Текст книги "Судьба благоволит волящему. Святослав Бэлза"
Автор книги: Игорь Бэлза
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Дон Кихот в русской поэзии
Знакомство русских поэтов с великим романом Сервантеса началось задолго до появления в 1769 г. первого в нашей стране перевода «Дон Кихота». За десять лет до выхода из печати этого неполного, сделанного к тому же с французского текста, перевода писал уже о «Донкишоте» как о «достойном» произведении взыскательный А.П. Сумароков в своем полемическом «Письме о чтении романов», которое он поместил в издававшемся им первом в России частном журнале «Трудолюбивая пчела»[1]1
А.П. Сумарокову, кстати, русский читатель обязан также первой встречей с Именем Шекспира. Сю: Алексеев М.П. «Первое знакомство с Шекспиром в России. – В кн.: «Шекспир и русская культура». М., Л., 1965 г. С. 18
[Закрыть]. К еще более раннему времени – 1747 г. – относится первоначальный вариант обширного трактата В.К. Тредиаковского «Разговор о правописании».
Трактат этот построен по принципу беседы «между чужестранным человеком и российским», и «российский человек» высказывает в нем опасение, что могут найтись критики, которым не понравится «нехорошество наших разговоров: ибо они будут говорить, что разговору должно быть натуральну, а именно такому, какой был, при всех удивительных похождениях, между скитающимся рыцарем Донкишотом и стремянным его Саншею Пансою. И потому неприятно им будет, что нет в нашем разговоре ни единыя епистолии, сочиненныя прекрасным слогом, и к отданию надлежащий Дульцинее дю Тобозо». Заслуживает упоминания также тот факт, что в 1761 г., опять-таки до появления «Дон Кихота» на русском языке, немецкий перевод романа приобрел для своей библиотеки Ломоносов.
С конца XVIII в. история «Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского» становится в России одной из наиболее известных книг, а по-разному трактуемый образ прославленного рыцаря прочно входит в обиход русской литературы. Г.Р. Державин первым, по-видимому, из русских поэтов применил термин «донкихотство» (точнее – глагол «донкишотствовать») в одной из строф оды «Фелица», написанной в 1782 г. В поэзии Н.М. Карамзина среди советов «бедному поэту», написанных в 1796 г., мы находим и такой:
A. Н. Радищев в единственной дошедшей до нас первой песни поэмы «Бова», созданной им после возвращения из сибирской ссылки, так описывает рыцарей, съезжавшихся на турнир, затеянный царем Кирбитом «во утешенье своей дочери прекрасной»:
Ламанчского рыцаря Радищев упоминает, кроме того, в главе «Завидово» своего мятежного «Путешествия из Петербурга в Москву» и в «Житии Федора Васильевича Ушакова».
B. А. Жуковский еще в юности перевел французскую переделку «Дон Кихота», принадлежащую перу Флориана. «Ромном гишпанским, стоющим любопытства» назвал «Дон Кихота» в XVI письме «Почты духов» И.А. Крылов[4]4
Крылов И.А. Поли. собр. соч. Т. 1. М., 1944. С. 101. Интересно, что в одном из писем Крылова, которое датируется 1789 г., содержится следующая фраза: «Простите мне, милостивый государь, что я, как Санхо-Пансо, вмешиваю пословицы, причиною тому, что у меня на уме глупый Дон-Кишот…» (Там же. Т. 3. М., 1946. С. 335).
[Закрыть].
Известен факт использования Пушкиным образа Дон Кихота в «Капитанской дочке». Высокие суждения Пушкина о Сервантесе засвидетельствовал в своей «Авторской исповеди» Н.В. Гоголь. Убеждая будущего автора «Мертвых душ» начать работу над крупным произведением, Пушкин, по словам Гоголя, привел ему в пример Сервантеса, «который хотя и написал несколько очень замечательных и хороших повестей, но если бы не принялся за „Донкишота“, никогда бы не занял того места, которое занимает теперь между писателями».[5]5
Гоголь Н.В. О Литературе. М., 1952. С. 229.
[Закрыть] Через десять лет после смерти Пушкина В.Г. Белинский, чутко уловивший родство гоголевского «смеха сквозь слезы» с сервантесовским юмором, написал в статье «Ответ „Москвитянину“»: «Из всех известных произведений европейских литератур пример подобного, и то не вполне, слияния серьезного и смешного, трагического и комического, ничтожности и пошлости жизни со всем, что есть в ней великого и прекрасного, представляет только Дон Кихот Сервантеса»[6]6
Белинский В.Г. Собр. соч. в 3-х томах. Т. 3. М., 1948. С. 739.
[Закрыть].
Дон Кихот, который – подобно другому сложившемуся на испанской почве образу – Дон Жуану – стал достоянием мировой литературы, на протяжении вот уже более трех с половиной столетий привлекает внимание писателей и философов. Известны самые различные – часто противоречивые – толкования этого образа.
Как указывает в своей книге о Сервантесе К.Н. Державин, в России «оригинальная трактовка творчества великого испанского писателя появилась не сразу. Подобно тому, как в XVIII столетии в России господствовала просветительская точка зрения на Сервантеса, в основных чертах совпадавшая с взглядами западно европейских просветителей, в первой трети XIX в. сильное влияние на восприятие русскими читателями сервантесовских произведений оказала немецкая, а затем французская романтическая критика»[7]7
Державин К.Н. Сервантес. М., 1958. С. 608.
[Закрыть]. Примером романтического истолкования образа героя Сервантеса может служить философско-фантастическая повесть В.Ф. Одоевского (или, как ее назвал автор, «сказка для старых детей») «Сегелиель. Дон Кихот XIX столетия», отрывки из которой были опубликованы в 1838 г.[8]8
Сборник на 1838 год. СПб., 1838. С. 89–106.
[Закрыть]
В том же 1838 г. в ответ на все усиливавшееся стремление русской читающей публики познакомиться с романом Сервантеса без посредства французских и немецких переводов и переделок появился, наконец, первый выполненный с испанского оригинала русский перевод «Дон Кихота», сделанный К.П. Масальским. В апреле того же года в «Московском наблюдателе» появился анонимный отклик на перевод Масальского, где давалась высокая оценка его труду. Автором этой заметки был Белинский, именем которого открывается новая страница в истории «русского Дон Кихота»[9]9
См.: Мордовченко НИ. «Дон Кихот» в оценке Белинского. В сб.: Сервантес. Статьи и материалы. Л., 1948. С. 32–43.
[Закрыть].
Белинскому принадлежат глубокие суждения о «несравненном» – как он называл его – «Дон Кихоте». Белинский выступил против господствовавших в то время как на Западе, так и в России взглядов на роман Сервантеса как на произведение романтического искусства. В противовес идеалистической концепции романа Белинский выдвинул свое знаменитое положение о том, что «Дон Кихотом» началась новая эра «новейшего» искусства, т. е. искусства реалистического, в чем он видел основное достоинство книги. Свое понимание образа Дон Кихота Белинский выразил, пожалуй, с наибольшей полнотой в статье о романе М.Н. Загоскина «Кузьма Петрович Мирошев» (1842), где он показал всю сложность этого образа, сочетание в нем комического с трагическим и безумия с мудростью: «Идея Дон Кихота не принадлежит времени Сервантеса: она – общечеловеческая, вечная идея, как всякая „идея“; Дон Кихоты были возможны с тех пор, как явились человеческие общества, и будут возможны, пока люди не разбегутся по лесам. Дон Кихот – благородный и умный человек, который весь, со всем жаром энергической души, предался любимой идее; комическая же сторона в характере Дон Кихота состоит в противоположности его любимой идеи с требованием времени, с тем, что она не может быть осуществлена в действии, приложена к делу. Дон Кихот глубоко понимает требования истинного рыцарства, рассуждает о нем справедливо и поэтически, а действует в качестве рыцаря нелепо и глупо; когда же рассуждает о предметах вне рыцарства, то является истинным мудрецом. И вот почему есть что-то грустное и трагическое в судьбе этого комического лица, а его сознание заблуждений своей жизни на смертном одре возбуждает в душе глубокое умиление и невольно наводит вас на созерцание печальной судьбы человечества. Каждый человек есть немножко Дон Кихот; но более всего бывают Дон Кихотами люди с пламенным воображением, любящей душою, благородным сердцем, даже с сильною волею и умом. Но без рассудка и такта действительности»[10]10
Белинский В.Г. Поли. собр. соч. Т. 6. М., 1955. С. 34. Слова Белинского о том, что «каждый человек есть немножко Дон Кихот», невольно вызывают в памяти стихотворение Я.П. Полонского «Последний вывод» (1853):
Все прежние мечты, все страсти, все желанья,Все равнодушие к тому, чего уж нет, —Все вместе, как одно всецелое страданье,Могло б в сердцах людей найти себе ответ…Но я не жду его, я не прошу ответа;И все, что скажут мне, я знаю наперед:«Мы так же, как и ты, похожи на Гамлета;Ты так же, как и мы, немножко Дон Кихот». (Цит. по кн.: Полонский Я.П. Стихотворения. Л., 1957. С. 150).
[Закрыть]. Нет сомнения, что высказывания Белинского, а также ряда других крупнейших деятелей русской литературы о Дон Кихоте оказали существенное влияние на восприятие этого образа отечественной поэзией.
Широко трактуемый образ сервантесовского героя неоднократно применялся Белинским не только в литературной полемике, но и в общественно-политической борьбе с идейными противниками. Подобное использование образа Дон Кихота прежде всего как художественного разрыва с исторической действительностью мы находим далее в русской критике и публицистике от Герцена, Чернышевского, Добролюбова вплоть до Ленина, Горького, Луначарского[11]11
А.В. Луначарскому принадлежит одна из наиболее глубоких в литературоведении характеристик творчества Сервантеса (см.: Луначарский А.В. История западноевропейской литературы в ее важнейших моментах. Ч. 1. М., 1924. С. 175–180). Луначарский подчеркивал, в частности, то, о чем забывают многие, – что своим романом испанский писатель «хоронил феодализм, но он хоронил его не просто. Он хохотал над этим феодализмом, но он и оплакивал его в его лучших чертах – в лучших рыцарских заветах». Луначарский является также автором пьесы «Освобожденный Дон Кихот» (1922) – первой драматургической трактовки романа Сервантеса в советскую эпоху (наиболее ранние известные русские драматургические произведения по мотивам «Дон Кихота» датируются еще началом XIX в. См.: Державин К.Н. «Дон Кихот» в русской драматургии. В сб.: Сервантес. Статьи и материалы. С. 124–148). Из числа более поздних пьес советских авторов, посвященных похождениям ламанчского рыцаря, наибольший интерес представляет «Дон Кихот» М.А. Булгакова. В настоящей работе заслуживает упоминания шедшая в 30-х годах нашего века трагикомедия Г. Чулкова «Дон Кихот», где для разграничения поэтического и прозаического планов действия пьесы автором был применен формальный прием: пользование стихотворной и обычной речью (см.: Чулков Г. Дон Кихот. Трагикомедия в четырех актах. М., 1935. 2-е изд., М. – Л., 1937).
[Закрыть].
Ярким примером публицистического использования образа в поэзии являются «Заметки С.-Петербургского Дон-Кихота», печатавшиеся Д.Д. Минаевым в 1862–1863 гг. в еженедельнике «Гудок». «Обличительный поэт» – таков был один из многих псевдонимов Минаева. И образ Дон Кихота, как и целого ряда других персонажей классической литературы, был использован Минаевым в сатирическом плане.
Обличать лжецов ужасных,
Лихоимца, татя, мота,
Заступаться за несчастных —
Вот задача Дон Кихота. —
Я – неправды, зла каратель!
– заявлял о себе герой минаевских «Заметок» в запрещенном цензурой и опубликованном лишь в наше время «Добавлении к Дон Кихоту»[12]12
Прийма Ф.Я. К «Заметкам С.-Петербургского Дон Кихота» Д.Д. Минаева. В сб.: Сервантес. Статьи и материалы. С. 209. Использование образа Дон Кихота в стихотворной публицистике встречается и в наши дни. См., наир.: Евтушенко Евг. Дон Кихот. В сб.: Взмах руки. М., 1962. С. 30–32.
[Закрыть].
«Я называю героями не тех, кто побеждал мыслью или силой. Я называю героем лишь того, кто был велик сердцем», – писал в предисловии к «Жизни Бетховена» Ромен Роллан[13]13
Роллан Р. Собр. соч. в 14 томах. Т. 2. М., 1954. С. 11.
[Закрыть]. Дон Кихот, несомненно, велик сердцем. И в этом одна из причин того, что образ ламанчского рыцаря был органически воспринят русской литературой, мастеров которой всегда волновали этические проблемы.
О «величии сердца» Дон Кихота прямо сказал Ф.М. Достоевский, назвав его «самым великодушным из всех рыцарей, бывших в мире, самым простым душою и одним из самых великих сердцем людей»[14]14
Цит. по кн.: Державин К.Н. Сервантес. М., 1958. С. 622 (курсив мой. – С. Б.).
[Закрыть]. Достоевский не раз высказывал свое восхищение романом Сервантеса. «Во всем мире нет глубже и сильнее этого сочинения. Это пока последнее и величайшее слово человеческой мысли…»[15]15
Достоевский Ф.М. Собр. соч. в 10 томах. Т. 6. М., 1957. С. 726.
[Закрыть] – сделал он запись в дневнике за 1876 г., через два года после того, как вышло единственное прижизненное отдельное издание его романа о похождениях «нового Дон Кихота» – князя Мышкина[16]16
Вспомним, кстати, что именно так – «новым Дон Кихотом» имел основания Белинский назвать и Чацкого в статье о «ГЪре от ума». См.: Белинский В.Г. Собр. соч. в 3-х томах. Т. 1. М., 1948. С. 512.
[Закрыть].
Достоевский в самом тексте «Идиота» несколько раз непосредственно подводит читателя к мысли, что князь Лев Николаевич – «новый Дон Кихот». Так, Аглая получает записку от Мышкина и, прочитав, кладет ее в свой столик. Эту записку она «назавтра опять вынула и заложила в одну толстую, переплетенную в крепкий корешок книгу (она всегда так делала с своими бумагами, чтобы поскорее найти, когда понадобится). И уж только через неделю случится ей разглядеть, какая была это книга. Это был „Дон Кихот Ламанчский“. Аглая ужасно расстроилась – неизвестно чему»[17]17
Достоевский Ф.М. Собр. соч. в 10 томах. Т. 6. М., 1957. С. 215.
[Закрыть].
Другой раз писатель делает это через Пушкина. Та же Аглая называет князя Мышкина «рыцарем бедным» и читает затем пушкинскую «Легенду» («Жил на свете рыцарь бедный…»), которая в измененном виде была включена поэтом в «Сцены из рыцарских времен», и такой ее знал Достоевский. Когда в романе заходит речь о толковании этой баллады, Аглая объясняет ее смысл: «…в стихах этих прямо изображен человек, способный иметь идеал, во-первых, раз поставив себе идеал, поверить ему, а поверив, слепо отдать ему всю свою жизнь. […] Поэту хотелось, кажется, совокупить в один чрезвычайный образ все огромное понятие средневековой рыцарской платонической любви какого-нибудь чистого и высокого рыцаря; разумеется, все это идеал. В „рыцаре же бедном“ это чувство дошло уже до последней степени, до аскетизма; надо признаться, что способность к такому чувству много обозначает и что такие чувства оставляют по себе черту глубокую и весьма, с одной стороны, похвальную, не говоря уже о Дон-Кихоте. „Рыцарь бедный“ – тот же Дон-Кихот, но только серьезный, а не комический»[18]18
Там же. С. 282–283.
[Закрыть].
Хорошо известно, чем был для Достоевского Пушкин, как чувствовал он каждую строку величайшего нашего поэта. Стоит поэтому внимательно прислушаться к его словам – возможно, Пушкин создавал «Рыцаря бедного» не без мысли о Дон Кихоте:
Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой…[19]19
Интересно, что у Эллиса (Л.Л. Кобылинского) имеется большое стихотворение «Рыцарь бедный», написанное, очевидно, под впечатлением баллады Пушкина (см.: Эллис. Арго. М., 1914. С. 147). Там есть такие слова:
и слезы Дон Кихота
не твой ли удел?
[Закрыть]
Чертами донкихотства наделены также некоторые герои И.С. Тургенева, говоря о котором нельзя не вспомнить его знаменитую речь «Гамлет и Дон Кихот», произнесенную впервые 10 (22) января 1860 г. и напечатанную в том же году в «Современнике». Явившаяся плодом долгих раздумий над страницами Сервантеса и Шекспира, речь Тургенева внесла много нового и ценного в трактовку образа Дон Кихота. Дон Кихот мыслится Тургеневым не столько как герой Сервантеса, сколько как вечный, общечеловеческий образ. Тургенев подчеркнул, что «комическая оболочка» не должна отводить наши глаза от сокрытого в образен Дон Кихота смысла, и призвал «не видеть в Дон-Кихоте одного лишь рыцаря Печального Образа, фигуру, созданную для осмеяния старинных рыцарских романов; известно, что значение этого лица расширилось под собственною рукою его бессмертного творца…» [20]20
Тургенев И.С. Поли. собр. соч. и писем. Сочинения. Т. 8. М. – Л., 1964. С. 173.
[Закрыть]
Рубеж XIX–XX столетий и предреволюционные годы принесли довольно значительное количество произведений, посвященных ламанчскому рыцарю[21]21
Помимо стихотворений, упоминаемых далее в тексте работы, можно назвать появившиеся в этот период «Дон Кихоту» Г. Сазонова (в кн.: Отраженные лилии. Пенза, 1911. С. 23) и «Дон Кихот» Н. Черкасова (в кн.: В ряды. СПб., 1914. С. 30), не отличающиеся, впрочем, художественными достоинствами.
[Закрыть]. В год первой русской революции появилось в печати стихотворение Г. Галиной (псевдоним Г.А. Эйнерлинг) «Дон Кихот» («Русское богатство», 1905, кн. 3, с. 207, впоследствии стихотворение вошло в сб. Г. Галиной «Предрассветные песни». СПб., 1906), в котором подчеркивается всегдашняя готовность рыцаря бороться со злом и где вполне определенно выступает социальная значимость этого образа:
Идет он на своих бесчисленных врагов,
Желаньем подвига душа его объята:
В защиту бедного обиженного брата,
В защиту слабого он меч поднять готов!
А сытая толпа бежит, глумясь, за ним,
Как за шутом своим, забавным и безумным,
И потешается, венчая смехом шумным
Все то, что он зовет великим и святым!
Только что процитированный отрывок из стихотворения Г. Галиной вызывает в памяти строки другого поэта:
Страстно, с юношеским жаром
Он в толпе крестьян голодных
Вместо хлеба рассыпает
Перлы мыслей благородных:
«Люди добрые, ликуйте,
Наступает праздник вечный:
Мир не солнцем озарится,
А любовью бесконечной…
Будут все равны; друг друга
Перестанут ненавидеть;
Ни алькады, ни бароны
Не посмеют вас обидеть.
Пойте, братья, гимн победный!
Этот меч несет свободу,
Справедливость и возмездье
Угнетенному народу!»
Из приходской школы дети
Выбегают, бросив книжки,
И хохочут, и кидают
Грязью в рыцаря мальчишки.
Аплодируя, как зритель,
Жирный лавочник смеется;
На крыльце своем трактирщик
Весь от хохота трясется.
И почтенный патер смотрит,
Изумлением объятый,
И громит безумье века
Он латинскою цитатой.
Из окна глядит цирюльник,
Он прервал свою работу,
И с восторгом машет бритвой,
И кричит он Дон Кихоту:
«Благороднейший из смертных,
Я желаю вам успеха!..»
И не в силах кончить фразы,
Задыхается от смеха.
Он не чувствует, не видит
Ни насмешек, ни презренья:
Кроткий лик его так светел,
Очи – полны вдохновенья[22]22
Цит. по кн.: Поэты 1880-1890-х годов. М. – Л., 1964. С. 520–521.
[Закрыть].
Это писал в 1887 г. студент историко-филологического факультета Петербургского университета Д.С. Мережковский, чье творчество в то время было еще отмечено влиянием народничества.
Образ Дон Кихота был охотно «взят на вооружение» многими русскими поэтами-символистами. Бросается в глаза близость некоторых выдвигавшихся ими тезисов к романтическим трактовкам романа Сервантеса, характерным для начала прошлого столетия.
Так, например, Д.С. Мережковский подчеркивает, что «Санчо в философском смысле – такая же необходимая антитеза Дон-Кихоту, как Мефистофель Фаусту: это вечная противоположность здравого смысла и увлечения, действительности и грезы, реализма и книжной отвлеченности», и далее заключает: «Культурный человек в своем увлечении, доходящем до подвижничества, крестьянин в здравом смысле, граничащем с практической мудростью, оба – трагические представители двух вечно разделенных и вечно тяготеющих друг к другу полусфер человеческого духа – идеализма и реализма»[23]23
Мережковский Д.С. Сервантес. В кн.: Вечные спутники. Портреты из всемирной литературы. СПб., 1897. С. 184–185.
[Закрыть].
Вячеслав Иванов в статье «Кризис индивидуализма», написанной в 1905 г. «к трехвековой годовщине Дон Кихота», утверждал, что в образе ламанчского рыцаря заключена идея субъективности истины. Он писал об этом: «Ново дерзновение противопоставить действительности истину своего мироутверждения. Если мир не таков, каким он должен быть, как постулат духа, – тем хуже для мира, да и нет вовсе такого мира. Дон Кихот не принимает мира, подобно Ивану Карамазову: факт духа новый и дотоле неслыханный». В заключение своей статьи Иванов призывал: «…будем утверждать вселенское изволение нашего я тем глубоким несогласием и бестрепетным вызовом дурной и обманной действительности, с каким противостал ей Дон Кихот»[24]24
Иванов Вяч. По звездам. СПб., 1909. С. 91, 102.
[Закрыть].
Сходные с этим мысли высказывал и Федор Сологуб: «Вечный выразитель лирического отношения к миру, Дон Кихот знал, конечно, что Альдонса – только Альдонса, простая крестьянская девица, с вульгарными привычками и узким кругозором ограниченного существа. Но на что же ему Альдонса? И что ему Альдонса? Альдонсы нет! Альдонсы не надо. Альдонса – нелепая случайность, мгновенный и мгновенно изживаемый каприз пьяной Айсы. Альдонса – образ, пленительный для ее деревенских женихов, которым нужна работящая хозяйка. Дон Кихоту, – лирическому поэту, – ангелу, говорящему жизни вечное нет, – надо над мгновенною и случайною Альдонсою воздвигнуть иной, милый, вечный образ. Данное в грубом опыте дивно преображается – и над грубою Альдонсою восстает вечно прекрасная Дульцинея Тобосская. Грубому опыту сказано сжигающее нет, лирическим устремлением дульцинируется мир. Это – область Лирики, поэзии, отрицающей мир, светлая область Дульцинеи»22. Такое контрастное противопоставление «грубой» Альдонсы «творческой мечте поэта» – Дульцинее характерно и для многих художественных произведений Сологуба. Мы сталкиваемся с этими образами в целом ряде стихотворений, в том числе и в написанном уже в советское время, в 1920–1922 гг., известном цикле, посвященном Дон Кихоту. Вот для примера отрывок из стихотворения Сологуба «Дон Кихот»:
Он видит грубую Альдонсу,
Но что ему звериный пот,
Который к благостному солнцу
Труды земные вознесет!
Пылая пламенем безмерным,
Один он любит сердцем верным,
Безумец бедный, Дон-Кихот.
Преображает в Дульцинею
Он деву будничных работ [25]25
Сологуб Ф. Демоны поэтов. В кн.: Сологуб Ф. Собр. соч. Т. 10. СПб.: Шиповник [б.д.]. С. 174–175. См. также ст.: Мечта Дон Кихота (С. 159–163).
[Закрыть]
И, преклоняясь перед нею,
Ей гимны сладкие поет[26]26
Сологуб Ф. Стихотворения. М., 1939. С. 346.
[Закрыть].
В других стихотворениях этого цикла («Кругом насмешливые лица…», «Дон Кихот путей не выбирает…») «дева будничных работ» предстает уже в «дульцинированном» виде – в том облике, в каком она видится Дон Кихоту:
Кругом насмешливые лица, —
Сражен безумный Дон Кихот.
Но знайте все, что есть светлица,
Где Дон Кихота Дама ждет.
Рассечен шлем, копье сломалось,
И отнят щит, и порван бант,
Забыв про голод и усталость,
Лежит убитый Росинант.
В изнеможении, в истоме
Пешком плетется Дон Кихот.
Он знает, что в хрустальном доме
Царица Дон Кихота ждет[27]27
Там же. М., 1939. С. 346.
[Закрыть].
Подобная интерпретация образа Дульцинеи, чем-то созвучная культу Прекрасной Дамы, дается и в стихотворении М. Денни «Побежденный Дон Кихот», напечатанном в 1914 г. в киевском журнале «Музы» (№ 3):
Кто ужасней сражен после ряда побед,
Кто в несчастье остался вернее?
Пусть меня злополучнее рыцаря нет,
Нет прекрасней моей Дульцинеи!
Если я опрокинут и сброшен с коня,
Ввергнут в бездну глубокого срама,
Пусть позор пораженья падет на меня —
Не на вас, благородная дама.
Как? Признать ее ниже и хуже другой?
Нет, клянусь всеми силами ада,
Что такой малодушной, бесчестной ценой
Мне не надобны жизнь и пощада!
Да, лишилась она для толпы красоты,
Дама мыслей моих, Дульцинея;
Ей придали презренной крестьянки черты
Злые чары Фристона злодея.
Даже я, я влюбленный любовью святой,
Получивший из рук ее шпоры,
Не могу лучезарной ее красотой
Насыщать истомленные взоры.
О зачем в этот страшный, погибельный час
Не достался вам рыцарь сильнее,
О зачем исполин не сразился за вас,
Дульцинея моя, Дульцинея?..
В миг победы молва разнесла бы рассказ
О моей королеве единой,
О ее красоте, недоступной для глаз,
Но открытой душе паладина!
А теперь я за вас лишь дыханье отдам
И погибну на вашей защите.
– Дульцинея прекрасней всех царственных дам!
Что ж вы медлите, рыцарь? – разите!..
Возлюбленная Дон Кихота как воплощение Вечной Женственности предстает и в сонете К. Липскерова «Дульцинея», опубликованном в «Альманахе муз» за 1916 г.:
И замком он не счел, как некогда, корчму,
И близится он к ней в своих пробитых латах.
Камзол зеленый был на рыцаре в заплатах;
Покорен Росинант был вечному ярму.
А Санчо все роптал: «Сокровищ непочатых
В скитаниях ищу напрасно. Не пойму:
За вами на осле плетусь я почему?
Я в бедном доме жил спокойнее богатых».
Зарозовел закат над сизыми холмами.
Подняв копье свое, упорными очами
Пронизывая даль, гидальго кротко тих.
Там розы сыпала Прекрасная с ладони,
И теми розами его горели брони,
И таз цирюльничий сверкал, как нимб святых.
В том же 1916 г. в № 7 журнала «Рудин»[28]28
О журнале Ларисы Рейснер см.: Соловей Э. «Рудин» // Нева. 1966. № 3. С. 183–185.
[Закрыть] появилось стихотворение «Дон Кихоту» Ларисы Рейснер, также отмеченное печатью символистских влияний:
На перепуганных овец,
На поросят в навозной куче
Все молчаливее и круче
Взирает немощный боец.
И вместо хохота и плутней
Пирующих трактирных слуг
Рокочут в честь его заслуг
Несуществующие лютни.
Течет луна, как свежий мед,
Как золото, блестит солома,
Но все растущая истома
Его души не обоймет.
– Неумирающая Роза,
Изгибом пряного стебля,
Какой цветок затмит Тебя,
О Дульцинея из Тобоза.
На ложе каменных дорог
От Кадикса до Сарагоссы
Легки, обветренны и босы
Подошвы Августейших ног.
Сжимая скипетр или серп,
Мужичка или королева,
Ты – Прародительница Ева,
В эдеме Твой старинный герб!
Почти сразу же после появления блоковских «Стихов о Прекрасной Даме» возник продолжающийся, пожалуй, до настоящего времени спор о том, влияние каких философских идей и произведений мировой литературы сказалось в той или иной степени на этом цикле (в первую очередь назывались Данте и Владимир Соловьев). А.А. Блок писал в период работы над «Стихами о Прекрасной Даме»:
И, кто знает, быть может, к числу этих «зачитанных книг» – литературных источников «Прекрасной Дамы» Блока – следует отнести и «Дон Кихота» Сервантеса, которого автор «Двенадцати» причислял к величайшим художникам мира.
Близок и понятен был образ Дон Кихота А.М. Горькому. Не раз он использовал его в своих литературно-критических и публицистических статьях; он обращается к нему также в повести «Трое», последнем романе «Жизнь Клима Самгина». Об образе Дон Кихота Горький сказал в «Беседах о ремесле», что это «самое честное и высокое» из всего, что было создано художественным гением человечества[30]30
Горький М. О литературе. М., 1953. С. 521.
[Закрыть].
К образу Дон Кихота обращался не только сам Горький, но и писатели его окружения. К примеру, лирический герой одного из стихотворений Скитальца признается:
Я ж великанов жизни сей
Порой за мельницы считаю,
А рыцарей текущих дней
Все за баранов принимаю…[31]31
Самарская газета. 1897. 6 декабря. Цит. по ст.: Петрова М.Г. В школе Горького (О творчестве Скитальца). В кн.: Горьковские чтения 1964–1965. Вып. 9. М., 1966. Там же см. об очерке-аллегории Скитальца «Дон Кихот» («Рыцарь»).
[Закрыть]
Для Г.Р. Державина и многих его современников понятие «донкихотство» было почти равнозначно таким словам, как безрассудство, чудачество, сумасбродство. Это видно хотя бы из контекста упоминавшейся уже державинской оды «Фелица»:
О подобном восприятии образа Дон Кихота в конце XVIII – начале XIX в. свидетельствует также басня И.И. Дмитриева «Дон Кишот» (являющаяся, впрочем, переложением с французского). И, пожалуй даже, стихотворение К.Н. Батюшкова «Ответ Тургеневу» (1812):
Сей новый Дон Кишот
Проводит век с мечтами:
С химерами живет,
Беседует с духами,
С задумчивой луной,
И мир смешит собой![33]33
Басню И.И. Дмитриева см. в кн.: Собрание образцовых русских сочинений и переводов в стихах. Ч. 3. СПб., 1815. С. 307–309. Приводимый отрывок из стихотворения Батюшкова цит. по кн.: Батюшков К.Н. Поли. собр. стихотворений. М. – Л., 1964. С. 144.
[Закрыть]
Но с течением времени менялось отношение к роману Сервантеса, и с постижением глубины образа его главного героя приобретало новые черты сложное понятие «донкихотство»[34]34
Однако даже после выступлений Белинского еще длительное время необходимо было вести борьбу с упрощенными толкованиями этого понятия. «Слово „донкихотство“ у нас равносильно со словом „нелепость“, – вынужден был, к примеру, констатировать в своей речи Тургенев, – между тем как в донкихотстве нам следовало бы признать высокое начало самопожертвования, только схваченное с комической стороны» (Тургенев И.С. Поли. собр. соч. и писем. Т. 8. С. 172).
С этой тургеневской трактовкой Дон Кихота перекликается стихотворение А.Н. Майкова «Мы выросли в суровой школе…» (1890):
Поэт той школы и закала,Во всеоружии всегда,В сей век Астарты и ВаалаПорой смешон, быть может… Да!Его коня – равняют с клячейИ с Дон Кихотом – самого,Но он в святой своей задачеУж не уступит ничего!И пусть для всех погаснет небо,И в тьме приволье все найдут,И ради похоти и хлеба На все святое посягнут, —Один он – с поднятым забралом —На площади – пред всей толпой —Швырнет Астартам и ВааламПерчатку с вызовом на бой. (Цит. по кн.: Майков А.Н. Избр. произведения. Л., 1957. С. 256).
[Закрыть]. Дон Кихот переставал быть Дон Кишотом. Это ясно чувствуется в прекрасной поэме Аполлона Григорьева «Venezia la bella» (1858):
Я склонность к героическому с детства
Почувствовал, в душе ее носил
Как некий клад, испробовал все средства
Жизнь прожигать и безобразно пил;
Но было в этом донкихотстве диком
Не самолюбье пошлое одно:
Кто слезы лить способен о великом,
Чье сердце жаждой истины полно,
В ком фанатизм способен на смиренье,
На ком печать избранья и служенья[35]35
Цит. по кн.: Аполлон Григорьев. Стихотворения. Собрал и примечаниями снабдил Александр Блок. М., 1916. С. 435.
[Закрыть].
И уже совсем не как «чудачество» и «сумасбродство» воспринимается «донкихотство» в гневных строках напечатанного в 1901 г. в приложении к «Ниве» стихотворения К.М. Фофанова «Декадентам»:
Постепенно окончательно отошла на второй план «смешная немочь» Дон Кихота, а главным являются его благородство, мужество, самоотверженность, доброта, правдолюбие, непримиримость к злу, верность идеалам.
То, что сегодня для нас «безумство» и «донкихотство» – далеко не одно и то же, хорошо ощущается, когда эти слова стоят рядом, как, например, в стихах К. Ваншенкина, посвященных известному эпизоду биографии Пушкина:
В понятие «донкихотство» теперь непременно вкладывается оттенок возвышенности и благородства. Очевидно, именно так трактовал «донкихотство» молодой харьковский поэт, назвавший «Дон Кихотом в мужицкой робе» создателя «Войны и мира»[38]38
Чичибабин Б. Молодость. Стихи. М., 1963. С. 33.
[Закрыть].
Дон Кихот – один из тех немногочисленных литературных героев, которые живут в человеческом сознании наряду с реально существовавшими историческими персонажами. Рыцарь Печального Образа и его верный оруженосец Санчо Пайса принадлежат к числу тех литературных героев, которым ставятся памятники. Один из таких памятников описал в своих очерках «Мое открытие Америки» Владимир Маяковский. «Дон Кихот» был второй книгой, которую прочел ребенком Маяковский[39]39
Он пишет об этом в автобиографии «Я сам». См.: Маяковский В.В. Поли. собр. соч. Т. 1.М., 1955. С. 12.
[Закрыть], и тема Дон Кихота проходит в его поэзии. В опубликованном в 1916 г. стихотворении «Анафема», позднее печатавшемся под заглавием «Ко всему», Маяковский писал:
В небольшой поэме 1923 г. «Рабочим Курска, добывшим первую руду, временный памятник работы Владимира Маяковского» поэт вновь упоминает ламанчского рыцаря[41]41
Маяковский В.В. Избр. произведения. Т. 1. М.; Л., 1963. С. 579.
[Закрыть].
Благодаря громадному общечеловеческому значению, которым обладает образ Дон Кихота, замечательная книга о нем почти сразу же после создания перешагнула национальные рамки. В стихах, обращенных к Дон Кихоту, писал об этом Валерий Брюсов:
Но странствующий рыцарь из Ламанчи остался порождением испанского гения; более того – он стал символом народной Испании. «Для испанца Дон Кихот, – писал Илья Эренбург, – это не жалкая борьба с ветряными мельницами, это эпопея самоотверженности, история порывов и заблуждений, слабости и силы, апофеоз человеческого достоинства»[43]43
Эренбург И. Трагедия Испании // Новый мир. 1947. № 12. С. 16.
[Закрыть]. В Испании все вызывает мысли о Дон Кихоте. Там даже:
Когда в 1936 г. началась война в Испании, Михаил Светлов написал:
В годы героической борьбы испанского народа против фашистской реакции особую актуальность приобрела трагедия Сервантеса «Нумансия», посвященная обороне древнеиспанского города от римских завоевателей. В 1937 г. в осажденном фашистскими войсками Мадриде эта пьеса Сервантеса была поставлена в редакции Рафаэля Альберти, приблизившего ее политическое содержание к событиям тех дней. А в 1938 г. Николай Тихонов написал интермедии к «Нумансии»[46]46
Они публиковались в «Известиях», «Литературной газете», «Ленинской правде», в журнале «30 дней». Интермедии «Говорит Война» и «Говорит Испания» вошли позже в книгу Н. Тихонова «Стихи и проза» (М., 1945. С. 77–82).
[Закрыть], где он использовал образы трагедии Сервантеса, чтобы выразить солидарность ее людей с борьбой народа Испании за демократическую республику и независимость родины. В этой борьбе в рядах республиканцев принимал участие и Дон Кихот со своим оруженосцем[47]47
См.: Арго (А.М. Гольденберг). Осуждение Дон Кихота // Красная новь. 1938. № 2. С. 211–212.
[Закрыть].
Образ Санчо Пансы также с давних пор привлекал внимание русских поэтов. Одним из наиболее ранних произведений отечественной поэзии, специально посвященных «щитоносцу Донкишота» был сонет «Санхо Пансо» Н. Бутырского, включенный во вторую часть его книги «И моя доля» (СПб., 1837, с. 25). Эпизодом губернаторства Санчо Пансы на острове Баратарии навеяно стихотворение О. Леонидова «Остров грез» («Наш журнал», 1910, № 1):
1.
Санчо Панса дар богатый
Получил от Дон Кихота:
«остров грез» ему названье.
Тем он славен и прекрасен,
Что там нет нужды и горя,
Все равны и все богаты;
Счастье там живет от века;
Там растут высоко пальмы,
Море плещет голубое,
Вечно день сияет солнце,
Нет рабов и нет владыки.
2.
Санчо Панса сел поспешно
На корабль, и в путь далекий
Он отправился отважно
Отыскать чудесный остров.
3.
Торопливо мчались годы
В этом странствии бесплодном,
Но найти чудесный остров
Было трудно… невозможно…
4.
Так и умер Санчо Панса
С лучезарною улыбкой.
С твердой верой и надеждой
Обрести волшебный остров.
Так и умер Санчо Панса,
Но не умерло стремленье,
И по-прежнему сияет
Этот остров – остров счастья,
Остров дня, свободы, солнца…
И, как Санчо, мы летаем,
И, как Санчо, вечно ищем
Этот остров – «Остров грезы».
С этим стихотворением О. Леонидова перекликается другое небольшое его поэтическое произведение, которое называется «Дон Кихот» («Журнал-копейка», 1909, № 25):
Ты вовсе не смешон, великий Дон Кихот!
Пускай разбит твой шлем и сломано копье, —
Но ты и без него проложишь путь вперед!..
Победа за тобой! И, сбросивши тряпье,
Ты сядешь на престол, как чудный идеал,
Как сказочный король в неведомой стране,
Которую никто из смертных не видал,
И может увидать лишь в грезах… лишь во сне…
Идут годы, время стирает в памяти людей имена правителей и диктаторов – остается испанский народ и его богатейшая культура.
Кто был в Испании – помните, что ли, —
в веке семнадцатом на престоле?
Жившего в эти же сроки на свете
помнят и любят Сервантеса дети!
А почему же ребятам охота
помнить про рыцаря, про Дон Кихота?
Добр, справедлив он и великодушен —
именно этот товарищ нам нужен![48]48
Асеев Н. Наша профессия. В сб.: Лад. М., 1961. С. 48–49.
[Закрыть]
Привлекательными качествами Дон Кихота объясняется и глубочайшая симпатия к этому образу, которая проявилась в творчестве многих русских и советских поэтов. Из стихотворений о Дон Кихоте на русском языке можно составить целую антологию. С каждым годом увеличивается число авторов этой несуществующей пока книги[49]49
Перечислим названия некоторых наиболее интересных стихотворений о Дон Кихоте, появившихся только за последние годы: Астафьева Н. Ты моя Дульцинея… (В сб. «Кумачовый платок». М., 1965. С. 28–29); Поляков В. Дон Кихоты устриц не глотали… (Подъем. 1965. № 2); Бурсов И. Дон Кихот (В сб. творческих работ студентов Литин-ститута им. М. Горького «Голоса молодых». № 2 (8). С. 15); Сидоров В. Песня. По поводу самокритики (В сб. М., 1966. С. 55, 66); Григорьева Н. Дон Кихот. Дульцинея (В сб. «Планета». М., 1967. С. 48–50).
[Закрыть].
Использование образа Дон Кихота встречается у Анны Ахматовой («Санчо Пайсы и Дон Кихоты и, увы, содомские Лоты смертоносный пробуют сок…»[50]50
Ахматова А. Бег времени. М. – Л., 1965. С. 321.
[Закрыть]), у Эдуарда Багрицкого («Пунцовый рак, как рыцарь в красных латах, как Дон Кихот, бессилен и усат»[51]51
Багрицкий Э. Собр. соч. в двух томах. Т. 1. М. – Л., 1938. С. 468.
[Закрыть]). Стихи в тексте «Дон Кихота» переводили М.А. Кузьмин и М.Л. Лозинский. Автор «Гренады» помимо уже цитировавшейся «Испанской песни» написал еще в 1930 г. в столь характерной для него грустно-иронической манере стихи, посвященные Дон Кихоту[52]52
Светлов М. Избр. произведения в 2-х томах. Т. 1. М., 1965. С. 99–101.
[Закрыть]. Такие стихи есть и у С.Я. Маршака:
Пора в постель, но спать нам неохота.
Как хорошо читать по вечерам!
Мы в первый раз открыли Дон Кихота,
Блуждаем по долинам и горам.
Нас ветер обдает испанской пылью,
Мы слышим, как со скрипом в вышине
Ворочаются мельничные крылья
Над рыцарем, сидящим на коне.
Что будет дальше, знаем по картинке:
Крылом дырявым мельница махнет,
И будет сбит в неравном поединке
В нее копье вонзивший Дон Кихот.
Но вот опять он скачет по дороге…
Кого он встретит? С кем затеет бой?
Последний рыцарь, тощий, длинноногий,
В наш первый путь ведет нас за собой.
И с этого торжественного мига
Навек мы покидаем отчий дом.
Ведут беседу двое: я и книга,
И целый мир неведомый кругом[53]53
Маршак С. Дон Кихот. В сб.: Избранная лирика. М., 1962. С. 38–39.
[Закрыть].
Мог скончаться от великой скорби идальго Алонсо Кихана, но бессмертен, как все прекрасное, Дон Кихот.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
