Текст книги "Питер Джексон и создание Средиземья. Все, что вы можете себе представить"

Доминик Монахэн стал первым из актеров фильма, у которого я взял интервью. Летом 2001 года он с удовольствием общался с прессой в Лондоне, щеголяя в драных джинсах и потертой футболке и дополняя свой образ стильными кожаными браслетами на руках. Он рассказывал истории о съемках, которые изменили его жизнь, и утверждал, что участие в проекте помогло ему «претворить мечту в жизнь». Он был вовсе не похож на Мерри.

Он родился в Берлине в английской семье, которая вскоре переехала в Стокпорт – крупный город в Большом Манчестере. Там он был как рыба в воде: манкунианец до мозга костей, он гордился своей простотой и всем сердцем болел за «Юнайтед». Желание играть на сцене привело его в местный театр, где он обзавелся агентом. Когда в 23 года Монахэн пришел на пробы, его было не назвать неопытным юнцом: он четыре года играл надежного напарника главной героини в детективном сериале «Расследования Хетти Уэйнтропп».

Когда осторожный директор по кастингу Джон Хаббард заговорил с ним о «Властелине колец», Монахэн играл скинхеда в одной из лондонских постановок. Хаббард руководил подбором актеров в Лондоне вместе со своей женой Рос, и Монахэн пришел прослушиваться на роль Фродо. Кастинг стал для Джексона настоящей одиссеей, в которой он не раз находил нужных людей в разгар проб на другие роли. Ордески вспоминает, что Орландо Блум тоже начал с Фродо, но все остальные, включая самого Блума, утверждают, что для него первыми стали пробы на роль Фарамира.

«Атмосфера была довольно расслабленная, и мне показалось, что все прошло хорошо», – рассказывал Монахэн во время нашего интервью. Когда раздался судьбоносный звонок, он был во Франции, где работал над военной драмой «Монсеньор Ренар». «Агент сказал, что меня рассматривают на роль Мерри и мне, возможно, придется через пару дней отправиться в Лос-Анджелес или в Новую Зеландию, чтобы встретиться с Питером Джексоном».

Не успел он свыкнуться с этой мыслью, как агент позвонил снова. Повода для волнений больше не было – его уже утвердили на роль. Решение приняли довольно поздно. Монахэн успел лишь на неделю заехать в Англию, а затем улетел в Новую Зеландию.

«Это был один из тех моментов, когда прекрасно понимаешь, что в твоей жизни происходит резкий поворот».

В его представлении Мерри напоминал старшего брата, которому изрядно докучали проделки Пиппина: он был умнее, серьезнее, но понятия не имел, что их всех ждет. Роль предполагала трансформацию героя. В конце концов Мерри отправляется на войну. «Ни один хоббит еще не участвовал в войне», – подчеркнул Монахэн, когда мы стали прощаться.

Билли Бойду был тридцать один год. Он стал самым старшим из квартета актеров, хотя Пиппин считался младшим из хоббитов. Заметить это было невозможно: Бойд играл с наивной непосредственностью – напустив серьезность, его Пиппин, не отдавая себе отчета, шел на огромный риск. Пиппин стал героем тех зрителей, которые отчаянно пытались проследить за всеми нитями эпического толкиновского полотна. Однако к третьему фильму от наивности Пиппина не осталось и следа.

Бойд родился в районе Истерхауз в Глазго, и его мягкий акцент звучал даже в певческом голосе, который не преминул использовать Джексон. Актер сам написал песню «Наместник Гондора», которую печально исполняет в «Возвращении короля». Прежде чем стать актером, он работал переплетчиком (и даже переплетал «Властелина колец») и некоторое время болтался, как он шутит, на Флорида-Кис, а затем вернулся в Глазго и поступил в Королевскую шотландскую академию музыки и драмы, то есть в самую настоящую консерваторию.

На его счету было всего несколько ролей в телесериалах и низкобюджетных фильмах, и на пробах по просьбе Хаббардов он читал и за Мерри, и за Пиппина. Видеокассета с его прослушиванием была отправлена в Новую Зеландию. Месяц спустя Джексон и Уолш прилетели в Лондон и пригласили Бойда попробоваться на роль Пиппина. Джексон предложил ему исполнить импровизированную сцену: «Скажем, Мерри и Пиппин подсматривают за Фродо, сидя возле его окна, и видят Кольцо».

В результате Бойда первым из хоббитов утвердили на роль. Джексону понравилось, что его акцент может внести разнообразие в картину. Он также подозревал, что его полюбят зрители. Бойд был первоклассным юмористом, но при этом умел тонко чувствовать. Он был очень искренним человеком. При поиске актеров и актрис на роли Джексон оценивал не только их мастерство, но и их темперамент. Вдруг они не впишутся в его стиль работы?

И шотландцы, и новозеландцы подозревают, что актерство и кинематограф – дело не слишком серьезное.

Пока Бойд был на театральном мастер-классе в Эдинбурге, его агент оставила ему сообщение, в котором попросила ей перезвонить. В перерыве Бойд нашел таксофон и вскоре услышал знакомый голос агента, которым она произнесла совершенно незнакомые слова: «Угадай, кто играет Пиппина во «Властелине колец»?»

Остаток дня Бойд без конца перезванивал ей, чтобы проверить, не изменилось ли что-нибудь. В конце концов она посоветовала ему прилечь.

Как и было предопределено сценарием, Бойд и Монахэн крепко сдружились. Все произошло само собой: им нравились одни и те же вещи, у них было сходное чувство юмора, они постоянно подначивали друг друга. Искусство и жизнь прекрасно дополняли друг друга. В день знакомства Бойд и Монахэн отправились в Веллингтон выпить кофе. Даже тогда в этом городе было больше кофеен на душу населения, чем в любой другом месте мира.

«Мы рассказывали друг другу о себе, – вспоминал Монахэн, – и описывали, чем занимались раньше». Мерри и Пиппин сидели и болтали, как двое старых приятелей.

Но Фродо и Сэма еще только предстояло найти.

Если следовать букве книги, в истории Фродо нет классического киношного героизма. Он очень часто оказывается в опасных ситуациях. Его окружает аура мученичества. Он несет невероятную ношу, которая постепенно подчиняет его, как вампир. В нем нет ни капли иронии, и важно было не сделать из него святошу. «Его также очень сложно представить, – подчеркивает Джексон, который немало времени ломал голову над этим образом. – И все становится лишь сложнее, когда вспоминаешь, что в книге Толкин сделал его рассказчиком».

В попытке вдохнуть жизнь в образ Фродо при работе над двухчастным сценарием Джексон и Уолш написали достаточно длинную сцену на Кресле Зрения, которое перенесли с Амон Хена на Эмин Муил. Там Фродо видит, как Гэндальф сражается с Саруманом, а затем за спиной у злого колдуна появляется назгул на крылатой твари, который огромной булавой сталкивает Сарумана с вершины Ортханка. Понимая, что Гэндальфа вот-вот постигнет та же участь, Фродо надевает Кольцо, вступает в Сумеречный мир и выдает себя Саурону. Крылатая тварь бросается к Креслу Зрения, где сражается с Фродо и Сэмом. В конце концов Фродо пронзает Жалом ее сердце.

Хотя сцена получилась захватывающей, от нее, как и от многих других модификаций, решено было отказаться, поскольку она предполагала слишком сильное отступление от текста Толкина. Смелость Фродо нужно было показать в психологическом ключе. Именно поэтому найти актера на эту роль оказалось особенно сложно.

Кроме того, Джексон обнаружил, что представить Сэма, не зная лица Фродо, почти невозможно.

Он настаивал, что частица их внутреннего героизма – пресловутой «фродовости» и «сэмовости» – станет очевидна, когда нужные актеры придут на пробы. И сыграть этих героев должны были британцы – в этом вопросе Джексон был непреклонен. Он смотрел кассету за кассетой, проводил встречу за встречей, но не видел ни в одном актере ни Фродо, ни Сэма. Он даже усомнился, не слишком ли он зациклился на своих требованиях, не слишком ли критично подошел к подбору актеров на две главные роли в фильмах.

«Мы прослушали двести с лишним человек – мы проводили пробы в Англии, в Лос-Анджелесе, Австралии, Новой Зеландии, везде и всюду. Мы лично повстречались с двумястами людей со всего света, и ни один из них нам не подошел».

Но были и хорошие новости. Им удалось найти Хоббитон – дом Фродо, то есть самое сердце фильма. Он расположился на овечьей ферме в двух часах езды от Окленда.

* * *

В сентябрьское воскресенье 1998 года регбийная команда Уаикато играла против Окленда в матче «Щита Рэнферли». «Это были не «Олл Блэкс»! – ворчит Иэн Александер. – Вечно все твердят, что это были «Олл Блэкс»». Он качает головой, словно эта простая ошибка, бесконечно повторяемая журналистами, показывает, какой безумной стала его тихая фермерская жизнь среди зеленых пастбищ региона Уаикато неподалеку от Матаматы на Северном острове. Александер смотрел игру, напряженный региональный плей-офф, как вдруг в дверь позвонили. Жена была занята, поэтому он сам, ворча, открыл дверь и увидел на пороге незнакомца.

«Здравствуйте! Меня зовут Дэвид Камер, – сказал тот. – Я ищу натуру для съемок картины по книге Дж. Р. Р. Толкина «Властелин колец». Ваша ферма может идеально подойти для одной из главных локаций фильма».

Александеру это ни о чем не говорило.

Раздраженный, что его побеспокоили, он решил, что этот мистер Камер пришел ему что-нибудь продать, а потому едва не захлопнул дверь у него перед носом. Вспоминая об этом, он виновато улыбается. Все могло бы сложиться иначе, если бы жена Александера не услышала слова «Властелин колец» и не вмешалась в разговор. Она знала и любила книгу. Отправив озадаченного мужа обратно к телевизору, она выслушала Камера. Так миссис Александер стала одним из многих эмиссаров судьбы, которые прячутся на задворках этой истории. Будь Александер один, он бы и слушать ничего не стал о Хоббитоне, который пришлось бы снимать в другом месте, из-за чего фильмы многое бы потеряли.

«Я так его и не прочитал», – ухмыляется Александер, потягивая эль из Южной чети в таверне «Зеленый дракон».

Я встретился с поразительно приземленным Александером и его более практичным старшим сыном Расселом, который руководит сохраненным Хоббитоном, ставшим одной из главных достопримечательностей Новой Зеландии. Как бы странно это ни звучало, я пообедал с ними в «Зеленом драконе». На самом деле это роскошно отделанная копия знаменитой таверны Хоббитона, где стоят вручную сделанные кожаные кресла и трещит огонь в камине, но при этом все обычного размера – для людей. Там подают особые сорта пива из Южной чети (у таверны стоит целая пирамида бочек).

Расселу не пришлось уговаривать отца или подливать ему эля, чтобы тот в очередной раз рассказал свою любимую историю.

Мне также повезло исследовать Южный остров на вертолете в прекрасной компании покойного мистера Камера, который показывал мне многочисленные холмы, утесы, каменистые равнины и ледниковые террасы, куда не добраться никому, кроме отважных скалолазов, если только ты не летишь на одном из киношных вертолетов. Камер помнил все места, где снимали Средиземье. Они навсегда остались в его памяти. Он также показал мне округлую вершину Снежной фермы Уайорау неподалеку от Отаго, где Роланд Эммерих снимал картину «10 000 лет до нашей эры» – один из многих фильмов, создатели которых обратили внимание на пейзажи Новой Зеландии, увидев на экране Средиземье. Увлеченный своим делом, но непостижимый Камер вырос в Данидине на Южном острове и не только искал натуру для съемок, но и работал проводником и фотографом среди зеленых гор Фьордленда. В нем было что-то от одинокого рейнджера – он легко читал местность, но в компании неизменно замыкался в себе.

Камер прекрасно знал книгу. Когда специалист по подбору натуры Ричард Шарки включил его в команду скаутов, собранную для осмотра целого ряда возможных локаций для съемок, Камер сказал, что у него был наготове «целый ряд местечек», которые ждали этого момента. Удаленные, нетронутые, неземные уголки, преисполненные величия, вполне могли стать Ступенями Димрилла, Амон Хеном и Андуином. Камер знал, где искать Средиземье.

«Что могло быть приятнее?» – сказал он, когда под нами лоскутным одеялом раскинулся Куинстаун.

Но было одно исключение. Ни разу в своих странствиях Камер не видел Хоббитона. Толкин описал его слишком точно, сделав почти идеальным. Невысокий холм с огромным дубом, запруда у мельницы, поле с праздничным деревом – все это было отражением вустерского детства Толкина. Именно ради этой идиллии Фродо вынес свою ношу. Писатель даже снабдил свой текст акварельной иллюстрацией. Но не стоило и думать о том, чтобы создать Хоббитон на компьютере. Именно здесь начинался их фильм – именно здесь они должны были показать «целостность» мира Толкина.

«Фродо не пытается спасти мир, – поясняет Ордески, – он пытается спасти Шир. А Шир – часть мира».

Камеру показалось, что он нашел «сносную» локацию в другой области Северного острова, но чутье подсказало ему еще раз облететь на самолете зеленые холмы возле Матаматы. Скругленные ледниками холмы Новой Зеландии более всего напоминали английский пейзаж. Внимание Камера привлек небольшой яйцеобразный холм, покрытый изумрудной травой, у подножия которого блестело небольшое озеро. И как только он раньше его не заметил? Он попросил пилота подлететь ближе, и сердце замерло у него в груди. На берегу озера стояла величественная, хоть и корявая сосна, а рядом с ней раскинулась небольшая поляна, окаймленная кустами. Он нашел праздничное дерево. Местность была довольно холмистой, и рядом не было ни единого рукотворного объекта, за исключением одинокого сенного амбара. Не было ни дорог, ни домов, ни линий электропередач – ничего. Случилось чудо.

Едва приземлившись, Камер отправился на ферму, где постучал в дверь Александера. Не успел тот и глазом моргнуть, как по его угодьям уже покатилась целая вереница внедорожников, напоминающая президентский кортеж. Сидевшие в них люди – Джексон и команда художников – готовы были обшарить каждый из пятисот гектаров фермы в поисках своей земли обетованной. Режиссер вспоминает, как все удивились, когда вышли из машин. Им нужно было лишь добавить яркие двери да печные трубы, а еще, пожалуй, раскидистый дуб – и перед ними оказался бы зеленый, уютный Бэг-Энд Джона Хоува, который так полюбился Джексону.

Алан Ли и Хоув тоже были в кортеже. Увиденное поразило их не меньше остальных, а возможно, даже больше, ведь они никогда не видели свои рисунки, воплощенные в реальности. Может, они прошли сквозь какой-то портал? Может, нашли в шкафу настоящую сказку?

«Мы прилетели в Гамильтон, – вспоминает Хоув. – Там мы встретились с этим фермером, проехали через несколько ворот и поднялись на холм над Бэг-Эндом. Все было идеально. Мы тотчас уселись и принялись рисовать. Сюда можно было поместить одно, туда – другое… Это был один из тех волшебных моментов, когда стало сразу понятно, что мы попали в точку».

Девственные пейзажи Новой Зеландии стали истинным воплощением удивительного мира Толкина, но лишь одинокий Эдорас на Южном острове смог в итоге сравниться с этой безмятежной овечьей фермой по точности совпадения с тем образом, который однажды родился в голове давно покойного оксфордского профессора. Увидев это место впервые, залитое солнцем, кинематографисты словно прикоснулись к иной реальности.

Средиземье перестало быть гипотетическим.

«Тогда мы поняли, что куча совершенных случайностей привела к тому, что этот фильм стали снимать в самой что ни на есть подходящей стране», – говорит Хоув.

Само собой, им пора было приниматься за работу. Первым делом они должны были заключить с Александером, который теперь смотрел на них с любопытством, договор о временной аренде земель. Не в последний раз Джексон убедил правительство предоставить им помощь. Силами новозеландских солдат была построена полуторакилометровая дорога для транспортировки материалов, камер и хоббитов на съемочную площадку. Солдаты также помогли им благоустроить территорию.

Под чутким руководством художника-постановщика Дэна Хенны работа над Хоббитоном началась за год до начала съемок с посадки кукурузы и подсолнухов, оформления барбарисовых изгородей и возделывания маленьких хоббитских наделов. Затем норы хоббитов обзавелись дверьми, была построена мельница в Байуотере, каменный мост и таверна «Зеленый дракон». Планировалось, что съемки здесь начнутся осенью 1999 года (но в итоге их отложили до начала 2000 года), и Джексон рассчитывал к тому времени увидеть «хорошо обжитую местность». Режиссер требовал полной аутентичности – ему нужны были и кукурузные поля, и видавшие виды ворота. Старый дуб над Бэг-Эндом собрали из пронумерованных фрагментов настоящего дуба и пластиковых листьев из Тайваня весом 26 тонн. И все это ради девяти дней съемок и нескольких недель работы вспомогательной операторской группы.

Когда Вуд впервые оказался в залитом солнцем Хоббитоне, он понял, что никогда в жизни не видел настолько правдоподобных декораций. Пчелы перелетали с цветка на цветок, не зная, что оставляют след в истории кино. В долине сложилась своя экосистема. «Все было по-настоящему. Все было как на ладони. Из труб шел дым. И конца-края этому не было видно. Повсюду были холмы. Именно таким это место описывалось в книгах. Таким его изображали на рисунках. Бэг-Энд под сенью огромного дерева. У нас мурашки бежали по коже. Мы восхищались реальностью мира, который сами же создавали».

Вуд отпраздновал в Хоббитоне девятнадцатый день рождения.

Когда в 2009 году они вернулись, чтобы перестроить Хоббитон для «Хоббита», предприимчивый Рассел Александер договорился с Джексоном об использовании долговечных материалов, чтобы сердце Шира впоследствии стало туристической достопримечательностью. Сегодня можно пройтись по Бэгшот-роу, где живет Сэм, и посмотреть на зеленую дверь Бэг-Энда или любой из других тридцати семи хоббитских нор либо «глазами Гэндальфа» (с высоты человеческого роста, увидев все маленьким) или «глазами Бильбо» (с высоты роста хоббита, увидев все большим), пока команда постоянных Сэмов Гэмджи будет ухаживать за горшечными цветами и овощными грядками.

За дверью Бэг-Энда лишь деревянные подпорки да садовые инструменты, спрятанные от посетителей. Интерьеры разных масштабов были созданы в звуковых павильонах в Веллингтоне.

Рассел сказал мне, что фанаты нередко утирают слезу, когда проходят по дороге Гэндальфа, где Фродо однажды заговорил со старым волшебником, и впервые оказываются в Хоббитоне.

* * *

На роль Бильбо Бэггинса, старого хоббитонского холостяка, который волею случая стал хозяином Кольца Всевластья, Джексон рассматривал лишь одного актера. Первыми в его списке шли два имени – сэр Иэн Холм на роль Бильбо и Кейт Бланшетт на роль Галадриэль, – и в итоге он получил обоих.

Само собой, Холм был ветераном кино и театра. Джексону он полюбился еще в «Чужом» и «Бразилии». Он также был невысок – всего 167 сантиметров ростом – и всем своим видом напоминал хоббита. Бланшетт, в свою очередь, была похожа на эльфийку. Не стоит удивляться, что невысокими были все актеры-хоббиты: рост Вуда и Бойда – 167 см, а Эстина и Монахэна – 170 см. Важно также, что Холм блестяще исполнил роль постепенно сходящего с ума Фродо в радиосериале 1981 года.

Холм родился и вырос в психиатрической больнице Эссекса, где его отец работал врачом, но сам утверждает, что это не повлияло на его решение стать актером. Как и другой рыцарь, сэр Иэн Маккеллен, он получил классическую театральную подготовку. Он сыграл немало из Шекспира и запомнился ролями мрачных эксцентриков в таких фильмах, как «Огненные колесницы», «Большая ночь», «Пятый элемент» и «Из ада». Играя, Холм всегда сохранял независимость. В нем чувствовалась такая лихость, что не возникало вопросов, почему он целых три раза вживался в образ Наполеона.

Его «калейдоскопический» подход к своему ремеслу прекрасно сочетался с непринужденной режиссерской манерой Джексона. Холм умел при каждом дубле подавать свои реплики по-разному, меняя выражение лица. «Просто скажите, что вы хотите увидеть», – говорил он, прежде чем приступать к сцене, часто приводя в замешательство других актеров.

Режиссер частенько рассказывает историю о том, как британец начал свою торжественную праздничную речь – «Мои дорогие Бэггинсы и Боффинсы…» – как вдруг позади него вспыхнул пенопластовый торт, украшенный сто одной свечой. Холм заметил, что массовка хоббитов отвлеклась, встревоженная пламенем. Проследив за их взглядами, он увидел, что произошло, но не вышел из роли. Он просто посмотрел на пылающий торт, поднял брови и продолжил как ни в чем не бывало. Дубль оказался блестящим, хоть и непригодным к использованию.

Холм не ожидал, что для него процесс создания Средиземья на экране окажется таким приятным и увлекательным, хотя за два месяца съемок он ни разу не побывал в Хоббитоне, работая исключительно в звуковых павильонах. Его удивил и «чудаческий нонконформизм» Джексона. Холму казалось, что режиссеру не терпится присоединиться к актерам.

Джексона часто спрашивали, какой из героев ему ближе всего, и он неизменно выбирал Бильбо, хотя упрямство и своеобразное чувство юмора скорее делает его похожим на Гимли. «[Бильбо] сидит дома, развалившись и потягивая эль. Бильбо явно ближе мне, чем Фродо. Фродо проходит огромный путь и становится таким отчужденным, что мне сложно даже осмыслить, что он испытал».

Тем утром, когда в его лондонский отель доставили странную видеокассету от «паренька из «Флиппера»» («Я знал Элайджу только по «Флипперу»», – признает режиссер), Джексон изменил свое отношение к американцам. «Как только он вошел к нам, я понял: передо мной стоял идеальный Фродо».

«Услышав об Элайдже, я подумала, что они сошли с ума, – рассказывает Бойенс. – Я не могла в это поверить. А потом я посмотрела его пробы и подумала: «Ага, понятно. Теперь мне все ясно»».

«О, эти удивительные, дарованные Богом глаза! – воскликнул Холм, когда его спросили о партнере по фильму. – Это чудесная, добродушная натура! Фродо Элайджи стал ярким светом во мраке отчаяния и войны».

Дарованные Богом голубые глаза, точеные скулы и славный характер сделали Вуда идеальной юной звездой. Он источал невинность, но при этом был в контакте со странной энергией. Стоило ему чуть шире улыбнуться, чуть задержать взгляд – и ангельские черты заострялись, становясь мрачнее. Он родился в Айове, в городе Сидар-Рапидс. Его судьба определилась в тот час, когда мать привела прекрасного Элайджу в модельный бизнес, что помогло ему получить первые роли. Он сыграл несколько хороших ролей, когда ему не исполнилось и шестнадцати: за камео в первом из двух сиквелов «Назад в будущее» последовали заметные роли в «Авалоне», «Рае» и «Хорошем сыне», а затем и заглавная роль в «Норте». В тот же год, когда вышел «Факультет», он появился в обласканной критиками картине Энга Ли «Ледяной ветер», постепенно избавляясь от ярлыков, которые навесили на него в детстве. А еще в 1996 году он сыграл в ремейке «Флиппера».

Наконец встретившись с Джексоном, Вуд не подозревал, что стал одной из последних надежд режиссера. Джексон также пригласил на пробы Джейка Джилленхола, но звезда «Зодиака» признает, что его прослушивание было катастрофой. Ему не сообщили о необходимости британского акцента, поэтому в его исполнении Фродо вышел настоящим калифорнийцем. «Уволь своего агента», – посоветовал ему Джексон.

Читая те же реплики с нарочитым британским акцентом, Вуд понимал, что лучше ему не справиться. И все же через несколько долгих месяцев агент позвонил ему и сказал не отходить от телефона, потому что с ним вот-вот должны связаться. Джексону нужно было посоветоваться с «New Line» (там были настроены достаточно положительно, ведь Вуд успел заработать себе репутацию) и, возможно, еще раз оценить варианты (речь ведь шла о Фродо).

Повесив трубку, Вуд остался на месте. Его желудок выписывал сальто, как барабан стиральной машины. Когда телефон зазвонил снова, Вуд даже вздрогнул.

Давняя ассистентка Джексона Джен Бленкин говорила с легким новозеландским акцентом. Казалось, это был рутинный деловой звонок – и ничего более. «Не кладите трубку, с вами хочет поговорить Питер Джексон».

Последовала пауза, в течение которой помехи через тысячи километров упорно шептали на ухо Вуду сомнения, но в конце концов в трубке раздался приветливый голос Джексона: «Привет, Элайджа! Я хотел спросить, сможешь ли ты приехать сюда, чтобы сыграть роль Фродо?»

«И вопрос был решен».

Восьмого июля 1999 года «New Line» официально объявила, что Элайджа Вуд утвержден на роль Фродо Бэггинса. И выбор казался очевидным.

Вспоминая тот миг, Вуд рассказывает, как мимолетность телефонного звонка с другой стороны Тихого океана потонула в восторге (он даже повизгивал от радости). Он понял, что никогда не будет прежним. Ему было всего восемнадцать, и он получил роль всей жизни. Ему предстояло нести этот крест на протяжении трех фильмов, и он впервые должен был покинуть родной дом и на двадцать месяцев отправиться в Новую Зеландию. Это был лишь второй фильм, на съемочной площадке которого он должен был оказаться один, без мамы.

«Я понимал, что был в том возрасте, когда люди обычно идут учиться в колледж или университет, и по времени съемки должны были занять примерно такой же период моей жизни. В процессе съемок я не раз думал об этом. Это был мой период становления. Я впервые жил самостоятельно. Мне многое пришлось попробовать впервые, и я очень вырос, поэтому всякий раз, размышляя о фильмах, я размышляю об их роли в моей жизни. В Средиземье я из мальчика превратился в мужчину».

Давно бытует мнение, что истинный герой «Властелина колец» не Фродо, а Сэм – его верный друг, спутник, слуга, телохранитель, напарник, повар и бывший садовник. Что на самом деле в книге рассказывается история Сэма. Он в большей степени, чем другие герои, становится глазами, ушами и даже волосатыми ногами зрителей. Он обычный хоббит, оказавшийся в необычных обстоятельствах.

Мученичество Фродо остается за пределами нашего понимания.

Сыгравший Сэма Эстин написал мемуары. Книга вышла на удивление искренней: в ней рассказывается история о невероятной жизни, которую омрачала лишь неуверенность. Эстин называет себя «неисправимым паникером». Джексон с улыбкой вспоминает, что на площадке Шон постоянно заботился о технике безопасности.

По иронии судьбы именно перестраховщики получают по голове эльфийским ткацким станом. Во время съемок сцены в Ривенделле ветер перевернул инструмент, и Эстин получил увесистую затрещину. Он настоял на проведении компьютерной томографии. Все оказалось в порядке, и Джексон замечает, что «в некотором отношении это было даже забавно». Эстин больше всех разволновался, когда при съемках сцен, в которых Фродо, Сэм и Голлум идут по призрачным лесам Итилиэна, членам съемочной группы посоветовали надеть каски, чтобы защититься от падающих шишек. Актерам каски были не положены (все эти дополнительные риски были прописаны в их контрактах). В дополнительных материалах на DVD в подробностях показывается, как бедный Эстин поранил ногу, выбираясь из воды при съемках сцены бегства Сэма и Фродо в конце «Братства Кольца». На берегу валялась какая-то штука, которая проткнула его накладную ногу и впилась в настоящую, из-за чего актера пришлось на вертолете доставить в больницу.

Эстина поражало неизменное благодушие Вуда. Казалось, ему все было нипочем. При съемках сцены с Водным Стражем Вуд был за ногу привязан на веревке к подъемному крану, который поворачивался из стороны в сторону, чтобы симулировать движения чудовищного щупальца. «Он был как кошка – его невозможно было травмировать».

Вуд даже немного напоминал Бастера Китона.

Может, Эстин и казался паникером, но у него было большое, доброе сердце, и он прекрасно подходил на роль верного Сэма. Актер и персонаж дополняли друг друга.

Но сначала ему нужно было получить эту роль.

Не читавший книг Эстин не испытывал к ним того уважения, которое чувствовали другие актеры. При этом он понимал, как все устроено в Голливуде, а потому был гораздо больше впечатлен тем фактом, что фильм финансировала «New Line», «которая не бросала деньги на ветер». Он был достаточно умен, чтобы понять, что это громкий проект – возможно, даже самый громкий в его карьере. Кроме того, планировалась целая трилогия, а это предполагало длительную занятость. К тому же Эстин единственный из актеров, не считая новозеландцев, встречался с Джексоном раньше. Его отчим, Джон Эстин, сыграл в «Страшилах» самого веселого из жутких призраков, Судью, и познакомил пасынка с режиссером на американской премьере. Именно Эстин-старший устроил сыну прослушивание.

Карьера Эстина как раз зашла в тупик. «Пробы сменяли друг друга, но я уже потерял веру», – признается он. Он родился в Голливуде. Его матерью была актриса Патти Дьюк, и он носил фамилию отчима-актера, который его вырастил, а не биологического отца, музыкального промоутера Майкла Телла. В школе искусств «Кроссроудс» он учился у знаменитой наставницы Стеллы Адлер. Он играл не по системе Станиславского, но умел вживаться в роль, словно вдыхая в себя образ Сэма. Как и Вуд, он стал звездой еще в детстве. В девять лет он вместе с матерью играл на телевидении, а в двенадцать стал одним из «Балбесов». За этим последовала череда запоминающихся ролей в картинах «Плыви по течению», «Мемфисская красотка», «Игрушечные солдатики» и «Мужество в бою», но актерство так и не стало приносить ему постоянного дохода.

Он понимает, что слишком невысок и коренаст, чтобы играть главные роли (но прекрасно подходит на роль одного из главных хоббитов). Он признает, что лишен звездной привлекательности Вуда. Кроме того, он рано женился и отказался от голливудских кутежей, чтобы помогать с воспитанием дочери. Он также мечтал однажды занять кресло режиссера.

Познакомившись с ним на премьере «Страшил», Джексон и Уолш отметили его игру в фильме «Руди», популярной истории о преодолении всех преград, речь в которой шла о «последнем парне со скамейки», который стал звездой американского футбола.

Накануне первого прослушивания Эстину по факсу прислали четыре-пять страниц эссе о языке Толкина, а также несколько реплик Сэма, включая момент, когда Гэндальф ловит его за подслушиванием, и важный монолог в той сцене, где он считает, что Фродо погиб от укуса паучихи Шелоб. «Прошу, не оставляйте меня здесь одного…»

Разглядев в Сэме настоящего работягу, он выбрал акцент кокни, надеясь на большее сходство с Майклом Кейном, чем с Диком Ван Дайком. Ассистент Берроуз записал его пробы на видео, чтобы отправить пленку Джексону.

Невыносимое ожидание, которое последовало за вполне сносным прослушиванием – Берроуз заверила его, что все прошло хорошо, – омрачилось, когда безжалостная Мириш сообщила ему, что Джексон также рассматривает на роль английского актера, который был, как осторожно выразился Эстин, «от природы посолиднее» него. На британских пробах всплыло имя ланкаширского комика Джонни Вегаса, который даже встретился с Джексоном, но произвел на режиссера не лучшее впечатление, чем Джилленхол. Накануне вечером в разгар его стендапа сломался микрофон, поэтому на пробы он пришел охрипшим и кое-как прочитал сцену столкновения с Шелоб, пока Джексон в отчаянии закрыл рукой глаза.