Текст книги "Катынь: спекуляции на трагедии"

Григорий Горяченков
Катынь: спекуляции на трагедии

© Горяченков Г. П., 2016

© ООО «Литео», 2016

* * *

Позор да падет на головы тех, кто прибегает к таким приемам клеветнической пропаганды. Провокаторам не удастся опорочить великую миролюбивую державу, мою Родину.

Николай, митрополит Крутицкий и Коломенский

Особенности братской памяти

Удивительно избирательна историческая память у поляков – наших недавних соседей, союзников и, можно сказать, родственников – все-таки, говорят, несколько тысчонок лет тому назад наши пращуры в одной пещере обретались. Вот очень хорошо помнят о первом разделе Польши, а о том, как захватили во второй половине X века древнерусские города – Перемышль, Червень и другие, которые пришлось в 981 году князю Владимиру отбирать у завидущих братцев, похоже, запамятовали напрочь. Понятно, и о втором разделе помнят, а о том, как их Болеслав сначала печенегов натравил на Русь, а потом и сам разграбил в 1017 году Киев, ничегошеньки в их памяти не сохранилось. О третьем, кажется, с пеленок запоминают. Но совершенно не в состоянии вспомнить, что восточные земли Польши, отошедшие к России, – это земли русских княжеств, захваченные их предками. А исконно польская территория отошла к России, кстати, по решению Венского конгресса, на котором победители-союзники наказали агрессора – Францию, а вместе с нею – герцогство Варшавское, воинство которого в 1812 году приняло участие в нашествии на Россию.

Мало кто из поляков помнит и о том, какие беды интервенция их прадедов в начале XVII века принесла России. У нас никто и никогда не подсчитывал, на сколько десятилетий поляки задержали экономическое развитие нашей родины. А в каких рублях или злотых можно измерить страдания русских детей, русских женщин, русских стариков, на которые их обрекла неуемная корысть польской шляхты и столь же неуемное желание Ватикана прибрать к своим рукам Русскую православную церковь, ввести в России католичество?

Историческая память поляков не держит не только дела давно минувших лет, но и многие события лет сравнительно недавних. О том, как Сталин и Гитлер «поделили» несчастную Польшу, говорят с таким знанием, будто сами и делили. А о решительном отказе в середине 30-х годов чванливых и злобных антисоветчиков-русофобов, стоявших во главе Польши, подписать так называемый Восточный пакт, абсолютно ничего не помнят. Между тем он был направлен на предотвращение новой мировой войны, так как предусматривал, что Германия, Советский Союз, Польша, Чехословакия, Финляндия, Литва, Латвия и Эстония взаимно гарантируют нерушимость границ договаривающихся стран, а Франция – западной границы Германии. Все страны, кроме двух, высказались за подписание договора. Идея Восточного пакта очень не понравилась Гитлеру. Что вполне понятно. Но против заключения пакта выступили и польские правители.

Польский министр иностранных дел полковник Ю. Бек в беседе с представителем английского правительства А. Иденом, сторонником заключения пакта, заявил, что он неприемлем для Польши. Пакт-де ставит ее перед неизвестностью: кто знает, улучшатся или ухудшатся после его заключения отношения Польши с ее соседями. Только неизвестное будущее – пустая да и неумная отговорка. Причины у гордых панов были куда более «весомые». Заключение пакта «было бы признанием слабости по отношению к Москве», заявил в беседе с французской журналисткой Женевьевой Табуи польский посол в Германии граф Липский. Этот аристократический недоумок был убежден, что «германская экспансия пойдет в другом направлении, и мы в безопасности. Теперь, когда мы уверены в планах Германии, судьбы Австрии и Богемии не касаются Польши».

Не помнят недавние союзники и о том, что даже после аннулирования немецким правительством германо-польского пакта о ненападении, их правители упорно твердили, что Польша «не нуждается и не примет военной помощи от СССР». Категорический же отказ Польши пропустить через свою территорию советские войска в случае нападения Германии на Францию или Англию делал просто бессмысленным заключение Советским Союзом с ними договора о взаимопомощи. Сейчас, когда говорят о тех, чья политика способствовала развязыванию Второй мировой войны, обычно вспоминают руководителей Англии и Франции. А политически монолитный, в отличие, например, от английского, правящий класс Польши остается в стороне. Как же можно кидать камни в жертву нацистской агрессии! Это совершенно несправедливо! А ведь правители Польши, а вместе с ними и значительная часть поляков, которая их безоговорочно поддерживала, несут историческую ответственность за самую тяжелую трагедию мировой цивилизации – Вторую мировую войну.

Неискренне, лицемерно вела себя правящая верхушка Польши и в годы Второй мировой войны, а если принять во внимание то, что свои решения она принимала во время тяжких испытаний не только для советского народа, но и для большинства поляков, ее поведение являлось омерзительно подлым. Общеизвестно, что через несколько недель после начала боевых действий на советско-германском фронте, 30 июля 1941 года, были восстановлены дипломатические отношения между СССР и Польшей. Столь же широко известно и о визите 30 ноября в Москву премьер-министра польского эмигрантского правительства генерала В. Сикорского. (Я прошу читателей обратить внимание на эту дату.) А 4 декабря 1941 года была подписана Декларация правительства Советского Союза и правительства Польской республики о дружбе и взаимной помощи. Второй пункт документа гласил: «Осуществляя договор, заключенный 30 июля 1941 г., оба правительства окажут друг другу во время войны полную военную помощь, а войска Польской республики, расположенные на территории Советского Союза, будут вести войну с немецкими разбойниками рука об руку с советскими войсками». В тот же день генерал В. Сикорский выступил по московскому радио. И так проникновенно говорил, что, может быть, у некоторых его слушателей даже выступили слезы умиления: «В дни, когда оба народа очутились перед лицом смерти, грозящей им со стороны одного и того же врага, польские солдаты будут героически сражаться вместе с вами за освобождение своей родины… братство оружия, возникающее впервые в истории, будет иметь переломное значение для будущего обоих государств и народов, как основа не похожих на прошлое отношений».

Какие чудесные слова! И действительно польские солдаты сражались с советскими солдатами рука об руку. Правда, те солдаты, которых имел в виду В. Сикорский, и которые подчинялись ему как главнокомандующему, свои руки советским солдатам не протянули, польская правящая верхушка предпочла им другие. Сформированная в Советском Союзе польская армия под командованием генерала В. Андерса была выведена за пределы Советского государства. Этот факт так же известен любому человеку, имеющему мало-мальское представление о советско-польских отношениях. Менее известно, что генерал В. Сикорский и его окружение и не предполагали использовать свою армию на советско-германском фронте. Об этом свидетельствуют многие факты. Хотя бы такой. 20 сентября генерал В. Андерс в Бузулуке проводит совещание со своими подчиненными. Они приходят к выводу, что, во-первых: «Москва может быть занята немцами со дня на день»… в-четвертых: «Следует уже сейчас направлять людей в Ташкент и далее на юг». Ну, югом у них назывался Иран. Там тоже были советские войска, но поляки никак не могли «героически сражаться вместе» с ними за освобождение их родины по причине отсутствия в Иране немецких войск. К тому же польские политики в Лондоне очень рассчитывали, что и в Иране полякам не придется протягивать советским людям свои руки хотя бы для простого рукопожатия. Паны вообще не хотели воевать, ни на Востоке, ни на Западе. У них на армию были свои виды. Они полагали, что наличие собственной армии придаст им больше веса в послевоенной перекройке карты Европы. По их расчетам к Польше должны были отойти как западные районы Советского Союза, так и восточные районы Германии. Не дуры губы были у панов… В промозглом Лондоне наивные надежды панов, вероятно, согревали их души. Кстати, некоторые польские деятели не постеснялись потом объяснить вывод войск из СССР давлением Советского правительства.

Так как особых дел в Лондоне у правителей Польши не было, то они занимались преимущественно планированием своей политики. Что же они там планировали? Исходных точек у них было две… Первая учитывала, что Советский Союз может потерпеть поражение в войне. В этом случае строить свою политику паны намеревались с учетом победы в войне Англии и США. Но летом 1941 года до вступления США в войну было еще несколько месяцев, поэтому польские генералы без армии в те дни пристально рассматривали, что происходит на восточном театре войны. И хотя Красная Армия отступала на восток, паны уже видели, как она приближается к границам Польши, и думали о том, что им следует предпринять в случае успешного продвижения советских войск на Запад. И в этих их планах, скажу без околичностей, вся их подлая сущность. В одном из приказов польского генерального штаба прямо говорилось, что вступление в результате боевых действий Красной Армии на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии «должно, как акт враждебный, встретить вооруженное сопротивлении с нашей стороны». И далее польские стратеги в мундирах излагают план действий: «1. Наиболее ожесточенное сопротивление следует оказать на линии советско-польской границы 1939 года.

2. Важно, чтобы в районах Вильнюса и Львова сопротивление оказывалось как можно дольше, даже в условиях окружения».

Поразительно, но этих «стратегов», опьяненных сладкими мечтами о Великой Польше, не отрезвил само собой напрашивающийся вопрос: если не Красная Армия, то кто же будет воевать с немецкой армией на территории самой Польши? Кто освободит их родину от оккупантов? Неужто полагали, что мощную немецкую армию, пусть и потрепанную в боях с Красной Армией, могут разбить вооруженные легким стрелковым оружием остатки разгромленной в сентябре польской армий? Удивительно, но факт: паны в Лондоне действительно рассчитывали на Армию Крайову, в состав которой вошли бывшие солдаты и офицеры польской армии.

Генштабисты не занимались самодеятельностью, свою «стратегию» они строили с учетом взглядов на советско-польские отношения своего шефа – генерала В. Сикорского. 28 ноября 1941 года, то есть буквально накануне поездки в Москву, за неделю до своей проникновенной речи о братстве по оружию генерал издал инструкцию о необходимости… вооруженного сопротивления Красной Армии, когда она вступит в западные районы Украины и Белоруссии. Это означало, что немецкие войска получили бы совершенно не предусмотренную командованием Красной Армии поддержку Армии Крайовой. Это не удар в спину, но и неожиданный удар в грудь может оказаться опасным. Нанести удар по войскам Красной Армии и собирался В. Сикорский, обещавший советскому руководству и советскому народу «героически сражаться вместе с ним». Если это не подлость, то что тогда подлость? Отменил В. Сикорский свое указание лишь 8 марта 1942 года. Что, совесть проснулась? Как бы не так! Просто генерал понял, что «любые действия против русских не найдут понимания на Западе».

А сегодня их потомки, их духовные наследники, вместо того, чтобы покаяться за преступление своих прадедов и дедов перед человечеством, делают вид, будто не знают, что именно отказ Польши от сотрудничества с СССР привел к срыву антигерманского союза Англии, Франции и СССР, к заключению нашей страной с Германией «Пакта о ненападении», к вступлению Красной Армии на территорию Польши после бегства польского правительства в Румынию. Делают вид, что ничего не знают об антисоветских, антироссийских, постольку, поскольку СССР для них был Россией, замыслах, решениях и поступках своих правителей в годы Второй мировой войны.

Зато требуют покаяния от нас, сынов и внуков освободителей Польши от немецкой оккупации, спасителей миллионов поляков от физического уничтожения. Ну, как же! Гитлер со Сталиным, то есть Германия с Советским Союзом сговорились поделить несчастную Польшу между собою! И сейчас без устали твердят, что СССР «оккупировал», вариант – «аннексировал», восточные территории Польши, так они из-за капризов своей памяти называют воссоединение с Украиной и Белоруссией их западных областей. И совсем не помнят, какие усилия приложили советские руководители, лично И. Сталин, чтобы добиться согласия англичан, У Черчилля на передачу Польше восточных земель Германии.

Словом, очень много весьма важных исторических событий не задержалось в памяти родственников. Так, они совершенно «забыли», но на самом деле помнят о том, что с февраля 1919 года по октябрь 1920 года взяли в плен – это по данным III отдела Верховного Командования Войска Польского – 206 877 красноармейцев, из которых в лагерях потом насчитали 157 000 человек. 50 тысяч красноармейцев погибло при перевозке их в лагеря. Трагичной оказалась судьба красноармейцев в лагерях. Сохранилось немало описаний положения военнопленных красноармейцев в Польше. Они свидетельствуют: такими издевательствами над гражданами Советской России, такой ненавистью к ним не отличался даже персонал в лагерях для военнопленных нацистской Германии. Неудивительно, что 60 тысяч красноармейцев погибли уже через год. Трагичной оказалась судьба почти всех красноармейцев, оказавшихся в польском плену.

Однако при этом превосходно помнят то, чего и вообще не было. Так, поляки уже более 60 лет обвиняют Советский Союз, его руководителей в убийстве весной 1940 года в Катынском лесу под Смоленском около четырех с половиной тысяч польских офицеров. Правда, сколько на самом деле в Катынском лесу лежит поляков, неизвестно: никто точно не подсчитывал. Геббельс, например, утверждал, что в Катынском лесу захоронено 12 тысяч поляков. По подсчетам комиссии Н. Бурденко, разумеется, приблизительным, там лежит 11 тысяч тел. Но сами поляки предпочитают утверждать, что число жертв НКВД в Катыни не превышает четырех с половиной тысяч. Чем же им «не нравятся» 11 или 12 тысяч? Ведь чем ужаснее цифры убитых Советами поляков, тем эффективнее можно вести антисоветскую, антирусскую кампанию. Как ни странно, но можно и без всяких кавычек сказать, что действительно именно эти цифры обличителям советских злодеяний не нравятся, они им… путают карты в антисоветской, антироссийской игре. Поляки утверждают, что их офицеров расстреливали и в других местах: в районах Харькова и Калинина. Так вот, если сложить количество якобы расстрелянных там поляков с количеством захороненных в Катынском лесу, то получится, что НКВД расстрелял офицеров на несколько тысяч больше, чем их было интернировано в 1939 году.

Анализ обвинений в расстреле поляков в Харькове и Калинине выходит за рамки этих заметок. Поэтому скажу лишь, что ретивые российские следователи и журналисты никаких доказательств расстрела поляков в Харькове вообще не нашли. Что же касается расстрела офицеров в Калининской тюрьме, приведу только одно «доказательство». Бывший начальник областного управления НКВД Д. Токарев признался (ему было в это время почти 90 лет) следователям в том, что он в какой-то камере тюрьмы, находившейся под одной крышей с областным УВД в центре города, организовал расстрел шести тысяч человек, по 200–250 поляков за ночь. Убитых поляков захоронили в могилах, вырытых экскаватором у села Медное. В такую чушь без огромного желания можно поверить? Однако кто-то и верит.

Но так как для антисоветчиков и русофобов чем больше убитых, тем лучше: советская власть, социалистическое общество, Россия будут выглядеть пострашнее, – то несколько лет назад они «вбросили» в средства массовой информации другую цифру. Теперь поляки заявляют, что от рук советских спецслужб погибло 22 тысячи человек, кроме военнослужащих – еще и гражданские лица… До чего же неуемны наши «родственники»!..

Впрочем, в грязной антисоветской кампании принимали и принимают участие, и весьма активное, граждане СССР, России, в том числе и русские по национальности. Для них Катынь – крупная карта в пропагандистской войне против Советской власти, идей коммунизма, да и против России. А раз так, то почему же не воспользоваться варевом, изготовленным на кухне доктора Геббельса: ведь шеф нацистской пропаганды, как известно, знал толк в антисоветских делах.

Немецкие повара и польские официанты

13 апреля 1943 года некий польский писатель по фамилии Гетль (знали немцы, кому доверить) сделал по радио сенсационное заявление: недалеко от Смоленска, в лесу, обнаружены могилы расстрелянных русскими польских офицеров. А 17 апреля «возмущенные зверством комиссаров и евреев» немцы обратились со специальной нотой в Международный Красный Крест. Создатели газовых камер и крематориев потребовали расследовать «советские злодеяния». В поведение немцев не было ничего странного, оно представляется даже вполне естественным: им необходимо было отвлечь внимание мира от собственных злодеяний, о которых к этому времени стало известно достаточно много, и попытаться вбить если не клин, то хотя бы клинышек в отношения участников антигитлеровской коалиции.

Но просто бросается в глаза: день в день с германским правительством в Международный Красный Крест с аналогичной просьбой обратилось из Лондона польское правительство. Оно-то о чьих интересах радело? Ну, предположим, зная о трагической судьбе пленных красноармейцев в Польше, польские министры допускали, что в Советском Союзе не стали церемониться с их пленными офицерами. Однако неужто у них не было других форм выражения своего беспокойства о судьбе соотечественников? Если принять во внимание, что министры-эмигранты не сомневались в том, что именно они будут возглавлять послевоенную Польшу, то вполне могли бы и отложить публичное выяснение отношений с Советским Союзом до победы над общим врагом.

Радели польские деятели о своих антисоветских интересах, это понятно. Но все-таки в международной практике не принято было столь откровенно пакостить союзникам. Это-то паны без сомнения понимали. Так почему же решились поддержать фашистов? Такой из ряда вон выходящий в союзнических отношениях поступок одной лишь давней неприязнью к России объяснить невозможно. А дело в том, что правящая верхушка Польши не рассматривала СССР в качестве своего союзника. Это представляется совершенно невозможным – однако это так! И это не умозрительный вывод историков, основанный на анализе польской политики в те годы. Этому невероятному факту есть прямые доказательства.

На подписание 30 июля 1941 года советско-польского пакта, что предложило сделать Советское правительство, поляки пошли под давлением англичан. Выкаблучивались, выпендривались паны до тех пор, пока А. Иден, английский министр иностранных дел, на них не цыкнул: «Хотите, господа, или не хотите, а договор должен быть подписан». Пришлось подписывать. Но политическая и военная необходимость показать врагу советско-польское единство даже после получения взбучки дошла не до всех панов. Три гордых пана, числившихся в министрах, ушли в отставку. А некий господин Рачкевич, считавшийся президентом Польши, отказался ратифицировать договор. Ну, этому уже по-военному кратко объяснил сам генерал: а и не подписывай, твоя подпись не больно и нужна. Поделикатнее, конечно. Но для самого В. Сикорского подписанный из-под английской палки договор и Декларация о дружбе и взаимной помощи, подписанная им в Москве, не имели обязательной силы. Об этом он прямо написал в инструкции, направленной руководству Армии Крайовой: «Заключенные с ними (имеются ввиду «Советы» – авт.) политические и военные соглашения привели, формально, к дружественным, союзническим отношениям между двумя государствами». Формально, и только! Не считало польское правительство Советский Союз своим действующим союзником, поэтому и с его интересами не считало себя обязанным считаться. Вот потому и солидаризировалось с германским правительством. Ларчики, как известно, иногда открываются очень просто…

(Кстати, в антисоветскую кампанию немедленно включились и средства массовой информации наших союзников – США и Англии. Так, например, газета «Манчестер гардиан» 1 мая 1943 года осудила возмущение Советского правительства действиями поляков: ведь «польское правительство намеревалось улучшить, а не ухудшить польско-советские отношения». Читателям внушалась незатейливая мысль: если Советскому правительству нечего скрывать, то оно должно послать своих представителей для участия в работе Международной комиссии на оккупированную врагом территорию. Сытый голодного не понимал… Или делал вид?..)

На Тегеранской конференции Ф. Рузвельт и У Черчилль попытались побудить И. Сталина восстановить отношения с польским правительством, не дав при этом оценки действиям последнего против СССР. Тогда оценку дал им И. Сталин: «Мы порвали отношения с этим правительством не из-за каких-либо наших капризов, а потому что польское правительство присоединилось к Гитлеру в его клевете на Советский Союз… Какие у нас могут быть гарантии в том, что эмигрантское польское правительство в Лондоне снова не сделает то же самое? Мы хотели бы иметь гарантию в том, что агенты польского правительства не будут убивать партизан, что эмигрантское правительство будет действительно призывать к борьбе против немцев, а не заниматься устройством каких-либо махинаций.» (Я хочу позволить себе здесь отступление личного и совсем нелирического свойства: через несколько месяцев после окончания войны мой дядя, двадцатилетний младший сержант Красной Армии, возвращался в Союз. На какой-то польской станции он вышел из вагона прогуляться и был ранен в ногу поляком, ногу дяде отняли… – авт.)

На махинации, как показало время, польские правители оказались большими мастаками. Пытаясь утвердить свою власть в Варшаве до вступления в нее войск Красной Армии, лондонское правительство дало указание командованию Армии Крайовой поднять в столице восстание. Столь важное решение военного характера было принято без предварительной договоренности с Советским правительством, Верховным командованием Красной Армии, войска которой в июле 1944 года, хотя и находились на правом берегу Вислы, не были готовы к немедленному форсированию водной преграды. В 150 тысяч жизней варшавян обошлась политическая авантюра жаждавших власти антисоветчиков. Но все эти десятилетия и в Польше и на Западе находится много желающих возложить ответственность за гибель повстанцев на Советский Союз. Да, наловчились наши братья валить с больной головы на здоровую…

То обстоятельство, что польские политиканы подхватили, к тому же весьма оперативно, измышления немцев, в какой-то мере укрепило их пропагандистские позиции, но, естественно, не избавило от необходимости подготовиться к проверке захоронения представителями «международной комиссии». И надо отдать гитлеровцам должное: они многое сделали для того, чтобы убедить мировое общественное мнение в том, что их собственное преступление – дело рук большевиков, что оно совершено в 1940 году, то есть до начала оккупации советской территории. Многое, да ведь шила в мешке не спрячешь…

Тогда, весной 1943 года, немцы публично заявили, что на могилы поляков им якобы указал местный житель. Проверив его показания, 18 февраля чины местной немецкой полевой полиции сообщили об обнаруженных могилах, как говорится, по инстанции. И вроде бы сразу же поступил приказ начать их раскопки.

Однако еще в марте 1942 года – и этот факт никто не оспаривает – на могилы наткнулись поляки, служившие в немецкой армии. (Были и такие. Их сегодня пытаются представить всего лишь жертвами незаконной мобилизации, проведенной немцами. И было их не так уж и мало: только к нам в плен попало 60 тысяч человек. А воевало на советско-германском фронте не менее 100 тысяч польских солдат и офицеров. К сожалению, и об этой страничке из польской истории в Советском Союзе упоминать было не принято.) О своей находке они сообщили командованию. Однако немцы к ней не проявили никакого интереса. Почему? Да, скорее всего, тогда «наверху» еще никто не считал, что есть необходимость использовать расстрел поляков в своих интересах.

А был ли русский «доброхот», который сообщил о «чудовищном преступлении Советов» не в те дни, когда все враги Советской власти упивались немецкими победами, а после того, как германская армия потерпела жесточайшее поражение под Сталинградом? Странный информатор, неправда ли? Когда за свою информацию мог получить от немцев какую-нибудь награду, молчал, а когда появилась необходимость задуматься о том, что за сотрудничество с оккупантами придется отвечать, пошел в гестапо. Автор книги «Катынь» Ю. Мацкевич даже воспроизводит текст беседы с ним.

Разговор, якобы, состоялся в те дни, когда «Нюренбергскому трибуналу предстояло заняться катынским преступлением». Однако тогда Ю. Мацкевич не только никак не помог недавним союзникам обвинить (а желание такое у них было) Советский Союз в смерти поляков. Но даже и позже утверждал, что и «сейчас (это в разгар холодной войны – авт.), когда я это пишу, я не могу сказать, где и при каких обстоятельствах я встретился с Иваном Кривозерцевым». Обстановка, де, в Европе не та, объясняет причины такой таинственности автор. Да ведь И. Кривозерцев то ли повесился, то ли его убили, то ли своей смертью умер в Лондоне вскоре после войны, так какой же покойнику можно принести вред?

Покойнику нельзя, но некоторый урон антисоветской кампании можно. Обстоятельства смерти И. Кривозерцева окружены таким же туманом, каким пан Мацкевич окружает свою встречу с ним. В некоторых публикациях говорится, что польская военная разведка сделала запрос английскому правительству о судьбе И. Кривозерцева и получила ответ, что он повесился в Лондоне в 1947 году. Мне трудно себе представить, чтобы руководство подразделения одного из польских ведомств (скорее всего, военная разведка – это управление в министерстве обороны Польши) могло обратиться к правительству иностранного государства с какой-либо просьбой, тем более интересоваться у него судьбой гражданина третьего государства.

Так что «разъяснения» английского правительства, вероятно, – чьи-то домыслы. Но остается фактом, что немецкий прислужник вскоре после войны исчез. Ю. Мацкевич мог знать, где живет, чем занимается или когда и при каких обстоятельствах умер И. Кривозерцев, а мог и ничего не знать. И судя по тому, как он описывает свою встречу с Кривозерцевым, он о его местонахождении в 1946 году не имел точных сведений, а, возможно, вообще не имел никакого представления о послевоенной судьбе гестаповского свидетеля. В этих случаях указывать время встречи, ее место было бы очень опрометчиво. Напиши, например, Ю. Мацкевич, что он встречался с Ю. Кривозерцевым в Гамбурге 20 июня 1946 года, а кто-то, прочитав о таком, скажет, что он сам лично весь июнь 1946 года пил с этим И. Кривозерцевым пиво в Ливерпуле, или, того похлеще, выписывал свидетельство о его смерти в декабре 1945 года. Пришлось бы тогда пану Мацкевичу объяснять, каким образом ему удалось встретиться с покойником? Это было бы потруднее, чем вытащить из болота бегемота. Вот автор «Катыни» и почел за благо умолчать о важных деталях. Такое предположение допустимо? Мне кажется, вполне.

И. Кривозерцев – действительно катынский житель. Он упоминается и в изданных Германским информационным бюро по заказу германского МИДа «Официальных материалах по делу массового катынского убийства», и в Сообщении Комиссии Н. Бурденко. На той тайной встрече, о которой Ю. Мацкевич и спустя десятилетия ничего сказать не мог, И. Кривозерцев, по уверению автора, объяснил ему, почему до февраля 1943 года он молчал, и почему пошел к немцам в начале февраля. Оказывается, он все время немецкой оккупации «даже не вспоминал о жутком убийстве польских офицеров». А «с начала 1943 года немецкий террор смягчился. В Смоленске появились немецкие газеты на русском языке». И как-то в одной из газет И. Кривозерцев прочитал, что «в Советском Союзе создается польская армия, но генерал Сикорский не может отыскать своих офицеров». Тут И. Кривозерцев сразу вспомнил о расстрелянных поляках и «пошел в канцелярию немецкой тайной полиции». А кому же еще он мог объяснить, где польскому генералу следует искать своих офицеров?!

В этой простенькой истории есть, как и во всех «доказательствах» советской вины за расстрел поляков, нестыковочки. К февралю 1943 года польская армия в СССР была уже сформирована – укомплектована, обута, одета, вооружена. И еще за полгода до того, как И. Кривозерцев вдруг «вспомнил» о могилах поляков, выведена ее командованием в Иран, в котором поляки намеревались задержаться надолго, рассчитывая с помощью англичан сменить находившиеся там советские войска. Убежден, если бы сейчас удалось собрать все февральские номера всех газет, которые немцы выпускали на оккупированных территориях, мы не нашли бы в них никакой информации о сетованиях польского генерала. Гитлеровцы все-таки выпускали газеты, а не ежегодные альманахи. А главное, не были геббельсовские пропагандисты такими идиотами, чтобы рассказывать советским гражданам о том, что в тылу их государства создаются, пусть с осложнениями, новые силы сопротивления немцам!

А утверждение И. Кривозерцева о том, что о расстреле поляков весной 1940 года ему напомнила заметка в газете, которую оккупанты стали выпускать в начале 1943 года, – это уже прямая ложь. Выпуск газет на захваченных территориях немцы начинали, скорее всего, тогда, когда приходили к выводу, что обстановка на оккупированной ими территории достаточно стабилизировалась, то есть задолго до своего поражения в Сталинграде. Смоленск не был исключением из этого правила. В распоряжение Специальной Комиссии была предоставлена газета «Новый путь», которую немцы выпускали в Смоленске. Членов комиссии она заинтересовала публикацией обращения к населению лейтенанта полевой полиции Фосса с призывом дать за вознаграждение «данные про массовое убийство большевиками» польских офицеров и священников. Нам же эта газета интересна номером. Полицейский призыв был опубликован 6 мая 1943 года в газете под № 35(157). Даже люди, не имеющие никакого представления о том, как «делаются» газеты и журналы, знают, что первые цифры – это порядковый номер издания за текущий год, а цифры в скобках – это общее количество номеров газеты или журнала, вышедших в свет. Периодичность фашистской газетенки по этим цифрам установить затруднительно, похоже, она выходила два раза в неделю. Но ясно, что, по крайней мере, со второй половины 1942 года немцы свой «Новый путь» уже издавали. Так что кто-то из этих двух разоблачителей большевистских злодеяний, то ли И. Кривозерцев, то ли пан Ю. Мацкевич, как всегда и как и все клеветники, лжет. «Номер» со случайным, под влиянием прочтения заметки в новой газете, просветлением памяти у И. Кривозерцева, как видим, не проходит. Между тем, показания лжеца И. Кривозерцева занимают важное место в «доказательствах» всех, начиная со времен И. Геббельса, клеветников.