Текст книги "Роковая сделка"

Глава 10

Профессор искусствоведения и коллекционер Лев Моисеевич Козловский проживал в большой пятикомнатной квартире один, окруженный предметами антиквариата и подлинными картинами известных мастеров. Несмотря на огромную площадь квартиры, свободного места в ней практически не оставалось. Все жилое и нежилое пространство от пола до потолка было увешено, заставлено, заложено предметами гордости Козловского, что крайне затрудняло перемещение. Его имя было широко известно в мире коллекционеров, искусствоведов и художников как на родине, так и далеко за ее пределами. Случалось, что за консультацией к нему обращались известные собиратели старины. Отдельные экземпляры коллекции Лев Моисеевич выставлял на аукционы, в том числе Sotheby’s и многочисленные выставки. Козловский был известен и авторитетен настолько, что не имел завистников и врагов. Свободное время, которого было очень мало, Лев Моисеевич любил проводить в своем кабинете, сидя в старинном кресле с сигарой, листая каталоги, где часто встречались предметы и из его коллекции. Тогда он удовлетворенно покашливал и ласково поглаживал глянцевый лист книги. За всем хозяйством Козловского наблюдала Лебедева Галина Семеновна – домработница, помощница и фактически многолетний член семьи, которая охотно ютилась на кухне – самом просторном месте в жилье Льва Моисеевича.

Козловский находился в прекрасном расположении духа – подтвердились его самые смелые предположения: купленная на днях в антикварной лавке за сущие копейки небольшая картина неизвестного автора оказалась творением известного мастера середины восемнадцатого века. Ошибиться Лев Моисеевич не мог. Всю ночь в приятном возбуждении он ходил по кабинету, еще и еще раз брал в руки холст и через большую лупу рассматривал трещинки на краске и другие известные ему характерные признаки подлинности произведения. Все сходилось. Козловский положил увеличительное стекло в верхний ящик массивного письменного стола и сладко потянулся. Он встал, раздвинул плотные шторы и открыл форточку. Кабинет быстро наполнился прохладным утренним воздухом. Сизый туман сигарного дыма, потянулся к потолку и струйкой, через распахнутую оконную створку, на улицу. Теперь можно было и отдохнуть. Козловский окликнул Галину Семеновну, и когда та пришла, попросил принести в кабинет завтрак. С аппетитом перекусил, разжег сигару и расслаблено опустился в кресло. Но отдохнуть Льву Моисеевичу было не суждено.

В коридоре мелодично залился колокольчик старинного телефонного аппарата. Козловский недовольно поморщился и позвал домработницу:

– Галина Семеновна, милая, не сочтите за труд снять трубку. Будут спрашивать, я отдыхаю. Пусть перезвонят вечером…

– Алле. Лев Моисеевич сейчас отдыхает… Позвать…? Как вас представить? Хорошо…

Галина Семеновна заглянула в кабинет.

– Ну, кому я понадобился? – раздраженно бросил Козловский. – Нет покоя ни ночью, ни днем!

– Из милиции звонят, говорят очень важное дело, – робко сообщила она, ожидая внезапную вспышку гнева, что для Галины Семеновны было не в диковинку. Козловский терпеть не мог любые внешние раздражители во время работы и отдыха. Тогда он мог накричать, наговорить колкостей. Правда, очень скоро запал проходил и он смущенно, немного по детски, просил прощения.

На этот раз, к удивлению Галины Семеновны, профессор молча приложил трубку к уху:

– Профессор Козловский, слушаю Вас.

– Здравствуйте, Лев Моисеевич, извините за беспокойство. Подполковник Котов Сергей Павлович, уголовный розыск.

– Очень приятно, чем обязан…, – Козловский повернулся к Галине Семеновне и жестом руки попросил ее выйти.

– К сожалению, разговор предстоит весьма серьезный и не телефонный, – сказал Котов, – не могли бы мы с Вами встретиться.

Козловский ненадолго задумался, потом пальцами выбил дробь по крышке тумбочки и ответил:

– Если вопрос действительно такой серьезный, как Вы говорите, то я готов. Когда и где?

– Желательно у Вас дома. Если не возражаете, то я выезжаю.

– Хорошо, жду, – ответил Козловский.

– И еще, большая просьба, до моего прихода не открывайте никому двери. Когда подъеду, я позвоню.

Профессор улыбнулся:

– Вы меня окончательно заинтриговали, Сергей Павлович, наша предстоящая встреча так и обрастает ореолом таинственности.

– До встречи, – сухо ответил Котов, не поддержав шутливый тон профессора.

Лев Моисеевич рассеянно положил телефонную трубку на аппарат: «Что за тайны мадридского дворца? Что такого могло произойти, что его персоной заинтересовался крупный милицейский чин? Не понятно…».

Профессор вновь снял телефонную трубку. Он решил позвонить знакомому адвокату и посоветоваться, как быть, но не стал этого делать. Котов, честно признаться, озадачил не на шутку, и Лев Моисеевич, подогреваемый неопределенностью и любопытством, уже с нетерпением ожидал приезда сотрудника уголовного розыска.

Примерно через полчаса зазвонил телефон – это был Котов. Почти сразу же раздался звонок в квартиру. Профессор в спешке открыл входную дверь.

– Не осторожно, Лев Моисеевич.

На пороге стоял высокий плотный мужчина, примерно сорока лет, одетый в демисезонное пальто серого цвета и кепку. За его спиной находился еще один мужчина моложе, также в гражданской одежде.

Котов предъявил служебное удостоверение:

– Не осторожно, Лев Моисеевич, а если не мы?

– Кому же я нужен… – развел руки профессор, – проходите…

Зайдя в квартиру Козловского, Борисов немного опешил. Такого обилия вещей из расчета на метр квадратный он ни разу и нигде не видел. Перед ним был непроходимый лес вещей. Как ни странно, на каждой из них была пришпилена картонная бирка. Коллекционер, несомненно, вел строгий учет наличности.

– Проходите, – напомнил Козловский растерявшимся оперативникам, – Поговорить можем в моем кабинете. – Галина Семеновна, – прокричал он, – приготовьте три кофе.

Сняв верхнюю одежду и, по просьбе Козловского, обувь в прихожей, следом за профессором, боком, стараясь ни к чему не прикасаться, Котов и Борисов прошли в кабинет коллекционера и расположились на кожаном диване. Козловский сел за письменный стол напротив.

Зашла Галина Семеновна. Поставила на стол изящный металлический поднос с маленькими чашками на блюдцах и плетеной корзиночкой со сдобным домашним печеньем. Густой кофейный аромат разнесся по кабинету, перебив все посторонние запахи, даже застоявшийся табачный. Козловский взял чашку:

– Угощайтесь, – повел рукой в сторону подноса. Дождавшись, пока Котов и Борисов отопьют по глотку, спросил:

– Так что это за важное неотложное дело? Кстати, можете курить. Если желаете, могу предложить сигары. Очень вкусно, советую.

– Спасибо, поблагодарил Котов, но к сигарам не прикоснулся.

– А я задымлю, с вашего позволения, – Козловский отрезал кончик толстой сигары маленькими щипчиками и разжег ее длинной спичкой. Выпустил клуб едкого дыма:

– Слушаю Вас.

Котов прикрыл кулаком рот и тихо кашлянул:

– Буду говорить самую суть. Дело в том, что ваша жизнь находится в опасности…

– Не понял! – удивленно застыл с чадящей в руке сигарой, Козловский, – кому понадобилось мое бренное тело? Вот удивили, так удивили! Можно подробнее?

Борисов видел, что Козловский пока намеренно хорохорился, хотя услышанное не могло пролететь мимо сознания.

– Все действительно очень серьезно, – продолжил Котов, – по полученной нами информации, на вашу квартиру, а значит и на вас, может быть совершено нападение. Предполагаемые преступники откуда-то узнали про Ваши ценности и собираются ими завладеть. Цена вопроса – огромная, поэтому в средствах достижения цели они ограничивать себя не будут. Вам понятно, что я сказал.

Козловский поднес сигару ко рту. Борисов заметил, что его пальцы дрогнули.

– Глупцы! – воскликнул профессор, – неужели они не понимают, что мало украсть все это, – он махнул рукой, в сторону двери в кабинет, – надо еще продать! Сбыть! Или как еще… Продать экземпляры моей коллекции, – тут Козловский громко выделил последнее слово: не-воз-мо-жно! Все это, – Лев Моисеевич вновь повел рукой, – учтено, зарегистрировано и описано в каталогах. Кроме того, застраховано, хотя цены моей коллекции нет! Ни один коллекционер в мире, – профессор поднял указательный палец вверх, – никогда не позарится на ворованные ценности. Их никому не покажешь, не выставишь. Зачем же приобретать заранее неликвидную вещь! Да их из страны не вывезешь! Тем более риск попасться вору очень велик. Стоит им предложить похищенное кому-то из настоящих коллекционеров, тот просто не будет связываться и сообщит куда надо!

– А если не настоящих…, – прервал Котов профессора.

– Вы что имеете в виду? – приподнял бровь Козловский.

– Поймите, грабители прекрасно понимают все, о чем Вы мне рассказали. Если они все же решились на это, поверьте, надежный канал сбыта уже есть. И потом, – Котов встал с дивана, – совершенно незачем выносить все это, – Котов сделал рукой полукруг, повторяя движение Козловского, – достаточно взять что-то наиболее ценное, что можно незаметно вынести. Несомненно, что некий любитель искусства очень заинтересован приобрести понравившийся экземпляр из Вашего собрания и, думаю очень дорогой.

– Почему же он, этот любитель, не свяжется со мной? Мы могли бы обо всем договориться. В конце концов, я согласился бы немного снизить цену…, – Козловский несколько замялся и добавил: – конечно, в разумных пределах.

Наивность или тупость профессора начала раздражать Борисова, но Козловский, видимо еще до конца не осознал или не хотел осознавать сказанного Котовым и продолжал сыпать отговорками:

– Да и как эти злоумышленники зайдут в квартиру. Вы обратили внимание на дверные замки? Специальный заказ. Их невозможно открыть. Кроме того, в квартире всегда кто-то есть. А если Галина Семеновна выходит в магазин, то включает сигнализацию.

Котов внимательно выслушивал бред Льва Моисеевича, но Борисов видел, что терпению шефа совсем скоро придет конец. Между тем, Козловский, как ни в чем не бывало, продолжал:

– Я, конечно, очень благодарен Вам за участие. Я еще раз поменяю замки, и заверяю вас, что и я и Галина Семеновна всегда будем спрашивать, кто пришел. К тому же, вы и сами сказали «может быть…», значит, уверенности у Вас нет! К чему же пожар такой устраивать.

Козловский положил потухшую сигару в пепельницу и посмотрел на Котова, всем видом показывая, что встреча окончена:

– Еще раз хочу выразить Вам, Сергей Павлович, свою признательность, но, извините, у меня дела. До свидания.

Котов даже заикаться не стал о внутреннем посте в квартире. Он понял, что в данный момент доказывать профессору что-либо абсолютно бесполезно. Поднялся с дивана, достал из бумажника карточку и протянул Козловскому.

– Здесь записан номер моего рабочего телефона. Звоните, если что…

Палыч сел в машину и промолвил:

– Мудак старый!

Вывод непосредственного начальника Борисов посчитал для данной ситуации выражением уместным и очень точным.

Сняв трубку радиотелефона, Котов связался с Севой:

– Как дела? Не выходил еще? Добро, держите плотно. Сразу звони.

Котов положил трубку на встроенный в переднюю панель аппарат связи и повернулся к Борисову:

– Плохо дела складываются. Не предполагал я, что профессор заартачится. Придется внешний пост организовывать.

– Котов посмотрел на часы:

– Сейчас половина четвертого. Остаешься здесь. Я в Управление. Пришлю тебе кого-то из наших ребят на автомашине. Будете подходы контролировать. Если появятся, брать в подъезде. Конечно, оптимальный вариант, взять на выходе из квартиры с товаром, но это исключено – трупы нам не нужны.

Борисов вылез из автомобиля.

– Поесть пусть подвезут, – попросил Георгий.

– Хорошо.

Котов пожелал удачи и уехал.

* * *

После ухода сотрудников милиции Лев Моисеевич еще несколько минут сидел в кресле и анализировал неожиданно свалившуюся на него информацию. Потом решительно встал и вышел в комнату: «Сумасшедший дом…», – подумал он и позвал домработницу.

– Галина Семеновна, прошу Вас, голубушка, будьте осторожней и не открывайте никому дверей, не убедившись, что вы знаете этого человека.

– А в чем причина, Лев Моисеевич? – Полюбопытствовала она.

Козловский решил не раскрываться:

– В городе стало много краж и сотрудники милиции ходят по квартирам и предупреждают жильцов, чтобы были осторожны и бдительны.

– Неужели всех? – недоверчиво спросила Лебедева.

– Ну, почти… – стал сворачивать разговор Козловский. Потом, вспомнив, продолжил:

– Вызовите слесаря, пусть заменит цепочку на двери на более крепкую.

Галина Семеновна молча кивнула и ушла на кухню.

«И чего я разнервничался?» – подумал Козловский и, протерев лупу мягкой тряпочкой, углубился в работу. Отдыхать ему уже не хотелось.

Он не успел взять в руки книгу, как в дверь раздался звонок.

«Опять они! Что еще от меня надо!», – раздраженно подумал он и пошел открывать дверь.

* * *

Место для наблюдения Георгий выбрал в ремонтирующемся здании напротив, у окна лестничной площадки. До дома Козловского было совсем недалеко, и все подходы к подъезду отлично просматривались. Прошло не более пятнадцати минут, когда дверь подъезда открылась, и из дома вышел молодой высокий мужчина, в джинсах, модной короткой куртке с накинутым на голову капюшоном и небольшим чемоданом в руке. Быстро осмотревшись, повернул за угол дома и пропал из виду.

Георгий молча проводил его взглядом. В поведении мужчины не было ничего необычного, но Борисов все еще смотрел в сторону ушедшего.

Через минуту он был почти уверен, что с неизвестным раньше встречался. «Где? Когда? При каких обстоятельствах?» – Георгий судорожно листал страницы своей памяти. – «Что в этом человеке насторожило? Лицо? Оно был закрыто. Почему он скрывал лицо? Что еще? Походка! Походка характерная – покачивающаяся, морская… Что-то знакомое…».

Догадка, словно электрический разряд, пробила могзг: «Нет, не может быть! Как он очутился в доме?».

Борисов мог на чем угодно поклясться, что никто не заходил в подъезд!

Пролетая ступеньки, он выскочил на улицу. Бросился в ту сторону, где скрылся неизвестный. Как и предполагал Георгий, улица была пуста.

Гонимый дурным предчувствием, он поднялся на третий этаж и позвонил в квартиру Козловского. Потянул ручку двери. Массивная дверь приоткрылась.

– Лев Моисеевич, – на всякий случай окликнул Георгий.

Не услышав ответа, прошел в квартиру и на пороге остановился.

– Твою мать!!! – заорал Борисов и схватил трубку старинного перламутрового телефона, стоящего на резной тумбочке.

Труп Льва Моисеевича Козловского – доктора искусствоведения и коллекционера, лежал в метре от него. От головы по блестящему дубовому паркету быстро растекалась лужа алой крови.

* * *

Накануне, увидев замаячившего в условленном месте Монгола, Разин сразу подходить к нему не стал. Валера заметно нервничал и периодически смотрел на наручные часы. Макс несколько минут наблюдал за ним из-за киоска союзпечати и подошел сзади.

– Здорово! Что дергаешься.

Монгол вздрогнул:

– Ну, ты даешь! Чуть кондрашка не схватила.

– Не привлекай к себе внимания и слушай меня. Сейчас поедешь один и посмотришь на месте что к чему. Вечером сообщишь.

– Не понял, почему один? А ты?

– Захар сказал. Вопросы есть? – незаметно оглядевшись, сказал Макс.

– Нет, – с явным недовольством ответил Монгол.

– Тогда все.

Больше не глядя в его сторону, Разин спустился в метро. Проехал несколько остановок в сторону, противоположную нужной, в последний момент, отжав двери плечом, выскочил из вагона и пересел на обратную ветку. Так он проделал два раза. Огляделся и слежки не обнаружил.

На следующий день Макс осторожно проник в подъезд дома, где проживал коллекционер. Каким образом Захар вышел на него, Разину было неизвестно, но информация была абсолютно точная и подробная, вплоть до фотографии того, что нужно было забрать. Фоторепродукция небольшой картины с пейзажем лежала в боковом кармане куртки. «И из-за этой мазни столько шума и заморочек», – удивился он, впервые рассмотрел изображение. Макса работа художника ничем не приглянулась.

Он поднялся этажом выше и встал около окна, откуда частично просматривалась дверь в квартиру. Время было рабочее, поэтому частых встреч с жильцами он не опасался. Он сразу отметил крепость и массивность двери. Открыть ее незаметно и быстро было не реально. Поэтому оставалось ждать и смотреть, как все задуманное можно осуществить. Пока у Макса не было никакого конкретного плана.

Пообщавшись с Монголом, он понял, что тот не способен трезво оценивать обстановку и подготовить почву для дальнейших действий. Монгол был как натянутая тетива – механизмом мгновенного действия. Всякая размеренность и ожидание были его натуре неприемлемы и чужды.

Выслушав в конце дня сбивчивый доклад Валеры, Макс прямо предложил ему больше не лезть в подготовку и подключиться уже на завершающем этапе – при исполнении. Монгол был очень рад такому раскладу. Разин тоже – меньше возможности засветиться.

Макс просидел на подоконнике почти час, но никакого полезного движения не наблюдал. Для себя решил, что через десять минут сорвется и продолжит слежку на следующий день.

Проведя на лестнице отмеренное время, собрался уходить, как услышал звук подъехавшего автомобиля. Осторожно выглянул в окно и отшатнулся: от автомашины в сторону подъезда шли двое мужчин. Один был Разину незнаком, а другого он узнал сразу. Время не смогло стереть из памяти образ молодого оперативника районного отделения милиции. Сейчас он был старше и заматерел, но ошибиться Макс не мог – это был именно один из тех, кто восемь лет назад задерживал его и других членов банды.

«Что им здесь надо?».

Макс досадливо выругался и быстро поднялся этажом выше. Встал так, чтобы сквозь перила был виден лестничный пролет. Если менты станут подниматься пешком, он просто спокойно пройдет мимо, как жилец.

Но двое остановились напротив двери квартиры коллекционера. Один из них позвонил в квартиру и дверь изнутри открыли.

Первым желанием Макса было скрыться, но он решил оставаться на месте и понаблюдать еще. Кроме того, закралась тревога: «Почему менты появились у коллекционера?».

В совпадения Разин давно не верил. Понял: «Монгол засветился и притащил за собой хвост». Когда и за какие подвиги Монгол привлек к себе внимание органов, Макса интересовало меньше всего – пусть с ним Захар разбирается. Главное – сам чист. В этом он был уверен на все сто процентов. Он уже не испытывал никакого азарта и продолжал пребывать в засаде только в ожидании, когда уберутся менты. «Не прокатит ни при каком раскладе!», – пришел к окончательному выводу Макс и решил, что так и доложит Захару. Пусть сам решает, что делать дальше.

«Слава богу, хватило ума задержаться», – мысленно себя похвалил, – «Влетели бы однозначно и безо всяких вариантов». Осторожно выглянул в окно, машина стояла недалеко от подъезда. Водитель курил рядом.

«Подожду, пока уедут, и сразу сваливаю», – рассудил Макс и затаился.

Когда дверь квартиры открылась, Макс вжался спиной в стену. Двое быстро спустились. Дверь подъезда хлопнула. Через некоторое время машина отъехала. Выдержав недолгую паузу, Макс проверил – двор был пуст.

Он стал спускаться по лестнице и вдруг замер на месте. Его осенило!

«А почему не сейчас? Наверняка хозяин расслабился. Не может же он ожидать, что на него наедут почти под носом у оперов. Удобнее момента не будет!»

Не раздумывая больше ни секунды, Разин сбежал вниз и позвонил в дверь.

За дверью послышались шаркающие шаги и недовольное ворчание. Разин сжал в кармане рукоятку «ТТ» и большим пальцем взвел курок.

Щелкнул замок и дверь открылась. На пороге стоял пожилой еврей в черном шерстяном костюме и домашних шлепанцах.

– Простите, молодой человек, Вы к кому? – растерянно спросил он, и, словно опомнившись, попытался захлопнуть дверь.

Макс с силой втолкнул старика внутрь квартиры:

– Молчи сука!!! – громко прошептал он и рукояткой пистолета нанес сильный удар по голове.

Коллекционер беззвучно завалился прямо в коридоре.

Разин перешагнул через тело и прошел в комнату.

– Кто Вы? – изумленная седая женщина вышла ему навстречу.

Макс выстрелил. Домработница, широко раскрыв глаза, осела на пол.

Многочисленные вещи, забившие квартиру, погасили звук, и эхо выстрела было не громче, чем хлопок в ладоши.

Разин прошел в кабинет, вытащил из кармана фотографию и еще раз сравнил с оригиналом, висевшим на стене. Убрав фотографию, снял раму и, отогнув крепления, вытащил холст. Свернул картину в рулон и огляделся в поисках сумки. В комнате заметил небольшой матерчатый чемодан. Положил рулон внутрь, захлопнул створки и закрыл замок. Порылся в ящиках письменного стола. Найденную пачку купюр свернул пополам и положил в боковой карман куртки. Еще раз окинул взглядом кабинет и вышел в коридор.

Старик лежал в той же позе и не подавал признаков жизни.

Разин наклонился и приложил руку к артерии. Сердце не билось.

Он плотно прикрыл входную дверь и сбежал по ступенькам. Накинул на голову капюшон куртки и вышел на улицу. Осмотрелся и, не обнаружив ничего подозрительного, быстрым шагом дошел до угла, затем через арку соседнего дома вышел на проспект. Проголосовал проезжающему такси. Договорился с водителем о цене и сел в автомашину.

Очутившись дома, Макс залпом выпил налитый верхом стакан коньяка и, не раздеваясь, прямо в куртке, упал на диван. Пролежав неподвижно несколько минут, пододвинул к себе телефонный аппарат и набрал номер Захара.

– Да, – голос Сергея был, как всегда, спокоен.

– Говорите, – повторил он, не услышав ответа.

Макс оторвал трубку от уха, молча подержал в руке и прервал связь.

Ситуация менялась в корне. Макс не сомневался, что сделал все гладко и чисто. Оставалась одна проблема – Монгол. Разин задумался:

«Если он действительно на «крючке», то очень скоро выведет милицию на него и на Захара. Пока не обнаружили трупы, есть время.

Он позвонил Монголу. Услышав голос Разина, Монгол неподдельно обрадовался и сразу пригласил составить ему компанию, чему Макс очень удивился, но, не раздумывая, согласился. Случай подвернулся сам собой.

– Как раз хотел договориться о встрече. Есть интересная информация по нашим делам. По телефону нельзя. Диктуй, куда ехать. – Макс взял со стола карандаш. Записав адрес Монгола, поинтересовался: – У тебя кто-то есть?

Услышав утвердительный ответ, Макс ненадолго замолчал.

Район, где проживал Валера, он хорошо знал. Недалеко располагалась общага мореходки, где он провел несколько лет.

– Ты куда пропал? – поинтересовался Валера.

– Просто думаю, где встретимся. При посторонних говорить нельзя, а вопрос важный. Давай так, через час у универсама. Поговорим, заодно и бухлом затаримся.

Монгол не возражал и пообещал пригласить девушку для Макса.

Макс быстро собрался и вышел из квартиры.

Через сорок минут прибыл на место и затаился недалеко от магазина в кустах у аллеи.