Текст книги "В поисках защитника"

Одними из наиболее часто цитируемых его высказываний были следующие: «Филантропия, возможно, вышла из моды, но меня это не волнует». И еще: «Я на стороне человека с улицы» и «Я думаю, что следует говорить правду».

Он просто ходячее клише, раздраженно подумала Лиз. И кто-то должен остановить его, прежде чем он наделает бед.

Возможно, то, что случилось с ним в Эль-Кристобале, послужит ему уроком, и ей придется брать интервью у совсем нового, более скромного Льюиса Доулиша, но почему-то в это не верилось.

Лиз разглядывала фотографии, сделанные после его возвращения, и решила, что испытания, которым он подвергся, мало отразились на его физическом здоровье. Правда, он слегка похудел, но его уверенный взгляд никак не вязался с человеком, который якобы был на грани нервного срыва.

– Интересно, почему он мне так не нравится? – вслух произнесла она, оторвавшись от досье.

Неожиданно папка упала на пол, и по ковру рассыпались вырезки из газет и журналов. Лиз нагнулась, чтобы собрать их, и вдруг замерла, увидев лицо на фотографии у своих ног. Это был Доулиш, прилетевший в аэропорт Хитроу, но человек позади него… Она узнала бы его из тысячи!

Фотография была нечеткая, и к тому же этот человек отвернулся от камеры и поднял руку, чтобы закрыть объектив. Его лицо, покрытое черной щетиной, было напряженным, глаза скрыты за темными очками. Он выглядел изможденным… усталым, но она узнала бы его, где бы ни увидела.

Дрожащей рукой она подняла фотографию и прочла короткий текст:

«Сэр Льюис Доулиш по прибытии в Лондон вместе со своим таинственным спасителем Джудом Дэрроу. Мистер Дэрроу, отказавшийся разговаривать с репортерами, покинул Хитроу в арендованном автомобиле и уехал в неизвестном направлении».

Она стала читать другие вырезки.

«Эй, Джуд, – гласил один заголовок, – где ты?», другой – «Освобождение Доулиша вызвало много вопросов», третий – «Кто этот человек и почему он скрывается?».

Подобных заголовков было немало. Судя по ним, газеты предполагали что Джуд исчез, чтобы скрыть какую-то дискредитирующую его тайну.

«Я только хочу поблагодарить его», – сказал Льюис Доулиш перед тем, как потерял сознание на пресс-конференции.

Лиз сложила вырезки в папку и встала, дрожащими пальцами откинув с лица волосы. От нервного возбуждения у нее побежали мурашки по коже.

Джуд… Джуд. Она не может ждать до утра. Она должна увидеть его немедленно.

– Сегодня же вечером, – прошептала она, прижимая ладони к горящим щекам.

Она схватила жакет и сумочку. Потом вынула из визитницы клочок бумаги, на котором был написан пароль.

– «Баклан», – прочла она. – Ну конечно. Какой же еще может быть пароль!

Не зная, плакать ей или смеяться, она выбежала из дома.

Глава 9

Поднимаясь в лифте на третий этаж, Лиз дрожала как осиновый лист.

«Я похожа на пугало, – думала она, глядя в зеркало, услужливо предложенное посетителям в лифте отеля «Маджестик». – Никакой косметики, даже не причесалась. Но… он видел меня такой и раньше – когда я проснулась в его объятиях».

При этом воспоминании она перестала дрожать, а по телу разлилось восхитительное тепло.

Ей все еще не верилось, что вчера вечером ни Марк, ни их гости не упоминали имени Джуда, а ей и в голову не пришло, что между Льюисом Доулишем и Джудом могла быть какая-то связь.

Но вчера она думала не как журналист, а как влюбленная женщина – и к тому же одинокая.

Она ожидала, что на стук в дверь номера 301 ей откроет Джуд, и слегка опешила, увидев незнакомого рыжеволосого мужчину – такого крупного, что, казалось, он способен спасти целую дюжину заложников одной левой рукой.

– Меня зовут… – начала она, и он кивнул:

– Да, Лиз Арнолд из «Ежедневного курьера». Мы ждали вас только завтра утром, но он согласился встретиться с вами сейчас.

Его рукопожатие было теплым, но карие глаза внимательно оглядели ее с головы до ног.

– Меня зовут Джинджер Брент, я составил компанию нашему парню. Он очень горяч, хотя пока не доставлял нам особых хлопот. – Он посмотрел через плечо и, повысив голос, проговорил: – Я буду внизу, в кафе, если понадоблюсь.

Лиз устремила взгляд мимо Брента и увидела в дверях спальни неподвижную фигуру Джуда.

Казалось, что он занимает собой весь дверной проем, а его плечи под обычным темным костюмом выглядели еще шире. Его портрет моментально отпечатался у нее в мозгу – белоснежная рубашка и безупречно завязанный фирменный галстук.

Взгляд его серых глаз был настороженным и не был похож на взгляд ее возлюбленного, который ходил, смеялся, ел и спал с ней всего лишь несколько дней назад.

А уж от неряшливого бородатого незнакомца в камуфляжной куртке, которого она встретила на берегу, он был далек на несколько световых лет.

За исключением враждебности. Ее она почувствовала сразу, словно это было реальное существо, тянувшееся к ней через разделявшее их пространство. Она чувствовалась в его осанке, широко расставленных ногах, в упертых в бока руках, во вздернутом подбородке и упрямо сжатых неулыбчивых губах.

Она услышала, как ушел Джинджер, закрыв за собой дверь. Теперь они остались одни.

Ей очень хотелось броситься к нему, но что-то в его молчаливой фигуре ее удержало.

Он первым нарушил звенящую тишину.

– Привет, Бет. – Его голос был спокойным, лишенным всяких эмоций. – Хотя теперь я знаю твое имя. На самом деле ты Лиз – Лиз Арнолд, журналистка.

– Я откликаюсь на оба этих имени… – Она облизала языком пересохшие губы. – Я… я рада снова видеть тебя.

Он улыбнулся, но взгляд оставался суровым.

– Я в этом уверен. Но по плану мы должны были встретиться завтра.

– Верно. У меня не хватило сил ждать до утра. Я… я должна была тебя увидеть. – Он вежливо склонил голову. – Так что же произошло? Почему ты решил это сделать? – торопливо начала она.

– Ты именно так хочешь вести интервью? Задавая вопросы, на которые тебе уже известны ответы?

– Но это не интервью, – в замешательстве возразила она. – И я не знаю всех ответов. – Она вопросительно посмотрела ему в лицо: – Ты и вправду спас Доулиша?

– А если бы ты этого не знала? Тебе не кажется, что уже поздно играть в эти игры?

– Я понятия не имела, кто ты. Когда началась вся эта история с похищением Доулиша, я была в Африке. Мы были отрезаны от всего мира. Мне с трудом удавалось передавать в газету даже свои репортажи.

– Разумеется, – согласился он. – Святая Бет, покровительница голодающих. Но ты была там не для того, чтобы помочь, правда, дорогая? А для того, чтобы урвать себе кусок у тех, кому нечего было есть, подавать несчастья людей как сенсацию и тем самым увеличивать тираж твоей газеты.

Каждое его презрительное слово было как удар хлыста по ее натянутым нервам.

– Ты волен относиться к этому, как тебе вздумается. – Она заставила себя говорить спокойно. – Но я пыталась помочь по-своему. Единственным доступным мне методом. В результате опубликования моих статей был учрежден Фонд помощи лагерям беженцев. Туда уже отправлены тысячи долларов в качестве пожертвований…

– А какова была твоя доля – тридцать сребреников? Или это была твоя премия за то, что ты меня выдашь, мой прекрасный Иуда? – Он покачал головой. – У тебя даже не хватило смелости сделать это самой. Ты послала вместо себя этого отморозка, своего так называемого коллегу, чтобы он сделал за тебя твою работу. Неужели ты думала, что он тебя не выдаст?

– Дункан Уайт?.. – злым, надтреснутым голосом спросила она. – Я пыталась до тебя дозвониться… предупредить тебя…

– Ну конечно. – Он начал к ней приближаться. В его взгляде светилась угроза. Но она не отступила. – Почему ты решила звонить мне из Лондона? Почему не осталась и не встретилась со мной в гостинице? Почему у тебя не хватило смелости сказать, кто ты на самом деле и что у тебя на уме?

– Ты мне поверишь, если я скажу, что хотела тебя защитить?

– Нет, – отрезал он. – Интересно, когда ты поняла, кто я такой?

– Меньше часа назад. Когда мне принесли досье по Эль-Кристобалю. А уехала я… вернулась в Лондон… чтобы тебя не увидел Марк.

– В это я еще могу поверить. Тебе пришлось бы признаться, что и у тебя была интрижка, а это было бы неловко. Пропало бы высокое нравственное начало, не так ли?

– Все было совсем не так. Марк приехал неожиданно, я его не ждала и была неприятно удивлена, когда он вдруг появился.

– Воссоединение произошло на удивление стремительно. По словам Сильвии Барнс, ты упаковала вещи и уехала с ним меньше чем через час.

– Он не соглашался уезжать без меня. Он работает на телевидении. Я боялась, что он тебя узнает.

– Это мне тоже известно. Твой друг ведет новости на телевидении. Мистер Уайт просветил меня на этот счет. И тебе не хотелось рисковать. Не дай Бог, кто-нибудь перехватит у тебя эксклюзивный репортаж, ведь так, дорогая? Даже человек, которого ты любила. Не меня ты хотела защитить, а свой капитал. Надо было торопиться, чтобы твое дело выгорело.

– Джуд, никакого дела не было, – в полном отчаянии возразила Лиз. – И не могло быть. Я никогда никому и словом не обмолвилась о тебе, тем более ничего не говорила этому хамелеону Дункану Уайту. Он нагло шпионил за мной, а ты случайно попал в поле его зрения. Но не думаю, что он нас вычислил – во всяком случае, не тогда. Он просто искал, за что бы зацепиться. – Она попыталась улыбнуться. – Когда я прочла досье и поняла, кто ты… и что ты сделал, я была потрясена.

– Со мной произошло примерно то же самое, – более мягко произнес он, – когда я как идиот явился в гостиницу и узнал, что ты уехала со своим любовником. Понимаешь, у меня создалось впечатление, что между тобой и Марком все кончено, но в тот момент мне стало ясно, что ты и тут мне соврала.

– Я тебе не врала. Джуд, пожалуйста, поверь мне. Я никогда тебе не врала.

– Ты просто играешь словами, Лиззи Арнолд, но это именно то, в чем ты сильна. Ты мне не лгала, но ты не говорила и правды, а по моему мнению, это так же плохо, как врать. Почему ты не сказала, что работаешь в газете?

– Ты тогда только что предложил мне свою дружбу, и я испугалась. Я боялась, что ты меня оттолкнешь, а я не хотела рисковать. Тогда не хотела. А потом… Я просто ждала подходящего случая.

– Это была не просто дружба, – процедил он ледяным тоном. – Было доверие. А как насчет примирения с твоим заблудшим дружком? Ты ждала удобного момента, чтобы рассказать мне и об этом?

– Никакого примирения нет и не будет. – Она вдруг почувствовала, как силы оставляют ее. – Все кончено.

– У меня просто сердце кровью обливается за вас обоих. Значит, он узнал, что ты его тоже предала?

– Я тебя не предавала! Я бы никогда не смогла это сделать!

– Нет? – презрительно улыбнулся он.

Лиз расправила хрупкие плечи.

– Тебе нужна вся правда? Изволь. Я ничего не сказала… ничего не сделала… потому что это было бы так, будто я предала половину себя.

Что он на это ответит? Она застыла, моля Бога, чтобы произошло чудо.

«Скажи же что-нибудь», – молча просила она. – Подойди ко мне. Обними меня…»

Но он в ответ тихо засмеялся, и она посмотрела на него в отчаянии и замешательстве.

Он не сдвинулся с места. Расстояние между ними по-прежнему оставалось огромным и таким же страшным, как пустыня.

– Браво! – зааплодировал он, цинично улыбаясь. – Вот это было представление! Ты сыграла почти так же хорошо, как и в постели. В журналистике твой талант пропадает, дорогая. Тебе надо идти на сцену.

Она не могла поверить, что он может так ее оскорбить.

– И это все? Это действительно все, что ты хочешь сказать?

– Ни в крем случае. Я приберегу остальное для завтрашнего интервью.

– Меня здесь не будет, чтобы выслушать тебя. – Она говорила медленно, через силу. – Меня кто-нибудь заменит.

– Никто тебя не заменит. Я дам интервью либо тебе, либо не дам никому! Об этом мы договорились с твоим боссом. А уж он постарается, чтобы интервью состоялось. Потому что я еще не покончил в вами, леди, вовсе нет.

Какое-то мгновение она стояла, застыв и глядя на него в упор. Потом всхлипнула и бросилась вон из комнаты.

– Я не могу туда идти. – Лиз сидела напротив Клайва за письменным столом в его кабинете, спрятав в карманах сжатые кулаки.

– Не глупи. – Клайв откинулся на спинку кресла и нахмурился. – Ты выполняла, и более трудные задания и не приходила ко мне в слезах. Что это с тобой?

– Назови это несовместимостью характеров.

– Чепуха!

– Тогда назови, как тебе будет угодно. Только не заставляй меня брать это интервью, пожалуйста. – Голос Лиз дрожал.

Клайв хмурился все сильнее.

– Извини, Лиззи. Я ничего не могу поделать. Он попросил прислать именно тебя – он даже настаивал на этом! Только тебя и никого другого. Очевидно, он большой поклонник твоих репортажей…

– Он в жизни не прочитал ни строчки из того, что я написала, – в отчаянии прервала она Клайва.

– Возможно, но твое имя ему определенно знакомо. Он сказал, что, кроме тебя, интервью никому не даст. Что мне оставалось делать? Я согласился. Мне необходимо это интервью. Не знаю почему, но оно меня страшно интригует. – Он помолчал и посмотрел на нее с любопытством: – Да и ты сначала за него ухватилась. Иначе зачем ты побежала к нему вчера вечером?

– Я тоже была заинтригована. Но теперь это прошло, и я хочу выйти из игры, Клайв. А Джерри с удовольствием заменит меня, ты же знаешь.

– Остановись! – Тон Клайва стал суровым. – Я выбрал тебя для этого задания, и ты его выполнишь, Лиззи. Если ты меня подведешь, можешь забыть о парижском бюро и о любой другой работе в этой газете.

У Лиз не было оснований ему не верить. Клайв был отличным редактором, но он всегда требовал результата и становился безжалостным, если ему перечили.

Ей хотелось послать его ко всем чертям. Положить заявление об уходе ему на стол и уйти. Но она осталась одна, и надо было платить за квартиру, так что она не могла позволить себе такого широкого жеста.

– Любой в этой газете оторвал бы с руками такое задание. Так почему я?

– У него спроси. – Клайв пожевал незажженную сигару. – Мне жаль, что ты так расстроена, Лиззи, но как только Доулиш упомянул вскользь его имя на своей пресс-конференции, мне было приказано его купить. Все за ним охотились, держа наготове чековую книжку, но он выбрал нас. – Он пожал плечами. – А в цену входило одно условие: интервью он даст только тебе.

– Боже мой, мне следовало догадаться. – Она рассмеялась сквозь слезы. – Какой же надо быть глупой и наивной! Могу я спросить, сколько заплатят Джуду Дэрроу за эксклюзивные права на его интервью?

– Тебя это не касается. Ты репортер, а не бухгалтер.

– Мне необходимо это знать. – Лиз встала.

– Много. И я надеюсь, он стоит этих денег. А ты нам поможешь. Так что прекрати спорить и начинай отрабатывать собственный гонорар. – Посмотрев на бледное, взволнованное лицо Лиз, Клайв счел своим долгом предупредить: – И не наскакивай на него, Лиззи. Просто разговори его, а свои личные переживания спрячь подальше.

– Напротив, я уделю им особое место, – ответила она и вышла, закрыв за собой дверь.

Она немного постояла в коридоре, чтобы перевести дух. Зря она рассчитывала, что Джуд так легко ее простит.

Она провела ужасную ночь, ворочаясь с боку на бок, снова и снова возвращаясь к тому, что сказал ей Джуд. Когда она наконец погрузилась в неспокойный сон, ее почти тут же разбудил приход Марка, который безуспешно пытался открыть дверь без помощи ключа.

Он был пьян и к тому же, видимо, страшно обижен тем, что Зоя, судя по его громогласным и мстительным замечаниям, прогнала его. Сдерживая злость, она отвела его в их бывшую спальню, а потом безуспешно пыталась снова заснуть.

Утром она чувствовала себя отвратительно. Ей пришлось прийти в редакцию намного раньше обычного, чтобы застать Клайва, прежде чем начнется утренняя редакционная летучка, и сказать ему, что она согласна взять интервью у Джуда.

Ее тошнило от злости и разочарования. Джуд посмел поставить под сомнение ее порядочность! Он назвал ее Иудой – говорил о тридцати сребрениках, а сам согласился дать интервью тому, кто больше заплатит.

Лицемер.

А она-то, дура, позволила ему издеваться над ней, чтобы почувствовать себя виноватой только за то, что в него влюбилась!

«Имей мужество признаться, что это было всего-навсего минутное увлечение, – со злостью сказала она себе. – А самая большая ошибка… самое невероятное безумие – думать, что это была любовь».

Больше она влюбляться не будет.

С этой минуты она просто журналист. И она возьмет у него интервью и напишет статью.

На этот раз дверь номера 301 открыл сам Джуд. Он изучающе посмотрел на нее, насмешливо подняв брови.

– Стало быть, ты передумала, – хмыкнул он. – Добровольно?

– А разве это имеет значение? – парировала она. – Я профессионал, а твоя история – самая большая сенсация недели. – Она одарила его ослепительной улыбкой. – Не вижу смысла упускать такую возможность.

– Действительно. Начнем сразу, или хочешь сначала выпить кофе?

– Ничего не надо. Спасибо. – Лиз подошла к столу у окна и села, достав бумагу, ручку и небольшой диктофон.

– А это зачем? – нахмурился Джуд.

– Можно прокрутить назад, если что-то будет непонятно. Главное, чего я не хочу, так это неправильно тебя процитировать или ошибочно истолковать твои слова.

– Боже упаси! – взмахнул он руками. – Жаль, что твоего диктофона не было с тобой, когда мы были в бунгало. Это могло бы сэкономить нам обоим время.

– Я тогда не работала, а была в краткосрочном отпуске по разрешению редактора.

– Ты считаешь, что заслужила его? – Он откинулся на спинку стула. – Ты считаешь, то, чем ты занимаешься, имеет какую-то ценность?

– Я считаю свою работу такой же необходимой, как и та, которую выбрал ты, чтобы заработать на хлеб, – отрезала она. – Мы оба наемные работники. А ты теперь выставлен на продажу. В чем разница?

– Что ты имеешь в виду, говоря, что я выставлен на продажу?

– Я говорила с человеком, который подписывает чеки, и тебе, и мне. Может, начнем оправдывать деньги, которые он нам платит?

– Можно и так. – На его скулах появилась краска – он явно начинал злиться. – Так как же ты определишь то, что проделывала со мной в бунгало? Как сверхурочную работу?

– Как неизбежное зло. – Его слова глубоко ее задели, и ей захотелось нанести ответный удар. – А как вы определите гонорар, который получите за свою историю, мистер Дэрроу? Как заработанный кровью? Вам ли говорить о тридцати сребрениках? – с презрением добавила она. Вставив кассету в диктофон, она открыла блокнот. – Можем мы наконец перейти к делу?

– Думаю, что можем.

– Прекрасно. Давайте начнем с некоторых личных деталей. Что вам нравится из еды?

– Вы знаете об этом почти все – или уже забыли? – Его тон жалил ее как оса.

– Тогда прошу вас освежить мою память для протокола.

Она очень надеялась, что, как только они начнут говорить, все пойдет как надо. Что ее профессионализм возьмет верх и ей удастся отодвинуть на задний план их личные отношения.

Однако резкие односложные ответы Джуда не способствовали тому, чтобы напряженная атмосфера хотя бы немного разрядилась.

Наконец она отложила ручку и выключила диктофон.

– Я передумала насчет кофе.

Джинджер спустился в кафе и принес им кофе в номер.

– Как идут дела, дорогая? – тихо спросил он, когда она открыла ему дверь.

– Хуже некуда, – ответила она одними губами.

– Этого я и боялся. С тех пор как вы вчера ушли, он места себе не находит. Но если бы я прошел через тот ад, через который прошел он, я бы тоже не хотел, чтобы мне об этом напоминали.

– Ему за это хорошо заплатят.

– Это что-то меняет?

Лиз невольно сжалась под его испепеляющим взглядом.

Джуд сидел, откинувшись на спинку стула и закрыв глаза. Она разлила кофе по чашкам и поставила одну перед ним.

– Нам надо поговорить.

– Я думал, мы уже говорим, – пожал он плечами.

– Нет, я задавала вопросы, а ты отгородился от меня стеной. Если таков твой план, мне следует напомнить тебе, что никто тебя не заставлял брать деньги у нашей газеты. Ты мог продолжать молчать или скрываться до тех пор, пока журналисты от тебя не отстанут.

– Но, как ты уже догадалась, деньги оказались слишком притягательной силой. Я смогу перестать быть героем и для разнообразия начать читать о подвигах других людей, может быть, даже в твоей газете.

Лиз натянуто улыбнулась:

– Но если ты не пожелаешь сотрудничать с нами, то и денег не получишь. Я уверена, что ты подписал контракт. Настоятельно рекомендую тебе внимательно прочитать то, что в нем написано мелким шрифтом.

– А вам не кажется, дорогая мисс Арнолд, что вы просто не умеете брать интервью?

– Ну, это легко исправить. Позвоните моему редактору и потребуйте, чтобы меня заменили.

– Сомневаюсь, что он это сделает. Придется нам с вами исправно нести службу вместе.

– Не понимаю почему. К тому же мне не нравится ваш способ ведения войны.

– Уж не пацифистка ли вы? В таком случае мы можем прекратить войну и вернуться к нашим великолепным методам мирного урегулирования.

– Урегулирования? – повторила она в недоумении, но потом увидела его улыбку и полный чувственных воспоминаний взгляд серых глаз.

Кровь бросилась ей в лицо.

– Ты негодяй! Да скорее ад покроется льдом, чем я…

– Зачем же так злиться? Тебя ведь не мучили угрызения совести, когда ты легла ко мне в постель. Я думаю, что это идеальный компромисс – мое сотрудничество в ответ на твое. – Он кивнул в сторону спальни: – Там огромная кровать. Почему бы нам не воспользоваться ею прямо сейчас? Если ты меня хорошенько попросишь, я даже разрешу тебе положить включенный диктофон на подушку.

Лиз закрыла блокнот и швырнула его в сумку.

– Куда-то собрались?

– Ага. Я только что вспомнила, что у меня назначена встреча.

– Вы же не бросили свой лагерь беженцев, когда там стало слишком неспокойно?

– Нет. Но мне очень хотелось. И этот лагерь останется со мной – буду ли я спать или бодрствовать – на всю жизнь. Но я не жду, что вы это поймете.

Он был в ярости, но все еще сдерживал себя.

– Только не надо говорить это мне, леди. Никогда не смейте так говорить – и вы знаете почему. Вы были со мной ночью, обнимали меня и утешали. А потом продали этому грязному подонку Дункану Уайту! Так что вы от меня ждете? Рекомендации на повышение в должности?

– Я никогда не говорила про вас Дункану, даже имени вашего не упоминала! И если бы я знала, что он за мной шпионит, я бы и близко к вам не подошла. Хотите верьте, хотите нет, сейчас это уже не важно. Дункан не имеет никакого отношения к вашей сделке с Клайвом. Вы сами себя продали.

– И за хорошие деньги. Может, лучше объявим перемирие?

– На каких условиях на сей раз? И каков будет мой интерес?

– Возможно…

– Кстати, как насчет процентов от пары сотен тысяч фунтов? Об этом тоже стоит подумать.

– В первую очередь.

– Не знаю, каким экстравагантным титулом вы сами себя наградили, но я предпочитаю термин «наемник». Он вам подходит как нельзя лучше.

– Давайте обсудим терминологию, когда придет время.

– Только без меня.

– Ошибаетесь. Потому что вы не уйдете. Во всяком случае, не навсегда. Вы ведь не только журналист, Лиззи. Вы женщина, и у вас есть вопросы, не имеющие никакого отношения к газете, но на которые вы хотели бы получить ответ.

Его взгляд задержался на ее лице.

– Сейчас вы, возможно, уйдете из гордости, но любопытство приведет вас обратно, леди.

Она молчала, опасаясь, что эмоции выдадут ее.

– Приходите завтра. И я расскажу вам все – ничего не утаю.

Здравый смысл подсказывал ей, что следует отказаться от его предложения. Потому что любой способ общения с ним все равно будет сопряжен с оскорблениями, унижением и болью.

«Он был моим, а я скрывала от него правду. Мы в расчете. Мы ничего не должны друг другу. И мне надо просто уйти из этого номера и из его жизни. Навсегда».

Но она знала, что не сделает этого. И причиной тому было не любопытство – личное или профессиональное.

Виной были холод и невыносимое одиночество, которые подразумевало слово «навсегда». Спать и просыпаться одной всегда…

Ладно. Она попробует еще раз.

Она положила диктофон в сумку.

– Очень хорошо, до завтра, – сухо проговорила она и не спеша направилась к двери.

Только оказавшись в коридоре, она бросилась бежать, спотыкаясь и заливаясь слезами.