Текст книги "Последний расчет"

Глава 45
Телефонный звонок

Из-за угла уже в третий раз вышел тщедушный молодой человек в синем костюме. Из-за пышных волос его голова казалась огромной. Он покосился на Франка Фрёлика. Тот живо вскочил.

– Герхардсен у себя или нет? – спросил раздраженный Фрёлик, просидевший в коридоре уже три четверти часа. Он заметил, что глаза у юнца навыкате, а на щеке зреет вулканический прыщ.

– Он на совещании, – невозмутимо ответил юнец.

– Вы сказали, что я его жду?

Молодой человек кивнул. Его темно-синяя рубашка была того же цвета, что и ковровое покрытие на полу. На шее он носил коричневый шелковый галстук. Узел был слишком свободным. «Не следует принимать на работу молодых людей с раздражающей внешностью», – подумал Фрёлик, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу.

– Совещание закончится еще не скоро, – с ухмылкой сообщил молодой человек.

«Таким, как ты, пахать надо», – с ненавистью подумал Фрёлик, а вслух сказал:

– Значит, ваш босс считает, что может меня пересидеть, верно? – Он снова сел на стул.

Молодой человек стоял, безвольно опустив руки. Фрёлик вспомнил одно из любимых изречений Евы-Бритт: «Некоторым мужчинам смокинги очень идут, но Джеймсу Бонду следует понять раз и навсегда, что бегать в такой одежде неудобно». Фрёлик подался вперед и пристально посмотрел на молодого человека. «Молодые люди в костюмах не должны стоять так прямо, словно аршин проглотили, – подумал он. – От этого они становятся похожими на торшеры».

– Да будет свет! – невольно воскликнул он.

В этот миг зазвонил его мобильный.

Глава 46
Теплее

То, что он идет к пациенту, облегчает дело. Он посмотрел на свои ноги. Мягкие светло-коричневые туфли, свободные брюки. Ноги вполне нормальные, походка расслабленная. Самое главное – как все выглядит извне, а не что чувствуешь внутри. Тяжесть – чистой воды воображение.

Он еще раз повернул налево и уже быстрее направился к дому престарелых. Из-за ограды не доносилось ни звука. Правда, у входа стояло такси. Водитель ждал; скорее всего, приехал за кем-то. Он прошел мимо такси и поднялся на крыльцо к парадному входу. Как только он распахнул дверь, в ноздри ему ударил знакомый запах старости – его составляющими служили моча, грязь, пыль, спертый воздух и гниющая плоть. Как будто потянуло из разверстой могилы. Он невольно улыбнулся своему каламбуру. За низкой стеклянной перегородкой сидела молодая женщина в ярко-желтом свитере; она говорила по телефону. Он вежливо постучал.

– Рейдар Буэнг, – сказал он, прислоняясь к стене.

Молодая женщина положила трубку и подняла на него удивленные глаза.

– Я здесь временно, поэтому не очень хорошо знаю, кто где…

– Студентка? – улыбнулся он. – У вас ведь, наверное, есть список подопечных – кто в какой комнате?

– Да, список есть. – Она положила трубку на стол и стала рыться в бумагах. От волнения она не сразу нашла, что искала. Наконец она вскинула голову: – Комната сто четыре!

– Спасибо! – ответил он и не спеша зашагал по коридору. Прошел сто четвертую комнату не останавливаясь, только мельком заглянул в открытую дверь. Через окно был виден сад: белые цветки клевера на лужайке, какой-то старик в берете и шортах склонился над разобранной газонокосилкой. Он нашел дальше по коридору туалет, вошел, заперся и положил кейс на крышку унитаза. На дне кейса, в разных отделениях, лежали тонкие резиновые перчатки, шприц и ампулы. Он надел перчатки и быстро собрал шприц. Вскрыл одну ампулу, вторую, набрал содержимое в шприц. Выпустил воздух. Все готово. «Подумать только, – подумал он, – сегодня кое-кто получит не то лекарство!» Сунув шприц в карман пиджака, он посмотрел в зеркало. Вид самый обычный. Он снова надел темные очки, глубоко вздохнул, вышел в коридор.

Ни души – ни слева, ни справа.

«Думай о ней. Чувствуй ее ярость. Представь, как она тебя раздавит!» Не торопясь он подошел к сто четвертой комнате. Теперь дверь была закрыта. Дышал он ровно: вдох-выдох. Два раза постучал. Изнутри ни звука. Пора заканчивать, подумал он, берясь за дверную ручку.

– Вы не были уверены во мне, – сказала Сигри Хёугом после того, как они сели в машину. – Считаете меня психопаткой? Может, думаете, что я способна покончить с собой?

– Я всего лишь делаю свое дело, – ответил Гунарстранна, надевая пиджак, заводя мотор и трогаясь с места.

– И много вам платят за то, что вы следите, как женщина мочится?

– Ваши естественные отправления меня не волнуют. Мое дело – не спускать глаз с арестованных. И вы у меня не первая.

– Гунарстранна, вы не умеете врать!

Он покосился на нее и, пожевав тонкими губами, ответил:

– Наверное, все дело в том, что за свою жизнь я выслушал много лжи… слишком много!

– Странно, – вздохнула она.

– Что странно?

– Сейчас… все странно… Я часто представляла, что чувствует человек при аресте. Я много раз представляла… – Она выглянула в окошко, когда он затормозил, пропуская неожиданно вынырнувшую справа машину. – Какое облегчение! Наконец-то!

– Я тоже начинаю к этому привыкать, – сухо ответил Гунарстранна.

Оба замолчали.

– По-моему… – начал он спустя какое-то время.

– Вы боялись, что я выброшусь из машины? – перебила его она.

– По-моему, Хеннинг Крамер что-то узнал, – не сдавался Гунарстранна.

– Как вы мне надоели! – со вздохом ответила Сигри.

– По-моему, он нашел какую-то улику, пропущенную вашим мужем… Он понял, что Крамер представляет для него опасность. Пожалуйста, подумайте и ответьте, что именно нашел или увидел Крамер?

Она наклонила голову:

– По-моему, все вполне очевидно!

Гунарстранна глянул на нее исподлобья.

Она смотрела перед собой и презрительно улыбалась.

– Ответ у вас под самым носом! Боже мой, если остальные полицейские такие же идиоты, как вы, неудивительно, что я в семьдесят седьмом году вышла сухой из воды! Неужели сами не понимаете? Неужели это никогда не приходило вам в голову?

Гунарстранна смотрел на дорогу и притормозил, снова пропуская машину.

Вдруг она посерьезнела.

– Я тоже виновата, – заявила она. – В ту ночь мне хотелось как-то помочь Катрине… во время званого ужина, когда ей стало плохо. И я позвонила Эрику. Хотела попросить его отвезти нас домой. Мне не хотелось задерживаться в гостях; очень нужно было поговорить с Катрине с глазу на глаз. Но Эрик не брал трубку. За Катрине приехал Хеннинг, а Эрик так и не объявился.

Гунарстранна едва заметно кивнул. Картина постепенно начинала проясняться.

– Я все ждала Эрика. Когда я увидела, что Катрине уходит…

– Вы видели, как она уходила?

– Да. Я стояла на веранде и видела ее. Она прошла через сад, закрыла за собой калитку, зашагала по дороге. Мне хотелось окликнуть ее, но я не стала. Вошла в дом и снова стала звонить Эрику, чтобы сказать, что ему все же не нужно заезжать за мной. Он не брал трубку.

– Он был уже в пути?

Сигри словно не слышала вопроса.

– В понедельник, – сказала она, – когда вы явились в реабилитационный центр, Хеннинг был не в себе, будто бы находился в трансе. Конечно, мы все только и говорили что о званом ужине и о Катрине. Хеннинг все донимал нас, требуя рассказать, что именно произошло в тот вечер. И я все время чувствовала, что Хеннинг не сводит с меня глаз. Для этого могло быть только одно объяснение. Хеннинг в ту ночь видел Эрика. Он обогнал Эрика, когда ехал к дому Аннабет за Катрине. Но все знали, что за мной приехали только в четыре утра. В понедельник утром в разговорах это всплывало снова и снова.

Она замолчала. Видя, что Гунарстранна не отвечает, она улыбнулась:

– Гунарстранна, вы начинаете мне нравиться. Вы умеете молчать, когда надо. – Она кашлянула. – Хеннинг позвонил нам вечером после похорон. Попросил к телефону Эрика.

– О чем они говорили?

– Кажется, Хеннинг угрожал пойти к вам и поделиться своими подозрениями. Рассказать, что в ту ночь он видел Эрика…

– И ваш муж попросил его немного подождать, – закончил за нее Гунарстранна.

Она безрадостно усмехнулась:

– Ему бы и в голову не пришло кого-нибудь о чем-нибудь просить! – Она бросила взгляд в окошко. – Нет… Эрик согласился встретиться с ним и поговорить как мужчина с мужчиной.

Глава 47
Последний расчет

Из приемника, стоящего на прикроватной тумбочке, пел сладкоголосый Элвис Пресли. Но в комнате никого не было.

Он не верил собственным глазам. Не может быть! Он еще раз осмотрел спальню, кухню, небольшую нишу. Ни души! Он мысленно взглянул на себя. Желтые перчатки – яркая примета. Придется их снять. Он стащил их и сунул в карман. Нет, не пойдет. Он переложил перчатки в кейс. Еде лучше от них избавиться? Он сел в кресло у окна и не спеша огляделся по сторонам. Через приоткрытую дверь ванной виднелась корзина с грязным бельем. Отличное место! Он зашел в ванную и бросил кейс в наполовину заполненную корзину.

«Может быть, я обращался с тобой и вполовину не так хорошо, как следовало…» – пел Элвис.

Он выключил радио и прислушался. Не было слышно ни звука. Ни бормотания, ни шума бегущей по трубам воды. Наверное, уже в сотый раз он похлопал себя по выпуклости в кармане пиджака. Он готов. Больше чем готов, а никого нет.

Все очень странно. Он поспешил назад, к окну, и выглянул наружу. Та же разобранная газонокосилка, которую он видел из коридора, валяется на траве. Почему ее бросили? Почему так тихо?

Ему стало жарко, и он метнулся к двери. Но у самого порога остановился. Ему не хотелось уходить, особенно сейчас, когда все так близко к завершению. Что-то не так! Лучше всего немедленно уйти! Он схватился было за ручку двери, но передумал и заперся изнутри. В два прыжка оказался у окна. Открываются обе створки – вот и стопоры с двух сторон… Правда, открыть окно широко нельзя. Он повернул ручку, толкнул раму. Створка не открывалась. Двадцать сантиметров воздуха – вот и все.

Кровь застыла у него в жилах, когда кто-то надавил на дверь у него за спиной. Это не Буэнг. Там кто-то еще. Слава богу, дверь заперта. Он покосился на коричневую дверь и повернулся к окну. В голове мелькнула мысль: выбить стекло. Сейчас же!

Человек снаружи снова толкнул дверь. Дернул ручку. Постучал.

Как же открывается проклятое окно? Он подергал раму. Есть! Оказывается, нужно открыть засов слева! Через две секунды его левая нога угодила в колючие заросли. Розовый куст схватил его за ногу. Он выпрыгнул и закрыл за собой окно. Побежал прочь. Шипы цеплялись за одежду. Он вспотел, но ни разу не остановился, чтобы отдышаться и оглянуться. Быстро зашагал по дорожке, разделявшей лужайку на два ровных прямоугольника. В саду никого не было. «Надо было сразу догадаться! Надо было сразу понять, что такая тишина не к добру!»

Так… Кто его видел? Молодая женщина в приемной, и все. И кого же она видела? Мужчину в темных очках, который пришел навестить одного из стариков.

Он остановился на углу и осторожно оглянулся. На дорожке стояла патрульная машина. В ней никого не было.

«Думай! – велел себе он. – Шевели мозгами! Машина пустая. Значит, там всего один или двое. Обычные патрульные, приехали по вызову… Кто-нибудь им позвонил. За тобой никто не гонится. Удирай!»

Он направился к полицейской машине, обошел ее и устремился к выходу. Повернул налево и зашагал дальше, прямо. Мышцы на его спине напряглись. Каждую секунду он ожидал услышать окрик. Но ничего не происходило. Вот он уже в двадцати пяти метрах… в сорока… Пять метров до первого перекрестка. Он заставлял себя не ускорять шаг. Осталось пройти всего метр. Он повернул налево, не оглядываясь. Продолжал идти. Теперь от полицейской машины его отделял большой многоквартирный дом. Пять метров, десять метров… Он выдохнул. Все хорошо. Никто ничего не заметил.

И все же ему не давала покоя мысль о пустой полицейской машине. С чего она вдруг появилась? Ее вызвали из-за него? Нет, не может быть. Если бы про него узнали, прислали бы не одну патрульную машину. Наверное, ее вызвали по другой причине. Но зачем кто-то дергал дверь сто четвертой комнаты? Он заставлял себя мыслить логически. Хорошо, что он не слышал никаких криков. Полицейские взломали бы дверь, если бы не сумели ее открыть. Нет, вряд ли в комнату пытался войти полицейский. Так почему же ему так не по себе? Должно быть, что-то пошло не так. Но что? Узнать невозможно. А если все-таки?.. Какие у них улики против него? Никаких. Они рыщут во мраке. Надо понять, не совершил ли он грубую ошибку, придя в дом престарелых? Нет! Он не ошибся. Рейдар Буэнг – единственное звено, связывавшее его с делом Сигри. Единственный человек, которому все известно. Единственный важный свидетель.

На середине моста Бейтсе он остановился. В нем росло какое-то неясное чувство…

Он резко повернул голову. Нет, никто не остановился, никто не идет за ним. Глядя на воду, он притворился, будто что-то ищет в карманах. Снова взглянул назад. Ничего. Тем не менее по спине пробежал холодок. Он не спеша зашагал по Бентсебруагата к Вогтс-гате и трамвайной остановке. Остановился, снова обернулся. Ничего не видно, только какой-то юнец идет по улице, волоча ноги, молодая женщина запирает машину, старуха толкает магазинную тележку с покупками. Слева из-за поворота вывернул трамвай. Он вошел в среднюю дверь и увидел, что в салоне нет других пассажиров. Он улыбнулся, пошел к водителю, собираясь заплатить. Вдруг трамвай резко остановился, и он выглянул в окно, но никаких машин или пешеходов на путях не было. За его спиной хлопнула дверь. Кровь у него в жилах превратилась в лед. Обернись. Посмотри, кто там, перед тем как трамвай поедет дальше!

Он медленно повернул голову направо. Ничего страшного. Вошли другие пассажиры… Среди них нет полицейских в форме. Несколько человек стоят, сидят, жуют резинку и тихо переговариваются. Ничего. Роясь в кармане в поисках мелочи, он рассеянно кивнул бородатому сикху в темно-красном тюрбане.

Он нашел свободное сиденье слева и принялся вспоминать все, что случилось. Либо произошла катастрофа, либо ему все померещилось. Нужно понять, в чем дело. Какой-то длинноволосый прыщавый юнец вещал о связи языка и сознания. «Если ты хохмишь, то так и говори, что хохмишь», – внушал он своей спутнице, юной толстушке с валиками подкожного жира на бедрах. Он осторожно оглянулся. Ничего особенного. Почему же по спине снова пробежал холодок? Зазудело между лопатками, и не оттого, что у него чесалась спина. Там кто-то есть! Не может не быть! Его прошиб пот. Он дотронулся ладонью до лба. Мокрый! Он с трудом заставлял себя не оборачиваться.

Зазвонил мобильный телефон. Какой-то мужчина ответил на хорошем английском. Парень, похожий на вьетнамца, играл на своем мобильном в какую-то игру. В таком окружении трудно сосредоточиться. Правда, труднее всего заставлять себя не оборачиваться.

Но что могло случиться? Ничего. Он поднял голову. На него в упор смотрела молодая блондинка. На что она так уставилась? Он больше не мог этого выносить. Он должен обернуться. Он вздрогнул. На несколько мгновений ему показалось, что это она. Но нет. Хотя молодая блондинка на сиденье за ним была очень на нее похожа. Увидев, что он на нее смотрит, блондинка поспешно отвела глаза в сторону.

Он заставлял себя успокоиться. Нельзя так нервничать! Он должен взять себя в руки. Сейчас он вернется домой, помедитирует и подумает, когда снова нанести удар. Он вышел из трамвая в Акер-Брюгге. Там выходили многие пассажиры. Беззаботно смеясь, шли легко одетые люди. Несколько мальчишек показывали трюки на горных велосипедах. Перед входом в Акер-Брюгге поставили большой подъемник; три крепких молодых человека предлагали желающим прыгнуть с тарзанки.

Он замедлил шаг, чтобы не попасть в очередь, но это оказалось трудно. Вся Ратушная площадь была заполнена народом. На резиновом канате уже качалась пожилая женщина. Дрыгая руками и ногами, она повисла над асфальтом и напоминала не то коровью тушу на крюке, не то Карлсона, который живет на крыше. Когда ее подбрасывало вверх, она радостно смеялась.

Он с трудом заставил себя отойти. Какой-то маленький мальчик, щурясь и прикрывая ладошкой глаза от солнца, кричал:

– Бабушка! Бабушка!

Он постепенно ускорял шаг. Спина по-прежнему зудела. За ним кто-то был. Кто-то идет за ним… Он повернул направо, к площади, остановился и оглянулся. Люди. Толпы людей. Вход на парковку был у фонтана. В кабине лифта больше никого не оказалось. Дверцы закрылись. Он прислонился к стеклянной стене и уловил какое-то движение слева.

Казалось, Франк Фрёлик и Эрик Хёугом целую вечность изучают друг друга через стекло. Хёугом прислонился к задней стенке прозрачной кабины. Когда лифт плавно пошел вниз, он продолжал смотреть на Фрёлика. Тот как будто никуда не торопился. Он спускался по винтовой лестнице не спеша, выбрасывая ноги в стороны. Всякий раз, выныривая из-за поворота, Фрёлик видел Хёугома. С каждым разом кабина спускалась все ниже. Когда голова Хёугома оказалась на уровне коленей Фрёлика, тот замахнулся и с силой ударил по стеклу ногой. Хёугом непроизвольно дернулся, но его лицо осталось непроницаемым. Два черных непроницаемых глаза над плотно сжатыми губами. Франк заметил на черепе у Хёугома родимое пятно. Ему осталось пробежать совсем немного, когда хлопнула металлическая дверь, ведущая к машинам. Франк успел к двери на десять секунд позже и уже вдали услышал топот ног. Он остановился. На парковке было душно от выхлопных газов. Фрёлик попытался определить, куда бежит Хёугом, но из-за гулкого эха трудно было понять, где тот находится. Эхо волнами шло по рядам пустых машин. Он различил подсвеченную табличку на потолке, желтые полосы на бетонном полу. Фрёлик побежал по центральному проходу, по широким полосам для выезда. По обеим сторонам стояли машины. Услышав звук заводимого мотора, он замер. Хёугом все больше нервничает. Франк удовлетворенно улыбнулся. Интересно, он что, совсем дурак? Вскоре послышался визг тормозов. Должно быть, он весь на нервах. Снова взревел мотор. Франк сосредоточился. Провел взглядом по стенам. Нигде никакого движения. Снова рев мотора. Все ближе. Он успел отскочить в последний миг. Не удержался на ногах, упал. «Мерседес» цвета мокрого асфальта пронесся в миллиметре от его ноги. Он мельком заметил мужскую фигуру, пригнувшуюся к рулю. Франк с трудом поднялся на колени. Какой он жалкий! Настоящий придурок… Неужели думает, что ему удастся уйти? Он вспомнил еще одно изречение Евы-Бритт: «В конечном счете все мерзавцы одинаково плохи, но нет сомнений, что некоторые злодеи неплохо смотрятся в кино».

Не вставая с колен, Франк отряхнул брюки. «Мерседес» повернул за угол, на пандус, ведущий наверх. Вот идиот! Угораздило же его поехать не в ту сторону!

Он вздохнул, встал и зашагал следом за «мерседесом». Эта подземная парковка отличалась от всех остальных парковок в Осло тем, что выезд в город здесь был устроен через самый нижний уровень, поэтому ехать следовало вниз.

Франк не спеша повернул за угол и услышал, как у него над головой снова визжат тормоза. Он представил, как Хёугом рванет вниз со скоростью сто километров в час, и невольно ускорил шаг. Скоро он уже бежал. Кололо в боку; ноги будто свинцом налились. Сверху снова послышался визг. Франк поднялся на следующий уровень. Въезд в десяти метрах. Машина разворачивалась совсем близко. Взревел мотор. Франк живо представил, как «мерседес» цвета мокрого асфальта сбивает его на полном ходу, как сминаются его кости, как он перекатывается через капот и крышу, с грохотом падает на пол, ломает себе шею…

Когда до входа на следующий уровень осталось пять метров, Франк вдруг услышал громкий удар и скрежет. Приехали!

Он выбежал на площадку. Где-то рядом хлопнула дверца машины. Он остановился, жадно хватая ртом воздух. В ушах стучало. Он никак не мог отдышаться. Первое, что он заметил, – женщина у лифта. Она держала за руки двух маленьких мальчиков в шортах. Один из них ковырял в носу. В шестидесяти метрах перед ним стоял «мерседес» Хёугома. Капотом он почти разрезал пополам маленький припаркованный «фольксваген-гольф». По центральному проходу ковылял Хёугом. С ним явно что-то было не так. Вот Хёугом остановился, полуобернулся, схватился за бедро. На его лице отразилось недоумение.

Фрёлик бросился вперед.

– Стоять! – крикнул он Хёугому. – Стоять, не двигаться!

Краем глаза он видел, как женщина поспешно выводит детей на лестницу. Колени у Хёугома подогнулись. Франк против воли замедлил шаг.

Эрик Хёугом стоял на коленях и раскачивался взад и вперед.

– Стоять! – чуть тише повторил Фрёлик, приближаясь к Хёугому.

У того на лице появилось отстраненное, почти мечтательное выражение. Он по-прежнему не мог обрести равновесие и напоминал наркомана под кайфом. Фрёлик резко остановился, когда Хёугом начал заваливаться.

Их разделяло пять метров; Хёугом представлял собой странное зрелище. Пола пиджака как будто приклеилась к правому бедру.

– Помогите, – прошептал Эрик Хёугом, падая и перекатываясь на бок.

– Что с вами? – спросил Фрёлик, склоняясь над ним. – Вы ранены?

Хёугом дышал затрудненно, со свистом, захватывая ртом воздух. Губы его шевелились. Франк еще ниже склонился над ним.

– В кармане… пиджака, – прошептал Хёугом. В горле у него забулькало.

– Что у вас в пиджаке?

– Шприц. Достаньте его.

– У вас шприц в кармане?

Хёугом не ответил. Он перевернулся на спину и попытался выпрямиться. Лицо его побагровело; он задыхался.

– Так-так, доктор, – пробормотал Франк, обращаясь к фигуре на полу. – По-моему, вам нужен врач. – Он задумался. Что делать? Он переводил взгляд с мобильного телефона на Хёугома, который снова перевернулся на бок и дергался в конвульсиях. – Где только эти медики, когда они нужны? – тихо спросил себя Фрёлик.