Текст книги "Рукопись Бога"

3

Ривен поднялся ни свет ни заря, с трудом стряхнув тяжелую, мутную полудрему. Выяснить, сколько он проспал, не представлялось возможным, поскольку часы пришлось продать.

Он голым стоял посреди комнаты: внушительные мускулы, метр восемьдесят ростом, длинные волосы, трехдневная щетина, выразительные тонкие черты лица, слишком красивые для обыкновенного парковщика, – и поспешно осматривал свои пожитки. Две пары ботинок, три рубашки цвета хаки и темно-зеленая шинель, купленная по случаю на блошином рынке. Две пары сильно ношенных джинсов и три майки с длинным рукавом, которые можно надевать под рубашку для тепла. Складной нож с широким лезвием длиной в семнадцать сантиметров, с которым он не расставался уже много лет, маленькая отвертка, чтобы разбирать его, чинить и смазывать. И горстка мелочи в качестве основного капитала.

Ривен усмехнулся: на дворе было двадцать шестое декабря двухтысячного года, и за окном все еще шел дождь. На обед в сочельник у него был бутерброд с колбасой и банка пива, а на рождественский ужин рыбные консервы.

Набросив шинель вместо халата, Ривен прошел по узкому коридору в грязную ванную, единственную на всем этаже, наскоро принял душ и вернулся в свою комнату.

На пороге его окликнула старуха, хозяйка пансиона на улице Капитана Вигераса.

– Собираешься остаться еще на ночь? – спросила она, не скрывая презрения.

– А как же. Вы да я. Вместе навсегда.

– Сукин ты сын.

Вернувшись к себе, Ривен неспешно оделся.

Ему не нужно было выглядывать в окно, чтобы убедиться, что на улице дождь, и не требовалось подсчитывать мелочь в кармане, чтобы понять: ее не хватит на чашку кофе, сигареты и плату за комнату, чтобы не спать в подъезде… А еще он знал, что не будет предпринимать никаких усилий, чтобы исправить положение, по крайней мере, сегодня. Ни деньги, ни крыша над головой все равно его не спасли бы.

Ривен не знал, сколько ему лет… Полагал, что около сорока. С тех пор как он повзрослел, прошло очень много времени, а до старости оставалось всего ничего. Хотя, быть может, он уже умер. И попал в ад. А как иначе назвать его нынешнее житье?

4

Ривен прятался от дождя под деревом.

Парковка, за которую он отвечал, находилась у перекрестка в конце улицы Капитана Вигераса, напротив Центра хирургии. То была его территория, и он не задумываясь пустил бы в ход нож, чтобы защитить ее от самозванцев, вздумавших вымогать у водителей деньги за час на переполненной стоянке. Если Ривен исчезал на несколько дней, а это случалось, когда подворачивалась еще менее достойная, но более прибыльная работенка, ему приходилось вступать в нешуточную схватку с каким-нибудь наркоманом, вздумавшим занять хлебное место. Природа не наградила Ривена предпринимательским талантом: он был слишком горд, чтобы махать подъезжающим машинам или привлекать к себе внимание громкими криками; он встречал автомобилистов с выражением лица, которое должно было означать: «Если тебе что-то надо, так и говори, а нет, так проваливай к чертям, я тебя упрашивать не буду».

Как ни удивительно, улицы были почти пусты. Обычно на Рождество в городе царила толчея; праздничная лихорадка начиналась двадцать второго декабря, в день рождественской лотереи, когда крупные магазины объявляли о начале распродажи. Когда-то Ривен и сам участвовал в этой веселой круговерти, но те дни остались в далеком прошлом. В другой жизни. Однако в этот раз люди покидали дома лишь для того, чтобы запастись самым необходимым и, наспех сделав покупки, спешили вернуться в тепло.

С утра ни одна машина не задерживалась на парковке больше часа, и на заляпанный грязью фургон, из которого вышли трое мрачных типов в лохмотьях, явно нуждавшиеся в мелочи больше самого Ривена, а с ними бабища еще более жуткого вида, чем ее спутники, особой надежды не было.

Когда оборванцы скрылись из виду, подъехал серебристый «фольксваген пассат», за рулем которого был господин средних лет в кожаном пальто и вельветовой кепке, ни дать ни взять английский аристократ, объезжающий свои загородные владения. Карточка на лобовом стекле возвещала о том, что машина взята напрокат. Ривен помог прибывшему припарковаться и вновь занял позицию под деревом, а водитель, вместо того чтобы выйти из автомобиля, остался на месте и принялся искать что-то в своем ноутбуке. Минут пять он внимательно вглядывался в экран, потом закрыл компьютер и переложил его на заднее сиденье. Выбравшись из машины, он заметил Ривена и подошел к нему.

– Прошу прощения. Я задумался. – Он протянул парковщику купюру. – Спасибо.

– Не за что.

Вернувшись к машине, Альваро достал из багажника три больших чемодана и несессер от Луи Вуиттона.

– Это, конечно, не мое дело, но… Вы правда хотите оставить компьютер в машине? – спросил подошедший Ривен.

– Я как раз об этом думал. Мне надо отойти всего на несколько минут, и… Это ведь не очень хорошая идея, верно?

– Нет.

– Я слышал, что Севилья стала довольно опасным городом, но даже представить не мог насколько. Пожалуй, мне стоит воспользоваться вашим советом. Большое спасибо.

Зажав ноутбук под мышкой, Альваро безуспешно пытался справиться со своим багажом. Ливень набирал силу, и священник решил просить помощи у Ривена.

– Простите, что снова вас беспокою, но у меня, как выяснилось, слишком много вещей. Вы не поможете отнести их в дом? Это в нескольких метрах отсюда, на проспекте Менендес-и-Пелайо. Не бесплатно, разумеется.

– Десятку.

– Договорились, – в руках у парковщика оказалось несколько купюр.

«Англичанин» Ривену понравился, и потому он с готовностью подхватил его чемоданы, даже не подумав продолжать торг. Идти и вправду было недалеко, до роскошного подъезда с мраморной лестницей и позолоченными перилами. Пока они ждали лифт, Ривен с любопытством рассматривал пышное убранство первого этажа.

– Я здесь родился, представляете? Я не был в Севилье целых тридцать два года, с тех пор как умерли мои родители. По мне видно, не так ли?

Ривен смотрел на собеседника, ожидая продолжения.

– Вы тогда, наверное, были совсем маленьким… С тех пор многое изменилось, это вполне естественно, но есть вещи, которые меня по-настоящему беспокоят, и я хотел бы расспросить вас о них. Видите ли, я приехал из Италии, это тоже католическая страна, и рождественские традиции очень схожи. Там сейчас царит невообразимая кутерьма, все бегают по магазинам, покупают подарки, продукты для семейного ужина, на улицах повсюду огни, гирлянды. А этот город кажется совершенно пустым, и украшений нигде нет… Все будто вымерли.

Подъехал лифт.

– Я тоже заметил. Похоже, рекламщики в этом году не в ударе. А может, людям просто надоело изображать охренительно праздничное настроение.

Альваро, обескураженный тоном своего спутника, не стал продолжать разговор. Когда лифт остановился на нужном этаже, он вышел из кабины первым, а потом пропустил нового знакомого вперед, чтобы тот показал, куда идти. Длинный коридор поворачивал. За углом ждали четверо.

Ривен сразу узнал оборванцев, бросивших фургон на стоянке.

Нищие двинулись навстречу, сжимая рукояти кухонных ножей. Парковщик хотел предупредить старика, чтобы тот не вздумал биться за свои вещи, но вдруг сообразил, что это вовсе не ограбление.

Самый решительный из молодчиков, желтолицый тип со шрамом от трахеотомии, небрежно прикрытым замызганным шарфом, бросился на Альваро, отводя руку с ножом назад, чтобы усилить удар.

Ривен, не выпуская чемодана, свободной рукой схватил старика за плечо, отшвырнул его в сторону и с размаху впечатал в переносицу бандита подошву армейского ботинка. Тот упал навзничь, хрипя и хватаясь руками за горло, но проверять степень поражения противника было некогда. Ривен обрушил описавший в воздухе дугу чемодан сразу на двух головорезов, спешивших на помощь главарю. Один из них мгновенно рухнул на пол, другой потерял равновесие, так что парковщик сумел сбить его с ног, пнув ботинком в колено, а когда клиент упал, наступить каблуком на шею.

Нападавшие не отличались ни силой, ни ловкостью, но было видно, что они не остановятся, пока не добьются своего.

Женщина ринулась в атаку, размахивая ножом.

На вид бродяжке могло быть и тридцать, и сорок лет, несмотря на дикий холод, она была одета в спортивные штаны и футболку с коротким рукавом, а на поясе у нее болтался мерзкого вида букетик розмарина, веточки из которого хозяйка, должно быть, раздавала в обмен на милостыню.

Ривен швырнул в женщину чемодан и, воспользовавшись растерянностью нападавшей, вцепился ей в волосы, перехватил сжимавшую нож руку и заставил бродяжку вонзить лезвие самой себе в мягкий живот. Дважды. Он хотел ударить в третий раз, но подумал, что перепачкается кровью, и ограничился тем, что отбросил жуткую бабищу на пол, вышибив из нее дух ударом ноги в грудь.

Бледный как смерть Альваро застыл на месте, все еще держа чемоданы, и как завороженный глядел на последнего головореза, который приближался к нему. Ривен успел встать между ними и схватил убийцу за руку прежде, чем тот вытащил из кармана нож. Комплекция бродяги давала явное преимущество в рукопашной схватке, не говоря уж об очевидной готовности выполнить миссию.

И не таких видывали.

Первым делом Ривен рассек сопернику правую руку. Потом не глядя стремительно полоснул по лицу. Ткнул коленом в пах, чтобы сбить с ног. И для закрепления успеха надавил каблуком на затылок.

Проще простого.

Все было кончено.

Альваро по-прежнему не двигался с места, парализованный ужасом. Было видно, что старик пережил глубочайшее потрясение, но, как ни странно, он совершенно не казался удивленным. Словно ждал чего-то подобного. Наконец Альваро заговорил.

– Не знаю, как вас благодарить…

– Подождите пять минут, прежде чем звонить в полицию, дайте мне убраться подобру-поздорову, – оборвал его Ривен.

– Я не стану звонить в полицию.

– Тогда нам обоим следует убираться. Удивительно, как соседи до сих пор не сбежались. – Альваро направился к лифту, даже не подумав забрать багаж. – И чемоданы заберите, если не хотите, чтоб вас вычислили.

На затянутой дождевой сеткой улице было все так же мало машин, а прохожие и вовсе отсутствовали. Старик и парковщик, не сговариваясь, отыскали на стоянке «фольксваген», погрузили чемоданы в багажник, сели в автомобиль и тронулись с места.

Куда глаза глядят.

Альваро немного пришел в себя и с явной тревогой следил затем, как Ривен аккуратно вытирает окровавленные лезвия бумажной салфеткой.

Не проехав и пары километров, машина остановилась на светофоре.

– Позвольте спросить… Вы сегодня утром не очень заняты? – спросил Альваро.

– Нет. – Ривен закончил вытирать нож и спрятал его в карман. – С делами покончено.

– Очень хорошо. Видите ли, мне нужно наведаться в пригород, в Майрена-де-Алькор, но я, как вы уже знаете, не очень хорошо здесь ориентируюсь. Откровенно говоря, я сэкономил бы довольно много времени, если бы вы согласились отвезти меня туда.

– Полтинник.

– Замечательно, – обрадовался старик. – Вы столько для меня сделали, а я даже не представился. Меня зовут Альваро Тертулли… А вас? – Он протянул руку.

– Ривен.

5

На проспекте Канзас-Сити ветер и ливень рвали зонтики из рук редких прохожих, беспомощно озиравшихся в поисках такси или какого-нибудь укрытия.

Домохозяйки, рискнувшие сделать вылазку за покупками… Клерки, прижимавшие к груди портфели, содержимое которых было столь же никчемным и бесполезным, как и они сами… Изнывающие от скуки студенты, которым не хватало ума понять, что они зря тратят лучшие годы своей жизни… Пенсионеры, которые никогда не выходят на улицу без нелепых пластиковых пакетов и надеются обмануть смерть, изображая суету и спешку… Слепой со странной бессмысленной улыбкой, какая часто бывает у незрячих, опирающийся на крестообразный посох и покорно следующий за беззубым пареньком в потрепанной одежде.

Эта живописная пара – единственные, кто не прятался под зонтами, никуда не спешили и твердо следовали своей дорогой.

Когда они добрались до «Сторожевой башни», их одежда была настолько мокра, что они совершенно перестали обращать внимание на дождь. Полдень – время бойкой торговли, но в этот день супермаркет был почти пуст, если не считать стайки подростков у игральных автоматов и скучающих продавцов в отделе подарков, мимо которых слепец и поводырь, не останавливаясь, прошагали к лифту, чтобы подняться на крышу торгового центра.

Кровлю как раз ремонтировали, но работу пришлось остановить из-за дождя; струи воды бежали к водостокам между пакетами с песком и брошенными инструментами, обегая конструкцию из трех башенок, давшую название всему зданию. На крыше не было других людей, кроме двухметрового чернокожего священника с широченными плечами, несмотря на сутану и колоратку, больше походившего на охранника, чем на служителя культа. Поводырь подвел слепого ко входу в главную башенку и остался со священником, предоставив своему подопечному самостоятельно подняться по ступенькам.

Наверху слепца ждал епископ Сесар Магальянес.

То был сдержанный решительный человек на вид лет сорока… Однако стоило приглядеться повнимательнее и становилось ясно, что он из породы людей, для которых ни возраст, ни общественное положение не имеют решительно никакого значения. Что действительно важно, так это ум и воля. Железная сила характера, позволяющая таким личностям распространять свою власть далеко за пределы предусмотренных должностью полномочий.

В узких кругах епископа за глаза величали начальником службы безопасности Христа. Двойная крыша сторожевой башенки надежно укрывала от дождя, но не спасала от обжигающего ветра, продувавшего ее со всех четырех сторон, и клирику пришлось поднять воротник своего черного плаща одной длины с сутаной. Епископ мужественно противостоял непогоде. Незыблемый. Одинокий. Безразличный к слепому старику, что с трудом преодолевал ступеньки. Епископ окинул равнодушным взглядом лысину старика, по которой стекали вперемешку ручейки воды и пота, воспаленные веки незрячих глаз, желтый дождевик и дешевый свитер, покрытые коростой руки и крестообразную трость.

– Монсеньор.

– Амадор.

– Для простого солдата большая честь, когда генерал приглашает его в свой шатер. Когда полководцы приходят к костру гвардейцев.

– По-твоему, этот город стал полем битвы. – Епископ говорил звучным и глубоким голосом, с едва различимым португальским акцентом. – Однако тебе должно быть известно, что настоящие полководцы, как ты выразился, никогда не сражаются на переднем крае, да и не должны они этого делать. Передний край – моя прерогатива.

– И все равно это честь для меня.

– Легко же оказать тебе честь. До конца года остается шесть дней. Твои сородичи отыскали первый чемодан?

– Я, как только получил ваше послание, сразу отправил своих людей в церковь, где служил хранитель. Кто бы мог подумать, что у болвана-попа случится инфаркт и он прямо там помрет?

– У меня нет ни времени, ни желания слушать твои байки. На кону нечто большее, чем жизнь какого-то священника. Так вы добыли чемодан?

Только слепой мог выдержать пронзительный взгляд епископа и продолжать как ни в чем не бывало:

– Ребятам, конечно, пришлось убрать свидетелей и уйти из церкви. К счастью, наш информатор заодно сообщил адрес этого самого Дамасо. Кстати, вам удалось узнать, кто предоставил нам столь ценные сведения?

– Чемодан у тебя?

– Ну конечно. Он был в доме у попа. В кухне за буфетом. Похоже, кухня была его любимым местечком…

– Если только это не фальшивка… Информатор… После стольких лет найти Рукопись Бога… – в голосе епископа впервые послышалось нечто похожее на вол-пение. – После стольких ложных следов, возвращавших нас к началу лабиринта…

Ветер безжалостно хлестал двоих людей на крыше. Пронизывал холодом, не позволял расслышать сказанное, смущал сердца.

– Так я спросил… Вы узнали, кто присылал анонимки?

– Осталось четыре чемодана… И еще столько всего предстоит сделать… – продолжал епископ, следуя за своими мыслями. – Нет. Над этим трудятся лучшие эксперты Ордена. Но на сегодняшний день мы располагаем лишь скверными ксерокопиями писем, составленных из букв газетных заголовков. И никаких отпечатков пальцев, разумеется. И еще псевдоним: Велиал.

– Повелитель зла.

– Письма приходили в дешевых конвертах, такие продают в любой лавке канцтоваров. На них севиль-ские штампы, но это ровным счетом ничего не значит. Техника традиционная, но весьма эффективная. Эксперты из Рима настроены не слишком оптимистично.

– Однажды он совершит ошибку.

– Не совершит он никакой ошибки. Он сам обнаружит себя, когда придет время…

– Вот будет потеха, если кто-нибудь пожалует за моей душой, неважно, сверху или снизу, – хмыкнул слепой.

– Или когда… Нет. Он не станет пешкой в этой игре. Он сам игрок. Ему нужно, чтобы мы подчинялись его правилам, двигались в ритме, заданном его хронометром. Он наблюдает за происходящим на доске. Остается только надеяться, что он будет действовать заодно с нами. Перенос Рукописи в новое хранилище должен происходить в последние шесть дней года. Если мы не найдем пять чемоданов, в которые Тертулли по частям рассовал манускрипт, чтобы сбить нас со следа, нам никогда не вернуть утраченного.

– В последний раз, когда меня вызывали в Ватикан, члены Совета Ордена не посвятили меня в детали…

– Что вы сделали с племянником Тертулли? – перебил епископ.

Амадор ни капли не обиделся, только растянул губы в широкой улыбке, такой же слепой, как его глаза.

– Он приехал в Севилью сегодня утром. Мы как раз этим занимаемся. С него глаз не спускают. Об этом типе можете не волноваться.

– Я обо всех волнуюсь.

Под «всеми» он имел в виду не только своих людей, но и все человечество, судьба которого напрямую зависела от того, удастся ли ему выполнить свою миссию. В представлении епископа люди и события, словно нити, сплетались в огромный ковер, и он часто пускался распутывать его причудливые узоры, как иные принимаются разгадывать кроссворды, чтобы отвлечься от утомительных будней.

Амадор заговорил привычным подобострастным тоном, стараясь вновь привлечь внимание хозяина.

– Помните комиссара Арресьядо? Я видел его вчера. Он предупредил, что станет сотрудничать с нами, только если…

– Тебе полезно будет знать еще кое-что. В первом письме аноним не только пообещал нам выдать одного за другим всех хранителей. Пользуясь весьма витиеватым, аллегорическим языком, он дал понять, что существует некая третья сила, способная вмешаться и наши планы. Он не сказал, что это за сила и откуда она взялась… Но предсказания нашего анонима сбываются, в этом мы уже смогли убедиться… В том, что в этой игре есть и другие участники, сомневаться не приходится. И потому я хочу, чтобы ты сообщал мне обо всем, что увидишь или услышишь. Даже о сущей ерунде. Ясно?

Это было настолько ясно, что слепой не стал утруждать себя ответом.

Епископ вернулся к своей невидимой головоломке.

Ветер с дождем продолжали без всякой жалости терзать слабые человеческие тела. В отчаянных завываниях стихией слышались мрачные пророчества о судьбе города.

6

Оба чувствовали себя уютнее среди городских пейзажей. Деревня им явно не по нутру.

Послушно следуя указаниям Ривена, Альваро очень медленно вел машину по Малагскому шоссе и еще медленнее по дороге, ведущей к Майрена-де-Алькор. Мужественно борясь с дождевыми потоками… Время от времени затевая ничего не значащий разговор лишь для того, чтобы отвлечься от диких воспоминаний о случившемся на пороге отчего дома… Стараясь разглядеть дорогу сквозь мокрые стекла… Безуспешно пытаясь позабыть о разыгравшейся недавно кровавой драме… Убеждая себя, что предприятие, которое он затеял в компании своего молчаливого спасителя, не так уж и опасно… В надежде, что человек, которого он собирался повидать, объяснит что к чему…

Въехав в деревню, Альваро сильно сбавил скорость и принялся оглядываться по сторонам в поисках того, кто мог бы подсказать, где живет Дамасо, но на улицах не было ни души. Ни стариков в непромокаемых плащах, ни детишек, шлепающих по лужам, ни домохозяек под зонтиками, спешащих по домам, ни автомобилей, петляющих по узким улочкам, ни заплутавших туристов в поисках закусочной… Безлюдные площади, пустые школы, запертые лавки. Темные окна. Закрытые двери.

Никого.

Настоящая деревня призраков.

Трижды проехав селение из конца в конец, но так и не обнаружив дома священника, попутчики признали свое поражение и остановили машину около полицейского участка.

– Надеюсь, мы здесь хоть кого-нибудь застанем, – Альваро распахнул дверь со своей стороны, Ривен оставался на месте. – Вы не идете?

– Предпочитаю не заходить туда, где много людей в форме. По крайней мере, по собственной воле.

– Что ж, счастье, что я не надел сутану.

Альваро ни на чем не настаивал, а просто стоял под дождем, и Ривен, пожав плечами, вылез из машины.

На стук никто не ответил, но дверь оказалась не заперта; тусклые желтоватые лампочки под потолком едва освещали сумрачный коридор, стены украшали объявления, расписания дежурств и несколько снимков особо опасных баскских террористов, в компанию которых затесался психопат из Валенсии.

Свернув за угол, Ривен и Альваро обнаружили, что деревня не совсем необитаема.

За длинным столом с круглой лампой, телефоном, допотопной рацией и кипой бумаг сидел молодой полицейский, больше похожий на простого клерка, чем на блюстителя закона.

– Добрый вечер.

– Здравствуйте, – Альваро шагнул вперед, сняв кепку. – Извините за беспокойство… Дело в том, что на улице не у кого спросить и карта нигде не продавалась. Мы ищем улицу Кальварио-Альто. Точнее, мы ищем дом дона Дамасо Бербеля, настоятеля местной церкви. Вы наверняка его знаете.

Полицейский отложил отчет, над которым трудился, и нервно потянулся к телефону.

– Вы из севильской уголовной полиции?

– Нет.

– Родственники?

– Скажем так, я его старый друг. Приехал из Ватикана повидаться с ним. С Дамасо ничего не случилось?

– Позвольте ваши документы.

– Вам задали вопрос, – вмешался Ривен. – Со святым отцом все в порядке?

– Документы.

– Покажу, если нацепишь свою треуголку, – отозвался Ривен со зловещей улыбкой.

Полицейский смешался, не зная, как реагировать на грубость мрачного здоровяка, буравившего его далеко не дружелюбным взглядом, но Альваро разрядил обстановку, поспешно протянув свой паспорт.

– Вы уж извините нас, нам пришлось проделать большой путь, чтобы увидеться с Дамасо.

Полицейский потянулся было к телефону, но передумал и взял рацию.

– Антонио, соедини меня с лейтенантом Кордовой.

– Это важно?

– Здесь кое-кто спрашивает о доне Дамасо…

– Минутку…

Все трое хранили молчание, пока рация снова не ожила.

– Лейтенант Кордова слушает.

– Господин лейтенант, пришел некто Альваро Тертулли Ласо, и с ним еще один человек. Они приехали из Ватикана и хотели видеть святого отца. Задержать их до вашего возвращения?

– Я буду не скоро. Они рядом с тобой?

– Так точно.

– Попроси их подойти к нам.

Альваро кивнул.

– Они идут, господин лейтенант.

– Вас понял. Отбой.

– Вы все слышали. У лейтенанта нет времени. Отправляйтесь на Висо-де-Алькор. Это крайняя улица. Перед домом стоят наши машины.

– Спасибо, – поблагодарил Альваро, пряча документы в карман.

Когда посетители развернулись, чтобы уйти, полицейский окликнул Ривена.

– Между прочим, мы уже давно не носим треуголки.

– Вот поэтому вам документы никто и не показывает.

Пустое селение по-прежнему тонуло в пелене дождя. Альваро понадобилось всего несколько минут, чтобы добраться до Висо-де-Алькор и разыскать большой старый дом, у ворот которого стояли черный фургон, седан с государственными номерами и два внедорожника, выкрашенные в традиционный для полиции болотно-зеленый цвет.

Ривен и Альваро выбрались из автомобиля и подошли к подъезду. Полицейский, дежуривший в дверях, как видно, был в курсе и, увидев вновь прибывших, скрылся в доме.

Вскоре появился лейтенант. Судя по щегольской бородке и электронному ежедневнику, он принадлежал к новому поколению защитников правопорядка и не упускал случая это продемонстрировать.

– Добрый вечер. Я лейтенант Франсиско Кордова. Надеюсь, вам не составило труда нас найти.

– Добрый вечер. Альваро Тертулли. – На этот раз старик предпочел показать документы до того, как их спросят. – Сеньор Ривен работает на меня. Простите мою бесцеремонность, но все это, – Альваро махнул рукой в сторону полицейских машин, – подтверждает мои подозрения о том, что с Дамасо что-то случилось.

– Прежде чем вам ответить, я должен знать, какого рода отношения…

– Откровенно говоря, мы никогда не встречались. Только разговаривали по телефону. Исключительно по делу.

– Ясно. Дамасо Бербель был убит сегодня утром. Во время мессы.

– Боже милостивый… – Священник сопоставил это известие с событиями, о которых полицейские даже не подозревали, и тихо ужаснулся.

– Произошло чудовищное преступление. Это кошмар для всей деревни.

– Я себе такого даже представить не мог, думал, он заболел или что-то в этом роде.

– Кроме того, преступники проникли в дом. Сейчас там работают эксперты.

Чувствуя на себе пытливый взгляд лейтенанта, Альваро решил и дальше разыгрывать клирика-иностранца, застигнутого врасплох страшной новостью.

– Вы говорите, они проникли в дом… Видите ли, я собираю библиографию по одной теме… Собственно, причиной моего приезда были редкие документы, которые, как я полагаю, хранились у дона Дамасо. Вы не позволите мне их поискать?… Я тут же сообщу вам, если они пропали или пострадали.

– А они очень ценные? Мы как раз пытаемся найти мотив убийства и вторжения.

– Да нет, никакой особой ценности. Разве что с точки зрения филологии.

– Мне очень жаль, но я не могу вас пустить. Все вещи погибшего находятся в распоряжении следственного судьи. Позже вы сможете обратиться в суд или к родственникам.

– Понимаю. Но не могли бы вы хотя бы сказать мне… Насколько я знаю, документы хранились в старом коричневом чемодане с металлическими уголками. По размеру чуть больше стандартного портфеля.

– Нет. Никакого чемодана в доме не было. Вы уверены, что документы не имеют никакой ценности?

– Специалисты в нашей области не дали бы за них и евро. Не беспокойтесь из-за чемодана. Возможно, у меня просто устаревшие сведения.

Они еще немного побеседовали вполголоса.

Ривен настороженно прислушивался к разговору.

Альваро машинально отвечал на вопросы. Когда лейтенант Кордова попросил его оставить координаты, священник заявил, что еще не определился с отелем, и вручил полицейскому визитку с ватиканским телефоном, по которому можно было оставить сообщение.

Последние события быстро научили Альваро ловко перемешивать реальность и вымысел.

Визитка была настоящей, но указанного на ней номера давно не существовало.

Дамасо Бербель действительно хранил документы в чемодане, но ни за что на свете не стал бы их никуда перекладывать, поскольку давал клятву не открывать чемодан ни при каких обстоятельствах.

Старик Эфрен каким-то непостижимым образом догадался об опасности, грозящей хранителям, за сорок восемь часов до расправы с Дамасо.

Пока лейтенант задавал дежурные вопросы и получал дежурные ответы, Альваро раздумывал, о чем расспросить Эфрена, если представится возможность.

Хотя в глубине души ему до смерти хотелось еще раз увидеть голые ключицы спящей Алехи.