Текст книги "Эон"

Глава 45

Ву и Цзян рука об руку шли от станции к площади перед библиотекой, почти не разговаривая, но явно довольные обществом друг друга. Несколько часов назад они решили отправиться сюда вдвоем, чтобы совершить паломничество, которое планировали очень многие, но мало у кого находилось для этого время. Около двадцати военных НАТО и союзных сил, члены научных команд побывали там в одиночку и группами и вернулись с благоговейными рассказами об информационном потенциале библиотеки. Это произвело впечатление на Ву; он попросил разрешения у Хуа Линя, и, поскольку область их исследований сократилась, руководитель китайской команды согласился.

Но что-то было не так. Перед библиотекой в некотором замешательстве бродили русские солдаты. Заметив Ву и Цзян, пересекавших площадь, они бросились ничком на землю и схватились за автоматы. Ву инстинктивно поднял руки. Цзян отступила на шаг и, казалось, собралась бежать.

– Нет, моя дорогая, – прошептал Ву.

– Что с ними?

– Не знаю. Советую не делать резких движений.

Она придвинулась ближе к Ву и тоже подняла руки, глядя на него в поисках поддержки. Он кивнул.

Они стояли так несколько долгих и неприятных минут, в то время как солдат подползли друг к другу и посовещались. Затем прозвучала резкая команда, и русские, кроме двух автоматчиков, встали, опустив оружие.

– Теперь мы можем идти? – спросила Цзян.

– Нет, еще нет.

Двое русских шли через площадь им навстречу. Не дойдя несколько метров, они остановились.

– Вы говорите по-русски? – спросил один из них.

– Я говорю, – ответила Цзян. – Но по-английски лучше.

– У меня ужасный английский, – сказал тот. – Вы китайцы?

– Да. Мы гуляли, – объяснила Цзян.

С этого момента они говорили по-русски.

– Я ефрейтор Родженский, а это ефрейтор Фремов. В библиотеке что-то произошло, но что именно – мы не знаем. Мы не можем вас пропустить туда, да и здание не откроется.

– У вас есть какие-то мысли по этому поводу? – спросила Цзян, изо всех сил стараясь выглядеть заинтересованной и вежливой.

– Нет. Мы слышали выстрелы, а потом черная… стена закрылась и больше не открывается.

– Из-за чего стреляли?

– Мы не знаем, – объяснил Родженский, нервно поглядывая на Фремова. – Мы связались с нашим руководством в четвертой камере, но они еще не прибыли.

– Мы поможем вам, чем можем, – предложила Цзян. – Или, если хотите, уйдем.

– Нет… Наверное, вы могли бы подойти к двери, попытаться открыть ее. Может быть, это и глупо, но все-таки… – Родженский пожал плечами, потом внезапно сообразил, что их автоматы все еще направлены на китайцев. – У вас есть оружие? – спросил он, оглядываясь через плечо на лежащих автоматчиков.

– Нет. Мы ученые.

Родженский крикнул, чтобы солдаты опустили оружие.

– Мы плохо знаем это место, – сказал он, – и очень беспокоимся. Особенно сейчас. Наши офицеры внутри – ищут дезертира. – Он нахмурился, видимо, поняв, что говорит слишком много. – Пойдемте и посмотрим, не откроется ли дверь перед вами.

Пока их вели к библиотеке, Цзян все объяснила Ву, на лице которого застыло выражение напряженного интереса. Солдаты в некотором замешательстве бродили вокруг. Ву подошел к черной стене, подняв руки, и приложил к гладкой поверхности ладони.

Она не расступилась перед ним, чего, судя по всему, и следовало ожидать. Ву отступил на шаг и опустил руки.

– К сожалению, – сказал он, – кажется, что…

Изнутри послышалась серия низких вибрирующих звуков; затем она повторилась, и раздался голос:

– В этой зоне требуется вмешательство полиции. – Голос говорил по-русски. – Вход посторонним запрещен. Просим немедленно известить медицинский и полицейский персонал. Вход запрещен. – Затем сообщение повторили по-английски и по-китайски.

Солдаты отступили назад, подняв автоматы и вытащив пистолеты.

– Вероятно, внутри что-то случилось, – спокойно объяснила Цзян Родженскому. – Наверное, нам следует сообщить об этом своему руководству, не так ли?

Она посмотрела на русского миндалевидными глазами; на лице ее застыло уверенное хладнокровное выражение. Ву просто любовался ею. Он никогда не видел ее реакции на критические ситуации.

Ефрейтор Родженский задумался, отрицательно покачал головой, потом, сгорбившись, словно от непосильного гнета, задумался снова.

– Что нам делать, если она не откроется? – спросил он.

– Сейчас она не откроется.

– Наше руководство внутри – все до единого.

Цзян продолжала напряженно смотреть на него.

– Да… ладно, – наконец сказал Родженский. – Пожалуйста приведите сюда ваше начальство.

– Спасибо.

Цзян взяла Ву под руку и пошла вместе с ним назад.

– Очень странно! – воскликнула она, удивленно качая головой. – Более чем странно.

– Ты была просто великолепна, – потрясенно сказал Ву.

– Спасибо.

Она благодарно улыбнулась.

Глава 46

Он только что закопал свой парашют и теперь лежал в высокой сладко пахнущей сухой желтой траве возле дороги. Закрыв глаза руками, он ждал, когда мимо пройдет грузовик или машина, и он попросит подвезти его в Подлипки – или это случилось в Монголии? У тамошней базы был лишь номер – 83.

Впрочем, это не имело значения. Солнце было теплым, и, если не считать легкой головной боли, майор Мирский чувствовал себя прекрасно. Он приземлился так далеко, что, возможно, потребуются часы, чтобы добраться до базы. Пропал не только обед, но и политзанятия. Он с удовольствием обменял бы тарелку каши на несколько часов размышлений в одиночестве.

Наконец на дороге появилась запыленная черная «волга» и остановилась рядом с ним. Заднее стекло опустилось, и плечистый, с мясистым лицом человек в сером высунул наружу голову, хмуро глядя на Мирского.

– Что вы здесь делаете? – спросил человек. Он напоминал генерал-майора Сосницкого, но что-то в нем было и от бедняги Жадова, погибшего во время бойни в скважине… где-то, когда-то… – Как зовут вашу мать?

– Надя, – сказал он. – Мне нужно…

– А какой торт был у вас в день рождения, когда вам исполнилось одиннадцать?

– Простите, я не понимаю…

– Это очень важно. Так какой?

– Кажется, что-то шоколадное.

Человек в сером кивнул и открыл дверцу.

– Садитесь.

Мирский уместился рядом с ним. Сиденье было влажным от крови; три спутника незнакомца были трупами, одинаковыми с виду, с окровавленными головами и вытекшими мозгами. – Вы знаете этих людей?

– Нет. Мирский расхохотался – Нас друг другу не представили.

– Они – это вы, – объяснил серый человек, и все погрузилось в серую мглу. Он снова закапывал парашют…

У него начали возникать подозрения. Наконец, после того как его подобрали в седьмой или восьмой раз, и человек в сером заинтересовался его комсомольским прошлым, Мирский решился задать несколько вопросов.

– Я знаю, что это не сон. Где я?

– Вы были очень тяжело ранены.

– Я, кажется, этого не помню…

– Нет, но вспомните. Вам выстрелили в голову, и вы серьезно пострадали. Часть вашего мозга разрушена. Вы никогда не сможете вспомнить свою жизнь во всех подробностях и никогда уже не будете тем же самым человеком.

– Но я прекрасно себя чувствую.

– Да, – согласился человек в сером. – Это нормально, но это лишь иллюзия. Вместе с вами мы будем исследовать вашу память, выяснять, что сохранилось. Осталось, собственно, достаточно много – что удивительно, учитывая тяжесть ранения, – но вы никогда уже не будете…

– Да, да, – перебил Мирский. – Так я умру?

– Нет, вы вне опасности. Голова и мозг восстановлены, и вы будете жить. Но вы должны принять решение.

– Какое?

– Вы можете жить с недостающими частями мозга, а можете получить нейропротез – искусственные сегменты личности, подогнанные к оставшимся.

– Вот теперь я действительно в замешательстве.

Человек достал из сумки книгу с картинками. Когда он открыл ее, оказалось, что страницы заполнены прекрасно выпоненными изображениями – некоторые были ослепительно яркими, другие имели приглушенно-металлический оттенок, третьи же вызывали вкусовые и осязательные ощущения. Он взял книгу и стал ее читать. Закончив, спросил:

– Буду ли я знать, что принадлежит мне, а что нет?

– Если вы этого пожелаете.

– А без этих… протезов? Кем я буду?

– Инвалидом. Вы сохраните память, – объяснил незнакомец, – хотя кое-что вам трудно будет вспомнить четко, а кое-где будут провалы. Вам потребуются недели, чтобы научиться снова видеть, и зрение ваше никогда не будет хорошим. Вы никогда не восстановите обоняние и чувствительность левой стороны тела. Ваши способности к математическим выкладкам сохранятся, но речь будет невнятной и может никогда не восстановиться.

Мирский смотрел на лицо незнакомца, пока ему не показалось, что оно расплывается в небе за боковым стеклом машины.

– Это звучит не слишком весело.

– Можете выбирать.

– Вы находитесь в библиотеке, верно?

– Я – вовсе не то, что вы видите, – пояснил человек. – Я – функция города, принявшая форму, приемлемую в вашем теперешнем состоянии. Людей-медиков сейчас в нашем распоряжении нет, и город взял ваше восстановление на себя.

– Ясно, – сказал Мирский. – С меня достаточно. Я больше не хочу ничего, кроме тьмы.

– Да, это произойдет, как только вы примите решение.

– Я говорю, что хочу умереть.

– Это не входит в число возможных вариантов.

– Ладно, тогда – да.

Он быстро принял решение, чтобы не думать больше обо всех возможностях, обо всех ужасах.

– Вы согласны на нейропротезирование?

– Согласен.

Незнакомец приказал остановить машину и улыбнулся.

– Можете выходить, – сказал он.

– Спасибо.

– Не за что.

Мирский вышел из «волги» и закрыл дверцу.

– Да, еще одно, – остановил его человек, высовываясь из окна. – У вас были намерения причинить вред Белозерскому, Велигорскому или Языкову, в частности, Велигорскому?

– Нет, – ответил Мирский. – Они меня раздражали, и я бы с удовольствием обошелся без них, кроме, может быть, Велигорского. Но нет, я не собирался причинять им вред.

– Спасибо. – Человек поднял стекло.

– Не за что.

Мирский сошел с дороги, и оказалось, что уже ночь. Он лег на траву и уставился в черноту неба.

Глава 47

– Потемнее, пожалуйста, – попросил Лэньер.

Комната погрузилась в полумрак. Он сидел на иллюзорной кушетке и мысленно повторял то, что Патриция сказала ему после собрания. «Мы их встревожили». Имела ли она в виду, что Аксис знал об их присутствии на Камне с самого начала? Как долго этот замкнутый, самообеспечивающийся Ольми наблюдал за ними?

Погруженный в размышления Гарри почувствовал некоторое напряжение внизу живота и понял, что изо всех сил старается не думать о сексе, но тело не считается с мозгом.

Дверной голос объявил:

– Карен Фарли просит разрешения войти.

– Зачем? – резко спросил он, злясь на неподходящий момент. – Подождите… она одна?

– Да.

– Пусть… пусть войдет. – Лэньер встал и разгладил комбинезон, бывший на нем во время полета на АВВП, а сейчас выстиранный и выглаженный. Он проигнорировал одежду, лежавшую на овальной кровати в спальне.

Карен поступила иначе. Когда дверь открылась и загорелся свет, она появилась в очень схожем с брошенным Гарри платье, только золотисто-бежевом, а не темно-синем.

– Что?

– Разве это подходящий вопрос?

– Не думаю, – согласился Лэньер. – Чему обязан?

– Я разговаривала с Патрицией, вернее, она приходила ко мне. И я подумала, что вам, возможно, интересно будет кое-что услышать.

Он показал на кресло напротив кушетки.

– Мы разговаривали перед собранием, но я, скорее, запутался, а не разобрался.

– Хайнеман и Кэрролсон сегодня провели ночь вместе, – сообщила Карен, усаживаясь. – Патриция об этом не говорила – Ленора сказала. И еще на Камне, я заметила, что Ву и Цзян все время куда-то вместе исчезают.

Лэньер пожал плечами и потер ладони.

– Это нормально, – сказал он.

– Да. Но я, кажется, застала вас врасплох, так? Я имею в виду…

– Я вас прекрасно понимаю.

– Не знаю, что и сказать. – Она с любопытством окинула взглядом его жилище. – Меня никогда по-настоящему не влечило к вам…

– Влекло, – улыбнулся он.

– Ну, да, Боже мой. Не влекло. Но вы выглядели таким потерянным. И я тоже чувствовала себя потерянной. Честное слово, вы остаетесь для меня начальником.

– Это неважно, – сказал он. – Так что Патриция…

– Это важно, – спокойно возразила Фарли. – Вы мне нравились. Я уверена, что и я вам нравилась. Это нормально. Я просто хочу, чтобы вы знали: я на вас не в обиде.

Несколько мгновений Лэньер молчал, глядя в ее темные глаза.

– Хотел бы я говорить по-китайски, чтобы мы могли по-настоящему понять друг друга. Я мог бы научиться…

– Это было бы полезно, но прямо сейчас в этом нет необходимости, – с улыбкой сказала она. – Я могу вас научить.

– Так что сказала Патриция?

– Она думает, что нас используют – Ольми или кто-то другой – с какой-то целью. Ольми много говорил с ней, и она даже несколько раз беседовала с франтом. Она считает, что в Аксисе слишком много политики, и мы, возможно, не в состоянии узнать, что все это означает. Пока не в состоянии. Кроме того, она говорит, что информационная служба в ее жилище предоставляет ей меньше данных, чем в городе третьей камеры. Она считает, что для нас могли ввести ограничения.

– Звучит не слишком приятно, – задумчиво проговорил Лэньер. – Вернее, это может быть не слишком приятно, а может и вовсе ничего не означать. Возможно, они решили обращаться с нами аккуратно, дать нам возможность приспособиться постепенно.

– Я сказала ей то же, а она только улыбнулась. Патриция странно себя ведет, Гарри. Она еще сказала, что знает способ, как нам всем вернуться домой. У нее по-настоящему горели глаза, когда она говорила об этом.

– Мне она тоже об этом говорила. Она разработала план?

– Да. Она сказала, что коридор движется вперед во времени, причем одному году соответствует, примерно, тысяча километров. И это самая прекрасная кривая, которую она когда-либо могла себе вообразить. Гарри, они похитили ее – она уверена в этом, – они похитили ее, потому что боялись, что мы можем как-то вмешаться в автоматику шестой камеры. Помните тех людей – надеритов второй камеры, которых заставили уйти через многие годы после исхода из третьей камеры?

Он кивнул.

– Патриция говорит, что, по ее мнению, они были изгнаны против их воли, потому что люди из Аксиса хотели оставить Камень пустым. Никакого вмешательства, никакого саботажа. Вот почему она считает, что мы оказались в самом центре политических интриг. Разделение на надеритов и гешелей все еще существует.

– Не кажется ли вам, что независимо от всяких заверений здесь нас могут подслушивать? – спросил Лэньер. – Так что, может быть, не стоит обсуждать у меня подобные вопросы?

– А где мы можем их обсуждать? – с невинным взглядом спросила она. – Они могут следить за нами везде, где захотят, и подслушивать, а может даже читать мысли. Мы для них – дети, очень плохо образованные дети.

Лэньер посмотрел на молочного цвета столик между кушеткой и креслом.

– Это разумно. Мне, в самом деле, нравится, как обставлена эта квартира.

– Моя тоже.

– А откуда они – я имею в виду комнаты – могут знать, что нам нравится?

На ее лице появилось заговорщическое выражение.

– Я спрашивала мой комнатный голос, и он просто объясняет: «Комнаты предназначены для того, чтобы удовлетворять».

Лэньер наклонился вперед, сидя на кушетке.

– Здесь все просто невероятно. Это сон, Карен?

Она с серьезным видом покачала головой.

– Ладно. Итак, Патриция считает, что нашла способ выбраться отсюда и вернуться на Землю?

– О, она вовсе не предлагает таким образом вернуться на Землю. Она говорит, что может вернуть нас «домой» – что бы она ни имела в виду, – и говорит серьезно. Она сказала, что объяснит позже.

– Вы физик. То, о чем она говорит, возможно?

– Я здесь тоже лишь ребенок, Гарри. Я не знаю.

– Что еще она говорила?

– Только это. И… – Карен встала. – Я пойду. Но я не… О! – Она обхватила себя руками и посмотрела на Лэньера. – Я хотела сказать не только обэтом. Я должна быть уверена, что вы поняли, что я не обманываю вас.

– Я понимаю.

– Это просто, как вы говорите, нормально, хотя я и беспокоилась.

Он не считал это нормальным – так утверждала она, – но он не стал возражать.

– Не надо.

– Ладно, – сказала Фарли.

Гарри встал.

– Собственно… – Он снова покраснел. – Я чувствую себя, словно подросток, когда я… когда вы здесь и мы так разговариваем.

– Извините, – смутилась Карен.

– Нет, все хорошо. До сих пор я чувствовал себя, словно старик, утративший все свои способности. Буду рад, если вы останетесь у меня сегодня ночью.

Она улыбнулась, потом внезапно нахмурилась.

– Я буду рада, и я останусь. Но меня беспокоит Патриция.

– Да?

– Теперь она единственная из нас будет спать одна.

Глава 48

Шаг за шагом Патриция прослеживала ход кривой через пять измерений, наблюдая, как она развертывается подобно некой кошмарной лестнице, одна часть которой отбрасывает тень, а другая является зеркальным отражением исходной кривой. Глаза ее были зажмурены до боли, а на лице застыло выражение, среднее между экстазом и горем. Ей никогда еще не приходилось мыслить столь интенсивно, столь глубоко погружаться в умственные расчеты, и это пугало. Даже когда она открыла глаза, глядя на рассветную голубизну потолка, и повернулась на бок, протянув руку в пустоту рядом с кроватью…

Даже тогда ее палец следовал вдоль кривой, возникшей в воздухе, словно живая змея. Сжав кулак, она увидела маленькие пятнышки, скапливавшиеся вдоль пути, который проделал ее палец. Патриция снова закрыла глаза.

И мгновенно заснула. Ей снилась кривая, за которой она наблюдала с удобной позиции, в то время как мозг ее продолжал, хотя и в более щадящем режиме, работу, которую она не в силах была остановить.

Несколько часов спустя она внезапно проснулась, поняв, что ей нужно перечитать свою статью – ту, которую еще предстояло написать, ту, которую она обнаружила в библиотеке третьей камеры. С некоторой опаской – информационная служба не каждый раз предоставляла требуемую информацию – она встала с овальной кровати и, надев лавандовое платье, пересекла тускло освещенную комнату, на ходу застегивая пояс.

– Информация, Память Города, – произнесла Патриция.

В воздухе перед ней появился расцвеченный красными и золотыми полосами шар. Следом за ним возникли два круга, один вдвое больше другого, расположенные друг над другом – эквивалент древнего вопросительного знака.

– Прошу статью Патриции Луизы Васкес… О господи, я забыла точное название и дату. Это необходимо?

Замерцали сложные пиктограммы, пока она не попросила перейти на обычную речь.

– Вы хотите просмотреть полный список коротких работ Патриции Луизы Васкес? – спросил голос информационной службы.

– Да. – Патриция вновь ощутила фантастичность того, что собиралась делать.

Перед ней появился список, выполненный словно на огромном листе белой бумаги. Где-то в середине возникло название: «Теория n-пространственной геодезии в приложении к ньютоновской физике со специальным рассмотрением р-симплонских мировых линий».

– Вот она! Покажите.

Патриция внимательно перечитала статью и забарабанила пальцами по краю сиденья.

– Изумительно, – грустно констатировала она, – и неверно.

Возможно, это была основополагающая статья, но сейчас стало очевидно, что это ранняя и примитивная работа.

– Прошу еще раз показать список.

Служба информации выполнила пожелание; Патриция отыскала более позднюю работу и попросила показать ее.

Появился старый знакомый – шар с шипами.

– Запрещено, – сказал голос.

Она выбрала другую работу, чувствуя, как нарастает злость.

– Запрещено.

Еще одна, ближе к концу списка, написанная, когда ей было – будет – около шестидесяти восьми лет.

– Запрещено.

– Почему запрещены мои работы? – сердито поинтересовалсь она.

Шар с шипами был единственным ответом.

– Почему ограничен доступ к информации? – Внезапно у Патриции возникло ощущение, что она не одна в комнате. – Ольми? Дайте свет. – Комната осветилась. Никто не ответил.

Она встала и медленно обернулась, всей спиной ощущая напряжение.

Затем она увидела парящего под потолком пришельца – серый шар размером с бейсбольный мяч с лицом посередине. Какое-то мгновение она стояла неподвижно, испытующе разглядывая это лицо. Оно походило на мужское, с маленькими темными азиатскими глазами и курносым носом. Выражение его едва ли можно было назвать угрожающим; если что и было – так это лишь напряженное любопытство.

Она отступила к стене. Лицо замерло, но глаза пристально следили за ней.

– Кто вы? – спросила ПАтриция. По всей комнате разлетелись непонятные ей символы. – Я не умею изображать. Скажите, что вы здесь делаете?

– На самом деле я должен быть не здесь, – ответило лицо. Шар закатно-розового цвета опустился в нескольких футах от нее. – Но так или иначе, я лишь изображение. Пожалуйста, не пугайтесь.

– Но вы, тем не менее, меня напугали. Кто вы?

– Я из Памяти Города. Бродяга.

– Я вас не знаю. Прошу вас, уходите.

– Я не могу навредить вам, разве что вызову ваше раздражение. Я только хочу получить ответ на несколько вопросов.

Шар упал на пол и, словно вампир из старинного фильма ужасов, перевоплотился в мужскую фигуру, одетую в свободную белую рубашку и зеленые штаны. Фигура, казалось, приобрела материальность. Теперь в комнате стоял невысокий хрупкий человек, выглядевший достаточно молодо, с длинными черными волосами и усталым, с тонкими чертами, лицом. Несколько успокоившись, Патриция отошла от стены на несколько дюймов.

– Я горжусь своими достижениями, – сказало изображение. – У меня есть доступ к самым лучшим записям. Фактически, к забытым записям. В нижних уровнях Памяти Города царит ужасный беспорядок. Мне удалось найти частично стертую запись одного судебного дела… Нечто весьма серьезное – нарушение безопасности потока. Обрывки и кусочки информации привели сюда… Должен заметить, что связь слабая, но интригующая.

Фигура казалась знакомой, словно она встречалась с этим человеком или где-то его видела.

– Что вы здесь делаете?

– Я бродяга. В сущности, довольно жестокий бродяга, хотя по мне этого не скажешь. Я бываю там, где мне хочется, и пока я соблюдаю осторожность, я существую. Я предположительно осужден к пребыванию в неактивной Памяти а провел без тела сто пятьдесят лет. Здесь, конечно, присутствует лишь моя копия. Иногда меня нанимают для разных дел. Обычно я устраиваю поединки с другими бродягами. В свое время я уложил шестьдесят. Смертельные шахматы.

– Вы не ответили на мой вопрос. – Патриция готова была расплакаться. Она не могла понять, кого напоминает ей этот бродяга. – Оставьте меня. Я хочу просто подумать.

– Бродяги никогда не были вежливы. Вы слишком привлекаете к себе внимание в Аксис Надере. Однако я понятия не имел, где вы находитесь, пока вы только что не воспользовались информационной службой. Вас нашел агент – один из моих лучших агентов. В форме мыши.

– Пожалуйста! – закричала Патриция на всю комнату. – Уберите его отсюда!

– Это бесполезно, – сказал бродяга. – Откуда вы?

Патриция не ответила. Она боком двигалась к двери в спальню.

– Мне поручено выяснить, откуда вы. Мне платят, чтобы получить преимущество над давним соперником. Я не уйду, пока вы мне не скажете.

– Кто вас нанял? – закричала Патриция, испугавшись уже по-настоящему.

– Посмотрим… Я говорю на английском языке двадцатого века – собственно, на американском. Это удивительно. Только самые убежденные америфилы говорят на нем столь же хорошо, как и вы. Но кто будет интересоваться америфилом? – Изображение последовало за ней в спальню. – Мне не платят за догадки. Скажите мне.

Патриция подбежала к входной двери и приказала ей открыться. Та не подчинилась. Она судорожно вздохнула и повернулась лицом к изображению, приняв решение не терять контроля над собой.

– Что… что я получу взамен? – спросила она. – Если скажу вам?

– Может быть, мы сможем договориться.

– Тогда давайте сядем.

– О, я не могу вам этого не позволить. Я, знаете ли, не злодей.

– Вы призрак, – решительно заявила она.

– В большей степени, чем большинство призраков, которых вы встречали, – произнесло изображение.

– Как вас зовут?

– У меня нет сейчас имени. Есть след, но нет имени. А вас?

– Патриция.

– Не слишком распространенное имя.

Внезапно она вспомнила, где видела лицо бродяги, и столь же быстро отбросила догадку: это было слишком смешно.

– Я действительно американка, – сказала она.

– На сколько процентов? Большинство радо возможности заявить о трех или четырех, хотя с точки зрения статистики это…

– На сто процентов. Я родилась в Соединенных Штатах Америки, в Калифорнии. В Санта-Барбаре.

Изображение снова заколебалось.

– У нас не так много времени, Патриция Луиза Васкес. То, что вы говорите, само по себе не имеет никакого смысла, но вы, кажется, в это верите. Откуда вы взялись?

– Откуда я явилась – и когда? – Она снова глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Наклонила голову. – Я знаю вас. Вы очень похожи на Эдгара Аллана По.

На лице бродяги появилось некоторое удивление.

– Подумать только, вы узнали! В самом деле! Вы знали По?

– Нет, конечно, – ответила Патриция, ощущая неуместную радость на фоне страха. – Я читала его книги. Он давно умер.

– Он мой лучший наставник. Такой ум! – Бродяга окружил себя быстро движущимися изображениями могильных памятников, оживших покойников, кораблей в водоворотах и арктических пустынь. – Патриция Луиза Васкес знает По. Заявляет, что она американка двадцать первого века. Потрясающе. Но мне пора уходить. Скажите, что хотите знать вы, а потом я спрошу вас еще об одном.

– Что они собираются делать с нами?

– Нами? Есть и другие?

– Еще четверо. Что они собираются делать?

– Я, в самом деле, не знаю. Попытаюсь выяснить. Теперь мой последний вопрос. Почему вы так относитесь к ним?

– Я уже объяснила, почему. – К ее удивлению, весь страх прошел. Бродяга, или призрак, или кто он там, казалось, готов был сотрудничать, а Патриция не видела причин проявлять глупую лояльность по отношению к своим похитителям.

– Я думаю, мы можем помочь друг другу. Вы знаете, что в вашей службе информации имеется блокировка? Они держат вас здесь и избирательно ограничивают вам доступ к информации. Если вы сообщите, что я был здесь, возможно, я не смогу больше вернуться, и не отвечу на ваш вопрос. Подумайте об этом. До следующего раза, – сказал бродяга и исчез.

Внезапно квартира обрела голос.

– Сер Васкес, с вами все в порядке? Имело место нарушение…

– Будто я не знаю, – буркнула Патриция.

– Вы можете изложить проблему?

Она на мгновение прикусила палец, потом покачала головой.

– Нет. Собственно, никакой проблемы не было. – Изображение напугало ее, но и рассказало много интересного. Она сомневалась в том, что это проверка или эксперимент. Бродяга мог оказаться полезным источником информации… – Вероятно, было короткое замыкание или что-то в этом роде, ну, вы знаете.

Комната несколько секунд не отвечала.

– В случае необходимости будет произведен ремонт. Вам что-нибудь нужно?

– Нет, спасибо.

Нахмурившись, Патриция посмотрела на пиктор и снова прикусила палец.