Текст книги "Не говори никому. Реальная история сестер, выросших с матерью-убийцей"

Часть третья
Лучшие подруги. Кэти

Глава шестнадцатая

Домом своего детства Сэми всегда считала Лаудербек-Хаус в Олд-Уиллапе. Дом стоял в конце длинной подъездной дороги, на опушке леса, а сразу за ним вздымались к небу гигантские сосны Дугласа, постепенно сдававшие свои позиции под натиском визгливых цепных пил.

За свои шесть лет Сэми ходила в детский сад всего два года, да и то лишь на полдня, потому что мать хотела, чтобы она сидела с ней дома и смотрела бесконечные сериалы на канале АВС. Их узы окрепли благодаря долгим часам на диване, когда они вместе смотрели телевизор и поглощали сандвичи с тунцом и маринованными огурцами.

Никки же сохранила о Лаудербек-Хаус совсем другие воспоминания.

Ей было девять, когда они переехали туда, и, хотя в предыдущих домах мать тоже «воспитывала» ее, там она еще держалась в пределах, которые можно было считать разумными. Но то, с чем Никки столкнулась после переезда в Лаудербек-Хаус, выходило за все границы. Отношения в семье заметно изменились еще и потому, что к ним присоединились новые люди.

Сначала Шейн, а потом Кэти.

Кэти Лорено впервые появилась на сцене как подруга Шелли, всегда готовая посидеть с детьми. Она была ее парикмахером и свидетельницей на свадьбе с Дэйвом. Крупная, под метр восемьдесят ростом, с темными волосами. Обычно она носила их распущенными и завивала кудри, но, как все парикмахеры, любила менять прически. Подстригала и отращивала. Выпрямляла и закручивала. Смеялась сама над собой и предлагала подарить щипцы для завивки своим подружкам, чтобы они тоже попробовали новую укладку.

Сэми, всегда готовая к компромиссам, приняла Кэти с распростертыми объятиями. «Кэти любила командовать. По крайней мере, так они (Шейн и Никки) считали. И это была правда. Но я ее полюбила. Она была мне как мать – в хорошем смысле слова. До того как поселиться с нами, она любила к нам заезжать и делала мне прически. И моим подружкам тоже. Привозила с собой свои парикмахерские инструменты и завивала нам волосы. Она была классная».

Старшие дети сердились, что в доме появился еще один человек, раздающий приказания. Сначала Никки и Шейн терпеть не могли Кэти, но в этом не было ее вины. Она была вынуждена вести себя в точности, как их мать. А им не хотелось ни еще одной матери, ни няньки.

Рождество 1988 года Шелли, которой исполнилось тридцать четыре года, встречала беременной третьим ребенком, что добавляло семье праздничного настроения. Никки, Сэми и Шейн с восторгом ждали появления на свет братика или сестрички. Никто не знал, что Шелли планирует еще одно прибавление.

– Кэти переезжает к нам, – объявила она.

Это заявление застало врасплох не только детей, но и Дэйва. Он знал, что Шелли очень дружна с этой девушкой-парикмахером, но жить вместе? Такого он не ожидал.

– И с какой это стати? – осведомился он.

– Родные выгоняют ее из дому, – ответила Шелли. – Ей негде жить. К тому же она будет мне помогать с ребенком. Как акушерка.

Дэйв не стал возражать, хоть ему и хотелось. Он и Шейна-то не собирался брать к себе, но его отец снова сел в тюрьму, и мальчику требовалась семья, чтобы не пойти по кривой дорожке. Но Шелли приняла решение, и ей было все равно, что скажет муж.

Шелли с Дэйвом затащили полуторную кровать Кэти и ее комод в холл на втором этаже, между спальнями Никки и Сэми. Развесили по стенам ее картины и фотографии, поставили плетеные корзинки и еще кое-какие вещи, которые она привезла с собой. Кэти было тридцать лет, из салона ее уволили, и она была рада поселиться у своих добрых друзей.

Детям Шелли преподнесла все так, будто они спасали Кэти от ее старой жизни, которую она больше не хотела вести, и Кэти это оценила. Даже очень. В самом начале Шелли даже говорила, что ей больше не надо работать: они смогут о ней позаботиться.

– Ты должна жить с нами, Кэти, – уговаривала она. – Нам будет весело вместе. К тому же ты очень мне нужна.

Эти последние слова и стали решающими.

Шелли действительно нуждалась в Кэти. Говорила, что та будет сначала ездить с ней на осмотры к врачу, а потом ухаживать за ребенком. К тому же в доме еще четверо непослушных детей, которым очень пригодятся ее суждения и здравый смысл. Кэти была рада услужить.

Никки скептическим взглядом наблюдала за тем, как обустраивается в доме мамина парикмахерша и лучшая подруга. От нее не ускользнуло, какие отношения связывали Кэти и ее мать. Кэти боготворила Шелли. Ловила каждое ее слово. Вознесла Шелли на пьедестал. И только радовалась этому.

– Никто на свете не работает так много, как твоя мама, – убеждала она Никки. – Не понимаю, почему ни вы, девочки, ни Шейн совсем не помогаете ей.

Если Кэти слышала что-то оскорбительное – по ее мнению – для Шелли, то тут же набрасывалась на обидчика.

– Да как ты смеешь! – шипела она. – Это неуважение!

Возможно, из-за того, что мать благоволила к Кэти, Сэми сразу полюбила ее. А вот Никки с Шейном считали ее занудной домработницей, которая только тем и занималась, что следила за ними и приказывала, что им делать. Это было все равно что иметь сразу двух матерей. Шелли успешно внушила Кэти, как ужасны двое старших детей: Никки не слушается, а Шейн вообще неисправимый.

«Она не была к нам зла, – вспоминала Никки позднее. – Она пришла в дом, где мать постоянно кричала на нас. Наверное, Кэти решила, что мы и правда такие ужасные. Вечно нам за что-нибудь доставалось. Шейн время от времени приносил в дом сигареты, и однажды его застукали с марихуаной. Она считала, что Шейн плохой парень».

Но если Кэти мало что знала о детях Нотек, то они вообще ничего не знали о ней.

Глава семнадцатая

Мать Кэти Лорено, Кей Томас, была красивой женщиной со склонностью вступать в необдуманные браки. Она выросла в Северном Голливуде, в Калифорнии, где ее отец работал на студии NBC. Во время войны мать поселилась в Локхиде и пошла на работу, чтобы прокормить семью. Став постарше, Кей устроилась на работу продавщицей косметики в дорогом магазине в Голливуде. Жизнь ее была непростой, но с налетом гламура.

Младшая сестра Кей, Келли, вспоминала, что их мать вечно ходила нахмуренная и редко улыбалась, что она много работала и любила читать. В 1952 году у нее родился первый ребенок, мальчик. За ним последовали еще трое. В том числе две девочки, Кэти и Келли.

Кэти появилась на свет летом 1958-го: хорошенькая малышка с голубыми глазами, словно два фарфоровых шарика, и светлыми волосиками. Она была похожа на мать, которая в 1930-х позировала для рекламы выпечки «Лангендорф».

Мужья менялись, семья переезжала с места на место – Ломпок, Мурпарк, Сими-Вэлли. Келли родилась через четыре года после Кэти, за ней – еще один брат. Денег им не хватало, но Кэти росла среди среднего класса, в пригородах, где отцы работали, а матери сидели по домам. Летом дети играли на улице и возвращались домой только к ужину. Кэти и Келли всегда делили одну спальню – с двумя кроватями и тумбочкой между ними. Там повсюду валялись куклы и одежда, которую шила для них мать. На ночь они читали те же книги, что и она в детстве. Конечно, ей не раз разбивали сердце. Этого Кей хлебнула с лихвой. Но ее дети жили счастливо.

После того как отчим Кэти умер, мать купила дом на колесах и повезла детей в путешествие по Калифорнии. Оно стало для них неисчерпаемым источником приятных воспоминаний. Кэти сшила себе и сестре сумки из старых джинсов; вдвоем они набивали их сладостями и забирались на верхнюю полку, откуда любовались пейзажами и болтали о жизни. Кэти нравился мальчик, живший через дорогу, но это была просто дружба. Каждый месяц она с трудом могла дождаться выхода новых книжек из серий «Арлекин» и «Силуэт». Покупала их все и проглатывала за пару дней. Обожала музыку кантри, больше всего – Долли Партон и братьев Гэтлин.

Когда Кэти исполнилось восемнадцать, Кей сказала детям, что они едут на север, в Саут-Бенд, в штат Вашингтон, на каникулы. После нескольких дней пути – ночевали они в «Мотель-6», хотя детям очень хотелось хотя бы в «Говард Джонсон», где были бассейны, – семья прибыла в округ Пасифик.

«Даже летом там было серо и уныло, – вспоминала Келли. – Типичное вашингтонское побережье».

Вскоре после той поездки на север Кей ушла с работы в ресторане «Тысяча дубов» и объявила троим детям, которые еще жили с ней, грандиозную новость.

– Мы переезжаем в Вашингтон!

Это было как гром среди ясного неба. Никто не обрадовался переезду. Они арендовали большой уютный дом на окраине Сими-Вэлли. Там было четыре спальни и шесть ореховых деревьев – неплохой источник дополнительного дохода в рождественские праздники. Это был настоящий дом во всех смыслах слова, особенно для семьи, в которой отцы приходили и уходили.

Они понятия не имели, во что ввязываются, зато хорошо понимали, что теряют.

Келли, младшая из сестер, не видела смысла перебираться всей семьей в Вашингтон. У Кей практически не было денег. Не было работы. Тем не менее летом 1977 года она перевезла детей в Саут-Бенд. Девятнадцатилетняя Кэти училась на косметолога, но ей удалось перевестись из Сими-Вэлли в школу красоты в Абердине. Они купили небольшой и довольно старый деревянный дом, за которой Кей заплатила двадцать пять тысяч долларов.

Она не работала, и после покупки дома у них практически ничего не осталась.

«Я не понимала, о чем думает моя мать, – с возмущением говорила Келли. – Как она собиралась выкручиваться?»

Кэти продолжала учебу, а со временем смогла устроиться в салон красоты. Однако наработать клиентскую базу в таких местах, как округ Пасифик, очень непросто. Большинство клиентов парикмахеров – их друзья. А друзей не заводят в одночасье.

Население округа было немногочисленным, и чужаку трудно преодолеть стену, которой оно отгораживалось. А уж для Кэти с ее застенчивостью и вовсе невозможно.

Из двух дочерей Кей Томас Келли оказалась сильнее. И намного. Она куда лучше, чем старшая сестра, представляла, чего хочет от жизни и чего нет. Для начала надо выбраться из Саут-Бенд. Поступить в колледж. Выйти замуж и построить настоящую семью.

Кэти же топталась на месте. У нее были мечты, но она не знала, как воплотить их в жизнь.

«Мама пользовалась Кэти, а та и рада была стараться, – вспоминала Келли. – Когда Кэти начала работать в салоне, они с мамой открыли в банке общий счет. Мама тоже работала, но только Кэти оплачивала счета».

Когда Келли, которая получила водительские права только в двадцать один год, хотела куда-нибудь поехать, Кэти охотно соглашалась ее подвезти. Конечно, ей нравилось кататься, но Келли не понимала, почему сестра вечно на все согласна. И настолько добра.

Когда Кэти была помладше, то сидела с чужими детьми бесплатно, если знала, что у семьи мало денег. Один раз она пожаловалась соседке, что у них не хватает денег, чтобы поехать на каникулы, после чего местная община собрала для них небольшую сумму. Кей было очень неловко, хотя они и правда нуждались в деньгах. Кэти экономила изо всех сил, чтобы подарить матери на Рождество золотое кольцо. На ее сорок пятую годовщину Кэти устроила вечеринку-сюрприз.

Она привыкла жертвовать собой.

Много лет спустя, когда Кэти навещала Келли в Сиэтле, они пошли на концерт Нила Даймонда и по дороге наткнулись на нищего. Кэти немедленно полезла за кошельком и дала ему денег.

«Я подумала, что в большом городе моей сестре точно не выжить, – вспоминала потом Келли. – Она слишком добросердечна».

Когда ее отец погиб на рабочем месте, Кэти с братом получили от компании деньги в качестве компенсации за то, что отказались от официальных обвинений. Кэти больше всего хотела новую машину, может, «Камаро» или «Транс-Ам», но по настоянию семьи, потратила всю сумму на покупку дома поблизости от материнского.

Она была независимой и работала в салоне в Абердине.

Строила свою жизнь.

Но очень недолго.

Как Кэти ни старалась, она не могла набрать столько клиентов, сколько требовали владельцы салона. Она потеряла работу и впала в депрессию. Все шло наперекосяк. С финансами стало совсем плохо, у нее отобрали дом, и ей пришлось переехать обратно к матери. Они словно поменялись местами. Вскоре после переезда мать потребовала, чтобы Кэти вносила плату за проживание. Она стольким пожертвовала ради матери, но на этот раз ничем не могла помочь. У нее не было денег. Зато была лучшая подруга. Она даже пригласила ее свидетельницей на свадьбу.

Подругу звали Шелли Нотек.

Глава восемнадцатая

Ожидание собственного ребенка, их общего, было единственным по-настоящему счастливым временем за весь их брак для Шелли и Дэйва. Однако с учетом того, что к ним присоединились Кэти и Шейн, ребенок означал еще один рот, который придется кормить. Дэйв, единственный кормилец семьи, трудился не покладая рук. Шейн был их родственником, и, хотя порой в домашних делах его приходилось поправлять, в остальном Дэйв считал его хорошим мальчуганом. Кэти, со своей стороны, должна была помогать беременной Шелли, возить ее на осмотры к врачам и на сеансы химиотерапии. Хотя тогда Дэйв ни с кем это не обсуждал, ему казалось невероятным, что Шелли удалось забеременеть, несмотря на лечение от рака. Младенец? Да это же чудо!

Когда Шелли решила, что настало время ехать в роддом в Олимпии, то сказала Дэйву, что Кэти ее повезет.

Он впервые слышал о таком плане.

– То есть я не поеду с тобой? – переспросил он.

– Нет, – ответила она. – Ты поедешь следом.

Дэйв ничего не понимал.

– Серьезно?

Шелли оборвала его:

– Ты меня слышал, Дэйв.

Тем не менее, когда в первую неделю июня 1989 года Тори Нотек родилась на свет, отец был первым, кто взял ее на руки. Она была маленькая, с кожей сероватого оттенка, но самой красивой девочкой на свете – голубоглазой и светловолосой.

«Мне никогда этого не забыть, – рассказывал он. – Она открыла глаза, и я был первым, кого она увидела».

Тори, по словам Шелли, родилась преждевременно, с недоразвитыми легкими. Дэйв считал в то время, что Кэти послал им сам Господь. Он был уверен, что лучшей помощницы Шелли не найти.

Вскоре после возвращения домой Шелли трагическим тоном сообщила, что Тори вдруг перестала дышать, но ей удалось ее оживить. На следующий день они с Кэти отвезли Тори назад в больницу, где она провела под наблюдением опытного медперсонала целую неделю.

«Я и сам не знаю, правда Шелли спасла ее или нет, – говорил Дэйв позднее. – Она говорила, что да».

Некоторое время, несмотря на эти осложнения, жизнь их текла спокойно. Шелли, которой уже перевалило за тридцать, сильно переживала за новорожденную. Хотя в действительности Тори родилась доношенной, мать говорила Никки и Сэми, что появление на свет за неделю до срока привело к тому, что у их маленькой сестрички возникли проблемы с сердцем, и она нуждается в постоянном присмотре. Домой из больницы они вернулись со специальной кроваткой, к которой был подключен сердечный монитор.

Каждую ночь, после того как девочки ложились, внизу срабатывал тревожный сигнал и начиналась паника. Они бежали по лестнице и обычно заставали мать с младенцем на руках и с перепуганным лицом.

– С ней все в порядке? – спрашивала Сэми, тревожась за сестру.

– Все хорошо. Теперь уже хорошо, – отвечала Шелли, качая Тори.

Шелли была островком спокойствия в этом паническом водовороте, успокаивала старших дочерей и старалась по возможности их утешить.

Но однажды, спустившись вниз, Никки увидела, что Шелли прижимает подушку к личику младшей дочери.

– С ней уже все в порядке, – с рассеянным взглядом сказала она, обращаясь к Никки.

Сигнал тревоги еще не включился.

Никки прибежала слишком рано.

Позднее она вспоминала, как сама думала, что мать душит ее подушкой.

Она что, делала это со всеми нами?

После этого случая Никки и Сэми стали внимательно приглядывать за маленькой сестричкой. Никто из них не заговаривал о своих подозрениях. Нельзя было злить Шелли. Она продолжала уделять внимание младшей дочке, но все меньше и меньше. С течением времени мать снова переключилась на старших девочек и на Кэти.

Стала сидеть днями и ночами перед телевизором.

Но Дэйв тем не менее считал ее лучшей матерью на свете.

«Она восхитительно умела обращаться с детьми, – говорил он. – Честное слово, была просто чудесной мамой».

Шелли нравилось купать и наряжать дочерей, пока они были маленькие, она любила хвастаться ими. Наслаждалась вниманием, которое получала благодаря материнству. Тем не менее по мере того как девочки росли, Шелли переставала интересоваться ими. Переключалась со старшей на младшую и так до тех пор, пока не стала подрастать Тори.

Много лет спустя отец Сэми, Дэнни, смог встретиться с ней и рассказать кое-что другое относительно любви Шелли к своим детям – в противовес Дэйву Нотеку.

«Я всегда думала, что она гораздо лучше заботилась о младенцах, чем о подрастающих детях, особенно когда мы сами повзрослели, – говорила Сэми про мать, но потом ставила под вопрос даже это. – Но мой биологический отец мне рассказал, что не раз видел, как она подскакивала с дивана и бежала к кроватке, чтобы взять меня на руки. Она хотела притвориться, будто давно держит меня на руках, но это была неправда. Он видел, что я пролежала в кроватке весь день. Подгузники были грязные. Бутылочки валялись в кроватке. У меня под подгузниками постоянно была сыпь».

Привыкшая вечно что-то скрывать, Шелли стала в этом настоящим экспертом. Она умело утаивала правду о том, что происходило у них дома даже от ближайших родственников.

И от властей.

Глава девятнадцатая

Все дети собрались вокруг Сэми, именинницы, готовой задуть свечи на нарядном праздничном торте. Шелли обожала устраивать пышные праздники по особым поводам. Дням рождения уделялось особое внимание. Неважно, что у них было мало денег – а то и не было вообще, – Шелли находила способ накупить подарков и набить холодильник угощениями. Целая груда подарков громоздилась перед Сэми на столике для пикника, выставленном на террасу. Шелли подарила дочке Попплз – мягкую игрушку, о которой в тот год мечтали все девочки, Кэти – золотую цепочку с маленькой подвеской-сердечком. Сэми пришла в такой восторг, что сразу ее надела. Это было настоящее драгоценное украшение, совершенно особенное, ведь и Кэти тоже особенная.

Все праздновали и веселились до тех пор, пока радостное настроение не нарушил вопрос Шелли:

– И какой подарок тебе понравился больше всего?

Сэми широко улыбнулась и потрогала рукой цепочку.

– От Кэти. Мне очень нравится сердечко. Правда красиво?

– О да, – ответила Шелли.

Позднее, когда гости разъехались, Шелли схватила ремень и принялась избивать свою среднюю дочь.

– Ты, неблагодарная маленькая крыса! Я устроила для тебя праздник. Пригласила твоих друзей. Это я все организовала. Купила тебе столько красивых вещей! А ее цепочка даже не новая! Она привезла ее с собой, когда переехала.

В слезах, со следами ремня на спине, Сэми хорошо усвоила урок – лучший подарок может быть только от матери, ни от кого больше.

Лара Уотсон жила вполне благополучно – работала в медицинской сфере, занимаясь уходом за престарелыми, который прекрасно освоила в Бэттл-Граунд в качестве жены Леса Уотсона. Два года как разведенная, она жила в небольшом доме на Черри-стрит в Ванкувере, куда и позвонила как-то раз очень расстроенная и теперь совсем уже странная Шелли Нотек.

– Все подтвердилось, – сообщила она. – Лимфома, неходжкинская.

Лара вздрогнула всем телом. И заплакала. Совершенно искренне. Несмотря на все разногласия, Шелли была ее семьей. А еще матерью, от которой зависели девочки. Новость разбила Ларе сердце.

Шелли сказала мачехе, что проходит лечение, но ситуация очень серьезная.

Несколько дней спустя Шелли позвонила еще раз. Оказывается, врачи ошиблись. У нее не лимфома, а рак гипофиза.

Лара никогда о таком не слышала. И как врачи могли настолько ошибиться, а потом изменить диагноз в ходе лечения?

«Мне это показалось какой-то бессмыслицей, – рассказывала она впоследствии. – А ведь я работала в медицине».

Лара спросила Шелли о лечении.

– Оно тяжелое, – ответила та. – И я не знаю, сколько времени мне осталось. Собираюсь обратиться к специалисту.

Лара подумала, что, если Шелли умрет, ей придется растить внучек. Она была не против. Лара их очень любила.

Она предложила приехать в Реймонд им помочь, но Шелли сказала, что помощница в доме и так есть.

– Моя подруга Кэти поселилась у нас.

– Кто такая Кэти? – спросила Лара.

– Мой парикмахер, – последовал ответ. – И моя лучшая подруга. Она великолепно обращается с детьми. Присматривает за ними, пока я езжу на процедуры.

Лара не очень ей верила, но настаивать не хотела. И даже не из-за рака – на Шелли в любом случае не стоило давить.

В следующие несколько недель Кэти периодически звонила Ларе рассказать, как продвигается у Шелли лечение и как дела у девочек.

«Кэти была просто великолепна, – вспоминала Лара. – По крайней мере, в начале. Боже, она так нас выручала! Благослови ее Господь за то, что она делала. И когда бы я ни позвонила, отвечала всегда она».

– Шелли очень устала, – сказала Кэти Ларе как-то раз. – Я сейчас готовлю ужин и делаю уборку. Дети занимаются домашними заданиями. В общем, я стараюсь управляться.

Однако уже тогда в их отношениях появилась трещина. В следующий раз, когда Лара разговаривала с Никки, в телефонной трубке раздался какой-то шум.

– Никки, в чем дело?

– О, – ответила девочка, – просто мама снова рассердилась на Кэти.

Лечение от рака затягивалось. Даже слишком. Лара Уотсон начинала что-то подозревать. Она рассказала онкологам, с которыми контактировала по работе, о симптомах падчерицы и о странном лечении, которое она проходит неизвестно у кого, и те тоже пришли в недоумение.

Однажды Лара позвонила и настояла на том, чтобы Шелли рассказала ей все подробно. Раньше таким тоном она с ней не говорила.

–Шелли, знаешь что, – заявила она, – я устала от всей это чуши про рак.

Шелли заплакала.

– Я говорила с врачами: мы думаем, что ты снова лжешь.

Та просто бросила трубку.

Через пару минут Ларе перезвонила Кэти.

– Вы очень расстроили Шелл, – сказала она.

– Кэти, это все чушь собачья! Раком болеют совсем не так.

– Я не понимаю, о чем вы.

– Она морочит вам всем голову, – ответила Лара.

Тут трубку взял Дэйв.

– Лара, да что ты за мать! Шелли изо всех сил борется за жизнь, а тебе и дела нет!

Лара знала, что Дэйв принимает на веру все, что говорит ему жена. Ей требовались доказательства.

– Дэйв, ты говорил с ее врачом?

– Да, – ответил он.

Но Лара настаивала:

– Точно? Ты заходил в кабинет? Ведь врачи всегда приглашают к себе членов семьи. Поддержка родных – важная часть лечения.

– Нет, – сказал Дэйв на это, – она слишком гордая. Говорит, чтобы я ее ждал.

– То есть ты никогда не видел, как ей делают капельницы?

– Нет, но это не причина утверждать, что она лжет!

Лара не сдавалась.

– И где ты ждешь? В машине?

Дэйв постарался сохранить уверенность.

– В комнате ожидания. Весь день.

– Весь день, – повторила она.

– Да, – подтвердил он. – По восемь часов.

– Химиотерапия не длится восемь часов, – сказала Лара. – Тебе пришел хоть один счет от страховой компании?

Дэйв сказал, что почту получает Шелли и что сам он счетов не видел. Но это ничего не значит. Правда заключалась в том, что его было не переубедить. Он попрощался с Ларой и повесил трубку.

«Я уверена, что он и правда сидел в комнате ожидания, – говорила Лара позднее. – В этом я не сомневалась. Дэйв не лжец. Думаю, Шелли выходила через другую дверь и отправлялась в кино или на ланч. Точно сказать не могу, но это вероятнее всего».