Текст книги "Последний расчет"

Глава 25
Эпитафия

Уле Эйдесен медленно шел по коридору, сунув руки в карманы брюк. На нем был белый спортивный свитер с пестрым рисунком спереди – нечто вроде аквариума, в котором плавают либо сперматозоиды, либо мальки. На колене спортивных штанов было пятно от травы. Казалось, штаны ему велики: обвиснув, они прикрывали белые кроссовки.

При виде такого зрелища белые фарфоровые зубы Гунарстранны сверкнули; он придержал дверь для своего бритого наголо, похожего на монаха гостя, которому пришлось пригнуться, чтобы пожать инспектору руку, – он почти присел в вежливом книксене. Едва войдя, Эйдесен замер на месте. Царапины на лице еще не прошли. Он не сводил взгляда со стола Гунарстранны. Инспектор сдвинул бумаги в сторону; между компьютером и пишущей машинкой лежали разные мелкие предметы.

– Пожалуйста, осмотрите все не спеша и укажите вещи, которые, по-вашему, могли принадлежать Катрине, – сказал инспектор, подводя Уле Эйдесена к столу.

Среди прочего на столе лежал ржавый бритвенный станок, медного цвета тюбик с помадой, фарфоровая трубка для курения марихуаны, комок черного афганского гашиша в прозрачной пластиковой пленке, две золотые серьги в форме листьев конопли, коробок спичек, наполовину использованная упаковка противозачаточных таблеток, два золотых кольца, одно в форме змеи, второе – с зеленым камнем. Черная одноразовая зажигалка с цифрой «один» сбоку лежала рядом с водительскими правами, плетеной золотой цепочкой, браслетом слоновой кости, несколькими браслетами потоньше из неизвестного материала и маленькой черной сумочкой на ремне. Эйдесен долго разглядывал вещи и наконец устало покосился на инспектора.

– Не спешите, – посоветовал Гунарстранна, садясь. – Рассмотрите все хорошенько.

Эйдесен кашлянул и показал на сумку:

– Можно ее осмотреть?

– Сумку? Конечно. Смотрите внимательно! – Усевшись поудобнее, инспектор выдвинул ящик стола и положил на него ногу. – Не спешите, но будьте осторожны.

– Это ее сумка, – сказал Эйдесен, повертев сумку в руках.

– Вы уверены?

– Да.

– Почему вы так уверены?

– Я сам ей ее подарил. – Эйдесен ткнул пальцем в серьги: – И их тоже.

– Вы уверены?

– Да, уверен.

– А что вы ответите, если я скажу, что купил серьги в виде листочков конопли в магазинчике на Марквей?

Эйдесен нахмурился:

– Все может быть, но сумка точно ее. Я ее узнал. – Он открыл сумку и вывернул подкладку. – Вот, смотрите! У нее пролился лак для ногтей – вот пятно. Я привез ей эту сумку из Испании. В Норвегии таких немного. Не знаю, что за игру вы затеяли, серьги, золотая цепочка, кольца, браслет из слоновой кости и помада «Ланком»… все это вещи Катрине.

– Вы совершенно уверены?

– Да.

– Вы рассчитывали увидеть здесь что-то еще?

– Я не уверен.

– Как мне трактовать ваш ответ?

– По-моему, у нее было еще одно кольцо, с двумя бриллиантами.

– Хотите сказать, что кольцо было на ней в ту ночь?

Эйдесен надул щеки и выдохнул воздух, а потом покачал головой:

– Было бы странно, если бы его на ней не было… Она носила его не снимая!

Гунарстранна кивнул:

– С кольцом давайте пока подождем. Которые из вещей на столе принадлежали ей?

Эйдесен отделил серьги, оба кольца, браслеты, золотую цепочку и сумку и сложил в кучку.

– И это тоже. – Он добавил помаду. Упаковку таблеток повертел в руке. – Насчет их не уверен.

– Она принимала противозачаточные?

– Да… – Он кивнул в сторону водительского удостоверения: – Можно?

– Посмотреть права? – закончил за него Гунарстранна и кивнул: – Пожалуйста.

Эйдесен перевернул права и увидел лицо Катрине Браттеруд. Он долго смотрел на ее фотографию.

– Где вы их нашли? – хрипло спросил он.

Инспектор не ответил. Эйдесен медленно покачал головой. Фотография убитой подружки на какое-то время выбила его из равновесия.

– Откуда у вашей девушки было столько дорогих украшений? – спросил Гунарстранна.

– Понятия не имею.

– Вы что-нибудь ей дарили… кроме серег?

– Нет.

– Может быть, остальное украдено?

Эйдесен вскинул голову и презрительно улыбнулся. Гунарстранна молча наблюдал за ним.

– Ну вот, получайте. – Эйдесен кивнул на кучку вещей. – Ее эпитафия – краденые вещи. – Уголки его губ поползли вниз.

Гунарстранна видел, как он мучается, но молчал.

Эйдесен огляделся по сторонам, ища, на что бы сесть. Гунарстранна указал на низкое кресло у окна:

– Садитесь, пожалуйста… Скажите, если бы в тот вечер вы могли что-то изменить… что бы вы сделали по-другому?

Эйдесен вздохнул, поднял голову, уставился в стену, глубоко задумался.

– Понятия не имею, если честно, – буркнул он.

– Вы знали, что из гостей ее увез Хеннинг Крамер?

Эйдесен вытаращил глаза.

Инспектор кивнул:

– Она позвонила Крамеру и попросила приехать за ней к дому Аннабет Ос. Он тут же сел в машину. Она пошла по дороге ему навстречу. Они встретились на Воксенколлвей. Она говорила вам, что ее заберет Крамер?

Эйдесен недоверчиво покачал головой.

– Наверное, она уехала вскоре после того, как вы впятером сели в такси и поехали в город.

– Что?

– Должно быть, она ушла после вас, потому что вы не встретили ее на дороге. Ведь вы бы, наверное, узнали ее, если бы обогнали ее на такси?

Эйдесен молчал.

– Как вы думаете, почему она не сообщила вам о том, что за ней заедет Крамер?

– Даже не знаю, что сказать… – не сразу ответил Эйдесен. Потом откашлялся и повторил: – Даже не знаю, что сказать… Для меня ваши слова – полная неожиданность!

– В каких отношениях находились Хеннинг Крамер и Катрине?

– Что значит «в каких отношениях»?

– Они были друзьями или…

– Любовниками? Да, можно подумать… – Эйдесен уставился в одну точку.

– Можно подумать, что она вам изменяла? – подсказал Гунарстранна.

– Я этого не говорил.

– А вы ей изменяли?

– Что?

– Вы спали с другими женщинами?

– Нет, – ответил Эйдесен.

– Никогда?

Эйдесен кивнул.

– И в ночь, когда ее убили, тоже?

Эйдесен вскинул голову и принял неприступный вид.

– Перестаньте, Эйдесен! Я ведь расспрашиваю вас не из праздного любопытства. Когда Катрине убивали, вы изменяли ей с другой женщиной.

– Вы говорили с Мерете, – хрипло сказал Эйдесен.

Гунарстранна раздраженно вздохнул.

– Я хотел подождать, пока вы допросите ее. Я и сам собирался вам рассказать, но хотел подождать.

– Эйдесен, – Гунарстранна снова раздраженно вздохнул, – представьте, что в результате всего вас обвинили бы в убийстве и нам предстояла встреча в суде. Поверьте мне, мы готовы были выписать ордер на ваш арест! К вам пришел бы адвокат, и знаете, что бы он сказал? Он прошептал бы вам на ухо: «Ради всего святого, не позволяйте им ловить себя на лжи. Если вы лжете, вы подрываете доверие к себе». Иными словами: после того как вы солгали один раз, кто может поручиться, что вы не обманываете нас с начала до конца?

Они молча смотрели друг на друга.

– Я хочу изменить свои показания, – медленно проговорил Эйдесен.

– Что именно вы хотели бы изменить в своих показаниях?

Ту часть, где речь идет о возвращении из «Смугета».

– Что же произошло на самом деле?

– Я поехал домой к Мерете Фоссум.

– Когда вы туда попали?

– Между тремя и четырьмя ночи.

– Чем вы занимались?

– Откупорили бутылку вина и легли в постель.

– Почему я должен вам верить?

– Потому что это правда.

– Почему в прошлый раз вы утверждали, что все было по-другому?

– Не знаю.

– В таком случае сейчас вам придется быть убедительнее.

– Что вы имеете в виду?

– Докажите, что вы были у Фоссум! Сделайте так, чтобы я вам поверил! – раздраженно воскликнул Гунарстранна.

– У нее в спальне висит плакат с Одри Хепберн, кадр из фильма… кажется… «Завтрак у Тиффани»… знаете, в стиле пятидесятых…

– Вы могли видеть его раньше – или потом.

– В тот день мы с ней только познакомились.

– Но плакат вы могли видеть уже потом, после той ночи.

– У нее есть родимое пятно.

Гунарстранна вздохнул.

– На внутренней стороне бедра, – продолжал Эйдесен.

– И родимое пятно вы тоже могли увидеть потом.

– Только если мы с ней потом встречались, а мы не встречались.

– Зачем мне лишняя головная боль? Неужели придется еще раз вызывать ее на допрос? – Гунарстранна встал. – Ваши увертки и ложь мешают мне вести следствие! – Он махнул рукой в сторону вещей Катрине: – Вы хотите, чтобы мы арестовали того, кто создал для нее эту, как вы выразились, эпитафию, или нет?

Эйдесен не ответил. Гунарстранна подошел к окну и заложил руки за спину.

– Только одно… – хрипло проговорил Эйдесен.

Гунарстранна разглядывал голубое небо. На западе над горами что-то летело – вроде бы планер. Он не отвечал и не поворачивался.

– У Катрине было бурное прошлое, – сказал Эйдесен. – Представьте, что вы общаетесь с девушкой, которая спала с кем попало!

Он замолчал. Гунарстранна не сразу отошел от окна и устремил на него пытливый взгляд.

– Что вы хотите этим сказать? – равнодушно спросил он.

– То, что должен… хотите верьте, хотите нет.

– Вы знаете всех мужчин, с которыми она спала?

– Никто из них меня не интересует.

– Катрине не упоминала при вас человека по имени Реймонд?

– По-моему, нет.

– Реймонд Скёу.

– Нет.

– Вы уверены?

– Я никогда раньше не слышал этого имени – ни от нее, ни от других.

– Что случилось в ту субботу? Когда вы встретились?

– Я уже был дома, когда она пришла. В тот день, в субботу, она работала.

– Вы были дома?

– С пятницы на субботу я ночевал у нее. Мы ходили в кино, смотрели нашумевший фильм. Мне очень понравилось. А вот ей, по-моему, не очень. Я даже удивился.

– Почему странно?

– Потому что обычно ей нравились такие фильмы – с погонями, крутыми героями, спецэффектами и так далее. Но в тот день она была какая-то рассеянная, какая-то…

– Отстраненная?

– Да, отстраненная. Потом мы вернулись в ее квартиру в Ховсетере. Было поздно, и мы легли спать. Я проснулся, когда она собиралась на работу… кажется, в четверть девятого. Бюро путешествий открывается в девять, и она ушла заранее, чтобы успеть к девяти.

Гунарстранна отошел от окна и сел в кресло напротив Эйдесена.

– А вы? – спросил он.

– У меня был выходной, поэтому я остался в постели. Немного поспал… Не помню, когда я встал, но была уже середина утра. Я сделал зарядку, добежал до Богстада и обратно, на обратном пути купил пару газет, прочел их и приготовил еду к ее возвращению.

– Когда она вернулась?

– После обеда… в половине третьего, может, в три.

– А потом?

– Мы поели. Она приняла душ и так далее. Я смотрел футбол по телевизору, «Мольде» против «Стабека»… матч закончился вничью, ноль – ноль.

– А что делала она?

Эйдесен пожал плечами:

– Не помню. Наверное, одевалась, примеряла разные вещи и так далее.

– Вещи?

– Да, она немного нервничала насчет того, что надеть в гости.

– А еще?

– Она говорила по телефону…

– Кому она звонила?

– Понятия не имею. Я смотрел футбол. Матч закончился около шести.

– Она по-прежнему казалась вам отстраненной?

– Немножко. И еще она нервничала. Она была отстраненной и нервничала.

Гунарстранна ждал.

– У меня сложилось впечатление, что она психует из-за званого ужина.

– Вы уверены?

– В каком смысле?

– Ну, она могла говорить о чем-то другом. Возможно, у нее что-то случилось на работе.

Эйдесен покачал головой.

– Значит, о работе она вам не рассказывала?

– Нет.

– Сколько она сделала звонков?

– Несколько… я не следил.

– Вы слышали, о чем она говорила?

– Нет. Она закрыла дверь. Телефон в холле, а трансляция футбольного матча – довольно шумная, поэтому она закрыла дверь.

– Откуда же вы знаете, что она сделала несколько звонков?

– Потому что она вешала трубку, ходила туда-сюда, садилась на диван, выходила и снова набирала номер.

– Сколько звонков она сделала?

– Понятия не имею.

– Больше двух?

– Да, наверное.

– Три? Четыре? Пять?

– Скорее всего, три или четыре.

– Вы не знаете, говорила ли она с Сигри Хёугом?

– Возможно, но она не сказала, с кем говорила.

– И вам не стало любопытно, кому она звонила?

Эйдесен поморщился и покачал головой.

– Знаете, это странно, – заметил инспектор. – То есть… большинство людей на вашем месте непременно поинтересовались бы, кому звонит их девушка.

– Я решил, что ей просто захотелось поболтать… девушки любят поболтать, посплетничать…

– Вы уверены, что она не пыталась в тот день рассказать вам что-то важное, чего вы тогда, возможно, не поняли?

– О чем это вы?

– Допустим, что-то случилось у нее на работе, и она хотела вам рассказать, но вы так увлеклись футболом по телевизору, что даже не поняли, что ей хочется рассказать вам что-то важное, поэтому…

– Нет, – решительно возразил Эйдесен. – Я бы почувствовал!

– Она была расстроена?

– Нервничала. Но это из-за того, что нас пригласили в гости. Она ужасно психовала и была на взводе.

– В чем проявлялось ее состояние?

– Она перемерила кучу одежды и еще была… ну… колючая.

– Колючая?

– Да, почти как при предменструальном синдроме. Цеплялась ко мне из-за любой мелочи.

– Из-за чего, например?

– Разозлилась, что я смотрю футбол, что я не сложил аккуратно газету, что мой спортивный костюм валяется в ванной на полу… все в таком роде.

– Значит, она была раздражительной?

– «Раздражительная» – это еще мягко сказано. «Колючая», так лучше.

– И все из-за вас?

– А теперь что вы имеете в виду?

– Ее вспышка вас удивила или она часто ругала вас, считая лентяем, который не убирает за собой?

– Нет, нет, – поспешно ответил Эйдесен. – Я очень удивился.

– По словам другого свидетеля, в тот день Катрине была очень взволнованна, потому что у нее была тайна, о которой ей не хотелось рассказывать.

– Тайна?

– Вы ничего не заметили?

– Совершенно ничего.

– И слово «тайна» ничего вам не подсказывает? У вас с ней не было общей тайны, о которой не мог знать никто другой?

– Ничего такого сразу не припоминается…

Гунарстранна медленно кивнул:

– Тогда я тоже кое-чего не понимаю… Почему вы считаете, что она так нервничала перед званым ужином?

– Потому что она сама так сказала!

– Пожалуйста, вспомните, что именно она сказала. Дословно.

– Я спросил, что с ней, потому что она швырнула мой спортивный костюм мне в лицо. Потом она как будто немного успокоилась и задумалась. Сказала, что нервничает из-за званого ужина.

– Какими были ее точные слова?

Эйдесен погрузился в воспоминания.

– Кажется, я спросил: «Что на тебя нашло?» или «А теперь-то в чем дело?». Что-то в этом роде. И она ответила: «Я просто на взводе».

– И все? – спросил Гунарстранна. – Она ответила: «Я просто на взводе»?

– Да, именно так она и сказала, слово в слово.

– Почему вы истолковываете ее состояние как нервозность?

– Она была на взводе… то есть нервничала, – уточнил Эйдесен, заметив недоверчивую гримасу инспектора. – Она именно это имела в виду, когда употребила выражение «на взводе». Она имела в виду, что сейчас она вся на нервах.

– А не могла она говорить о чем-нибудь другом? Может, она имела в виду, что она на взводе из-за происшествия, случившегося недавно, или того, что должно случиться в ближайшем будущем?

Эйдесен задумался.

– Нет, она нервничала из-за званого ужина. Из-за чего же еще? Во всяком случае, я истолковал ее слова именно так.

– По словам Сигри Хёугом, Катрине звонила ей в субботу, – сказал Гунарстранна. – Она говорит, что Катрине была взволнованна, потому что в тот день у нее кое-что случилось на работе и она хотела все обсудить с Сигри.

Эйдесен пожал плечами.

– У нас есть основания полагать, что ей угрожали.

– Угрожали?

– Ни о чем таком она вам не говорила?

Эйдесен покачал головой:

– Во всяком случае, я ничего подобного не помню.

– Вынужден просить вас еще раз попытаться вспомнить момент, когда она объясняла вам причину своей раздражительности. Какие точно слова она употребила?

– Она сказала: «Я просто на взводе».

– И вы по-прежнему уверены, что она нервничала из-за предстоящего вечера?

– Теперь уже нет – после того, что вы сказали насчет того, что ей угрожали… Кто ей угрожал?

– Что вам известно о прошлом Катрине? – с жалостью в голосе спросил Гунарстранна.

– Зависит от того, что вы имеете в виду под словом «известно». Особенно много я и не хотел знать.

– Вы только что сказали: вам тяжело было сознавать, что она спала с кем попало.

– Эта часть ее прошлого – не тайна.

– Но почему вы с ней сошлись?

– Она мне понравилась.

– А что вы о ней знали?

– Что она была наркоманкой и в свое время наделала много глупостей.

– И о том, что она была уличной?

– Вам кое-что нужно понять о нас с Катрине, – негромко произнес Эйдесен и помолчал, как будто подыскивал нужные слова. – Ее прошлое меня не интересовало.

Гунарстранна ждал. Ему показалось, что Уле Эйдесен очень сосредоточен.

– Что было, то было. Катрине, которая кололась и занималась проституцией, не имела ничего общего с той Катрине, которую знал я. Меня не интересовала девушка, которая ловила клиентов в подворотнях и сидела на героине. Меня интересовала Катрине.

– Насколько я понял, на героине Катрине никогда не сидела, – заметил инспектор. – Она принимала амфетамины, экстези, нюхала кокаин…

– Все наркоманы рано или поздно подсаживаются на героин… Она ведь и проституцией зарабатывала себе на дозу! Об этом вы не думаете?

– Я ничего не думаю, – ответил Гунарстранна. – Но я читал сообщения о ней. Разве вы не спрашивали ее о прошлом?

– Ни разу.

– Почему?

– Повторяю, мне было неинтересно.

– Вы ревновали ее к прошлому?

– Конечно нет.

– А по-моему, да.

– Похоже, проблемы не у меня, а у вас.

– Было ли так, что ей хотелось поговорить с вами о прошлом?

– Я не хотел ее слушать. Говорил, чтобы она замолчала.

– Вы применяли насилие?

– Я в жизни пальцем никого не тронул!

– И Катрине тоже?

– Даже не думал.

– Уточняю. Вы ни разу не подняли на нее руку?

– Ни разу. Ваш вопрос доказывает лишь одно: как мало вам обо мне известно. И о ней тоже.

– Но вы просили, чтобы я попытался понять ваши страдания. Вы кажетесь самому себе мучеником, потому что жили с девушкой, которая, по вашему же выражению, «спала с кем попало».

– Я ничего подобного не просил.

– Я воспринял ваши слова именно так. Сказав, что вы не хотели обсуждать ее прошлое, вы, по-моему, признали, что ревновали ее к прошлому.

– Ничего я не ревновал. Я вообще не ревнивый. Почему вы так упорствуете?

– Потому что в ваших действиях просматривается мотив…

– Вы заблуждаетесь. Я бы ни за что не причинил вред Катрине. Кроме того, вы ведь выяснили, что на ту ночь у меня есть алиби… Мерете Фоссум.

– Да, действительно, но давайте представим, что Катрине в ту субботу настояла на разговоре о ее прошлом. Скажем, вы отказались ее выслушать. Вполне возможно, в результате вы поссорились… в свете того, как вы относитесь к ее прошлому.

– Повторяю, ее прошлое меня не волновало!

– Нам известно, что в ту субботу Катрине была не в форме. Из-за того, что случилось у нее на работе, в бюро путешествий. Может быть, кто-то напомнил ей о ее прошлом… И поэтому она вернулась домой в плохом настроении. Косвенно это подтверждает Сигри Хёугом. Катрине звонила ей и рассказала о происшествии, а вы в то время сидели в другой комнате. Вы с Катрине были любовниками. Находились в близких отношениях. Вы то и дело ночевали друг у друга. Почему же она скрыла от вас такое важное происшествие?

– Потому что ее чертово прошлое меня не интересовало!

– Почему вы так злитесь?

– Я не злюсь.

– Нет, злитесь. – Гунарстранна улыбнулся. – Очень злитесь. Прямо дымитесь изнутри!

– Вам-то что за дело?

– Вы злились и на нее – за то, что она была проституткой.

– Я уже сказал, мне плевать, кем она была!

– А я вам не верю.

– Мне плевать, верите вы мне или нет! – заорал Уле Эйдесен.

Гунарстранна развалился в кресле. Провоцировать этого молодого человека бесполезно и неплодотворно. В конце концов, у Эйдесена есть алиби. Затягивая допрос, он напрасно тратит время…

Он выдвинул ящик стола и достал оттуда снимок Реймонда Скёу. Протянул снимок Эйдесену:

– Знаете его?

Эйдесен положил фотографию на стол и внимательно рассмотрел. Потом кашлянул и ответил:

– Нет.

– Вы его раньше не видели?

Эйдесен покачал головой:

– Нет.

– Никогда?

– Никогда.

– А вы подумайте.

– Думаю… стараюсь.

– Вы совершенно уверены, что никогда не видели его?

– Да. А кто это?

– Человек из прошлого Катрине.

– Кто он?

Гунарстранна улыбнулся:

– Что, интересно стало?

– А, ладно, плевать, – вздохнул Эйдесен.

– На кого – на меня или на него?

– На него. Мне все равно, кто он такой!

– Ясно, – задумчиво ответил инспектор. – Для меня странно только одно…

– Что?

– Вы так и не спросили, что же произошло в субботу в бюро путешествий.

Глава 26
Ложь

На столе перед инспектором полиции стояла тарелка жареной картошки. Когда позвонил Фрёлик, Гунарстранна, прижав трубку к уху, одновременно выдавливал в свежевымытую пепельницу «Чинзано» кетчуп из пакетика. Он выругался, когда кетчуп попал ему на галстук.

– Победа! – крикнул Фрёлик.

– О чем ты?

– Можно арестовывать!

– Кого?

– Хеннинга Крамера.

– Почему? – спросил Гунарстранна с набитым ртом.

– Я побеседовал с двумя таксистами, которые подтвердили показания Крамера касательно Акер-Брюгге. Оба хорошо запомнили девушку. Не остается сомнений в том, что ею была Катрине Браттеруд – красивая блондинка в юбке и черном кружевном бюстгальтере. Девушка и Крамер производили впечатление парочки; казалось, она в хорошем настроении, как будто под кайфом. Официант в «Лектерене», одном из ресторанов на барже, тоже сразу вспомнил девушку. Она танцевала вальс с каким-то мужчиной на причале. Их обоих помнит и сотрудница «Макдоналдса». Они купили чизбургеры, кока-колу и ушли. Официант из «Лектерена» также помнит Крамера. По его словам, он не понимает, как такому идиоту удалось подцепить такую красотку.

– Все сходятся в том, что они хорошо проводили время, – перебил его Гунарстранна, окуная ломтики картошки в пепельницу с кетчупом. – Ближе к делу! – Он неловко запихнул картошку в рот.

– Ты послушай, – взволнованно продолжал Фрёлик. – Одного таксиста зовут Кардо Букталь. В то утро он отвозил домой какого-то гуляку. Он не забыл поездку, потому что ехать пришлось далеко, в Ски. А на обратном пути повернул на старый Моссевей и проезжал мимо парковки, где, по словам Крамера, они стояли. И он готов присягнуть, что видел там машину.

– Машину Крамера?

– Да, машину Крамера, спортивную «ауди» с открытым верхом, зеленую, с серым капотом. Так вот, таксисту нравятся такие машины, и он, проезжая мимо, замедлил ход, чтобы получше ее рассмотреть. Машина стояла там в половине седьмого утра, когда Крамер, по его словам, сладко спал у себя дома после того, как высадил Катрине, которая пошла в сторону Холмлиа.

– Иными словами, Крамер лжет.

– Как кандидат в президенты!

Гунарстранна оглядел вымазанные кетчупом пальцы.

– Ты сейчас где?

– В Холмене.

Гунарстранна встал, прижал трубку подбородком, вытер пальцы о салфетку и похлопал себя по карманам в поисках сигарет.

– Какого дьявола ты застрял в Холмене? Хеннинг Крамер нужен мне сейчас же! В наручниках!

– Я сижу в машине напротив дома его матери, – сухо ответил Фрёлик. – Парня дома нет. Зато мать дала мне адрес его брата. Должно быть, Хеннинг часто там бывает, когда брат в отлучке…

– Адрес?

– За Дейшманнсгате. Фреденсборгвей, тридцать три.

– Встречаемся там! – бросил инспектор, направляясь к двери. Остатки кока-колы он допил, спускаясь по лестнице. На бегу хлопали полы плаща.

Если Фрёлик говорил с матерью этого идиота, она могла предупредить того по телефону, и Крамер успеет подготовиться. Гунарстранна преодолел следующий пролет в три прыжка и мельком увидел в дежурной части сутулую фигуру Иттерьерде. Тот поднял голову. Они переглянулись. Гунарстранна ткнул вперед указательным пальцем и покрутил им вокруг головы. Сообразительный Иттерьерде вскочил и побежал за ним.

Стрелка на спидометре дошла до цифры «сто десять». Витрины и пешеходы превратились в серые тени. Машины перед ними поспешно сворачивали к тротуару и пропускали их. Иттерьерде с показным равнодушием ехал по разделительной полосе, лавируя между машинами. Перекрестки он проходил на красный свет и то и дело выворачивал на полосу встречного движения. И все это время у него, как у заправского таксиста, не закрывался рот.

– В прошлые выходные ездил на Гломму, – сообщил он. – Река поднялась, затопила берега. В июне, ты только представь! Ездили в Мингеванн с зятем, а оттуда на озеро. Отошли на лодке подальше и забросили удочки в сторону берега. Так лучше делать в начале лета, когда щуки прячутся в камышах. Но поймали только несколько мелких щучек, крошечных, не больше указательного пальца. Невозможно представить, чтобы такие крошки глотали наживку вдвое больше себя! А агрессивные какие! Мы…

– На дорогу смотри! – велел Гунарстранна, обеими руками хватаясь за крышку бардачка, чтобы не удариться в случае лобового столкновения.

В последний миг Иттерьерде выкрутил руль и ушел от встречной машины. Скоро он снова выехал на встречку. Прибавил газу, стал объезжать припаркованный у магазина грузовик, откуда разгружали товар. Оказалось, что за грузовиком выстроилась целая вереница машин; так как грузовик перегораживал им поле зрения, полицейской машины они не видели. Первая машина осторожно объехала грузовик и понеслась навстречу Иттерьерде. Тот кашлянул и нажал на газ, выискивая место между двумя машинами. Следующая легковушка поспешно вильнула вбок.

– Кстати, щурят можно использовать как наживку. Тогда не придется возиться и снимать их с крючка. Щуки – тоже каннибалы. Мой зять поймал одну на три кило, и знаешь, где оказался крючок? У нее в черепе! Представляешь, мой зять вытащил щуку за черепушку! И она потянула на три кило!

– Ч-черт! – Гунарстранна схватился за ручку дверцы, когда какому-то велосипедисту пришлось вылететь на тротуар.

Иттерьерде пожал плечами. Они уже повернули на Фреденсборгвей. Завывающая сирена гулким эхом отдавалась от стен домов. Иттерьерде с визгом затормозил и остановился за еще одной полицейской машиной. Гунарстранна вылез и побежал к парадной двери. Что здесь делает вторая патрульная машина? Фрёлик не успел бы сюда раньше их…

Он побежал по лестнице. За ним деловито топал Иттерьерде. Гунарстранна не останавливался, пока не добрался до площадки третьего этажа. Дверь в квартиру была распахнута. На пороге стоял полицейский в форме. Гунарстранна отпихнул его плечом и вошел.

Он повесился на крюке от люстры… Возможно, для люстры крюк и был прочным, но теперь казался хрупким. Кто-то срезал провод и снял покойника.

– Это я снял тело и положил на пол, – объяснил констебль с порога. – Надеюсь, я ничего не нарушил?

Гунарстранна мрачно покосился на него, но ничего не ответил. Констебль пожал плечами. Если не считать констебля, Гунарстранны и Иттерьерде, в комнате находился еще один человек. Не говоря ни слова, Гунарстранна наблюдал за ним. Незнакомец делал Хеннингу Крамеру непрямой массаж сердца. Его усилия казались тщетными. Незнакомец сидел на теле Крамера верхом; спина его белой рубашки намокла от пота. Всякий раз, как он надавливал на грудь мертвеца, тело дергалось. Ноги и голова Хеннинга Крамера с глухим стуком ударяли в деревянный пол. Человек, сидевший верхом на теле, сделал передышку, глотнул воздуха и снова принялся давить на грудь Крамера. Безжизненные ноги и голова с глухим стуком ударялись о половицы.

Гунарстранна жестом подозвал Иттерьерде. Тот склонился над телом и осторожно перекусил кусачками петлю на шее мертвеца. Человек, пытавшийся реанимировать Крамера, покосился на них, что-то буркнул и продолжал свое дело.

Гунарстранна кашлянул и обернулся к констеблю:

– Он был холодный?

– Как лед, – ответил констебль.

– Кто это? – Гунарстранна показал на человека, делавшего Крамеру массаж.

Констебль пожал плечами.

Тут в квартиру вошел Франк Фрёлик. Он сразу понял, что произошло, и тяжело вздохнул. Они с Гунарстранной переглянулись.

– Он нашел труп, – пояснил констебль, указывая на человека, о котором они говорили. – Но начал делать массаж только что.

– Эй, вы врач? – обратился Фрёлик к незнакомцу.

– Ветеринар, – ответил тот, поворачиваясь.

– Он умер, – сказал ветеринару Гунарстранна.

– Надо вскрыть ему грудь, – ответил тот. – Попробовать запустить сердце вручную.

– Что?! – изумился Гунарстранна.

– Запустить его сердце вручную.

– Вы что, спятили? – Губы Гунарстранны свело от раздражения. – Он умер! Неужели сами не видите? Тут никаких сомнений быть не может. Он умер несколько часов назад!

– Чушь! – Ветеринар вскочил, бросился на кухню и скоро вернулся с большим секачом. На лице у него застыло выражение сосредоточенности; он весь вспотел. Размахивая секачом, он воскликнул: – Его надо вскрыть!

– Решения здесь принимаю я. – Голос у Гунарстранны дрожал от сдерживаемой ярости. – Он умер…

– Но с крысами в нашем институте все получается! Я занимаюсь этим каждый день. Мы вскрываем им грудную клетку, сдавливаем сердце, и они оживают!

Гунарстранна в упор смотрел на ветеринара с секачом. Иттерьерде склонился над трупом и разглядывал его, как будто надеялся понять что-то важное. Всем было не по себе. «Им не нравится мой тон, – подумал Гунарстранна. – Они боятся, что я наброшусь на несчастного и раздавлю его… Бедняга в шоке. Надо с ним помягче…» Послышалось звяканье; человек в дверях выронил секач. Руки его дрожали, челюсть отвисла. Очевидно, он был на грани нервного срыва. Гунарстранна, обрадовавшись, что ветеринар наконец бросил нож, повернулся к окну и показал на высохший серый кактус, прижатый к стеклу:

– Кактус видите?

– Не понимаю, о чем вы, – ответил человек в дверях, устало поглаживая себя по лбу.

– Он растет.

– И что?

– А подоконник не растет.

– Ну и что?

– Доска не вырастет, сколько ее ни поливай.

Какое-то время ветеринар ошеломленно разглядывал кактус. Потом посмотрел на труп, лежащий на полу.

– Но он мой брат! – вскричал он.

Гунарстранна взял его под руку. «Он вот-вот сломается», – снова подумал он, заглядывая ветеринару в глаза.

– Примите мои соболезнования.

– Неужели вы не понимаете, что я не хочу терять брата?

– Стойте спокойно, – приказал Гунарстранна, видя, что ветеринар пытается подобрать нож, и придав голосу душевности: – Не сомневаюсь, вы хороший ветеринар и хороший ученый, вы добились несомненных успехов в опытах с крысами, но нельзя забывать, что крыса – все-таки не человек. Даже если его сердце и забьется после того, как вы вскроете ему грудную клетку, вы должны помнить, что его мозг очень долго находился без притока крови. В самом лучшем случае он останется овощем и будет лежать, подключенный к аппаратуре, пока над ним кто-нибудь не сжалится…

– Вы правы, – тихо ответил ветеринар. – Об этом я не подумал.

Гунарстранна показал на лежавший на полу секач:

– Где вы его нашли?

– Что? – равнодушно спросил его собеседник.

– Где вы нашли секач?

– На кухне.

– Значит, он всегда был в квартире?

– Конечно.

– А это ваш брат?

– Да.

Остальные облегченно выдохнули и снова зашевелились. Все украдкой поглядывали на Гунарстранну. Он понимал, в чем дело. Нельзя допрашивать брата мертвеца рядом с телом.