Текст книги "Царство льда"

Двадцать три матроса в синей флотской форме стояли на своих местах на палубе вместе с ледовым лоцманом Данбаром и двумя гражданскими учеными, Ньюкомбом и Коллинзом. Делонг зачитал отрывки из переданного по телеграфу послания Беннетта, который обещал, что в случае пропажи или гибели «Жаннетты» он спасет моряков. «Я не пожалею ни денег, ни сил, чтобы отправить вам помощь», – поклялся издатель. Если же команду «Жаннетты» ждет гибель, женатые мужчины хотя бы могли утешать себя тем, что «их вдовы получат его покровительство».

Эмма подняла на мачте синий шелковый флаг, и он затрепетал на ветру вместе с американским. Теперь судно отправлялось в Сан-Франциско для погрузки последних припасов. Пути назад уже не было. Корабль был официально введен в строй, и его имя отражало новый статус: теперь он звался USS «Жаннетта».

Делонг светился от гордости за свое судно и моряков. «Я всем сердцем предан нашей цели, – написал он Беннетту. – Мы не остановимся, пока «Жаннетта» не выйдет из строя и не падем мы сами… У нас отличная команда, отличная еда и отличный корабль. Полагаю, у нас есть все необходимое, чтобы дерзнуть и проверить, что под силу человеку».

Глава 15
Новый захватчик

Однажды поздно вечером в первую неделю июля 1879 года Делонг вместе с Эммой сидел в гостиной их люкса в отеле «Палас» в Сан-Франциско. Повсюду лежали книги, карты, учетные журналы и планы корабля. День отплытия приближался, и Делонга обуревали всевозможные мысли.

В отель «Палас», который открылся четырьмя годами ранее, было вложено 5 миллионов долларов. Он считался самым большим и фешенебельным отелем мира и, как выразился Эндрю Карнеги, «был построен, чтобы затмить все сущее». В «Паласе» были высокие потолки, и каждый из 755 номеров был снабжен отдельной ванной комнатой, прообразом кондиционера и электрическими кнопками, с помощью которых гости могли по интеркому сообщить о своих желаниях целой армии гостиничных служащих. «Палас» был также оборудован новейшими гидравлическими лифтами, облицованными панелями красного дерева, – эти лифты называли «поднимающимися комнатами».

Джордж и Эмма наслаждались уединением в этом роскошном отеле. Сильвию на время отправили к сестре Эмме в Айову. Но над ними довлела горечь неминуемой разлуки. Дни пролетали один за другим, но мыслями Джордж был далеко и не мог сосредоточиться на тысяче мелочей, связанных с путешествием. Эмма почти всегда была рядом. Она читала его письма, вместе с ним строила планы и давала оценку его идеям, в то же время «изо всех сил стараясь, чтобы чувства не возобладали» над ней. Во время плавания вокруг Южной Америки Эмма изучила «Жаннетту» вдоль и поперек и принимала такое деятельное участие в планировании экспедиции, что Джордж стал считать ее одной из участниц грядущего вояжа.

Отчасти Эмма хотела присоединиться к мужу в полярном путешествии, но все же понимала, что это невозможно. Мечта достичь Северного полюса принадлежала одному лишь Джорджу. Его одержимость Арктикой казалась вполне очевидной и неизменной, она напоминала яркое пламя. Все последние пять лет – все его усилия и приготовления – в итоге сводились к этой неделе. «Он много лет ждал этого часа, – писала Эмма. – Он никогда не стремился ни к славе, ни к богатству. Он был из тех людей, кто жаждет великих свершений не из честолюбия, а потому, что лишь великие дела способны удовлетворить их пламенные сердца».

Позже тем же вечером Делонг оторвался от чтения и взглянул на Эмму. На ней было черное бархатное платье и лазурное колье. Эмму озадачила тоска в его глазах.

«Я подумал, – сказал он, – что ты была бы прелестной вдовой».

Сердце Эммы пропустило удар. Обычно Джордж не поддавался унынию. Он не лелеял мрачных мыслей и не был склонен к сентиментальности. Эмме захотелось броситься к нему и предаться чувствам, но она себе не позволила. Впоследствии она написала: «Я боялась, что плотина прорвется и мы оба сломаемся». Она боялась, что, если это произойдет, «между ними возникнет невыраженная печаль… которая испортит их последние дни вместе».

Но Джордж на этом не закончил. «Если это случится, – сказал он, – не облачайся в глубокий траур». Если ему было суждено погибнуть в Арктике, он хотел, чтобы Эмма одевалась просто и элегантно – и была такой же красивой, как в тот вечер.

Собравшись с духом, Эмма ответила: «Я не стану вдовой».

Джордж не стал ее переубеждать. Дороги назад уже не было. Если у него и были плохие предчувствия, отменить плавание было невозможно. Как он позже написал Эмме: «Я участвую в великом предприятии, от которого никто из нас не мог меня отговорить».

Позже Джордж подозвал Эмму и усадил к себе на колени. «Я обвила его руками за шею и положила голову ему на плечо», – вспоминала она. Обнимая друг друга, они пытались продлить мгновение, пока за окнами «Паласа» проносились экипажи и шумели улицы холмистого города. «Мы около часа тихо говорили, сдерживая собственные чувства».

За несколько предшествовавших этому недель случилось кое-что примечательное: Джордж Вашингтон Делонг стал национальным героем. Его восхваляли американские и иностранные газеты. Он чувствовал, что на него возложены надежды всего народа, и это помогало ему справляться с мрачными мыслями. Но он не ожидал, что в одночасье станет знаменитостью. Внезапная известность несколько смущала его. Он не умел и не был научен блистать в лучах славы, а потому всячески увиливал от этой необходимости.

По сообщению газеты «Сан-Франциско Экзаминер», Делонг дерзнул «сцепиться с северным сфинксом и раскрыть его секреты». Репортер из «Геральд» Беннетта превозносил Делонга за то, что он «готов положить свою жизнь на алтарь полярных исследований». Газета «Нью-Йорк коммерциал адвертайзер» провозгласила: «Если успех увенчает усилия отважного командора, это станет одной из величайших географических побед человечества. Решение тайны севера будет событием века». Одна газета из северной части штата Нью-Йорк пошла дальше и сказала, что экспедиция «Жаннетты» «стоит на пороге открытия, в сравнении с которым меркнет даже открытие Америки Колумбом».

В этих восторженных статьях начали появляться намеки, что с «Жаннеттой» связаны стремления молодой республики стать мировой державой, а гордость за это дерзновение переполняет сердца нации. «Еще неизвестно, что обнаружит «Жаннетта» под строгим командованием Делонга, – написала «Сан-Франциско кроникл». – Он пойдет по новому маршруту и применит хитроумные приспособления, которые не использовались ранее. Преуспеет ли новый захватчик? Вырвет ли он у Арктики столь долго хранимый секрет?»

Специальный корреспондент «Геральд» Беннетта прибыл в Сан-Франциско, чтобы в подробностях описать отплытие «Жаннетты», но о самом Беннетте по-прежнему не было слышно. Отсутствие покровителя невыносимо печалило Делонга, он считал это плохим предзнаменованием. Беннетт же был верен себе и до последнего не отвечал Делонгу, ограничиваясь лишь расплывчатыми фразами, что, конечно же, приедет посмотреть, как стартует его проект.

Затем откуда-то из Европы пришла такая телеграмма: «Премного сожалею, приехать и пожелать ему счастливого пути не смогу, но надеюсь встретить его по успешном возвращении. Скажите ему, что я безмерно верю в его энергию и смелость и искренне благодарю его за верность мне. Надеюсь, Америку ждет успех в этом начинании». Однако, если же Делонга постигнет неудача, Беннетт подчеркнул, что не пожалеет сил и средств на его спасение.

В этом был весь Беннетт: бесцеремонный, отчужденный, напыщенный и в то же время почти безгранично щедрый в отношении финансовых трат. Он был холодным человеком, сидящим на теплом мешке с деньгами. Возможно, он и вовсе не собирался приезжать в Сан-Франциско, он презирал толпу и различные проявления чувств и терпеть не мог «оправдывать ожидания». Он попрощался с Делонгом в Гавре, и этого было достаточно. Он готов был продемонстрировать свою веру в Делонга, исправно выписывая ему чеки.

На самом деле он выписал крупный чек на той самой неделе. Военно-морской министр Ричард Уиггинтон Томпсон ранее обещал Делонгу, что на Аляску пошлют быстрое судно с хорошим углем, чтобы на время облегчить ношу «Жаннетты». Флотское руководство также предложило, чтобы до Берингова пролива «Жаннетту» сопровождал военный корабль. Но затем вспыхнула война между Чили и Боливией, из-за чего «пришлось увеличить присутствие в южной части Тихого океана».

Незадолго до отплытия военно-морской министр прислал Делонгу финальное сообщение, в котором пожелал ему удачи в плавании и вверил его прекрасное судно «на поруки всемогущего Бога». Он также сообщил Делонгу, что в Сан-Франциско нет свободного корабля для перевозки угля и сопровождения «Жаннетты». Это рассердило Делонга и заставило его спешно искать альтернативу. «Правительство бросило нас на произвол судьбы, – написал он, – и предоставило нам самим решать свои проблемы… мы обездолены». В момент особенной досады он написал, что судьба экспедиции «висит на волоске».

Не моргнув и глазом, Беннетт телеграфировал, что зафрахтует частное судно «Фрэнсис Хайд». Эта шхуна водоизмещением 92 тонны, снабженная дополнительными угольными ямами, стоила Беннетту десятков тысяч долларов, но он не видел в этом проблемы. Он телеграфировал Делонгу из Парижа: «Любое ваше требование будет исполнено».

Делонг с благодарностью ответил ему: «Слава богу, у меня есть покровитель, который поддерживает меня, когда с этим не справляется моя страна». И все же решение Беннетта не присутствовать при отплытии сильно задело его. «Меня словно пронзило током, – написал Делонг Беннетту. – Когда вы телеграфировали, что не приедете, это стало ужасным ударом по будущему успеху экспедиции».

В последние дни перед отплытием «Жаннетты» Делонг был главной знаменитостью Сан-Франциско. Куда бы он ни пошел, его встречали с ликованием, и шляпы летели в воздух. «Палас» завалили адресованными ему письмами. Друзья и доброжелатели присылали ему талисманы на удачу и всяческие амулеты, которые советовали взять с собой на борт, включая даже флейту, якобы обладавшую магической силой. «Если вы сыграете на ней неподалеку от берега, – гласила сопровождавшая ее записка, – не сомневаюсь, все волки тут же завоют в ответ». Общество по распространению религиозной литературы передало экипажу «Жаннетты» коробку Библий. Губернатор Калифорнии Уильям Ирвин обнародовал резолюцию, в которой восхвалял «отважного и умелого капитана» и его «команду целеустремленных людей». Известная местная ясновидящая, уверявшая, что «видит бестелесными глазами», провела вызвавший огромный интерес сеанс, в ходе которого якобы выяснила, что Делонг «зайдет дальше любого из живущих», переживет свое путешествие и «спокойно умрет» в своей постели.

Делонг получил бесчисленное количество писем от теоретиков Арктики и всяческих чудаков. Один из них торжественно заявлял, что после пересечения 87-й параллели Делонг с командой «войдут в область… где их встретит тропический жар, поднимающийся из полого центра земли». Другой писал, что экспедиция Делонга докажет «возможность коммерческой трансокеанической коммуникации между Тихоокеанскими регионами и Англией» через Берингов пролив, Делонгу нужно лишь проложить маршрут, который впоследствии будет обозначен системой маяков и буев.

Тем временем газетчики со всей страны осаждали Делонга в попытках договориться об «эксклюзивном» интервью. Капитан всем отвечал отказом, иногда даже грубовато добавляя: «Мне нечего сказать по этому поводу». Делонг давно научился ценить сдержанность и к тому же не мог тратить время на пустые интервью. «Он уже промерз, – заметил один репортер, – и оттаивать не собирается».

В один из дней Калифорнийская академия наук устроила прием в честь Делонга и его офицеров. На мероприятие съехались заслуженные ученые со всего западного побережья. Всем им было любопытно, что Делонг хочет отыскать в Арктике и чего достичь. В ответ на их вопросы Делонг смущенно поднялся и сказал несколько слов:

«Очень сложно, быть может даже невозможно, в начале такой экспедиции заранее сказать, что «собираешься сделать». После пересечения 71-й параллели мы окажемся в огромном белом пятне. В связи с этим увольте меня от необходимости объяснить, что мы «будем делать». Если вы будете столь любезны, чтобы не забыть о нас, пока нас не будет, мы попытаемся рассказать вам, «что сделали», по возвращении, и это, позвольте заметить, будет гораздо интереснее. Я хочу лишь искренне поблагодарить вас за интерес, который вы проявляете к нашему необычному начинанию».

Ученые академии предложили тост, после которого Делонг и его офицеры покинули прием под аплодисменты собравшихся.

Через несколько дней Делонг посетил Торговую биржу Сан-Франциско, чтобы побеседовать с другими экспертами – большой группой капитанов китобойных судов, которые оказались в порту. Встречу устроил близкий друг Делонга знаменитый художник Уильям Брэдфорд, который славился своими арктическими пейзажами и был на короткой ноге со многими китобоями. Брэдфорд счел, что Делонгу стоит выслушать «все, что они могут ему рассказать, и учесть те предложения, которые они сделают на основании собственного опыта».

Встреча обернулась семинаром об арктических погодных условиях, в котором Брэдфорд выступал в качестве модератора. Капитаны китобойных судов один за другим поднимались и брали слово. Они были суровыми, закаленными в море мужчинами, происходившими в основном из Новой Англии. Никто лучше них не понимал коварства Арктики. Они были из того же братства, с которым Делонг встретился в Нью-Бедфорде несколькими годами ранее, когда выяснил, что попытка достичь Северного полюса через Берингов пролив станет фактически «движением под гору». Теперь капитаны рассказали Делонгу все, что знали о господствующих течениях, жестоких ветрах и странном поведении льдов в Беринговом проливе. Они делились своим опытом, рассказывали легенды и слухи и повторяли все, что сами слышали о таинственной Земле Врангеля.

Делонг был благодарен им за советы и подробно расспросил их об Арктике. Они без обиняков рассказали ему об опасностях пакового льда. Летом 1871 года 32 китобойных судна, на борту которых было более тысячи человек, вошли в зону льдов к северу от Берингова моря и погибли. И все же многие китобои полагали, что при должном упорстве Делонг все же отыщет открытое полярное море. «Мы все завидуем капитану Делонгу, – написал один из китобоев, капитан Бенджамин Франклин Хоман. – Как прекрасно, тепло и приятно будет в теплом море возле Северного полюса, где отыщутся все формы жизни и летних плодов. О такой плантации мы можем только мечтать».

Другой китобой, по воспоминаниям Брэдфорда, хранил «зловещее молчание, не высказывая собственного мнения и не внося никаких предложений». Этим немногословным капитаном был легендарный Эбенезер Най. Будучи состоятельным капитаном судна «Маунт-Уолластон», он также владел значительными долями других китобойных судов. Най, которому было 57 лет, родился в Нью-Бедфорде, в штате Массачусетс, работал китобоем с девяти лет и славился едва ли не волшебной удачливостью в море. Он трижды терпел кораблекрушение в Арктике и однажды в течение 21 дня дрейфовал в шлюпке по южной части Тихого океана, потеряв при этом 70 фунтов веса. Брэдфорд считал капитана Ная «одним из самых старших, отважных и лучших людей на этой службе… Не было никого, кто бы плавал по холодным морям и знал об их опасностях больше него».

Встревоженный молчанием Ная, Брэдфорд в конце концов встал и попросил его взять слово. «Капитан Най еще не высказал своего мнения, – объявил он, – но мы все хотим его услышать».

Най неохотно поднялся и изложил свои мысли. «Джентльмены, – начал он, – сказать здесь особенно нечего». Он заметил, что сам отправился бы охотиться на китов вдоль той же самой ледовой шапки неподалеку от Земли Врангеля, куда шел и Делонг. «Лейтенант Делонг, – спросил Най, – у вас очень крепкое судно?»

«Да», – ответил Делонг. После всех ремонтных работ на Мар-Айленде он полагал, что «Жаннетте» «под силу пробиться на полюс».

«И оно великолепно оснащено?» – продолжил Най.

«Да», – снова кивнул Делонг.

«И вы берете с собой довольно припасов и как можно больше угля?»

Делонг и тут ответил положительно.

Капитан Най обдумал все услышанное. «Что ж, – наконец сказал он, – тогда выводите судно на лед и позвольте ему дрейфовать. Возможно, вы и пройдете ледовое поле. А может, отправитесь в преисподнюю – шансы примерно равные».

Словно в подтверждение слов капитана Ная, рассвет 8 июля, в день отплытия «Жаннетты», был весьма суровым. Все утро по небу над Сан-Франциско бродили грозовые тучи. Шкиперы на Торговой бирже не обрадовались этой мгле и предсказали «Жаннетте» «ненастную погоду». «По дороге на север ей придется чертовски несладко», – заметил один из капитанов. Но к обеду солнце начало пробиваться сквозь тучи, а сильный ветер сменился легким юго-восточным бризом, попутным для «Жаннетты». Вскоре облака рассеялись, туман остался лишь на горе Тамальпаис. Как выразился один репортер: «Природа уступила».

Когда по всему городу зазвонили церковные колокола, народ начал стекаться на пристань и занимать места на склонах Телеграфного холма, который к обеду, по свидетельству одного из очевидцев, стал напоминать «огромного ощетинившегося дикобраза». Видавшая виды верфь Мейгса в конце Маркет-стрит качалась под весом множества зевак. На Эмбаркадеро полицейские возвели баррикады и размахивали дубинками, чтобы сдерживать настроения толпы.

Объект всеобщего внимания стоял на якоре возле острова Йерба-Буэна, слегка покачиваясь на волнах. Паруса «Жаннетты» были подняты, из трубы время от времени вырывались облачка черного дыма. «Исправный маленький барк, – писала «Дейли Альта Калифорния», – притягивал к себе взгляды не одной тысячи глаз». На грот-мачте «Жаннетты» развевались американский флаг и синий шелковый флаг экспедиции, который сшила Эмма. Корабль был свежеокрашен и сиял чистотой. Под весом угля и провизии, взятой на борт, «Жаннетта» сидела довольно низко. Одни участники экспедиции ходили по палубе и карабкались по такелажу. Другие, по словам репортера, облокотились на фальшборт и «печально смотрели на город богатства и роскоши, по улицам которого им, возможно, было уже никогда не пройтись».

На волнах залива качались десятки яхт – изящных прогулочных судов с дерзкими именами вроде «Забава», «Волшебный», «Быстрый», «Дева» и «Испуганная лань». Весь флот местного яхт-клуба ответил на призыв командора выйти в море и сопроводить Делонга в плавание. Среди яхт были также буксиры, рыболовецкие суда и зафрахтованные пароходы, полные доброжелателей. Капитаны этих разномастных кораблей кружили по заливу в ожидании отплытия «Жаннетты».

К двум часам все офицеры и матросы «Жаннетты», за исключением Делонга, уже поднялись на борт. Капитан все еще оставался с Эммой в своем люксе в отеле «Палас». В парадной форме он сидел за столом и писал официальное письмо в Вашингтон.

Сан-Франциско, Калифорния,

8 июля 1879 года

Достопочтенному Р. У. Томпсону,

военно-морскому министру

Сэр,

имею честь сообщить Вам, что «Жаннетта», во всех отношениях готовая к плаванию, сегодня в три часа отправляется в путешествие в арктические регионы. Понимая возложенную на меня огромную ответственность, я прошу разрешения заверить Вас, что постараюсь исполнить свой долг с честью для судна, для флота и для страны. Настоящим я хочу засвидетельствовать, что благодаря щедрости и великодушию мистера Джеймса Гордона Беннетта экспедиция ни в чем не испытывает недостатка.

Ваш покорный слуга Джордж В. Делонг

Вскоре после завершения письма Делонг кивнул Эмме, и они вместе спустились вниз на одной из «поднимающихся комнат» «Паласа» и сели в ожидавший их на улице экипаж, который быстро довез их до пристани в конце Вашингтон-стрит. Когда ровно в три часа Делонги вышли из экипажа, толпа взревела. Проводить «Жаннетту» пришло более 10 000 человек.

По замечанию Делонга, «толпа была приличная», и Телеграфный холм «почернел от людей». Он повернулся к собравшимся и приветственно снял фуражку, а затем они с Эммой протиснулись сквозь плотный строй официальных лиц и подошли к воде. Там на глазах у тысяч наблюдателей, которые свистели и размахивали шляпами, они сели в маленькую лодку и отплыли к «Жаннетте». Планировалось, что Эмма будет сопровождать Джорджа до Золотых Ворот, где наконец простится с мужем. Оттуда она вместе с близким другом Делонгов Уильямом Брэдфордом, который уже ждал их на борту «Жаннетты», вернется в город на одной из сопровождающих судно яхт.

Около четырех часов «Жаннетта» снялась с якоря, и ее винт ожил. Судно медленно повернуло к Алькатрасу. Оно было так сильно нагружено углем и провизией, что скептики даже сомневались, сумеет ли Делонг обойти хотя бы самые медленные айсберги Арктики. «Жаннетта» «двигалась очень медленно, – заметил корреспондент «Кроникл», – словно бы специально подначивая сатирические ремарки о ее способности в минуту будущей опасности вовремя выбраться из медленно смыкающихся ледяных челюстей». В газете «Вальехо» написали, что при такой скорости «не пройдет и десяти лет, прежде чем она достигнет Северного полюса… при попутном ветре».

Пока «Жаннетта» скользила по заливу, ее сопровождали яхты, а люди толпились на палубах зафрахтованных паровых паромов, выкрикивая слова прощания в облаках носовых платков. Механику Мелвиллу такие проводы показались «поистине королевскими»: «множество людей ликовало, раздавались оглушительные ружейные выстрелы». Делонг чуть не прослезился от такого «проявления всеобщей любви».

И все же капитан не мог не заметить, что флотского руководства на пристани не было. «В толпе провожающих не было ни одного морского офицера, – писал Делонг. – Это весьма меня огорчило». Отсутствие сослуживцев было особенно подозрительно, поскольку Делонг знал, что три корабля Тихоокеанского флота – «Бдительный», «Аляска» и «Тускарора» – стояли на якоре всего в нескольких милях в стороне. Словно бы это было недостаточно оскорбительно, флотский буксир по своим делам прошел мимо «Жаннетты» к Мар-Айленду, не удосужившись даже посвистеть ей в знак приветствия. По мнению Эммы, такое «несправедливое отношение» флота объяснялось завистью к мировой славе «Жаннетты» и осуждением гибридной, частно-государственной природы этого проекта со стороны высших чинов.

Но когда «Жаннетта» подошла к Золотым Воротам, армия в некотором роде искупила вину флота: 4-й артиллерийский полк устроил салют из 11 пушек, установленных на бастионах форта. Грохот выстрелов разнесся над водой и обрадовал команду «Жаннетты». Коллинз пришел в восторг при виде огромных пушек, «отскакивающих от отдачи и испускающих густые клубы белого дыма, которые затем стелились по морю». Мелвилл назвал этот салют «торжественным завершением проводов… Никогда еще отплытие не было таким помпезным».

Делонг ответил на армейский салют, приспустив флаги, а из «медных глоток» сопровождающих яхт донеслась разноголосица гудков. «Мы увидели старый флаг, развевающийся высоко над твердыней Дяди Сэма, – написал Коллинз. – Прощайте, храбрецы! Пускай ваши пушки всегда приветствуют друзей и пугают врагов. Никто на борту не выказал ни намека на меланхолию. Мы все счастливы осознавать, что миллионы людей желают нам добра».

Вскоре «Жаннетта», покачиваясь на волнах, вышла в открытый океан и взяла курс на северо-запад. Небо впереди было туманно, дул холодный ветер. Коллинз попытался поднять настроение в кают-компании, сев за небольшой орган и исполнив для Эммы и Джорджа несколько отрывков из новой комической оперы Гилберта и Салливана «Корабль Ее Величества «Пинафор». Около шести часов яхта «Забава» подошла к корме. Делонг понял этот маневр: Эмме и Брэдфорду пора было возвращаться в Сан-Франциско. «Час пробил… время настало, – написал Коллинз. – Нам пора проститься с цивилизацией».

Эмма ненадолго осталась наедине с доктором Эмблером, который за последние месяцы стал ей близким другом. «Станете ли вы другом моему мужу? – спросила она врача. – Вы ведь знаете, как одинока жизнь командующего офицера».

Эмблер пообещал ей поддерживать Делонга, но затем добавил, что Арктика – особенное место. «Не сомневаюсь, мы все потеряем там чувство меры, – сказал он. – Прошу, не судите нас слишком строго».

Делонг прервал их разговор коротким: «Пора». Пока с помощью шлюпбалки на воду спускали шлюпку, Эмма пожала руки всем офицерам, держась, по свидетельству Коллинза, «с героической стойкостью». Затем она повернулась к команде. «Будьте дружны и работайте рука об руку… Вы должны преуспеть! – сказала она. – Умоляю, будьте опорой своему капитану».

Джордж и Эмма спустились в шлюпку, за ними последовал Брэдфорд. Когда матросы поплыли к «Забаве», по словам Коллинза, «в глазах собравшихся на юте «Жаннетты» сверкнули слезы». Краткое путешествие между судами показалось Брэдфорду мучительным. «Молчание угнетало, – написал он впоследствии. – Его нарушал лишь скрип уключин да плеск воды». Достигнув «Забавы», Делонг сжал руку жены и просто сказал: «Прощай». Она обвила его шею руками, и они поцеловались. Только тогда, написал Делонг, его «постигло полное понимание этой разлуки… Он был потрясен».

Эмма поднялась на борт яхты, а затем обернулась и взглянула на Джорджа, словно бы, как показалось Брэдфорду, «безмолвно молясь за его безопасность». Брэдфорд видел, что «горечь разлуки усиливалась ее сожалением, что она не может разделить с мужем его испытания». Делонг, казалось, дрогнул, «как будто на мгновение лишившись мужества», но тут же взял себя в руки, повернулся к матросам и уверенно отдал приказ: «Гребите назад». Вскоре он вернулся на свой корабль.

Эмма смотрела вслед «Жаннетте», пока она не превратилась в серую точку на горизонте. Когда она скрылась из виду, Эмма спустилась в каюту, и «Забава» пошла обратно в Сан-Франциско. «Я желала лишь одиночества, – написала Эмма. – Меня охватила полная апатия. Казалось… все кончено».

На борту «Жаннетты» Делонг сел за стол и с удовольствием сделал в бортовом журнале запись о долгожданном начале Американской арктической экспедиции. Он заметил: «Судно выходит в плавание к неизвестной части света, лежащей к северу от Берингова пролива. Да пребудет с нами божья милость».

Репортер «Кроникл» написал, что «Жаннетта» превратилась в «длинный черный силуэт на фоне яркого заката». И затем исчезла. «Три года спустя Делонг, вероятно, возвестит о своем возвращении. Пока что он потерян для мира. Он уплыл во тьму, и нам остается лишь всматриваться в нее в ожидании появления белых парусов «Жаннетты».