Текст книги "Магнит для неприятностей"

Вернувшись в Москву, она изменила имя и фамилию, получила новый паспорт и опять отправилась в Китай. Теперь она решила действовать осторожнее. Поселившись в Шанхае в дешёвом отеле и приложив немало усилий, она дистанционно арендовала в Сянгане квартиру по соседству от дома, где проживал Антон с её сыном, и даже получила по почте ключи от неё. Ната намеревалась поселиться там, наблюдать за домом и при первой же возможности забрать Колю. Прямого транспорта из Шанхая в Сянган не было. Только через Фучжоу. По дороге Ната вспомнила о том, что Берёзов однажды во время одной из ссор ещё в Москве уже направлял на неё «ствол». И решила для собственной безопасности тоже обзавестись оружием. А зная, что в портовых городах сделать это гораздо легче, она там и задержалась, сняв на сутки номер в захудалой гостинице у вокзала Фучжоу. Знание языка опять очень помогло и, несмотря на то, что на контакт по этому вопросу с ней, естественно, никто не шёл, всё же удалось выяснить, что лучшее место для таких сделок – рыбный рынок. Там ей удалось-таки получить желаемое, но не без ущерба – отняли всё, что у неё было, не тронув, правда, её украшения, что показалось ей странным. В полицию она, само собой, не обращалась, а денег больше не было совсем. Ната собиралась уже звонить родственникам, обратиться к ним за помощью или продать часть своего золота, но в последний момент вспомнила, что видела в новостях сюжет о строительстве, которое здесь в Фучжоу ведёт российская компания. Она быстро всё «прогуглила» и появилась в нашем офисе.

По дороге в Сянган Чон, который её вёз, начал что-то ей рассказывать о своих детях, задел за «больное», и у пассажирки сдали нервы. Зная адрес Берёзы, она узнала номер стационарного телефона и позвонила ему, заявив, что она уже близко и что если он мужчина, то не станет бежать, а решит всё миром, потому что в противном случае у неё найдётся и более весомый аргумент. В планы разгневанной мамы стрельба, конечно, не входила, да и стрелять-то она не умеет, зато она могла при необходимости «предъявить своё железное право». После чего вконец вымотанная Ната уснула, пока Чон, подъезжая к дому, не разбудил её. Она сразу же выскочила из машины почти на ходу, не дожидаясь полной остановки, и бросилась в дом, а входя в подъезд, услышала хлопок, но не придала этому никакого значения. С лестницы она увидела мужчину крепкого телосложения в чёрном камуфляже и с балаклавой на голове. Он торопливо запирал дверь. Судя по росту, это был не Антон, гораздо ниже. Услышав её шаги, он испуганно обернулся и сразу выстрелил несколько раз, целясь в неё. От испуга, ещё до того, как он обернулся, Ната в полумраке оступилась на своих каблуках и, подвернув ногу, в этот момент как раз с криком падала на пол. Это спасло ей жизнь – пули просвистели немного выше. Не заметив этого, стрелок скрылся в квартире. Затем она услышала звон разбитого стекла. Затем всё стихло.

Её трясло так, что зуб на зуб не попадал, но, беспокоясь за сына, Ната всё же вошла в оставшуюся открытой квартиру. Апартаменты были пусты. Под столом на боку валялась игрушечная машинка-самосвал. Пробыв там несколько минут и ничего более не обнаружив, Ната направилась к выходу. Только теперь она вспомнила о своём пистолете и зачем-то достала его из сумки, спускаясь вниз и направляясь на трясущихся ногах к машине. Но увидев полицию, мчащуюся на всех парах к одиноко стоящему посреди дороги «Мерседесу», она, решив, что едут за ней, сказала Чону несколько слов и поспешила укрыться в арендованной ею квартире в соседнем доме. Заперев там дверь на ключ, она увидела на спинке стула бумажный пакет, быстро сунула в него револьвер, но вместо того, чтоб спрятать его где-то в комнате, зачем-то опустила его обратно в свою сумку. Скорее всего, Ната от испуга и стресса уже не отдавала себе отчёт в своих действиях. Она хорошо помнит, как подошла к окну, увидела моего водителя, очень эмоционально о чём-то разговаривавшего с полицией, решила, что Чон им сейчас укажет её местоположение и приготовилась к самому худшему, хотя, что может быть хуже разлуки матери с ребёнком. Больше она ничего не помнит. Она думала что умерла. Следующее, что она увидела, было моим озабоченным лицом, склонившимся над ней.

– Это всё. – Закончила свой блокбастер Наталья. – Теперь ты знаешь всё. Стало легче?

Несколько минут прохаживаясь по кухне взад-вперёд, я в напряжении потирал виски, сопоставляя её рассказ с тем, что знаю я, и пришёл к выводу, что всё это вполне может быть правдой. Потом, пересаживаясь в большое кресло с высокой спинкой, заговорил:

– Причём здесь парик? Ты брюнетка?

– Ах да! Забыла. – Спохватилась Наталья. – Да, я всегда была брюнеткой. Перекрасилась, когда делала новый паспорт, на другую фамилию. Мне идёт?

– А парик, чтобы сын тебя сразу узнал. – Продолжил я её мысль. – Так?

– Верно. – Протянула моя «пленница», заёрзав на стуле.

– Он спас тебе жизнь. – Подытожил я, направляясь за уже прилично остывшим кофе. Наталья, не понимая, смотрела на меня, хлопая ресницами. – Стрелок, по всей видимости, ждал тебя у окна, но каким-то образом проморгал момент, когда ты вышла из «Мерседеса». Возможно, на мгновение отвлёкся.

– Да я и не выходила – я вылетела как пуля, – пробурчала девушка.

– Вот-вот. Перед домом отличное освещение. Он знал, что ты темноволосая, увидел, как машина остановилась, и сделал один хороший выстрел прямо в твой парик, который ты в спешке забыла на подголовнике кресла.

– Да?

– Да! Уверенный в своей «победе» он поспешил покинуть дом, а тут ты, бегущая по лестнице. Не знаю, признал ли он в блондинке свою «жертву» или принял тебя за встревоженную соседку, но свидетелей оставлять он явно не планировал. На второй раз тебя спасли каблуки. Если бы ты не споткнулась.… Или если бы киллер был чуть посмелей и немного задержался, чтоб удостовериться,… мы бы сейчас с тобой не разговаривали. Ты вообще соображаешь, что творишь и во что ты вляпалась? Это не игрушки! Это уже серьёзно! Очень серьёзно! Если твой «любимый» узнает, что ты жива, а он, скорее всего, об этом уже знает, за тобой придут опять! И приходить будут столько раз, сколько потребуется, пока «работа» не будет выполнена! Ты в состоянии это понять? – Сухо спросил я, отчитывая Наташу за её беспечность.

– Но ты ведь защитишь меня? – Медленно и кокетливо произнесла она, положив свою руку поверх моей. – Не выгонишь? Я ведь у тебя в «плену».

– От мафии? Дорогая моя, у меня нет своей маленькой армии! – Я, возмутившись этой её лёгкости и безалаберности, некоторое время встревоженно продумывал разные варианты, потом озвучил самые приемлемые, на мой взгляд. – Хорошо, что пока никто не знает, что Краснова и Красильникова – это одно лицо. Короче, есть два выхода. Первый самый безопасный – немедленно отправить тебя в Москву, а лучше – в Минск. На какое-то время. Продолжительное время.

– Так не пойдёт! Я без Коли отсюда никуда не уеду!

– Я попробую чем-то помочь, обещаю. Сейчас нет уверенности даже в том, что они ещё находятся в этой стране. Но тебе здесь оставаться противопоказано!

– Ты, похоже, совсем меня не понял. Если я говорю «нет» – это значит «нет»! – Отрезала она твёрдо. – И разговор закончен. А второй выход?

– Он тебе не понравиться. Никто не знает, что ты у меня. И никто об этом не догадается. Ты должна будешь сидеть в этой квартире безвылазно и очень долго. Пока всё не уляжется. И пока всё не прояснится.

– Насколько долго? – Поинтересовалась моя «пленница», впадая в уныние.

– Очень – очень долго. Пока…

– Выбираю второй вариант. Но от поисков не отступлю!

– Понятно. Я почему-то так и предполагал…. Интересно посмотреть на тебя в чёрном цвете. Хотя и блондинкой тебе очень идёт.… И вот ещё! Не могу понять, зачем ты взяла с собой водительские «права» на другую фамилию?

– Я их не брала. – Ответила она, весело улыбаясь мне. – Просто забыла выложить их из сумки!

– Да? А что бы ты делала, если бы не этот твой «прокол», если бы я ни о чём не догадался?

– Понятия не имею. Возможно, всё равно воспользовалась бы твоим гостеприимством. – Ответила Наталья задумчиво. И сразу что-то вспомнив, быстро произнесла. – Не могу понять только одного – почему же, отобрав у меня все деньги на рыбном базаре, продавцы оружия не позарились на мои украшения? Они приняли их за подделки? Или мне попались «благородные грабители»?

– Ни то, ни другое. Тут как раз всё гораздо проще и понятней. На это у них было две весомые причины. Во-первых, твои украшения весьма примечательны и выбиваются из местного «колорита». А это значит, что с их реализацией «по-тихому», не привлекая внимания, могли возникнуть некоторые проблемы.

– Да? А во-вторых?

– Какой смысл был им отнимать у тебя вообще всё, оставив в твоих руках револьвер? Чтобы ты попыталась им воспользоваться и вернуть себе награбленное? В таком случае лучшим выходом для них было бы вообще ничего тебе не давать. – Нехотя я объяснил ей очевидную истину.

– Это как же?

– Да очень просто – убить, и выкинуть тело в сточную канаву или в море. Тебе повезло, что эти «продавцы» оказались не по этой части. Они просто мелкие торговцы. Получили гораздо больше, чем планировали, и оставили тебя в покое, зная, что в полицию ты обращаться не станешь.

– Вот как. – Она озадаченно качала головой, нервно теребя в руках краешек пояска от халата.

– Да уж, наломала ты дров…. И как теперь из всего этого выпутываться? Ума не приложу. – Рассуждая вслух, я вертел в руках её водительское удостоверение. – Если бы ты мне сразу всё рассказала, при первой встрече… всё было бы гораздо проще, гораздо проще.

– Хочешь сказать, что ты бы сразу бросился мне на помощь? Прямо как рыцарь в белых доспехах? Увидел первую встречную девушку и сразу бросился решать её проблемы? Я давно вышла из того возраста, когда верят в сказки! Я немного знаю жизнь. Она не такая. Рыцарей уже давно нет. Каждый – сам за себя! – Желчно пояснила она свои мотивы.

– Отчасти ты права. Но в данном случае ошибаешься. Конечно, не первой встречной…. Но, что касается тебя, если бы ты сразу мне всё рассказала, всё было бы иначе. Я бы нашёл быстрый и безболезненный способ вернуть тебе сына. И сейчас, возможно, вы были бы уже на пути домой. Всё было бы иначе. Мне хватило бы и десяти минут, чтобы всё понять. Но ты, конечно, этого знать не могла, я понимаю.

– Не могла знать чего? Почему именно десять минут? Что понять? Что ты имеешь в виду? – Посыпался на меня град её вопросов.

– Мне хватило, на самом деле, и двух минут, чтобы понять, что я не могу уже тебя отпустить от себя. Никуда и никогда. Извини за прямолинейность, теперь-то уж я не хочу ходить вокруг да около, – быстро произнёс я на одном дыхании, стараясь не сбиться, пойдя на безусловный риск получить от неё решительный отказ.

– Это признание? Не очень скоро? Ты же совсем меня не знаешь. – Она явно была смущена, никак не ожидая этих слов, и на миг застенчиво опустила глаза.

Я поторопился и пожалел, что произнёс это вслух. Из-за выброса адреналина сердце бешено колотилось. То, что меня непреодолимо влекло к ней, вовсе не означало обратного. Я это понимал. Я поторопился. Но медлить уже не мог и от волнения, с трудом подбирая слова, медленно произнёс:

– Видишь ли, с тех пор, как я впервые тебя увидел, во мне что-то изменилось. Теперь я уже не представляю себе жизни, в которой тебя не будет. Скажу честно, я от тебя без ума! И я знаю, что ты это знаешь. Поэтому прошу, не пытайся, пользуясь этим манипулировать мной. Я ведь и так…

Вместо ответа Наталья степенно подошла, деликатно присела на широкий подлокотник моего высокого кресла и, эффектно наклонившись, прильнула ко мне губами:

– Спасибо, Павел. Ты очень мил.

От неё исходил божественный, будоражащий аромат парфюма и чего-то ещё, устоять перед которым у меня не оставалось ни единой возможности.

– От тебя так вкусно пахнет! … Скажи, Наташа, когда мужчине говорят, что он очень мил, то это означает…. Что это означает? – Спросил я нерешительно. И с осторожностью, опасаясь очередной пощёчины, прикоснулся рукой к её талии.

– Попробуй догадаться с трёх попыток. У тебя должно получиться! – Игриво ответила Наталья, изящно пересаживаясь с подлокотника ко мне на колени. – Извини, я не поблагодарила тебя за свое спасение. Может быть, мне удастся как-то это исправить? Я заслужу прощения? Как думаешь?

– Даже не знаю. Не представляю себе, как ты сможешь этого добиться. – Сказал я, увлекая её к себе.

На следующее утро после этих бурных событий первым делом я позвонил горничной и велел ей не приходить ко мне на этой неделе. А потом, несмотря на то, что в этот период мы работали без выходных, – в офис и сообщил Мэйли, что меня не будет ещё два дня, чем вызвал крайнюю обеспокоенность Брондукова: впервые за последние девять лет меня не будет на своём посту целых три дня подряд! Эти три дня я посвятил только ЕЙ, пребывая в совершенно новом и абсолютно неведомом ранее восхитительном мире! Мы разговаривали обо всех и обо всём, и мне в какой-то момент даже показалось, что теперь я знаю её лучше, чем самого себя. Мы были невероятно счастливы, как мне казалось, не считая, конечно, материнских чувств Натальи. Через свои связи я попытался негласно выяснить у полиции и не только хоть какую-нибудь мало-мальски значимую информацию об Антоне и о происшествии в Сянгане. Узнал только одно: оружие, стрелявшее в Наталью, ранее «засветилось» в других местах. И следы вели к «Чхо Лонг». Это не прибавило нам оптимизма. И опять были её слёзы. Вся надежда оставалась на то, что Берёзов по какой-либо причине позвонит Наталье, хотя бы для того, чтобы удостовериться, что она ещё жива, и она с помощью своего телефона сможет определить его местоположение ещё раз. Но надежда эта была призрачной. По окончании своих «выходных» в понедельник я вернулся к работе, а «моя женщина» осталась инкогнито дожидаться меня дома. Сергей, работавший всё это время и за меня, и за себя, попросил на этот день один выходной. Я не возражал. Работы было предостаточно, поэтому возвратиться домой раньше полуночи не получилось. А вернувшись в свои апартаменты, я был потрясён! Квартира была пуста! Натальи там не было. Ни её самой, ни её вещей, ничего, никакого намёка на её недавнее пребывание там. Сначала, естественно, я подумал о самом плохом. Но просмотр записей с камер наружного наблюдения, установленных в парадной, показал, что она просто ушла около десяти утра. С сумочкой от Гуччи на плече и со своим единственным небольшим серым чемоданом на колёсах. Увидев это на экране монитора у охраны, я долго отказывался верить своим глазам, вновь и вновь прокручивая запись. Я был начисто ошеломлён этим несправедливым непредвиденным ударом, это если мягко выразиться. Далее её следы полностью терялись. Такси она не вызывала и на вокзалах не показывалась. Утром на свежую голову я ещё раз всё внимательно осмотрел в надежде найти хоть какую-нибудь зацепку, позволяющую объяснить хоть малую толику из всего произошедшего. Но поиски были тщетными. Её револьвер, который я запер в сейфе – единственное, что у меня осталось в напоминание о Наталье. И мне захотелось просто подержать в руках эту её вещь, ещё хотя бы раз вдохнуть аромат её духов, оставшийся на оружие. Я набрал комбинацию цифр и отворил дверь. Револьвера на месте не оказалось! Зато на синей папке лежала записка: «Я запомнила код, когда ты открывал. Взяла немного денег. Обязуюсь вернуть с процентами». Вместо подписи ударом в сердце стояла буква «Н».

Глава 3. Крах

Говоря по правде, я не любитель «крепко выпить» и никогда таковым не был. Однако следующий день стал, по-видимому, первым исключением из правил. Из правил, которые я сам когда-то давно для себя установил и которым неотступно следовал все последующие годы. Не сразу узнав по телефону мой голос, Брондуков тотчас же примчался ко мне домой и застал меня в весьма необычном состоянии. Входную дверь я на своё счастье не запер. Он обнаружил меня на кухне полулежащим в кресле с бутылкой коньяка в руках, бормотавшим что-то несвязное о пистолете, приготовил что-то поесть, я не очень помню, что это было, кажется, какие-то морепродукты, помог дойти до спальни и уложил. На все вопросы я лишь отмахивался, так ничего определённого ему и не объяснив, однако, дав понять, что к работе это никакого отношения не имеет. Проспавшись только к обеду, поблагодарив его и выпроводив, я обещал, что в среду утром планёрку буду проводить сам, как всегда, в обычное время. Ночью снились кошмары, и утром я с трудом привёл себя в чувство с помощью ледяного душа, картофеля фри, большой порции разносолов, кисловатого йогурта и огромной дозы кофеина, но в офис явился практически в обычном своём виде.

Моё состояние на момент подписания контракта можно было охарактеризовать как апатия. Хотя скорее это можно было назвать состоянием полной прострации. У меня решительно не было абсолютно никакого желания вообще чем-либо заниматься. И это не смотря на то, что я как мог, старался держать себя в руках. Но мысли мои были где-то далеко. Они словно по мановению волшебной палочки унеслись куда-то вдаль, в бескрайние недосягаемые глубины океана. Исчезнувшая Наталья унесла с собою часть меня, большую часть. И в душе моей воцарился хаос безразличия. Это не могло остаться незамеченным Сергеем, да и другими сотрудниками, что, конечно, вызывало их обеспокоенность. Но я уверял всех, что это просто реакция организма на общее переутомление, и что вскоре всё будет как прежде. О настоящей причине моих переживаний никто, по счастью, не догадывался. За исключением Бурундука. Правда, и Мэйли что-то такое подозревала, но виду не подавала. Однажды я застал их с Чоном в приёмной, о чём-то шушукавшихся. Завидев меня, они сразу сменили тему. Это было понятно, несмотря на китайский язык. Чон всю неделю смотрел на меня сочувственно, не подавая, однако, вида, чем это сочувствие вызвано. А Мэйли стала обращаться со мной с какой-то домашней, что ли, нежностью, чего ранее никогда не бывало. Но более всего об истинной причине моего «недомогания» знал Серёжа. Он, наверное, сразу обо всём догадался, хотя в детали посвящён, конечно, не был. Так или иначе, но собрав в кулак остатки воли и осознавая, что от этого зависит жизнь не только моя, но и многих других людей, я, задушив своё обречённое эго, более-менее трезво подошёл ко дню заключения сделки.

Церемония началась с опозданием на два часа – рейс Ян Ци из Европы был надолго задержан. За одной из трибун стоял президент «Тайхон Констракт», выступающий на китайском языке. В своей десятиминутной речи он часто делал паузы, позволяя переводчику, Мэйли, работать в нормальном ритме. Затем он вкратце повторил всё то же на английском языке с едва уловимым акцентом и уже без перевода. А потом – передал слово мне. У меня был заготовлен не менее продолжительный «монолог», но я решил немного сократить его, закрыв папку со своей речью, лежавшую на моей трибуне, и торжественно произнёс:

– Дамы и господа, дорогие друзья, товарищи, все сотрудники наших компаний! Позвольте горячо поприветствовать всех собравшихся в этом зале и объявить о завершении сделки АСИАН! Сделки, в результате которой произошло то, к чему мы так долго шли – осуществилось слияние консорциума «Тайхон Констракт», безусловного лидера в сфере строительства во всём Азиатско – Тихоокеанском регионе, и компании МАКО, разработавшей уникальные технологии в сфере гражданского строительства, позволяющие в частности значительно ускорить сооружение таких сложных в инженерном плане объектов, как мосты, и проявившей себя исключительно с положительной стороны здесь в Азии, а также на рынках других стран. Хочу особо отметить тот факт, что завершение этой грандиозной во всех отношениях сделки стало возможным исключительно благодаря вашему старанию, упорству и самоотверженности и произнести с этой высокой трибуны слова искренней благодарности и признательности всем без исключения сотрудникам: от самого простого рабочего до высокопоставленных должностных лиц! Только благодаря вашей сплочённости, настойчивости, целеустремлённости и нацеленности на результат это и стало возможным! Дорогу осилит идущий! Теперь в результате слияния компания МАКО станет частью всемирно известной «семьи» предприятий, известных как консорциум «Тайхон Констракт» и приобретёт новое имя – «Тайхон Евразия». Хочу горячо поздравить вас с этим знаменательным днём и пожелать мира, процветания и больших успехов на благо наших стран, наших граждан, всех сотрудников и нашей большой семьи «Тайхон Констракт»!

Далее в своей речи я углубился в детали сделки, и минут через пять всё было закончено, а я, наконец-то, смог вздохнуть с облегчением. Затем под всеобщее ликование состоялась церемония непосредственного подписания документов. Серёжа достал из моего кейса синюю папку, которую я бережно туда уложил, выходя из дома, и положил её передо мной на стол, украшенный по сторонам огромными пышными гирляндами цветов. Увидев кожаный переплёт небесно синего цвета, я тут же вспомнил Наташину записку «обязуюсь вернуть с процентами», которую я бережно хранил в кармане, и её нежный взгляд, когда она спрашивала меня, сможет ли заслужить прощения. От этого немного замешкался, пока Сергей не начал теребить меня за локоть. Далее я сделал то, чего в своей жизни ни до этого, ни после не делал никогда – я не стал просматривать перед подписанием весь текст, а открывал документ только на тех страницах, где требовалось поставить подпись. И, взяв стоявший на столе в качестве сувенира чернильный «Паркер», оставил свой автограф в нужных местах. Сергей, в свою очередь, поставил в полагающихся местах рядом оттиски нашей печати «МАКО». Эту процедуру мы под аплодисменты повторили трижды, обмениваясь папками. Так сделка по слиянию была юридически полностью завершена.

Потом был банкет, неформальное общение и много другого. И мне удалось весьма продолжительное время побеседовать в кулуарах с Ян Ци тет-а-тет. Как я выяснил, из-за длительной задержки рейса (в аэропорту Хитроу задержали какого-то человека с оружием, который, впрочем, почти сразу сдался властям) он вернулся из Лондона лишь несколько часов назад и прибыл на церемонию подписания с опозданием. Поэтому-то её открытие и задержалось. Банкир сетовал на то, что ему пришлось мчаться во весь дух, только лишь для того, чтоб поставить свою подпись, хотя на этот раз банк представляли ещё двое сотрудников с такими же полномочиями, как и у него, с такой же компетенцией, которые, собственно, и разрабатывали этот проект. Я в ответ на это высказал предположение, что это – лишь дань уважения его заслугам и что, видимо, представители Си – Би ожидали именно его, как старейшего и наиболее опытного представителя банка, чья подпись под таким документом явно будет только на пользу имиджу организации. «Да, у нас любят бросать вперёд старую гвардию. Наверное, в глазах молодёжи это выглядит серьёзно и эффектно». – Ответил на это он. – «Только вот им не понять, скольких усилий стоит старику сделать то, на что у молодёжи уходит пара минут». Я, смеясь, посоветовал ему не записывать себя в старики. Мы поболтали ещё о чём-то, потом я вернулся к своей «команде». А немного позже мы вылетели назад в Фучжоу, куда прибыли за полночь. Я чувствовал себя дико уставшим и по приходу домой сразу отправился спать. Ночью мне приснилась Наталья, стоящая на кухне в одном только переднике со сковородой в руках и грозящая мне со словами: «Я же просила тебя никогда больше так не делать!». Проснувшись от этого около пяти утра, я более так и не смог заснуть.

Через полтора месяца мы сдали принимающей комиссии объект, выполнив всю нашу часть работ в соответствии с проектной документацией, и запустили автомобильное движение по маршруту Фучжоу – остров Нуэ. Приёмка прошла быстро и успешно, впрочем, как и всегда. Китайским партнёрам оставалось только «дотянуть» железнодорожную ветку до острова. Это было делом трёх – четырёх недель. После этого должно было состояться торжественное открытие движения с разрезанием красной ленточки, помпезной приёмкой объекта Госкомиссией, памятными фотографиями и торжествами. В праздниках китайцы знают толк! Только на следующий день после этого, по условиям сделки, мы получали новое имя «Тайхон Евразия» или просто «ТЕ» и становились неотъемлемой частью «Тайхон Констракт». А пока мы начали демонтаж оборудования и вывоз его с островов. А сотрудники, незадействованные в этом, получили, наконец, долгожданные отпуска. В офисе, где работников почти не осталось, стало непривычно тихо.

Нашей автомобильной дорогой, связывающей остров с материком, постепенно начали пользоваться немногочисленные жители острова, где до того был только лишь один небольшой посёлок, да несколько рыбацких деревень, несмотря на его довольно внушительный размер – на этом гористом и поросшем лесом куске каменистой суши даже была своя небольшая, но бурная река Кэ. Речка эта впадала в небольшой залив на юге острова, всего в паре километрах от моста, а на восточной стороне Нуэ на берегу огромной глубоководной лагуны Китай начал строительство большой современной военно-морской базы. Основная часть транспорта следовала именно туда. Это были военные строители и прочие представители Народно Освободительной Армии Китая. По этой причине въезд на мост был ограничен. Пока пропускали только полицию, военных, нас, строителей, выдав нам соответствующие пропуска, и жителей острова, постоянно проживающих на его территории после предъявления соответствующих документов. У дороги поставили совместный военно-полицейский пост. А на самом Нуэ начала «орудовать» полиция, выискивая «неблагонадёжных» элементов из числа местных жителей. Дело в том, что по информации, имеющейся в их распоряжении, на острове могли находиться лица как-то связанные с тайваньскими сепаратистами и с группировкой «Чхо Лонг». И скорое возведение здесь военной базы делало эту работу полиции обязательной и необходимой.

Всё это время я не переставал искать Наталью, от которой мне на память как символ надежды остался лишь продырявленный парик, брошенный ею в шкафу поверх туфлей со сломанным каблуком. И который я нашёл только через неделю после её бегства. Я также пытался выйти на следы Берёзова. Хотя сыщик из меня, честно говоря, получился плохой. И абсолютно никакой информации раздобыть не удалось. И это несмотря на то, что я задействовал весь свой «ресурс», привлёк к поискам частное агентство, негласно, не привлекая внимания, использовал все свои связи и сам объездил ближайшие города, обойдя там все вокзалы и отели. А иногда просто бесцельно колесил по улицам в надежде случайно её встретить. Её телефон был отключен с самого момента её исчезновения. Хорошо ещё, что я в один из дней сфотографировал Наташу, пока она спала. По этой единственной имеющейся у меня фотографии её опознали только в одном шанхайском отеле, где она некоторое время проживала до нашей встречи, да на вокзале Фучжоу. И больше ничего, как в воду канула. Однажды Бурундук, не на шутку обеспокоенный моими постоянными разъездами, вызвал меня «на серьёзный разговор». От безысходности я выложил ему всё, открыв свою душу. Всё-таки он был настоящим другом, с которым мы прошли «огонь и воду». Как оказалось впоследствии, сделал я это не зря.

А пока для того, чтобы отвлечься от дурных мыслей, я всецело опустошённый опять полностью погрузился в работу. И это привело к абсолютно неожиданному результату! Пересматривая в очередной раз наш контракт, я в одном из подразделов наткнулся на один странный пункт, которого раньше там не было. По сути никаких изменений не произошло, но этот пункт позволял нам, МАКО, абсолютно без всяких для себя последствий выйти из сделки, если мы того пожелаем, до приёма объекта Госкомиссией, то есть до разрезания «красной ленточки». До этого срока оставалось не более двух, максимум трёх недель, но делать этого мы, конечно же, не собирались. Да и зачем нам это? Это было бы вовсе не в наших интересах. Мы так стремились к этой сделке, так долго к ней шли, грезили ею! Такой пункт в контракт мы просто не могли внести! Ещё более странным мне показалось то, что противоположной стороне таких «привилегий» пойти на попятную предоставлено не было. Это меня очень взволновало!

– Серёжа, глянь-ка на это место в тексте. – Показал я вызванному в свой кабинет Брондукову, тыча пальцем в открытую синюю папку на своём столе. – Что это ещё за пункт 9.2? И откуда он здесь вообще взялся?!

Бурундук долго смотрел на этот новый пункт, потом взял контракт в руки, прочёл его от корки до корки и спокойно ответил:

– Понятия не имею, кому из нас могла в голову прийти такая идея. Хочешь сказать, что, ставя свою подпись, ты этого не видел?

– Я не смотрел, если честно. – Признался я сконфуженно.

– Но ничего страшного же не произошло. Нам это ничем не грозит. Напротив, это является дополнительной преференцией для МАКО. Ведь так? – Сказал он совершенно равнодушно, возвращая документ на стол.

– Так-то оно так. Только почему в таком случае это же самое не предусмотрено и для партнёров? Китайцы бы на это не согласились при любом раскладе! – Мне не понравилось такое лёгкое, халатное отношение моего заместителя и я своим тоном дал ему это понять.

– Не смотри на меня, сверкая глазами! Я не знаю, откуда взялся этот пункт! Понятия не имею! – Сергей был растерян не меньше моего и, помявшись, добавил. – Возможно, мы его внесли в спешке той ночью, когда ты улетел в Сянган? А китайцы просто не придали этому пункту значения, зная, как мы заинтересованы в сделке. Другого объяснения я пока не нахожу.

– Было бы просто замечательно, если бы так всё и было, – жёстко возразил я ему, – но это не так!

– А как? С чего ты взял? – Бурундук, сидя в кресле, закинул ногу на ногу и скрестил на груди руки. Он всегда так делал, чувствуя свою правоту. – Давай посмотрим в компьютере. И убедимся. Если этот пункт есть на бумаге, значит, он обязан быть и в компьютере. И наоборот. Не из воздуха же он взялся!

– Конечно, не из воздуха. – Ответил я тоном учителя, отчитывающего нерадивого школяра. – И я уже посмотрел.

– И что?

– Да, пункт 9.2 действительно там присутствует, во всех компьютерах, где сохранён проект соглашения.

– Вот видишь! Значит я прав! А ты со своей любовью просто немного не в себе! – Торжествующе произнёс мой заместитель.

– Я уже созвонился с китайцами и с банком.

– И каков результат?

– У них то же самое. И они тоже в некоторой растерянности от этого. Китайцы заметили сами. Тоже не могут ничего объяснить. Начали подозревать, что это наша уловка, что мы намереваемся «соскочить» со сделки. Мы ведь в обмен на контракт получили от них большую скидку! Но, понимая, что её размер ничтожен по сравнению с выгодой, которую мы сможем получить при слиянии, они не стали поднимать шума, надеясь, что пункт 9.2 – это просто недоразумение. Лица с их стороны, виновные в халатности, уже наказаны. А я заверил китайцев, что никаких планов по отказу от сделки у нас нет и быть не может. По-моему, я их немного успокоил. – Заявил я со всей полагающейся в таких случаях серьёзностью, продолжая, однако, беспрерывно тарабанить пальцами по краешку стола, что всегда делал при желании успокоить нервы.