Текст книги "Дикари. Дети хаоса"

– Нам нужно уходить.

– Я пойду за ним.

– Нет. Ты погибнешь.

По выражению лица Куинн ясно читалось, что ей все равно.

– Ты нужна нам, – сказал ей Херм. – Ты нужна Джино.

Куинн снова повернулась к джунглям, ничего не сказав.

– Мы должны…

– Возвращайся, Херм, – сухо произнесла она. – Возьми эту дуру, которая стоила жизни моему мужу, и возвращайся к Джино.

– Я не оставлю тебя здесь одну.

Внезапно она упала на колени перед телом Далласа, будто не могла больше сдерживать себя, и, склонив голову, разрыдалась.

В тот странный нереальный момент внутренний раскол, который давно назревал в Херме, тоже завершился. Теперь ничто не имело значения. Важны были лишь самые первобытные инстинкты. В некотором смысле Херм и остальные не отличались от того существа. И, возможно, так даже лучше, поскольку это необходимо, чтобы выжить. Жизнь – неважно, как долго они смогут за нее цепляться, – была единственным, что у них осталось.

Теперь они – дикари, и ничего больше.

Херм вытер глаза от дождя и оглядел Харпер с ног до головы. Ее грязное, мокрое и изношенное бикини почти ничего уже не прикрывало. Свободной рукой он грубо схватил ее за одну грудь, сжал и встряхнул.

Затем ущипнул за сосок. Харпер таращилась в пустоту, не возражая и не сопротивляясь. Либо она была уже не способна осознавать, что с ней происходит, либо ей все равно. Тем не менее это пробудило что-то у него внутри. Желание подчинить и сделать Харпер больно, овладеть ею, как если бы они были животными.

Он посмотрел на Куинн, желая убедиться, что она не смотрит.

Но она не обращала внимания и лишь тихо плакала, склонившись над телом мужа.

«Мы все умрем, – подумал Херм. – Все до единого».

Глава тринадцатая

Херм стоял в дверях и сквозь дождь и слезы, которые не мог сдержать, смотрел на джунгли. Харпер сидела у него за спиной, в углу, где он ее и оставил, и молча таращилась в пустоту. Джино дважды приходил в сознание, но всякий раз тут же отключался. Ружье висело у Херма на плече, в руках он держал мачете, лезвие и рукоятка все еще были покрыты кровью Далласа. Уже несколько минут Херм пытался продумать каждый мыслимый вариант, пробиваясь сквозь цунами чувств. Что, если Куинн не вернется? Что тогда? Он помнил ее взгляд, эту ярость, и не мог не задаться вопросом: что, если у нее получится? Из головы у него никак не шел образ обезглавленного тела Далласа, лежащего в грязи.

– Боже… – Слова застряли у Херма в горле. – Ты же был моим другом, – тихо произнес он, смахивая слезы.

Перед глазами у него проплывало лицо Далласа, его улыбка, воспоминания о проведенных вместе временах. Мало кто когда-либо был добр к Херму, но Даллас всегда относился к нему с уважением и вел себя как настоящий друг. Херму всегда казалось, что он этого не заслуживает, тем более сейчас, потому, что Даллас умер так же достойно, как и жил. Он был лучшим из них.

– Все хорошо, друг, – прошептал он. – Уже все хорошо. Ты свободен.

Но для тех, кто остался, все было иначе. Добрые, безопасные времена, которые они знали, остались в прошлом. Теперь все кончено.

Внезапно из джунглей появилась Куинн. С окаменевшим выражением на лице, с топором в руке, она шла сквозь льющий дождь широкими целенаправленными шагами. Даже не посмотрев на Херма, она пересекла аванпост и приблизилась к двум небольшим строениям, которые они ранее приняли за склады. Оба здания почти полностью были поглощены джунглями, плотно обвиты лианами и другими растениями. Но, не колеблясь и почти не сбавляя шаг, Куинн набросилась с топором на заросли. Принялась рубить их, с каждым яростным ударом все сильнее расчищая себе путь.

Херм снял ружье с плеча и положил на пол. Затем спустился по остаткам крыльца под дождь. Даже когда он присоединился к Куинн, она не остановилась и никак не отреагировала. Он принялся помогать ей, орудуя мачете. Размахивая огромным лезвием, Херм испытывал невероятное чувство освобождения и очищения. Рубил лианы и кустарник без пощады, без колебаний и даже без малейшего сожаления. И с каждым ударом он чувствовал, как что-то у него внутри пробуждается, растет и придает неведомые ранее силы.

Когда большая часть зарослей была расчищена, Куинн воткнула топор в землю и принялась голыми руками рвать остатки зелени и отбрасывать в сторону. Херм продолжал помогать ей, рассекая мачете последние лианы, пока доступ к зданиям не был расчищен.

Затем они оба ненадолго остановились передохнуть. Тяжело дыша, стояли и мокли под дождем. В какой-то момент они встретились глазами, и этого было достаточно. Ничего больше говорить было не нужно.

Снова взяв топор, Куинн прорубила двери обоих зданий.

Как и предполагалось, они оказались складами. В одном хранились лишь большие запечатанные бочки. Бензин. Второе здание было заполнено всевозможными припасами и ящиками с амуницией. Полки забиты старыми сухпайками, банками с различной едой и рисовыми консервами, рассчитанными на длительное хранение. На полу стоял большой ящик, с давно вскрытой крышкой. Когда-то он был наполнен гранатами, но теперь их осталось всего четыре.

Хотя Куинн никогда раньше не имела дела с оружием, она, не колеблясь, схватила гранаты и двинулась обратно в офицерские апартаменты. Засунув мачете за пояс, Херм набрал в руки столько еды, сколько мог нести, и поспешил вслед за Куинн. По пути он поглядывал на джунгли, опасаясь, что тварь может вернуться.

Несколько небольших контейнеров, которые они нашли и поставили возле почти развалившегося крыльца для сбора воды, уже наполнились. Куинн подняла один, попила из него и поставила на место. Второй взяла с собой в апартаменты.

Едва войдя, Херм поставил все банки и консервы на пол и снова поспешил на улицу. Вернулся с контейнером с дождевой водой. Присел рядом с Харпер и предложил ей глотнуть. Когда та отказалась, попил сам.

– Будь осторожна с гранатами, они, скорее всего, еще рабочие, – сказал он.

Его голос едва слышался из-за шума дождя.

– Какая-то из этой пищи может быть съедобной. Сомневаюсь, что будет вкусно, но…

– Держи его.

Херм с трудом сглотнул.

– Что?

Куинн опустилась на колени рядом с Джино, который едва был в сознании, а топор положила рядом с собой.

– Держи его, – повторила она, поливая водой из бачка себе на руки и пытаясь как можно лучше промыть их.

– Куинн, я…

– Держи его.

Посмотрев Джино в глаза, Херм впервые не увидел в них ничего, кроме боли и страха. Взяв его за плечи, он навалился на него всем своим весом, затем кивнул Куинн.

– Открытый перелом несет в себе более высокий риск осложнений и инфекций, – сухо произнесла она, словно читая учебник. – Мне нужно промыть рану, удалить грязь и осколки кости, прочистить как можно лучше. Затем придется вправить кость и наложить шину.

Джино, которого прошиб обильный пот, слабо кивнул. Глаза у него были приоткрыты.

– Делай, что должна, – еле слышно, срывающимся голосом, произнес он.

Когда Куинн начала лить воду на открытую рану и вытаскивать осколки кости, Джино закричал. Она работала кропотливо и невозмутимо, не обращая внимания на его крики и просьбы остановиться. Как учили, осторожно сжала пальцами кость, надавила и вправила.

Когда кость встала на место, крики Джино наконец смолкли и он потерял сознание. Едва тело Джино обмякло, Херм отпустил его, схватился за голову и откинулся назад. Он никогда раньше не слышал, чтобы кто-нибудь – мужчина или женщина – так кричал.

Кровь, пузырясь, выливалась из раны, выводя оставшуюся грязь и осколки кости.

Куинн сняла с Джино майку, отжала ее и перевязала рану. Поднялась на ноги, вытерла глаза и лицо, несколько раз глубоко вздохнула. Затем схватила перевернутый стул и разбила вдребезги. Взяла две досочки, когда-то бывшие частью сиденья, приложила с двух сторон к голени Джино и приказала Херму держать их.

Когда он прижал досочки, Куинн ушла и вскоре вернулась с двумя кусками толстой лианы, которыми привязала деревяшки к ноге Джино.

– Он по горло в дерьме, да? – спросил Херм.

– Мы все по горло в дерьме.

– Куинн, я…

– Не надо. – Она вытерла о шорты испачканные в крови руки, поправила лифчик бикини, затем взяла контейнер с водой, из которого Херм не допил, и протянула Харпер.

– Все этикетки выцвели, хотя они все равно на японском, – мгновение спустя сказал Херм, – но, как бы то ни было, у нас есть еда. Скорее всего, рис, возможно, какое-то мясо. Бобы, может, немного фруктов. Не узнаем, пока не откроем.

Куинн снова протянула Харпер воду, но та смотрела куда-то мимо нее.

– Она того, – сказал Херм. – Сбрендила.

Присев на корточки, Куинн поднесла контейнер к губам Харпер и влила ей в рот немного воды. Большая часть стекла по подбородку.

– Напои Джино. – Она протянула контейнер Херму. – Даже если он без сознания, смочи ему губы.

Куинн схватила топор.

– Когда очнется, дай ему попить маленькими глотками. Вероятно, в сознании он будет недолго, но, когда придет в себя, убедись, что попил.

– Ты куда?

– Дежурить. – Она выглянула в дверной проем и посмотрела на джунгли. – Будем делать, как сказал Джино. Защищать позицию.

– Что, если тварь не придет?

– Придет.

– А если нет?

– Тогда мы пойдем искать ее… выманим на открытое пространство… и прикончим гадину.

– Я не уверен, что она живая.

– Чтобы делать то, что она делает, что сделала, нужно быть в некотором смысле живой. – Какое-то время Куинн наблюдала за дождем. – А если она живая, значит, может умереть.

– Как убить то, что уже мертво?

– Уничтожить, – монотонно произнесла она, – стереть с лица земли.

– И как мы это сделаем?

Куинн ничего не ответила, просто продолжила наблюдать за дождем и джунглями.

– Что будет, когда стемнеет? – поинтересовался Херм. – У нас больше нет огня, нет света.

– Будем ждать. Дежурить. Защищать позицию. – Положив топор на плечо, Куинн наконец посмотрела на него. – Либо умрем, защищаясь.

– Мы умрем в любом случае, – тихо сказал он.

– Да. – Куинн повернулась к Херму спиной и двинулась к двери. – Знаю.

* * *

Больше всего ей запомнилась красота. Солнце, ощущение его руки в своей руке.

Они стоят у края воды, смотрят, как медленно накатывают волны, нежно плещутся о песчаный пляж возле их босых ног. Над головой кричат и кружат чайки. Некоторые садятся на каменный мол неподалеку, другие качаются на волнах. Морской воздух чистый и бодрящий, с океана дует свежий ветерок. Жара стоит сильная, но воздух довольно сухой. «Идеальный день, – думает она. – Идеальный день с идеальным мужчиной».

Будто читая ее мысли, он смотрит на нее и корчит рожицу. Он делает так уже много лет и всегда заставляет ее смеяться, хотя эту рожицу она видела тысячи раз.

«Ладно, – думает она, – может, не идеальный, но близко к тому».

Она помнит все. Тот день, их разговор, неторопливую прогулку по пляжу. Помнит, как они смотрели на волны и птиц, как подолгу просто держались за руки, не говоря ни слова. Именно в такие тихие моменты она понимает, насколько сильно любит мужа. Не нужно никаких слов или жестов, достаточно просто быть вместе. Вместе они – одно целое.

Чего она не помнит, так это белых одежд на обоих. Даже когда эти видения предстают перед ней, она сомневается. Она помнит, что была одета в джинсовые шорты, топик и сандалии. Помнит, что на нем были брюки цвета хаки, кроссовки и футболка. Тогда почему они оба облачены в белые, до колен, больничные сорочки?

Они никогда не носили таких, но, похоже, ни того, ни другого это не волнует.

После долгой зимы вернулись солнце и тепло. И поскольку от их дома до пляжа можно дойти пешком, они любят часто прогуливаться здесь, пока не наступит середина лета и на пляже не станет людно и шумно, совершенно по-другому.

В детстве она читала сказки и слушала любовные истории.

Теперь у нее есть своя история любви, только настоящая. Их совместная жизнь, может, и не идеальна, но они счастливы – искренне счастливы. А этим могут похвастаться не все.

– Ты такая романтичная, – говорит он ей, нежно улыбаясь.

– А ты разве нет?

Он пожимает плечами.

– Есть вещи и похуже.

– В некоторых из них я тоже виновна.

Они смеются, сильнее прижимаются друг к другу и продолжают идти по пляжу, увязая ногами в мокром песке.

– Я люблю тебя, – говорит она ему.

Они останавливаются, он берет ее лицо в свои руки и целует так, как всегда: сперва в лоб, затем в кончик носа и наконец в губы.

– Я тоже тебя люблю.

А потом все изменяется. Что-то здесь не так, что-то… что-то не так. И она не понимает, что именно, но чувствует, как это шевелится внутри нее подобно змее, сворачивается кольцами и гнездится.

Что-то падает с неба.

Птицы. Они падают с неба. Одна, затем другая.

Объятые огнем, они падают на землю вокруг них.

– Птицы, они… они горят, они…

Сквозь белые сорочки сочится кровь. Сорочки пропитываются ею, они прилипают к телу словно вторая кожа.

Она тянется к нему, с ее пальцев течет кровь…

Выражение любви у него на лице оборачивается страхом и смятением. Он отпускает ее и медленно пятится прочь. Птицы падают вокруг них огненным дождем.

Она снова тянется к нему, но он уже слишком далеко.

Кто-то кричит. Она не знает, кто именно.

Это ты, Куинн.

Она закрывает глаза, надеясь, что все это дурной сон и что, когда она снова откроет их, все будет хорошо, как прежде.

Но вокруг лишь тьма. Бесконечная, бездонная тьма…

Проснись, Куинн. Проснись.

* * *

Джунгли постепенно стали вырисовываться.

На это ушло какое-то время, но вскоре Куинн осознала, что уснула и только что проснулась. Когда до нее это дошло, она обнаружила, что сидит в дверях, лицом к джунглям, а топор лежит на коленях. Она поднялась на ноги, замотала головой в надежде стряхнуть паутину и лихорадочно огляделась. Ливень кончился, но испаряющаяся сырость окутала остров странным утренним туманом, какого она здесь раньше не видела.

Джино лежал там, где она оставила его, он очнулся и смотрел на нее.

Она поверить не могла, что не только позволила себе заснуть, но и, очевидно, проспала несколько часов. Эта глупая ошибка могла стоить жизни ей и остальным. Куинн вытерла рот, подошла к Джино и присела рядом.

– Я подумал, что умер, – произнес он слабым голосом. – Ночью. Я подумал, что умер.

Куинн положила руку ему на лоб и убедилась в том, что уже поняла по его виду. Он весь горел и обливался потом, кожа стала белой как мел. Все еще не в силах поверить, что уснула, Куинн протерла глаза, а затем дала Джино глотнуть воды.

– Не нужно было тратить ее на меня.

– Просто пей, и все.

– У меня лихорадка, правда?

Куинн осмотрела поврежденную ногу. Из раны сочилась кровь и гной.

– Все будет хорошо, – солгала она. – Просто отдыхай.

– Можешь поднять меня?

– Джино, ты слишком слаб и у тебя серьезный перелом. Ты не сможешь стоять.

Заметно разочаровавшись и погрустнев, он кивнул:

– Поможешь мне хотя бы сесть?

– Тебе нужно просто…

– Я не хочу умереть лежа, Куинн. Не хочу так.

– Ты не умрешь.

– Помоги мне.

– Будет больно.

– Уже больно.

Взяв Джино под мышки, Куинн приподняла его и перетащила к старому картотечному шкафу, который стоял примерно в футе от них. Джино вскрикнул, застонал, затем затих, она осторожно посадила его, прислонив спиной к шкафу.

Сидя на корточках, Куинн окинула взглядом помещение, залитое тусклым утренним светом, и поняла, что здесь только они с Джино.

– Где Херм? Где Харпер?

Голова Джино упала на грудь. Он снова потерял сознание.

С топором в руке Куинн вернулась к двери и, выглянув, посмотрела на аванпост и окружающие джунгли. Ничего. И никого.

С бешено колотящимся сердцем она спустилась с крыльца. Сонливость наконец исчезла. Прогнав от себя воспоминания о кошмаре, Куинн сосредоточилась на поисках Херма и Харпер. Осторожно двинулась в обход здания, стараясь быть начеку, чтобы не дать застать себя врасплох. Но там никого не было. Она была одна.

Добежав до лагуны, Куинн осмотрелась. Тоже никого, ни Херма, ни Харпер.

– Где они, черт возьми? – пробормотала она.

Ей ответила подозрительная тишина.

Над землей полз туман, застилал глаза и остров представал и ощущался нереальным, призрачным. Будто по-прежнему застряв в своем кошмаре, Куинн крадучись двинулась сквозь туман, пытаясь отыскать хоть какие-то следы Херма и Харпер.

Странный шум заставил ее замереть на месте. Она прислушалась. Шум повторился. Странный приглушенный звук – не то стонут, не то рычат. Стонал определенно человек, и, скорее всего, мужчина, хотя она уже не могла быть ни в чем уверена.

Пройдя сквозь завесу тумана к ряду пальм в конце пляжа, она замешкалась и снова услышала звук. Она была всего ярдах в тридцати от само́й лагуны. И как бывало каждым утром и ранним вечером, вернулись акулы. Их плавники то и дело рассекали поверхность моря, пока те медленно кружили под водой.

Звук стал громче и агрессивнее, а затем затих.

На этот раз он показался смутно знакомым, хотя нет… не может быть…

Гонимый ветром туман слегка рассеялся, и Куинн увидела мачете, вонзенное в ствол ближайшей пальмы. Его оставили там намеренно.

У дерева лежали два тела.

Херм. А под ним Харпер. Ее смятое бикини валялось в стороне. Куинн увидела сквозь туман ходящую вверх-вниз бледную прыщавую задницу Херма, наяривавшего между раздвинутых ног Харпер. Он трахал ее все жестче и жестче, а его стоны становились все громче и настойчивее.

Стараясь пересилить неверие и тошноту, Куинн приблизилась. Сжала топор с такой яростью, что руки заныли.

– Прекрати, – услышала она собственный голос. – Херм. Прекрати!

Задыхаясь, он сделал еще один толчок, закашлялся и остался лежать на Харпер.

– Слезь с нее. Немедленно.

Херм откатился в сторону. Все еще задыхаясь, он поднялся на ноги и натянул на себя потрепанные джинсы. Какое-то время покачивался, затем восстановил равновесие и вытер слюну с уголка рта. Харпер осталась лежать на песке. Голая, с широко раздвинутыми ногами, с мокрым от спермы животом, она ничего не чувствовала, невидящими глазами таращилась в небо.

– Гребаный сукин сын.

– Иди на хрен, Куинн. – Он посмотрел на Харпер. – Ей вон вообще по барабану.

– А тебе?

– Мне тоже. – Он шагнул к ней. – Мне тоже по барабану.

– Отвали от нее.

– Я хотел трахнуть эту тупую сучку и трахнул. Почему нет? В любом случае уже не важно. Она даже не понимает, где находится. К тому же все мы в любую минуту можем умереть. Скорее всего, так и будет.

– Просто… отвали.

– Я еще не закончил.

– Нет. Закончил.

Херм усмехнулся и покачал головой.

– Знаешь, я сперва все думал, что нас найдут. Рано или поздно должны найти, верно? В наше-то время? Но знаешь что, Куинн? Чем больше я думал об этом и чем хуже все становилось, тем лучше осознавал, что наши шансы покинуть этот остров близки к нулю. А потом я понял, что, может, это не так уж и плохо. Все дело в том, что мы делаем, как воспринимаем это. Понимаешь, о чем я? Черт, и чего мне не хватает? Куда я так сильно хочу вернуться? В свою пустую квартиру? К своей скучной работе и всем тем сопливым маленьким засранцам, которые смеются надо мной, когда я отворачиваюсь – а иногда даже мне в лицо? В мир, где я – никто, гребаное посмешище, и где всем плевать, жив я или мертв? В мир, где женщины не обращают на меня внимания? В мир, где я абсолютно бессилен? Туда я так жаждал вернуться?

– Просто отвали от нее, хорошо?

– Не. Это вряд ли.

– Ты мне противен.

– Как бы то ни было, думаю, здесь случится одно из двух. Либо та тварь прикончит нас одного за другим, как уже прикончила остальных. А значит, мы все равно умрем, тогда какая на хрен разница? Либо мы найдем способ остановить ее и убить прежде, чем она убьет нас. И тогда остров – наш. Точнее, мой. Джино кранты, мы оба знаем это. Ночью, когда ты решила вздремнуть, я не спал и наблюдал за ним. Ага. Дни этого всезнающего крутого парня сочтены. У него жар, а значит, он подцепил инфекцию, а значит, она, скорее всего, прикончит его. А эта, – он усмехнулся, жестом указывая на Харпер. – Она же гребаный овощ. Овощ с классными сиськами, горячей попкой и сладкой «киской» – тут никаких вопросов. И все же она гребаный овощ. Она даже не ест и не пьет, пока не заставишь. Эта тупая дырка подохнет через считаные дни, поэтому почему бы ей не попользоваться? Дома она смеялась бы надо мной и смотрела бы на меня как на низшее существо. Поэтому хрен на нее. В прямом смысле слова. Так что, похоже, остаемся только ты и я, Куинн. А еще этот остров. И всё. На всю нашу оставшуюся жизнь.

– Ты сошел с ума.

– Да, возможно. Как и мы все. Не удивительно, если учесть, через что мы прошли, верно? Не совсем уверен, что это имеет какое-то значение. Неважно, сколько мне еще осталось, минуты, часы, дни, недели, месяцы или годы, я больше не буду посмешищем, слабаком, человеком, которого никто не воспринимает всерьез. Остров принадлежит мне. И эта идиотка тоже, неважно, сколько она продержится. Скоро и ты станешь моей, потому что, кроме нас, никого не останется. – Херм улыбнулся и поправил парик. – Так что возвращайся и поиграй в медсестру с Джино, а я пока закончу играть с этой шлюшкой. А потом мы решим, что делать дальше.

Куинн отрицательно помотала головой.

– В любом случае, с каких это пор ты стала о ней заботиться? Эта засранка стоила Далласу жизни, а ты…

– Не произноси его имя, – огрызнулась Куинн. – Ты не заслуживаешь того, чтобы его произносить.

– Ты права. Он был лучшим из нас, разве нет? И посмотри, к чему это его привело. Это – новый мир, Куинн. Твой и мой. Мы либо заберем его себе, либо попытаемся забрать и умрем. Вот и все.

– Проваливай отсюда. Возвращайся и…

– Не могу. – Почесывая бороду, Херм посмотрел на Харпер. – Хочу сделать еще кое-что со своей новой подружкой.

– Я не шучу, Херм. – Куинн подняла топор, показывая, что вооружена. – Уходи. Немедленно.

– Уже ничто не имеет значения. И мы в том числе. Понимаешь?

– Ты больше не тронешь ее.

Он таращился на Куинн, казалось, целую вечность, а вокруг них клубился призрачный туман.

– Я всегда любил и уважал тебя, Куинн. Черт, если честно, я уже не помню, сколько раз за все эти годы я дрочил, думая о тебе. Раньше я чувствовал себя виноватым из-за этого. В какой-то степени. А теперь уже нет. Поэтому больше не говори мне, что делать. Положение дел сейчас такое, что ты мне ни хрена не указ. Буду делать, что хочу.

Херм потянулся за мачете и выдернул его из ствола пальмы.

– Отвали, Куинн, пока мы не перешли черту, из-за которой не сможем вернуться.

– Мы уже ее перешли.

– И что, по-твоему, ты будешь делать? – Он шагнул ближе, держа в руке мачете. – Что, по-твоему, ты сможешь мне сделать? А?

– Вернись на дежурство. Я позабочусь о Харпер, и мы…

– Я никуда не пойду, пока не сделаю все, что хочу сделать, с этой дыркой.

– Я убью тебя, если придется.

Херм улыбнулся.

– А с чего ты взяла, что я не убью тебя, если придется?

– Проваливай отсюда.

– Почему бы тебе не заставить меня? – подняв мачете выше, он принялся кружить вокруг нее.

– Давай, бой-баба, покажи, на что ты способна.

– Мы нужны друг другу, Херм.

– Еще одна причина пойти тебе на хрен. – Он подошел еще ближе. – Больше нет правил.

– Я не позволю тебе делать это с ней.

– Тогда попробуй, останови меня.

– Ты и впрямь потерял голову.

С внезапной ужасающей злобой Херм взмахнул мачете.

Куинн успела отклониться назад, и лезвие прошло от нее в нескольких дюймах. Она споткнулась, но удержалась на ногах и встала в стойку, держа наготове топор.

– Ладно, – сказала Куинн, стиснув зубы. – Ладно. Давай.

Они принялись кружить вокруг друг друга в тумане.

Когда Херм снова бросился на нее, она отбила лезвие топором, вскинув его перед собой так, чтобы удар мачете пришелся по рукоятке. Но сам удар был такой силы, что ее отбросило назад и сбило с ног, а топор вылетел у нее из рук. Куинн ошеломленно упала на задницу. Топор, вращаясь, пролетел по воздуху и приземлился в нескольких футах от нее. Она бросилась к нему, но прежде, чем успела дотянуться, Херм атаковал ее, дико размахивая мачете.

Куинн откатилась в сторону, вскочила на ноги и увернулась от очередного удара мачете. Когда оно просвистело у лица, она резко развернулась и ударила Херма пяткой в колено.

Тот взвыл и отшатнулся, но удержался на ногах. Затем снова бросился на нее.

На этот раз Куинн была готова.

Прежде чем Херм успел настигнуть ее, она ударила его дважды. Голова у него дернулась назад, очки разбились, и он упал на колено. Из носа и разбитой губы сочилась кровь. Он поднялся на ноги, вытер кровь, затем посмотрел себе на руку и улыбнулся.

– Прекрати, – сказала Куинн. – Прекрати.

Он отбросил очки и снова кинулся на нее, на этот раз пытаясь нанести колющий, а не рубящий удар. Куинн отступила и уперлась в дерево. Прислонившись к нему, она подняла вверх руки, в надежде, что этот жест остановит Херма.

Но вместо этого тот взмахнул мачете, метя ей в голову.

Куинн присела, лезвие вонзилось в ствол у нее за спиной и застряло.

Ударив Херма сперва в живот, затем снизу в челюсть, она отбросила его назад, но тот оказался сильнее, чем выглядел. Со съехавшим набок париком, он схватил ее за горло и прижал к дереву, причем с такой силой, что она не могла больше дышать. Изо рта у нее, пузырясь, потекла слюна.

Ударив его кулаками по сгибам локтей, она вырвалась из захвата. Давясь и задыхаясь, упала на колени. Но Херм снова накинулся на нее. На этот раз схватил за волосы и ударил головой об дерево. Затылок у нее взорвался болью, из глаз посыпались искры, и она едва не потеряла сознание.

Он дернул ее голову вперед, изготовившись снова ударить об дерево, но Куинн с силой ткнула его большим пальцем в глаз.

Херм вскрикнул, отшатнулся назад и согнулся, зажав руками лицо.

Куинн стояла возле дерева, покачиваясь от головокружения.

Внезапно Херм снова ринулся на нее, и они оба врезались в дерево. Куинн сунула предплечье ему под подбородок, надавила что было силы и одновременно осознала, что Херм тянется к мачете, торчащему из дерева у нее за спиной. Другой рукой она схватила его за запястье, но Херм был слишком сильным и выдернул лезвие из ствола.

Не отпуская запястья, Куинн использовала всю свою силу, чтобы не дать Херму ударить мачете ей по голове. Хотя понимала, что не сможет удерживать его слишком долго. Она двинула ему коленом в пах. Херм ахнул, выпустил ее и от боли упал на колени.

Взяв за плечи, Куинн подняла его на ноги, развернула и ударом плеча в корпус отбросила к дереву.

Когда Херм врезался в ствол, голова у него откинулась назад и тоже ударилась об дерево. Куинн метнулась к мачете, схватила, вскинула его и задержала на секунду.

Херм выпучил глаза, оттолкнулся от дерева и бросился на нее.

Еще не успев полностью осознать, что делает, Куинн выбросила руку с мачете вперед. Оно проникло в живот Херма с отвратительным влажным звуком. Тот поперхнулся и закряхтел, словно раненый зверь.

Туман поглотил их, будто скрывал грехи.

Куинн навалилась на Херма, и какое-то время они стояли так, обнимая друг друга. Лезвие вошло глубоко ему в живот, кровь заливала обоих. Херм смотрел ей в глаза и пытался что-то говорить, но вместо этого из него лилась кровь, забрызгивая ей лицо и шею.

Он хрипел, изо всех сил пытаясь оставаться в сознании. С недоверием смотрел Куинн в глаза и пускал кровавые слюни.

Затем он кивнул, словно в знак согласия.

Куинн схватила мачете обеими руками и с первобытным криком рванула вверх, а потом вниз, окончательно распоров Херму брюхо.

Изо рта у Херма снова хлынула кровь, и он упал на песок, со все еще торчащим из живота мачете.

Какое-то время он издавал булькающие звуки и бился в предсмертных судорогах, а потом затих. Вокруг образовывалась большая лужа черной крови, впитываясь в песок.

Куинн отшатнулась и упала на колени. У нее не осталось никаких сил, голова кружилась, душила тошнота. Пока Куинн рвало, сзади поднялась на ноги Харпер.

Куинн посмотрела на нее, пытаясь отдышаться и осознать только что произошедшее.

Харпер, или та, в кого – или во что – она превратилась, какое-то время глядела будто сквозь Куинн, затем повернулась и побрела по пляжу к лагуне. На бедрах и на ягодицах у нее виднелись широкие кровавые разводы.

Когда до Куинн дошло, что Харпер делает, было уже слишком поздно. Но она заставила себя подняться на ноги и поковыляла за ней.

– Харпер! – закричала она.

Та вошла в воду уже по пояс.

– Харпер! Не надо!

Девушка обернулась на Куинн. С печальной улыбкой, словно узнала ее или просто от облегчения, Харпер откинулась назад и погрузилась в воду.

В считаные секунды акулы набросились на нее. И Куинн оставалось лишь упасть на песок и наблюдать, как те пихают, толкают и, наконец, начинают рвать Харпер.

Акулы нападали все яростнее, и вскоре тело Харпер стало швырять из стороны в сторону словно тряпичную куклу.

Вода в лагуне побагровела и забурлила, и тело девушки исчезло в невообразимой адской мясорубке.

Вскоре все снова стихло.

Над лагуной полз туман.

Какое-то время Куинн сидела в полном оцепенении. Ей хотелось плакать, рвать и метать, но она осознавала, что у нее нет на это сил.

А затем Куинн осознала кое-что еще.

Что на пляже она не одна.