Текст книги "Двойник Бога"

Никто из присутствующих не посмел запретить Кенту работать – а он именно работал, причем так, будто находился в собственном кабинете. Похожий сейчас на совершенный автомат, хотя и с некоторыми повреждениями – которые, впрочем, не мешали ему быть функциональным.

Нажав несколько клавиш, Кент машинально сунул в рот сигарету. Поколебавшись секунду, начальник личной охраны поднес огня. Кнаубе скептически посмотрел на чашку кофе, дымящуюся на маленьком столике. Глубоко затянувшись, Кент глотнул из нее.

И кто посмеет сказать ему, как вредны кофе и сигареты для больного сердца? Нет, окружение делает только то, что он хочет от них.

Один из советников, склонившись, что-то сказал Кенту, и тот кивнул. Тут же задвигались остальные советники, застучали клавиши, начались переговоры по телефону.

Кнаубе раздраженно помялся в дверях. Кент перевел на него взгляд и изобразил улыбку. Жестом предложил ему присесть. Тут же откуда-то появился стул. В который раз Кнаубе ощутил неприятное чувство, что рядом с Кентом будто действует слаженная машина, даже не нуждающаяся в командах. Как единый дьявольский механизм, где живое и неживое равно функциональны.

– Польщен твоим визитом, – проговорил Кент, не глядя нажимая клавиши на ноутбуке и делая знак глазами кому-то поверх головы Кнаубе.

– Как ты себя чувствуешь?

– Пустое. – Кент прикрыл глаза. – Всего лишь легкое недомогание.

– Рад слышать.

Кнаубе не верил ни единому слову. Ни единому жесту или выражению лица в этой комнате…

Кент вытащил из портсигара еще одну сигарету и держал ее, стеклянным взглядом глядя на Кнаубе. Медик обернулся – вероятно, прочитав что-то в приборах. Кент вдохнул открытым ртом, сигарета сломалась в его пальцах. Начальник охраны и медик одновременно дернулись к нему. Кент поднял руку, останавливая их. Побледнел еще сильнее, если это было вообще возможно. Ноутбук и советники отодвинулись. Когда рука Кента опустилась на кровать, медик закатал ему рукав, введя иглу капельницы в вену. Медсестра промокнула капельки пота, выступившие на лбу Кента.

Кнаубе ощутил горечь. Пока медики суетились вокруг пациента, Кент сделал знак телохранителю. Тот подал Кнаубе небольшой кейс.

– Считаю своим долгом вернуть тебе это, – произнес Кент.

Кнаубе открыл кейс – и стиснул зубы, увидев Книгу.

– Извините, но вам лучше уйти, – попросил врач.

Поднявшись, Кнаубе бросил на Кента последний взгляд. Тот лежал, укрытый до груди одеялом, похожий на мраморную статую на собственном надгробии – а в его холодных глазах была только пустота.

Англия, год 15…

Хэш помнил господина совсем другим…

Он помнил ребенка, неулыбчивого и недоверчивого. Хотя нет – не ребенка. Маленького взрослого. Который доверился изгою, уроду и убийце – и выиграл все. Душу Хэша, его абсолютную верность, саму его жизнь.

Но взамен ты получил гораздо больше. Пусть ОН никогда и не понимал этого.

Хэш помнил, как Дарси хотел знаний, жаждал во всем разобраться, все понять. Усилия его учителей не пропали даром. Хотя он вовсе не учился в Оксфорде, где молодые лорды прожигали жизнь на родительские деньги. Многие умудрялись быть невежами и с Оксфордским дипломом. Ведь любой лорд считался грамотным по праву рождения – даже если не умел читать! А Дарси не только владел несколькими языками, но интересовался науками, правом и даже медициной! Физику учили по Птолемею, медицину – по Гиппократу. Правда, анатомию толком не знали – тех, кто вскрывал трупы для изучения, преследовала церковь…

Сделавшись правителем Севера, Дарси одно время поощрял развитие наук, награждал исследователей и изобретателей. Все, к чему он прикладывал руку, приносило результат.

ОН ценил ум независимо от сословия, в котором этот ум расцвел…

В детстве Дарси не играл в солдатики – слишком быстро фигурами в его играх стали люди. И он частенько забывал, что они живые.

Но не настолько, как сейчас…

Хэш помнил, как Вильям хотел стать сильным – и добился того, что в воинских искусствах ему не было равных. Из него вышел сносный полководец, способный воодушевить армию и повести за собой. Он даже пытался улучшить свою стратегию и совершенствовать тактику. Но был слишком силен, чтобы всерьез овладеть этими искусствами.

Хитрости и увертки, ловушки и стратагемы – удел более слабых. Ты ведь частенько находил способ, чтобы тигр иногда сворачивал с прямого пути, не замечая, что следует твоим подсказкам. Ведь сила ослепляет…

Неужели сейчас все пойдет прахом?

Когда-то у НЕГО были идеи повыше обогащения и кровавых пиршеств.

К недоброй славе, которую стяжал Дарси, страху и почтению вокруг его имени теперь добавилось отвращение.

Ненависть…

Хэш помнил, что когда-то Дарси был способен любить.

Прекрасная Виктория, темная принцесса…

Даже потеряв ее, хозяин еще не совсем утратил способность чувствовать.

Как же давно это было…

Вильяму тогда уже минуло двадцать лет. Зрелый возраст для того, кто начал править так рано… Он делил свое время поровну между Лондоном и Севером. В тот день Вильям славно поохотился на своих землях. Возвращаясь в замок, в деревне заметил оживление. Гудящая толпа волокла женщину к реке, где уже готовили дакинг-стул. Нечто вроде кресла на концах двух жердей, чтобы посадить жертву и окунать в холодную воду. Обычно делали это столько раз, сколько хотели «судьи». Жертва могла захлебнуться или насмерть замерзнуть.

Хэш бросил быстрый взгляд на лорда, свита придержала коней – всем стало интересно, что произойдет. То, что в толпе маячил деревенский староста, не меняло дела – это был самосуд.

Только Дарси – абсолютный правитель в своих владениях – имел право судить! Ни королевский, ни суд графства не имели здесь влияния. Вильям насчет этого особо постарался.

Неужели он так долго отсутствовал, что чернь подняла голову?

Конечно, Дарси редко судил самолично. Он либо председательствовал на своем суде – и над теми, кто вершил его – или назначал своих представителей. Ибо физически не мог быть на каждом суде в своих обширных владениях. Стюарды, надзирающие за управлением поместьями, объезжали его земли гораздо чаще. В самих поместьях распоряжались бейлифы с подручными. Первейшие господа – в отсутствии лорда.

В самом низу этой «пирамиды власти» деревенские старосты из местных крестьян заботились о множестве хозяйственных проблем.

Над всем есть только одно Солнце и Луна.

Только Луна уже не смягчает жара солнечных лучей.

Виктория… лунная принцесса…

Лорд со свитой неторопливо подъехал к возбужденной толпе. Все замерли от ужаса. Улыбки предвкушения стерло с лиц невидимой рукой, кулаки разжались. Брыкающаяся и визжащая жертва, которую тащили и вдруг неожиданно отпустили, шлепнулась на землю. Никто не смел поднять глаз на своего безжалостного господина.

– Ну что же вы? – в наступившей тишине лорда слышали все. – Продолжайте!

Этот голос завораживал толпу, управлял ею, повелевал, убеждал или ужасал, – по его желанию.

Напряжение в толпе достигло предела. И тут конь Дарси яростно взрыл землю копытом. Мгновение – и все в ужасе разбежались кто куда.

Но кое-кто остался…

Женщина, которую собирались окунуть, так и сидела на земле, оцепенев от страха.

Вдруг ворох лохмотьев бросился к лорду. Грязная, плохо одетая девчонка протянула руки:

– Милорд, пощадите мою мать! Будьте милосердны!

Телохранители Дарси схватили ее прежде, чем Вильям перевел на нее взгляд. Ветхое тряпье на девчонке расползлось, обнажив крохотные грудки.

Смотреть не на что!

Смеясь, воины отшвырнули девчонку. Мамаша потянула ее вниз, заставив упасть на колени, сама сгибаясь в три погибели.

– Старуху – в подвал, девчонку – на кухню, старосту – к ответу.

Вильям поехал прочь.

В подвал – значит, будут пытать, чтобы узнать, ведьма или нет.

Уж лучше бы крестьяне утопили ее, не дожидаясь высшего милосердия…

На кухню – значит, девчонка не подохнет с голоду, когда ее выгонят из деревни.

Как рационально! Зачем терять рабочую силу?

Но Мэри (ведьмина дочка) увидела в этом иное, хотя Дарси едва взглянул на нее и даже не спросил имени. Он вообще-то выкинул ее из головы, едва решив судьбу девочки.

Мэри отмылась от грязи, ей дали простое чистое платье…

Но что толку натирать жиром огрубевшие руки, бесполезно полоскать в отварах выгоревшие на солнце волосы. Или закапывать в глаза белладонну, чтобы они сияли, а зрачки расширились.

Тот, кто нужен ей, не интересуется кухонной прислугой…

Тем временем ведьма призналась под пыткой – и Дарси велел сжечь ее. Старосте, как болтали, удалось откупиться – все же он оказался прав. Хотя попытка судить вместо лорда встала ему дорого…

Мэри поняла, что спокойного житья ей не дадут. Бабье поостыло, когда узнало, что она умеет составлять любовные заговоры. И вот уже к Мэри потянулись толпы желающих устроить сердечные дела. У нее был богатый выбор.

– Завари эти травы и подмешай в питье…

Если не отравится – будет твой навечно…

– Возьми две свечи – свою и его – сплети их и жги, когда он охладеет…

Когда они сгорят – ваши чувства уйдут без следа…

– Ты принесла мне прут, через который он переступил?

– Вот он…

– Я заговорила его – положи под крыльцо. И вы станете неразлучны.

Может быть…

– Зашей эту заговоренную нитку в его рубашку…

Она сгниет – и любовь иссякнет.

Сказки для деревенщин.

Для себя она выбрала бы нечто подейственнее.

Если достать прядку ЕГО волос, сплести со своими и бросить в огонь… Заклинание связало бы их навечно…

Что ж, она вызовет демона и заручится его поддержкой…

Луна смотрела на то, как Мэри чертила углем оберегающие знаки – чтобы силы тьмы были к ней благосклонны. Как оказалось, не только Луна…

– Ведьма!

Мэри дождалась, когда все уснут – но здесь столько глаз!

В первых рядах заспанных слуг Мэри заметила знакомые злые взгляды.

Ну конечно, С ьюки!

С помощью заговора Мэри товарка увела у нее конюха…

– Ах ты, с-сучка! – Сьюки дернула Мэри за волосы. – Сжить меня со свету захотела?

– Кого ты хотела отравить?

На Мэри посыпались удары.

– Погань неблагодарная!

Кто-то разбил ей нос. Сьюки нацелилась ногтями ей в глаза. С противным треском порвалось платье. Мэри сжалась в комок, закрывая голову руками.

– А ну заткнулись! – Заспанный стражник растолкал разъяренных фурий.

Обидчицы Мэри получили за то, что посмели его разбудить. Ему было плевать, что случилось – он приволок причину шума в подземелье. Швырнув Мэри в камеру на гнилую солому, ушел, ругаясь себе под нос.

Девушка просидела там до следующего вечера – о ней просто забыли. Никто даже не принес ей напиться или поесть…

Она заморгала, когда факел осветил ее тюрьму. Грубые руки подхватили Мэри. Повиснув, как котенок, между двумя рослыми воинами, она даже не доставала ногами до пола. Лестница, коридоры – все время вверх.

Она бы не поспела за их шагом.

В зале с высоченным потолком пировали, пели и танцевали. У Мэри голова закружилась – здесь было столько ряженых. Мужчины кружили дам в неприличном танце, подбрасывая и задирая им юбки. Те визжали, а ухажеры пьяно смеялись.

Мэри швырнули на пол. Карлик в шутовском одеянии перекувырнулся через голову и принялся скакать вокруг. Танцоры расступились, будто раздернули занавес. Кто-то толкнул Мэри в спину. Она пошла по образовавшемуся проходу, сквозь шутки и смешки. Девушка пыталась удержать на себе порванное платье.

Ее будут судить? Нет – она станет развлечением для этой пьяной толпы!

На НЕМ тоже была маска, но Мэри сразу узнала лорда. Возникший по мановению его руки проход тут же закрылся за спиной девушки. Один из стражников принес котомку Мэри и вытряхнул на пол содержимое.

– Ты говоришь, она ведьма? – от его бархатного голоса по спине Мэри поползли мурашки.

Она заметила Сьюки – бледная и дрожащая, та прижимала руки к груди, вжав голову в плечи. Не в силах выдавить ни слова, девушка кивнула, указывая на что-то. Корень мандрагоры валялся на полу маленьким трупиком. Рядом – сушеная лягушка и вороньи лапки…

– Как тебя зовут? – спросил Дарси.

– Мэри, милорд.

Вряд ли ОН ее помнит.

– Зачем тебе это, Мэри?

– Й-абрук помогает женщине избавиться от плода, больному – уснуть, – Мэри потупилась, она не могла ЕМУ лгать, – настойка сводит веснушки и лечит раны…

– Тебе идут веснушки, Мэри.

Девушка покраснела под взглядом немигающих глаз.

Светлая кожа, как бывает у рыжих, – от нее одни неприятности. Солнце вдвое сильнее жжет, а если бросает в краску – то до самых ушей…

– Скажи-ка, – Дарси посмотрел на Сьюки, – у Мэри это всегда было при себе?

– Да, милорд, – прошептала Сьюки, – с самого первого дня.

– Значит, ты это знала, – вкрадчиво сказал Дарси, – так почему сразу не сказала, что в замке ведьма?

– Я не виновата! – заголосила Сьюки. – Я сразу хотела сказать! Это все они, они ходили к ней за любовными зельями!

– Кто – они? – вкрадчиво спросил Дарси.

– Остальные девушки…

– Если ты укажешь кто, – Дарси на миг задумался, – быть может, тебя не высекут.

Сьюки с готовностью всех заложила.

– Зелья отобрать, – распорядился лорд, – эту – высечь!

– Но… – зарыдала Сьюки, – как же так…

– Ты знала – и не сказала, – соизволил объяснить Дарси.

Карлик потянул лорда за край одеяния с фамильярностью, дозволенной лишь шутам, уродцам и собакам.

– Мужика, мужика, не хватило мужика! – запел он.

Дарси ухмыльнулся.

– Отдайте ее после стражникам, – он махнул рукой, и брыкающуюся Сьюки уволокли.

– Ну что, Лилит, царица демонов, – Дарси пнул выпавший из ее котомки уголек, – покажи, что ты вчера рисовала.

Ряженые расступились, кто-то подтолкнул Мэри в центр круга.

– Ну же! – Дарси встал, паж подал ему кубок.

Мэри взяла уголек.

ОН все знает – хозяин живого и неживого, всевидящий и всеведущий.

Впрочем, ему могли донести.

Мэри не думала об этом – она начертила круг и пентаграмму.

– Вызывай, – шепнул кто-то ей на ухо. – Давай же! Мы ждем!

Свечи чадили, их пламя дрожало. Голос Мэри, такой слабый, прерывался и наконец смолк.

– Тащите черную кошку, демонского фамилиара! – крикнул кто-то.

Дарси поднял руку, и все притихли.

– Демон не спешит явиться. Может, в подношениях не хватает твоей крови?

Он протянул девушке свой кинжал. Мэри полоснула по запястью – кровь закапала в чашу. Она не замечала улыбок на лицах. Из глаз покатились слезы.

– Зачем тебе демон, Мэри? – Дарси перешагнул линии и оказался в центре круга.

– Я хотела попросить…

– Я могу выполнить любое твое желание, детка, – прошептал Дарси.

Для НЕГО это лишь игра.

Мэри горько улыбнулась. Что ж…

– Приказывай, – лорд опустился на одно колено.

Его плащ растекся по каменным плитам озерцом тьмы. Он окунул пальцы в чашу с кровью и мазнул свои ухмыляющиеся губы.

– Я хочу добиться благосклонности милорда, – Мэри с отчаянной храбростью взглянула ему в глаза, – это все, что мне нужно!

Кто-то хихикнул. Звук оборвался – Дарси не поддержал веселья. Поднялся и протянул Мэри руку. Она вложила пальцы в его ладонь – и он привлек ее к себе. Сладко закружилась голова, когда лорд поцеловал ее. Привкус крови в поцелуе, биение его сердца и жар объятий – словно огромные крылья обернулись вокруг них…

Словно играючи, Дарси поднял ее на самый верх…

Но и через неделю эта игра еще не наскучила ему.

Хэш задумался. Он не верил ни в любовные чары, ни в то, что Мэри действительно ведьма.

Но тогда почему ОН по-прежнему с ней?

А Мэри тем временем не упустила случая поквитаться с обидчиками. Со слугами стала высокомерной. Но Вильяма это даже забавляло. А ее – сжигала страсть к нему.

Сильные страсти очень быстро надоедают. Нужно лишь наблюдать – и ждать. Ну и, быть может, чуть ускорить события. Повернуть их в правильное русло.

Эта деревенщина ни за что не займет место госпожи Виктории!

Вильям баловал Мэри, дарил дорогие подарки. Ее страсть льстила ему. Ее наивность – забавляла. Ее простодушие даже развлекало.

Неужто можно забыть, что это ОН отправил ее мать на костер?

Дарси не относился к своему увлечению всерьез – это было бы просто смешно. Но Хэш видел иное.

ОН еще не понял, что она завладела ЕГО сердцем больше, чем ОН готов себе признаться. Это яд, такой слабый, что вначале не замечаешь, а спохватываешься, когда уже поздно…

– Тебе хорошо, Лилит?

– Да. Ведь я рядом с тобой.

– Что тебе подарить, ведьмочка?

– Если ты счастлив – мне больше ничего не нужно!

Она говорила это всерьез!

– Тогда улыбнись – мне это нравится.

Отодвинув важные бумаги, Вильям посадил Мэри себе на колени. И она, как кошка, потянулась за поцелуем. Легонько коснувшись ее губ, Дарси взял лицо девушки в ладони и посмотрел ей в глаза. В глубине его глаз зажглись красные искорки. Мэри видела, как в черном глазу переливается живая тьма – словно полог, готовый вот-вот приподняться. И замирала от ужаса и восторга. И не было ничего слаще для нее…

Хэш улыбнулся своим мыслям…

– Где он? – кричала Мэри в лицо Хэшу. – Почему ты меня не пускаешь!? Милорд хотел меня видеть!

– Он передумал. – Хэш оттолкнул девушку. – Уходи.

– Но почему? Что случилось?

Хэш помедлил с ответом, видя отчаяние в ее глазах.

Здесь нужен верный тон.

– Дело не в тебе. Милорду нездоровится. Он никого не хочет видеть.

– Даже меня?

Грифон летает так высоко – тебе за ним не угнаться. У тебя же нет крыльев…

– Поднимись в высокую башню, – Хэш отвернулся и зашагал прочь, – если осмелишься.

У Мэри все внутри похолодело. Эта башня была самым зловещим местом, куда никто не ходил. Казалось, что каждый камень там пропитался болью, ужасом, смертельной тоской и ненавистью…

Незачем говорить девчонке, что Дарси уединяется в проклятой башне, когда тьма завладевает им. Он не знает о тьме – лорд поднимается в башню, страдая от невыносимой головной боли – чтобы никто не видел его слабости…

В эту ночь ветер завывал, обрушиваясь на древние стены вместе с колючим дождем. Но девушка решилась.

Наверх вели винтовые лестницы. Пересекаясь, создавали целый лабиринт и приводили к проходам, теряющимся в толще стен. Одни проходы оканчивались тупиками, другие – обрывались снаружи башни. Можно было упасть вниз на камни и разбиться.

– Секрет в том, – сказал Дарси, когда Мэри однажды спросила про башню, – что ни одна лестница внутри не ведет наверх. Попасть в башню можно только по наружной винтовой лестнице.

Мэри, дрожа, поставила ногу на первую ступеньку. Ветер свистел в ушах, плащ хлопал, как крылья. Мэри едва не потеряла равновесие на скользких ступенях. Оставила факел, чтобы цепляться руками за стену. А теперь сбросила и намокший плащ, чтобы не тянул ее вниз. Дождь хлестал ее по плечам, ветер пробирал до костей. Вскоре она совсем закоченела…

Наутро Дарси проснулся в прекрасном настроении. От вчерашней головной боли не осталось и следа.

Хэш улыбнулся.

Милорд не спросил о Мэри.

Лучше бы девчонка сорвалась на каменные плиты…

Как в шахматах, в которые господин когда-то научил его играть. Цугцванг – ситуация, когда любой ход ухудшает положение играющего.

Сорвалась она или добралась до верха – исход один…

Но вдруг лицо Дарси омрачила какая-то мысль…

Вильям взлетел по ступеням башни в мгновение ока. Хэш стиснул зубы, когда увидел его спускающимся с мертвой Мэри на руках. Горечь в глазах Дарси уже сменилась сожалением.

Она наконец увидела, что таится во тьме. Узнала тайну, которая дразнила ее воображение.

Хэш принял из рук Дарси ношу.

Пройдет немного времени, и яд по капле выйдет…

Как давно это было… Теперь ничто не тревожило чувств Дарси. Не задевало его сердца. Высший свет лишь разыгрывал чувства напоказ, чтобы скрыть пустоту.

Пресыщенный, Дарси порой не гнушался и притонами со шлюхами.

По с ути – шлюхи отличались от светских дам лишь ценой…

США, восемь месяцев до миллениума

Том очнулся в больнице. Его преследовала тупая ноющая боль…

Он что, переломал все кости? Как он смог выжить? Некрос защитил его – принимая за Пейна? И где сам Некрос?

Первые дни он даже не приходил в себя – вернее, это Пейн был без сознания. Том мог шевелить лишь веками. Туманные фигуры приходили, меняли белье, двигали капельницы, присоединяли какие-то трубки, перебинтовывали. Переговаривались, но Том не понимал их слов…

Когда он снова пришел в себя – был уже в обычной палате. Хотя нет, не в палате. В тюремной камере. Или в палате для психов – он видел такие по телевизору. Доковылял до умывальника, плеснул воды в лицо. Разогнулся – и встретился взглядом со своим отражением…

Кто это?

Уродливое лицо, слепленное из кусочков. Том дотронулся до щеки – отражение повторило движение.

Сомнений нет – это он.

Его прежняя жизнь стерта и выброшена… Тому захотелось стереть и это перекроенное лицо.

Слабыми руками он бил ненавистное зеркало. Оно не поддавалось.

Все, что угодно, лишь бы не видеть!

Слезы потекли по щекам.

Только бы не видеть эти руки, которые больше никогда не сожмутся в кулаки.

Негнущиеся суставы, покалеченные – как его вывернутая наизнанку жизнь. На правой руке осталось только два пальца, левая вообще заканчивалась культей…

Они снова пришли и вкололи ему успокоительное. Приходили снова и снова – днем или ночью. Том перестал различать. Его ни в чем не обвиняли, но и не выпускали. И продолжали накачивать лекарствами.

Это дерьмо способно свалить слона. Поэтому Пейн никогда и не просыпается.

– Не надо, пожалуйста… – умолял Том своих тюремщиков.

Но они никогда с ним не заговаривали.

Сколько он уже здесь? Часов, дней, месяцев, лет?

Он никогда не выйдет отсюда.

А потом ему принесли телевизор…

Кажется, он работал все время. Передачи, сериалы, реклама, новости – это отупляло сильнее таблеток. Том перестал думать. Ему казалось, что ящик и дозы заменили все – мысли, память, эмоции…

– Джилду Мондега, известная модель, покончила с собой в роскошной парижской квартире. Смерть наступила от передозировки героином. Месяцем ранее Джилду проходила курс лечения от наркозависимости в закрытой клинике для звезд. Ее супруг – миллиардер и сенатор Вильям Дейл Артур Дарси – от комментариев пока воздержался. В предсмертной записке…

Том моргнул и уставился в экран. До него продолжали долетать слова:

– Пышная свадьба состоялась всего восемь месяцев назад. Платье новобрачной, вышитое несколькими тысячами бриллиантов… …для проведения церемонии сенатор купил остров…

Том внезапно очнулся – на свадебной фотографии рядом с ослепительной рыжеволосой красоткой он увидел Некроса…

О, боже мой!

* * *

Стэнли Лендон осторожно откинулся на стуле – здесь было слишком шикарно, чтобы расслабиться. Он любил простые радости: барбекю на воздухе, посмотреть телевизор, сходить с семьей в церковь.

Облака плыли прямо над головой, едва не задевая краями прозрачный купол. Кормили здесь слишком изысканно – хотя Стэнли не отличил бы просто хорошую еду от той, что достойна Мишленовских звезд. Экзотические цветы в оранжерее на верху небоскреба сводили Лендона с ума тонкими ароматами. В этом раю он лишь гость – все здесь принадлежало Роберту Кенту.

Кент сидел в кресле, наслаждаясь дорогим коньяком и отличной сигарой. Лендона – поборника здорового образа жизни – могло возмущать лишь зрелище, ведь кондиционер вполне справлялся. Стэнли побаивался Кента – и одновременно его присутствие вселяло уверенность. Уверенность, которой Лендону недоставало.

Как Кент может быть так спокоен, когда все летит к черту!

Стэнли смущенно кашлянул, и взгляд Кента медленно обратился на него.

– Роберт, что мне делать? Мне страшно…

– Улыбайся в камеру, читай свои речи по телесуфлеру и хорошенько высыпайся – ты должен выглядеть бодрым, здоровым, довольным жизнью и уверенным в себе.

– Боже, как… как ты…

Стэнли, ты не ребенок! Не показывай ему глубину своего отчаяния. Держи себя в руках!

Кент смотрел на него холодными глазами. Стэнли видел эти глаза всегда только такими. И это тоже вселяло уверенность…

Его ледяная скала в этом мире хаоса.

– У меня дурное предчувствие, – наконец выдавил из себя Лендон.

– Не давай ему завладеть мыслями, Стэнли, – равнодушно сказал Кент.

Он не будет тебя утешать. Или долго выслушивать это нытье. Еще немного, и он потеряет к тебе всякое уважение.

– Конечно, – Стэнли попытался улыбнуться.

– Делай то, что говорю тебе, Стэнли, а остальное я сделаю сам. Ты даже испугаться хорошенько не успеешь, как все это закончится.

– Закончится?

– Да, Стэнли, всему когда-нибудь приходит конец. Особенно если подгонять события и жечь свою свечу с обоих концов.

Стэн Лендон моргнул. Иногда он совершенно переставал понимать Кента.

Все пляшут под дудку этого проклятого Вильяма Дарси. И даже он, Стэнли Лендон – президент США – ничего не может сделать. А когда ты мог, Стэнли? Если ты что и можешь – исключительно благодаря человеку напротив. Он – гарант твоего положения. И если он сказал… сказал… то ему надо верить. Иначе, иначе…

Делается очень страшно, да Стэнли?

Кент встал, давая понять, что встреча окончена. Лендон тоже поднялся.

У Берти Кента такая уйма дел! А мне не помешает прочитать речь еще раз – чтобы чувствовать себя увереннее.

* * *

Пелена только сейчас упала с глаз Тома.

Неужели ты совсем разучился соображать? Или настолько отупел от лекарств?

Ведь в новостях он видел сенатора постоянно. Телевидение стало летописью его деяний – как же мог Том пропустить момент, когда Некрос стал звездой?

Ты вбирал чужие желания и мечты… Ты был таким, как мечтали окружающие… Но тебе этого было мало… Мало одного Пейна и его плоских желаний. Ты же хотел быть богом. Любимцем толпы. Ее величайшим творением. В тебе воплотились все их желания. Все то, чего никто из них никогда не сможет достичь. И взамен они отдали тебе власть…

Некрос обзавелся легендами. Любой его выход на публику был красочным шоу.

Ты – мечта. Все тебя знают. И ты существуешь. Ты уже не просто алчущая тьма. Не чудовище с непонятным именем. Теперь ты…

Эпатирующий публику новый бог. Сенатор, известный больше иных актеров. Неприлично богатый. Очаровательно надменный, вызывающе харизматичный. Недосягаемый на вершинах своей власти. И такой лакомый кусок для папарацци! С армией поклонниц и огромной свитой. Он купался в славе и внимании жадной до сенсаций публики.

Ты все еще голоден? Тебе до сих пор мало? Ну же, теперь у тебя есть своя летопись. Биография. Сказка для жаждущей чуда толпы. В это верят – потому что очень хочется.

Из-за тяжелой болезни с детства наш обожаемый будущий политик был прикован к инвалидному креслу. Но всегда мечтал служить обществу всеми силами. Впрочем, родители его рано умерли – какая трагедия! Все было против того, чтобы он служил демократии – и бесполезное тело, и сиделка-садистка, подсадившая беднягу на наркотики. Но он все преодолел – достойный пример человека, который сделал себя сам. В этом ему помогла железная воля и чистая, как слеза, любовь. К той самой Джилду… Они познакомились через Интернет. Сопливые россказни о том, как он учился ходить, держась за ее ручку, были достойны дамского романа. А героизм врачей, поставивших его на ноги за кругленькую сумму! Они даже вернули ему зрение – не иначе чтобы публика гадала: зеленые глаза у сенатора от природы, или это цветные линзы?

О, эти твои глаза, с расходящимися от зрачка медовыми пятнышками! Женщины должны сходить с ума.

Для бывшего неизлечимо больного Дарси-Некрос выглядел слишком шикарно – как глянцевая картинка из модного журнала. Биографы утверждали, что ему тридцать два года. Иногда они ошибались – на год или два. А бывало, и на пять. Все равно – слишком молод, чтобы стать сенатором.

Но кого это волнует, когда речь о тебе.

Мог бы сделаться и президентом. Но это слишком официально. А может – тебе просто нравится называться сенатором? Выглядит словно какой-нибудь титул…

Том стал смотреть телевизор внимательнее, словно хотел собрать доказательства. Словно пробудившийся мозг искал себе пищу.

Некрос оказался бешено популярен. Мужчина года, состояние года, достижение года, один из пятидесяти секс-символов или самых красивых людей планеты… Том потерял счет этим регалиям.

Скандальная фотосессия, смелый политический ход, миллиардное приобретение…

Грязные дела и махинации…

Плевать.

Криминал и коррупция, взятки и подкупы…

У вас нет доказательств!

Некрос создал самый продаваемый брэнд имени себя – само его существование служило неиссякаемым информационным поводом для СМИ.

«Великий грешник», «новый святой», «самый скандально известный политик»…

Папарацци засняли его с любовницей.

Какой скандал! Как интересно! И кто же следующая?

Большая и светлая любовь – когда жена кончает с собой через восемь месяцев после свадьбы – все это в прошлом. Поклонницы трепещут…

Сенатор то, сенатор се, ах, его машины! Ах, особняки! Размер его состояния! Его сенсационное заявление в парламенте! У каких модельеров он одевается? Что он ест-пьет? Какие развлечения предпочитает?

Народ хочет знать про любимого сенатора все! А еще народ любит сенатора, потому что он так много делает для страны!

Холеное лицо с зелеными глазами и голливудской улыбкой мелькало в новостях с завидным постоянством.

Англия, год 15…

Хэш часто вспоминал прошлое – но эти воспоминания ничего не могли изменить. Его господину сейчас чуть больше тридцати лет, а казалось, что прошли века…

Увы, теперь Дарси перенял от льстецов и прихлебателей подлые приемы и гнусное искусство интриговать. А его смелость и жестокость сделали эти качества убийственными.

Манеры, которые здесь считаются утонченными и придворный лоск ничего не могут прибавить к ЕГО природному величию.

От краснобаев и светских львов ОН научился красноречию. Все для оправдания гнусных помыслов.

Способный на великие свершения, ОН тратит свое время на пустяки и гнусные забавы. И ему весело!

Потешные вылазки заменяют теперь военные кампании. И аристократы не гнушаются оргиями и скотскими попойками.

Подобно тому, как король коллекционировал пушки, Дарси взялся собирать во дворце уродов, служивших ему шутами. Он не только приобретал страшилищ с обликом настолько омерзительным, что люди сомневались – божье ли это создание. Некоторых ему делали под заказ – бесчеловечное искусство, которое он поощрял деньгами.

Хэш помнил…

Было время – Дарси интересовался совсем другими коллекциями…

Когда в Северных землях понемногу установился порядок, и они стали богатеть и процветать, Вильям заинтересовался искусством.

Еще в детстве его завораживали старинные портреты предков – особенно где были изображены родители. С одного смотрела богато одетая женщина невероятной красоты, в которой впрочем не чувствовалось тепла. Красное с золотом платье украшали драгоценности, сетка из тонкого золотого шнура с жемчугом покрывала черные волосы. Рядом висел портрет мужчины, одетого не менее роскошно. Мантия из красного бархата была подбита соболем и расшита золотой тесьмой. Тяжелая золотая цепь на шее сочеталась с массивным ожерельем из золота и драгоценных камней на шейке жены. Как и его остальное одеяние из парчи, расшитое золотом. Пальцы, украшенные кольцами, касались инкрустированной рукоятки кинжала. Ручки жены, тоже с кольцами, держали веер – стоивший тогда целое состояние. На его голове была шапочка, украшенная белым пером. С гладко выбритого красивого лица надменно взирали голубые глаза – такие же холодные, как бриллианты.