Текст книги "Жития святых в земле российской просиявших. Новомученики и исповедники XX века. Жития, чудеса,поучения. Том 2"

Память святителя Митрофана сохранялась в народе с самой кончины его до прославления его нетленных мощей; воспоминание высоких его добродетелей и умилительные прошения, которые в завещании обращает он к пастве о приношении за него молитв, были причиной, что многие из воронежских жителей имели обыкновение приходить на место его погребения и служить панихиды о упокоении его души. Поколения сменялись около его могилы, а завещание его жило в памяти верующих: молящимся на земле о святителе сам он ответствует взаимной молитвою на небесах.

Вскоре после кончины святителя потребовались многие поправки в Архангельском приделе собора, и потому гроб его был вынесен под колокольню в деревянную церковь Неопалимой Купины, а спустя пятнадцать лет опять перенесен во вновь построенный Благовещенский собор, недоконченный святителем Митрофаном и своей непрочностью как бы предназначенный к прославлению его. В оба раза перенесения тело его видели нетленным.

После этого в течение ста лет не находится в летописях свидетельства о святых мощах святителя. Богомольцы обыкновенно просили совершать молебное пение Одигитрии Божией Матери, чудотворная икона Которой осеняла первую могилу святителя Митрофана в Архангельском приделе. Под иконой сохранялась надпись: «Здесь погребен святитель Митрофан, первый епископ Воронежский». Непостижимо, что при великом усердии всего народа к памяти угодника Божия к концу XVIII столетия забыли место погребения и указывали его не там, где оно было!

С 1820 года число почитателей памяти святого пастыря увеличилось; со всех сторон стали приходить ко гробу его страждущие различными болезнями, прося его молитвенного ходатайства у престола Божия. Вопли верующих не напрасно стремились к пастырю и заступнику несчастных: много болящих получали исцеления, и слава чудотворений его разнеслась во всей России. Единодушное слышалось желание сподобиться зрения мощей святого ходатая перед Богом; люди всех сословий и состояний призывали его в молитвах. В народе происходило особенное религиозное движение, какое-то общее ожидание: все ожидали прославления святителя, как особенного благословения Божия к православному государству. Чудесные исцеления умножились. В 1830 году Воронежский архипастырь Антоний доносил о том Святейшему Синоду. Положено было ожидать дальнейших указаний Провидения.

Осенью 1831 года при починке соборного фундамента и при справлении пола неожиданно увидали близ южной стены не – сколько разломанный каменный склеп с нетленным телом в схимонашеском одеянии и немедленно донесли о том государю Николаю I. В 1832 году совершено было свидетельствование духовной комиссией под руководством архиепископов Евгения Рязанского и Антония Воронежского. Мощи найдены нетленными, пролежав более 130 лет в сырой земле; верхней доски гроба не оказалось, боковые доски от сырости сильно обветшали, осталась неразрушенной только исподняя доска, на которой покоилось тело святителя; схимонашеское одеяние оказалось невредимо; панагия на груди, Евангелие в руке, волосы, на голове с проседью, на лице совсем белые, – не знали ни тления, ни времени. Особенное благоухание при открытых мощах долго ощущалось всеми.

Строгое исследование чудесных исцелений, совершавшихся при мощах святителя Митрофана, свидетельствовало перед народом святость жизни его и утверждало верование, что Бог не дает преподобному Своему видеть нетление. Открытие мощей воспоследовало 6 августа 1832 года с подобающим благолепием и торжественностью при великом стечении народа. Многие при этом совершились чудесные исцеления.

Сила Божия и доныне совершается в немощах у многоцелебной раки святителя Митрофана.

Святой Димитрий, митрополит Ростовский
(28 октября 1709 г.)

Православная церковь, признательная к отечественным заслугам святителя Димитрия, причислила его к лику святых и так величает его: «Православия ревнителю, раскола искоренителю, Российский целебниче и новый Богу молитвенниче, списанми своими буих уцеломудрил еси, цевнице духовная, Димитрие блаженне, моли Христа Бога спастися Императору нашему и всему наследию и державе Его».

В немногих словах этого тропаря выражены подвижнические труды великого святителя: всю жизнь свою он всецело отдавал Богу, с самоотвержением служил ближнему, распространял Православие, искоренял раскол, просвещал своими сочинениями и усердно молил Бога о спасении своего земного отечества, Государя и народа, на пользу которых служил с полным самоотвержением.

Святитель Димитрий, во Святом Крещении Даниил, сын полкового сотника Саввы Григорьевича Тупталы, родился в 1651 году близ Киева в местечке Макарьеве. В своих дневных записках – Диарии, или Дневнике, который он вел с 1668 года по 1703 год, он описал благочестивую жизнь своих родителей и блаженную кончину своей матери, которая скончалась в Великую Пятницу и в тот самый час, в который Спаситель наш предал Дух Свой Богу Отцу. Блаженна мать, о добродетелях которой свидетельствует с похвалой такой сын!

Первоначальным воспитанием своим святитель Димитрий обязан был матери, потому что отец, отвлекаемый из дома военными занятиями, не имел времени заниматься сыном. Мать посеяла в нем глубокое чувство веры в Бога и любви к отечеству и ближнему, которые во всю его жизнь были отличительными свойствами его характера.

Желая доставить сыну высшее образование, родители поместили его в Братское училище в Киеве, ныне обращенное в Духовную Академию. В то время это училище или, как тогда называли, коллегия, устроенное преосвященным митрополитом Петром Могилой, было единственным рассадником духовного воспитания.

Необыкновенные способности и блестящие успехи в науках Даниила обратили на него общее внимание. Он тщательно изучил латинский, греческий, еврейский и польский языки и познакомился с правилами красноречия и поэзии. Но и в первые годы молодости Даниил обнаруживал особенную наклонность к духовной жизни, не любил шумных забав и увеселений товарищей и в свободное время всего охотнее посещал церковные службы, читал творения святых отцов и Священное Писание.

В 1665 году поляки овладели Киевом, колыбелью Православия – сожгли училище и Братский монастырь. Тогда пятнадцатилетний Даниил принужден был вернуться к родителям. Продолжая свои учебные занятия, он еще ревностнее посещал храмы и изучал Священное Писание и на восемнадцатом году жизни с благословения родителей последовал влечению своего сердца и вступил в Киевский Кирилловский монастырь, где принял пострижение и имя Димитрия в 1668 году 9 июля.

Труженическая жизнь, безропотное послушание, смирение и самоотверженная любовь к ближнему возбудили общую любовь и уважение начальства и братии к молодому иноку. На другой же год, 1669, Димитрий был посвящен в иеродиакона, а через шесть лет, в 1675 году, в день сошествия Святого Духа Черниговский архиепископ и блюститель Киевской митрополии Лазарь Богданович посвятил его в иеромонаха. Будучи великим ревнителем церкви в Малороссии, архиепископ Лазарь понял духовное настроение молодого инока и, имея нужду в мужественных защитниках Православия для состязания против злохитростных козней латинян, назначил его при своей кафедре в звании проповедника.

Два года поучал живым словом молодой проповедник, исполненный силы и духа и подкрепляемый труженической святостью своей жизни. Имя его стало известно в Украине и Литве; в разных епархиях желали его иметь проповедником слова Божия. Но поучая по обязанности своей ближних, он неупустительно внимал своему спасению и строго следил за собой. Раз в Чернигове видел он сон, который произвел на него такое глубокое впечатление, что он записал его: «Однажды в Великий пост 1676 года, по выходе от утрени в Крестопоклонную неделю и приготовляясь к служению (ибо и сам преосвященный хотел служить и служил в соборе), я задремал несколько сном тонким. Во сне показалось, будто я стою в алтаре перед престолом. Преосвященный сидит в креслах, а мы все около престола, готовясь к служению, что-то читаем. Вдруг Владыка на меня прогневался и начал сильно мне выговаривать. Слова его (я хорошо их помню) были таковы: “Не я ли выбрал тебя, не я ли нарек тебе имя? Оставил брата Павла диакона и других приходящих, а тебя выбрал”. Во гневе произнес он много и других слов, для меня полезных, но тех я не помню, сии же хорошо мне памятны. Я низко кланялся преосвященному и обещался исправиться, просил прощения и удостоился оного. Простив меня, он позволил мне поцеловать свою руку и начал разговаривать со мной ласковее, повелевая мне готовиться к служению. Тогда опять стал я на своем месте и разогнул служебник, но и в нем тотчас нашел написанные крупными буквами те же самые слова, в каких преосвященный делал мне выговор. С великим ужасом и удивлением читал я в то время сии слова и доныне помню их твердо. Пробудясь от сна, я много удивлялся виденному и доселе при воспоминании удивляюсь и думаю, что в оном видении через особу преосвященного архиерея вразумлял меня Сам Создатель мой. При этом я спрашивал и о Павле: не было ли когда такого диакона? Но не мог найти его нигде: ни в Чернигове, ни в Киеве, ни по другим монастырям, и доныне не знаю, был ли и существовал ли где в моем отечестве Павел диакон? И Бог знает, что значит Павел диакон? О Господи Боже мой, устрой о мне вещь сию по Твоему благому и премилосердному изволению на спасение души моей грешной». Даже сон произвел на благочестивого юношу такое благодатное впечатление, что по истечении многих лет всегда возбуждал его к спасительному сокрушению о грехах и вниманию к движениям души своей.

Под влиянием благочестивого настроения иеромонах Димитрий отправился в Новодворский монастырь, в пределах Литовских, для поклонения чудотворной иконе Богоматери, написанной святителем Петром. Белорусский епископ Феодосий Васильевич пригласил его в Слуцк и просил проповедовать слово Божие в Братском Преображенском монастыре, где он и прожил более года, пользуясь особенной любовью ктитора Иоанна Скочкевича. Из Слуцка он иногда отлучался для поклонения святыням Православия в разных местах. По смерти своих благодетелей, архиерея Феодосия и ктитора Скочкевича, святой Димитрий принужден был, несмотря на все просьбы слуцкой братии, вернуться на Украину, где он, повинуясь приглашению гетмана Самойловича, поселился в Батурине, в Николаевском Крутицком монастыре. И здесь проводил он жизнь во всяком смиренномудрии, чистоте, в молитве и посте, занимаясь чтением душеспасительных книг, составлением поучений и проповедью слова Божия.

В Батурине многие монастыри приглашали его для начальствования; Киево-Кирилловская обитель присылала к нему нарочного с предложением сана игуменства, но Димитрий отказывался от почетного сана, как по смирению, так и по просьбе гетмана, не желавшего с ним расстаться. В 1681 году гетман отправил иеромонаха Димитрия с письмом к архиепископу Лазарю Барановичу, который принял его очень милостиво и, еще не читая письма, сказал: «Да благословит вас Господь Бог на игуменство, но по имени Димитрия желаю вам митры: Димитрий да получит митру». Уважая ходатайство гетмана и избрание братии Максаковской обители, Черниговской губернии, города Борзны, архиепископ посвятил его во игумена и, пригласив к себе на обед, так приветствовал его у себя: «Сегодня чтим память святого пророка и боговидца Моисея, сегодня же яко Моисея на Фаворе, сподобил вас Бог игуменства во обители, где храм Преображения Господня. Иже сказа пути Своя Моисеови, да скажет и вам на сем Фаворе пути Свои к вечному Фавору».

Но Максаковская обитель недолго наслаждалась его проповедями, недолго назидалась примером его святой жизни. На другой же год по воле владыки Лазаря и согласно желанию гетмана игумен Димитрий был переведен настоятелем Батуринского Крутицкого монастыря, которым управлял год и восемь месяцев, но по любви к уединению и ученым занятиям, он отказался от управления монастырем. Вспоминая о своих странствованиях из монастыря в монастырь, он написал в своем дневнике: «Бог знает, где и мне суждено положить свою голову?» В день своего Ангела смиренный Димитрий отказался от игуменства и оставался на покое в том же монастыре, не страшась покоряться чужой воле.

Через несколько времени после этого, настоятель Киево-Печерской Лавры, просвещенный архимандрит Варлаам Ясинский, пригласил отшельника Димитрия переселиться в Лавру по очень важному делу составления жития святых, для чего еще по желанию митрополита Петра Могилы выпрошены были у патриарха Иоакима Четьи-Минеи митрополита Макария. Известного по святой жизни и по необыкновенному дару слова Димитрия просили принять на себя труд составления житий. Димитрий не отказывался от благочестивого труда, хотя и понимал всю громадность его и тяжесть ответственности за него перед Богом и людьми. С упованием на помощь свыше, он оставил другие занятия и с июня 1684 года принялся за составление житий святых. С тех пор это сделалось постоянным делом всей его жизни. Двадцать лет трудился он над этим делом и тем оказал великую услугу православной церкви. Сведения свои он почерпал из достоверных источников: Четьи-Минеи блаженного Макария, жития святых Симеона Метафраста, привезенные с Афонской Горы, различные древние прологи, соборники, киевский патерик и еще много других.

В 1685 году Димитрий имел два видения, показавшие ему, что угодники Божии благоволят к его трудам. Ему представилось, что пещера с мощами святых поручена его смотрению; он перекладывал мощи великомученицы Варвары в лучшую раку и молился: «Благодетельница моя! Умоли Бога о грехах моих!»; а она явилась, как живая, и сказала: «Не знаю, умолю ли: ты молишься по-римски». Смиренный Димитрий смутился, поняв это так, что он молится коротко и редко, но святая Варвара сказала милостиво: «Не бойся». В другом же видении явился ему Орест и сказал: «Я больше претерпел мук за Христа, нежели ты написал». И показав ему великую рану на левом боку, проходящую сквозь внутренность, сказал: «Это мне железом прожжено!» Указав на раны на локтях правой и левой руки, сказал: «Это мне перерезали. Видишь ли, – прибавил весело мученик, – не больше ли я претерпел страданий за Христа, чем ты написал?» Внимая ему, святой Димитрий думал: «Который это Орест? Не тот ли, который празднуется 13 декабря?» Мученик отвечал на его мысль: «Я не из пяточисленных, но тот Орест, которого жизнь ты ныне пишешь».

Два года Димитрий, свободный от других обязанностей, занимался составлением житий святых, но в 1686 году, по настоянию нового митрополита Гедеона и убеждению гетмана, опять принял настоятельство Николаевского монастыря в Батурине, где и кончил первое отделение Четий-Миней. В 1689 году Киевская Лавра приступила к печатанию первой части в лаврской типографии, не испросив на то благословения патриарха и приняв на свою ответственность издержки издания. Димитрий сам приезжал в Киев наблюдать за исправностью издания.

Патриарх Иоаким в Москве возмутился от такого своеволия и по случаю распространявшейся унии, не доверяя православию малороссийских ученых, как ближе стоящих под влиянием Запада, вытребовал в Москву напечатанную книгу и, приказав найденные в ней ошибки исправить, сделал строгое замечание наместнику Лавры Варлааму, чтобы на будущее время все книги представлять на рассмотрение патриарха. Вскоре после этого Димитрий сам был в Москве с новым гетманом и удостоился принять благословение патриарха на продолжение своего благочестивого труда.

По возвращении в Батурин святой Димитрий еще с большим усердием и осторожностью принялся за составление второй части, и чтобы ничто более не развлекало его от занятий, оставил настоятельские покои и перешел в небольшую келью, построенную им невдалеке от Николаевской церкви; келью эту он называл своим скитом.

Новый патриарх Адриан прислал похвальную грамоту Димитрию: «Сам Бог да воздаст ти, брате, всяцем благословением за твои богоугодные труды в писании, исправлении и тихом издании книги душеполезной житий святых за три месяца первые. Той же и впредь да благословит, укрепит и поспешит потруждаться тебе даже на всецелый год».

Выразив живейшую благодарность милостивому патриарху, Димитрий снова отказался от настоятельства и, переселившись в Киев, отпечатал жития святых за декабрь в 1693 году.

Но любителя уединения и богоугодных занятий не оставляли в покое. Новый архиепископ Черниговский Феодосий, знавший искусство Димитрия по управлению, посвятил его в архимандрита над Петропавловским монастырем, в 20-ти верстах от города Глухова. Здесь он составил жития святых за месяцы январь и февраль, которые и были напечатаны в 1695 году. После этого он с обновленным усердием принялся за составление третьей части, но в это время митрополит Варлаам перевел его в Киевский Троице-Кириллов монастырь, где Димитрий полагал начало своей иноческой жизни. Тут еще жив был его столетний отец – ктитор монастыря – всегда отличавшийся живой любовью к благочестию, построивший в обители трапезный храм в честь святого Димитрия – Ангела своего сына-труженика. Три дочери столетнего старца были одна за другой игуменьями Иорданской женской обители, устроенной заботами их благочестивого отца, воспитавшего богоугодных детей.

Но и тут недолго оставили Димитрия в сане игумена: через пять месяцев его посвятили архимандритом Черниговского Елецкого монастыря и Глуховского, а через два года и три месяца перевели в Северский монастырь Всемилостивого Спаса в Новгороде. Здесь он окончил третью часть Четьи-Минеи, которая в 1700 году напечатана в типографии Киево-Печерской Лавры. В знак признательности за великий труд новый архимандрит Лавры Иоасаф Краковский прислал ему икону Богоматери, подаренную царем Алексеем Михайловичем после венчания его на царство митрополиту Петру Могиле. В продолжение 20 лет Димитрий был настоятелем пяти различных обителей и два раза Батуринской. Все обители желали его иметь настоятелем у себя, каждый архиерей хлопотал, чтобы иметь его в своей епархии, все понимали, какой свет благодати разливается в мире от светильника, поставленного Господом освещать и просвещать души человеческие.

Но чем выше становилось положение святого труженика в мире, тем смиреннее становилась его душа, и не оставляла его любимая забота о житиях святых. Глубина его смирения ясно выражается в письме к другу Феологу, монаху Чудова монастыря: «Несмь таков, каким считает меня любовь твоя. Несмь благонравен, но злонравен, обычаев худых исполнен и в разуме далече отстою от разумных… Молю же братскую твою любовь помолиться о мне Господу, Свету моему, да просветит мою тьму, и изыдет честное от недостойного… Надеюсь же на ваши святые молитвы, уповая на милосердие Божие, да не погибну со беззаконьми моими… и помоли Владыку Христа о моем окаянстве, да совершим вскоре пишемую нами книгу, помощию Того всесильною, и нас здравых, спасенных, коварствы вражиими не наветованных да соблюдет. Аминь».

Посреди своих всеобъемлющих трудов Петр Первый не оставлял заботиться о распространении христианства и в отдаленнейших краях своей обширной империи. Так и в это время на кафедру Сибирского митрополита он желал поставить инока святой жизни, высоких дарований и просвещенного ума. По совещании с патриархом, император именным указом предписал Киевскому митрополиту в 1700 году выслать к нему в столицу инока добродетельной жизни и основательного образования для занятия кафедры Сибирской, чтобы с помощью Божией мог бы он просветить закоренелых язычников светом Евангельского учения, чтобы благодатное его действие могло проникнуть и до далеких пределов Китая. Так всеобъемлющий гений Петра проникал в настоящее дело: он понимал, что денежные средства и сила власти не делают благодатных миссионеров, но что всепобеждающая сила благодати привлекается безукоризненной жизнью и чистым умом, просвещенным прежде святой верой, а потом – покорной ей наукой.

Митрополиту Варлааму Ясинскому издавна был известен архимандрит Северский Димитрий? и потому он поспешил указать на него Петру как на достойного высокого сана святителя.

В феврале 1701 года архимандрит Димитрий прибыл в Москву и приветствовал царя красноречивой речью, в которой изобразил достоинство царя земного, носящего на себе образ Христов. Через полтора месяца по приезде в Москву Димитрий, на 50 году рождения, был хиротонисан в митрополита Тобольского и Иркутского.

Высоким саном превознесли смиренного инока Димитрия, но от непрерывных усиленных трудов здоровье его расстроилось; он понимал, что не вынести ему борьбу с суровым климатом Сибири. Кроме того, его тревожила мысль, что в далекой глуши он не в состоянии окончить своего любимого труда – составления житий святых; от этой скорби новопоставленный митрополит заболел и слег в постель. Великий царь поспешил посетить его и, узнав о причине его болезни, повелел оставаться в Москве и ждать ближайшей епархии.

Около года митрополит Димитрий прожил в Москве и имел время познакомиться с новым порядком дел, вводимых Петром, и с государственными деятелями того края, куда вызван на кафедру в трудное время преобразований. Книга «Жития святых» и красноречивые проповеди, которые по усиленным приглашениям он неослабно говорил, приобрели ему расположение царицы Прасковьи Феодоровны, вдовы царя Иоанна Алексеевича, и многих влиятельных особ. Народная любовь всюду за ним следовала.

В это время скончался Иоасаф, митрополит Ростовский, и царь Петр немедленно назначил на его место Димитрия; для Сибирской же епархии нашелся ему достойный преемник в особе Филофея Лещинского, который с помощью Божией окрестил многие тысячи остяков, странствуя за ними на оленях по их тундрам.

Так утешил Господь Россию в славные дни Петра великими столпами церкви: Димитрий в Ростове, Иннокентий на востоке Сибири, Филофей на западе Сибири, Стефан в Москве, Лазарь и Феодосий в Чернигове, Варлаам в Киеве, Митрофан в Воронеже, Иов в Новгороде. Все они ревностные защитники православия, распространявшие свет евангельской жизни и духовное просвещение.

1 марта 1702 года прибыл митрополит Димитрий в Ростов, и остановясь в Яковлевском монастыре, указал в юго-западном углу монастырского собора место для своего погребения, сказав окружающим его: «Се покой мой, зде вселюся во век века». Отслужив первую литургию в кафедральном соборе, он приветствовал паству свою трогательным словом, в котором изложил взаимные обязанности пастыря и паствы.

Первое внимание святителя было обращено на служителей церкви, и он скоро открыл между ними много людей грубых и невнимательных к исполнению своих священных обязанностей. Он обратился к ним с двумя окружными посланиями. В первом обличал их невежество и нерадение относительно тайны исповеди; во втором в подробности объяснил им, как преступны небрежность и грубые мнения относительно Пречистых и Животворящих Таин Христовых, а излагая наставления об обязанностях пастырей церкви, советовал им всегда помнить о высоких своих обязанностях.

Желая приготовить на будущее время более достойных священнослужителей, он открыл при своем доме и на собственные доходы училище из трех классов, сам следил за успехами учеников, часто посещал классы, предлагал вопросы, иногда сам заменял учителей, объяснял Священное Писание и возбуждал в учениках любовь к святым истинам и наукам. Он служил образцом ревности к долгу пастыря. Во все воскресные и праздничные дни он совершал торжественное служение и требовал, чтобы ученики ходили к службам в собор. В святую четыредесятницу и другие посты заставлял их говеть и сам исповедовал их и приобщал Святых Таин. Оказавших особенные успехи брал с собой на дачу в село Демьяны и, занимаясь обучением их, толковал им Новый Завет. Поистине добрый пастырь душу свою полагал за овец, стараясь приготовить будущих пастырей для Русской Церкви. Окончившим курс места давал по достоинству.

Несмотря на множество дел по управлению, святой подвижник окончил и последнюю, четвертую часть «Житий Святых» через два года по водворении своем в Ростове. Рукопись была отослана в Киев и отпечатана в октябре 1705 года. Так, в продолжение 20 лет святитель Димитрий совершал великое дело, по-видимому, превышающее силы одного человека. Но он веровал, что невозможное человекам возможно Богу, и не жалея трудов, неустанно работал ради Бога и с помощью Единого Бога на пользу всей Православной Церкви.

Святитель Димитрий, посетив Ярославль в 1705 году, в первый раз встретился с грубыми суеверами, которым даже и такое распоряжение государя, как бритье бороды и усов, казалось искажением в человеке образа Божия. Они остановили его при выходе из собора по окончании литургии и спросили, как им тут быть, ведь они готовы положить лучше головы на плаху, только бы не брить бороды. «А что отрастет: борода или голова?» – спросил святитель. «Борода», – отвечали они. «Ну так лучше не беречь бороды, которая не раз может отрасти». Чтобы вывести их из заблуждения, святой Димитрий написал «Рассуждение об образе Божием в человеке», которое много раз было издаваемо в России. Тут он ясно раскрывает невежественным людям, что образ Божий не в бороде и не в наружности, но в невидимой душе, и внушает, чтобы они не надеялись заслужить ращением бороды спасения души.

Вызванный в Москву в 1705 году, святитель Димитрий вместе с другом своим Стефаном Яворским занимался делами церковного управления и проповедью Слова Божия, преимущественно против сильно распространявшегося раскола. Здесь же, по просьбе Казанского митрополита Тихона, он составил службу и похвальное слово святителю Гурию и службу в честь Казанской иконы Богоматери.

В 1707 году возвратился святитель Димитрий на епархию и с этого времени видимо было расстройство его здоровья, сильно потрясенного духовными подвигами и непомерными учеными трудами. Всегда готовясь к смерти, он написал духовное завещание в том же году. Несмотря на это, он не переставал трудиться, написал «Вопросы и ответы о вере», кратко, но понятно опровергая раскольническое мнение о перстосложении при крестном знамении, об образе Божием и еще многое для утверждения истинного Православия. После этого принялся он за составление Летописи или Священной Церковной Истории, необходимость которой для современников живо чувствовал святитель. Но этому труду не суждено было кончиться, по недостатку пособий и слабеющему здоровью. Много претерпев скорбей, святитель Димитрий глубоко понял, как неизбежны скорби на земле, и утешал себя и прибегавших к нему страдальцев христианскими надеждами, единственным врачевством против земных скорбей. Так писал он к митрополиту Стефану, много скорбей испытавшему по управлению и думавшему проситься на покой: «Сколько могу, молю Господа, крепкого и сильного, да укрепит Он архиерейство ваше в ношении тяжкого креста. Не ослабевай, святитель Божий, под тяжестями: ветвь под тяжестями приносит плоды. Не думай, что труды твои напрасны. Приидите ко мне, – говорит Господь, – еси тру уедающийся и обремененнии. Велика награда перенесшим труды и зной дня! Не в суете те, которыми умно управляется корабль Христовой церкви среди бурь. Ваше преосвященство, считаете блаженным уединение. И я ублажаю его. Но худо ли и рассуждение святого Макария Египетского о пустынниках и о трудящихся для пользы других? Он пишет: одни с помощью благодати заботятся только о себе, другие стараются принести пользу душам ближних. Последние много выше тех. Подвизайся же, Христов подвижник, о укрепляющем Иисусе! Бремя возложено на ваше святительство не случайно, а по смотрению Божию. Готов для вас и венец праведной награды. Благо носить иго Христово, да будет же легким бремя его».

Святой Димитрий успел довести Летопись свою только до шестого столетия четвертой тысячи лет. Другие более важные дела настоятельно требовали его забот. Раскольничьи заблуждения быстро распространялись по Ростовской епархии и требовали неослабного обличения. Нашелся даже один священник, принявший заблуждения раскольников и защищавший их, за что был отрешен; но царица Параскева Феодоровна, глубоко уважавшая святителя Димитрия, вступилась за отрешенного священника. На просьбу царицы святитель отвечал: «Много причинил он мне досады, перед многими людьми позорил мое смирение, укорял меня еретиком, и римлянином, и неверным. Но я все это прощаю ему, ради Христа моего, Который быв укоряем не укорял и сносил страдания терпеливо. Взирая на страдания Спасителя моего, простил я священника, не запретил ему священства, а предоставил ему избрать место в монастыре». Несмотря и на письменное ходатайство царицы, святитель не изменил своего решения: «Страшусь гнева Божия, если пущу в Христово стадо волка, одетого в овечью шкуру, губить души раскольничьим учением. Молю ваше царское благородие не прогневаться на меня, что не могу выполнить невозможного».

Выше всего святитель ставил понимание и исполнение обязанностей своего сана. Не находя способных людей для борьбы с расколоучителями, он сам ревностно восстал против размножившегося зла? и вся тяжесть борьбы пала на него одного. Он ездил по епархии, живым словом толковал народу неосновательность и вред лжеучений, написал «Розыск», то есть полное опровержение раскольничьих учений, который и разослал по епархии, предлагая тем духовенству сильное оружие против врагов православия.

По окончании этих трудов святитель хотел опять приняться за Летопись, но сил уже недоставало. «Часто изнемогаю, – писал он к своим друзьям, – и Бог весть, могу ли начатое совершить: частые мои недуги перо от руки пишущей отнимают и писца на одр повергают, гроб же очесам представляют. А к тому, очи видя мало видят и очки немного помогают и рука моя дрожит и вся храмина тела близ разорения».

Близился конец земной жизни, и человек Божий созрел для вечности блаженной. Святитель предчувствовал свою смерть за несколько дней до кончины. Царица Параскева Феодоровна отправилась на богомолье в Ярославль для поклонения чудотворной иконе Толгской Божией Матери. Но за распутицей и непогодами не решалась путешествовать до Ярославля и повелела принести икону в Ростов. Услышав о том, святитель призвал казначея и сказал ему: «Се грядут в Ростове две гостьи: Царица Небесная и царица земная; но я не сподоблюсь видеть их здесь, а надлежит тебе, казначею, быть готовым для принятия этих гостей».

За три дня до кончины, святитель, несмотря на свое изнеможение от жестокой болезни, давно уже таившейся в груди, отслужил в соборе обедню, 26 октября, в день Ангела своего – святого великомученика Димитрия Солунского. Но не в силах уже быв произнести приготовленной им проповеди, приказал одному из певчих прочитать ее, сам же слушал, сидя в Царских вратах. За обеденным столом по обычаю прежних лет сидел вместе с гостями, но с крайним изнеможением. На другой день навестил больного владыку Варлаам, архимандрит Даниловского монастыря в Переяславле-Залесском. В это время пришел к нему дворецкий монахини Варсонофии, бывшей кормилицы царевича Алексея Петровича, проживавшей неподалеку от архиерейского дома, и просил посетить ее, хотя на самое короткое время. Два раза он отказывался от приглашения, наконец, по совету архимандрита, пошел к ней и уже с большим трудом мог дойти до дома, опираясь на служителей. Совершенно ослабев, он не мог более заниматься с гостем и приказал своему казначею угостить его, сам же удалился в келью, долго ходил, поддерживаемый под руки служителями, думая через ходьбу облегчиться от удушливого кашля. Потом призвал певчих и заставил их петь духовные песни, им написанные: «Иисусе мой прелюбезный! Надежду мою в Бозе полагаю» и другие, и слушал их, греясь у печки. Отпустив певчих с благословением, он оставил из них особенно им любимого за усердие в переписывании его сочинений и стал рассказывать ему о своей прошлой жизни, начиная с детства.