Текст книги "Преследуя Аделин"

Глава 12

Тень

– Там еще одно видео, – говорит Джей по телефону, его голос звучит мрачно. Я поднимаюсь с дивана и иду в свой кабинет.

Вдоль трехметрового стола тянется длинный ряд мониторов и прочие мои противозаконные игрушки: глушилки, маячки, кнопки, которые приведут в действие взрывчатку в нескольких разных точках, если кто-нибудь меня предаст, и так далее.

Одна только эта комната стоит миллионы со всем тем дерьмом, что у меня здесь.

Это и мое любимое место, и мой ночной кошмар одновременно.

Именно здесь я меняю мир к лучшему. Здесь я нахожу женщин и детей, которых необходимо спасти, и здесь же я становлюсь свидетелем пыток, которым их подвергают эти больные существа.

Чтобы проникать в здания строгого режима, спасать девочек и обеспечивать им убежища и безопасность, нужны деньги.

Большие корпорации платят мне просто немыслимые суммы за то, чтобы я взламывал их конкурентов по каким-то их дурацким причинам, будь то просто конкуренция и желание разнюхать, чем занимаются другие, или судебные иски друг против друга и необходимость раздобыть информацию.

Мне плевать, какие у них там между собой разборки. Меня волнует лишь то, что они должны получить желаемое, для чего меня и наняли.

В конце концов кто-то богатый всегда оказывается в дураках, мой клиент получает огромную прибыль, а я – проценты. Это грязно, но я никогда не стремился сохранить свои руки в чистоте.

И это позволяет мне посвящать свою жизнь борьбе с торговлей людьми.

– Где? – бросаю я, а мои пальцы уже порхают по клавиатуре.

– Зашифровано и отправлено на твой ящик.

Я кручу шеей, разминая мышцы, готовясь к чему-то такому, от чего стейк, который я только что съел, осядет в моем желудке, как потерпевший крушение корабль в океане.

Видео включается, и, несмотря на то что мои инстинкты кричат мне не делать этого, я увеличиваю громкость, чтобы слышать все.

Это зернистая видеозапись какого-то гребаного сатанинского ритуала. Тот, кто записывает, тяжело дышит, скорее всего, из-за риска быть пойманным за этим крайне опасным занятием.

Четверо мужчин в рясах стоят над каменной плитой, к которой привязан корчащийся маленький мальчик.

Он раз за разом кричит, чтобы его отпустили. Его тоненький голосок срывается, пока он взывает о помощи.

Когда ему в грудь вонзают изогнутый нож, я провожу рукой по лицу. Они наполняют металлические кубки его кровью и осушают их одним махом.

Я заставляю себя смотреть и терпеть боль вместе с этим мальчиком. Потому что, хотя этой невинной души больше нет, это не значит, что я не сделаю все, что в моих силах, чтобы восстановить справедливость ради него.

Когда видео заканчивается, мне приходится отвернуться и отдышаться, чтобы перебороть рвотные позывы.

– Зед?

Я и забыл, что Джей все еще на связи.

– Что? – отвечаю я хрипло и едва слышно.

– Я… я не смог это досмотреть, чувак. Просто не смог.

Я закрываю глаза и глубоко дышу.

– Все в порядке, – говорю я. – Тебе и не нужно.

Джей знает, как тяжело я воспринимаю подобные вещи, но он также в курсе, что я не желаю от них отворачиваться. Так поступает большинство, когда речь заходит о торговле людьми. Все знают, что она существует, и большинство из них стараются узнать, как ее избежать, но, когда дело доходит до реальности, они не в состоянии на это смотреть. Не могут слушать. Не могут взглянуть на эту порочность. Потому что, пока они не смотрят, они могут продолжать жить своей обычной жизнью – жить дальше, будто бы каждый день не умирают тысячи людей.

Джей не из таких, он делает все, что может. Но у него также не хватает сил на это смотреть, и я не могу его винить.

Потому что у меня тоже их не хватает. И если быть честным, люди, у которых они есть, – это как раз те, кто торгует другими и совершает подобные преступления.

– Это те четверо, которых мы выслеживали? – спрашиваю я.

Джей вздыхает.

– Нет, когда была сделана видеозапись, Марка в это время вчера вечером видели в ресторане с женой. Похоже, это другие, но пока вычислить их не удалось. Полагаю, они проводили ритуал только один раз.

Я киваю, мой разум мечется, пытаясь понять, какого хрена я собираюсь с этим делать.

Около шести месяцев назад в даркнет просочилось видео, на котором четверо мужчин в черных одеждах проводят ритуал над маленькой девочкой. Я не уверен, было ли это самонадеянностью с их стороны или чем-то еще, но эти люди держали свои капюшоны опущенными, не беспокоясь о том, что зрители узнают их.

Даже несмотря на низкое качество видео и тусклое освещение, я сразу же смог их опознать.

Сенаторы Марк Сайнбург, Миллер Форман, Джек Бэрд и Роберт Фишер.

Они окружили девочку, лежащую на цементной плите, резали ее, а затем пили ее кровь. Девочка была еще жива, извивалась и кричала во всю силу своих легких, пока они монотонно пели, стоя вокруг нее.

Это был точно такой же ритуал, через который прошел маленький мальчик и который до сих пор воспроизводится на экране моего компьютера. Только теперь четверо мужчин, окружающих ребенка, надели на головы высокие остроконечные капюшоны, скрывшие их лица.

Я чувствую, как снова проваливаюсь в ту черную дыру, в которой оказался шесть месяцев назад и выползти из которой мне удалось лишь не так давно. В результате я оказался в одном из самых темных мест, где я когда-либо был.

После просмотра того первого видео я заперся в комнате и не выходил оттуда двадцать шесть часов. Я физически не мог продолжать жить обычной жизнью, зная, что подобное происходит с детьми.

И пока я обшаривал даркнет и находил тысячи видеороликов, на которых родители насилуют своих детей, эта беспомощность росла. Я видел миллионы других видео с пытками, каннибализмом и даже с некрофилией. Действие многих из этих видео происходит в «красных комнатах», где покупатели могут сами выбрать, как именно они хотят, чтобы жертву пытали, насиловали и убивали.

И это только ролики с участием детей.

Именно такие видео и подтолкнули меня к созданию «Зед» пять лет назад. У меня с детства была тяга к компьютерам, и я превзошел лучших хакеров в правительственных организациях.

А в даркнете я оказался и наткнулся на эти видео совершенно случайно. Но это изменило всю мою гребаную жизнь.

Я не могу спать с тех пор, как узнал, что больные люди платят деньги за то, чтобы сотни тысяч детей подвергались пыткам. Еще хуже знать, что люди, совершающие это, делают подобное не только ради денежной выгоды, но и ради собственного удовольствия.

И что женщины и дети продолжают пропадать без вести каждый день – чтобы их могли подвергнуть тому же самому.

Тогда я решил найти и убить всех ублюдков. Я убил уже сотни людей. Я выслеживаю этих хищников, и у меня есть стопроцентные доказательства их причастности к торговле людьми.

Теперь же я собираюсь проредить правительство, начав с четырех политиков из первого видео, а затем пройдусь по всем остальным.

Я точно знаю, где они живут. Что они едят, где спят, гадят и работают. Но вот к чему они меня пока не привели, так это к месту проведения этих ритуалов.

И с каждым днем отсутствия этой информации эти ритуалы будут проводиться все чаще.

– У нас есть IP-адрес того, кто слил видео? – спрашиваю я Джея, хотя уже и так знаю ответ.

– Нет, они замели следы. Тот, кто слил видео, знал, что делал, – отвечает Джей.

Я снова разминаю шею, стискивая зубы от вспыхнувшей боли в напряженных мышцах.

Больше всего на свете мне хотелось бы почувствовать, как руки моего маленького мышонка разминают практически не проходящие узлы на моей шее и плечах. Но прежде, чем она сама согласится на это, пройдет какое-то время.

– Хорошо, посмотрим, что я смогу вытащить из этого нового видео, – говорю я в завершение разговора.

Проклятье. Мне нужно выпить.

И так случилось, что в доме моей маленькой мышки есть бутылка моего любимого виски.

По моей шее пробегает леденящий холод. Я с шипением выпускаю воздух сквозь зубы и поворачиваю голову, уверенный, что за моей спиной кто-то стоит. Но рядом никого, несмотря на стойкий холод, облепивший меня словно густой туман.

За время пребывания в поместье Парсонс я уже несколько раз сталкивался с подобными необъяснимыми вещами.

Но какой бы призрак ни забрался ко мне в задницу, он чертовски не вовремя.

– Отвали, – бормочу я сквозь стиснутые зубы, отворачиваясь. На удивление, это срабатывает. Что бы это ни было.

И возвращаюсь к бездумному созерцанию своего стакана.

Чей бы виски это ни был, он божественен. Цитрусовый привкус остается на языке, пока я потягиваю напиток из хрустального бокала. А наверху спит Адди, не зная, что я здесь, пью ее виски и мучаюсь из-за осиного гнезда, жужжащего внутри моего черепа.

Двое моих людей сами установили систему безопасности в ее доме, не подозревая, что она предназначается для того, чтобы не впустить сюда их босса. По сути, эту систему изобрел я, так что я более чем способен отключить ее одной-единственной кнопкой своего телефона.

Поначалу я просто взламывал замок на двери, чтобы попасть в дом, и возвращал все как было после своего ухода. Единственный хищник, которого я пущу в ее дом, – это я сам. Несмотря на ее дерьмовые замки, я бы ни за что не оставил ее без защиты.

Когда она поставила систему безопасности, даже если она и была направлена на защиту от меня, я почувствовал облегчение. Преодоление мной этих барьеров – это еще один урок, который ей предстоит усвоить. В конце концов, она поймет, что не сможет отгородиться от меня, так же, как поняла, что не может трахаться с другими мужчинами.

Она пыталась убедить меня в обратном на днях, но хватило и одного взгляда на ее камеры, чтобы понять, что она блефует. Пыталась вывести меня из себя. Это почти сработало, пока я не вспомнил, что не хочу торопиться с ней.

Вначале я так старался забыть ее. Пытался сбежать. Но я не смог выбросить ее из головы. Я шел домой из того книжного магазина и уговаривал себя. Но чем больше пытался успокоить зверя внутри себя, тем сильнее он бушевал.

И как только я начал узнавать о ее жизни, раскапывать все, что мог найти, одержимость ею только усилилась. Она превратилась в неоперабельную опухоль мозга, которая беспокоит меня каждую свободную минуту моей жизни.

Иногда мне кажется, если я попытаюсь вырезать ее из себя, я не выживу.

Сделав еще один глоток виски, кручу между большим и указательным пальцами красную розу, в том месте, где меня уколол шип, выступает капля крови. Не обращая на это внимания, я продолжаю перекатывать опасный стебель между пальцами, в моем животе бурлит вихрь гнева и тревоги.

В этот самый момент где-то пытают детей. В эту самую секунду, в эту миллисекунду, пока я сижу здесь и пью из хрустального бокала.

Прямо сейчас детей приносят в жертву. Делают им больно. Калечат их. Насилуют. Убивают. Садистские ублюдки кружат вокруг них и пьют кровь из их тел.

Мой телефон лежит на столешнице, и на его экране по кругу проигрывается жуткое видео.

Я не могу перестать смотреть его – вернее, перестать мучить себя. Это ничтожная цена за тот безоговорочный ужас, который пережил этот бедный ребенок. Моя потребность найти место проведения этих ритуалов все глубже врастает в меня, и это сводит меня с ума.

В данный момент я ничего не могу сделать. Я попытался отследить источник видео, но тот, кто сливает их, сделал домашнюю работу. Никаких зацепок, и я чувствую себя совершенно бессильным.

Я могу быть лучшим в своем деле, однако технологии имеют свои ограничения. Я научился вертеться и выуживать информацию практически из ничего, но иногда следов не остается. IP просто не находятся.

Мои мысли устремляются вниз по спирали, как и янтарная жидкость, скользящая по моему горлу.

Я кручу розу в пальцах все быстрее. В мою плоть вонзаются острые шипы. Боль приносит мне подобие разрядки.

Иногда, наблюдая за пытками, через которые проходят эти дети, мне хочется вспороть собственную кожу и испытывать боль вместе с ними. Я хочу облегчить их боль, создав свою собственную. Может быть, если я буду истекать кровью на алтаре рядом с ними, они не будут чувствовать себя такими чертовски одинокими.

Но я этого не делаю. Это желание не оправдано, и я понимаю это. Я осознаю, что мне нужно быть сильным, а не ослабевшим от потери крови и моего психического состояния, висящего на волоске.

Если я собираюсь спасти этих детей и покончить с торговлей людьми, то мне нужно быть на высоте. Им нужно, чтобы я оставался сильным и боеспособным, потому что они быть таковыми не могут.

Видео начинается заново. Я рычу, и вопли мальчика возобновляются, заполняя безмолвное пространство вокруг меня.

Я внимательно изучил видео, как и в предыдущий раз, в поисках хоть какой-нибудь зацепки. Но ничего не смог обнаружить. Ничего существенного, что привело бы меня к месту проведения этих ритуалов.

Просто четыре человека в черных одеждах, окруживших каменную плиту. Насколько я могу судить, все помещение на видео выложено камнем, имитируя своего рода пещеру.

Но я не настолько глуп, чтобы верить, что эти люди специально разыскали какую-то пещеру в горах, чтобы тайком пробираться туда. Это пещера, сооруженная человеком, где-то глубоко в недрах Сиэтла. Место, на которое случайный человек никогда не наткнется.

Причина, по которой я переехал в Сиэтл шесть месяцев назад, заключалась именно в этом подземелье. Родился и вырос я в Калифорнии. Но когда произошла утечка первого видео, я смог пропинговать IP-адрес того, кто его слил, и в качестве первоначального местоположения значился Сиэтл.

Эту ошибку дважды они не совершили.

Моя работа дает мне свободу жить там, где захочу, поэтому чтобы решиться на переезд в Вашингтон, где я смогу найти эту адскую дыру и уничтожить ее, мне понадобился всего один день.

И в подобные моменты, когда я нахожусь на самом дне, я не перестаю думать, что эта работа изменила мою жизнь в лучшую сторону. В конце концов, она привела меня к Адди.

Моя голова низко опускается, напряжение пронизывает каждую мою измученную мышцу в плечах.

Черное облако вокруг меня сгущается, засасывая меня еще глубже, когда видео включается сначала. Я гну розу, крепко сжимая ее в кулаке. Моя рука дрожит от боли и силы, с которой я сжимаю цветок.

Я продолжаю давить его, пока от него не остаются лишь сморщенные лепестки и сломанный стебель, окрашенный кровью, сочащейся из моей руки.

Я стискиваю зубы, едва сдерживая горестный стон, который грозит сорваться с моих губ.

Это… это и есть цена того, что я делаю.

Иногда с этим трудно жить. Иногда я едва держусь на ногах от тяжести жестокого мира, лежащего на моих плечах.

Но я знаю, что если я не продолжу, то моя жизнь окажется бесполезной, и эти дети умерли напрасно.

Глава 13

Манипулятор

– Я только что получила первую редактуру, – сообщаю я Мариетте по телефону. – Начну работать с ней сегодня вечером.

– Чудесно, сообщи мне, если тебе что-нибудь понадобится, – отвечает она.

Я иду по тускло освещенному коридору в свою спальню, как вдруг меня отвлекает какое-то движение. Замираю, мой палец как раз нажимает на кнопку отбоя, когда я вижу, как в дверном проеме чердака исчезает силуэт, напоминающий женщину.

Улыбка возникает на моем лице прежде, чем я успеваю остановиться.

За все годы, что я живу в этом доме, я видела призраков всего несколько раз. Гораздо чаще я слышу голоса, шаги, хлопанье дверей, ощущаю ледяные сквозняки, но мне редко удается увидеть что-то своими глазами.

Но я точно знаю, что я только что видела.

Женщину в белом платье с тугими белокурыми кудрями. Я не видела ее лица, но у меня есть стойкое ощущение, что это была Джиджи.

Едва не выронив телефон, я бегу за ней по коридору и распахиваю дверь на чердак. На лестнице кромешная тьма, и у меня начинает щекотать нервы, однако это меня не останавливает.

Я включаю фонарик на телефоне и стремительно взбегаю по лестнице. На мои плечи давит тяжелый груз предчувствия, но я пересиливаю его. Кто бы это ни был, она хотела, чтобы я ее увидела. Я дрожу от страха и от восторга.

Как только ступаю на лестничную площадку, мне начинает казаться, будто я дышу под водой. Воздух здесь удушливый и тяжелый, пропитанный чем-то зловещим.

Будто это место поглотило нечто темное. И ему не нравится, что я здесь. Я чувствую, как оно смотрит на меня из каждого угла.

Где-то здесь висит одинокая лампочка на длинном проводе. Я свечу фонариком, пока не замечаю ее.

Она раскачивается туда-сюда на чердаке, где нет никакого воздушного потока и где атмосфера кажется еще более плотной, чем в лесу за стенами поместья.

Я бросаюсь туда, хватаю раскачивающийся шнур и дергаю за него, включая лампочку. Сквозь тишину прорывается жужжащий звук, придающий происходящему дополнительную нотку жути.

Прищуриваюсь, готовясь увидеть какого-нибудь страшного монстра, прячущегося в углу, но здесь ничего нет.

По крайней мере, я ничего не вижу.

– Зачем ты привела меня сюда, Джиджи? – спрашиваю я вслух, оглядываясь по сторонам и пытаясь понять, что я должна здесь увидеть.

Разумеется, ответа нет. Это никогда не происходит так просто.

Мой взгляд окидывает каждый пыльный предмет, загромождающий чердачное пространство. Я категорически избегала подниматься сюда до сего момента и даже не стала делать тут ремонт. Не знаю почему, но я ощущала, что если я так поступлю, то отсюда наружу вырвется что-то злое.

У меня и так достаточно монстров, преследующих меня.

В углу стоит старое, треснувшее зеркало, поверх которого частично накинута белая простыня. Я во что бы то ни стало стараюсь не заглядывать в него. Мне нравится чувство страха, но у меня нет никакого желания увидеть в зеркале демона, стоящего за моей спиной.

По всему чердаку разбросаны груды пыльных коробок и ящиков. Здесь довольно просторно, поэтому есть на что посмотреть.

Сунув телефон в карман, я делаю глубокий вдох, чувствуя себя так, словно только что набрала полные легкие токсичных отходов. А затем подхожу к одному из ящиков и начинаю раскопки.

Все в паутине, и я почти подумываю о том, чтобы спуститься и найти пару хозяйственных перчаток. Но мне не хочется останавливаться. Если окажусь подальше от зловещего присутствия, то наверняка уговорю себя больше не возвращаться наверх.

Не обращая внимания на пауков, разбегающихся от ящиков, продолжаю копать. Я нахожу лишь старую одежду, обувь, безделушки и прочие мелочи.

Ничего важного, впрочем, некоторые из этих вещей могут оказаться ценными.

Сзади меня раздается громкий стук, и на этот раз я кричу во весь голос. Эхо моего крика гулко отдается от стен, когда я разворачиваюсь лицом к тому, что произвело этот шум.

Это оказалась болтающаяся деревянная доска, держащаяся теперь на одном-единственном гвозде. Весь чердак состоит из таких досок, большинство из них сгнили или погрызены мышами. Там, где когда-то была приколочена доска, зияет бездонная черная дыра.

– Ты хочешь, чтобы я сунула туда руку, да? – сухим тоном спрашиваю я, оглядываясь по сторонам, чтобы увидеть хотя бы еще один признак Джиджи. Но все еще избегаю смотреть в это гребаное зеркало.

Держась рукой за свое колотящееся сердце, осторожно подхожу к все еще качающейся деревяшке. Достаю телефон и снова включаю фонарик, светя в дыру.

Там платформа, а в глубине отверстия, похоже, два смятых листка.

Я громко охаю.

– Черт, ты действительно хочешь, чтобы я сунула туда руку?

Обычно жуки меня не пугают. В этом мире не так много вещей, которые действительно способны напугать меня до глубины души. Но это не значит, что мне нравится совать руки в кишащие насекомыми дыры. Более того, я даже не удивлюсь, если какая-нибудь неведомая сущность, обитающая здесь, решит поиздеваться надо мной и схватит меня за руку.

Признаюсь, тогда я, скорее всего, немного описаюсь.

Вздохнув, я сую руку в отверстие, выхватываю бумагу и выдергиваю руку обратно – и все это менее чем за секунду.

Я почти открываю рот, чтобы позлорадствовать, но решаю, что лучше не злить то, с чем я живу в одном доме.

Разворачиваюсь, бросаюсь к шнуру, выключаю свет и мчусь вниз по лестнице так, словно за мной гонится девочка из «Звонка»[7]7
  Триллер Гора Вербински 2002 года.


[Закрыть].

Захлопнув дверь на чердак, я глубоко вдыхаю чистый воздух. Здесь намного светлее. Такое ощущение, будто на меня рухнул весь дом, а я только что выползла из-под его останков.

Я разглаживаю листки и прищуриваю глаза, чтобы разобрать аккуратные, но не слишком разборчивые строчки на первом из них.

Мне пришлось сделать то, что мне сказали. Потому что иначе после нее убили бы меня. Так что это мое признание. Мне пришлось помочь ему скрыть ее убийство. Мне так жаль.

Мое сердце начинает биться чаще, пока я перечитываю слова снова и снова. Кто бы это ни написал, он имеет в виду убийство Джиджи. Наверняка это так. Кто же помог ему скрыть убийство? Кому – «ему»?

Я перехожу ко второй записке, и только через секунду понимаю, что это страница, вырванная из ее дневника. Я торжествующе улыбаюсь, но улыбка быстро сходит с лица, когда читаю ее беспорядочные слова.

Мне нужно спешить, он сказал, что уже в пути, и я в ужасе. Если я убегу, он поймает меня, поэтому я пишу это в надежде, что кто-нибудь найдет эту записку. Если со мной что-то случится, Джон, это б…

Записка обрывается на полуслове. Мой рот открывается, и я таращусь на нее в полном недоверии.

– Да ты издеваешься надо мной, Джиджи! Ты оставила это там? Это ты хотела мне показать? Записку, где ты собираешься рассказать, кто это был, но не рассказываешь? – я заканчиваю свою тираду громким криком, топаю ногой и широко развожу руки в стороны.

Конечно же, она мне не отвечает.

С рычанием я топаю в спальню и захлопываю за собой дверь.

Я злюсь на нее. И лучше бы ей здесь не появляться, иначе я сама вышвырну ее.

Он снова стоит за окном. Наблюдает за мной, в лунном свете горит ярко-красный вишневый огонек.

Пристально смотрю на него в ответ. Меня знакомо обвивают в своих путах щупальца страха. Но в то же время в моем животе оседают камни, опускаясь все ниже…

Я жую губу, раздумывая, стоит ли мне снова выйти к нему лицом к лицу или нет. Взять телефон и заявить на него было бы логичнее всего.

Но полиция ничего не сможет сделать. Пока они приедут, он уже исчезнет.

И что толку от заявлений в полицию, если они снова пропадут, как и в прошлый раз? С его очевидными навыками взлома и проникновения, не говоря уже о хакерстве, он явно может исказить информацию как ему хочется. Но, наверное, это не имеет значения. Шериф Уолтерс в курсе, что у меня есть преследователь, даже несмотря на то, что у них, по его словам, нет никаких заявлений об этом.

Может быть, это еще одна причина для звонка в полицию.

Возможно, он планирует убить меня прямо сейчас, так же, как убил Джиджи ее преследователь. Последние три ночи я перечитывала ту записку и прочесывала ее дневники, но так и не нашла никаких доказательств того, что ее убийцей был преследователь.

Но я уверена, что права.

Поглядывая на него, беру телефон, встаю прямо перед окном и прикладываю трубку к уху. Я даже не набирала номер полиции, я просто хочу посмотреть, что он сделает.

Потому что, судя по всему, со мной что-то не так.

Я играю с огнем. Чем больше я его провоцирую, тем больше вероятность, что он придет за мной. Но я не могу удержаться. Я не могу остановить острое возбуждение, которое испытываю каждый раз, когда наношу ему ответный удар.

Это столь же увлекательно, сколь и глупо.

Я не вижу его лица под надвинутым капюшоном, но уверена: он улыбается. Однако это знание вызывает у меня неправильную реакцию. Мне должно быть противно. Мне должно быть страшно. Наверное, я опасаюсь того, что на самом деле мне хочется улыбнуться в ответ.

У моего уха пиликает телефон. Вскинув брови, я нерешительно отодвигаю его и смотрю на входящее сообщение.

«Мне полагается поверить, что ты звонишь в полицию? Я думаю, что моя маленькая мышка – лгунья».

О нет, он не купился.

Я сердито набираю ответное сообщение:

«Хочешь проверить?»

«Да, вообще-то, хочу. Я бы с удовольствием наказал тебя за это потом».

Мои пальцы замирают над кнопками. Последнее наказание было ужасным и отвратительным.

«Что, дальше ты отправишь мне пальцы ног?»

«Зависит от того, продолжишь ли ты пытаться трахаться с другими парнями. Или ты снова собираешься кричать на призраков в своем доме?»

Поднимаю голову и вглядываюсь в глубины его капюшона. Его телефон зажат в руке, он ждет моего ответа. Яркость телефона совсем низкая, но тусклое мерцание отбрасывает достаточно света, чтобы продемонстрировать мне его острую линию челюсти и кусочек ухмыляющихся губ.

Я поднимаю руку и показываю ему средний палец.

Можешь отлизать, козел.

Его большой палец начинает двигаться, улыбка становится шире.

«Я планирую это».

Я рычу от его дерзости. Черта с два он ко мне прикоснется.

«Только подойди ко мне, и я пырну тебя ножом. Я звоню в полицию, если ты сейчас же не уберешься».

«Так сделай это, мышонок».

Я не могу понять: он предлагает мне пырнуть его или вызвать копов? Я с удовольствием сделала бы и то, и другое. И мне не нравятся его намеки на то, что я – мышь, а он – кот. Это подразумевает, что он охотится на меня. А я меньше всего хочу, чтобы на меня охотились.

Проклятье. Я колеблюсь. Мне нужно звонить в полицию. У меня нет выбора. Но я не могу заставить свои пальцы двигаться. Он бросает мне вызов, и я ненавижу то, что мне страшно узнать, что он намерен предпринять, если я это сделаю. Ненавижу то, что хочу этого.

С замиранием сердца набираю номер. Он внимательно наблюдает за мной, пока я жму на кнопку вызова и подношу телефон к уху.

– 911, что у вас случилось?

Я делаю глубокий вдох.

– Меня преследует один человек. Он вломился в мой дом неделю назад. А теперь стоит снаружи и наблюдает за мной.

– Он стоит снаружи прямо сейчас? – спрашивает оператор. Я слышу, как на заднем плане набирается текст, сопровождаемый чавканьем ее жвачки.

– Да, – шепчу я.

– Мэм, он что-нибудь делает? У него при себе есть какое-нибудь оружие? – спрашивает она.

– Нет, насколько я знаю. Вы можете отправить сюда кого-нибудь?

Снова звук клавиш.

– Какой у вас адрес, мэм?

Я диктую адрес. Она задает еще несколько бессмысленных вопросов и сообщает, что патрульный автомобиль будет примерно через пять минут. Она просит меня оставаться на линии, но я кладу трубку.

Моя маленькая тень не задержится здесь надолго, чтобы его не поймала полиция. Он исчезнет в лесу, из которого вышел, и его ни за что не найдут. Я знаю это.

Я не вижу его глаз, но все равно встречаю его взгляд. Улыбнувшись напоследок, он набирает быстрое сообщение. Мой телефон пиликает, но я не сразу смотрю на него.

Мне слишком страшно.

И он, не проявляя ни малейшего беспокойства, медленно разворачивается и уходит. Тьма протягивает к нему свои лапы и поглощает в свои глубины, пока он полностью не исчезает из виду.

Когда появляется патруль, я понимаю, что хочу, чтобы он уехал. По причинам, которые не могу объяснить, я жалею, что вызвала полицию. Я просто… хочу, чтобы он исчез – этот коп, полноватый мужчина с короткими светлыми волосами и румяным лицом.

Он выглядит так, будто хочет оказаться где угодно, но только не здесь.

Я чувствую себя точно так же.

– Что здесь стряслось, мэм? – спрашивает он, пыхтя и отдуваясь, пока поднимается на крыльцо.

– За моим окном был мужчина, – коротко отвечаю я.

– Лааадно, – говорит он, растягивая слова. – Такое уже случалось?

Я сообщаю ему, что подавала несколько заявлений в полицию, которые ничего не дали, но этот человек приходил и вламывался в мой дом в течение последних нескольких месяцев. После моего рассказа, он достает блокнот и начинает составлять рапорт.

– Вы сказали, вас зовут Аделин Рейли, верно?

– Да.

Он делает паузу и смотрит на меня так, будто видит перед собой совершенно другого человека.

– А это не у вас с крыльца пропал Арчибальд Талаверра? – спрашивает он, оглядывая меня с ног до головы, на секунду задерживаясь глазами на моей груди, будто мои сиськи должны дать ему ответ.

– Да, – бросаю я. Мое терпение подходит к концу.

Он хмыкает в ответ и возвращается к рапорту.

– Думаете, это был один и тот же парень?

– Было бы очень хреново, если бы это оказался другой, – бурчу я. Когда коп бросает на меня косой взгляд, я вздыхаю. – Да, я так думаю.

После этого он прекращает писать и задает мне еще несколько стандартных вопросов. Можете ли вы его описать, знаете ли, кем он может быть, и так далее. Я сообщаю ему всю имеющуюся у меня информацию, кроме самой важной.

Я ничего не говорю ему о текстовых сообщениях. Не знаю почему, но они кажутся… личными. Что чертовски глупо. Это не имеет смысла, но я не могу заставить себя рассказать о них. Полицейский уходит, не сообщив мне абсолютно ничего полезного. Но уходит с полицейским протоколом, а это самое главное.

И только после того, как я принимаю горячий душ и устраиваюсь в кровати, я читаю его сообщение.

«Чем чаще ты меня не слушаешься, тем суровее будет твое наказание».

– Я отыщу этого заморыша, – гневно заявляет Дайя, практически колотя по клавишам своего ноутбука, пока она набирает там бог знает что. Я только что изложила ей подробности прошлой ночи.

Я делаю глоток из своего стакана. Мне кажется мало, а потому я отпиваю еще. И в итоге приканчиваю все.

Мы обе занимаемся своими делами, но теперь, когда моя тень начал общаться активнее, она не захотела оставлять меня в доме одну.

– Заморышем он не выглядел, – произношу я.

Она поднимает глаза, и на ее лице отражаются все мои мысли с прошлой ночи. Что с тобой не так?

Я пожимаю плечами.

– Просто сказала. Ты назвала его заморышем.

Она закатывает глаза, игнорирует меня и снова начинает печатать что-то на своем ноутбуке. Наверное, что-то взламывает. Хотя я понятия не имею, что она может взламывать. Надеюсь, не мой мобильник. У меня там пара нюдсов.

Я бледнею. О боже, что если он взломает его и найдет их? Я в спешке хватаю телефон, удаляю все пикантные фотографии, а затем удаляю их во второй раз – уже из папки «корзина».

Моя тревога немного ослабевает, но не полностью. Он мог уже хакнуть его, насколько я понимаю.

Теперь я буду думать об этом всю оставшуюся жизнь.

Заметив мой душевный кризис, Дайя обращает на меня внимание, озабоченно сдвигая брови.

– Ты в порядке, подружка?

Я откашливаюсь.

– Насколько вероятно, что он сможет взломать мой телефон и получить мои фотографии?

Ее губы подергиваются, и я в двух секундах от того, чтобы отвесить ей подзатыльник.

– Детка, этот мужик, наверное, уже тысячу раз видел, как ты раздеваешься в своей комнате.

Мои глаза расширяются еще больше, поскольку об этом я пока не задумывалась.

– О боже.

– А почему ты спрашиваешь? – с подозрением спрашивает Дайя.

Я складываю губы вместе, раздумывая. На данный момент единственное, что удерживает меня от того, чтобы рассказать Дайе о его сообщениях, – это ее грядущий гнев.