Текст книги "Таинственные чары"

Порча и её лечение

Под названием порчи наши простолюдины разумеют человека одержимого злым духом или сатаною. Одержимые такой болезнью, которая состоит из слабости нервов, действующих на мозг, они точно также называются одержимыми духом.

Как бы то ни было, но из среды людей, одержимых это болезнью, больными оказываются чаще женщины, как более слабонервные и кроме того более впечатлительные и характерные.

Болезнь эта весьма многоразлична в своих явлениях и совершенно неуловима для врачей, которые до сих нор еще не успели изучить совершенно, насколько своенравна и неуловима нервная система и так же какие лекарства могут действовать на эту болезнь.

Простой народ видит в этом недуге влияние злого духа, который запрещает человеку молиться, ходить в храм Божий и принимать Святые дары, хотя не противится совершенно.

Болезнь эта также чрезвычайно разнообразна по образу влияния на тело человека; так например в известное время человек впадает в такой пароксизм, при котором его пронимают судороги; он падает, вместе с дикими возгласами во рту появляется пена, шея раздувается и часто живот передвигается взволнованными своими внутренностями. Иногда живот вздувается, как у беременной, а также и шея так раздувается, что делается в уровень с лицом; лицо синеет и в конечностях проявляется род окостенения вследствие конвульсии; глаза, под влиянием общего остолбенения безжизненно устремляются на один предмет и часто скашиваются… Картина чрезвычайно страшная. В церквах эти женщины или мужчины окончательно не могут выдерживать запах ладана и падают; точно также они не могут выдерживать всяких тяжелых духов, как-то амбры, мускуса, выхухоли, а также тяжелого пота лошади и других парно-и непарнокопытных животных.

Но бывает время, когда эти больные бывают приятными собеседниками.

Эти болезни вообще можно отчислить к истерическим припадкам, к столбняку, к периодическому лихорадочному состоянию; но бывают болезни такого рода, которые придают болезни совершенно другой характер. Так автор видел следующие припадки, по видимому кажется совершенно не болезненные, но скоро обнаруживающие припадок или болезнь мозга. Например.

Одна женщина жаловалась, что она постоянно слышит разговор, в каждых часах, будь они стенные или настольные. В разговоре этом они обращаются или к ней самой или, толкуют между собою.

Один мужчина пожилых лет жаловался на то, что он не может слышать равнодушно пение петуха и действительно автор видел, что этот несчастный дрожал, когда услышал пение и едва успокоился и то по прошествии нескольких минут времени. Видеть он их тоже не мог без содрогания и всегда старался перебежать дорогу, завидев петуха или старался просто спрятаться, тогда как бедное животное вовсе невинное, которого даже мыши не остерегаются, вероятно не предполагало, что оно кому-нибудь так страшно.

Одна женщина, будучи старушкой лет семидесяти, со всей дряхлостью ее лет была в настолько болезненном состоянии, что не могла ни чем прокормить себя и питалась милостыней от страшного голода и жажды. Она могла съесть более одного каравая в один присест и выпить более одного ведра воды или квасу, лишь бы только где могла хлеб, воду или какую пищу другую получить или найти без молитвы или получить без упоминания слов: «прими Христа ради».

Эта старушка жила где то вне Москвы и, чтобы получить себе подаяние, соответствующее ее громадному аппетиту, исполняла гигантскиеработы; так, например, она могла без труда привезти воз дров, или принести на коромысле два ушата воды и в такие ее лета!

Автор видел и таких больных женщин, которые имели такие животы, что их можно было счесть беременными, если бы только можно было пдумать, что можно быть в беременности от 10 до 12 лет.

Автор видел таких страшных пьяниц, которые за рюмку вина готовы были выйти с ножом на большую дорогу, и для которых быть трезвым составляло болезненное состояние.

Можно видеть во многих провинциях и сейчас людей с огромными зобами под нижней челюстью, на вопрос у которых вы получите утвердительный ответ, что это было им сделано. У одного было спрошено, где и кто это сделал; он отвечал:

– Да вот видите ли батюшка, как было: в нашей деревне был известный киловяз Гаврюшка Петров, про него часто повсюду чуть не вслух поговаривали. Однажды по весне нам пришлось землю делить, кому какой клин достанется. И он тут был, мне бы и не надо было жарконько-то вступаться, а я признаться погорячился, ну крестьяне то на мою сторону и потянули. А это было не по нутру нашему Гаврюшке. Вот он вечером подошел к моему окну, да и говорит: напрасно, сват Илья, ты эвто дело говорит так круто повел, мотри што-бы после не каяться, да знаешь ты, на меня и дунь… А дело то происходило так: он был под окном на моей завалинке, а я то сидел на лавке в избе своей у окна. С той минуты у меня как начала ныть щека, как начала, так просто хоть святых вон вынеси, да и стало ее раздувать всё более и более… А вот уж теперь и не больно.

Пробовал ходить и к докторам, говорил рассказчик, но всё ничего нет пользы; говорят вырезать надо, да чего вырезывать то, ведь ядра нет, не нарыв какой.

Одна женщина довольно богатая рассказывала про себя следующее (она и сейчас в Москве):

«Я была замужем за торговцем сапожным и башмачным товаром, человеком весьма хорошим, любившем меня; мы жили хорошо. Но ко мне давно уже ходила одна знакомая NN, которую и муж мой часто видал; игрывали вместе в карты, попивали водочку и мало по малу, они между собою сблизились, как брат с сестрой, так мне казалось; между тем, их дружба, как после я узнала, дошла и далее мною предполагаемого; подруге моей я извинила бы более, чем моему мужу, потому что она старая дева; но дело не в том.

Коварная NN стала его часто приглашать к себе, от чего он не отказывался, заводила с ним попойки и карточную игру, и нарочно даже ездила к какому то ворожее, за Москву и оттуда за большие деньги выписав какого то зелья, начала его поить с целью отворожить от меня, и что же, ведь преуспела в этом, разбойница! Так сделала, что он и по нескольку ночей стал пропадать, стал равнодушен ко мне и наконец до того его отбила, что стала наконец ему прямо говорить о том, чтобы меня отравить – не отравить, а просто извести, чтобы я умерла незаметно и без подозрения, что от чьей-либо отравы; сам пред смертью сказывал. А сама то пусть хоть бы была какая-нибудь кралечка, а то рябая форма, смотреть страшно.

Я только молилась и более ничего не знала; и спасибо молитве, она спасла меня. Наконец он стал мне прямо говорить, что ему чрезвычайно неприятно жить со мною под одной кровлей, тогда как в разлуке со мною он меня и жалеет и обо мне думает… В этом состоянии он до того расстроился, что не стал уже обращать внимания на торговлю, дела пошли хуже; она у него стала выманивать большие суммы…. И сама всё внушала ему, чтобы он решился извести меня.

Однажды, сама того не зная, я сделалась больна, со мною случилось что-то необыкновенное. Я не понимала своей болезни, страдала словно как в самой мучительной лихорадке. Между тем, мой муж во время этой моей болезни окончательно забыл меня и проводил дни и ночи у своей разлапушки.

В одну из таких ночей я помню, я не спала: вдруг слышу в соседней комнате, кто-то идет, стукая чем-то жестким по полу. Это было ночью, служанка была на кухне, дверями никто не хлопал, я смотрю вперед, лежа на кровати и жду, что будет. Вдруг подходит к моей кровати и кто бы вы думали: скелет с косою в руке и под белым покрывалом. Я творю молитву и крещусь слабою рукою, думая: «Вот пришла смерть моя» и шепчу: «В руки твои предаю дух мой, Господи!» и все крещусь; наконец призрак исчез и я впала в обморок.

Наутро просыпаюсь и перекрестилась, что еще жива. Приняла лекарства. Тут пришла ко мне одна знакомая, я это ей рассказала. Та так и ахнула. Ну, говорит, матушка, знать тебе умирать придется. «Так что же, говорю, чем горе терпеть, лучше умереть: Счастье-то мое сама видишь», и упросила знакомую у себя ночевать. Знакомая моя, уже женщина почтенных лет, осталась, так как она была женщина одинокая и при том почти бездомная. Наступил вечер… Ну признаюсь, она настращалась, как услышала и треск и вереск и наконец какие-то темные вроде дымных клубов носились в воздухе, и то появлялись, а то исчезали. Мне было не страшно, я решилась умереть, чтобы составить счастье мужу, который, видимо, мучился моей жизнью и сам измучен был этой, прости Господи, ведьмой во плоти. Но моя сиделка едва выдержала ночь и оставила меня, искренно сознавая, что в доме лихо. Нечисть есть какая то.

Однако я, против моего чаяния, оправилась, то есть смогла встать с постели, ходить, но почувствовала новую боль; эта боль распространилась по моему телу в виде желваков или кил; некоторые из них теперь достигли величины кулаков и так остались после смерти покойника.

Я думала умереть ранее моего мужа, но судьба устроила иначе. Он умер ранее. Когда он уже лежал в постели, то однажды сказал мне:

– Вижу, радость моя, что нас с тобою смутили недобрые люди; теперь на одре смертном я сознаю это, прими мое покаяние: одна молитва спасла тебя и защитила от тех страшных заговоров и колдовства, которые я, к вящему греху моему, сам приносил тебе. Тебя и дурманом окуривал, и песку с могилы носил, и беленой поил, и кости мертвых под изголовье клал. Но кроме несчастья ничего не получил, а какие странные заговоры читал, чтобы извести тебя!… Но вот извел сам себя, а ты непорочная, чистая, сохранила себя от напастей демонских; смерть приходила к тебе и та не смела тронуть ранее определенного Богом часа».

Покойник умолял меня, чтобы я простила ему его слепоту, как отступнику, который обращается к истинному Богу, и не верил даже моей клятве, боясь что во мне осталась еще злоба; но я никогда не питала ее, видя, что он заблуждается сам. Он умер и я молюсь о душе его.

Эта почтенная дама, рассказавшая о таком событии, жива и здравствует. Она жила в собственном доме близ Рогожской заставы до 1873 года, потом, кажется, дом продали. Имя и фамилию свои она не позволила объявить из скромности. Но просила от себя заявить мне, где только будет возможно, чтобы никто не применял, даже в шутку известных поверий или симпатических средств, как хотите назовите, такие поверья, как то: брать с могил кости песок, землю, даже траву для ворожбы или с суеверною целью.

Автор говорит так: «У него был товарищ когда они еще мальчиками учились в одном из казенных заведений, по фамилии Михельсон, родом из Ревеля; тогда товарищ этот выдавал за истину следующее: родительница его страдала слезоистечением из правого глаза; никакие врачевания не помогали, как однажды какая то женщина присоветовала приложить к больному месту палец мертвеца, уверяя, что слезоистечение прекратится; не помню, говорит автор, кто у них в семье умер, внук или сын, но только г-жа Михельсон вспомнила совет и приложила палец усопшего ребенка к больному месту на минуту, когда тот был во гробике.

Что же вы думаете: канал, из которого истекала или, как говорят, била слеза, мало того что перестал источать слезу, но к большему прискорбно совершенно перестал изливать ее и глаз, не получая нужного увлажнения, стал совершенно сухой и больная потеряла зрение этим глазом окончательно.

Мы думаем, что такие бессознательные поступки для нас будут избавлением или улучшением в жизни – нисколько…. Мы хуже себе сделаем, прибегая к какому-либо суеверному поступку. Чего мы должны ждать от трупа? чего искать от кости, или могильного песка? Нам нужно просить благо от всевышнего Творца, но если мы для каких либо целей будем прибегать к посторонней помощи, то явно, что мы избрали себе другого кумира и ясно, что мы стремимся ко злу, и стараемся найти кроме небесного Творца другого покровителя; но разумеется, этот покровитель будет лукавый, которого нам заповедано избегать и только он уже будет не покровитель нашей души, которая должна будет отвечать за свои прегрешения пред Творцом мирa.

Лет около 30 назад в С.-Петербурге девочка лет одиннадцати или двенадцати в праздник Нерукотворного Образа была на Волковском кладбище, и, гуляя, сорвала какой то маленький сучок цветка или просто деревца, посаженного на неизвестной могиле и принеся домой, посадила его в стакан. Легла спать. Во сне ей является неизвестный человек и требует, чтобы она немедленно возвратила этот цветок на старое место. Девочку это удивило. Когда она проснулась, то не замедлила рассказать это домашним, и все разделили её смех. На другую ночь повторилось то же самое посещение покойника, и требование свое он повторил с гневом. На этот раз девушка также рассказала сон и старшие в семействе приняли ее рассказ с более серьезным видом. – Я пожалуй выброшу цветок, сказала девочка. – Нет, погоди, а то Бог знает, что из этого может произойти.

На третью ночь было приказано решительно, чтобы цветок был принесен на то место, откуда он был взят. Утром девочка уже с плачем просила родителей проводить ее до кладбища. И цветочек, уже поблекший, отнесли на незнакомую могилу, причем рассеянная девочка едва-едва нашла ее. С этих пор посетитель более не являлся.

Вот что бывает. Неужели покойнику нужны цветы, которыми украшены кладбища? неужели он живет в этих палисадниках? А вот люди остерегают: да. Начиная рассматривать обряды похорон с грубых неверующих дикарей и кончая обрядами самых просвещенных христианских народов, мы замечаем одно общее: уважение к останкам покойников. Поэтому допускать других или употреблять самому остатки для волхования, конечно всегда во вред другим; а все, что сделано с намерением причинить зло ближнему, противно памяти усопшего, тебе, и Богу, от которого одного верою и молитвами приобретем мы благо на земле и на небе. А чего же искать более человеку? Молись и трудись, вот общая заповедь.

Тысячи самых разнообразных образцов мы видим и в нашем отечестве и в других странах так называемой порчи, которую врачи не принимают, причисляя ее к числу нервных болезней, или к расстройству мозга; мы также думаем, что эта болезнь – следствие отравления разнообразными, растительными или другими ядами, которые со временем развивают разнообразные припадки, приводящие добросовестных врачей в полное недоумение, потому что физически невозможно думать, чтобы заговоры и наговоры, которые мы приложили для образца, из числа собранных нашим просвещенным деятелем г. А. Н. Афанасьевым, авторитет которого приобрел заслуженное доверие, могли своей детской поэзией повредить человеческой натуре. Мы не раз слышали из рассказов простолюдинов, что колдун никогда не может ничего сделать, если не попотчует чем-либо в питье или в пище, следовательно только при помощи яда он губит человека1) а яд – это такая отрава, которой может действовать каждый, если только злоба в этом человеке подавляет совесть и заглушает христианские добродетели или по крайней мере xpиcтианский долг «возлюбиши ближнего своего».

Лечение порчи

Во время порчи иногда кричат, или выкликают, поминая имена лиц, причинивших им болезнь. Но на это не должно обращать внимания, иногда это вздорь; из наблюдений сделанных автором для лечения этих нервных припадков лучше нет как применить магнетизм опытного человека. Врачевание при помощи чертополоха, баранца или баранчика, в форме настоев, вредно. Употребление внутри ладана также, хотя оно в нашем простом народе по церковному употреблению считается не вредным, а Богу приятным предметом!.. Но если больной этим недугом сам по себе (вне припадка) оказывается религиозным, тo лучше действовать на него успокоительно-развлекающим образом, водить его в часы досуга в церковь, внушать ему как можно более молиться, не давать ему пить пива, водки и требовать соблюдения диеты.

Иногда эту болезнь причиняют глисты.

В прежних изданиях иллюстрацией покойный Д. С. С. В. И. Даль (казак Луганский) описывал, как страдал порчей один еврей, у которого до того распух живот, что он едва мог дышать, и врачи употребляли все средства, но всё было напрасно. Порою в животе даже раздавалось какое то непонятное квакание и сильное движение живота обнаружило, что в нем было что-то как будто живое. Наконец решились прибегнуть к слабительному и рвотному, как к средству, давшему может быть более определительный результат.

Больного подвергли строгой диете, потом дали слабительное. Результат не обнаружил ничего, затем дали рвотного, быть может, надеясь выжать глиста, и что же оказалось? Из него вышло пропасть маленьких, бледных, но живых лягушек. Лишь только эта дрянь оставила больного, от тотчас почувствовал себя легче, стал свободно дышать и живот пропал. Когда его стали спрашивать в подробностях, не было ли с ним каких особых случаев, на чтобы он мог указать, как на объяснение этого факта, то еврей отвечал так: —Я проходил одним лесом и мне захотелось пить, а день был очень жаркий; воды же по близости нигде не было, ягод и плодов также; я увидел болото, и, припав к нему, стал с жадностью втягивать в себя холодную влагу; на первых порах мне было ничего, но а потом я и сам почувствовал в себе перемену и с этих пор до сих, меня постоянно томила сильная жажда. Вот только сейчас я уже не ощущаю такого аппетита.

Это рассказывал сам покойный Даль. Писатель и врач, бывший любимец Пушкина, присутствовавший при смерти Пушкина, человек, который первый положил начало изучению народного быта, преданий, языка и следовательно был весьма близким к нашему народу.

Вот еще случай, как лечить водяную. Рассказ передан автору капитаном Белопольским, сыном известного врача Белопольского, служившего в 12 году в действующей армии. Одна помещица ехала из имения в город по делу. Она была одержима водяной, была во время пути закутана, кроме теплого платья, разного рода одеялами, пологами и подушками, потому что сидеть как следует, хотя и при спокойной зимней дороге, никак не могла и боль то и дело, что отдавалась во всех членах. По приезде на станцию перезябшая барыня потребовала поскорее чая; служанка, спросив у хозяйки теплой воды, нашла уже горячий самовар на потребу приезжих и, выхватив у хозяина чайник, тотчас заварила чай, даже не прополоскав его, чтобы только поскорее удовлетворить требованию больной и нетерпеливой барыни. Выпив чашку, потом другую, барыня почувствовала тошноту, за тем рвоту и еще что-то… После этого она, оправивишись, выпила еще чашку, и с ней повторился случай; госпожа не понимала себя, что с ней делается, выпила четвертую чашку, тоже…. Но дело в том, что при этом, по-видимому, неприятном случае, после каждого, так сказать, припадка ей становилось легче дышать, и живот её убавлялся. Будь этот случай от руки врача и не на дороге, она бы приписала это врачебному искусству, но случаю приписать это было не возможно; госпожа тотчас приступила к девушке с вопросом о том: чем ты меня поишь? где взяла чай? где сахар? хлебы? и прочее все сама пересмотрела и добралась до чайника. Чай был вылит и осмотрен, в нем тоже ничего; но в носике чайника нашли уже издохшего сверчка: вот от чего прошла водяная. Барыня, благодаря случаю избавления, отпустила девушку на волю.

Индийская магия

Индия и по сейчас – страна чудес. Благотворный климат юго-восточный Азии благоприятствует произрастанию всевозможных растений, самых редких, точно также, как и жизни животных всех классификаций.

Растения Индии дают самые полезные лекарства и самые сильные яды; часто рядом растут и яд и противоядие на одной почве и даже переплетаясь своими корнями.

Сама Индия была когда-то обширным государством и славилась в свете процветанием наук и искусств; остатки всего этого мы видим на дивной архитектуре, остатки которой сохранились до сего времени. По архитектуре своеобразной и характерной, мы должны судить также, как и по мифологии, о том, как должны были быть образованы народы, состояние которых теперь дико; верования запутанны, в котором однако виден гений, Зороастра, учение которого говорит слишком много прекрасного. В этом учении есть отблески правды, замаскированной до такой степени, что отыскивать с трудом ее приходится только при сравнении истории с мифологией всех народов.

Ясно из всего, что индийцы, народ когда то сильный, погибли под бичом соседнего владычества и при них только и осталось предание и сказание из тех же памятников, которые народная мудрость сохранила в целости, чем может осуществить народную веру и поддержать его храбрость и вот в Индии сохранилась религия, с требованием мщения; сильно разработались гимнастики и познания в ядах и противоядиях.

Чистые индийцы изумляют нас и заметьте, это дикари, своими штуками, которые для них ничего не стоят; точно также, как играя в бабки, один индиец бросает ножи в другого, но не попав ни одним из них в тело, до того верно и метко усаживает ножи, ограничивая ножами силуэт, в котором вторая китайская личность находится как в рамке, без вреда. При этом индиец, в которого кидали ножи, представляет собою нейтральное существо.

Нам приходилось видеть и в С.-Петербурге и в Москве индийцев, выданных за китайцев, которые делали такие примеры ловкости и относим ее к более утонченной, чем европейская. Ловкость их превышает всякое вероятие; они оказывают такую ловкость в приемах, которая состоит в навыке, приобретенном только долговременностью. Они являются изумлять Европу, которая с своей стороны изумляет их своими красотами. Из описания Араго, знаменитого путешественника (слепца) мы видим, что вообще индейцы обладают изумительной ловкостью; они глотают ножи, выходят на львов, укрощают змей, отлично стреляют; взбираются на самые высокие деревья, вырубая в тоже время ступени для всхода к верху с невероятной скоростью и множество других вещей.

Неуязвимость. Европейские путешественники по Индии с изумлением рассказывают о том, как индийцы носят с собою мешки, наполненные ядовитыми змеями и потом этих змей припускают к телу; змея жалит тело, которое при этом страшно распухает, рана для всех видима, укушенный в глазах у всех должен умереть. Это общее заключение, но к удивлению ничего этого не бывает: уязвленный, с страшной опухолью на теле, по-видимому, чувствующий все припадки яда, хотя и страшно страдает, но он имеет при себе помощника, который в известную минуту берет мазь и этою мазью натирает ему рану. Что же вы думаете читатель? рана затягивается; опухоль пропадает и того, на которого вы смотрели как на мертвеца, весело провожают, дав ему несколько монет.

Эту магию xopoшo бы знать и нашим Европейским врачам; быть может наши аптеки обогатились бы каким-нибудь полезным медикаментом, а то при богатстве научных знаний, экспериментальная медицина во всех ее отношениях: руководствуется какими-нибудь двадцатью рецептами против всевозможных болезней и разница состоит только в визитных платах.

Индийцы вообще обнаруживают чрезвычайные подвиги, о которых говорят и, французы и англичане; все эти подвиги, изумляющие европейцев, относятся или к ловкости гимнастической, к которой они пpиyчаются с детства, или к познанию свойств растений или к изумительному познанию человеческого организма; так скажем, есть ли у науки средство сохранить организм в таком положении, чтобы он не умер и не жил, а самопроизвольно сохранился, как бы в летаргическом сне?

Нам известно, что растения каждую зиму прекращают свою растительность, прозябают; некоторые из животных одержимы зимою спячкой или оцепенением, но все это естественно, между тем как нет естественности в таких случаях, когда мы сами собою определяем срок бездействия и временной смерти. Лучше всего такой казус объяснить примером из опыта, в котором нашему естествознанию был нанесен ощутимый удар.

Временная смерть. Этот случай, который мы хотим передать, произошел в присутствии одного путешествующего по Индии англичанина, в бытность его там; случай рассказан под 1838 годом. В это время войска были расположены лагерем близ Пенджаба и разумеется, скучая от бездействия, солдаты и офицеры были рады всякому поводу к развлечению. Развлечение скоро нашлось.

К ним привели одного индийца, который сам и про которого заявили люди, что он может пролежать в могиле до 9 месяцев без пищи и еды и остаться живым. Это приняли с особенным интересом и просили исполнить. После каких то приготовлений индийцу приготовили склеп, выложенный кирпичом и он начал приготовляться к своим временным похоронам. Прежде всего он залепил воском все отверстия своего тела, исключая рот, разделся донага, и его посадили в порожний полотняный мешок; потом загнул язык концом внутрь, с целью закрыть гортанное отверстие, после чего самовольный страдалец впал в летаргический припадок, или род оцепенения.

Мешок, в котором он находился, завязали и скрепили печатью, затем странную поклажу положили в сундук, который заперли висячим замком; этот сундук погрузили в могилу, забросали землей; посеяли на этом месте рожь и поставили караул. В течение десяти месяцев два раза наведывались на счет индийца, который оставался лежащим неподвижно, был холоден и безжизненным.

Прошло десять месяцев; индийца вырыли, отворили замки, разломали печати, и вынули сундук, из которого вынули мешок с индийцем. Сердце у индийца не билось, тело было холодно, пульс умолк; по-видимому ничто не обнаруживало признаков жизни, так что для возбуждения её нужно было очень осторожно всунуть руку в рот и разогнуть язык. Только одна голова была еще нисколько тепла. Тело облили теплой водой и тут начали оказываться признаки жизни. Чрез два часа индиец стал ходить и улыбаться; а вместе с тем рассказывать, что он во всё это время видел очаровательные сны, но что ему очень тяжело пробуждение, сопровождаемое головокружением.

В журнале Globus также упоминается о подобной способности индийцев, особенно из секты йогов и топазивов, которые считают эти временные похороны за обряд, приближающий их к небу и блаженству.

По свидетельству сэра Клода Уэла факир приготовлялся к этой процедуре жесточайшим постом, утоляя свой голод только молоком, до того, что когда его нужно было хоронить, то он едва говорил.

Когда его вынули, то увидали, что ноги и руки его были скорчены и окоченевшими, тело было холодно, только голова была несколько горяча и в висках не было заметно следа легкого биения.

Для того, чтобы расправить члены, нужно было прибегнуть к теплой воде и к голове (к темени) была приложена теплая лепешка из пшеничной муки. Потом были открыты залепленные воском отверстия и открыт ножом рот и расправлен язык, который впрочем с трудом был выпрямлен и веки натерты льняным маслом. Когда глаза его были открыты, они были тусклы и безжизненны. Только через час после приема масла факир мог заговорить, и то болезненным голосом.

Пляска змей. Одна из самых обыкновенных магических проделок, это пляска змей, которых индийцы заставляют плясать под свирель особого рода. Понятно, что змеи приучены так, что у них вырваны вредные зубы; кроме того, вероятно, индийцы знают, какие брать аккорды, могущее или раздражать, или успокаивать, а иногда просто приятно щекотать слуховой нерв, и обезоруживать животное. Мы знаем, что некоторые собаки никак не могут равнодушно выслушивать скрипку и начинают выть, перестав лаять на музыканта. Басня о Mepкypии, который усыпил Аргуса, не напоминает ли нам несколько о влиянии звука на животных? Впрочем можно предположить, еще и то, что индийские фокусники успокаивают змей какими-нибудь известными им духами или составами.