачку бумаг и поднес стержень к чистому листу. – Ты знаешь, на что я способен!

Хотя тут же засомневался: «Успею ли так быстро нарисовать какую-нибудь пакость, которая за меня заступится?..»

– Извини, братан, но я должен! – Карась медленно наступал, выдергивая из штанов пояс, которым явно намеревался связать творца. И вдруг он замер, уставившись на что-то. Рыжий глянул в ту сторону и увидел валявшийся на асфальте лист. Чистый! Лишь в углу стояла подпись: «Койот».

– Получилось!

«Если придумать сказку, можно там весело жить и разными чудными тварями этот мир населить…» – раздалось неподалеку веселое пение.

Рыжий, Карась и Люба разом оглянулись. В сотне метров от них на автобусной остановке сидел патлатый парень в рваной джинсовой куртке. Он играл на гитаре и горланил песню.

– Охренеть, – прошептал Карась. – Как живой!

«Подкину им парочку монстров, чтоб было весело жить. Болезни, голод и много другого… Такой весны им не пережить», – продолжал распевать Койот, не обращая на них внимания.

– Эй, Койот! – позвал творец.

– О, Рыжий! Здорова! – Койот отложил гитару, подошел к нему и хлопнул по плечу. – Вот уж кого сто лет не видел… Ну, рассказывай: как житуха?

Рыжему стало не по себе. Он вспомнил похороны, Койота в гробу…

– Ты чего на меня так пялишься, будто монстра увидел? – спросил Койот.

– Да просто как-то необычно тебя видеть… живым.

– Так ты и не видишь, – ответил восставший из мертвых музыкант. – Ты же не думаешь, что всерьез воскресил мертвеца? Я всего-навсего – оживший портрет.

– Да нет, я понимаю, кто ты, – кинул творец. – Просто ты так похож на него. Как-то непривычно общаться с человеком, которого давно нет в живых. Пусть даже он всего лишь моя фантазия.

– Я полагаю, ты не затем меня призвал, чтобы повосторгаться своим умением творить чудеса. – Койот уселся на бордюр у дороги. – Так что давай выкладывай, чего хотел. Слушаю и повинуюсь, мой создатель!