Текст книги "Скажи будущему – прощай"

Хорас Маккой
Скажи будущему – прощай!

Часть первая

Глава 1

Когда просыпаешься утром, которого ждал всю свою жизнь, то просыпаешься почти мгновенно. Никакой полудремы, никакой раскачки и никаких там выкрутасов типа «душа медленно возвращается в свое тело из объятий Морфея» и прочей дребедени. Просто открываешь глаза – и ты уже проснулся, как будто и не было никакого сна. Вот так было и со мной. Ведь в то утро и должно было все произойти.

Я буквально дрожал от нетерпения, желая, чтобы все уже осталось позади, хотя лучше было бы поберечь свои нервы для решающей минуты, – в ближайшие час-полтора ничего не изменится, ну разве что в половине шестого. Сейчас же было около четырех, правда, темно и почти ничего толком не видно, но я точно чувствовал, что времени всего несколько минут пятого. Через единственное окно в барак проникало слишком мало света, и, казалось, пробиваясь сквозь изливавшееся наружу зловоние, он попадал внутрь изрядно потрепанным. Ведь в тюремном бараке спали семьдесят два немытых мужика, прикованных к своим койкам. А когда запах семидесяти двух давно немытых тел сливался воедино, получалось нечто невообразимое.

Но даже это не могло запугать наше раннее утро. Неукротимое и упорное, оно всегда возвращалось, и крохотная его частичка перепадала и мне. Я уже не спал, предвкушая встречу, жадно вдыхая свою долю утренней свежести, и в моей памяти оживали картины прошлой жизни: птицы состязались в пении, как средневековые рыцари на турнире, кукарекали петухи, мычали коровы: «Не-е-т сена, не-е-е-т молока» – так моя бабушка переводила мне их язык, и дед в этом вопросе был с ней вполне согласен. Он вообще знал массу ненужных и бесполезных вещей, например мог перечислить по именам всех любовниц императора Адриана, назвать истинную причину (замалчиваемую историками), подвигнувшую короля Ричарда предпринять Третий крестовый поход, или неделю, когда спариваются северные олени, а также часы приливов в Новой Шотландии. Похоже, ему было известно все, кроме того, как вести хозяйство на ферме, и потому он предпочитал отлеживать себе бока на пуховой перине в пристройке, где Лонгстрит однажды провел целую ночь, укутавшись лоскутным одеялом, под которым я часто прятался от давно умершего старого Джона Брауна из Осаватоми, чей беспокойный дух похищал детей-проказников. Я лежал и прислушивался к утренним звукам, прячась от старого Джона (или от кого-то еще, трудно сказать) и испытывая все детские страхи (которые, впрочем, не столь разрушительны, как у взрослых), и ждал, когда же наступит день…

Полумрак в бараке постепенно рассеивался, люди начинали просыпаться, о чем свидетельствовало позвякивание цепей, – правда, звуки металла были излишни, понять, что все пришло в движение, можно было по нараставшему зловонию. Обитатели барака закашляли, заворчали, отхаркиваясь и отплевываясь.

На соседней койке потянулся Бадлонг, тощий, плюгавый педераст, и повернулся ко мне:

– Ты снова приснился мне этой ночью, малыш.

«Это был последний раз, проклятый содомит», – подумал я про себя, но вслух поинтересовался:

– В таком же сладком сне, как и прежде?

– Слаще…

– Ты великолепен. Я от тебя просто без ума. У меня поднялось настроение от мысли, что сегодня днем я наконец прикончу этого Бадлонга, как только доберусь до оружия, которое должна была припрятать Холидей.

Оставалось только надеяться, что оно уже там, где ему и надлежит быть, и Кобетт не подведет. Прежде Кобетт был одним из охранников на тюремной ферме. Однако теперь эта работенка старику была уже не по силам, и ему подыскали синекуру – место охранника в комнате для посетителей. Холидей завоевала его расположение с первого же посещения, и он не так строго соблюдал тюремные правила, а под конец и вовсе согласился помочь нам бежать. Холидей должна была встретиться с ним вчера и передать оружие, которое следовало спрятать в ирригационной канаве на краю дынного поля, где мы работали. На тайник будет указывать булыжник размером с человеческую голову, помеченный белой краской; мне сообщили, что лежать он будет на дальней от поля стороне канавы, там он привлечет меньше всего внимания. Оружием должен был заняться Кобетт, оставалось только надеяться, что у него все получилось. И как только я доберусь до ружья или пистолета, сразу же прикончу эту скотину Бадлонга, уж будьте уверены…

Неожиданно дверь распахнулась и в полумраке дверного проема появился силуэт сержанта – ни глаз, ни рта, ни носа, просто огромный сгусток мерзкой плоти с винчестером в руках. Каждое утро в одной и той же позе он появлялся в дверях и орал одни и те же слова, и то, что раздавалось в ответ, тоже разнообразием не блистало. Я никогда не участвовал в этих перепалках, мне довольно было того, что с приходом сержанта дверь наконец-то открывалась и на моих лодыжках отмыкали цепи, – утренняя свежесть врывалась в наш барак, как дети в гостиную рождественским утром…

По дороге в халупу, служившую нам столовой, я старался держаться поближе к Токо. Он собирался бежать со мной, и нужно было проверить, удалось ли ему хоть немного поспать этой ночью. Скорее всего нет. Меньше всего мне хотелось бы иметь такого компаньона в сегодняшнем деле. Слабоумием он не страдал, и его воображения как раз хватило, чтобы всю ночь трястись от страха. Токо был еще совсем зеленый, это был его первый побег, и одному Господу известно, как он себя поведет, случись что-то непредвиденное. Но выбирать не приходилось. Холидей хотела вытащить его из этой дыры, а меня выбрали из-за моего опыта и хладнокровия. Все сложилось как нельзя лучше – ведь денег, а соответственно, и друзей у меня не было. В услугах других людей я никогда не нуждался.

Бежать отсюда, да еще вместе с Токо, было делом рискованным, но других вариантов не предвиделось. Я чертовски благодарен своему интеллекту, который поддерживал меня в этой грязной дыре с подобной падалью, не давая сойти с ума, когда месяц за месяцем приходили вести об успехах таких бездарей, как Флойд и Кэрпис, Нельсон и Дилинджер, которые богатели, потроша банковские сейфы. Жопы чертовы, а ведь в них ни единой искры Божьей, эти ребята из тех, что и от дождя-то укрыться не догадаются. Хорошо, что мне представился такой шанс, хоть и очень рискованный. Господи, вот только вырвусь на волю…

Токо так сильно отстал, что добраться до него, не привлекая внимания, мне бы не удалось. За завтраком я пару раз поймал на себе его взгляд и ободряюще улыбнулся, давая понять, что все нормально и нет повода беспокоиться. Он подмигнул в ответ, и оставалось только надеяться, что Токо понял меня правильно…

Когда мы выбрались из столовой, уже совсем рассвело. Солнце еще не поднялось из-за гор, но уже показались его игривые лучи, разогнавшие последние воспоминания о прошедшей ночи. Харрис подал свистком отрывистый резкий сигнал, и заключенные затрусили в сортир. Тринадцать мест; кто первым пришел, тот первым и облегчился, а если попал во вторую очередь, то приходилось поторапливаться: на всю процедуру отводилось не больше пяти минут. Наблюдая давку в дверях, можно было поверить рассказам «стариков», как такая вот возня приводила к кровавым потасовкам или забавным происшествиям. Ведь в конце концов, пяток минут не так и много для подобной процедуры, если только твои естественные надобности не находятся каким-то непостижимым образом полностью под твоим контролем.

Я закурил, поискал глазами Токо и наконец заметил, как он приближается ко мне. Возможно, его походка казалась ему небрежной, однако это было слишком далеко от истины. На его лице застыла напряженная маска, всем своим видом Токо давал понять, что ему есть что скрывать. И это в такое утро, когда все должно было решиться! Нет, он запросто мог все провалить. И без того риск был достаточно велик.

– Ну-ну, расслабься, – процедил я как можно спокойнее. – Не дергайся. Никому ничего не известно, кроме тебя, меня и Кобетта. Постарайся это запомнить.

– А Кобетт? – тут же выпалил он. – Можем мы на него положиться?

– Самое время думать об этом.

– Мне нужно, нужно отсюда выбраться, – в отчаянии повторял Токо.

– Успокойся – и выберешься, – заверил я его. – Только успокойся.

– Думаешь, мы где-то допустили прокол?

– Если оружие лежит там, где условились, то нет.

– Ну доберемся мы до него, думаешь, дальше все пойдет как по маслу?

– В наших интересах, чтобы все было именно так.

– А нельзя обойтись без стрельбы?

«Как бы тогда я смог убить Бадлонга?» – подумал я, но не стал озадачивать Токо подобной проблемой и снова повторил:

– Успокойся. Наступил еще один день. Такой же, как вчера. Никто не должен узнать о наших планах.

Токо облизнул пересохшие губы, оглянулся и тяжело вздохнул.

– Черт тебя дери! Меня втравили в это дело, – привел я последний аргумент, – как раз для того, чтобы все прошло как надо. Потому-то Холидей и привлекла меня, разве не так?

– Ну, в общем…

– Тогда успокойся.

Похоже, мои доводы на него не подействовали.

– Разве ты не пойдешь в сортир?

– Расслабься, я знаю, что делаю. Уже иду… – Я сунул дымящийся окурок в его протянутую руку и направился в клозет.

Один из охранников, Байерс, стоял у двери. Из-под его фуфайки сильно выпирало брюхо, а грудь дешевого пиджака лоснилась оттого, что Байерс постоянно прижимал к ней винчестер. Пока я приближался, на его лице появилась презрительная ухмылка.

– Так ты, сукин сын, ждешь, пока все заведение не будет полностью в твоем распоряжении?

– Плохо себя чувствую. Живот подвело. Такие вещи случаются совсем неожиданно. – С этими словами я отпихнул выходящего. Внутри еще пыхтело и гримасничало человек семь-восемь, пытаясь опередить свисток, который должен был вот-вот прозвучать.

Я прошел до самого конца, к свободному месту, и облегчился, а потом придал своей физиономии скорбное выражение. Один за другим соседи покидали помещение. Как только последний из них оказался у двери, Харрис дал два коротких свистка.

Байерс тут же заглянул внутрь.

– Пошевеливайся! – заорал он на меня.

Я беспомощно развел руками. Охранник направился ко мне. Наступали его любимые минуты. Я-то знал, что меня ожидает, но это было составной частью моего плана.

– Ты слышал? – проревел он. – Убирайся отсюда!

– Я болен… – тут мое лицо исказила страдальческая гримаса, – я чертовски болен, все кишки наружу выворачивает…

Он наотмашь врезал мне по лицу.

– Пожалуйста, мистер Байерс. Я болен…

Он снова ударил меня и буквально сшиб с толчка.

– В строй! – снова зарычал он.

– Да, сэр, да. – Я поднялся с пола и, на ходу натягивая штаны, чувствовал, как он тычет мне в спину своим винчестером.

«Да, все-таки придется немного пострелять…» – подумал я.

Мне как раз удалось пристроиться вслед за Токо, когда Харрис повел колонну на дынные грядки. На пятьдесят заключенных приходилось шесть человек охраны на лошадях. Проселок, по которому мы шагали, вел к ирригационной канаве и далее на север, в сторону гор. Участок, где нам приходилось работать, был всего в полумиле от наших бараков. Это расстояние, такое незаметное утром, к вечеру становилось почти непреодолимым. В то утро я тащился по этому бесконечному проселку, как хотелось надеяться, в последний раз.

Короткие ветви моих любимых эвкалиптов помахали мне на прощание, пока я маршировал мимо. Приятно было сознавать, что все это больше не повторится. Ну что же, прощайте и пожелайте мне удачи. Но погодите выпускать детей на улицу, возможно, предстоит небольшая перестрелка, а я никому не хочу вреда…

Колонна вышла на открытое место – поле люцерны, где мы работали раньше. Солнце уже поднялось над горизонтом. Яркое, медно-красное светило по крайней мере честно показывало, что не собирается расцвечивать мир радугой красок, а еще немного – и его раскаленный добела диск будет жечь, жечь и жечь, обращая все в пыль и пепел. Еще только половина шестого утра, а на шестьдесят седьмом шоссе уже довольно оживленное движение. В эти утренние часы весь шум автострады, будто усиленный стетоскопом, доносился так отчетливо, что можно было различить гул каждого мотора в отдельности. Люди спешили попасть к месту назначения, прежде чем солнце превратит долину в паровозную топку.

Харрис начал отставать, и это значило, что мы приближаемся к мостику через канаву. Он всегда переходил его последним, строго соблюдая это правило.

На мосту я толкнул Токо локтем.

– Гляди в оба и постарайся заметить камень, – шепнул я ему.

Он ничего не ответил. Покосившись, я заметил, как задергалась его верхняя губа.

– Не дрейфь, скоро пройдет автобус, и тогда…

Эта часть нашего плана, впрочем, как и все остальное, была моей идеей. Часов нам не полагалось, а ориентироваться по времени надо было довольно точно, и я предложил Холидей, чтобы сигналом к началу побега послужил гудок автобуса «Грейхаунд». Здесь было довольно много опасных поворотов, и водитель часто подавал предупредительные сигналы. Автобус проходил примерно в семь пятнадцать, и его дизель ревел на подъеме, как голос Сэтчмо, а потом на крутом вираже он давал два оглушительных гудка. Через несколько минут он подходил к другому повороту и снова сигналил. Вот тут все и должно было произойти.

Холидей и Джинкс будут ждать нас на лесном проселке, в полумиле от автострады, в зарослях эвкалипта. К тому времени мы с Токо уже должны будем заполучить оружие и по сигналу автобуса рвануть по направлению к зарослям – это ярдов сто по открытой местности. В лесу мы будем в безопасности, охрана на лошадях сквозь чащу продраться не сможет.

Наконец мы миновали мостик и повернули на север. Я посмотрел в канаву, надеясь разглядеть булыжник, испачканный белой краской. Токо был как раз между мной и канавой, он смотрел вперед. Нас разделяло не больше метра, но я не мог ничего сказать ему без риска быть услышанным, что, естественно, было опасно: эти ублюдки могли продать кого угодно за понюшку табака, да и я был слишком занят поисками булыжника, чтобы терять время на уговоры. Мы уже приближались к дынным грядкам, там нас разобьют на группы и мы приступим к работе. Мне было очень важно заметить, где лежит камень. Если его нет, то все отменяется. О господи, я больше не смогу вынести такого томительного ожидания, снова иметь дело с этим старым, дряхлым ублюдком Кобеттом, и без денег. В том-то все и дело. Деньги… Ты получаешь все, за что заплатишь, – будь то носовой платок или охранник. Деньги – это ключ к успеху Нельсона и всех этих бездарей. Господи, будут ли у меня когда-нибудь деньги? Вытащи меня отсюда, а уж до денег я сам доберусь…

– Стой! – заорал Харрис. Колонна остановилась.

– Первая восьмерка с Бертоном!

Охранник Бертон отсчитал восемь человек и повел их через поле.

– Вперед-марш! – заревел Харрис на остальных.

Колонна снова пришла в движение, тут я глянул на Токо: несмотря на загар, он был бледен как мел. Это начинало беспокоить меня все сильнее. Господи, неужели у него не хватило мозгов поискать глазами этот проклятый булыжник? Если и он не заметил камня, то все отменяется и надо будет снова дожидаться удобного момента. Я подмигнул Токо, отвернулся и оцепенел. Камень был на месте.

Помеченный белой краской, он лежал в канаве – просто камень, размером с детскую голову. Мое сердце возликовало от радости. Булыжник находился футах в двадцати от передвижной уборной, которая повсюду следовала за нами. Холидей спрятала оружие так близко от нее, как только смогла. Чертовски ушлая девица эта Холидей. Да и Кобетту палец в рот не клади. Она действительно ему надолго запомнится. Тут я снова посмотрел на Токо. Тот явно ничего не заметил.

– Стой! – снова взревел Харрис. – Следующие десять идут с Байерсом!

Байерс подъехал на лошади и отсчитал десятерых. И мы потянулись за ним через поле.

– Вперед-марш! – заорал Харрис на оставшихся, и колонна прошагала мимо нас.

Мы с Токо направились к месту работы, стараясь не наступить на дынные плети. Эти грядки, как и остальные места нашей работы, сдавались в аренду свободному подрядчику, который был особенно щепетилен по поводу сохранности своих посадок. Боже упаси раздавить или повредить дыню или само растение, это считалось очень серьезным проступком. Самое удивительное, что охрана разъезжала по бахче верхом, но жалоб по этому поводу от подрядчика не поступало.

– Я его не видел, – прошептал Токо.

– А ты смотрел?

– Конечно. А чем, ты думаешь, я занимался?

– Не переживай…

– Я должен был его заметить, должен… – неуверенно протянул он.

– Да видел я его, видел.

– Точно?

– Расслабься…

– Я все больше беспокоюсь…

«И правильно делаешь. Все только начинается», – подумалось мне тогда…

Глава 2

Та часть поля, где мы работали, была на полпути между зарослями эвкалипта и ирригационной канавой. Мы собирали созревшие дыни, складывали их небольшими кучками, которые позже подберут грузовики, и постепенно продвигались к зарослям эвкалипта. Байерс привязал лошадь к молодому деревцу, а сам пристроился в его тени с трубкой в зубах, как капитан, наблюдающий за действиями своей команды. Вот только в руках он держал винчестер.

Мы с Токо работали в некотором отдалении от основной группы. Это было хорошим знаком.

– Пожалуй, нам надо спешить, не так ли? – заволновался Токо.

– У нас еще масса времени, – снова успокоил я его. Теперь моя уверенность в успехе была непоколебима, я просто чувствовал запах удачи.

– Все-таки уже поздновато…

– В это время года солнце слишком быстро поднимается над горизонтом, еще только семь часов…

Я сложил очередную горку из дынь и опять посмотрел на солнце. Часов в семь утра солнце еще только встает над горизонтом, а сейчас оно уже сияло высоко в небе.

– Ну, я пойду, – объявил я наконец Токо. – И, ради бога, не психуй. Ты понял?

– Я совершенно спокоен, – выдавил он.

– Ну, таким и оставайся, – подбодрил я его и обратился к Байерсу: – Мне надо в сортир!

Тот завопил, предупреждая охранника соседней группы, что ему надо отлучиться на некоторое время, и только после этого подошел ко мне:

– Какого черта?

– Снова живот схватило, – пожаловался я.

– Ему нельзя работать, – подыграл мне Токо. – Он же болен…

– Для него надо готовить отдельно? – ухмыльнулся Байерс.

– Ему же плохо, – снова заканючил Токо.

– Наверное, съел чего-нибудь, – подтвердил я.

– Черт с тобой, двигай вперед… – указал винчестером направление охранник.

Я пошел поперек поля к передвижной уборной, стараясь не наступить на посадки, ведь Байерс следил за каждым моим шагом.

– Прошу простить за причиненное беспокойство, ваше высочество, – бросил я, не оборачиваясь.

– Думаешь, провел меня? Да нет у тебя никакого поноса. Дело-то совсем не в этом. Черт меня подери, если я ошибаюсь. У тебя просто запор. – Тут он снова пнул меня и чуть не сбил с ног.

– Жаль, что вы себя так ведете, ваше превосходительство.

– В этом все и дело. У тебя запор, и тебе надо облегчиться. – Снова последовал удар, и я оказался на земле прямо у входа в уборную. – И поживее, – напутствовал он меня.

– Да, сэр, да, мистер Байерс, – ответил я уже из-за холстины, заменявшей дверь, быстро спустил штаны и уселся на стульчак, наблюдая за охранником через щелку.

Он остановился в пятнадцати-двадцати футах от вагончика, и я понял: сейчас или никогда. Быстро застегнуться, подползти к выходу и выглянуть из-за занавески было делом одной минуты. Ничего подозрительного я не заметил и сполз на землю. Некоторое время мне пришлось пролежать не шевелясь и опустив голову вниз. Я почувствовал густой запах еще влажной от росы земли и вспомнил запахи своего детства… Потом пополз по борозде в сторону ирригационной канавы, совершенно не чувствуя продвижения вперед. Единственное, что говорило мне о том, что я все-таки ползу, – это царапанье животом по неровностям почвы.

Наконец мне удалось добраться до кучи, в которую дня три назад мы с Токо свалили отплодоносившие дынные плети. Они высохли и почернели. Хорошее укрытие позволило мне немного приподняться, и через несколько секунд я был в канаве. Та была широкой, но не более двух футов глубиной, и вскоре я уже шарил в воде у условленного камня. И вот мои руки нащупали сверток из завулканизированного обрезка автомобильной камеры с привязанным к нему ножом, которым я торопливо раскроил резину почти пополам. Там были спрятаны два револьвера тридцать восьмого калибра и коробки с патронами. Не самый мой любимый тип оружия, но сейчас я был рад любому и, поспешно убрав все под куртку, ринулся обратно.

Сколько времени это заняло, сказать трудно. Минуты две… во всяком случае уж точно не больше трех. Эта часть нашего плана сомнений у меня никогда не вызывала, но теперь опасность нарастала с каждой секундой, хотя могу утверждать, что никакой паники я не чувствовал и полностью контролировал свои действия. Слишком долго пришлось дожидаться этого момента, тысячи раз мне приходилось повторять себе, что, если оружие будет на месте, Токо мне больше хлопот не доставит… Вечность прошла, прежде чем я проделал обратный путь и снова оказался на стульчаке со спущенными штанами, стараясь произвести как можно больше шума, чтобы у Байерса не осталось никаких сомнений на тот счет, как я провел все это время. Я вновь посмотрел на него сквозь щелку. Он стоял на прежнем месте, но уже с нетерпением поглядывая на вагончик. В его взгляде не было ничего необычного, лишь нетерпение. Пуще прежнего я начал стонать и рвать газету, но это вряд ли могло успокоить Байерса, и он пялился на вагончик, переминаясь с ноги на ногу. Пора было по-надежнее спрятать оружие под курткой и выходить.

– Я уж думал, что ты провалился, – съязвил Байерс.

«Смотритель за засранцами, ты возрождаешь древнее искусство», – подумал я.

– Это все вчерашний ужин. У меня ужасно деликатный желудок.

– Ты вообще у нас нежная штучка, – не унимался он.

«Особенно мой указательный палец, когда нажимает на спусковой крючок», – усмехнулся я про себя.

– Боже, мне так жаль. – А это я сказал вслух.

– Хватит ныть! Давай пошевеливайся.

– Простите, сэр. – И я пошел на место. Когда я вернулся, Токо, согнувшись, ковырялся в грядке. Он замер и покосился на меня. Большим пальцем я показал, что оружие спрятано у меня под курткой. Он выпрямился, держа по огромной дыне в каждой руке, и вздохнул:

– Разве это не прекрасно?

Потом проковылял к обочине, уложил их в общую кучу и снова принялся выискивать созревшие.

– Сколько там было? – выдохнул он.

– Два, – ответил я, умолчав при этом о коробках с патронами. Если что-нибудь пойдет не по плану или его убьют, не стоит давать в руки полиции лишние улики, ведь источник получения боеприпасов проследить гораздо легче, чем оружия.

Я согнулся и тоже стал ковыряться на дынной грядке. Когда на меня перестали обращать внимание, незаметно передал ему револьвер. Токо тут же спрятал его под джемпером.

– Заряжен?

– Конечно, – заверил я его. – Не дрейфь, это на крайний случай.

С северной стороны послышался рокот дизеля.

Мы переглянулись.

– Ну вот видишь, как идут дела, если доверить их настоящему специалисту? Как будто нажал кнопку, и все закрутилось. А теперь давай двигайся в сторону зарослей. Чем меньшее расстояние нам придется бежать по открытой местности, тем лучше.

– Думаешь, будет стрельба?

Думал ли я о возможной перестрелке…

– Это не имеет значения, если ты будешь петлять как заяц. Запомни, бежать надо зигзагом.

Его лицо снова побледнело.

– Ну, теперь уже скоро. Давай двигайся в сторону леса и старайся держаться поблизости.

И мы понемногу стали продвигаться к зарослям, притворяясь, что заняты поисками спелых дынь. Через некоторое время мы оказались рядом с группой, в которой работал Бадлонг. Ухмыляясь, он поднял голову.

– Привет, милашка, – обратился он ко мне. – Знаешь, Токо, а у тебя уже неплохо получается, – это к моему напарнику. – Я и сам бы не прочь поучаствовать. – Он повернулся к своей группе. Все заржали.

– Дорогой старина Бадлонг, – начал я в ответ. – Милый Бадлонг, сатир из конюшни. Тебе в самом деле одиноко без меня в бессонные ночи? Ты же не просто так это говорил, не так ли?

Он глупо ухмыльнулся, но промолчал, а Байерс тут же обратил на нас внимание.

– Вы что тут, на Пасху собрались, черт вас дери! – закричал он. – Хватит шататься без толку!..

Мы сразу рассеялись, и тут же прозвучали два гудка, почти без паузы, так, словно слились в один. Это сигнал – быть наготове, а не призыв к действию, но Байерс, стоявший совсем рядом, вдруг что-то заподозрил, Токо задрожал от страха, и я понял – пора делать ноги.

Байерс сделал шаг назад, инстинктивно беря свой винчестер на изготовку, – и получил пулю в живот. У него было оружие, и я не стал испытывать судьбу. Вы можете выстрелить человеку в голову или в сердце, и он протянет еще достаточно, чтобы убить вас, так бывает; но, если попасть ему в живот, как раз над пряжкой, противник будет выведен из строя мгновенно, его немедленно парализует. Он, возможно, будет в полном сознании, но ничего сделать не сможет. Я увидел, как пуля сделала отметину на белой рубашке Байерса, как раз между жилетом и брюками. Винчестер выпал из его рук, и Байерс рухнул на землю, как подтаявший снеговик.

– Беги! – рявкнул я Токо.

Бадлонг был просто ошарашен. Он и пальцем пошевелить не мог.

– Теперь исполнится моя мечта, душечка… – сказал я ему.

Он по-прежнему не двигался. Когда я поднял руку с револьвером, Бадлонг просто стоял и смотрел на него. Мое оружие было всего в каких-нибудь восемнадцати дюймах от его лица. Я нажал на курок, пуля попала Бадлонгу точно в левый глаз, брызнула тоненькая струйка жижи, и упавшее веко закрыло пустую глазницу, как ставень. Крови почему-то не было. Я повернулся и побежал изо всех сил, петляя и пригибаясь. Охранники уже открыли стрельбу, но меня это мало волновало, ведь последний раз эти олухи стреляли бог весть когда…

Токо тяжело бежал впереди, а когда я нагнал его, вовсе остановился и резко выпрямился. В его лице отразилась квинтэссенция всех ночных кошмаров, которые человечеству довелось увидеть со дня сотворения мира.

– Я боюсь… – выдавил он.

Пробежав несколько шагов, я обернулся. Поперек поля на лошади ко мне мчался Харрис, но земля под копытами скакуна была слишком неровной и это несколько сдерживало его аллюр. Токо стоял футах в десяти позади, как раз между мной и Харрисом. Я прицелился в Харриса и выстрелил, но, к несчастью, пуля угодила прямо в висок Токо. На его губах выступила пена, и он рухнул лицом в грязь.

Я снова побежал. Винчестеры все еще палили, но свиста пуль слышно не было, только сухие хлопки выстрелов. Пока эти ублюдки могли дотянуться до тебя дубинкой или связать сыромятным ремнем, их искусство было просто непревзойденным, но как только дело доходило до стрельбы…

Мне уже удалось достичь конца поля, осталось перепрыгнуть через пару небольших канав и нырнуть в эвкалиптовые заросли. Именно тут-то я впервые и услышал свист пуль. Они сбивали листву и сучки с деревьев. Неожиданно все перекрыл дикий грохот, и, взглянув в ту сторону, я, к немалому своему потрясению, увидел ручной пулемет, который изрыгал языки пламени в целый фут длиной. Стрелял же из него совершенно незнакомый мне человек.

Я буквально замер на месте оттого, что вместо Холидей увидел незнакомца. Он был в синем костюме с галстуком и в шляпе, стоял на краю зарослей, почти на открытом месте. Его тонкие руки с трудом удерживали пулемет, а водил он им из стороны в сторону, как человек, тщательно поливающий лужайку из лейки. Вот-вот и я попаду в сектор обстрела и останусь здесь навсегда…

– Обойди с другой стороны! – прокричал он мне, и только тут я понял, что этот голос принадлежит Холидей.

Прежде чем последовать ее совету, я оглянулся – Харриса в поле зрения не было. Несколько заключенных лежали у ирригационной канавы, а охранники открыли бесцельную стрельбу с колена. Они были в добрых двухстах ярдах от меня. Холидей выпустила по ним последнюю очередь и опустила оружие.

– Сюда, – сказала она и метнулась в самую чащу.

Вокруг по-прежнему свистели пули, но они причиняли вреда не больше, чем стучащий по крыше летний дождик. Впереди на проселке стоял новенький линкольн-зефир с работающим мотором, задняя дверца его была открыта, мы буквально нырнули внутрь, и машина накренилась. Холидей протянула руку и стала прилаживать к пулемету новый диск.

– Откуда здесь это дьявольское изобретение?

– Взяла у одного приятеля. – Тут она взглянула на меня и процедила: – Это уже второй брат, которого убили копы.

– Бедняга Токо, – вздохнул я. – Он не вовремя выпрямился. Я попытался ему помочь…

Она кивнула на две картонные коробки с одеждой, стоявшие на полу:

– Лучше надень вот это. Извини за туфли.

– Ты не захватила их с собой?

– Не смогла достать нужный размер.

– Сойдет. – Я открыл ближайшую ко мне коробку. Одежонка была дешевенькой, но какого черта…

– Эта была для Токо, твоя другая, – объяснила она.

Я положил крышку коробки на место и открыл следующую.

– Револьвер остался у него, забрать не было времени.

– Им не проследить его, – отмахнулась Холидей, укладывая пулемет на пол.

– Рад это слышать.

Я уже наполовину стащил с себя синюю куртку, когда Джинкс выехал с проселочной дороги на трассу, машина дернулась, и я упал на пол прямо к ногам Холидей.

– Я рад, что Кобетт сыграл свою роль до конца. Это единственное, что меня беспокоило.

– Я знаю.

– Мы должны как-то вознаградить его, – предложил я.

– Он свое получил, – бросила Холидей, – и у меня еще много осталось…

«Это точно, – подумал я. – Этого добра у тебя больше, чем у любой дамочки».

Она потянулась через спинку переднего сиденья и достала коробку с аккуратно сложенным платьем, сняла шляпу, бросила ее на пол и расправила волосы.

– Просто великолепно! – одобрил я. – В этом мужском костюме…

Она улыбнулась мне и, расстегнув на брюках только пояс, ловко выскользнула из них. У нее были белые стройные ноги. Я мог рассмотреть ее кожу до мельчайших подробностей: поры, волоски, небольшие морщинки над коленями, которые хитро переплетались и были похожи на снежинки. Краем глаза я заметил еще кое-что, на что старался вообще-то не смотреть. И не из-за ложной скромности, а просто иначе после такого длительного воздержания сразу захочется раскрутиться на всю катушку. Старался не смотреть, но не смог. Я смотрел на это не отрываясь, это была Атлантида, Рю-де-Кафе, Семь чудес света…