Текст книги "Жития святых в земле российской просиявших. Новомученики и исповедники XX века. Жития, чудеса,поучения. Том 2"

Во всех монастырских церквах и вне храмов, на всем пространстве внутри монастыря и за монастырской оградой, на берегах Дона и по всем близлежащим дорогам народ представлял сплошную движущую массу, терпеливо и радостно переносившую дни и ночи, зной и сырость на голой земле, под открытым небом, питаясь большей частью сухарями, принесенными из далеких домов, и утоляя жажду водой, которую черпали принесенными с собой деревянными чашками. К великому народному торжеству все готовились постом и покаянием очистить совесть, чтобы удостоиться видеть и приложиться к святым мощам отца и друга несчастных. С 8 по 13 августа на четырех обеднях в монастыре и пяти городских церквях исповедано и приобщено Святых Таин до тридцати тысяч богомольцев.

Кто сам не был свидетелем великого торжества, тому невозможно представить себе поразительное, душу потрясающее зрелище, невольно заставлявшее забывать земные попечения. Благодатные впечатления извлекали слезы из глаз и приводили в трепет. В день открытия с пяти часов утра и до второго часа пополудни двор, все кровли и ограды зданий монастырских были унизаны народом. Высокая четырехэтажная монастырская колокольня изображала живую пирамиду: на ее кровле, по всем выступам и отверстиям, как бы поясом, лепились люди. Острая высокая ограда тоже унизана была народом. На деревьях в большом монастырском саду висел народ, держась за сучья. В городе на многих домах разобраны черепичные крыши, и чердаки наполнились народом; кровли были покрыты народом – все стояли на коленях с горящими свечами. Поистине вся сплошная масса народа представляла как бы одно тело, проникнутое одним духом любви и усердия к святителю и благодарности к Богу, прославляющему своего угодника.

В час пополудни раздался благовест с перезвоном в монастыре и в городе: открылось шествие крестного хода из городского собора в монастырь; навстречу к нему вышли настоятель с братией. Гул народной массы притих; все молились. Слышны были вопли и крики бесноватых; без ужаса нельзя было видеть их мучений в борьбе с мучителем: иные рвали на себе одежду, другие тряслись в страшных конвульсиях, грызли свое тело, рвали на себе волосы. Медленно подвигался крестный ход, и вслед за ним вошли в собор митрополит с сослужащим духовенством. Последовала торжественная умилительная литургия с молебным пением святителю Тихону. По окончании молебна все присутствовавшие поклонились ему до земли и начался крестный ход со святыми мощами.

Прекратилось великое движение в народе, всеобщее внимание и мысль устремились к святителю. Забыв земное, многие вслух плакали, рыдали, воздевали к нему руки, отовсюду слышались молитвенные воздыхания и возгласы: «Святителю отче Тихоне, моли Бога о нас».

Не зная, чем выразить свою благодарность и благодатную радость, народ устилал своими приношениями путь, по которому проносили святые мощи. Православные искренно верили, что приношения их принимает сам святитель, и летели на дорогу полотенца, платки, кушаки, шапки, жилеты, вуали, бурнусы, кафтаны и деньги, завязанные в уголок платка, перебрасываемые через головы. Вещей накидано было на пол-аршина толщины и на шесть аршин ширины на протяжении более чем версты. Ноги участвовавших в шествии путались между вещами. После собрано было несколько тысяч платков, 600 рублей медными и серебряными деньгами и более 50000 аршин холста. «Пусть святитель Тихон оденет ими нищих!», – так выразил свое желание митрополит Исидор, уразумевший дух и цель народных приношений народному учителю.

Так совершилось торжественное событие, много десятков лет ожидаемое православным народом, во всех сословиях призывавшим святителя Тихона на помощь, веровавшим в силу заступничества праведника перед Богом.

За все время торжества при таком многочисленном стечении народа не было ни безпорядков, ни ссор, ни пьяных, ни буйных: память к благодеяниям учителя и пастыря народа выразилась в благочестивом настроении народной массы. Благословение Божие явно осеняло благочестивое собрание: из массы более 300 000 человек, со множеством тяжко больных и старых, и бедных богомольцев, испытавших все лишения и трудности пути, под открытым небом проводивших дни и ночи, умерло с 8 по 17 августа только три человека. Исцелившихся от разнообразных тяжких недугов насчитывают более 200 человек, возвратившихся домой совершенно здоровыми. Чудотворения совершались всенародно перед глазами всех, так что и сомнению не было места. Многие, ревнуя о славе Божией и прославлении Его угодника, являлись к начальству и под присягой свидетельствовали о своем чудесном исцелении. Между ними находились люди всех званий, чинов, различной степени образования и состояния. Но еще больше было и таких людей, которые, получив исцеление, спешили домой обрадовать своих близких, не считая нужным или не осмеливаясь по робости, объявлять начальству о милости Божией и исцелении часто от неизлечимых болезней, но втайне воссылая молитвы веры и благодарности Господу своему и Его угоднику.

О священная главо, крепкий наш заступниче святителю Тихоне, услыши нас с верою призывающих тя и усердно припадающих к раце честных и многоцелебных мощей твоих! Не престани вопя о нас ко Господу!

Преподобный архимандрит Паисий (Величковский), настоятель Молдавских монастырей
(15 ноября 1794 г.)

Схиархимандрит Паисий (в миру Петр Иванович Величковский) родился в 1722 году в Полтаве. Отец его, дед и прадед были преемственно протоиереями соборной Успенской церкви. Когда пришло время обучения грамоте – выучили его по букварю, Часослову и Псалтири; старший же брат выучил Петра письму.

Едва обучившись грамоте, отрок стал горячо прилежать священному чтению, и уже тогда мысль о монашестве стала посещать его. По природе кроткий, стыдливый, тихий – он любил затворяться в своей комнате, и даже домашние редко слышали его голос.

Когда Петру было 13 лет, его брат, бывший уже священником, скончался, и мать повела Петра к архиерею в Полтаву. Она ходатайствовала пред архиереем об оставлении за ее младшим сыном места его брата. О том же просили и граждане. Архиерею понравился Петр, он велел отдать его для школьного обучения в Киев и утвердил за ним место.

Только четыре года провел Петр в Киеве. Желание идти в монастырь сильно уже владело им. С несколькими единомысленными товарищами он делил мечты об иноческой жизни, и все они, вероятно, по тем аскетическим книгам, которые изучал Петр, решили, что спасаться нужно в монастыре бедном, удаленном от молвы, и в начало иночеству положить послушание, труд, смирение, неосуждение. Ревность Петра достигла такой степени, что он расстался с товарищами, не решавшимися сразу на такой великий шаг, и, пришедши в Аюбечский (у местечка Аюбеча над Днепром) монастырь, просил игумена принять его в число братии.

Через три месяца по вступлении Петра в монастырь, на место кроткого и духовной жизни игумена назначен был другой, человек в высшей степени безпокойного и жестокого нрава. Большая часть братии разбежалась. Однажды игумен дал Петру приказание, которого он не расслышал и потому не мог в точности исполнить. Раздраженный игумен больно ударил его по щеке и вытолкал его с побоями вон, так что он не устоял на ногах. В страхе от такого обращения, Петр ночью тайно бежал из монастыря и поступил в Николо-Медведовскую обитель, где пострижен в рясофор, с именем Платона. Когда начались гонения на православных от униатов, и церковь монастырская была запечатана, Платон перешел в Киево-Печерскую Лавру. Там он узнал о судьбе своей матери. Сначала, при известии о том, что сын ее скрылся из Киева, она пришла в отчаяние и хотела уморить себя голодом, но по бывшему ей видению, которое открыло ей, что есть на то воля Божия, успокоилась и сама решилась поступить в монастырь, что и исполнилось.

Пребывая в Лавре, Платон горячо молил Бога указать ему нужный путь и устроить его в обители со строгим уставом. Двое иноков собрались идти в Валахию, и он отправился с ними. Там поселился он в Тройстенском ските Николая Чудотворца и пользовался советами старца высокой жизни, схимника Василия.

В этом ските случилось с Платоном одно обстоятельство, прекрасно рисующее его юношескую ревность. Как-то в воскресную ночь ему случилось не расслышать била к заутрене и проспать. Когда он подошел к церкви, уже было прочитано Евангелие, и шел канон. Угнетаемый раскаянием, он не смел войти и, пав под деревом на землю, горько плакал. Между тем отошла утреня, отслужили обедню, братия села за трапезу, и Платона стали в недоумении искать по монастырю. Найдя его под деревом плачущим, привели в трапезу, где он рассказал о своем проступке, и как ни утешали его старцы, он был печален и не мог от горя ничего есть. Игумен обратил внимание братии на этот пример печали и пламенной ревности по Боге, а Платон с тех пор не ложился, а отдыхал ночью сидя. В этом ските, по отшествии старца Василия, Платон пользовался советами старца Михаила, который научил его строгому исполнению обрядов и преданий церковных и утвердил его в учении Православной Церкви.

Из скита святителя Николая Платон перешел в Кыркульский скит, отличавшийся особой красотой местоположения.

Здесь Платон стал проходить образ жизни отшельнический. Братия собиралась вместе только по воскресеньям, остальное же время проводила раздельно, в келейных молитвах и трудах. Занимаясь постоянной молитвой и изготовлением ложек, Платон за наставлениями ходил к старцу Онуфрию, жившему верстах в пяти от скита, на вершине горы. Онуфрий научил его постоянному вниманию к себе и неослабной духовной борьбе.

Три года пробыл в Валахии Платон, пройдя за это время путь старческого окормления (руководства). Из этих трех годов он вынес убеждение в полезности этого пути, в той успешности, с какой достигаются этим путем главные добродетели инока: послушание и смирение.

В 1746 году Платон простился со старцами, советы которых воспитали его; старцы с сожалением отпускали его; его добродетели их радовали, они называли его юным старцем. Из Валахии Платон отправился на Афон, которого достиг лишь с большим трудом и после долгих препятствий.

Прибыв на Афон, отец Паисий поселился в уединенной келии. Тщетно искал он себе наставника – такого не находилось, и ему пришлось одному, 26 лет от роду, пройти великие и опасные труды предоставленного себе безмолвника. Три с половиной года нес Платон это тяжелое бремя, и мера его духовных подвигов, кровавая борьба с мысленными искушениями, со злобой врагов спасения, известна только Богу. Внешние его подвиги состояли в великой нищете: у него не было даже рубашки, а только подрясник и ряска; пищу его составляли, кроме только праздников, сухарь и вода, и то через день. Единственным достоянием его была духовная книга. По прошествии трех с половиной лет пришлось посетить Афон молдавскому старцу Василию. Он побывал у ученика своего и, наставив его, постриг Платона на 28-м году в мантию с именем Паисия и возвратился затем на родину.

Вскоре пришел на Афон юный монах Виссарион. Он открылся Паисию в том, что ищет и не может найти себе наставника, которому бы он мог вручить свою душу. Его горе было тоже горем Паисия, и Паисий подробно описал Виссариону, как необходимо иметь старца, чтобы воспитать в себе покорность, смирение и непреткновенно идти путем самоисправления и отсечения грехов; описал ему и трудность найти мудрого старца и указал, что замену старца приходится искать в писаниях опытных и великих иноков. Выслушав Паисия, Виссарион умолял его стать его руководителем. Долго отказывался Паисий и, наконец, согласился, но с тем, чтобы и самому отсекать пред Виссарионом свою волю. Так в единодушии прожили они четыре года.

Между тем несколько монахов Святой Афонской Горы, привлекаемые слухом о высокой жизни отца Паисия, многократно молили его о принятии их в сожительство. Несколько лет отказывал им отец Паисий и, наконец, решился принять их; всей братии собралось 10 человек, и они с отцом Паисием заняли келью святого Константина, при которой была церковь. По неотступному убеждению братии отец Паисий принял сан священства.

Число желающих жить под руководством отца Паисия все увеличивалось, и тогда он испросил себе пустующую келию пророка Илии, зависящую от монастыря Пантократора. Тут устроил отец Паисий церковь, трапезу, пекарню, поварню, странноприимницу и шестнадцать келий, с расчетом не иметь более пятидесяти братий, и разделил монашествующих по происхождению их – на русских и молдаван. Но число братии не могло не возрасти, потому что многие жаждали жить в его скиту. Всех привлекало благочинное, благоговейное отправление служб, тихое и смиренное предстояние во храме братии, общие рукоделия, отеческое попечение настоятеля и то обаяние истинного монашества, которое веяло в ските отца Паисия. Новоприбывшая братия устраивала себе келии внизу, у стены, и селилась там. Старец днем трудился с братией, а по ночам работал над переводом отеческих о монашестве книг.

Духовная слава отца Паисия распространилась по Афону, и многие старцы-подвижники избрали его своим духовником; начальствующие монастыря Пантократора приглашали его на служение в праздники, и исполнялись благоговения все присутствующие, видя умиленное служение отца Паисия, так как во всю жизнь не мог он совершать литургию без слез и от плача едва мог произносить возгласы.

Но среди дружелюбного к себе отношения пришлось отцу Паисию испытать и злобу. Один старец по зависти к отцу Паисию, много младшему его летами, стал обвинять его в еретичестве и осуждать то учение об умной молитве, которой отец Паисий обучал братию. Наконец старец этот написал все эти укоризны в длинном послании. Тогда духовные отцы посоветовали отцу Паисию, раньше спокойно терпевшему хулы брата, опровергнуть обвинение в еретичестве, что отец Паисий и сделал, и примирил с собою того брата.

Братии все прибывало, и предстояла непременная нужда в приискании обширного монастыря, и тогда отец Паисий решился отправиться в Валахию. На двух кораблях доплыл он со спутниками до Царьграда, а оттуда сухим путем достиг Ясс. Митрополит дал ему монастырь Сошествия Святого Духа, называемый Драгомирна, с его вотчинами, а господарь утвердил за ним грамотой свободу от пошлин. Поселясь в этом монастыре, отец Паисий принял пострижение в схиму, сохраняя то же имя.

На новом месте отец Паисий стал утверждать чин общего жития по уставу Василия Великого и Феодора Студита.

В церкви завел он пение, ради разноязычия братии – на правом клиросе русское, а на левом – молдавское. Слова «мое, твое», были изгнаны из монастыря, все имущество, утварь и одежда считались монастырскими. Трапеза была всем общая, кроме больных. Все работы исполнялись братией.

На общих послушаниях, на которые часто выходил и отец Паисий, соблюдалось молчание и творилась немая молитва. Особенное внимание было обращено на то, чтобы братия не была праздна, в чем начало всякого зла. В келиях они должны были читать Священное Писание и класть поклоны; вечером было установлено ежедневное откровение помыслов. Гневавшихся не пускали и на порог церковный и не позволяли читать молитву Господню, пока не смирятся. Для больных была устроена больница, и доверенный к старцу монах, ею заведовавший, мог приходить и во всякое время брать без спросу в его келии сколько потребуется денег для успокоения больных.

В зимнее время, с начала Рождественского поста, отец Паисий поучал своих учеников чтением переведенных им святоотеческих творений. Чтения эти, продолжавшиеся до Лазаревой субботы, совершались ежедневно, кроме праздников, по вечерам, в трапезе, самим старцем. Вместе с чтением, отец Паисий произносил от себя исполненные воодушевленные поучения. Говоря о добродетелях монашеских – вечном плаче о грехах, теплом умилении, распаляющей жажде правды, он предостерегал учеников от того, что могло извратить дух монастыря: нерадения, любостяжания и заботы о внешнем, о поведении других более, нежели о своей душе. Особенно же боялся отец Паисий для своего монастыря страсти вещелюбия, склонности иметь свою собственность, что совершенно противно всем началам общежития.

По отношению к братии отец Паисий был любвеобильным отцом и мудрым наставником. Всякому он умел предложить именно то поучение и то утешение, в котором кто нуждался, и со всяким обращался так, как того требовало устроение человека. Мягкость и твердость, просьба и настояния, суровость – все было в его руках разнообразными и действенными орудиями, смотря по человеку. Часто случалось, что, ведая по откровению Божию, зачем пришел к нему брат, – старец первый заводил о том речь. С простецами говорил старец просто; с разумнейшими касался высочайших истин. Не было в нем никогда скорби и гнева о погибели внешних вещей, внешних препятствиях, скорбел же о преступлении заповедей. Как незлобивое дитя был он, безмятежный и безстрастный старец. Келия его была открыта для братии весь день, до девятого часа, и всякий шел к нему безпрепятственно.

В таких условиях процветало в Драгомирне житие монашеское; были там иноки совершенной жизни, были заблуждавшиеся и снова каявшиеся; были лишь приступавшие к исправлению, но все горели ревностью, и радовался отец Паисий, и ободрял их, повторяя слова апостольские: «Чада, не унывайте, куплю деюще. Ныне время благоприятно. Ныне день спасения».

В 1774 году та часть Молдавии, где находится монастырь Драгомирна, перешла к Австрии, и отец Паисий испросил у государя Григория Гики и митрополита позволение занять монастырь Усекновения Главы Иоанна Предтечи, называемый Секул. С великой скорбью простившись с местами долговременных подвигов, старец со всей братией переселился на новое место. Секул был расположен на тесном месте, у подошвы высокой горы, у ручья, подъезд к нему был труден, особенно во время разлива ручья; но по безмолвию своему, место это было удобно для монашеской жизни. Крайняя теснота принудила отца Паисия обратиться за помощью к князю Мурузи, который, посоветовавшись с главнейшими сановниками, настаивал на том, чтобы старец переселился с той частью братии, которая не вмещалась в Секуле, – в монастырь Нямец, в двухчасовом от Секула расстоянии, оставляя за собой и Секул. Многих и многих слез и сильных нравственных страданий, – так что братия боялась за жизнь старца, – стоило отцу Паисию это приказание. Нямец, по материальной обеспеченности своей, пользовавшийся слишком большой известностью и посещаемый богомольцами, во множестве приходившими на поклонение чудотворной иконе Божией Матери, – не представлял удобных условий для строгой иноческой жизни. С великой скорбью водворился отец Паисий в Нямце.

На новом этом месте, уже последнем житейском пристанище своем, отец Паисий так же, как и прежде, продолжал поучать братию, которой было в Нямце до 400 и в Секуле до 100 человек, устроил больницу, о малейших нуждах которой неотступно заботился, успокаивал странников. Раз в год, на 10 дней, к празднику Усекновения главы Иоанна Предтечи, оправлялся он в Секул, для пользы монастыря и братии. Когда же в Нямце со всех сторон сходился на праздник народ, он, в хлопотах о успокоении богомольцев, не знал отдыха. Назначив опытных иноков для приема богомольцев, он не закрывал дверей своей келии, и множество народу приходило к нему тогда.

В 1790 году архиепископом Амвросием, прибывшим с армией Потемкина в Яссы, отец Паисий был возведен в архимандриты.

Последние годы жизни отца Паисия прошли в тех же неустанных трудах. Он не имел утешения видеть в своем монастыре то высокое воодушевление и отрешенность от земных забот, которыми украшались все ученики его во время пребывания в Драгомирне: достаток, молва и мятеж оживленного места наносили великий ущерб духовному делу.

Переводных трудов своих старец не оставлял до смерти: покрытый ранами в правом боку, лежа на одре, он облагал себя книгами – Библией славянской и греческой, греческой и славянской грамматикой и тем сочинением, которое переводил, – ставил свечу – и писал всю ночь, забывая немощь тела и болезнь свою. Вообще он не спал более 3 часов в сутки.

Так совершал он до конца трудный свой путь.

Великой душевной красоте старца соответствовал и внешний облик его: его лицо было бело и светло, как у Ангела Божия; взор тих, слово смиренно, весь он полон был благочестия и дышал милостью. Ум его всегда был соединен с Богом, при беседах о духовных предметах его лицо цвело радостью и из глаз текли слезы. По благодати Божией обрел он в сердце своем источник воды живой и, напоясь сам ею до сытости, поил ею и других. Действовал в его чистом просветленном уме дар предвидения, чудеса же свои он приписывал Богоматери.

Старец Паисий тихо отошел к Богу 15 ноября 1794 года, 72 лет от роду. Перед смертью посмотрел он и исправил в нужных местах свои переводы и преподал через двух духовников – славянского и молдавского – благословение монастырям. Никаких распоряжений и завещаний он не оставил. Старец Паисий похоронен на правой стороне соборной церкви Нямецкого монастыря.

Память этого крепкого подвижника благочестия, с юных лет подъявшего иго Христово, кроме высокой жизни его, священна его великими книжными трудами.

Получив от Бога способность к языкам и переложению и стяжав дар духовного разумения, он с неослабевающей ревностью принес эти способности на пользу Церкви. Плодом его денно-нощных трудов явилась возможность пользоваться драгоценнейшими аскетическими творениями, которые без него лежали бы втуне, а теперь служат азбукой для монашествующих и руководством для мирян, внимательных к делу своего спасения.

Заслуга издания этих переводов принадлежит оптинским старцам.