Текст книги "Полярные байки"

Duesenberg

Маруся скучала в одиночестве. Поток её читателей давно иссяк, но она по инерции продолжала заходить в этот уютный книжный на Мойке.

Дома особо сидеть не хотелось. Внуки подошли к подростковой поре, когда общение с бабушкой стало неинтересным и родителям приходилось их уже загонять к ней в гости. Маруся пыталась освободить ребят от семейной повинности:

– Не мучайтесь вы, заведите электронный дневник посещений, я буду подтверждать, что приходили…

Единственный продавец, татуированный паренек в коже, давно привык к ней и не обращал внимания на писательницу, к которой в свое время даже выстраивалась очередь за автографами.

Она собралась уходить, отставила пустую чашку с огрызком лимонной корки на блюдце, достала зеркальце, для порядка мельком глянула на себя, вздохнула и забросила старомодную пудреницу обратно в свою блестящую Marino Оrlandi.

Слабо тренькнул колокольчик на двери, в магазин зашел пожилой джентльмен. Сощурившись от яркого света после предвечерней слякотной серости улицы, он постоял у входа, потом освоился, огляделся и сразу пошел к декоративному камину, где стоял Марусин диван.

– Маруся?! – полуутвердительно воскликнул он.

– Лева! – утвердила писательница.

Они не виделись с того момента, как Лева обрызгал её на своей шикарной машине. Маруся тогда только перешла дорогу и на краю тротуара залюбовалась негром в двух куртках и рваных джинсах, под которыми виднелись голубые кальсоны. Капюшон защищал его от мокрого снега пополам с противным дождем. Питерская осень особо не напрягала посланца знойной Африки: вид у него был весьма жизнерадостный, а улыбка – просто замечательная. На груди висел оранжевый твердый квадрат с надписью «Оранжевый рай», который Маруся нашла уместным в новой, райской жизни тропического парня.

Она размышляла сразу в двух плоскостях: пыталась понять назначение рекламы и одновременно думала, что в отличие от своих миграционно-немецких собратьев этот веселый товарищ свой хлеб даром не ест.

Её размышления прервал хам на черном джипе. Маруся вздрогнула и от неожиданности шарахнула дорогой сумкой по машине. Та встала как вкопанная, опустилось тонированное стекло, и негр приготовился дать деру. Но скандала не получилось, поскольку хамом оказался Лева. Через короткое время Маруся сидела в настоящем раю ресторана «Астории», куда Лева привез её в порядке извинения.

Сейчас Лева присел на диван рядом, расцеловались, и он объяснил. Пришел в этот магазин, поскольку предварительно по телефону ему сказали про букинистический отдел. Маруся тут же окликнула продавца. Тот нехотя оторвался от айфона, провел татуированной рукой по татуированной шее, разминая её, и приблизился.

– Интересные, Мария Ефимовна, вещи творятся, – парень не сразу отключился от источника информации, – не знаю, кто такой Минаев, но выражается он круто. Вот смотрите. – Он поскролил экран и процитировал: «Могу написать трактат на тему «Удивительные мрази и где они обитают»… В искусстве жопокрутства им равных нет… Старые бездарные жабы…» Это он критикам режиссера, снявшего сериал про гэбню.

– Читала я всю эту хрень и сериал посмотрела, – нетерпеливо прервала Маруся, – покажи лучше моему старому товарищу букинистический отдел.

– Да какой там отдел? – Парню хотелось подискутировать о сериале, которого он не видел. – Так, полка одна. А чего надо-то?

– Я хочу найти мемуары… – вступил Лева, назвав имя известного военачальника.

– Не слышал о таком, – небрежно заявил продавец, – но если охота, покопайтесь.

Пока Лева занимался поисками, Маруся успела сообщить продавцу, что в сериале наворотили кучу смешных косяков, но ополчились на режиссера не за них. Ругали как раз за то, что он довольно точно показал их, родимых, – журналистов с блогерами. Парень мало что понял, но на всякий случай вспомнил о множестве знакомых балбесов, которые зубоскалят в Сети на темы, в суть которых они и вдаваться не собираются. Так, по приколу, оригинальничают, чтобы их заметили.

Вернулся Лева. Безрезультатно. Парень принес три чашки, стеклянный чайник и с позволения взрослых тоже подсел послушать о Левиных проблемах.

* * *

Мальчик из музыкальной семьи, которого Лева отлично знал еще ребенком, а сейчас уже и не мальчик, основал в Штатах новый сетевой ресурс. Суть заключается в том, что родители загружают на сайт все документы, фотографии, старые письма и много чего другого, чтобы дети, когда заинтересуются, все легко могли найти.

– Тебе же интересно, из какой ты семьи? – спросил Лева продавца.

– Ну, почему бы и нет, – неуверенно ответил тот.

– Это сейчас тебе по фигу, станешь старше – точно захочешь. – Лева был уверен.

– Ну да, – опять помассировал шею продавец.

Лева был так уверен, поскольку сам необычайно заинтересовался идеей. Он поехал на дачу в Пушкино, куда на всякий случай сразу после войны родители свезли все семейные архивы.

Разбирал старые завалы больше месяца. В числе прочего, в шестом томе полного собрания сочинений Ленина он случайно обнаружил старую, но отлично сохранившуюся между нечитаных страниц фотографию автомобиля. На обороте фиолетовыми чернилами было написано: «Duesenberg Tourster/Phaeton, Yellow & Green, Прага, 1936». Ниже карандашом сделана приписка: «Эстер».

Из детских воспоминаний выплыло это имя, вроде как старшей папиной сестры, покинувшей молодое государство в двадцатых, про которую никому рассказывать было нельзя. По-видимому, Эстер каким-то чудом переправила фото брату, в целях конспирации сама в кадр не вошла, а только дала понять, что все у нее нормально. Потом стало ненормально, поскольку никаких вестей от неё больше не было.

Машинально Лева поинтересовался маркой. Оказалось, что это не немецкий автомобиль, а американский. Причем довольно редкий: в период с 1929 по 1937 год было выпущено менее пятисот таких больших, мощных и сложных автомобилей. Как американский шик достался Эстер, можно было только догадываться. Судя по всему, с деньгами у неё к 1936 году было неплохо.

Покопавшись в Сети, Лева вышел на клуб любителей известных авто, которые неожиданно рассказали, что один такой, причем желто-зеленой раскраски, прибыл в СССР после войны как раз из Праги. В начале 50-х на нем гоняла по Ленинграду супруга того самого военачальника. По слухам «Дюзенберг» был безвозвратно раздавлен на полигоне, за рулем якобы погиб молодой солдат, когда застрявший фаэтон был настигнут танком с пьяными майором и женой полководца.

– А сейчас, Лева, ты чего хочешь найти? – спросила Маруся.

– Я хочу найти память о своей тетке. Возможно, через этот «Дюзенберг». По людям следов не осталось, пробую через авто. Слышал, полководец вроде до своего расстрела в 1951 успел мемуары написать. Вот и ищу у букинистов. В Сети про них ничего нет.

– И много ты проверил?

– Много. В Питере почти все лавки обошел. Придется, наверное, закончить поиски…

– Как это закончить? – удивилась Маруся. Зашевелился и продавец, при этом он неудачно повернулся и опять стал массировать сложный рисунок на шее. – Втянул нас в историю, и сразу закончить?

– А я не врубаюсь, – влез продавец. – Как это через тачку можно искать человека?

– Молодой еще… – с досадой отмахнулся Лева. – Тетя была старше отца, предположим, в 1936 году ей было лет двадцать шесть. Она в Праге, в Первой Чехословацкой республике, да еще и с дорогим американским автомобилем…

– Стоп, Лева! Я поняла твой гениальный замысел, – прочно завладела инициативой Маруся. – Как раз недавно в своем кругу мы обсуждали предвоенную историю Европы, я немного в теме.

Дальше Маруся воодушевленно набросала кучу версий.

Еврейскую девушку, кроме романтических соображений, на выезд из Страны Советов могли толкнуть две причины: сионистская – выезд в Палестину и антисионистская – как бундовку. Палестина отпадает, поскольку Эстер оказалась в Праге. Остается Европа. Или Америка.

Бундовцам надо было бежать: в двадцатых – тридцатых их уже активно вылавливали чекисты. Но и в США в 1924 году были приняты законы, ограничивающие иммиграцию. Получается, что она вышла замуж за состоятельного американского еврея, который сдуру решил вернуться на родину.

В 1936 году, несмотря на фашистские демарши, в Праге было спокойно. По крайней мере до 1938 года. К началу века евреи в Чехословакии имели гражданские и политические права. Потом их процентное соотношение стало быстро уменьшаться. Американец решил поправить эту несправедливость и приперся в родной город, да еще и «Дюзенберг» прихватил.

– Это все любопытно, – сумел вставить свое слово Лева, – а мне-то теперь что делать? В СССР следы машины исчезли под танком, мемуаров нет…

– Дорогой мой! Ты забыл, с кем имеешь дело? Я же писатель. Чего не узнаю, дофантазирую…

* * *

На торжественном приеме в Смольном по случаю нового 1950 года Лева появился в обличии секретаря консульства США. Генерал-полковника, увешанного наградами, с вызывающе яркой дамой он узнал сразу. Пока они стояли в окружении гостей, дама несколько раз брала бокалы с шампанским с подносов снующих официантов, была весела и преувеличенно громко хохотала по всякому поводу.

Потом среди гостей стал протискиваться некто малозаметный и некоторым что-то загадочно нашептывать, после чего эти некоторые, в том числе и генерал, стали пробираться к боковым дверям.

– Начальство пошло Сталина слушать, – прошелестело в толпе оставшихся, – Иосиф Виссарионович по телефону поздравлять актив будет.

Улучив момент, Лева подобрался к жене генерал-полковника.

– Вера Филимоновна! – галантно склонился Лева. – Разрешите занять минуту вашего времени…

На лице дамы отразилось сразу все: подозрительность и опаска общения с американцем, сделавшие её на мгновение трезвой, шальное – все-таки подшофе – тщеславие от внимания красивого, хорошо одетого мужчины, забота о внимании окружающих, одновременно имеющая негативный оттенок от первого и победный от второго.

Пересилило второе:

– Зачем же по отчеству? Я не люблю, зовите просто Вера.

Потом вполне жеманно, что не пристало женам с таким значительным статусом:

– А откуда вы меня знаете?

Опытный ловелас Лева переждал все проявления разнообразных эмоций и ограничил любопытство окружающих, перейдя на интимный полушепот:

– Вы самая первая, о ком я узнал в Ленинграде…

– Чем же я заслужила? – Ответ она знала заранее.

– Во-первых, вы ослепительны! – Он дождался, пока дама ожидаемо благосклонно продемонстрирует обыденность получения такого комплимента. – А во-вторых… – Он тут же уловил настороженность и взял паузу.

– А во-вторых? – Шальное опять победило малоискушенную в заморских премудростях Веру Филимоновну.

– А во-вторых, – продолжал обольститель, – вы прекрасно водите шикарный штучный автомобиль, выпущенный на моей родине.

Она не сообразила, как ей принять этот сомнительный поворот в русле привычных ухаживаний, и на всякий случай продемонстрировала некую небрежность, давая понять, что с пяти лет в своей деревне под Курском только и делала, что рулила на надоевших американских лимузинах.

Лева заметил и моментально перешел в наступление в понятном для неё стиле:

– Хочу показать вам свою машину, – заворковал он, – прямо сейчас, пока высшее руководство совещается.

Такой наскок даже видавшую многое Веру Филимоновну смутил. Она протянула мраморную руку в сторону, куда тотчас же подъехал очередной хрустальный фужер. Не приглашая достойного по любовной интриге противника, изрядно хлебанула и так же не глядя избавилась от фужера.

– Прямо сейчас?! – Глаза её стали сумасшедшими. – Вот так прямо сию минуту? – Потом деловито: – А где ваша машина?

Они выскочили из подъезда без верхней одежды, поскольку на ходу Лева небрежно бросил «нет необходимости», и сразу уткнулись в огромное черное лакированное чудовище, припорошенное крупным новогодним снегом, на котором замигали фонари. Лева предупредительно распахнул переднюю пассажирскую дверь, одновременно выкатилась подножка, на которую с помощью кавалера была поставлена изящная белая туфелька, затем ошеломленная Вера Филимоновна погрузилась в мягкое кожаное кресло.

Лева быстро сел на место водителя, вставил ключ на рулевой колонке и завел мотор. Зарычало так, что дама стала озираться в поисках танка Т-34 поблизости, но потом быстро отвлеклась на немыслимое количество синих лампочек и теплую струю воздуха. Лева плавно тронулся, а его спутница проявила профессионализм:

– Сколько же лошадей у вас?

– Точно не помню, вероятно под четыреста. – Он глянул на спутницу и добавил: – Cadillac GMT 926 тринадцатого года.

В кабине стало жарко. Лилась тихая музыка, возбужденная Вера не замечала улиц и пришла в себя только перед железными глухими воротами. Лева что-то нажал, ворота поехали вверх, открывая освещенный спуск под землю. Они проехали мимо невиданных машин и стали рядом с красавцем, на эмблеме которого были две буквы «R».

Вера уже не в силах была задавать вопросы, тем более что они копились и громоздились каждую секунду. В лифте она увидела себя в зеркалах и только спросила:

– Это у вас такой дом?

– Да, консульство для своих работников построило.

Через массивную сейфовую дверь они проникли в квартиру. Лева зажег все пять люстр в огромном зале, где концертный рояль терялся в углу. Вера опасливо ступила на стеклянную поверхность пола из природного камня, и Леве пришлось её приобнять.

– Я хочу в туалет, – потерянно сообщила бедная Вера, непонимающе глядя на черный прямоугольник плазмы в полстены.

Миновав зал, они попали в длинный коридор с красными узорами, картинами и многочисленными белыми дверьми. На пороге одной из них она застыла. Красивая сантехника, наряду с американскими автомобилями, была её слабостью.

В кабинете Лева не стал страстно накидываться на простушку-генеральшу, чего она в суматохе невиданного и не осознала. Она уселась в предложенное кресло, пригубила коньяк и уставилась на нашего героя.

– Верочка! Я привел вас сюда не для флирта. Надеюсь, между нами пробежит искра, но не сейчас. Я привел вас, чтобы предупредить…

Вере тут же почудились заговоры против мужа, вербовка ЦРУ, слежка МГБ…

– Нет-нет, – понял Лева, – совсем не о том, что вы можете подумать. Времени у нас очень мало, пора возвращаться, поэтому буду предельно краток. В июне этого года, через шесть месяцев, точнее восемнадцатого числа, в пятнадцать сорок четыре на армейском полигоне вы с вашим будущим знакомым майором-танкистом Анисько Петром Антоновичем 1901 года рождения в сильно нетрезвом виде раздавите танком свой любимый «Дюзенберг». Раскатаете его в тонкий лист.

– Вы с ума сошли? Какой еще Анисько? Что за провокации?

– Разрушится не только машина, – невозмутимо продолжал Лева, – погибнет боец, срочник первого года службы Иван Корнеев, потом начнутся разборки…

– Послушайте! Зачем вы меня сюда привезли? – вконец разозлилась генеральша. – Кто вы такой и что вам от меня нужно? Думаете, вам все сойдет с рук? Немедленно выпустите меня!

Лева достал айфон 7 и протянул ей:

– Позвоните домой!

Вера отпрянула от засветившегося экрана.

– Что за шутки? Чего это вы мне подсовываете?

– Не волнуйтесь! – терпеливо разъяснил Лева. – Вот цифры, легонько нажмите пальчиком на нужные, наберите номер, потом на эту зеленую кнопочку.

Она поколебалась, но любопытство пересилило. Раздался голос служанки. Вера узнала и привычно спросила:

– Спишь, корова?

Не слушая оправдания и заверения, Вера протянула аппарат американцу:

– Подумаешь, радио…

– Не совсем, – сказал Лева и сфотографировал даму.

Она увидела себя на экране. Пока думала, Лева вывел цветное фото на бумагу. Лист дрожал в её руке, Лева начал записывать видео и остановил на её обреченной фразе:

– Всё. Допрыгалась.

Лева тут же продемонстрировал запись, трагизм которой был неподдельным.

– Дорогая Вера, я привез вас в 2017 год. Это выглядит фантастически, вам трудно поверить, поэтому продемонстрировал малую часть из огромного прогресса. Поверьте, у меня нет никаких шпионских, политических или других вредных для вас или вашего мужа целей. Я только хочу, чтобы вы не давили танком ваш автомобиль. В апреле, вечером пятого числа, вас начнет охмурять пьяница и карьерист Анисько. Держитесь от него подальше. Вот и все. Сейчас мы вернемся в Смольный, можете все забыть, но про мерзавца майора, пожалуйста, запомните. Иначе очутитесь в зековском бараке в Караганде.

* * *

В следующую командировку Маруся послала друга в 1952 год. Генерал-полковника расстреляли по обвинению в мародерстве в Германии, шпионаже в пользу США и еще по каким-то уважительным причинам. Ослепительная Вера оказалась в бараке, но не в Караганде, а почти в Африке, в «АЛЖИРе» – Акмолинском лагере жен изменников родины. Про майора Анисько она запомнила – невредимый «Дюзенберг» перешел во владение к высокому чину из ленинградского МГБ.

Лева прибыл для обеспечения сохранности автомобиля, но инструктаж генерала МГБ не прошел так гладко, как это случилось с доверчивой Верой. Генералу Леву представили как важного партработника. Это обстоятельство ничуть не смутило чекиста. Как только Лева в приватном разговоре стал крутиться вокруг «Дюзенберга», он тут же очутился в «Крестах» и буквально через пять часов увидел на полу свои выбитые зубы.

– Маруся, ядрена мать, ты чего творишь?! – про себя заорал Лева, скорчившись на стуле перед следователем.

– Потерпи, Левочка, – запричитала Маруся, – я обязательно что-нибудь придумаю…

– Ты чего там, сука, бормочешь?! – разъярился следователь. – Что за Маруся? Четко: фамилию, имя, отчество, год рождения, адрес!

Били Леву тяжко и изобретательно, но как-то буднично и без удовольствия. Впрочем, недолго. Всего около недели. Генералу не нужны были лишние разговоры про присвоенный американский автомобиль, и вскоре превращенному в мясо Леве три отвратительных типа скороговоркой зачитали расстрельный приговор. Лева в полусознательном состоянии понял, что подписал на себя показания в шпионаже в пользу Японии, преклонении перед Западом, создании сионистского подполья и враждебной попытке очернить высших должностных лиц.

– Стойте! – вскинулся Лева. – У меня есть еще сведения особой государственной важности, которые я могу открыть только генералу. В ваших же интересах, поверьте, только ему!

Его притащили в высокий кабинет и бросили на ковер.

– Ну? – брезгливо спросил генерал.

– Послушайте, – из лежачего положения Лева указал на настенный циферблат, – на часах сейчас пятнадцать сорок два. В пятнадцать пятьдесят семь вам позвонит жена и скажет, что пропали рисунки вашей дочери. В вашем сейфе, на третьей полке в глубине, лежит стопка её рисунков, на третьем снизу изображен товарищ Сталин, который накидывает огромную петлю на шеи группы людей в форме МГБ. Рядом такая же петля крепко затянута на космополитах из карикатур Кукрыниксов. Внизу сейфа, под толстой серой папкой спрятана бобина с магнитной лентой BASF от магнитофона Telefunken. Там запись в бане вашего пьяного разговора с родственником. Еще там фотография вашего «Дюзенберга». Все это вам подбросили…

– Пошел на х**! – прервал этот бред генерал.

Леву поволокли в подвал, протащили по длинным коридорам, потом ждали у железной двери, после затащили в узкий предбанник. За открытыми дверьми была видна полностью забетонированная комната с наклонным полом и стеной, забрызганной черными подтеками.

В предбаннике Лева полежал, пока не пришел пожилой старшина. Неторопливо и буднично он достал из кобуры ТТ, проверил обойму, с треском забил её обратно, зевнул и спросил:

– Сам дойдешь?

– Никуда я не пойду! – завопил Лева. – Не имеете права! Скоты!

Старшина достал пачку «Беломора» с родным рисунком художника Тараканова, извлек папиросу, постукал по пачке, придал гильзе вид галстука-бабочки, прикурил, затянулся, выпустил облако сизого дыма и протянул папиросу Леве.

– Я не курю! – истерично выкрикнул Лева.

– Ну и правильно, – добродушно согласился старшина, – становись вон к стенке. По-хорошему.

Он помог Леве стать к стене, но строптивый смертник тут же уселся на скользкий пол лицом к палачу.

– Так не положено, – устало сказал старшина и взвел курок.

Он спокойно навел ствол на Леву и уже собрался нажать, когда откуда-то издалека раздалось грозное «отставить!».

– Ну и хорошо. – Безразличие палача показалось даже обидным.

Его быстро поволокли обратным путем и бросили на знакомый ковер. Генерал помолчал, потом спросил:

– Ты кто такой? Когда успел ко мне в сейф залезть?

– Не лазил я, мне и так видно.

Генерал снова помолчал, вспомнил, что Сталину уже приводили такого же типа, и бросил спасительное:

– Десятка, хрен с тобой. Но смотри, падла, начнешь болтать в лагере – сам знаешь…

– Ну, Маруся… приличных агентов заранее снабжают планом отхода. А ты что со мной делаешь? Все! Не нужен мне «Дюзенберг»! Зачем только я тебе рассказал?

– Спокойно, мой друг! Осталось совсем немного. Зато не зря съездил: генерал так пересрал, что спрятал твою машину под чехол в отдельном сарае. Дожила она в сохранности до перестройки. И генерал дожил, правда, сильно обветшал и продал её криминальному авторитету.

– Ты что это опять задумала?! Не поеду я ни к какому авторитету. Еще чего… Эти точно меня кончат.

– Успокойся! Нервным таким стал… Назад ехать не надо: жив он, твой бандит, и машина жива. Поедешь завтра к нему в Кавголово на своем джипе. Могу и я с тобой.

Они подъехали к высокому глухому забору и не сразу смогли определить, где вход. Когда обнаружили, на вопрос «кто такие?» Маруся бодро отрапортовала, прильнув к микрофону:

– К Эдуарду Карловичу. По срочному делу!

Микрофон-динамик щелкнул и замолк минут на десять. Камеры с двух сторон начали елозить по непрошеным визитерам, но ничего подозрительного, видимо, не обнаружили. Потом снова клацнуло и тяжело отворилась бронированная калитка.

Приличная площадь, уложенная узорами разноцветных плиток шершавого гранита, открывала перспективу на мрачный трехэтажный дом. Сбоку стояло несколько дорогих автомобилей, фонтаны, статуэтки в человеческий рост, элементы садового дизайна, команда неприветливых охранников в черных костюмах с галстуками, вспомогательные строения – все соответствовало представлениям о значительности хозяина.

Их провели в зал с немыслимым количеством доказательств больших денег и оставили в одиночестве. Не решаясь пройти вглубь и сесть в кресла, они стояли в ожидании, молча озираясь по сторонам. Неожиданно раздался низкий воландовский голос:

– Что за дело у вас ко мне?

Только теперь они разглядели среди роскошных артефактов сильно пожилого мужчину в огромном тронного вида кресле. Получивший опыт общения с всесильными, Лева начал путано объяснять цель визита. К счастью, Маруся перехватила инициативу и быстро и толково объяснила, что они хотят вернуть семейную реликвию.

Эдуард Карлович перестал обращать внимание на Леву и теперь смотрел только на Марусю. Он вполне вежливо задал ей несколько наводящих вопросов, потом кивнул на панорамное окно:

– Который?

С другой стороны дома под навесом стояло несколько раритетных авто.

– Да, третий справа, желто-зеленый… – заволновался Лева.

Авторитет снова проигнорировал его и спросил у Маруси:

– Как вы сказали? «Дюзенберг»? – Она кивнула. – Надо же, я и не знал.

– Эдуард Карлович, не могли бы вы уступить нам его? – достойно поинтересовалась Маруся.

– Отчего же, забирайте, пожалуйста. Я уже стар, и мало что мне нужно. Да и раньше я толком не успел на нем покататься. Купил давно у одного прохиндея, так он и стоит здесь.

– Как забирайте? – Лева чуть в обморок не упал. – Мы заплатим.

– Заплатите? – Авторитет посмотрел наконец на него. – Ну да, за ножи и автомобили надо что-то отдать. – Он еще раз оглядел Леву. – Тысяч десять зеленых пришлите и забирайте.

– Какой славный старик оказался, – Лева не мог налюбоваться на теткин лимузин, – сохранил его в прекрасном виде, в положение вошел.

– Это мы под хорошее настроение попали, – скептически возразила Маруся.

Они плавно ехали по шоссе с открытым верхом. Длинный желтый капот заканчивался парящей никелированной фигурой. Чуть впереди водительской двери было установлено запасное колесо с толстыми спицами. Резина была закрыта никелированным футляром, и Леве все время хотелось дотянуться до него и погладить. Широкая подножка элегантным изгибом переходила в переднее зеленое крыло.

– Смотри, Маруся, – Лева любовно похлопал по баранке, покрытой бордовой кожей, – на руле тиснение имени Эстер на английском, а на набалдашнике рычага передач две русские буквы «Э» и «Р». Девичья фамилия Эстер на «Т», а здесь «Р». Скорее всего, заглавная фамилии мужа.

– Надо всю машину досконально осмотреть. Не удивлюсь, если в каком-нибудь потайном месте обнаружатся другие символы и напоминания.

Лес вдоль шоссе закончился, и началось просторное поле. Лева увидел проем в заборе с колючей проволокой, грунтовую дорожку, осторожно свернул на неё, проехал немного и остановил «Дюзенберг».

– Не устаю наслаждаться. Давай, Маруся, отойдем, посмотрим на него издалека.

Они вернулись к проему и стали рассматривать чудо раннего американского автомобилестроения. Лимузин идеально вписывался в цветовую гамму поля. Несмотря на некоторую громоздкость и тяжеловесность, его контуры придавали ему вид грациозной стремительности.

В шуме загруженного шоссе они не сразу обратили внимание на рокот в лесу. Неожиданно показались три огромных танка, которые на полной скорости неслись по полю в шеренговом строю параллельно шоссе.

Все остальное заняло секунды. Ближний танк, испуская черный воинственный дым и не задерживаясь, пронесся по «Дюзенбергу». Лимузина не стало. Уцелела только одна большая никелированная фара, пролетевшая несколько метров. Тут же с шоссе подскочил уазик с черными номерами, офицер что-то дико заорал в рацию, и танк остановился.

– Вы какого х** здесь делаете? – Офицер временно покончил с танком и перешел на перепуганных штатских: – Здесь запретная зона, танкисты отрабатывают пилотаж по приборам, а вы откуда взялись?

– Где видно, что это запретная зона? – Маруся обошла остолбеневшего Леву. – Вот дорожка с шоссе, вот перерыв в ограде, откуда нам было знать?

– Как откуда? Здесь же знаки везде…

– Какие знаки? Хоть один покажите!

Офицер подбежал к ограде, поозирался, потом кинулся к кювету и вытащил знак «Кирпич». Бросил его в ярости, вернулся в кювет и достал большой трафарет с надписью «Стой! Запретная зона. Военный объект». Чуть не плача, он стал рукавом вытирать трафарет.

– Сволочи, гады! Ну где мне столько солдат взять для оцепления?

Он прислонил трафарет к ограде, посмотрел на часы, достал визитку и протянул Марусе:

– Все равно показательная разборка будет. Вы позвоните, согласуем время. Сейчас я даже ГАИ пустить сюда не могу, а военная автоинспекция сегодня и не приедет. Снимите все на телефоны…

* * *

Офицер умчался, а Лева все еще стоял безмолвно, как соляной столб. Маруся позвонила по армейскому телефону, настояла, чтобы приехал командир, осторожно тронула Леву и убедилась, что он не закаменел навсегда. Они стали ждать.

– Ладно, Лева, забудь. Чему быть… – Она решила отвлечь друга: – Направлю лучше тебя к Ленину с Троцким. Переворот отменять. К столетию, может, что и получится…

– Нет уж, вожди мне по барабану! Давай ближе к делу. Начнем разрабатывать «Бунд», – оклемался все-таки племянник Эстер.

Октябрь 2017 г.