Текст книги "Битая карта"

4
Намеки

– Нельзя допустить, чтобы это попало в газеты, – сказал старший суперинтендант Уотсон. – Пока у нас есть такая возможность.

– Вы правы, сэр, – сказал Лодердейл.

Ребус молчал. Разговор шел не о Грегоре Джеке – они обсуждали подозреваемого по делу об утопленнице, найденной на берегу Уотер-оф-Лита. Тот сейчас находился в комнате для допросов, где с ним под магнитофонную запись разговаривали двое полицейских. Он сотрудничал со следствием. То есть ничего толком не говорил.

– В конечном счете может оказаться, что он ни при чем.

– Да, сэр.

В комнате стоял сильный утренний запах мяты, и, может быть, именно потому старший инспектор Лодердейл выглядел еще более воинственно, чем обычно. Стоило Уотсону отвернуться, как Лодердейл брезгливо морщил нос. Ребус вдруг даже проникся сочувствием к старшему суперинтенданту – сочувствием того рода, какое он испытывал к национальной сборной Шотландии, когда та терпела поражение от никому не неизвестной команды третьего мира.

– Возможно, просто расхвастался в пабе. Он был пьян. Знаете, как это бывает.

– Именно, сэр.

– И все равно…

И все равно они допрашивали этого человека, который в литском баре всем встречным и поперечным рассказывал, что это он сбросил в воду тело, которое нашли под Дин-Бриджем.

«Да это я ее того! Понял? Не веришь, что ли? Я! Я! Я ее того. И мало ей – она еще не то заслужила. Всех бы их!..»

Но о его болтовне сообщила в полицию благочестивая барменша, которой в следующем месяце должно было исполниться девятнадцать, и в баре она никогда раньше не работала.

Мало ей, она еще не то заслужила… всех бы их… Когда приехала полиция, он угомонился, сник и стоял в углу у стены с опущенной головой, словно ее тянула вниз тяжесть сигареты. Пинта пива тоже казалась тяжелой, отчего его запястье согнулось под непосильным грузом, и пиво капало на его ботинки и доски пола.

– Так как там, сэр, насчет того, чтобы повторить историю, которую вы всем здесь рассказывали? Может, расскажете и нам? В полицейском участке? У нас там и места свободные есть. Сидите да рассказывайте…

Сидеть-то он сидел, только ничего не рассказывал. Ни имени, ни адреса, и в пабе о нем никто ничего не знал. Ребус взглянул на него – как и все прочие сотрудники в участке, но его лицо никому ничего не говорило. Серое, безликое существо рода человеческого. Ему было под сорок. Волосы у него поседели и поредели, на небритом лице морщины, на костяшках пальцев ссадины.

– Откуда они у тебя? Дрался? Ударил несколько раз, прежде чем утопить?

Молчание. Вид у него был испуганный, но рта он не открывал. Вероятность того, что суд позволит им задержать его, мягко говоря, была невысока. Адвокат ему не требовался. Он знал одно: сиди себе и молчи.

– Уже попадал в переделки? Знаешь, что почем? Потому помалкиваешь. Смотри, парень, тебе же хуже будет. Тебе же хуже.

И в самом деле. Патологоанатома доктора Курта начали торопить. Им нужно было знать, что это: несчастный случай, самоубийство или убийство? Им это отчаянно нужно было знать. Но прежде чем пришли какие-то известия от доктора Курта, парень заговорил.

– Я был пьян, – сказал он. – Не соображал, что говорю. Сам не понимаю, что на меня нашло.

И он держался за эту версию, повторял ее и совершенствовал. Они требовали, чтобы он назвал свое имя и адрес.

– Я был пьян, – отвечал он. – Пьян – всё тут. Теперь я протрезвел и хочу уйти. Сожалею, что наговорил глупостей. Могу я идти?

Когда буяна увозили в участок, ни у кого в пабе не возникло охоты выдвинуть против него обвинения. Чего не скажешь ради красного словца, подумал Ребус, мы все этим грешим. Так что же, ему просто дадут уйти? Отпустят, и все тут? Может быть; но сначала все же поборются.

– Прежде чем вас отпустить, мы должны узнать ваше имя и адрес.

– Я был пьян. Пожалуйста, отпустите меня.

– Имя!

– Пожалуйста, отпустите.

Курт пока еще не мог выдать заключения. Ему требовался час или два. Ждал каких-то анализов…

– Назовите свое имя и прекратите валять дурака.

– Меня зовут Уильям Гласс. Я живу в Грантоне, на Семпл-стрит, сорок восемь.

Наступило молчание, потом послышался вздох.

– Проверишь, ладно? – сказал один полицейский другому. А потом: – Ну, видите, мистер Гласс, это было совсем не больно.

Второй полицейский ухмыльнулся:

– И правда, Гласс, никто не дал вам в глаз.

– Давай-ка иди проверяй, – сказал его коллега, потирая лоб, раскалывавшийся от головной боли, которая в последнее время донимала его.

* * *

– Его отпустили, – сообщил Холмс Ребусу.

– И правильно. Пустое это дело.

В кабинет вошел Холмс и устроился на свободном стуле.

– Оставьте церемонии, сержант, – сказал Ребус со своего места. – Пусть вас не смущает, что вы в кабинете старшего по званию. Садитесь, сделайте одолжение.

– Спасибо, сэр, – ответил Холмс со своего стула. – С удовольствием.

Он назвал адрес на Семпл-стрит в Грантоне.

– Это рядом с Грантон-роуд?

– Да. – Холмс огляделся. – У вас тут настоящая парилка. Вы что, окно не можете открыть?

– Заколочено, а радиаторы…

– Да, я знаю: либо на полную, либо вообще никак. Условия тут… – Холмс покачал головой.

– Да ничего такого страшного – нужно только руки приложить.

– Забавно, – сказал Холмс. – Вы никогда не казались мне сентиментальным.

– Сентиментальным?

– По отношению к этому месту. Я хоть сейчас готов переехать на Сент-Леонардс или Феттс.

Ребус сморщил нос.

– Беспринципный какой, – сказал он.

– Кстати, есть какие-нибудь новости о нашем члене?

– Эта шутка уже с бородой, Брайан. Придумай что-нибудь поновее. – Ребус шумно выдохнул через нос и бросил авторучку, которую вертел в пальцах. – На самом деле ты спрашиваешь, – сказал он, – есть ли новости о миссис Джек. Ответ на это – нет, пусто, зеро. Я разослал описание ее и машины, проверяются все шикарные отели. Пока – ничего.

– Из этого мы делаем вывод, что…

– Ответ тот же: нет никаких выводов. Она могла отправиться на какой-нибудь остров Иону, в христианский центр духовного совершенствования. Или же ее приютил какой-нибудь гэльский фермер. Она могла разозлиться на своего муженька, а могла слыхом не слыхивать о случившемся.

– А как быть с тем, что я нашел, со всеми этими штучками из секс-шопа?

– И что такое с этими штучками?

– Ну… – Холмс, казалось, не нашел ответа. – Вообще-то, ничего.

– Вот теперь ты сказал что-то дельное, сержант. Вообще-то, ничего. Извини, мне нужно работать. – Ребус торжественно положил руку на кипу протоколов и папок на своем столе. – А тебе?

Холмс встал:

– Да, у меня масса дел, сэр, за меня не беспокойтесь.

– Беспокойство у меня естественное, Брайан. Ты же мне как сын.

– А вы для меня как папаша, – ответил Холмс, направляясь к двери. – Чем дальше от вас, тем меньше пашешь.

Ребус смял в шарик лист бумаги, но дверь закрылась раньше, чем он успел прицелиться. Да, бывают дни, когда за работой можно посмеяться. Или хотя бы улыбнуться. Если бы можно было забыть про Грегора Джека, у него гора бы свалилась с плеч. Где сейчас Джек? В палате общин? Заседает в каком-нибудь комитете? Угощается за счет бизнесменов и лоббистов? Все это казалось таким далеким от этого кабинета и жизни Ребуса.

Уильям Гласс… Нет, имя ничего ему не говорило. Билл Гласс, Билли Гласс, Уилли Гласс, Уилл Гласс… нет, ничего. Живет на Семпл-стрит, 48. Погодите, погодите… Семпл-стрит в Грантоне. Ребус подошел к шкафу и вынул папку. Точно, в прошлом месяце. Поножовщина в Грантоне. Серьезное ранение, но не смертельное. Жертва проживала на Семпл-стрит, 48. Теперь Ребус вспомнил. Дом, разделенный на комнаты. Все сдаются внаем. Если Уильям Гласс живет на Семпл-стрит, 48, значит он снимает там такую комнату. Ребус потянулся к телефону и набрал номер Лодердейла, которому и рассказал эту историю.

– Когда его привез туда патрульный автомобиль, кто-то за него поручился. Полицейским сказали, что он точно там живет. И, судя по всему, так оно и есть. Зовут его Уильям Гласс, как он и говорил.

– Да, но эти комнаты не сдаются надолго. Арендаторы получают социальную компенсацию и половину денег отдают домохозяину. А может, и больше половины, кто их знает. Короче, я хочу сказать, что это никакой не адрес. Он может в любую минуту исчезнуть оттуда.

– С чего вдруг такая подозрительность, Джон? Мне казалось, ты с самого начала считал, что мы с ним только попусту тратим время, разве нет?

Да, Лодердейл всегда знал, какой вопрос нужно задать – вопрос, на который у Ребуса не было ответа.

– Так оно и есть, сэр, – ответил он. – Просто решил поделиться с вами информацией.

– Спасибо, Джон. Приятно быть в курсе. – Последовало короткое молчание: приглашение Ребусу присоединиться к «лагерю» Лодердейла. Наконец, после паузы: – Есть какое-нибудь движение по делу профессора Костелло?

Ребус вздохнул:

– Нет, сэр.

– Ладно, не буду тебя задерживать, работай. До встречи, Джон.

– До встречи, сэр. – Ребус протер ладонью лоб. В кабинете и в самом деле было жарко, словно им тут устроили генеральную репетицию перед кальвинистским адом.

* * *

Он достал и включил вентилятор, а примерно еще через час пришел доктор Курт и принес свою бумажонку: нате, разгребайте дерьмо.

– Да, это убийство, – сказал он. – Почти наверняка убийство. Я консультировался с коллегами, и мы все пришли к единому мнению. – Он принялся объяснять про пену, про несжатые руки, про диатомеи – водные микроорганизмы. Остановился на проблеме разграничения признаков утопления трупа и утопления живого человека. Утопленница, женщина около тридцати лет, перед смертью выпила немалое количество спиртного. Но она умерла до того, как попала в воду, и причиной смерти был, видимо, удар по затылку, нанесенный праворуким убийцей (удар нанесен с правой стороны головы).

Но кто она? Они сделали фотографию лица мертвой женщины – зрелище отнюдь не способствовало аппетиту. Разослали описание женщины и ее одежды, но никто ее так пока и не опознал. Ни особых примет на теле, ни бумажника, ни сумочки, карманы пусты…

– Нужно снова обыскать окрестности. Может, найдется сумочка. Или бумажник. Ведь что-то при ней должно было быть.

– И реку тоже обыскать, сэр?

– Для этого уже, пожалуй, поздновато, но попытаться стоит.

– Алкоголь в желудке, – сообщил между тем доктор Курт всем желающим оценить его остроумие, – замутил воду, а в мутной воде, как известно… – Он улыбался своей задумчивой улыбкой. – И рыбки поработали на славу: пальцы объедены, ноги, живот…

– Да, сэр, понимаю, сэр.

Ребус, слава богу, сумел от него увернуться. Как-то раз он сдуру пошутил еще гаже, чем Курт, и в результате заслужил его благосклонность. Но Холмс когда-нибудь придумает каламбур похлеще, и вот тут Курт обретет нового ученика и единомышленника… Ребус проскользнул мимо доктора в кабинет Лодердейла. В этот момент Лодердейл как раз закончил говорить по телефону. При виде Ребуса его лицо окаменело. И Ребус сразу же понял почему.

– Я только что послал человека проверить, на месте ли Гласс.

– А его и след простыл, – добавил Ребус.

– Да, – сказал Лодердейл, все еще держа руку на трубке. – И он ничего или почти ничего после себя не оставил.

– Ну, найти его будет довольно просто, сэр.

– Займись этим, ладно, Джон? Он, вероятно, еще в городе. Сколько там… Часа не прошло. Возможно, прячется где-нибудь в Грантоне.

– Мы немедленно туда отправимся, сэр, – сказал Ребус, радуясь тому, что можно заняться хоть какой-то живой работой.

– Между прочим, Джон…

– Сэр?

– Нечего так самодовольно ухмыляться.

* * *

День шел к концу, вечер надвигался с поразительной скоростью. Но Уильяма Гласса пока так и не нашли. Ни в Грантоне, ни в Пилмьюире, ни в Ньюхейвене, ни в Инверлите, ни в Каннонмилсе, ни в Лите, ни в Дэвидсонс-Мейнсе… Ни в автобусах, ни в пабах, ни на берегу, ни в Ботаническом саду, ни в столовках, ни на стадионах. У него не было ни друзей, ни семьи, был только номер страховки, выданный министерством здравоохранения и социального обеспечения. Вполне возможно, думал Ребус, что этот тип ни при чем. Но пока только за эту соломинку и можно было ухватиться. Не лучшая метафора, если помнить об обстоятельствах убийства, но, с другой стороны, как сказал бы доктор Курт, жертва канула в Лету.

– Ничего, сэр, – сообщил Ребус Лодердейлу, когда игра закончилась.

День выдался хуже некуда. Все усилия Ребуса пошли насмарку, и при этом он смертельно устал – устал душой и телом. Устал до того, что отверг приятельское предложение Холмса пойти куда-нибудь выпить и не стал терзаться сомнениями, куда отвезти свои усталые кости: он прямиком направился на Оксфорд-террас в объятия доктора Пейшенс Эйткен, хотя прекрасно помнил о том, что там его ждет компания кота Душки, залихватски свистящих попугаев, тропических рыбок и ручного ежа, которого он пока так и не видел.

* * *

Утром во вторник Ребус первым делом позвонил Грегору Джеку. Голос Джека звучал устало, потому что он накануне весь день провел в парламенте, а весь вечер проторчал на каком-то «нелепейшем совещании, и можете меня цитировать». В его интонации чувствовалась какая-то новая и откровенно фальшивая задушевность, и Ребус не сомневался, что причиной тому было их общее знание о содержимом мусорного бака.

Что ж, Ребус тоже устал. Разница между ними заключалась в размере жалованья.

– Есть какие-нибудь новости о вашей жене, мистер Джек?

– Ничего.

Опять это заколдованное слово. Ничего.

– А у вас, инспектор? Есть какие-нибудь новости?

– Нет, сэр.

– Что ж, как говорят, лучше отсутствие новостей, чем плохие новости. Между прочим, я сегодня прочел, что та несчастная, которую нашли у Дин-Бриджа, была убита.

– К сожалению, да.

– Рядом с этим мои собственные неприятности кажутся мелочью, верно? Впрочем, сегодня утром будет встреча с избирателями, так что мои неприятности, возможно, только начинаются. Вы мне дадите знать, да? Я имею в виду, если появится что-нибудь новое.

– Непременно, мистер Джек.

– Спасибо, инспектор. До свидания.

– До свидания, сэр.

Очень официально и корректно, как и должно быть. При таких отношениях неуместно даже пожелать удачи на предстоящей встрече с избирателями. Он знал, чему будет посвящено это собрание. Люди не любят, когда их избранники становятся участниками скандалов. Будут неудобные вопросы. На них придется отвечать…

Ребус выдвинул ящик стола и вытащил оттуда список друзей Элизабет Джек. Джейми Килпатрик, торговец антиквариатом (наверняка белая ворона в своей титулованной семье); леди Матильда Мерриман, широко известная тем, что якобы провела бурную ночь с одним бывшим министром; Джулиан Каймер – художник, как говорят; Мартин Инман, землевладелец; Луиза Паттерсон-Скотт, бывшая жена миллионера-ретейлера, владельца сети магазинов… Целая страница «имен» тех, кого сам Джек назвал, составляя список, «распутниками и бездельниками со стажем». В основном это были, по выражению Криса Кемпа, «старые деньги», и никакого отношения к «стае» Грегора Джека они не имели. Одно имя оказалось любопытным исключением. Его узнал даже Ребус, когда Грегор Джек написал его на листке бумаги.

– Что? Тот самый Барни Байерс? Который начинал дальнобойщиком?

– Да, тот самый.

– Как-то мало он вписывается в эту компанию. Разве нет?

– Вообще-то, Барни мой школьный приятель. Но со временем подружился с Лиз. Такое случается.

– И все же я никак не могу представить его в этой компании…

– Вы удивитесь, инспектор Ребус. Поверьте мне, вы удивитесь. – Джек каждое слово произносил весомо, чтобы у Ребуса не оставалось сомнений в том, что он говорит. И все же…

Байерс был еще одним парнем из Файфа, знаменитым парнем. Он еще в школьные годы сделал себе репутацию удачливого автостопщика и часто хвастался тем, что съездил на неделю в Лондон, не заплатив ни пенни. После школы он произвел новую сенсацию, проехав автостопом по Франции, Италии, Германии, Испании. Он влюбился в грузовики. Накопил денег, получил права на вождение тяжелых грузовиков, купил себе машину… и со временем превратился в крупнейшего независимого перевозчика. Ребус, во всяком случае, не знал, кто мог бы с ним сравниться. Да что далеко за примером ходить – в прошлом году во время командировки в Лондон Ребус прямо на Пикадилли-серкус увидел тягач с прицепом компании «Байерс».

Что ж, в том и состояла работа Ребуса – опрашивать всех, кто помог бы найти следы Лиз Джек. Он с удовольствием уступит другим беседы с разными там Килпатриками или Каймерами; но Барни Байерса он оставит себе. Если так и дальше пойдет, через неделю-другую придется заводить альбом для автографов, подумал он.

* * *

Оказалось, что Байерс в Эдинбурге – «скликает клиентов», как сказала девушка в офисе. Ребус дал ей свой телефон, и час спустя ему перезвонил сам Байерс. Весь день он будет занят, а вечером отправится ужинать с «разными жирными ублюдками», но может встретиться с Ребусом пропустить стаканчик в шесть часов, если это удобно. Интересно, в какой роскошный отель он меня пригласит, подумал Ребус, и был ошарашен и, возможно, даже разочарован, когда Байерс назвал бар «Сазерленд», в который нередко наведывался сам Ребус.

– Договорились, – сказал он. – В шесть.

Это означало, что день ему занять нечем. Впрочем, нет, конечно, не совсем так: на нем висело дело об украденных книгах. Но тут он не ждал, затаив дыхание, каких-то неожиданных результатов. Книги либо обнаружатся, либо нет. Ребус считал, что книги уже находятся по другую сторону Атлантики. Кроме книг, был Уильям Гласс, подозреваемый в убийстве; он сейчас прятался где-то в укромном закоулке. Ну, этот объявится, когда придет время получать пособие по безработице. Если так, то он еще глупее, чем кажется. Хотя, возможно, он умнее. И значит, не наведается ни в офис службы социального обеспечения, ни в свою прежнюю нору. В таком случае ему придется добывать деньги где-нибудь в другом месте.

Ладно, значит, нужно отправляться к бродягам, к отверженным. Глассу придется начать воровать или попрошайничать. А если он станет попрошайничать, то делать это он будет там же, где и другие. Нужно будет дать его описание, пообещать десятку в качестве вознаграждения и немного выждать. Об этом, пожалуй, стоило сказать Лодердейлу. Но Ребусу не хотелось подавать старшему инспектору слишком много хороших идей, а то еще подумает, будто Ребус выслуживается.

«Уж скорее я стал бы выслуживаться перед служебной овчаркой», – пробурчал он себе под нос.

Брайан Холмс явился как нельзя более кстати – с белым бумажным пакетом и одноразовым стаканчиком в руках.

– У тебя там что? – спросил Ребус, у которого вдруг от голода засосало под ложечкой.

– Вы же полицейский, догадайтесь. – Холмс вытащил из пакета сэндвич и показал его Ребусу.

– Солонинка?

– Ошибочка. Бастурма с ржаным хлебом.

– Что-что?

– И декофенизированный заварной кофе. – Холмс снял крышечку со стакана и с довольной улыбкой понюхал содержимое. – Из новой кулинарии у перекрестка.

– Разве Нелл не готовит тебе сэндвичи?

– Теперь у женщин равные права с мужчинами.

Ребус и сам это знал. Он подумал об инспекторе Джилл Темплер с ее феминизмом. О придирчивом докторе Пейшенс Эйткен. Он даже вспомнил о взбалмошной Элизабет Джек. Сильные женщины… Потом он вспомнил про Кэт Киннаул. Да, и в их рядах тоже есть слабые звенья.

– Ну и как на вкус? – спросил он.

Холмс вгрызся зубами в сэндвич и теперь разглядывал то, что осталось.

– Нормально, – сказал он. – Интересно.

Бастурма! В баре «Сазерленд» ему такого сэндвича не подадут, это факт.

* * *

Барни Байерса пришлось ждать. Ребус пришел без пяти шесть, а Байерс – в двадцать минут седьмого. Но он оправдал ожидания.

– Извините, что опоздал, инспектор. Один сукин сын пытался выторговать у меня пятипроцентную скидку на контракт стоимостью в четыре тысячи, да еще просил отсрочку в шестьдесят дней. Знаете, что в таких случаях происходит с оборотом средств? Я ему сказал, что я грузоперевозчик, а не какой-нибудь долбаный рикша.

Все это говорилось по-файфски невнятно, с громкостью, значительно превышающей фоновый шум раннего вечера – приглушенное бормотание телевизора и разговоры посетителей. Ребус, расположившийся за стойкой, встал и предложил сесть за столик. Но Байерс уже устроился на соседнем табурете, положил на стойку мускулистые руки и принялся рассматривать пивные краны. Потом показал на кружку Ребуса:

– Ну и как? Ничего?

– Неплохо.

– Тогда мне пинту того же самого.

То ли из уважения, то ли из страха, то ли просто демонстрируя хорошее обслуживание, бармен тут же подскочил и налил ему пива.

– Вам повторить, инспектор?

– Нет, мне хватит, спасибо.

– И виски, – заказал Брайан. – Только двойную, а не как котенок поссал.

Байерс протянул бармену пятидесятифунтовую банкноту.

– Сдачу оставь себе, – сказал он и заржал. – Шучу, сынок, шучу.

Бармен был новый и совсем молоденький. Он держал бумажку так, будто она могла загореться.

– Э-э… а помельче у вас ничего нет? – проговорил он с жеманным акцентом жителя западного побережья. Интересно, сколько он продержится в «Сазерленде», подумал Ребус.

Байерс, отвергнув помощь Ребуса, раздраженно полез в карман, нашел там две смятые однофунтовые банкноты и какую-то мелочь. Взял назад свои пятьдесят фунтов, подтолкнул монеты бармену, а потом подмигнул Ребусу.

– Я вам открою секрет, инспектор. Если мне приходится выбирать из десяти пятерок или одного полтинника, я выбираю полтинник. Хотите знать почему? Если у вас в кармане десятки, люди не обращают на вас внимания. Но если даешь пятьдесят, они думают, что ты Крез. – Он повернулся к бармену, который пересчитывал монетки и складывал их в кассовый ящик. – Эй, сынок, а поесть что-нибудь найдется?

Бармен подпрыгнул, словно в него попал бильярдный шар.

– Мм… по-моему, с обеда осталась шотландская похлебка. – Из-за растянутых гласных «похлебка» превратилась в «поухулоука». «Шотландская по-уху-ловко», – подумал Ребус. Байерс отрицательно помотал головой.

– Пирог или сэндвич, – сказал он.

Бармен предложил последний оставшийся сэндвич. Начинка была удивительно похожа на бастурму, но оказалась, как сообщил Байерс, честным ростбифом.

– Фунт и десять, – сказал бармен.

Байерс снова вытащил пятидесятифунтовую банкноту, фыркнул, потом извлек из кармана пятерку. Повернулся к Ребусу и поднял стакан:

– Ваше здоровье.

Оба выпили.

– Совсем неплохо, – сказал Байерс, имея в виду пиво.

Ребус показал на сэндвич:

– Мне показалось, вы после собираетесь на ужин.

– Собираюсь. И что еще важнее: платить-то буду я. А так хоть на самом себе сэкономлю. – Он снова подмигнул. – Может, пора написать книгу, а? «Советы предпринимателям». Или что-то в этом роде. Да, кстати, я как-то спросил у официанта, зачем нужны чаевые. Знаете, что он мне ответил?

Ребус наугад ответил:

– Чтобы я обслужил вас по первому разряду?

– Нет! Чтобы я не нассал вам в суп! – Голос Байерса вернулся на прежнюю оглушительную громкость.

Он рассмеялся и вонзил зубы в сэндвич, продолжая смеяться с набитым ртом. Он был невысокий – приблизительно пять футов и семь дюймов. Коренастый. Одет в новые джинсы и черную кожаную куртку поверх белой тенниски. В таком баре его можно было принять за… да за кого угодно. Ребус представил себе, как Байерс качает права в роскошном отеле или бизнес-баре. «Имидж», – сказал он себе. Еще один имидж: жесткий человек, с которым шутки плохи, человек, который сам вкалывает и ждет того же от других, – такие люди всегда вызывали у него симпатию.

Байерс доел сэндвич и теперь стряхивал крошки с колен.

– Вы из Файфа, – сказал он невзначай, понюхав виски.

– Да, – подтвердил Ребус.

– Я так и понял. Грегор Джек тоже из Файфа, вы же знаете. Это как-то связано с бордельным скандалом? Мне было трудно это проглотить. В отличие от сэндвича. – Он кивнул на пустую тарелку перед собой.

– Нет, это не имеет отношения к… тому, что мистер Джек… нет, это больше связано с миссис Джек.

– С Лиззи? А что с ней такое?

– Мы не знаем, где она. У вас есть какие-нибудь мысли на этот счет?

Байерс, казалось, был озадачен.

– Насколько я знаю Лиззи, то к этому делу лучше подключить Интерпол. Она с таким же успехом может оказаться в Стамбуле, как и в Инвернессе.

– Почему вы упомянули Инвернесс?

Байерс не сразу нашелся с ответом.

– Первое, что пришло в голову. – Потом он кивнул. – Но я понимаю, что вы имеете в виду. Вы думаете, она может быть в «Гнезде глухаря» – оно в тех краях. Вы там проверяли?

Ребус кивнул и спросил:

– А вы когда в последний раз видели миссис Джек?

– Недели две назад. Может быть, три. Это можно проверить. Как ни забавно, в том самом домике. Вечеринка на выходных. В основном все та же компания. – Он поднял глаза от стакана. – Пожалуй, нужно объяснить…

– Нет-нет, я знаю про эту компанию. Так вы говорите, три недели назад?

– Да, но я могу уточнить, если это важно.

– Вечеринка на выходных… Хотите сказать, что она растянулась на два дня?

– Э-э, просто несколько друзей… все очень цивилизованно. – В его глазах блеснул огонек. – Ага, я понимаю, на что вы намекаете. То есть вы уже знаете про вечеринки Лиз? Нет-нет, в тот раз все было очень скромно: обед, немного выпивки, воскресная прогулка на свежем воздухе. Не очень в моем вкусе, но Лиз меня пригласила, так что…

– Вы предпочитаете вечеринки другого рода?

Байерс рассмеялся:

– Конечно! Молодым бываешь только раз в жизни, инспектор. Я хочу сказать, тут все по закону… или нет?

Он, казалось, действительно хотел знать ответ, и немудрено, как полицейский пронюхал о «тех» вечеринках? Кто мог ему рассказать, если не Грегор, и что именно он рассказал?

– Да, насколько мне известно, сэр. Значит, вы не знаете причин, почему миссис Джек пожелала бы скрыться?

– Кое-что приходит в голову. – Байерс допил пиво и виски, но, судя по его виду, больше ничего заказывать не собирался. Он ерзал на табурете, словно никак не мог найти удобную позу. – Ну, во-первых, этот газетный скандал. Я наверняка хотел бы оказаться подальше от такого скандала, как по-вашему? То есть я понимаю, насколько это плохо для имиджа Грегора, что его жены нет рядом с ним, но в то же время…

– Какая-нибудь еще причина?

Байерс теперь полустоял.

– Любовник, – предположил он. – Может, он умыкнул ее куда-нибудь на Тенерифе, чтобы предаться пагубной страсти под теплым солнышком. – Он снова подмигнул, но его лицо тут же посерьезнело, словно он только-только вспомнил что-то. – Да, еще были эти телефонные звонки, – сказал он.

– Телефонные звонки?

Байерс уже стоял.

– Анонимные телефонные звонки. Лиззи мне о них говорила. Звонки не ей – Грегору. Подобные вещи неизбежны, политика – серьезная игра. Тот, кто звонил, представлялся сэром таким-то или лордом таким-то. Грегора звали к телефону, но стоило ему ответить, как звонивший бросал трубку. Так она мне рассказывала.

– Эти звонки ее беспокоили?

– Да, было видно, что ей не по себе. Она пыталась это скрыть, но все равно было заметно. Грегор на этот счет только посмеивался. Он не может себе позволить беспокоиться из-за таких мелочей. А еще она говорила про письма. Что, мол, Грегор их получал, рвал и никому не показывал. Но об этом лучше спросить у Лиззи. – Он помолчал. – Или у Грегора, само собой.

– Само собой.

– Ну, в общем… – Байерс протянул руку. – Мой телефон у вас есть, если что – звоните, инспектор.

– Конечно. – Они обменялись рукопожатием. – Спасибо за помощь, мистер Байерс.

– В любое время, инспектор. Да, и если вам когда-нибудь понадобится в Лондон, могу подбросить. Машины ходят четыре раза в неделю. Отвезем вас совершенно бесплатно, а вы востребуете проездные со своей конторы.

Он опять подмигнул, одарил улыбкой всех сидевших за стойкой и вышел – так же шумно, как и вошел. Подошел бармен забрать тарелку и стаканы. Ребус обратил внимание, что галстук у него на застежке – стандартный в «Сазерленде». Если какой буйный клиент схватит за грудки, галстук расстегнется и останется у него в руке…

– Он обо мне говорил?

Ребус моргнул:

– Что? С чего ты взял?

– Мне показалось, он назвал мое имя.

Ребус выплеснул остатки пива себе в рот, проглотил. Трудно поверить, что парнишку зовут Грегор… Скорее уж Лиззи…

– Тебя как звать-то?

– Лори[23]23
  В оригинале игра слов, построенная на созвучии имени Лори (Lawrie) и слова «грузовик» (lorry), неоднократно звучавшего в разговоре Ребуса с Байерсом.


[Закрыть].

* * *

Ребус проехал уже полпути, когда понял, что направляется не в Стокбридж и в теплые объятия Пейшенс Эйткен, а в Марчмонт, в свою заброшенную квартиру. Значит, так тому и быть. Воздух в квартире был прохладный и застоявшийся. Кружка рядом с телефоном напоминала Глазго, поскольку и там и там, по странному совпадению, взросла зелено-белая культура[24]24
  Намек на цвета популярного футбольного клуба «Селтик» из Глазго.


[Закрыть].

Но уж если плесень пробралась в гостиную, то в кухне дела наверняка обстоят еще хуже. Ребус уселся в свое любимое кресло, нажал кнопку автоответчика, чтобы прослушать пропущенные вызовы. Их было немного. Джилл Темплер интересовалась, куда он пропал… Как будто не знала. Его дочь Саманта позвонила из своей новой квартиры в Лондоне, оставила адрес и номер телефона. Была еще пара вызовов, но звонивший ничего не сказал, просто вешал трубку.

– Не хотите, как хотите.

Ребус отключил автоответчик, вынул из кармана записную книжку, нашел номер и позвонил Грегору Джеку. Ему хотелось знать, почему Джек скрыл от него анонимные звонки. Раздеть Джека… Разори соседа… Что ж, если кто-то и собирался пустить по миру Грегора Джека, то Джека это, похоже, не очень трогало. Он не то чтобы смирился, просто ему вроде бы и дела не было. Если только он не притворялся перед Ребусом… А что же Рэб Киннаул, голливудский убийца? Чем он занимался, когда был вне дома? А Рональд Стил – человек, которого «трудно поймать». Не замышляли ли они чего-нибудь все вместе? Не то чтобы Ребус совсем не питал доверия к роду человеческому и не то чтобы он стал совсем уж пессимистерианцем. Просто он чувствовал: что-то тут происходит… Вот только что?

У Джека никого не было дома. Или он не отвечал на звонки. Или отключил телефон. Или…

– Алло?

Ребус посмотрел на часы. Четверть восьмого.

– Мисс Грейг? – сказал он. – Это инспектор Ребус. Он что – все вас эксплуатирует? Не отпускает домой?

– Вы, похоже, и сами припозднились, инспектор. Который теперь час?

В ее голосе слышалось нетерпение. Возможно, Эркарт предупредил ее: никаких дружеских бесед. Возможно, узнал, что это она дала Ребусу адрес «Гнезда глухаря»…

– Мне нужно поговорить с мистером Джеком, если можно.

– К сожалению, нельзя. – Испуга в ее голосе не слышалось. А если что и слышалось, то самодовольство. – Он сегодня выступает на собрании.

– А-а. А как прошла утренняя встреча?

– Встреча?

– Мне казалось, у него встреча с избирателями?..

– Ах, вот вы о чем. По-моему, все прошло прекрасно.

– Значит, он сохранит свое место в палате?

Она изобразила смешок.

– В Северном и Южном Эске народ еще не сошел с ума – такими людьми не бросаются.

– Тем не менее у него, вероятно, гора с плеч упала.