Текст книги "Черный кот на рояле, или В возбуждении уголовного дела отказать"

– Спасибо тебе скажет, что трезвый пришел, рада будет.

– Ага, и гости вместе с ней на радостях хоровод спляшут вокруг пустого стола.

– Какие гости? – Брови Сокова ползут вверх.

– Какие, какие!! День рождения сегодня у жены. Последние деньги мне отдала. Попросила к столу это купить. – Андрей тоскливо кивает на открытое окно. – Вот и купил, получается.

– Что-то я не п-понимаю, а он при чем? – Михалыч тычет пальцем в Краснова, который невольно съеживается.

– Леха на встречу убегал, вот я и попросил по дороге купить. Сами знаете, до семи вечера продают. А, чего говорить… поздно.

Брагин уже полностью вошел в образ несчастнейшего из людей, так позорно не оправдавшего надежды любимой, доверчивой жены и, видимо, перестал ощущать грань реальности, так как продолжает жалостливо ныть, давя на чувства и без того порядком сконфуженного Сокова.

– Что теперь делать? Денег нет. А хоть бы и были, что из этого. Магазины закрылись. У таксистов – дорого. Все равно не хватило бы…

Я смотрю на деда. Он восхищенно прижмурился, с трудом сдерживая подкатывающее веселье. Вспоминаю, что Брагин как-то рассказывал о своих занятиях во Дворце пионеров. Еще будучи школьником, он очень увлекся театром и даже хотел поступать в театральный институт, но что-то у него там не сложилось. Теперь полученные знания ох как пригодились. Талантище! Мастер театральных подмостков! Народный артист! Бывшие преподаватели смело могли бы гордиться Андреем.

Михалыч вопрошающе смотрит на Ермолина. Дед с самым серьезным видом слегка кивает, тем самым, подтверждая, что все сказанное чистейшей воды правда. Какие еще нужны доказательства?

– Сколько у этих таксистов стоит бутылка? – наконец интересуется Михалыч.

– Сколько, сколько – … пятнадцать рублей. – Андрюха на треть завышает цену, мгновенно въехав, что Соков абсолютно не владеет обстановкой. Да и откуда знать спекулятивные расценки, если это дело тебе прямо в кабинет другие доставляют.

– Ладно, зайди ко мне. – Михалыч, с достоинством удаляется.

Бросив на нас хитрый взгляд, Брагин спешит за ним.

Как только за ними закрывается дверь, оживает Краснов.

– Класс!! Молодец Андрюха. А что ему будет? Дед, как ты думаешь?

Похоже, Леша так и не врубился, о чем был спектакль.

– Учись студент! Как говорится: сам погибай, а товарища выручай. – Наставительно вещает Ермолин.

– Классика жанра, – приступая к прерванному появлением Сокова занятию, вставляет Воробей.

– Нет, правда, а что Андрею будет?

– Премию выпишет, – вступает в разговор до этого сохранявший олимпийское спокойствие Петя. – А ты тоже хорош! Два пузыря упаковать без звона не можешь. Закусь хоть принес?

– Вот, – Краснов достает из кармана пальто бумажный сверток, – полкило колбасы здесь, порезанной. Как раз сдачи хватило. А зачем?

– Ты что совсем идиот или прикидываешься? – вскипает Бритвин. – Водку чем закусывать собираешься?

– Какую… – Леха окончательно сбит с толку.

Из своего угла громко хмыкает Воробей и вертит пальцем у виска.

– Оп – ля! На пороге, как из-под земли, вырастает Брагин, потрясая в воздухе рукой с зажатыми в ней тремя червонцами.

– Ну что, развел шефа? – насмешливо говорит дед. – Смотри, рассечет – в жизни не простит.

– Алеха, быстро шпарь в магазин, пока Макаровна не ушла, – пропуская мимо ушей сказанное, оглядываясь и приглушая голос, командует Брагин.

– Подожди! – обрывает Андрея Ермолин. – Здесь не будем, хватит на одно место приключений искать. Давай с выходом. Никуда Макаровна не денется. Она раньше девяти никогда из магазина не уходит. Через полчасика и сорвемся по-тихому. Мало ли Соков кого лично лицезреть пожелает.

Надрывно звонит телефон. Воробей вынужден отложить в сторону почти готовый аэроплан, и, чертыхаясь, взять телефонную трубку.

– Что, трубу поднять кроме меня некому? – ворчит он.

– Птицын… Весь во внимании… Здесь… Передам. – Толя поворачивается ко мне. – Иди в дежурку, там твой заявитель ураганит.

– Как ураганит?

– А я почем знаю. Иди, выясняй.

Глава 10

– Где он? – оглядываю пустую дежурку.

– В камере отдыхает, – невозмутимо заявляет Поляков

– Как в камере? Ты что, офонарел? Мы же договорились. А ну, быстро отпусти!

– Он у тебя не того, – прикоснувшись к виску, говорит Альберт, – в смысле, с головой дружит?

– Семенов что ли? Не могу на все сто ручаться, хотя первое впечатление, что без видимой патологии. Впрочем, все может быть. По головушке ведь конкретно огреб. Мозжечки какие-то друг за друга зацепились и… привет. А почему спрашиваешь?

Альберт поглаживает мочку уха.

– Неприглядная ситуация образовалась, буду принимать меры.

– Какие меры? Конкретнее можешь?

– Куда уж конкретнее. Крыша у твоего Семенова напрочь съехала. Вначале мне китель чуть не распустил, а он, – Альберт указывает на помощника, – до сих пор страдает.

У окна на табуретке, скрестив руки между колен, с кислым выражением покачивается сержант милиции Моисеев.

– За что же это так его…?

– Да я и сам ни как в толк взять не могу, не понимаю, поэтому и спросил. Пришел мужик, как мужик. Я ему стульчик поставил, как договаривались, в уголке. А тут понятой понадобился. Я его прошу протокол подписать. Согласился безо всяких. Даю ручку, а он вдруг застыл, потом вместе с ручкой в коридор. Я его за рукав хватаю, он вырываться. Помощник подскочил, так он его ногой, в этот самый пах. Вдвоем навалились, еле в камеру запихнули. Какие там у тебя с ним дела – не знаю, а я рапорт напишу.

– Это ты сделаешь обязательно, только чуть позже. Мне с ним поговорить надо.

– Добро. Как говориться, получайте тепленького. И за причиненный моральный вред, сам понимаешь… Вот, еще его пакет прихвати.

– Как переговорю – позвоню. Будь на месте.

Предлагаю Семенову присесть на уже знакомое ему место.

– Здесь ваша куртка, – поднимая с пола пакет, говорит он. – Большое спасибо, что выручили.

Прямо скажу – его спокойствие вызывает недоумение. Принимая во внимание последние события и маячащую перспективу быть строго наказанным, он не трясется и не просит отпущения грехов. Передо мной с невозмутимым видом сидит не тот самый Семенов, который несколькими часами раньше, грязный и растерянный, ерзал по стулу, неуверенно что-то мямлил, не зная, куда спрятать нервно дрожащие руки. Но что меня поражает более всего, так это выражение его лица.

Глаза слегка прищурены, на губах застыла ироничная улыбочка.

Вот так дела. Что с ним произошло? И, потом, этот выпендреж в дежурной части… Непонятно, однако. Явно что-то выжидает, а я молчу, как идиот. Ситуация начинает меня раздражать своей нелепостью. Совсем сбил с толку своим поведением. Ничего. Сейчас выясню, чему радуешься, а там посмотрим. Товарищи из дежурки так и пышут жаждой мести. Внутренне собираюсь и…

– Как день прошел, Виктор Николаевич, как на работе? – глупее вопроса задать просто невозможно.

– День прошел нормально, на работе тоже все в порядке, – в тон мне отвечает Семенов и, зевнув, добавляет, – спать хочется.

«Вот наглетура – выпендривается!»

– Что в дежурке произошло?

– Захотел уйти. Я же не задержанный.

– Я что-то не совсем понимаю, сначала приходите, затем уходить собираетесь. И не просто, а с шумом. Зачем тогда вообще было появляться? Не вижу логики в ваших поступках.

– Я и сам не пойму, какого черта еще раз сюда пришел, – говорит Семенов, делая ударение на предпоследнем слове. – Видимо по простоте души рассчитывал на помощь. Выходит, напрасно.

Мне все это перестает нравиться – сплошные загадки.

– Отчего же напрасно? Сейчас приму у Вас заявление (почему бы не принять на всякий случай), потом по ночному городу покатаемся.

– Зачем?

– Не понял! Как зачем? На Вас напали, искать же надо!

– Кого искать-то? – откровенно насмехаясь, переспрашивает Семенов.

От такой наглости я мгновенно закипаю.

– Вот что гражданин хороший, кончай паясничать и отвечай по существу. Либо говорим нормально или…

– Посадите, – влет угадывает продолжение Семенов. – Как тот невысокий, не знаю, кем он работает, недавно пообещал?

Зависает пауза. Замкнулся мужик, в лоб не пробьешь. Почему? Потихоньку остываю. Встаю, закуриваю и делаю по кабинету круг.

– И все же, давайте поговорим без эмоций. Честно признаюсь, что отказываюсь Вас понимать. Это Ваше неуместное кривляние и ужимки… Ведете себя, как…Не хотите заявление писать – ваше право. Тогда нечего время зря терять. Будете – к чему весь этот цирк!

Вижу, что мои слова не прошли мимо. Семенов хмурится и напряженно что-то обдумывает. Я его не тороплю. И так ситуация складывается довольно дурацкая.

– Не помешаю? – в кабинет заходит Ермолин.

Семенов подозрительно косится.

– Все нормально, – успокаиваю его, – можете говорить абсолютно откровенно.

Наконец, Виктор Николаевич собирается с мыслями. От былого позерства не остается и следа.

– Хорошо, я постараюсь все объяснить. Вам почему-то верю. Да и не убьете ведь, если что.

Вот это переход!!! Начало просто чудненькое! Посмотрим, что дальше!

– Не хочу ни в чем подозревать Вас лично. Вы выполняете свою работу, как умеете, и мне кажется, что вы человек порядочный. Вчера меня доставили в милицию вовсе не как преступника. Так надо мной всю ночь милиционеры потешались. Дело прошлое – сам, отчасти, виноват. Но не в этом дело. Я обратился за помощью… – Семенов достает носовой платок и вытирает вспотевший лоб. Потом отпускает узел галстука и расстегивает верхнюю пуговицу рубашки.

– На то, что преступников разыщите, особо не рассчитывал. Честно говоря, вечером пришел, чтобы куртку вернуть. Когда же я увидел свои вещи, то сразу все понял. И насмешки эти и оскорбления, и угрозы! Все!!! Вы говорили тут про логику? О какой логике можно рассуждать, если те, кто должен защищать, те и грабят! Поэтому, ездить и искать никого не надо – они здесь, рядом, у вас под боком.

Я ошалело пялюсь на Семенова. Собирающийся закурить Ермолин застыл с горящей спичкой. В голову закрадывается мысль о необходимости вызова психиатра. Судя по всему, диагноз товарища Полякова подтверждается полностью.

– А… Черт! – Дед трясет обожженным пальцем.

Проходит какое-то время, чтобы осмыслить услышанное.

– Виктор Николаевич, это Вы о чем? – очень осторожно интересуюсь я.

– Я же говорю. Здесь, в отделении я только что узнал свои вещи.

– Какие вещи??

– Часы! Я утром забыл про них Вам рассказать. Виноват.

– И где эти часы сейчас?

Семенов опять усмехается. – На руке вашего сотрудника. Хорошо устроились – сами грабите, сами и ищете!

– Вы хоть думаете, что несете? – жестко вступает в разговор Ермолин. – Ничего не путаете?

– Абсолютно! Еще бы мне их не узнать. Если вас это интересует, то сбоку на корпусе имеется небольшая вмятинка, и браслет я сам ремонтировал – паял одно звено.

– И у кого Вы видели похожие часы.

– У высокого, с усами. Он сегодня дежурит.

– Альберт? – вырывается у меня.

– Не знаю, как его зовут – он мне не представлялся.

– Да…уж… – Дед разминает так и не прикуренную сигаретку.

– Вот что. Посидите пока на диванчике, в коридоре. Чуть позже мы Вас пригласим.

Я отправляю Семенова за дверь и сразу возвращаюсь.

– Дед, надо бы с Поляковым потолковать.

– А в чем проблема? Давай, зови его под благовидным предлогом. Есть такой? И сразу за задницу берем.

– Имеется. Я с самого утра как бы в должниках у него хожу.

Альберт снимает трубку телефона сразу же.

– Дежурный Поляков. Слушаю.

– Альберт. Это я.

– Узнал.

– Ничем не занят? Заскочить сможешь?

– Один момент.

Предусмотрительно закрываю дверь на ключ. Из нижнего ящика стола извлекаю бутылку коньяка, презентованную мне на днях знакомым доцентом из политехнического института за отмазку от вытрезвителя и три пластмассовые мутные стопки. Все это выставляю на стол, предварительно подложив лист чистой бумаги.

– Это как понимать? Народ болеет, денег ищет, унижается, занимает, а ты готовый продукт жмешь? – сердито басит Дед.

– Да только что благодарность принесли. Не мог же я при потерпевшем бутылкой размахивать.

– Все равно не порядок, – не сдается Ермолин. Коллектив он и есть коллектив, когда один за всех и все за одного. И это буквально каждой мелочи должно касаться. Иначе мне не понять!

Раздается условный скреб в дверь.

– Заходи, Алик, гостем будешь! – радушно стелится дед.

Поляков уверенным шагом направляется к Петиному столу и по-хозяйски разваливается в кресле.

– Тут Орловский забегал. Торопился. На происшествие куда-то. Задержанного забрал и уехал. Просил передать, чтобы не ждали. – Информирует он.

– Хорош трепаться – водка киснет. Нали – вай! – командует дед.

– Ну, поехали.

Зажав стаканчик двумя пальцами, Альберт одним махом опрокидывает содержимое в рот.

– Благодарствую, – ставит прибор на место. – Ну, я побежал.

– Куда? – картинно недоумевает дед.

– К себе. Помощник один остался.

– Не по-людски поступаешь. Выпить, выпили, а поговорить?

Альберт межуется, но выпитое спиртное начинает действовать.

– Давай, только если не долго.

– Пять минут тебя устроят? Вот, смотрю на часы, – Ермолин подносит левое запястье к глазам. – Сколько там у нас? Вот, отмечаю ровно пять минут. А то бегать взад – вперед, только хвоста притащить. Имеешь же ты право, например, на горшок сходить.

Поляков, скорее машинально, поддернув рукав кителя и смотрит на запястье.

– Вообще, он знает, что я здесь. Если что – позвонит.

– Эй, Алик, а ну покажи поближе! – протягивает руку дед.

– Чего их разглядывать – часы, как часы. Вот он, – указывает на меня – уже видел.

– Так это он. Давай, давай сюда. Тебе, что жалко?

– Да нет. Смотри, если желаешь.

С видимой неохотой расстегивает браслет.

– Хорошие часики, – бормочет Ермолин, внимательно разглядывая со всех сторон. – Хорошие часы, заграничные…

Я склоняюсь над дедом. Так и есть! Они, родимые! Описание, данное Семеновым, полностью сходится. Вот она, вмятинка. А вот еле различимый след от пайки. Браслет починен мастерски и, если специально не вглядываться, ничего не заметишь.

– Если не секрет, за сколько взял? – пристально смотря на Альберта, спрашивает Володя.

– Еще раз объясняю – не мои, знакомый на время дал, – раздраженно твердит Поляков. – Ну, что, посмотрел? Давай сюда.

Дед, зажав часы в кулаке, слегка отклоняется назад.

– Что за знакомый? Адресок подкинь, может, и я чем разживусь.

– Слушай, Володя, кончай ерундой заниматься! Некогда мне твои приколы выслушивать.

– Назад, говоришь? А если не отдам? Тогда что? – продолжает издеваться Ермолин.

– Ну, ты достал! – зло произносит выведенный из равновесия Альберт, с самым решительным видом надвигаясь на деда.

– Не горячись парень!! Ты чего это кулаченки сжал, – насмешливо осаживает его Володя. – Присядь, успокойся. Вот так. А теперь, внимательно слушай. На счет поговорить я вполне серьезно предложил. Уж больно интересная тема появилась. Поэтому еще раз спрашиваю, откуда у тебя эта вещь?

– Не мои, я же говорил! Что ты привязался? – глядя в сторону, огрызается Альберт.

– Привязался, как ты расцениваешь мой естественный интерес к данной вещи лишь потому, что часы эти «темные», с разбоя.

– Да иди ты?! Не может этого быть! – выдыхает Альберт.

– Вполне серьезно говорю, серьезней некуда. Когда заходил сюда, мужика в коридоре заметил?

– Семенова? Ну и что?

– А то, что никак не позже сегодняшней ночи эти часики на его руке красовались.

– Это его часы, Алик, – встреваю я, – они вместе с другими вещами ушли.

– Вот дела… – в полной растерянности почесывается Альберт. – Меня-то вы хоть не подозреваете?

– Как сказать, – напрягает обстановку Володя. – Давай лучше на чистоту все выкладывай! Темнить перед нами, сам понимаешь, никакого смысла тебе нет.

Мне очень хочется, чтобы Поляков ни с какого бока не был в чем-то замешан. Да и не верю я, что он способен подписаться на подобное.

То, что у Альберта порой ветер в голове гуляет – общеизвестный факт, но парень он честный и повода сомневаться в этом никогда не давал.

Альберт опирается на стол и чуть подается вперед.

– Эти часы перед обедом Игорь – внештатник мой принес. Он в речном училище учится. Я оттуда нескольких человек в помощники подобрал. Ребята надежные. Всегда помогут, если надо.

– Ты без лирики давай, – морщится Ермолин. – Кто из них надежный, а кто не очень – потом обсудим.

– Игорь сегодня утром заскочил ненадолго. Поговорили. Заметил у него часы. Как и вы, попросил посмотреть. Он снимает их с руки и предлагает купить очень недорого и притом – деньги в получку. Я, конечно, сразу согласился. Аппарат ведь классный, сами видели.

– Да не тяни ты кота за хвост! – терпению деда, кажется, приходит конец. – Кто он? Где живет?

– Мухин Игорь. Как уже говорил, в мореходке учится. Прописан в общежитии училища, а проживает где-то в нашем районе у тетки. Честно скажу, адреса не знаю, только номер телефона есть.

Альберт листает записную книжку. – Вот он.

Я все переписываю в блокнот.

– Выглядит он как?

– Обычно. Особых примет нет, это точно. У меня на «опорном» карточка с фотографией на него имеется, как и на остальных.

– Замечательно!

– Слушай, Алик, а среди твоих курсантов Андрея нет?

– Нет.

– А сколько ты этого Игоря знаешь?

– Уже года полтора. Парень-то с виду нормальный, после училища в милиции хочет работать.

– Молодые перспективные кадры с «гражданки», так сказать. Да… уж! – грустно язвит дед.

– Как бы нам побыстрее повидаться с Игорьком? Подскажи, пожалуйста.

– А очень просто! Он сейчас у меня на «опорном пункте» должен находиться, как старший дружины. Могу позвонить.

– Вот оно как складывается? – Дед поправляет на носу очки. – Это, конечно, хорошо, без лишнего шума. Но не заподозрит он что, если рыло в пуху?

– Володя, а может быстренько туда слетаем? – предлагаю я.

– Да не переживайте вы! – вмешивается Альберт, – ничего он не заподозрит. Когда я здесь на дежурстве, то его по несколько раз на дню «выдергиваю». Понятым или еще зачем. Все нормально будет. Да и куда он денется.

– Он-то никуда не денется, а вот… – Ермолин чешет лоб. – Черт с ним! Вызывай!

Уже оправившийся от потрясения Альберт уверенно крутит телефонный диск. Внешне он кажется абсолютно спокойным, лишь слегка подрагивающее колено, выдает его внутреннее напряжение.

– Алле! Иван?… Игорь мой там?…Позови. – Поляков, поглядывая на нас, ждет. – Игорь?… Уже сегодня виделись…Спрашиваешь, как? Просто супер! Народ подошел?… Хорошо… Вот что, пока более или менее спокойно – давай в отделение… Дело есть на полста миллионов!.. Вполне серьезно…Добро, дождись и быстро ко мне!.. А как же!!! Прихвати по дороге в обязательном порядке! Все, жду!

– Минут через двадцать подойдет вместе с приятелем, – с облегчением сообщает Альберт, кладя трубку.

– С каким приятелем?

– А я почем знаю. Спросил, «можно с другом подойти?», я и не возражал.

– Друга нам тут еще не хватало… – Скорее по инерции продолжает ворчать Ермолин. – Ты уверен, точно придет?

– Прибежит, как миленький. Бутылку по дороге купить пообещал.

– Богатенький он у тебя Буратино. Магазины уже закрыты. Сколько у спекулей бутылка стоит, знаешь?

– А мне что, не платить же?

– Вот то-то и оно… – нравоучительно тянет дед. – Ладно, иди к себе в дежурку. Как только он появится, дашь знать. И никому не слова, в особенности «стратегам». А то я замечал за тобой такой грешок. Смотри! – Ермолин назидательно грозит пальцем.

– Я что, на дурака похож? – обижается Поляков.

– Уверен, нет – двусмысленно успокаивает его дед. – Кстати, где Галевич?

– Ушел, вечером в театр собирался.

– Слава богу! – выдыхаем одновременно.

– На ход ноги треснешь? – больше из приличия предлагаю я.

– Ты что, издеваешься? – досадливо отмахивается Алик и уходит.

– А мы с тобой по граммульке примем, за успех, надеюсь, не безнадежного дела.

Выпив коньяк и, наконец, закурив, Ермолин подходит к окну и, молча глубоко затягиваясь, смотрит в темноту. Потом тушит окурок в пепельнице на моем столе и присаживается напротив.

– Думаю, головную боль на сегодня и не только, мы уже поимели.

Альберт, тоже… Вроде как не законченный дебил, а все туда же… Самому работать лень, так обложился внештатниками, дружинниками всякими. Друзья – приятели подарки делают, водку таскают. Ты полагаешь, этот презент первый? Лично я не уверен. Вот трется такой помощник рядом и всегда в курсе, что в отделении творится, информацию какую – никакую между делом фильтрует, методы работы нашей прознает. Язык-то за зубами держать не умеем, а если еще и под стаканом, то вообще: туши свет. А потом кого-то ищем. Шелупонь всякую таскаем, проверяем. А он вот рядышком сидит. Милиции, в свободное от грабежей и разбоев время, помогает. Тьфу! Слов нет! – в заключении дед длинно и нецензурно ругается.

Он органически не переваривает разного рода общественников, дружинников и прочую подобную братию, деля их всех на три группы: идиотов, просто прохиндеев и прохиндеев высшей гильдии. По теории Ермолина, здравомыслящий человек в свободное время не будет сидеть в штабе ДНД (добровольной народной дружины) или париться при отделении милиции во имя непонятно чего. Это – идиоты. С ними все ясно и люди они, несмотря на причуды, безобидные. Другая категория, напротив, очень хорошо для себя осознает выгоды подобного время провождения, которыми не применит при случае воспользоваться в личных целях. Везде и всюду они подчеркивают свою близость к доблестным органам, бравируют знакомством с тем или иным сотрудником, а в компаниях и во время пьянок рассказывают о крутых делах, раскрытых при непосредственном их участии, безбожно сливая информацию, впитанную от доверчивого участкового или опера. Данный вид уже представляет определенную опасность.

И последний подвид – прохиндеи высшей гильдии. Если коротко и доходчиво – это оборотни и их классический представитель некто Игорь Мухин: хороший парень, приятель Полякова и будущий милиционер. С ним нам очень скоро предстоит познакомиться. Нет, дед далеко не так прямолинеен в своих суждениях о вопросах участия народных масс в деле борьбы с преступностью. Он никогда не отрицал важности содействия людей в раскрытии преступлений и доверительных отношений с органами правопорядка. Но!! По глубочайшему убеждению Ермолина, все эти контакты должны носить только неофициальный и глубоко конспиративный характер – только тогда от них будет толк.

И в самом деле, каков прок от добровольного общественного помощника, протирающего штаны в кабинете участкового и пьющего вместе с ним водку? Правильно! Ни – ка – ко – го! Конечно же, данный пример гротесковый. В жизни, несомненно, все может быть по-другому, но это не мой, а дедов взгляд на проблему.

– Все, хватит прохлаждаться, времени в обрез! – Он поворачивается и два раза сильно стучит кулаком по стенке. Буквально сразу в дверь просовывается Лехина, как обычно, всклокоченная голова.

– Ну что, идем? Мы уже готовы.

– Если хочешь, можешь хоть сейчас идти, никто не держит, только сначала парней позови.

Лехина голова тут же исчезает. Спустя несколько секунд из-за стенки нарастает какой-то недобрый гул и ропот.

– Послушай, Дед! Я что-то не понял, – прямо с порога наезжает Петр. – Сколько можно ждать? Сперва запираетесь в кабинете, потом, непонятки какие-то строишь. Договорились ведь, через полчаса отваливаем. Рабочий день закончился, в чем дело? Дома тоже до ночи появиться надо. Петя оглядывает коллектив, который одобрительно кивает, тем самым выражая единодушную поддержку.

– Не паникуй! – дед демонстративно усаживается за стол, всем видом показывая, что для себя он все решил и не сдвинется с места.

– Действительно, чего тормозить-то! Что за дела такие неотложные? – без особых эмоций в голосе спрашивает Воробей.

По мере доведения мною информации общее недовольство ситуацией улетучивается. В глазах появляется охотничий азарт.

– Ну, при таком раскладе грех не поработать, – миролюбиво молвит Петя. – Только зачем темнить? Сказали бы сразу.

– Это ты слушать не хотел.

– Да ладно! Что делать будем?

Дед на правах старшего по возрасту и по званию плотно захватывает руководство дальнейшим процессом в свои руки. Да, в общем, никто особо и не возражает. Нравится – пускай ледоколом будет.

– Сейчас вместе с Алексеем идете в дежурную часть и организовываете встречу. Как только нарисуются, Игоря ко мне, другого…, Толя, с ним ты работать будешь у Васильева.

Потерпевшего куда-то пристрой в укромное место, чтобы между делом на Игоря поглядел. Ну, давайте, по местам. Начнем, а там видно будет. А я к Михалычу заскочу, предупрежу, что в вечер остаемся, рейд проводим. Чтобы вопросов никаких не было.

Я пересаживаю Семенова прямо под яркую лампу, при этом пучок света, направленный вдоль коридора, образует там затемненное пространство. В результате, входящий хорошо освещен, а наблюдающий практически не заметен. Этот проверенный способ негласного опознания регулярно используется нами в работе. Провожу краткий инструктаж и спешу в дежурку.

Альберт занят. Он оформляет очередного пьяного в дрыбадан ханурика. Помощник дежурного что-то выстукивает на телетайпе в соседней комнате. Пока есть время, наблюдаю за Альбертовым визави.

Раскачиваясь на стуле, он то и дело склоняется над столом и, дыша смрадом прямо на Полякова, заплетающимся языком упорно втолковывает ему, что «окромя единственной бутылочки пива ничего не принимал». Альберт брезгливо его отпихивает и морщит нос. Как правило, абсолютно все задержанные за пьянство подставляют пенный напиток, наивно полагая, что именно этот факт позволит им проскочить мимо административного наказания. По большому счету, тому же Альберту абсолютно по фигу сколько и что пил доставленный: хоть виски, хоть французский коньяк с шампанским – все равно, если очутился здесь – будешь наказан. Как? Это другая тема.

В итоге измученный длительностью процедуры клиент валится с ног, точнее с табуретки, и тут же под столом засыпает. Альберт чертыхается, вызывает машину вытрезвителя и вместе с помощником, взявшись за наиболее чистые предметы одежды, волокут брыкающееся во сне тело в камеру, оставляя на недавно промытом полу мокрый остро пахнущий развод.

– Обделался скотина! – досадует Альберт. Полы опять мыть надо.

– Подожди, притащат еще кого – помоют.

– Да без тебя знаю! А пока прикажешь в этой вони сидеть?

Я развожу руками, не в силах помочь его горю.

Внимание! Слышу скрип дверных пружин и топот ног, сбивающих снег.

Делаю знак Краснову, но он сам все слышит и, спрыгнув с подоконника, не торопясь, проходит поближе к двери.

Альберт поднимается из-за стола и зачем-то останавливается в центре дежурки. Внутрь, продолжая отряхивать с одежды влагу, уверенно заваливают двое крепких парней, лет по двадцать с небольшим, скорее всего уже отслужившие в армии.

– Ну и вонища у Вас, Альберт Вениаминович, – насмешливо замечает Игорь, а это наверняка он и есть, судя по наглости, – прибраться бы не помешало. – Здоровается с Альбертом за руку. Тут же бесцеремонно протягивает раскрытую ладонь мне. – Здорово, будем знакомы, Игорь.

Я машинально отвечаю на рукопожатие. Ладонь у Игоря жесткая и сильная, и моя рука сразу попадает в клещи. У некоторых есть привычка или, правильнее сказать – понт, сдавливать при приветствии ладонь оппонента до синевы в лице и слез. Непонятно, правда, что этим доказывается, кроме собственного идиотизма. Я, как человек не слабый, не уступаю. Мы так стоим, как склеенные, впившись глазами друг в друга. Улыбочка сходит с его лица, и оно розовеет.

– Все, ничья! – первым сдается Игорь, сжимая и разжимая затекший кулак. – Молоток, против меня мало, кто выдерживает.

«Вот наглец, такой без мыла, куда надо пролезет. Подфартило Альберту, слов нет».

– Познакомься, Вениаминыч, это Максим – мой друг, – показывает на второго парня, в напряжении застывшего около входа. – Заходи, Макс, не стесняйся.

Игорь по-хозяйски подходит к окну и, отодвинув штору, ставит на подоконник объемистый полиэтиленовый пакет.

– Это, как обещал, – поясняет он.

– Ну, что за тема? Зачем вызывал? – продолжая улыбаться, Игорь смотрит на Полякова.

– Рановато подошли, придется немного подождать, – мямлит почему-то растерявшийся Альберт.

– Игорь! Так давай попозже подвалим, – говорит, как мне кажется, просекший ситуацию Макс. – Чего в этой вони сидеть?

«Нет, ребятки, никуда вы отсюда не выйдете, приплыли…»

– Альберт, пока, говоришь, время есть, одолжи твоих знакомых минут на пять понятыми. Их как раз двое. А то в такую погоду кого-то на улице искать – больно стремно. Поможете? – обращаюсь уже к Игорю.

– А без вопросов! Всегда готов родной «рабоче-крестьянской» помогать. Куда идти?

– Вот он, – указываю на Леху, – отведет, а я следом за вами.

Краснов, подталкивает упирающегося Максима вперед, я следую за добродушным и наивным Игорем. «Щелк» – за нами закрывается замок двери в наш отсек. Все. Теперь отсюда никуда не денешься без сторонней, нашей то есть помощи. Замок сконструирован лично Воробьем, как и дверь, и отличается крепостью и надежностью.

В углу коридора с трудом различимая, нахохлившаяся тень Семенова.

Проходим очень близко, отчего он еще больше вжимает голову в плечи и прячет лицо за поднятый воротник куртки. «Молодец, конспиратор, пока ведет себя, как надо». Дед и Петя в ожидании сидят за столами. Воробей оперся плечом о шкаф и канцелярской скрепкой ковыряет заусенец на пальце.

– Они? – зачем-то переспрашивает дед. – Кто из вас Игорь? Ты? Тогда проходи сюда. Толя, другого к себе забери.

– Пошли. – Воробей берет Максима под локоть.

– А в чем собственно дело? – Максим быстрым движением высвобождает руку и, не спуская глаз с Воробья, пятится к выходу.

В движении Максима я мгновенно определяю характерную сноровку борца.

– Тебе, что еще объяснять все надо? – встревает Петя. – А ну, пошел!

Петя решительно двигается к Максу. Секундное замешательство.

– Можно и поговорить, куда идти? – снисходительно сдается тот.

– Не беспокойся, отведут! – Петя подталкивает уже не рыпающегося Макса в спину и, открыв перед ним дверь, выпихивает в коридор. Воробей, нарочито не спеша, выходит следом.

Поднявшийся со стула Ермолин, подходит вплотную к Игорю.

– Ну, что, красавец, коль жизнь свела, давай ближе знакомиться.

– Вы мне можете объяснить, что произошло? Я сюда к знакомому пришел. Если не знаете, то я внештатный сотрудник милиции. Спросите у Полякова.

– Верю, верю, – скороговоркой произносит дед. – И что милиции в ущерб своему здоровью день и ночь помогаешь, и что учишься – все знаем.

Только, Вас, юноша, агитировать за Советскую власть я не намерен. Рассчитываю на полное взаимопонимание. Посему отвечайте мне искренне и не лгите. Итак, откуда у вас взялись вот эти симпатичные часики?

Мухин, не моргая, смотрит на дедов стол. Ермолин делает знак, чтобы я продолжал беседу, а сам выходит из кабинета.

– Игорь, давай быстрее соображай!