Текст книги "Сожженные Леса"

ГЛАВА IV. Ущелье

Оставим пока охотников и возвратимся назад, на несколько часов ранее, к четырем путешественникам, за которыми так зорко следил Валентин.

Эти путешественники, как мы уже сказали, были трое мужчин и одна женщина.

Они одеты были в странное, полудикое платье, какое обыкновенно употребляют американцы, когда отправляются в луга торговать с краснокожими, для отличия от охотников и торговцев других стран, которые подобно им странствуют по степям.

Двое из них имели на вид не более тридцати пяти лет и отличались высоким ростом и крепким телосложением.

Третий, лет на пятнадцать старше своих товарищей, имел светлые волосы и бороду, низкий лоб, серые проницательные глаза и резкие черты лица. Одним словом, вся наружность его выражала хитрость, низость и злость.

Все они были вооружены с головы до ног и могли бы дать хороший отпор тем смельчакам, которые решились бы преградить им дорогу.

Ехавшая между ними женщина сопровождала, по-видимому, их против своей воли, так как они ни на минуту не спускали с нее глаз. Это была молодая девушка, еще почти ребенок: ей было не более 16 лет. Она была среднего роста, стройна и замечательно хорошо сложена. Ее ручки и ножки были необыкновенно малы и отличались прекрасными формами. На ней был костюм, какой обыкновенно носят мексиканки высшего круга. Шелковый платок закрывал часть ее лица и, скрещиваясь на груди, обхватывал ее тонкий и гибкий стан. Толстый с капюшоном плащ, накинутый на плечи, предохранял ее от холода. Порой из-под платка сверкали чудные голубые глаза, обрамленные бархатными ресницами; черные же, как смоль, брови представляли резкий контраст с матовой, прозрачной белизной ее кожи и заставляли предполагать, что она дивно хороша. Изредка крупные слезы падали на ее бледные от стужи щеки и тяжкий вздох вылетал из груди.

Совершив несколько трудных переходов, маленький отряд достиг наконец широкой тропинки, которая круто вела в горы.

Путешественники сошли с лошадей и, ведя их под уздцы, пошли друг за другом, смеясь и разговаривая между собой. Только одна молодая девушка оставалась на лошади, не обращая никакого внимания на своих стражей.

– Черт возьми, мистер Корник, – сказал один, обращаясь к старшему из них, который, казалось, был начальником отряда, – вот отличное время для путешествия; но что это за печальная страна, ей-Богу.

– Да, – отозвался тот, который назывался Корником, – правда, местность не особенно красива; но так как переделать ее мы не имеем возможности, то и должны с нею примириться.

– Но ведь мы уж не в Кентукки, – вмешался третий, – не так ли, Джоэл Смит?

– Оставь меня в покое, Блудсон, разве ты знаешь Кентукки и способен оценить ее прелести?

– Судя по одному из ее представителей, которого я вижу перед своими глазами, могу смело сказать, что жители ее не отличаются красотой.

– Послушайте, мистер Блудсон, – отвечал, хмурясь, представитель Кентукки, – вы не более как неуч, и удивляюсь, как смеете со мной так говорить? Клянусь моим именем, что если вы тотчас не замолчите, то я переломаю вам ребра.

– О, я вас не считаю, мистер Блудсон, таким сумасшедшим; но, впрочем, мне наплевать на вас, и я готов удовольствоваться вашим извинением; в противном же случае, предупреждаю, под вашим сюртуком не будет ни одной здоровой косточки. Кажется, ясно?

– Да, я вас понял, и посмотрим, кто из нас двоих будет просить прощения.

Говоря эти слова, он замахнулся кулаком на Блудсона.

Противник его сделал то же самое.

Все предвещало между товарищами крупную ссору, и потому Корник счел нужным вмешаться.

– Смирно! – вскричал он грубо. – Что означает эта глупая ссора? Неужели вы пришли сюда только с целью браниться? Кажется, есть у нас поважнее дело.

Но товарищи не обратили никакого внимания на его слова и продолжали ссориться.

– Смирно, говорю я вам! – повторил он снова, топая с гневом ногой об землю. – Оба вы глупы и грубы. Берите с меня пример: я луизианец. Вот страна прекрасных манер! Довольно, отложите ссору хоть до тех пор, пока не достигнем лагеря. Разве вы не видите, что пугаете сеньору? Какое мнение она составит о нас?

– Что касается до этого, – сказал с насмешкой Джоэл Смит, – то я спокоен. Оно составлено уже.

– Что вы хотите этим сказать, мистер Джоэл Смит? Полагаю, вы не желаете и меня оскорбить?

– Нисколько, – отвечал он, скаля зубы, – в этом случае, оскорбляя вас, я в то же время оскорбил бы и себя.

– Без аллегорий, и объяснитесь, – перебил его Корник высокомерным тоном.

– Извольте. Я полагаю, что сеньора составила о нас далеко не лестное мнение: она нас, вероятно, принимает за разбойников. Вот все, что я хотел сказать.

– Не будьте так скоры на приговор, молодой человек, – заметил поучительно старик, – мы не более как орудия и слепые исполнители воли тех, кто нас послал; следовательно, если кого и можно осуждать, так это только наших начальников.

– Ей-Богу, вы рассуждаете не хуже любого министра, мистер Корник; но все-таки вам будет трудно заставить сеньору переменить о нас мнение.

– Да что за дело нам до мнения этой девушки?

– Намерения наши честны, и совесть может быть спокойна, – вмешался Блудсон.

– Это правда, – возразил, смеясь, Корник, – но в случае необходимости она бывает и не так щепетильна. Но вот мы и дошли до места, где можем ехать.

– Живей, ребята – на лошадей и скачем! Менее чем через полчаса мы достигнем цели путешествия, и заботы о сеньоре не будут нас касаться.

– Насколько я помню, мистер Корник, вы говорили, что несколько друзей наших должны выехать к нам навстречу.

– Да, действительно, мне это обещал капитан Грифитс; но, вероятно, ему что-нибудь помешало сдержать слово.

Все трое сели в седла и, окружив молодую девушку, пустились крупной рысью.

В эту минуту наши путешественники пересекали одну из тех узких долин, которые встречаются только в горах. Горным ручьем они обыкновенно раздваиваются пополам и оканчиваются оврагом или ущельем.

Всадники, проехав долину, собирались уже спуститься в довольно глубокое ущелье, как вдруг движением руки Корник приказал остановиться. Они быстро осадили лошадей.

– Что там такое? – спросил Блудсон. – Зачем останавливаться?

– Затем, любезный друг, – возразил угрюмым голосом старый авантюрист, – что я люблю все делать осторожно, и потому не мешало бы осмотреть это ущелье, прежде чем спуститься в него.

– Ба! это для чего?

– Сам не знаю – может, предчувствие. С самого утра мы ехали так спокойно, как будто делали переезд из Нового Орлеана в Батон-Руж. Это подозрительно.

– Право, вы, кажется, с ума сошли, мистер Корник.

– Может быть. Но что ж вы хотите, если это в моем характере! Ничто не пугает меня, как мертвая тишина.

– Пустяки!

– Не отрицаю; но все-таки повторяю, не худо бы было, если б один из вас двоих отправился исследовать ущелье.

– Разве только для вашего спокойствия, мистер Корник; извольте, я готов отправиться, – вызвался уроженец Кентукки.

– Отправляйтесь, отправляйтесь, друг мой; но будьте осторожны. Поверьте, осторожность никогда не вредит. Да и на свете неизвестно, кто кого переживет.

– О, мистер Корник, прошу вас так со мною не шутить: неужели вы думаете, что меня там могут задушить?

– Совсем нет. Я только советовал вам быть осторожным.

Джоэл Смит пристально посмотрел в его угрюмое лицо и остался, по-видимому, довольным; ударил плетью лошадь и, беспечно насвистывая, отделился от товарищей.

– Вот смелый малый, – сказал вслед отъезжающему товарищу Блудсон.

– Да, да, ветреник, но не трус, – сказал Корник, скаля по обыкновению зубы. – Я, кажется, сделал хорошо, отправив его в разведку.

Уроженец Кентукки слишком хорошо был знаком с пустыней, чтобы не принять, когда того требуют обстоятельства, необходимые предосторожности.

Слова и хитрый вид Корника послужили ему поводом подозревать опасность или, по крайней мере, допустить возможность ее. С отвращением и только приняв все возможные предосторожности, он решился войти в ущелье. Оно было настолько широко, что шесть всадников легко могли бы ехать рядом. Края его поросли густым кустарником и почти отвесно поднимались на значительную высоту. Авантюрист медленно подвигался вперед, тщательно озираясь кругом и готовый при первом шелесте в кустах стрелять.

Но всюду царствовало безмолвие. Ущелье делало несколько изгибов. Пройдя их без малейшего препятствия, авантюрист вышел на громадную равнину, в конце которой виднелось облако дыма. Это был лагерь, до которого он и его товарищи так спешили добраться.

– Черт возьми! – пробормотал про себя Джоэл Смит, – есть основание думать, что старик Корник или бредит, или совсем ослеп: здесь я не нашел ничего подозрительного… напротив! если б мы не обращали внимания на причуды этого старичишки, то подъезжали бы уже к лагерю, где, судя по этому облаку дыма, наши товарищи собираются хорошо поесть. Благодаря этому трусу мы потеряли много времени.

Рассуждая в этом духе, уроженец Кентукки преспокойно повесил на плечо ружье и, сев верхом на свою лошадь, тихим шагом въехал снова в ущелье.

Едва он проехал несколько саженей, как вдруг в воздухе засвистело лассо, и в одну секунду полузадушенный американец лежал на земле, не имев времени даже криком предостеречь своих товарищей.

В ту же минуту из кустов высыпало несколько человек; одни спешили остановить лошадь авантюриста, которая хотела бежать; другие же набросились на своего пленника, сняли с него платье, связали крепко-накрепко и, вложив ему в рот кляп, бросили в кусты. Затем один из незнакомцев быстро переоделся в платье уроженца Кентукки и, сев на его же лошадь, направился по тому месту, где авантюристы ожидали возвращения своего разведчика.

Товарищи же его как бы по волшебству исчезли.

Как только мнимый Джоэл Смит достиг входа ущелья, он остановился, кругом осмотрелся и, подняв шляпу над головой, сделал знак путешественникам приближаться. Но они не трогались с места.

Расстояние между ними и ущельем было слишком велико, чтобы им было возможно ясно разобрать черты лица того человека, который им делал знаки; но тем не менее можно было узнать платье Джоэл Смита.

– А! – сказал Блудсон, – если не ошибаюсь, вот и наш друг Джоэл Смит. Он не замешкался и делает нам знаки к нему ехать.

– Да, он возвратился даже слишком скоро, – озабоченно заметил Корник.

– Что же вы стоите как пень, мистер Корник? Разве вы не видите нашего друга?

– Напротив, я вижу его очень хорошо.

– Ну, так почему ж нам не двинуться? Старый бродяга почесывал только себе затылок.

– Почему? – переспросил он Блудсона.

– Ну да, почему?

– Да потому, что, кажется, это не он.

– Как не он? Какой черт вам это сказал?

– Джоэл Смит мне кажется больше ростом, – покачивая головой, отвечал Корник.

– Вот это мило. Разве вы не видите, что он согнулся на седле? Смотрите, он опять нам машет шляпой.

– Что за странное упорство? Не проще ли подъехать к нам?

– Очень нужно даром делать конец. Слушайте, мистер Корник, мне уже надоели ваши разговоры. Хорошо быть благоразумным, но пересаливать тоже не годится. Черт меня побери, если вы не боитесь даже вашей тени! Но, предупреждаю, терять более времени я не намерен. Можете оставаться здесь одни; я же уезжаю.

– Хорошо; если вы того требуете – извольте, я готов ехать, – отвечал старый авантюрист. – Но, повторяю, что этот всадник мне подозрителен, и я почти убежден, что это не Джоэл Смит. Это какая-то чертовщина, чтобы завлечь нас в западню.

– Вы из мухи готовы сделать слона. Едемте! Я отвечаю за все.

И они продолжали путь.

Когда всадник увидел, что авантюристы подъезжают, он поворотил поводья и въехал в ущелье.

– А что, не дело ли я говорил, Блудсон? Вы видите: он нас не дожидается.

– Для какого ж черта вы хотите, чтобы он нас ждал? Успеет еще присоединиться к нам в ущелье.

– Говорите, что хотите, – продолжал Корник, – но здесь что-то не ладно.

– Вы дурак! Опасения ваши не имеют смысла. Спустя несколько минут путники достигли ущелья.

Корник сделал невольное движение остановить лошадь.

– Вот как, – подтрунивал Блудсон, – вы опять трусите?

Авантюрист покраснел от гнева и, сильно хлестнув лошадь, галопом въехал в ущелье, сопровождаемый молодой девушкой и Блудсоном.

Они проехали уже большую часть ущелья, и ничто еще не оправдало опасений старика.

– Вы видите теперь, – заговорил Блудсон, скаля зубы, – что трусость ваша не имела основания: все вокруг нас спокойно.

– Это еще ничего не значит, – возразил задумчиво Корник. – Но Джоэл Смит исчез, и что-то слишком скоро, как мне кажется.

– Не беспокойтесь, вы скоро его увидите.

– Я только тогда успокоюсь, когда снова буду находиться в чистом поле.

– О, в таком случае это будет очень скоро.

– Кто знает, – отвечал Корник, бросая вокруг подозрительные взгляды.

В ту же минуту как будто сама судьба хотела оправдать слова его: в кустах послышался страшный шум, и несколько человек выскочили на дорогу, окружили авантюристов и, угрожая оружием, требовали добровольной сдачи.

– Я это предчувствовал! – воскликнул Корник, не выказывая при этом ни малейшего страха. – Вперед, Блудсон! Здесь мы можем показать, чего мы стоим.

– Черт возьми, – отвечал тот, – если эти дьяволы льстятся на мою шкуру, то она им недешево обойдется, – и, схватив за дуло винтовку, стал защищаться ею, как дубиной.

Страшная битва завязалась между авантюристами и десятью нападавшими на них.

Держась крепко в седлах и готовые скорей дать себя убить, чем сдаться, авантюристы дрались с яростью тигров.

В числе нападавших отличались замечательной храбростью два человека. Первый из них, не старше сорока пяти лет, с резкими и выразительными чертами лица, с черной всклоченной бородой и с такими же волосами, перемешанными сединой, носил костюм лесного охотника. Он владел оружием необыкновенно искусно. Другой был молодой человек лет двадцати с тонкими, умными чертами лица, с гордой и надменной осанкой. Смуглый цвет лица его ясно показывал испанское происхождение. Одет он был с необыкновенным изяществом в богатую одежду американского фермера. Он казался отчаянно храбр и владел искусно оружием, но это было скорей нервное раздражение, чем врожденная отважность. Молодой человек старался отбить пленницу, окруженную авантюристами. Но, увы! тщетно: это ему не удавалось. В числе нападавших молодая девушка, вероятно, увидела дорогого сердцу ее человека, так как внезапно вся вспыхнула, и крик радости вылетел из груди; руки же ее сложились с выражением мольбы.

– Ко мне! Пабло, ко мне! Спасай твою невесту! – кричала она раздирающим душу голосом.

– Мужайся, Долорес, – отвечал ей молодой мексиканец, употребляя невероятные усилия приблизиться к ней.

– Хорошо! – процедил про себя старик Корник, – теперь я понимаю, в чем дело.

Между тем сражающиеся, сжатые в узком пространстве и вредя друг другу по недостатку места, продолжали бешено сражаться.

Исход сражения еще не был известен.

Многие из нападавших были тяжело ранены и трое из них даже лежали на земле с размозженными черепами, испуская последний вздох.

Оба авантюриста были довольно опасно ранены.

Человеческая сила имеет предел, через который она безнаказанно не может перейти. Примером этого могут служить авантюристы, которым грозило поражение: силы их уже подорвались. Это они хорошо чувствовали и заботились теперь только о том, чтобы подороже продать свою жизнь.

Нападающие скоро заметили, что удары противников их делаются все менее сильными и меткими, и потому подстрекали друг друга поскорей кончить с этими двумя людьми, которые так долго им сопротивлялись.

Странная случайность! Хотя оба отряда были вооружены огнестрельным оружием, но выстрелов не было слышно как с одной стороны, так и с другой. Дрались только кинжалами, топорами, ружейными прикладами. Вероятно, начальник, сделавший засаду, боясь, чтобы выстрелы не возбудили внимания охотников, стоявших лагерем в долине, велел своим людям не пускать в ход ружья: приказ весьма благоразумный, который, однако ж, не мог иметь влияния на результат битвы. Корник был малый ловкий и храбрый. Одним взором он понял положение, в котором находились он и его товарищ; оно было отчаянное. Тогда, не переставая сражаться, он наклонился к уху Блудсона и сказал:

– Имеете ли вы достаточно сил, чтобы продержаться пять или шесть минут?

– Да, – отвечал тот глухим голосом.

– Хорошо, так слушайте же: нужно, чтобы в эти шесть минут мы исполнили то, что и десять человек не в состоянии были бы сделать: от этого зависит наше спасание. Подражайте мне, и мы будем спасены.

– Начинайте и не бойтесь ничего.

– Итак, с Богом!

Битва разгорелась с новым жаром. Блудсон сдержал слово, данное своему товарищу. Казалось, силы этих двух людей удесятерились. Удары, наносимые ими, следовали один за другим с поражающей быстротой. И в самом деле, как говорил Корник, они творили чудеса. Вдруг старый авантюрист пришпорил свою лошадь, которая, заржав от боли, ринулась вперед, опрокидывая со страшной силой все препятствия, преграждавшие ей путь.

– Ура! – воскликнул Корник с радостью.

– Ура! – отвечал Блудсон, приближаясь к нему в свою очередь.

Нападавшие, удивленные и рассеянные этим маневром, которого они не могли ожидать, пришли в замешательство, чем беглецы и воспользовались. Но оно продолжалось лишь несколько секунд: два ружья уже были приложены к плечам – и одновременно раздались два выстрела. Блудсон закачался на седле и тяжело рухнул на землю.

Корник исчез.

– Проклятье! – закричал с гневом охотник, про которого мы уже говорили, что он казался начальником отряда, – эти выстрелы погубят нас, теперь мы должны бежать как можно скорей. Не пройдет и четверти часа, как мы будем иметь дело со всей шайкой. Павлет, мой милый, – прибавил он, обращаясь к одному охотнику, – ступай караулить долину и при малейшем подозрительном движении предупреди меня. Черт возьми! Дело идет о нашей жизни.

Охотник скрылся в ущелье.

В то время, как это происходило, дон Пабло, молодой фермер, которого мы видели так храбро сражающимся, бросился к молодой девушке и принял ее в свои объятия.

Молодые люди, сидя друг подле друга на свалившемся дереве, забыли весь мир, думая только о своем блаженстве.

Донна Долорес считала себя спасенной, плакала и смеялась в одно время: прошедшее горе ей казалось только дурным сном. Увы! пробуждение было еще ужаснее.

– Живей, сеньор! – раздался за ним голос охотника, и чья-то рука опустилась на плечо молодого мексиканца. – Беда! Пираты!

– Пираты! – воскликнул дон Пабло, быстро вскакивая.

– Что делать? – прошептала молодая девушка, падая в отчаянии на руки своего жениха.

– Надо бежать – и как можно скорей, – отвечал тот, – в противном случае мы все погибли.

– Боже мой, неужели нет спасения!

– Никакого, сеньорита! – отвечал охотник, – пиратов более двухсот; а нас из пятнадцати осталось только десять. Если б у нас были лошади, мы могли бы бежать, но мы принуждены их были оставить, так как дон Пабло, думая только о своей любви, не хотел исполнить моей просьбы и устроил засаду бандитам, ведшим вас к своим товарищам.

– Пабло, мой милый Пабло! – воскликнула молодая девушка.

– Да, – продолжал охотник, – он вас очень любит. Это храбрый и славный молодой человек. Жаль только, что он не последовал моему совету: мы бы не были теперь в таком ужасном положении.

– Довольно, друг мой, перестаньте бранить меня, – вмешался дон Пабло. – Скажите лучше, что делать? И на этот раз, клянусь, я послушаюсь вас.

– Да, пора, – возразил охотник. – Мне кажется, есть только одно средство, могущее спасти нас.

– Говорите, какое средство! – воскликнули в один голос молодые люди.

– Итак, – начал охотник…

Молодая девушка своей прелестной ручкой закрыла ему рот.

– Не продолжайте, – перебила она его с улыбкой, – говорить дальше я буду одна. Дон Пабло, – сказала она, обращаясь к своему жениху, – бегите, я вам это приказываю.

– Мне бежать! Никогда! Бежать, оставив вас в руках этих негодяев? Вы будете меня презирать, Долорес, если я сделаю такую подлость.

– Нет, это необходимо! Бегите как можно скорей; я не подвергаюсь ни малейшей опасности, эти люди меня пощадят. Вас же они убьют. Бежать же вместе невозможно: вместе мы погибнем. Кто меня спасет, если вы будете убиты?

Тотчас же послышался как бы отдаленный гром, и на лошадях показались авантюристы, скачущие во весь опор.

– Черт возьми, – воскликнул охотник, тронутый таким самоотвержением молодой девушки. – Я пытался уже раз спасти вас, не зная вас, сеньорита, но, клянусь честью охотника, я вас спасу из рук этих бандитов или погибну.

– Благодарю, – отвечала сквозь слезы Долорес. – Вот разбойники… бегите! До свидания, возлюбленный Пабло.

– Да, до свидания, – сказал решительным голосом охотник.

И, ведя под руку молодого человека, убитого горем, он исчез с ним в кустах, крича в то же время своим товарищам:

– Отступать! Скорей отступать!

В ту же минуту показались пираты, но ущелье уже было пусто. Охотники исчезли как бы по волшебству.

Донна Долорес села опять на лошадь и осталась одна на том же месте, где происходила битва.

– Да поможет мне Бог, – прошептала она, заметив приближавшихся к ней пиратов. – Они спасены, и я могу еще надеяться быть в свою очередь также спасенной.