Текст книги "Черный кот на рояле, или В возбуждении уголовного дела отказать"

Глава 5

Свет зажегся также внезапно, как и погас. Петр обнаружил себя на четвереньках, причем, его левая рука змеей обвивала голову, а правая крепко сжимала за горлышко пробкой вниз бутылку коньяка, презентованную Спициным.

Не меняя позы, Бритвин очень осторожно оглянулся. Его глаза уперлись в черные Олины сапожки, оказавшиеся прямо перед носом. Постепенно поднимая голову, Петя снизу верх обозрел застывшую в оцепенении девушку. Ее ладошки были прижаты к лицу, а широко раскрытые глаза в недоумении глядели вниз на раскорячившегося у ее ног офицера милиции.

– Петенька, что Вами?! – ее испуганный и, вместе с тем переполненный жалостью и нежностью голос, впервые за вечер посеял смутные сомнения в утомленном сознании Бритвина. Нелогичность ситуации его раздражала. После того, как погас свет, Петр ожидал стремительного развития событий и был готов к нему. Однако происходящее не укладывалось в рамки понимания. Либо должно последовать продолжение, либо произошла чудовищная подстава Игорем Мухиным, так просто втершимся в доверие к Ермолину. Он все более склонялся ко второму варианту.

– Петя, что с тобой, – повторила вопрос Ольга.

– Поскользнулся, не видишь что ли! – хмуро пробубнил Бритвин, поднимаясь и смахивая с брюк лестничную пыль.

– У нас так часто бывает. Автомат какой-то срабатывает…

Петр, нахмурив густые брови, недовольно посмотрел на нее.

– Предупреждать надо!

– Не ворчи, – беря под руку, тихо проговорила она. – Мы уже дома.

Пройдя еще один лестничный пролет, они остановились перед обитой обожженной и покрытой лаком, дверью. Достав ключи, Ольга почти бесшумно открыла замок и, пропустив вперед Петра, зашла сама. Включила свет.

– Раздевайся.

Бритвин повесил влажную куртку на крючок и зашел в небольшую, со вкусом обставленную немногочисленной, но красивой и модной мебелью, комнату. В том, что он очутился не там, где надо, Петр более не сомневался. Мало того, изображать любовника теперь чисто психологически он не мог. Ничего, кроме глубокого чувства досады, не было. Запихнув руки в карманы, осмотрелся в поисках телефона. В комнату запорхнула Ольга. Она уже была переодета в домашнее легкое платье, в руках держала небольшой поднос с чашками и какой-то вазочкой.

– Располагайся и чувствуй себя, как дома, – весело прощебетала она. – Да расслабься, наконец. Подумаешь, в темноте поскользнулся. Ну и что?

Петр, наконец, собрался с духом и в упор, глядя в наивно – улыбающееся лицо хозяйки, спросил:

– Ты кто?

– Оля, – нахмурив лобик, недоуменно ответила девушка.

– Теперь понятно, что не Рита, – больше для себя проговорил Бритвин.

– А кто такая Рита? – заинтригованная неожиданным поворотом событий, спросила она.

– Так, девушка моей мечты. У тебя телефон есть?

– Вот там, за диваном, – машинально указала пальцем ничего не понимающая Ольга.

Бритвин снял телефонную трубку, поднес к уху. Указательным пальцем пару раз крутанул диск. Потом, задумался и аккуратно положил трубку на место. Весело взглянул на стоящую возле него немного растерянную красивую женщину.

– А, как там насчет кофе?

Примерно через час он вышел на улицу. Поежившись от ночной промозглости, накинул на голову капюшон куртки и закурил. «Хорошо, все-таки, что Ольга оказалась не бандиткой, а простым проводником поездов дальнего следования. Как ему удалось выяснить, в ресторане у нее работает подруга и, вернувшись вчера из рейса, она решила зайти и просто поужинать. Подруга, действительно оказавшаяся Наташей, в целях экономии Олиных средств, а может быть и каких других, сразу заприметила «клиента при деньгах» и ненавязчиво организовала «подсадку». Петр вскоре перестал «темнить» и признался, что он из милиции, чему Ольга даже обрадовалась и спокойно заметила, что милиционеры – тоже люди и имеют право на отдых. Единственно, что сейчас не давало Бритвину покоя, так это вопрос – где же Рита? Мысленно он перебирал посетителей ресторана. Кроме Ольги там была всего одна женщина, да и та сидела за столиком с кавказцем. Под приметы она в принципе подходила, но, во-первых, сидела не у входа, как сообщил Мухин, а во-вторых, она никак не могла претендовать на красавицу, какой описывалась свидетелями.

Из квартиры Ольги Петр все же позвонил в отделение. Телефоны уголовного розыска, как один, не отвечали. Тогда он набрал номер дежурки. Ответил Саня. Не представляясь, Бритвин спросил Полякова. На что помощник ответил, что он сейчас занят с проверяющим. Сашин ответ несколько успокоил Петра. Что его действительно волновало, так это растраченные почти вчистую казенные деньги, которые придется вносить именно ему, так как Галевич вряд ли раскошелится на материальную компенсацию ночных забав оперативного состава из выделяемых ему ежемесячно средств.

Бритвин решил следовать прямиком в отделение. Там, на месте, все будет ясно. Поскольку в ночное время общественный транспорт не ходит, рассчитывать приходилось на собственные ноги. Прикинув в уме расстояние, Петя пришел к выводу, что на месте будет примерно через полчаса. Выбросив скуренную почти до фильтра сигарету, застегнул молнию куртки и бодро зашагал прямо по проезжей части.

Голубой, пульсирующий огонек завиднелся еще издали. Сначала он тусклыми бликами отразился в оконных стеклах, потом все ярче и ярче прорезая темноту неоновым светом, стал неуклонно приближаться к Петру. Бритвин сразу определил, что это автомашина медицинского вытрезвителя и обрадовался. Теперь не надо месить уличную грязь – свои подвезут. Он вышел на середину дороги и, подняв над головой руку, проголосовал.

Не доезжая несколько метров, фургон остановился, ослепив, включенным дальним светом. Петр прикрыл глаза, выставленной ладонью и направился к кабине. Навстречу ему хлопнула дверца и вышли двое крепких милиционеров. Поскольку, Бритвина в районе, разве только залетные собаки не знали, то он не посчитал нужным представляться.

– Здорово, мужики, – приветливо кивнул он. – Тут рядом не подбросите.

Выражения лица подошедших милиционеров он не видел, но ответили ему довольно миролюбиво.

– Отчего не подвезти, мил человек. Проходи, садись. Можем помочь.

– Спасибо, ребята, не надо. Я сам. – Не чувствуя подвоха, Петр двинулся к кабине.

– Ты куда прешь, алкаш! – услышал сзади злобный окрик. – В фургон давай, быстро!

Бритвин растерялся.

– Вы меня, наверное, с кем – то путаете. Я же свой. Бритвин! – ошарашенный такой наглостью, неуверенно начал он.

– Где-то ты свой, а нам чужой, – последовал конкретный ответ, и Петра грубо схватили под руки.

– А ну пусти!! – Он сделал резкую попытку высвободиться.

– Ах ты, гад, рыпаться еще будешь? – визгливый голос резанул по ушам. – Коля, вали его!!

Два мощных тела подмяли Бритвина под себя, рывком заломили руки. Убедившись в серьезности намерений экипажа вытрезвителя, Петр расслабил мышцы, дабы не причинять самому себе боль.

– Вот так – то лучше. Дергаться вздумал!! Козел!!

Петя почувствовал, как ловкие, цепкие пальцы проникли в его карманы.

– Пустой, ничего нет, – проговорил молодой сержант, пряча во внутренний карман шинели бумажник Петра с оставшимися деньгами и служебным удостоверением,

– Ну, что, сам в кузов полезешь или подтолкнуть? – нагло улыбаясь и дыша на Бритвина перегаром, спросил он.

Понимая, что сейчас что – то объяснять и доказывать – себе дороже, Петр согласно кивнул. Все разборки с беспредельщиками предстоят позже.

– Сам.

– Залезай! – Перед Бритвиным широко распахнули металлическую дверь фургона и он, с трудом дотянувшись ногой до подножки, перевалился внутрь. Дверь с лязгом захлопнулась.

В темноте различалось присутствие еще как минимум двоих. Щуря в темноте глаза, Петр на ощупь нашел деревянную лавку, прикрученную намертво вдоль стены и сел. В этот момент машина тронулась. Сильно качнуло. Не удержавшись на сиденье, он завалился набок, хорошенько приложившись затылком о стенку.

Как в подобных случаях и положено, Петр крепко выругался и во избежание повторения, крепко вцепился руками в края скамейки.

– Менты – козлы, – хрипло – гнусавый голос соседа заставил Бритвина вздрогнуть. Противный тенорок мог принадлежать только одному человеку. И этим человеком был Толя Демидов, а короче – Демид, с которым Петр так недружелюбно расстался пару часов назад.

– Слыш, мужик!! Все менты – козлы!! Правильно говорю? – обращаясь уже конкретно к Бритвину, продолжал пьяно куражиться бывший урка.

Петр решил, сколько это будет возможно, сохранять инкогнито. Поэтому промолчал.

– Ты что, урод, молчишь? С людьми в падло разговаривать? Крутой что ли?! – Все более распаляясь, Демид перешел на крик.

– Да заткнись ты!! Орешь – ушам больно! – абсолютно трезвым голосом осадил Демидова третий коллега «по парку».

– Ты, на кого пуп свой колышешь?! – Демид разразился потоком самых грязных ругательств. – Тебе что, мало у кабака досталось?!

– Кому? Мне? – Как не странно, но и этот голос показался Петру знакомым.

– Мне, спрашиваю? – продолжал наседать не на шутку разошедшийся парень. – Ты за базар-то отвечай!

– Я что ли за свой базар не отвечаю?! – буквально взвился Демид. Петя подумал, что если бы у него в данный момент были крылья, то он непременно взлетел под потолок мрачного темного кунга.

– Ну, сейчас огребешь!!!

Бритвин почувствовал характерное движение воздуха и в тот же миг фургон наполнился глухими ударами и отборными матерными ругательствами. Ощущение было таким, что машина движется по жуткой ухабистой дороге, хотя она уже остановилась и у открытой двери, с интересом наблюдая за дракой, стоял все тот же наглый сержант.

– А ну, все по местам!! – наконец заорал он. – Приехали! Выходи по одному.

Машина была подогнана к вытрезвителю таким образом, что дверной проем фургона выходил прямо на вход в «медицинское» учреждение, а распахнутая под углом в девяносто градусов дверь полностью перекрывала путь к отступлению.

Обменявшись напоследок «любезностями» в виде удара в ухо и пенделя, Демид и его оппонент успокоились. Бритвин решил ни в коем случае не лезть вперед и, несмотря на призывы конвоира, тихо замер в углу. Демид и парень спрыгнули на землю и зашли внутрь помещения.

– Тебе, что, отдельное приглашение нужно? – проговорил сержант и добавил устало и без злости: – Заколебали.

Кто и чем мог заколебать бравого милиционера, Петр не знал. По всей видимости, к этому приложили свои немытые руки безденежные пьяницы, бомжи и тунеядцы.

Чтобы не быть раньше времени опознанным, он набросил на голову капюшон и не спеша выбрался из машины.

– Давай быстрее! – Слегка подтолкнул в спину сержант.

– Перебьешься, – не оборачиваясь, огрызнулся Бритвин.

– Поговори у меня!

Не видя никакой нужды вступать с ним в дальнейшую словесную перепалку, Петр ссутулившись переступил порог приемной медицинского вытрезвителя и опустился на край жесткого дивана с очень пологой спинкой, рассчитанной придавать почти горизонтальное положение посетителю и препятствующее его активным действиям.

Демидов ухмыляясь расположился в позе азиатского шаха, сложив руки на животе. Парень сидел рядом, вполоборота к Петру, втянув голову в плечи.

– Кто первый, подходи, – наконец подал голос дежурный по медицинскому вытрезвителю – разбитной капитан. К своей радости Бритвин узнал Витю Сорокина, бывшего опера, участкового и в последней должности заместителя начальника отделения по службе, на которой он и погорел, категорически отказавшись подставлять подчиненный личный состав. Петр окончательно успокоился и решил ждать окончания разбора с доставленными вместе с ним, а потом уж решать все вопросы один на один. Не при Демиде же, в самом деле.

– Кого я вижу? – искренне обрадовался Витя. – Толян!! Присаживайся, голубчик. За что, говоришь, доставили?

– Ей богу, просто так на улице повязали, начальник, – истерично воскликнул Демидов.

– А в документе написано, – Сорокин поднес к глазам рапорт, – драка в нетрезвом виде. Правильно говорю?

– Пьяный был – да, признаю. Но пальцем никого не трогал. Врут все они, волки твои.

– А ну, усохни! – прикрикнул на распоясавшегося Демида Сорокин и повернулся к наглому сержанту. – Сережа, какого лысого ты его притащил?

– Так ведь пьяный!

– Вот и в рапорте указывай, что пьяный, а ты что написал? Вез бы тогда прямиком в территориальное отделение милиции. Пускай там его административно или как еще наказывают. А у нас здесь вы-трез-ви-тель, – для пущей ясности по слогам произнес дежурный и углубился в чтение рапорта.

– Вот, иже с ним за драку у ночного ресторана задержан гражданин Разин. Ты что ли? – Сорокин поднял глаза на сидящего рядом с Петром парня.

– Я.

От неожиданности Бритвин вздрогнул: «Как Разин? Он же в камере отделения сидит! Кто его выпустил?». Но сомнений не было – это Макс, собственной персоной. Предстояло выяснить, как он очутился на воле.

– Тэ-экс, – ехидно протянул Витя, – а этот к тому же трезв, как стекло. Как понимать?

– Так ведь дрался у «ночника», – попытался оправдаться Сергей.

– Вот и вез бы обоих в отделение, а мне зачем они нужны? И еще, – он поднял лукавый взгляд на сержанта. – Объясни, пожалуйста, пожилому человеку, что вообще вы делали у «Бабочки»? Это же территория другого района. Я тебя туда не посылал.

– Да понимаешь, Сергей Саныч, – замялся Серега, – пожрать купить хотели…

– Это где? В кабаке по дешевке? Да у меня месячной зарплаты не хватит там и пару раз покушать. Так я капитан, а ты же меньше моего получаешь.

– В общем, так. Демидова я оставляю – его опасно ночью в таком виде без наручников отпускать.

– А я?! – радостно подал голос Разин.

– А ты посиди пока. Позже разберемся, что ты за гусь такой и почему по ночам болтаешься.

«Молодец, Витька!» – одобрительно подумал Петр, – «Сразу видно, что наш – опер».

Его размышления прервал насмешливый голос Сорокина.

– А этот барсук что натворил?

– В пьяном виде мешал проезду спецмашины! – бодро отрапортовал Серега.

– Вот это наш человек! – торжественно объявил Сорокин, – и пьян в норму. Ну-ка, Гюльчатай, покажи личико.

Бритвин театральным жестом сбросил завесу – капюшон и предстал перед Сорокиным во всей слегка пьяной взъерошенной красе.

Последовавшая за этим немая сцена украсила бы пьесы классиков. По крайней мере «Ревизор» отдыхает. Застыли все. Первым пришел в себя Демидов.

– Ну, начальник, даешь! И ты с нами? Это я, получается, на тебя в машине бочку катил?

Следом за ним оклемался Разин и что есть мочи ломанулся на выход, но, налетев на мощный живот дежурного фельдшера, как раз зашедшего в «приемный покой», отлетел прямиком обратно на диван и притих.

– Петро, неужели ты? Какими судьбами! – искренне удивился Сорокин.

– Решил вот заглянуть, проездом, узнать, как поживаете. Парни ваши помогли добраться, особенно вот тот. – Битвин кивнул на милиционера. – Очень галантен в обращении с гражданами. Ладно, проехали. Тут несколько другая тема. Витя, ты этого Разина запри куда-нибудь, вопросы к нему имеются. Наш он человек. Еще пару часов назад очень плотно за решеткой сидел. Что случилось – не знаю, но не должен он ночью шляться.

– Подожди, – Виктор Саныч положил руку Бритвину на плечо и уставился на сержанта.

– Ты кого привез?

– Так ведь пьяный, – опять выдвинул железный аргумент Серега. – Под машину бросался.

Сорокин встал и вплотную подошел к нему.

– Я тебя не спрашиваю – за что, а меня интересует, кого ты привез?

– Я не знаю, документы не смотрел, – вконец растерявшийся Сергей машинально провел рукой по карману шинели. Это не осталось незамеченным. Сорокин был слишком опытен, чтобы его можно было провести вокруг пальца.

– Времени тебе минута. Отдай все и извинись! Иди, разберись с товарищем старшим лейтенантом в дежурку.

До выяснения посадив Разина под замок, Серега следом за Бритвиным зашел в дежурную часть и закрыл дверь. Достав из кармана бумажник, протянул Петру.

– Ошибочка вышла, – не глядя на Бритвина, пробубнил он, – не сердись, брат.

– Ты мне не брат, – беря бумажник, презрительно сказал Петр. – Ты сволочь и крохобор. – И резко развернувшись, вышел.

– Ну, как разобрались? Не в обиде? – спросил Сорокин. – Запомни, на людей обижаться нельзя. У каждого свои недостатки. А если пословицы вспомнить. Например: на обиженных воду возят. Или вот – обиженных е – т.

– А презирать? – спросил Бритвин.

– А это как угодно. Презирай, ненавидь, проклинай, но не обижайся. – Сорокин покопался в столе и достал плоскую флягу коньяка. – Ну что, за встречу будешь?

– Давай потом, Витя. Не обижайся, но не могу я сейчас.

– Какие обиды. Я же сказал.

– Вот – вот, – раздался из угла голос Демида. – Мент менту глаз не выклюет…

– А ну заткнись!! – гаркнул Сорокин. – Ты меня сегодня достал, Толик. Иваныч, – окликнул он санитара, – давай его под душ.

– Подожди. – Петр жестом остановил готового действовать работника вытрезвителя. – Послушай, Витя, отпустил бы ты Демида на все четыре стороны.

– Это еще почему?

– Давай прикинем: на работу ты ему не сообщишь, в виду отсутствия таковой – это раз. Четвертной в виде штрафа с него не снимешь, потому что забил Толик большой и толстый на эти штрафы. Это два. Ареста он не боится, потому, что для него тюрьма – дом родной. Это три. А в четвертых, как в детском стихотворении, Демидов сегодня оказал неоценимую помощь органам в поимке опасного преступника. Когда выпускать будешь, объяви ему об этом и поблагодари за помощь милиции. Вот это для него настоящий удар будет.

– Думаешь? – заинтересованно почесался Сорокин.

– Уверен! – Петр посмотрел на часы. – Откуда позвонить можно? С отделением связаться надо по поводу Разина. Ищут его наверно.

– Да откуда хочешь, – беззаботно ответил Сорокин и, ухмыляясь и потирая на ходу руки, направился к Демидову.

Бритвин сел за стол дежурного и взял трубку. Устало прикрыв глаза, на секунду задумался. Перед его глазами почему-то всплыла Ольга. Петр потряс головой, отгоняя видение, и глубоко вздохнув, положил палец на телефонный диск.

– Менты! Сволочи, гады!! Достали, козлы!! Ненавижу!! – пронзительный визг Демида разорвал относительно спокойную атмосферу районного вытрезвителя.

– Не ерепенься, Толя! Ты всего лишь выполнил свой гражданский долг. Не могу же я героя держать в клетке? Увидишь, уже сегодня все твои кореша за тебя порадуются! – Довольный Сорокин за шкирку выставлял упирающегося Толика Демидова на уличный холод.

– Я ни в чем не виновата!!! Он меня заставлял!! – в истерике заламывая руки, орет Марго. – И Ларису тоже он убивал!! Я к ней просто в гости пришла, а тут он, как взбесился!!! Он мне угрожал! Я ничего не могла сделать! А-а-а!!! – она сползает по стене камеры и громко рыдает.

Честно признаюсь, такая реакция стала для меня полной неожиданностью. Я внутренне приготовился к возмущениям, надменному молчанию, угрозам жаловаться самому прокурору. Но такого… Не меньше меня пораженный Леха молча приземляется на лавку прямо в камере.

– Послушайте, Маргарита Павловна, – начинаю я, дождавшись пока она более или менее успокоится. – Вы можете изложить ваши показания собственноручно, на бумаге? Если будете правдивы и честно во всем признаетесь, от них в дальнейшем будет зависеть ваша судьба.

Она поднимает на меня заплаканные глаза и несколько раз согласно кивает.

– Да, я согласна.

– Тогда вам принесут бумагу и ручку. – Пока ее ход мыслей мне не совсем понятен. Скорее всего, она хочет первой дать показания и этим завоевать какое-то доверие следствия. Но ведь есть Семен, который не станет вешать на себя всех «собак», есть Разин – его, наверняка, быстро отловим. Мухин, наконец, также даст показания. Кроме того, целая команда потерпевших. Ладно, на безрыбье и рак рыба. Посмотрим, как все сложится дальше.

Передаю ей письменные принадлежности и иду к себе в кабинет. Сдергиваю с себя промокшую куртку и бросаю ее на кресло. Из кобуры достаю свой «Макаров». Снимаю с предохранителя, извлекаю обойму и передергиваю затвор. Желтый цилиндрик патрона, кувыркаясь в воздухе, вылетает из патронника. Звонко ударившись о столешницу, скатывается на пол. Я наклоняюсь и поднимаю его. Некоторое время держу в руке, потом, аккуратно ставлю пулей вверх на стол. Выщелкиваю из обоймы оставшийся боекомплект. Осталось пять штук. Значит, стрелял я трижды. Достаю из сейфа круглую металлическую масленку и ветошь. Разбираю пистолет. Накрученной на шомпол промасленной тряпкой, чищу ствол. Затем ей же протираю затвор и патронник. Собираю оружие и убираю в сейф. Привычка содержать оружие в чистоте мне привита еще в армии и вошла, можно сказать, в плоть и кровь. Там мы драили свои автоматы «до посинения», и старшина роты прапорщик Кирзенко всегда педантично следил за процессом, проверяя предъявленное к осмотру оружие только в белых парадных перчатках. Вспомнив срочную службу, я невольно улыбаюсь. Как бы там ни было тяжело, особенно поначалу, а все же этот период настоящей мужской жизни был – от этого никуда не денешься. Со временем негативные моменты забылись, а временами накатывающие воспоминания становились теплыми и даже ностальгическими.

Пока в кабинете я один, сажусь писать рапорт. Дотошно, не упуская мелочей, заношу на бумагу все, о чем договорились с Тофиком. Подписываю и ставлю число. Откинувшись на спинку и подняв рапорт до уровня глаз, еще несколько раз перечитываю. Нет, все нормально, ничего не упустил.

Зазвонил телефон. Как не странно, это у меня не вызвало ну никакого раздражения. Я беру трубку.

– Да, говорите.

– А, п – представляться кто будет, П – пушкин? – С какой-то глупой радостью слушаю голос шефа и замечаю, что сегодня Сокова зациклило на букве «п».

– Чего молчишь? Оглох, что ли? – Михалыч явно не в духе.

«Почему оглох? Глухие не слышат, а я просто ничего не говорю». – Постепенно выхожу из оцепенения.

– Слушаю, – опять отвечаю невпопад.

Соков недовольно покашливает.

– Давай ко мне, быстро!

Через пустую приемную подхожу к массивной обитой натуральной кожей двери. На секунду останавливаюсь и поворачиваю блестящую медную ручку. Зайдя в кабинет, останавливаюсь перед входом и докладываю. Соков не один. По правую руку от него, сжимая обеими руками со сверкающими бардовыми ноготками стакан с чаем, расположилась заместитель прокурора Вера Станиславовна Терпильская. Вид у нее довольно усталый, темная челка небрежно откинута назад. Слева развалился на стуле Миша Орловский. Рядом с ним – начальник Отдела угрозыска района майор Красноярский. Чуть в стороне, упершись локтями в стол, съежился Галевич. Он в том же костюме, что и вчера, но с виду бодр и свеж.

– Докладывай, чего стоишь, как п – памятник. – говорит Соков, даже не предложив присесть.

Не вдаваясь в подробности и помня наставление Ермолина, рассказываю все по порядку: как пришел заявитель, как проводили рейд…

Михалыч, слушая меня, постукивает колпачком авторучки по столу и с ухмылкой щурится. Все остальные, не перебивая, слушают.

– Ну что, все рассказал?

– Конечно. А что еще? – я изображаю недоумение.

– П – приведи сюда эту Гейнрих.

Я собираюсь выйти.

– Постой! – Терпильская встает со стула и подходит ко мне.

– Скажи, кто применял оружие и в какой очередности.

Я молча протягиваю прихваченный с собой рапорт. Она быстро читает и прячет в папку.

– Так я и думала, уже успели подготовиться. Ну, ничего. Будем разбираться с тобой и Каримовым дальше. С ним все ясно. Что не задержание – обязательно с нарушениями или мордобоем. Пока выкручивался. Вот такие, – показывает пальцем на Михалыча, – ходят и отмазывают. Сотрудник отличный, говорят, пожалейте. Дожалелась. Теперь в людей стрелять начал. Неужели нельзя было прием какой-нибудь применить? Самбо ваше хваленое. Обязательно с этим, – наставив указательный палец на Сокова, она имитирует выстрел. – С шумом, с громом, ночью и с последующим общественным резонансом. Короче, приплыли!

Смотрю на Орловского. Он уткнулся в бумаги и молчит. Стою как оплеванный. И тут я решаюсь на отчаянный шаг.

– Вера Станиславовна! Вы зачем Разина отпустили? Ведь Вам дежурный сообщил, что он за уголовным розыском сидит. Преступник он…

Вера Станиславовна внимательно глядит на меня из-под роговых очков. Потом, тщательно расправив под собой юбку, садится.

– Так вот, – не спеша, начинает она. – Преступником человека может объявить только суд и никто более. Если данное лицо было Вам (обращается ко мне) в какой-то степени интересно и необходимо, никто не запрещал с ним работать в кабинете. Я бы в этом случае никогда не зашла и не стала бы мешать. Но бросать его в камеру на основании «липы» (она особенно подчеркивает последнее слово) – это, извольте, противозаконно. И я буду жестко пресекать любой факт нарушения законности. А Вам, Николай Михайлович, следует осуществлять более строгий контроль за подчиненными! – Она изящным жестом смахивает со лба непослушную челку и замолкает, со стороны любуясь собой.

– Надеюсь, Вам все ясно? – интересуется у меня, прикуривая сигарету от учтиво подставленной Михалычем зажигалки. – Благодарю. (Это не мне, а Сокову)

– Куда ж яснее! – бормочу я и боком выхожу из кабинета. Теперь надо в дежурку за Марго.

Она первая послушно протягивает мне исписанный круглым аккуратным почерком лист и кротко молвит.

– Здесь все правда.

«Ну, ну. Давай дальше вкручивай», – думаю я. Беру «исповедь» и, не читая, прячу в карман. – «Успеется и пригодится».

– Пошли.

– Куда?

– …..резать провода! Прокурор зовет! Там все расскажешь!

Рита закладывает руки за спину и идет по коридору впереди меня.

Открываю перед ней дверь и подталкиваю внутрь. Мне там делать нечего. Никто не приглашает. Вот гражданке Гейнрих, наверняка, сесть предложат, на Вы называть будут, хотя и мне только что выкали, правда, когда дрючили.

Выхожу в коридор и вижу идущих навстречу Ермолина и Воробья. Пропускаю их первыми.

Дед, не снимая пальто, плюхается в кресло. Его примеру следует Птицын. Они сидят напротив и жадно курят.

– Вижу, «фрегаты» уже налетели? – спрашивает меня Володя.

– Не ошибся.

– А кто есть?

– Да все, кого найти сумели. Сейчас хором Гейнрих имеют.

– Ну и хрен с ними, – устало молвит Дед. – Сейчас главное Мухина из-под удара вывести. Я должник его по гроб жизни. Галевич там? Хорошо. Есть у меня одна мыслишка. Как освободится, вместе к нему пойдем.

– Как скажешь, – безразлично жму плечами.

– Как там Разин поживает? Надобно теперь выдернуть, когда вся кодла в сборе. Послушаю, что запоет. – Ермолин опять достает сигарету.

– Так нет его, – совершенно равнодушно констатирую я. – Отпустили его.

– Кто же этот герой? – К моему удивлению Ермолин никак не реагирует на известие.

– Прокурор. Терпильская!

– А эта… – тянет Дед. – Она может.

– Что делать будем? Искать, однако, надо. – Встревает Воробей.

– Найдем, – успокаивающе говорит Володя. – Нам и без него работы невпроворот. С имеющимися людьми разобраться бы. Меня больше волнует Петька. Куда этот эпикуреец чертов подевался?

– Кто, говоришь? – тут же встрепенулся любознательный Краснов.

– Философ древнегреческий. Больше всего в жизни балдеж уважал. В точности, как Петруха. – Ермолин встает и, наконец, раздевается. – Отыщется – шкуру спущу.

В дверь стучат. Заглядывает Саня.

– Петро только что звонил из вытрезвителя. Сейчас сюда отзвонится. Просил, чтобы телефон не занимали.

– Откуда?

– Из вытрезвона. От соседей. – Повторяет помощник. – Прихватил он кого-то. В общем, я не знаю, он все сам расскажет. Мое дело передать.

– Действительно, буквально сразу раздается звонок. Немного, для «протокола», подождав, Володя берет трубку.

– Весь во внимании… А, это ты? Ну, как ночь провел? Денег хватило?… Где мы были?… В гнезде!!! – рявкает Дед. – В отличие от тебя!.. Водку жрали, с девочками развлекались… Короче, бери свою жопу в горсть и мелкими прыжками сюда!!.. Что? Машину тебе? Больше ничего не хочешь?… Кого? – Ермолин делает знак, чтобы мы молчали. – Хорошо, будь на месте, сейчас Воробей подскочит. – Ермолин кладет трубку.

– Толя, давай смотайся за Петрухой. Он Разина где-то надыбал.

Птицын, матюгнувшись, встает.

– А тебе не кажется, Дед, что Петро последнее время доставать начал?

– Ты его привези, а потом и спросим. Не тяни резину!

Воробей, на ходу ворча, уходит. Володя достает чистый лист бумаги и что-то пишет. Закончив, смотрит на часы.

– Ну, долго они там мозги компостировать будут? – он нервно курит. Потом включает настольную лампу.

– Выруби общий свет, – просит он меня, – глаза режет.

Я встаю, подхожу к двери и щелкаю выключателем. Кабинет погружается в полумрак, озаряемый лишь желтой корзинкой абажура светильника. Я сажусь в кресло и смотрю на Ермолина. Его лица мне не видно. Я наблюдаю лишь упертые в стол локти и прямой сильный торс, обтянутый серым узковатым в плечах пиджаком. Над головой поднимается тонкая струйка дыма, преображаясь в световом овале на потолке причудливым узором теней. Дед, не переставая, смолит одну сигарету за другой. Рядом с Володей, примостившись в углу дивана, тоненько посапывает Краснов. Я незаметно впадаю в дремоту. Перед глазами проносятся события прошедших суток, коих за глаза хватило бы на несколько обычных дней. Потом в голове всплывают размытые образы бывших техникумовских сокурсников и среди них почему-то оказывается Бритвин. Он заговорщицки подмигивает и щелкает пальцем по горлу. – «Пошли, он уже на месте». Я ничего не понимаю. Куда мы должны идти и кто нас ждет? «Не могу я. Спать хочу», – молю его. В ответ Петя бьет меня по плечу и орет дедовым голосом. «Подъем. Чего разлеглись?!».

Я открываю глаза. Ермолин склонился надо мной и трясет за плечо.

– Просыпайся, Галевич на месте. Пошли.

Я обеими руками тру глаза, резко встаю и чуть не падаю – закружилась голова.

Дед ладонью толкает дверь в кабинет зама. Застаем Галевича за нежным занятием – он из маленькой леечки поливает одиноко стоящий на подоконнике кактус. Увидев нас, приподнимается на носки и ставит лейку на шкаф. Вытирает руки носовым платком и садится за стол.

– Ну, что у тебя за срочное дело? – Спрашивает Ермолина совсем не приветливо. – И, вообще, что за шпионские игры устроили. Почему я ничего не знаю? Отовсюду звонят, спрашивают…

– Информация прошла после того, как ты в театр уехал. Где же тебя искать? – устало говорит Володя.

– А откуда ты знаешь? – настораживается Леонид Васильевич.

«Опаньки! Морально устойчивый Ленчик попался с поличным. Выходит, не милую супругу он ублажал вчера вечером. Кто мог подумать?»

– Дежурный сказал, когда тебя найти пытались. – Не моргнув глазом, Ермолин лукавит. Никто Галевича не искал, так как его присутствие было просто не желательно.

– Дежурный говоришь? – Леня задумался. – Ладно, проехали. Что там у тебя?

Дед протягивает исписанные листы.

– Насколько мне известно, ты сообщения еще в этом месяце не регистрировал. Вот эту проштампуй началом месяца, а другую позже.