Текст книги "Черная книга"

11

Операция «Толстосумы» началась тихо и неприметно в половине девятого утра в понедельник, за полчаса до того, как «БМВ» Дейви Дугари проехал на раздолбанную парковку таксофирмы. Алистер Флауэр и его команда, не будь дураки, прибудут в одиннадцать, а то и позже, но лучше об этом было не думать, в особенности если к началу работы ты, как Шивон Кларк, продрог и закоченел и с ужасом думаешь о следующем посещении биотуалета, который, ввиду отсутствия других возможностей, установили в кладовке.

К тому же было скучно. Констебль Питер Петри (из отделения на Сент-Леонардс) и Эльза-Бет Джардин из Торговых стандартов мучились понедельничным похмельем, а потому пребывали в дурном настроении. У Шивон сложилось впечатление, что они с Джардин, вообще-то, нашли бы о чем поговорить (обе пытались делать карьеру в профессии, традиционно считавшейся мужской), но присутствие Петри не способствовало откровенному разговору.

Питер Петри принадлежал к разряду неглупых, но толстокожих полицейских, которые делают карьеру благодаря тому, что всегда сдают квалификационные экзамены (хотя никогда не показывают блестящих результатов) и никому не перебегают дорогу. По характеру Петри был спокойный и педантичный. Шивон не сомневалась в его компетентности, просто не было в нем искры озарения, не было чутья. Но кто знает, что думает этот Петри о ней самой. Сидит тут в обнимку со своим термосом и удивляется: чего эта девица столько болтает? Воображает, наверное, что раз у нее университетский диплом, так она умнее всех… Впрочем, каким бы он ни был, на Джона Ребуса он ничуть не походил.

Хоть она и упрекнула своего начальника в том, что он не умеет стимулировать подчиненных, – это была неправда. Ребус умел увлекать людей, умел заразить своей уверенностью в том, что расследование должно вестись так, и только так. Он был скрытный, и это будило в подчиненных любопытство. Был настойчивый, и это тоже притягивало. Но самое главное – у него был вид человека, который точно знает, что делает. Он и внешне был привлекательным. Она много чего узнала о нем, подружившись с Брайаном Холмсом, который охотно рассказывал ей о прежних расследованиях и делился всем, что сам знал о начальнике.

Бедняга Брайан. Она надеялась, что он выздоровеет. Прошлой ночью она много думала о Брайане, но еще больше – о Кафферти и его банде. Она надеялась, что сумеет помочь инспектору Джону Ребусу. У нее уже появилось несколько идей касательно отеля «Сентрал»…

– Кто-то идет, – сказал Петри.

Сидя на корточках за треногой, он деловито навел резкость и сделал несколько снимков.

– Неизвестный мужчина. Джинсовая куртка и светлые брюки. Подошел на своих двоих.

Шивон взяла блокнот и записала сказанное Петри, сопроводив запись отметкой о времени.

– Так, теперь он входит в офис. – Петри отвернулся от камеры и ухмыльнулся во весь рот. – Вот для чего я пошел в полицию: жить жизнью полной приключений. – Сказав это, он налил себе в чашку еще одну порцию горячего шоколада.

– Я не могу пользоваться этим сортиром, – сказала Эльза-Бет Джардин. – Мне нужно выйти.

– Нельзя, – сказал Петри. – Если каждый раз, чтобы пописать, ты будешь бегать туда-сюда, нас засекут.

Джардин повернулась к Шивон:

– Смотри-ка, твой коллега мастак говорить.

– Он истинный романтик. Но насчет туалета он прав.

Ванную в этой квартире затопило годом раньше, когда квартиру взломали, и пол там теперь был ненадежный. Потому пришлось использовать кладовку.

Джардин перевернула страницу журнала.

– У Берта Рейнольдса[27]27
  Бертон Леон Рейнольдс (р. 1936) – американский актер и режиссер.


[Закрыть] в доме целых семь туалетов, – сообщила она.

– По одному на гнома, – пробормотал Петри.

Ребус, возможно, и вправду имел вид человека, который точно знает, что делает, но у него самого ощущение было такое, будто он ходит кругами. Он посетил несколько рано открывающихся пабов (близ офисов ежедневных газет, неподалеку от литских пристаней), клубов, букмекерских контор, задавал вопросы, оставлял послания. Дик Торренс либо залег на дно, либо вообще уехал. Если он оставался в городе, то невозможно представить, что в какой-то момент он не заявится в один из баров и не сообщит во всеуслышание о себе и своей жажде. Однажды познакомившись с Диком Торренсом, не многие могли его забыть.

Кроме того, Ребус связался с больницами в Эдинбурге и Данди, чтобы выяснить, не обращался ли к ним кто-то из братьев Робертсон с переломом правой руки, – именно такую старую травму обнаружили на обгоревшем трупе в отеле «Сентрал».

Но теперь пришло время оставить все эти дела и проверить, как идет операция «Толстосумы». Когда он уходил утром из дому, Майкл еще спал и, вероятно, должен был проспать еще какое-то время, если таблетки чего-то стоили. Студенты вернулись вскоре после полуночи и на цыпочках прошли к себе. «Неплохо накачались», – обронил на ходу один из них. В одном из ближних баров они просадили тридцать фунтов – все, что дал им Ребус. Утром они тоже спали. Он тихо закрыл за собой дверь. Ребус не осмеливался признаться себе, что ему нравится спать не раздеваясь в гостиной.

Минувшие выходные казались ему теперь дурным сном. Поездка в Абердин, тетушка Ина, Майкл… Потом Перт, установка глазка и цепочки и слишком много свободного времени (даже после всего этого) для праздных раздумий. Он хотел бы узнать, как прошли выходные у Пейшенс. Сегодня попозже она наверняка должна вернуться. Надо ей позвонить.

Он припарковался на одной из боковых улочек, примыкающих к Горги-роуд, и запер машину. Не самый благополучный район. Ребус надеялся, что Шивон не наденет сегодня свой бело-зеленый шарфик…[28]28
  Белый и зеленый – цвета футбольного клуба «Хиберниан». На Горги-роуд базируется футбольный клуб «Харт оф Мидлотиан» (сокр. «Хартс»), постоянный соперник клуба «Хиберниан».


[Закрыть] Пока он шел по улице, мокрый после утреннего дождя тротуар то и дело орошался фонтаном брызг из-под колес проезжавших мимо автобусов. Ни секунды не мешкая и не взглянув на противоположную сторону улицы, где располагался офис таксофирмы, Ребус толкнул наружную дверь, поднялся по лестнице, потом постучал еще в одну дверь.

Открыла ему Шивон Кларк:

– Доброе утро, сэр. – Вид у нее был продрогший, хотя она тепло оделась. – Кофе хотите? – Она кивнула на термос, но Ребус отрицательно помотал головой.

Обычно, пока идет наблюдение за объектом, еду и напитки регулярно подвозят, но этот случай был исключением из правил. Предполагалось, что в доме вообще не должно быть никакой активности. И если бы кто-то появился перед дверью с тремя стаканчиками чая и пиццей, это сразу вызвало бы подозрения. Как назло, в здании не было черного входа.

– Как дела?

– Тоска смертная, – зевнула Эльза-Бет Джардин. Вид у нее был разнесчастный, на коленях лежал раскрытый журнал. – Слава богу, в час меня сменят.

– Везет же некоторым, – проворчал констебль Петри.

Ах, как любил Ребус такие бодрые, слаженные команды!

– Тут вам не цирк, – строго сказал он им. – Тут работа. Если мы возьмем Дугари и компанию, вот тогда и повеселимся. – Ребус подошел к окну и посмотрел вниз. Окно было таким грязным, что их вряд ли кто-то мог увидеть, а тем более с другой стороны улицы. Но один квадратик в стекле расчистили – окошко для объектива фотокамеры. – Камера работает нормально?

– Пока нормально, – ответил Петри. – Вообще-то, я не очень доверяю этим автоматическим камерам. Если движок ломается, вручную пленку уже не перемотаешь.

– Батареек достаточно?

– Два комплекта. С этим проблем не будет.

Ребус кивнул. Он знал репутацию Петри – надежный, основательный, мог бы уже и повыше подняться по служебной лестнице.

– А что телефон?

– Подключили, сэр, – доложила Шивон Кларк.

Обычно между постом наблюдения и штабом связь устанавливалась по рации. Но для операции «Толстосумы» это не годилось – у таксистов и диспетчеров были двусторонние рации, а потому существовала опасность, что разговоры полицейских могут перехватить. Кроме того, рации таксистов создавали бы помеху.

Чтобы избежать этих потенциальных опасностей, ранним утром в воскресенье в квартиру наблюдения была протянута телефонная линия. Телефонный аппарат стоял на полу у двери. Пока что им воспользовались всего два раза: Джардин записалась к парикмахеру, а Петри сделал ставку у букмекера, после того как увидел в своем таблоиде подсказки к предстоящим скачкам. Шивон тоже собиралась воспользоваться телефоном – позвонить днем в больницу и справиться о состоянии Брайана. Так что Ребус первым использовал телефон в служебных целях – набрал номер отделения на Сент-Леонардс.

– Есть что-нибудь для меня? – спросил он. – Так, это интересно. Что еще? Кто? Почему с этого не начал, черт возьми! – Он бросил трубку. – Брайан пришел в себя. Сидит в кровати, ест куриный бульон и смотрит телевизор.

– И то и другое может спровоцировать ухудшение, – сказала Шивон, теряясь в догадках, что же такое еще сказали Ребусу.

– Привет, Брайан.

– Здравствуйте, сэр. – Холмс, сидевший в наушниках, опустил их на шею и выключил магнитофон. – Пэтси Клайн[29]29
  Пэтси Клайн (1932—1963) – американская певица в стиле кантри.


[Закрыть], – сказал он. – Я ее часто слушаю, с тех пор как Нелл выставила меня за дверь.

– А откуда кассета?

– Тетушка принесла, спасибо ей. Она знает, что мне нравится. Когда я очнулся, кассета уже меня ждала.

Ребуса вдруг осенило. Пациентам, находящимся в коме, играют музыку, да, точно. Может быть, Холмсу давали слушать Пэтси Клайн? Неудивительно, что он не хотел просыпаться.

– Мне как-то трудно включиться, – продолжил Холмс. – Я хочу сказать – столько дней выпали из жизни. Я, вообще-то, не возражаю. Поспать я люблю. Только ни черта не помню, что снилось.

Ребус присел у кровати. Стул уже стоял на месте.

– Посетители были?

– Нелл заглянула.

– Это хорошо.

– Она все время плакала. У меня что, лицо изуродовано, а мне никто не решается об этом сказать?

– Лицо, как и было, страшноватое. А что насчет амнезии?

Холмс улыбнулся:

– Нет-нет, я все хорошо помню, правда не знаю, что это может дать.

Холмс и в самом деле выглядел неплохо. Как говорил доктор, мозг перекрывает все системы, оценивает причиненный ущерб, проводит ремонтные работы, а потом наступает пробуждение. Полицейский, излечи себя сам.

– И что же ты помнишь?

– Я помню, – сказал Холмс, – что провел вечер в «Кафе разбитых сердец». Я даже могу сказать, что я ел.

– Что бы ты ни ел, могу спорить, что на десерт ты заказал «Синее замшевое суфле».

Холмс покачал головой:

– Суфле мне не досталось. Эдди говорит, это самое ходовое блюдо после «Королевы».

– И что было потом?

– Да все как обычно. Я сидел в баре, выпивал и болтал. Думал, вот сейчас какая-нибудь красотка подсядет и спросит, часто ли я сюда захожу. Некоторое время поговорил с Пэтом. Он в тот вечер дежурил в баре. – Холмс помолчал. – Тут нужно объяснить. Пэт – это…

– Партнер Эдди – общий бизнес, а может, и постель тоже.

– Ну-ну, только давайте без гомофобии.

– Некоторые из моих лучших друзей дружат с геями, – успокоил его Ребус. – Ты когда-то уже упоминал Колдера. Еще я тебе могу сказать, что он не водит машину.

– Это верно. Машину водит Эдди.

– Даже когда нажрется до поросячьего визга.

Холмс пожал плечами:

– Я в это не вмешиваюсь.

– Придется – когда он переедет какую-нибудь старушку.

Холмс улыбнулся:

– Его машина по виду, может, и навороченная, но в жутком состоянии. Ее и до сорока миль на пустой дороге не разогнать. И потом, Эдди, если угодно, самый осторожный из всех известных мне водителей. Ползет со скоростью пешехода. Я как-то раз видел, как его обогнал скейтбордист. Причем свой скейтборд он нес под мышкой.

– Значит, в баре были только ты и Колдер?

– Пока к нам не присоединился Эдди – он закончил все дела в кухне. Нет, в ресторане были и другие люди, но таких, чтобы с негодяйской рожей, – нет, таких я не видел.

– Давай дальше.

– В общем, я собрался домой. Вероятно, кто-то ждал меня за мусорными бачками. А следующее, что я помню, – это как кто-то возится у меня под килтом. Я открываю глаза и вижу, как две медсестры моют моего петушка.

– Чего-чего?

– Клянусь вам, именно от этого я и очнулся.

– Чудо медицины.

– Волшебная губка, – сказал Холмс.

– Так есть какие-нибудь идеи, кто тебе припечатал?

– Я думал об этом. Может, они перепутали меня с Эдди или Пэтом.

– С какой бы стати?

Холмс пожал плечами.

– Не пытайся обмануть старого дядюшку Ребуса, Брайан. Ты забыл, что я умею читать твои мысли.

– Ну, тогда сами и скажите.

– Может быть, они просрочили с платежами.

– Вы имеете в виду за крышу?

– За страховку. Они так это предпочитают называть.

– Возможно.

– Сладкая парочка из «Разбитых сердец» склоняется к мысли, что таким образом нечестивый союз владельцев индийских ресторанчиков выразил им свое недовольство падением доходов.

– Мне это трудно представить.

– Мне тоже. Может, никто ничего не перепутал, Брайан. Может быть, никому не нужны были Эдди и Пэт. Может быть, им был нужен именно ты. Но почему?

Розовые щеки Холмса стали еще краснее.

– Вы нашли мою черную записную книжку?

– Конечно. Я искал улики, и потому пришлось посмотреть твои вещички. Я нашел твои записи. Вернее, твои шифровки. В них никто, кроме другого полицейского, не смог бы разобраться. Но я и есть другой полицейский, Брайан. Там у тебя имеется несколько наводок, и одна очень серьезная.

– Отель «Сентрал».

– Как ты догадался?! Да, «Сентрал». Партия в покер при участии Тэма и Эка Робертсонов, причем обоих нет в списке посетителей. Ты пытался их найти. Что-нибудь получилось? – (Холмс отрицательно покачал головой.) – Но ведь кто-то тебе рассказал об этом, да? В материалах дела игра в покер не упоминается. Слушай, – Ребус подался поближе к Холмсу, – правильно ли мне кажется, что человек, который тебе все это сказал, и есть таинственный El? – (Холмс кивнул.) – Тогда тебе осталось только сказать об этом мне, Брайан. Кто такой этот чертов El?

В эту минуту дверь открылась и вошла медсестра с лекарствами и подносом с едой для Холмса.

– Есть хочется ужасно, – сказал Холмс Ребусу. – Это всего только моя вторая еда, с того момента как я пришел в себя. – Он поднял металлическую крышку с тарелки. Бледно-розовый кусочек мяса, водянистое картофельное пюре и резаная стручковая фасоль.

– Слюнки текут, – сказал Ребус.

Но Холмс был, похоже, доволен. Он с жадностью отправил в рот вилку пюре с подливкой.

– Я-то думал, – сказал он, – что уж если вы самое трудное расшифровали, то El не составит для вас труда.

– Извини, что разочаровываю тебя. Так кто это?

– Это Элвис, – сказал Брайан Холмс. – Сам Элвис мне и сказал.

Он подхватил вилкой очередную порцию пюре и отправил ее в рот.

12

Ребус прочитал меню, но не нашел ничего по своему вкусу и карману. «Кафе разбитых сердец» было открыто весь день, но Ребус пришел как раз тогда, когда можно было заказать специальное ланч-меню. Запеченная сосиска длиной в фут имела предсказуемое, хоть и неаппетитное название «Охотничья собака в тесте»[30]30
  «Охотничья собака»– песня из репертуара Элвиса Пресли.


[Закрыть]. Ребусу оставалось только надеяться, что название не следует понимать буквально. Еще труднее было разобраться с винной картой, где вам предлагали выпить, например, бокал «Мама любила rosй»[31]31
  Аллюзия на песню Элвиса Пресли «Мама любила розы». Rosй – розовое вино (фр.).


[Закрыть]. В конце концов Ребус решил, что он не очень голоден, и заказал себе в баре пиво «Тедди», а меню вернул мальчишке-бармену.

– А что, Пэта нет? – словно невзначай, спросил он.

– Уехал за продуктами. Будет попозже.

Ребус кивнул:

– Но Эдди-то, я вижу, здесь.

– Да, он в кухне. – Бармен оглядел зал. В левом ухе у него было три серьги. – Он скоро появится, если не готовит чего-нибудь специального к сегодняшнему вечеру.

– Ясно, – сказал Ребус.

Через несколько минут он взял свое пиво и направился к громадному музыкальному автомату возле туалетов. Обнаружив, что автомат декоративный, он принялся разглядывать на стене коллекцию сувениров, связанных с Пресли, включая фотографию лас-вегасского периода с его автографом и нечто похожее на редкую пластинку «Сан Рекордс»[32]32
  Фирма звукозаписи «Сан Рекордс» известна открытием многих молодых талантов, в том числе и Элвиса Пресли.


[Закрыть]. И то и другое в рамке под толстенным стеклом и с подсветкой; лучи точечных светильников выхватывали экспонаты из полумрака зала. Оказавшись, словно случайно, возле кухонной двери, Ребус толкнул ее плечом и вошел. Дверь сама за ним закрылась.

Эдди Ринган творил. Он потряхивал сковородкой над газовой горелкой, и на лице у него блестели капельки пота, а прядки поредевших волос прилипли ко лбу. Картинка была впечатляющая: кухня оказалась чище, чем предполагал Ребус, с множеством горелок, кастрюль и рабочих поверхностей. Во все это вложено немало денег – ресторан был не просто вывеской. Ребус отметил про себя, что здесь звучит другая музыка – не Пресли, которым хозяева потчуют публику в зале. В одиночестве Эдди Ринган слушал Майлса Дэвиса[33]33
  Майлс Дэвис (1926—1991) – влиятельный американский джазовый музыкант, трубач.


[Закрыть].

Шеф-повар не замечал Ребуса, а Ребус не заметил стажера, который доставал что-то из одного из нескольких холодильников в задней части кухни.

Ребус смотрел, как Эдди, оставив работу, ухватил за горлышко бутылку «Джима Бима» и приложился к ней. Когда он оторвался от бутылки, на его лице разлилось блаженство.

– Эй, – сказал стажер, – сюда посторонним нельзя.

Эдди оторвал взгляд от сковородки и удивленно ухнул.

– Вот вы-то мне и нужны! – воскликнул он. – Именно вы! Идите сюда.

Голос его звучал куда как пьянее, чем при их первой встрече. Но при первой встрече присутствовал Пэт Колдер, который по меньшей мере заставлял Эдди держаться в рамках. Кроме того случая, тогда отрезвляющее воздействие на Эдди оказало известие о нападении на Брайана Холмса.

Ребус подошел к плите. Он весь взмок в этой жаре.

– Это, – Эдди Ринган кивнул на сковородку, – мое последнее блюдо. Кусочки сыра рокфор, обвалянные в сухарях со специями. Вопрос только, как жарить – на сковородке или во фритюре. Вот именно это я сейчас и решаю.

– «Тюремный рокфор», – догадался Ребус.

Ринган снова ухнул. Он чуть потерял равновесие и одной ногой отступил назад, чтобы не упасть:

– Это же ваша идея, инспектор Рабис.

– Польщен, но меня зовут Ребус.

– И правильно, что польщены. Может быть, мы даже упомянем вас в меню. Что скажете? – Он рассматривал золотистые кусочки, умело переворачивая их вилкой. – Я отвожу на жарку шесть минут. Уилли!

– Я здесь.

– Сколько уже прошло?

Стажер посмотрел на часы:

– Три с половиной. Я положил масло там, рядом с яйцами.

– Уилли мой помощник, инспектор.

Заметив раздражение в голосе и в лице Уилли, Ребус подумал, что тот здесь не задержится. Уилли, хотя и был моложе Рингана, габаритами почти ему не уступал. Стройным юношей его назвать было трудно. Ребус подумал, что повара слишком часто снимают пробу со своих творений.

– Можем мы поговорить минутку?

– Две с половиной, если вас устроит.

– Я хотел бы задать вопрос про отель «Сентрал». – (Ринган, казалось, не услышал его, он был весь сосредоточен на сковородке.) – Вы были там в тот вечер, когда он сгорел.

El в записной книжке Брайана было сокращением от Elvis, под этим кодовым именем Брайан имел в виду Эдди Рингана. Холмс не хотел, чтобы посторонние могли прочесть его «черную книгу» и догадаться, от кого он получил информацию. Вот почему он предпринял дополнительные меры безопасности – чтобы замаскировать Рингана.

Холмс также попросил Ребуса не говорить Рингану, что он, Холмс, раскрыл его тайну, и Ребус обещал. Тайна должна была остаться тайной, случайно пролившейся из бутылки бурбона. Но пролилось-то чуть-чуть – Холмсу только чуток на язык попало.

– Вы меня слышите, Эдди?

– Осталась минута, инспектор.

– Вашего имени нет в списке присутствующего персонала, потому что вы подрабатывали там тайком, чтобы в другом месте, где вы числились, об этом не узнали. Вы назвались чужим именем, и никто никогда не узнал, что в тот вечер вы там были. В тот самый вечер, когда играли в покер.

– Почти готово. – На лице Рингана проступили новые капли пота, а губы его сжались от злости.

– Я тоже почти закончил, Эдди. Вы когда начали пить? После той ночи, да? Потому что в отеле тогда кое-что случилось. Интересно знать что? Как бы то ни было, вы это видели, и, если сейчас не расскажете, я узнаю об этом другим путем, а тогда уже приду за вами. – Чтобы его слова лучше дошли до Эдди, он ткнул его пальцем в плечо.

Ринган схватил сковородку и замахнулся ею на Ребуса, отчего кусочки «Тюремного рокфора» дугой разлетелись по кухне.

– А ну пошел отсюда!

Ребус увернулся, но Ринган держал раскаленную сковородку наготове перед собой:

– Убирайся! И вообще, кто тебе все это наплел?

– Никому и не нужно было мне это плести, Эдди. Я сам тебя вычислил.

Между тем Уилли упал на колено. Горячий кубик сыра угодил ему в глаз.

– Умираю! – закричал он. – «Скорую»! Адвоката! Производственная травма!

Эдди Ринган бросил взгляд на стажера, потом на сковородку в руке, потом на Ребуса, а потом начал смеяться. Он хохотал все громче, все истеричнее, но сковородку все же поставил на плиту. Даже поднял один из сырных кубиков и надкусил его.

– Фу, дерьмо, – сказал он, продолжая смеяться, и крошки у него изо рта полетели в Ребуса.

– Так ты скажешь, Эдди? – спокойно спросил Ребус.

– Вот что я тебе скажу: чеши давай отсюда!

Ребус не отступал, хотя Эдди уже повернулся к нему спиной.

– Скажи мне, где найти Брюголовых братьев.

Этот вопрос вызвал новый взрыв смеха.

– Ты мне только дай наводочку, Эдди. Глядишь – и совесть свою очистишь.

– Свою совесть я давным-давно потерял, инспектор. Уилли, давай попробуем еще раз.

Молодой человек все еще пытался оценить причиненный ему ущерб. Ладонью, словно пиратской повязкой, он прикрыл неповрежденный глаз.

– Я ничего не вижу, – жалобным голосом сказал Уилли. – Наверное, сетчатка порвалась.

– И роговица расплавилась, – добавил Ринган. – Давай шевелись, я собираюсь включить это в сегодняшнее меню. – Он повернулся к Ребусу и изобразил удивление. – Все еще здесь? Слишком много поваров на одной кухне.

Ребус посмотрел на него печальными, немигающими глазами:

– Только наводочку, Эдди.

– Пошел на хрен.

Ребус медленно повернулся, подошел к двери, толкнул ее.

– Инспектор! – (Ребус повернул голову к Эдди.) – В Кауденбите есть паб, называется «Мидтаун». Местные называют его «Мидден». Есть бы там я не стал.

Ребус задумчиво кивнул:

– Спасибо за подсказку.

– Спасибом сыт не будешь!

Выйдя из кухни под громкий смех Эдди, Ребус поставил свой пустой стакан на стойку.

– Кухня – закрытая зона, – попенял ему бармен.

– Какая, к черту, закрытая! Уж скорее запредельная.

Но сам-то он знал, что все запредельное у него еще впереди, что где-то его уже ждут призраки прошлого, кошмары его молодости.