Текст книги "Магнит для неприятностей"

Утром следующего дня около десяти часов, когда я нехотя уже «расправился» в своём офисе почти со всеми ежедневными утренними заботами, а Бурундук снова отправился в порт, я услышал какую-то возню в приёмной и надрывный крик своей секретарши, разговаривавшей с посетителем на английском:

– Я не позволю вам сюда войти! Тем более без доклада! Вы не можете сюда входить без разрешения!

– Не надо указывать мне, что я могу делать, а чего не могу! – Отвечал ей грубый мужской бас. – А то сейчас же отправитесь вместе со мной! Надеюсь, вам понятно!

Дверь распахнулась, и в мой кабинет ввалился немного растолстевший загорелый лейтенант полиции средних лет, похожий на актёра из полицейского сериала. Позади него следовал молодой крепкий подтянутый сержант с суровым выражением лица, пистолетом на ремне и дубинкой в руках.

– Господин Касперский Павел Анатольевич? – Обратился ко мне офицер.

– Да. – Кивнул я, отрываясь от бумаг. – Чем могу помочь?

– Вы задержаны по подозрению в убийстве и должны немедленно проследовать за мной! В противном случае нами будет применена сила! – Резво отчеканил он, театрально делая ударение на каждом произнесённом слове. Было понятно, что эту фразу офицер повторял уже сотни раз.

– Простите, – я совершенно был сбит с толку этим его выступлением и переспросил, – я, видимо, вас не совсем правильно понял. Вы намереваетесь задержать меня по подозрению в убийстве?!

– Совершенно верно. Предлагаю вам добровольно проследовать за мной. И предупреждаю, что любые попытки этому воспротивиться ещё больше усугубят ваше положение. Вы меня поняли?

– Да, я вас понял. Но это какая-то ошибка! Кого же, по-вашему, я убил? – Вставая, я едва сдержался от смеха, но улыбку сдержать всё же не удалось. Давно меня так никто не веселил! – Вы серьёзно обвиняете меня в убийстве?!

– Я вас ни в чём не обвиняю. Я полицейский. И моё дело доставить вас куда следует. Обвиняет прокуратура. Обвинения пока нет. В противном случае я с вами и разговаривать бы не стал. Пока вы только подозреваемый. Но это, скорее всего, ненадолго. – Грозно произнёс лейтенант своим командным басом, сверля меня глазами, словно буравчиками.

– Подозреваемый? Но в чём? – Задал я вопрос, продолжая улыбаться и опасаясь, что своим взглядом он просверлит меня насквозь.

– В умышленном убийстве на почве ревности своей любовницы гражданки Красильниковой Натальи, известной также по имени Краснова Ната с использованием незаконно приобретённого оружия, револьвера «Магнум» двадцать второго калибра.

Улыбка мгновенно слетела с моего лица, и я медленно опустился в кресло.

– Вы узнаете этот пистолет? – С этими словами следователь положил на стол передо мной «Магнум».

– Недавно я видел такой же, но не могу утверждать, что это именно он. – Ответил я, стараясь взвешивать каждое своё слово.

– Однако именно на этом есть отпечатки ваших пальцев.

– Тогда это должен быть именно он, так как никаких других пистолетов уже лет пятнадцать я в руках не держал, – я опять по глупости сказал то, о чём меня не спрашивали, и следователь непременно должен был это заметить.

– А какие держали и где? – Мой дознаватель явно имел очень хорошую квалификацию и чувствовал себя совершенно непринуждённо, комфортно, зная наверняка, какими вопросами можно сбить с толку допрашиваемых, и точно зная как, что и когда спрашивать, чтобы запутать подозреваемого и заставить его сболтнуть лишнее. Это умение приходит только с большим опытом работы.

– Давным-давно в тире.

– А этот?

– Около двух месяцев назад.

– Из этого пистолета вы сделали только один выстрел? Лишь одна гильзы стреляная, причём не так давно.

– Я из него вообще не стрелял.

– У вас есть ещё оружие, боеприпасы?

– Этого у меня никогда не было.

– Оружия у вас никогда не было. Никакого. А «отпечатки на этом револьвере вы оставили у себя дома, когда положили его в свой сейф», как следует из ваших предшествующих показаний. – Следователь прочёл мои предыдущие показания, перевернув несколько страниц назад. – Так как вас понимать?

– Я же уже говорил, что этот револьвер принадлежал не мне, и я лишь запер его в своём сейфе. – Я устало возражал. Допрос продолжался уже более двух часов. – Вы могли бы сэкономить своё и моё время, используя детектор лжи, в конце концов.

– Данные, полученные при использовании этого американского агрегата, не имеют юридической силы в нашей стране. – Спокойно ответил следователь. Он совершенно не выглядел уставшим, и мне показалось, что для него это была только разминка. – Итак. Зачем в таком случае вы разбирали револьвер? Чтоб его зарядить?

– Чтоб убедиться, что из него не стреляли.

– Убедились?

– Да. На тот момент все патроны были целы, а пистолет – хорошо смазан.

– Вы специалист по оружию?

– Я специалист по строительству, и вы это знаете.

– Одно не противоречит другому. Из этого оружия был произведён один выстрел. Одним выстрелом была убита пострадавшая. Стреляли почти в упор. Калибр совпадает. На оружии ваши отпечатки. Вы гонялись за пострадавшей, вы её преследовали, потом незаконно удерживали. Потом она от вас сумела сбежать, но вы её нашли, увезли на остров с целью сокрытия преступления, ведь у вас был пропуск, и там убили, сбросив тело в реку? Так? Все улики указывают именно на это. Вам не повезло – тело пролежало в воде недолго и почти не пострадало. Его выбросило на берег, где его и нашли рыбаки.

– Нет. Не так. Я её не видел с самого момента побега.

– Зачем вы её удерживали?

– Пытался её защитить. – Ответил я, опять попав впросак. Ведь о покушении на Красильникову в Сянгане полиции было неизвестно: лишнего я старался не болтать, да и следователь о Сянганском происшествии пока не спрашивал.

– От кого? Единственную опасность для неё представляли именно вы.

– Я не мог представлять для неё опасность. Я любил её. Пытался защитить. Поэтому…

– Поэтому держали практически в неволе. – Продолжил пожилой седой следователь с ядовитой ухмылкой. – Да, я вас, некоторым образом, понимаю. Вы грамотный, начитанный человек. Вы не можете не знать, что всё, что вы мне рассказываете – это явные признаки одержимости. И наверняка знаете, что делают одержимые, когда их «игрушка» перестаёт им подчиняться – от неё избавляются. Правда, иногда они этого не помнят. Но это уже частности.

– Я не убийца. И речь здесь не об одержимости, а о хорошо организованном преступлении, жертвой которого стала невинная девушка, и которое кто-то очень хочет «повесить» на меня!

– Откуда вам известно о «хорошей организации» преступления? – Подняв глаза, следователь изучающе смотрел на меня, постукивая по протоколу тыльной стороной шариковой ручки.

О подменённой папке я на допросе не упоминал, меня об этом и не спрашивали. Следовательно, о хорошей организованности преступников я упомянул зря. В этот момент мне показалось, что следователь читает мои мысли, как с листа бумаги. Он сразу зацепился за эти мои слова:

– Мне повторить вопрос?

– Ничего такого мне не известно. Просто я предположил, что по-другому и быть не может – невозможно просто совершить убийство так, чтобы подозрения пали на совершенно другого человека, на меня. Так мне кажется. К этому непременно надо готовиться. Вот я и…

– Да? – Следователь удивлённо приподнял брови. – И долго вы готовились? Вы изучали этот вопрос?

– Послушайте, – ответил я устало, – я вам рассказал абсолютную правду, и, даже если вам так не кажется, это не делает мои слова ложью. Я не убийца.

– Так говорят абсолютно все. – Медленно произнёс следователь, закрывая протокол с видом полного превосходства. – Мой вам совет, господин Касперский, найдите хорошего адвоката, очень хорошего. Возможно, тогда вы когда-нибудь сможете выйти из тюрьмы. Но для этого есть и другой, более простой способ – начните, наконец, говорить правду и сотрудничать со следствием. Потому что, если мы обнаружим кроме всего, что вы сделали, ещё и хоть малейший намёк на вашу связь с организованным криминалом, то путь на волю вам будет закрыт навсегда. Подумайте над моими словами до завтра, пока будете сидеть в камере. А завтра поговорим ещё раз.

Брондуков, узнав от Мэйли о моём аресте, сразу же примчался в полицию, но его поначалу тоже задержали, правда, после допроса отпустили, предупредив, что выезд из города на время следствия для него запрещён. И сразу же после освобождения Серёжа связался с нашим адвокатом Николаем Александровичем, которого допустили ко мне только на следующее утро. Он был совершенно сбит с толку всем происходящим, но, несмотря на это, всё же успел выяснить достаточно. Входя в камеру для посетителей и увидев меня на скамье, где обычно сидят преступники, наш адвокат, немного растерявшись, смущённо улыбнулся, приветствуя меня:

– Доброе утро, Павел Анатольевич, я буду вашим представителем, если не возражаете.

– Здравствуйте, Николай Александрович. Безумно рад вас видеть в этой чёртовой дыре! Конечно, не возражаю.

– Я успел многое выяснить и хочу изложить вам суть претензий обвинения и нашу позицию. – Начал адвокат, доставая из своего кейса бумаги и раскладывая их на столе. Он поднял на меня глаза, и я кивком подал ему знак к продолжению. – Так вот. Сначала о том, что имеет следствие. У них есть труп светловолосой девушки, ваше опознание трупа на острове ночью, заявление тамошнего полицейского о том, что на него оказывались давление, а также о том, что после вашего ухода из дела исчезла часть фотодокументов, сделанных в морге острова, которые были сделаны «Полароидом», а значит – других копий не осталось. У них есть показания вашей секретарши о том, что погибшая во время встречи с вами рыдала, а потом пыталась сбежать из вашего кабинета, но вы ей не позволили этого сделать и о том, что вернувшись из Сянгана, вы заказали некий предмет женской одежды, размер которого совпадает с размером погибшей. У них есть показания вашего водителя о том, что вы велели ему отвезти пострадавшую в Шанхай, а когда она уговорила его изменить направление, вы тотчас же за ней примчались и забрали её с собой, хотя ей, возможно, требовалась врачебная помощь. У них есть пока не раскрытое дело о стрельбе в Сянгане, к которому вы, возможно, каким-то образом можете оказаться причастны, и следы которого тянутся к «Чхо Лонг». Свидетельские показания родственников Чона ничего полиции не дали, зато в доме напротив найдены ваши отпечатки и следы пребывания там женщины. К тому же стало известно, что после того, как вы вошли в арендованную ею квартиру, она уже не смогла даже ходить самостоятельно. Полиция это интерпретирует именно так! Им известно, что вы после этого несколько дней не появлялись на работе. Им известно, что после побега вы её искали, обращались в агентство. У них есть пистолет с вашими отпечатками, калибр которого совпадает с калибром орудия убийства. И разрешения на оружие у вас нет. У них есть показания вашего заместителя о том, что вы искали эту девушку, а также о том, что вы, вопреки его просьбе, выехали на остров ночью, зная, что в это время в участке на острове будет лишь один сотрудник полиции. Они полагают, что у вас есть мотив – одержимость, ревность и месть. Считают вас как-то связанным с криминалом. И думают, что вы хорошо спланировали преступление, но всё же для полной безопасности решили уничтожить и фотографии из дела, заведённого на острове, как только вам стало об этом известно. Считают, что это ваше стремление к полной безопасности вас и погубило. Вкратце так. Дело непростое. Быстро что-то решить не получится.

Я был совершенно раздавлен такой возмутительной несправедливостью и явным выворачиванием фактов наизнанку! И подумал, что за все преступления, вменяемые в вину мне, в том виде, как их преподносит следствие, может быть назначено наказание в виде тюремного заключения сроком лет на сто. Если не хуже. Что и заметил, когда адвокат остановился:

– Понятно. Все факты полиция выворачивает наизнанку. Но так они в поисках истины не продвинутся. Ну, а что-то хорошее для меня во всём этом есть?

– Есть несколько моментов, которые могут существенно осложнить позицию обвинения. – Продолжил Николай Александрович, тяжело вздыхая и глянув на меня с отеческим сочувствием. – Во-первых, все улики против вас косвенные. Опираясь лишь на них прокуратура не сможет доказать в суде не только вашу вину, но даже саму вашу причастность к убийству. Поэтому им по зарез нужно найти хотя бы одно конкретное неопровержимое доказательство, улику. Китайцы работают быстро, и если что-то такое есть, они это найдут. Но пока ничего такого нет. И если всё, о чём говорили вы, наша версия, является правдой, то они ничего найти и не смогут. Но не надо сбрасывать со счетов фактор случайности или какой-либо ваш опрометчивый поступок, о котором вы, к примеру, уже и думать забыли, но который может, если его «раскопают», всё нам испортить. Теперь о самом главном. Пистолет.

– Я об этом рассказал абсолютно всё, что знал. И вам, и следователю. – Произнёс я упадническим тоном. – Здесь-то что не так? Как я понял, невозможно доказать, что именно из него её убили.

– Да, это так. Выстрел мог быть произведён из аналогичного, не именно из этого, оружия. Хотя в этой провинции даже просто незаконное владение любым видом оружия наказывается очень строго. Но пока и сам факт владения не доказан. Но сейчас я хотел бы сказать о другом: пистолет – важнейшая улика обвинения. Но получена она незаконным путём. Нет соответствующего протокола. Это процессуальный прокол обвинения, и они об этом знают и догадываются, что мы не преминем этим воспользоваться.

– Да. Постойте-ка! – Я «ожил» с этими его словами, воспрянув духом. – И полицейский на острове говорил, что никаких следов оружия, где бы то ни было, полиция за всё это время не нашла!

– Верно. Револьвер стал фигурировать в деле только два дня назад. – Воодушевлённо произнёс адвокат, скупо улыбнувшись мне. – В этом-то всё и дело! И он приобщён к делу в качестве вещественного доказательства полицией в обход существующего протокола! Как следует из материалов, он передан полиции неназванным агентом, работающим под прикрытием. А для того, чтобы суд принял эту улику к рассмотрению, полиции придётся либо раскрыть агента, чтоб он пояснил суду как, где и при каких обстоятельствах револьвер к нему попал, или же признать пистолет незаконно добытой уликой, которую к делу приобщить невозможно. И здесь многое будет зависеть от ценности этого агента для полиции. Если его ценность и ценность передаваемых им сведений действительно велика, то его никогда не раскроют. Слишком велика будет цена за один лишь обвинительный приговор одному обычному человеку. Если же ценность агента невелика, им, то есть его анонимностью, пожертвуют, и тогда наши дела, безусловно, очень усложнятся.

Я сидел, потирая виски, и пытался переварить полученную информацию. Получалось, что моя дальнейшая судьба зависела не от меня самого и моих поступков, а от того, захочет ли полиция Фучжоу рассекретить одного из своих кротов. Это не укладывалось в моей голове. От этого не проходящая в течение последних суток головная боль только усилилась, и я спросил адвоката, нет ли у него с собой аспирина или чего-то ещё. Но у него ничего не было, а тюремный анальгин мне совсем не помогал. Складывая в портфель бумаги со стола, Николай Александрович напоследок заметил:

– Держитесь, Павел Анатольевич! А я сделаю всё от меня зависящее! Китайцы, конечно же, понимают, что вы не просто рядовой гражданин. Они не хотят каких-либо осложнений в наших отношениях, да и вообще ведут себя крайне корректно. К примеру, в прессе о вашем задержании совершенно ничего нет, и меня заверили, что ничего и не будет при любом развитии событий. Однако вы должны знать, что китайская юриспруденция подразумевает, что перед законом равны абсолютно все, независимо от статуса и…

– А у нас разве не так? – Перебил его я, удивляясь этим словам.

– Так. – Согласился адвокат, многозначительно качая головой. – Только на деле дома, в России, у человека с высоким статусом гораздо больше шансов выпутаться из разного рода, скажем так, юридических коллизий. А в Китае – как раз наоборот. Здесь много показательных наказаний лиц именно с высоким статусом. Здесь это считается нормой. Хотя к иностранцам из дружественных стран они относятся немного лояльней. Но не всегда.

– Чего же мне ожидать? – Спросил я с надеждой.

– Изменения меры пресечения. Надеюсь, что на судебном заседании, назначенном на четыре часа, я смогу добиться вашего перевода под домашний арест. Надеюсь, что суд не найдёт веских оснований для дальнейшего содержания вас под стражей. Хотя, как знать. Есть ещё один момент, который меня смущает: по сведениям того же неназванного агента пистолет якобы был обнаружен им рядом с заброшенным домом на окраине рыбацкой деревни. И там якобы есть и некие другие следы вашего пребывания и потерпевшей.

– Я никогда не бывал ни в какой деревне на острове! В посёлке, конечно, был. В администрации, да и в полиции. В полиции только один раз пару дней назад. Ничего я там не брал, никаких фотографий, только смотрел. Это всё. Конечно, я десятки раз бывал на стройплощадке на острове. И несколько раз рыбачил с Сергеем, с Брондуковым, с катера в заливе реки Кэ. И даже сходили на берег, но в сторону деревни не ходили никогда. Спросите у него. – Я возмущённо запротестовал. – Да и что мне там искать в каком-то заброшенном доме?

– Да-да. – Протянул адвокат. – Я знаю, что в заброшенном доме вас не было.

– Что? – Изумился я. – Откуда?

– Я послал туда Чона. Он побывал в этой деревеньке. Там нет заброшенных домов.

Сергей звонил в дверной звонок так, словно случился всемирный пожар или десятибалльное землетрясение. На второй день после моего перевода под домашний арест к вечеру резко похолодало, что было нетипичным для этих мест, и я, поспешно направляясь по коридору к дверям, запутался в своих собственных тапочках и чуть не упал.

– Ну, наконец-то ты открыл! – Выпалил он, буквально врываясь ко мне. – Что так долго? У нас совсем нет времени! Немедленно собирайся! Тебя срочно надо спрятать!

– Что? Спрятать? Ты что, спятил? О чём ты говоришь? – Спросил я сонно, ничего не понимая.

– У нас большие проблемы! – Спешно продолжал Бурундук, резко закрывая дверь. – Мне удалось узнать, что полиция только что рассекретила своего крота и в эту минуту он разговаривает с судьёй. А заброшенный дом в деревне нашёлся. На самом деле он никакой не заброшенный, там просто временно никто не живёт – хозяин в данное время работает на материке. И в этом доме по моим сведениям действительно остались следы пребывания Натальи. А самое главное – там есть и твои отпечатки на разбитом стакане, брошенном в мусорный бак. Дом стоит на окраине у реки. Недалеко от неё в кустах недавно якобы и нашли этот злосчастный револьвер. Они полагают, что в спешке, когда ты тащил тело к воде, ты его просто потерял. Это сведения из надёжного источника, можешь мне поверить!

– Что? Какое тело? Какой стакан? Да я в жизни не бывал ни в каком доме! Это что, какая-то игра? – Спросил я, повысив голос и взволновавшись не на шутку от всего этого абсурда.

– Нет, дружище. Это уже не игра! Ты понимаешь, что происходит? Тебя очень хотят посадить! Вот и всё! Китайское «правосудие» решило показать свою беспристрастность, невзирая на статусы! И теперь тебя непременно посадят. Здесь всё делается быстро. Будет показательный процесс и показательное наказание! Суровое наказание! Мы будем опротестовывать, вести разбирательства и судиться с ними годами! Но ничего доказать не сможем. Все факты против тебя! К тому же, как ты и сам знаешь, здесь суды более высокой инстанции крайне редко меняют решения, принимаемые первичным звеном. Такова традиция. Считается, что в Китае все суды, даже в первичной инстанции, самые честные и справедливые и никогда не выносят неправомерных решений. А значит, твоего оправдания, возможно, придётся добиваться годами. И не факт, что повезёт. Я знаю, что ты невиновен, но доказать этого не получится! Всё сложилось против нас! Есть только один выход – бежать! И сделать это прямо сейчас! В эту минуту судья, думаю, уже поговорил со следователем и выписал ордер на твой арест, и потирает руки, готовясь к завтрашнему заседанию! И через несколько минут они уже будут здесь! Собирайся! Я уже взял катер, тот быстроходный глиссер, на котором мы рыбачили. Я тебя вывезу! Поспеши! Времени на раздумья нет!

Какими бы странными и невероятными в этот момент мне не казались эти слова, но всё, что он говорил, выглядело настолько логично и убедительно, насколько это вообще могло быть. Моментально прокрутив в голове все доводы Бурундука ещё раз, я решил незамедлительно последовать его совету.

– А как быть с этим? – Я протянул другу левую руку, демонстрируя надетый на неё полицейский браслет с чипом местоположения. – С этой штуковиной меня сразу найдут, где бы я ни находился. А после побега «припаяют» ещё пять лет.

– Ты плохо обо мне думаешь. – Нарочито недовольно пробурчал Серёжа, доставая из внутреннего кармана непромокаемой куртки рулон металлической фольги. – Давай сюда руку!

– Ты полагаешь, что это поможет? – Спросил я его, когда он ловко оборачивал этот «гаджет» многочисленными слоями тонкого металла.

– Я это точно знаю!

Наш катер мчал, словно стремительная белая стрела, подпрыгивая на гребнях чёрных волн, с такой скоростью, что нам приходилось крепко держаться за поручни, чтобы нас не выбросило. Восточный ветер усилился, заполняя атмосферу духом неминуемой опасности, и волнение на море возросло. Уже почти стемнело, небо плотно затянуло грозными тучами, не дававшими Луне никакой возможности пролить на нас немного света, осветив наш вынужденный путь. Темнота нарастала с каждым мигом, но Серёжа, ориентируясь по навигатору, не включал прожектор, чтоб случайно нас не выдать. Мы уже обошли остров с юга и направлялись прямиком в открытое море, в нейтральные воды, намереваясь под покровом ночи добраться до Тайваня.

– Я всё узнал! – Кричал Серёжа мне прямо в ухо, пытаясь пересилить рёв двух мощных водомётных двигателей. – В это время пограничники обходят остров с северной стороны! Мы никак не должны с ними встретиться! К тому же наш глиссер более быстроходный, чем пограничный катер! Когда они опомнятся, мы будем уже в нейтральных водах! Потом дойдём до Тайваня. Там китайцы тебя не достанут! Тайвань никогда не выдаст тебя китайцам. Из Тайбэя я отправлю тебя домой! А потом найду способ вернуться в Фучжоу. А наши тебя, конечно, никогда не выдадут Китаю по такому надуманному обвинению! Дело же белыми нитками шито! Это и дураку понятно!

Я начал уже понемногу успокаиваться, если, конечно, в моей ситуации вообще можно говорить о спокойствии. И смирился со своей судьбой. В голове моей в этот момент не было абсолютно никаких мыслей, кроме овладевшего мной страха. Ведь выбор мой был невелик: или погибнуть на такой скорости в море, разбившись на этом утлом судёнышке, или попасть в руки пограничников и провести остаток жизни в китайской тюрьме. Но не страх смерти пугал меня, а то, что я больше никогда не смогу увидеть Наташу! Как бы я этого ни хотел и чего бы ни предпринимал! И в этом свете все наши усилия выглядели нелепыми, тщетными и смешными, как будто мы двое вздумали спорить со всемогущей Судьбой. Эти мысли напрочь лишали меня какого бы то ни было желания сопротивляться злому року, так несправедливо наказавшему меня.

Ещё через несколько минут этой безумной гонки нас, в очередной раз высоко подпрыгнувших на гребне большой волны, осветил прожектор пограничного катера, шедшего встречным курсом прямо на нас! Пограничник через репродуктор отдал приказ остановиться и заглушить мотор. Я только успел подумать, что это конец, но Бурундук не снижая скорости, изменил курс, отчего нас сильно швырнуло влево.

– Вот ещё! – Прокричал он, отпустив одну руку от штурвала и показывая пограничнику неприличный жест, будто вызывая на поединок саму судьбу. – Сначала попробуй догнать!

– Серёжа, сбрось газ! – Орал я на него. – Будет только хуже!

Но тот меня не слушал, ловко лавируя среди волн, и я поразился его удивительному бесстрашию. После второго предупреждения очередь из крупнокалиберного пулемёта пришлась прямо перед нашим глиссером по курсу.

– Всё, Серёжа, останови катер! Мы проиграли! Выхода нет! Знай, я очень ценю твою помощь, но сейчас лучше остановиться, если мы хотим остаться в живых! – Изо всех сил я пытался перекричать рёв моторов и шум разбивающихся о глиссер волн.

– Спокойно! Нас так просто не возьмёшь! – Орал он мне в ответ, разворачивая катер по направлению к острову. – Я предусмотрел и это! Когда они поймут, что мы двигаемся назад к острову, они не станут стрелять! Попытаются нас догнать в своих внутренних водах! До острова близко, до острова они нас точно не догонят, а там мы войдём в реку и поднимемся вверх по течению насколько сможем. Их катер в реку не войдёт – мелко!

– Да, но потом…

– Потом мы укроемся там, на острове, а потом я вывезу нас оттуда на рыбацком баркасе! Некоторые рыбаки, живущие на Нуэ, вовсе и не рыбаки! Ты это знаешь. Контрабандисты! За деньги они нас вывезут, а за хорошие деньги сделают это быстро и безопасно для нас. У них, как я слышал, есть свои каналы и свои возможности!

Катер пограничной охраны, действительно, не стал более открывать огонь и устремился в погоню за нами. Наш глиссер шёл на пределе своих возможностей, оставляя за собой длинный след из белой пены, нас с Серёжей бросало из стороны в сторону, и эта болтанка только усилилась, когда мы входили в залив. А я, обернувшись назад, подумал, что, по сути, совсем не знал своего друга с этой стороны. Воистину, каждый из нас способен на многое, но не каждый знает, на что он способен, и только в экстремальных ситуациях раскрываются истинные человеческие возможности!

– Надень! – Крикнул Бурундук почти совершенно спокойно, заставив меня в очередной раз восхититься его удивительным самообладанием, протягивая мне спасательный жилет. – На всякий пожарный!

Как выяснилось, на глиссере было только одно спасательное средство. В спешке Серёжа это не проверил. Я вернул ему жилет со словами:

– Лучше ты надень! Ты же знаешь, что я плаваю как рыба. Мне вода нипочём! Ничего со мною не случиться!

В этот момент мы уже входили в пойму реки, а пограничники нас уже почти догнали, но их катер пока не сбрасывал ход, рассекая довольно приличные волны и поднимая миллионы брызг, светящихся ярким заревом в свете прожекторов. Всё-таки он был быстрее! Брондуков, удерживая штурвал одной рукой, пытался надеть жилет. В этом месте уже появилось сильное течение, катер начало кривить, и, не удержав одной рукой штурвал, Серёжа его выпустил. Наш глиссер резко развернуло на полном ходу, он поднялся в воздух и, перевернувшись и сделав в воздухе немыслимый кульбит, упал кормой в воду и быстро пошёл на дно. Серёжа в красном спасательном жилете, вылетел из катера вверх и, описав дугу, с силой ударился о воду, быстро погрузившись в морскую пучину. Пограничник сразу сбросил ход. А я, с силой ударившись головой о борт и вылетев из своего кресла, ещё довольно долго продолжал, кувыркаясь скользить по касательной по поверхности воды. Пока в глазах не стало темно.

– Плыви, Паша, плыви! Не останавливайся! Работай руками. И не спеши. Здесь спешить некуда! Кругом одна только вода! Она здесь была всегда и всегда будет! Ты от неё не убежишь! Поэтому сосредоточься на дыхании. Дыши спокойно, размеренно, не части! Бояться нечего – я рядом! Не трать силы понапрасну! Если устаёшь – замедляйся, но не переставай работать руками. Плыви спокойно, не прилагай больших усилий. Как будто просто гуляешь. Так сможешь продержаться достаточно долго, пока тебя не спасут или пока сам не доплывёшь до суши. – Я хорошо слышал голос отца, то погружаясь в воду, то выныривая из неё. – Плыви, Паша, плыви! Не останавливайся!

Вода была ласковой, тёплой и прозрачной – такой, что на глубине пяти метров под собой я хорошо видел стайки красивых разноцветных рыб, суетящихся у кораллов, и больших диковинных медуз с длинными «хвостами». Очками для ныряния я никогда не пользовался – их жёсткая резинка натирала мне кожу. Поэтому всегда просто открывал в воде глаза. Я любил рассматривать морских обитателей, надолго ныряя. Их только нельзя было трогать руками. Это я прекрасно знал, получив однажды неплохой ожёг, пытаясь схватить большую медузу. Я тогда сильно запаниковал и чуть не ушёл на дно, но отец, который всегда был рядом, быстро схватил меня за руку и втащил на борт нашей маленькой «моторки» с зелёным тентом.

– Ну, сколько раз тебе говорить! Не смей их трогать! Они тебя боятся и защищаются, как могут! – Отчитал он меня строго, омывая ожёг. – Ну вот. Теперь всё. На сегодня купание окончено!

– Ну, пап! – Не унимался я. – Это просто царапинка. Я ещё чуть-чуть. Я там видел крабов! Давай их поймаем! Я возьму их сачком!

– Слышишь, что я говорю? – Твёрдо отрезал отец, обтирая меня полотенцем. – Бери в руки удочку, и пойдём туда, где поглубже. Ты обещал маме к обеду рыбу, а мы с тобой ещё ничего стоящего не поймали! А мужчина обязан всегда отвечать за свои слова!

Мы всегда отходили на своей лодке вдоль берега подальше ото всех, а потом, когда я вдоволь наплаваюсь, шли на большие глубины, где была настоящая рыбалка! Большого улова мы, само собой, не получали, но, если он был, то это была прекрасная добыча! И мама меня в таких случаях не переставала хвалить. Частенько папа брал с нами своего кубинского друга Рауля. Тот был настоящим профессионалом в рыбалке, как шутил отец, и всегда отдавал нам часть своего улова, которого у него почему-то всегда было больше, чем у нас с отцом вместе взятых. Дядя Рауль! Добрый, весёлый, отзывчивый. Душа компании, прекрасный рассказчик и вообще любитель поговорить. Он всегда называл меня своим самым большим русским другом, что, конечно, очень льстило моему детскому эго. Ещё бы! Мои друг – настоящий герой Кубы, живой герой революции! Всегда вместо приветствия он произносил одну лишь фразу – «Вива Куба!».

– Вива Куба! Здравствуй, мой юный русский друг! Папа дома? Ну-ка попроси его к телефону. – Просил он, и я стремглав бежал в папин кабинет, беспрекословно выполняя его просьбу, ведь он был для меня непререкаемым всепоглощающим авторитетом. И его слова значили для меня не меньше, чем слова отца!

Фразу «Вива Куба» дядя Рауль использовал всегда, при каждом удобном случае. Она означала «здравствуйте» и «до свидания», «ура» и «слава Богу» и многое-многое другое. Постепенно и я в это втянулся и когда папа спрашивал, закончил ли я готовить домашнее задание, я отвечал: