Текст книги "Магнит для неприятностей"

– Вот видишь! А что банк? – Поинтересовался Брондуков уже серьёзнее. А я, поняв, что он, наконец, стал задумываться и внимательней относиться к моим словам, перестал постукивать по столу и продолжил говорить:

– Аналогично. Только сами они этого не заметили, чему Ян Ци был крайне удивлён. Он прочёл этот пункт, по его словам, впервые лишь после моего звонка. Правда, зная нашу приверженность этой сделке, он посчитал возможным оставить всё без изменений. А свою невнимательность объяснил почтенным возрастом, спешкой, ведь на подписание он примчался прямо с борта самолёта, и тем фактом, что этот пункт контракта никак не затрагивает интересы банка, а является лишь предметом договорного процесса между МАКО и «Тайхон Констракт». К тому же право надзора за деятельностью нашего подразделения Си – Би получает только после «красной ленточки».

– Вот! – Серёжа ликовал, и его лицо сияло как спелое яблоко от осознания справедливости своей догадки. – Вот видишь! Я же говорил, что всё хорошо! Ты, конечно, молодец, что заметил эту оплошность наших команд! Теперь я тебя узнаю! К нам вернулся Павел Анатольевич в своём неизменном виде! Всегда деловой и всегда внимательный даже к мелочам! Раз так, раз всё хорошо, я бегу! Мне надо в порт на отгрузку. Я уже опаздываю. Эти контейнеры то туда, то сюда, только успевай! И раз уж я здесь, подпишите, пожалуйста, накладные на отгрузку, Павел Анатольевич. Чтоб десять раз не бегать.

– К сожалению «всегда внимательный» уже поставил свою подпись там, где этого делать не следовало. – Парировал я с явно расстроенным видом, подписывая бумаги на отправку контейнеров с техникой. – Я о контракте, конечно.

– Почему это? – Непонимающе обратился ко мне Бурундук, вставая.

– Тебя вообще, что ли не смущает тот факт, Серёжа, что этого пункта никто из трёх подписантов в глаза не видел?!

– Ну, ты же помнишь, как всё это было: мы работали ночь напролёт! Наверное, внесли сначала этот пункт, потом забыли удалить его. Или наоборот, может сначала внесли этот пункт вместе с аналогичным для другой стороны, потом «их» пункт удалили, а свой удалить забыли. Банку до этого особого дела нет, вот они и не вникали в наши тонкости. Ты же в то время решал какие-то непонятные свои проблемы. А китайцы, скорее всего, просто проворонили это на свою беду. Главное, что мы-то от этого ничего не теряем. Так? А это главное. Ну, ладно, Паша, я бегу в порт!

– Пока это так. – Я подтвердил его слова, захлопывая папку с контрактом с очевидным раздражением. – Но что будет дальше, я не знаю. Посмотрим. Осталось три недели. И погоди ты со своими контейнерами! Это не всё! И что за грузы мы получаем так часто?

– Ну, что ещё? – Сергей вновь недовольно опустился в кресло. – Да обычные грузы. Запчасти из Филиппин получаем, неиспользуемую технику в Новороссийск отправляем, и в Питер. Да много всего разного. Ты ж в документах и сам всё видишь, когда подписываешь. Сейчас же многое отвозим обратно за ненадобностью.

– Ладно. – Я согласился с ним. – Теперь продолжим. Всё вроде бы так, как ты и говоришь. Но есть нюансы.

– Ты о чём?

– Ты знаешь о «страсти» Мэйли к повторному использованию для всяких внутренних нужд ненужных бумаг?

Услышав это, Бурундук, собравшийся уже опять встать, безвольно рухнул в кресло и посмотрел на меня непонимающе, взглядом человека, заплатившего за икру и обнаружившего в банке вместо неё рижские шпроты:

– Ничего не понял. Ничего такого я не знаю. Ты о чём? При чём тут это?

– Если лист бумаги использован только с одной стороны, то секретарша печатает на обороте всякие второстепенные внутренние бумаги. Так сказать, экономит бумагу и борется за экологию. – Я начал объяснять Сергею издалека. – Если, конечно, этот использованный лист не следует бросить в шредер.

Он, всё ещё не понимая, растерянно кивнул головой.

– Так вот, с тех самых пор секретарша не уничтожила ни одного листа. А всё, что распечатывалось тогда и впоследствии стало не нужным, она утром заботливо собрала и положила в свой шкаф. Там оно и находилось до сегодняшнего дня в неприкосновенном виде, пока я не попросил её принести все эти бумаги в мой кабинет. Вот они. – И я указал ему на стопку бумаг в углу у окна. – Так вот, там есть всё, кроме пункта 9.2. И никакого намёка на такой пункт!

– Смотри-ка. – Брондуков, проведя рукой по своей чёрной с проседью на висках короткостриженой голове, начал озадаченно почёсывать бритый затылок. – Я не помню. Значит, мы просто сразу внесли этот пункт в компьютер, не делая черновиков. Вот и всё. И в чём здесь проблема?

– Я не знаю, кто и с какой целью внёс в контракт этот пункт, но это сделали не мы! Понимаешь? Может быть, я тебе об этом просто не говорил, но последнюю версию любого документа я всегда сохраняю и в своём личном ноутбуке, который никому не вскрыть! – Торжествующе воскликнул я.

– Да?

– Да! В тот ноутбук, который всегда находится при мне. Так вот там никакого пункта 9.2 нет и в помине! – Уверенно закончил я, внимательно наблюдая за его реакцией.

Сергей был крайне потрясён, если не сказать большего, как будто в банке с икрой оказались даже не шпроты, а бумажка с нарисованной на ней дулей:

– Но как? Как такое возможно? У нас крот? Но кто? Это уже не смешно. Хорошо, допустим, всё это так. Твои слова вполне логичны. Но для чего, например, кому-то вопреки нашему желанию дать нам же некоторые преференции? Смысл? Тем более, дать нам фору втайне от нас самих?

– Этого я пока не знаю. Но непременно выясню! – Сделал я строгое заключение.

– Тогда, согласно твоей логике, этот «доброжелатель» также проник и в Си – Би, и в «Тайхон»? И подменил напечатанные заранее контракты перед самым подписанием на более выгодные для нас? А они всё это просто прозевали? – Быстро сообразил Серёжа, делано стукнув себя по лбу рукой. Я ничего не мог на это ответить и просто пожал плечами, а он продолжил. – А тебе это ничем не напоминает теорию мирового заговора с целью облегчить жизнь одной отдельно взятой российской компании? По-моему, дружище, это паранойя!

Бурундук, говоря это с серьёзным видом, подошёл ко мне и, наклонившись и опёршись одной рукой о спинку моего кресла, другой прикоснулся к моему лбу:

– Температуры часом нет? … Ах, да! А кто же в таком случае подменил наш экземпляр контракта? Ты ж его всюду таскал с собой, буквально не выпуская из рук. Даже домой возил и в сейфе своём домашнем запирал!

После этих его слов мы, словно ударенные током, вскочили и в смятении уставились друг на друга!

– Не может быть…. – Проронил я чуть слышно, хватаясь за голову. – Не может быть! Сейф! Вот чёрт! «Верну с процентами». Не может быть! Но зачем? Зачем? В чём смысл? Зачем тогда была нужна эта записка? Чтобы я сразу догадался? Зачем? Нет, это невозможно! Я отказываюсь это понимать! Это невозможно. Я не верю…

– Может быть записка – это просто ход для отвлечения твоего внимания? – Предположил мой верный друг.

Я долго молчал, усевшись обратно в своё кресло и мучительно всё обдумывая, потом, собравшись с мыслями и немного успокоившись, решительно возразил ему:

– Она могла бы просто её не оставлять и не говорить мне, что открывала сейф. Я бы об этом сам никогда не догадался. Полагаю, её просто могли подставить.

– Да кому она нужна-то? Чтобы её подставлять? Ну, кроме тебя, конечно. Больше никто не знал, что она у тебя. Ты сам мне это говорил. Да об этом даже я не знал! Пока ты мне не сообщил, разумеется. А зачем взяла деньги? Да всё же ясно, как божий день! Денег-то у неё и на самом деле не было! Может она стащила гораздо больше, чем ей обещали за «работу»? Сколько она взяла-то? Ты так и не сказал. – Серёжа говорил медленно, с чувством глубокого сопереживания, пытаясь меня немного приободрить. И я, конечно, очень это ценил.

– Немного. Всё, что было в сейфе – пять тысяч. – Ответил я уныло, разводя руками.

– Вот видишь. Тут пять, да за работу ещё что-нибудь. В результате неплохо набирается за несколько дней «удовольствия». – Делая грязный намёк, Серёжа с довольным лицом подмигнул мне.

– Послушай, если Наталья и действительно всё это сделала, – возразил я, пытаясь, скорее сам для себя, снять с неё подозрения, – то она просто недальновидная идиотка. А она точно не такая! Поверь мне. В этом можешь не сомневаться! Она могла просто остаться, и ни в чём бы не нуждалась! Да и к чему тогда все эти страсти в Сянгане? Бред какой-то.

– История с покушением и мнимым сыном? Этим она ещё крепче привязала тебя к себе! Какой же мужчина, тем более не связанный узами брака, откажется от роли рыцаря-спасителя для премиленькой дамочки? Отвела подозрения и запудрила тебе голову. – Сергей старательно успокаивал меня, пытаясь оправдать мою явную недальновидность.

– Поверь, Серёжа, я знавал многих людей, но так сыграть – это невозможно, – вяло произнёс я, всё же не желая сдаваться.

– Я тоже так думал, но ты сам только что в этом меня разубедил. Я вижу перед собой несчастного Ромео в розовых очках. – Сказал он успокаивающим тоном, по-отчески похлопывая меня по плечу. – Факт остаётся фактом. Кроме неё в твоей квартире никого не было. Так? Так! Если после её бегства в квартире появился бы кто-то другой, то непременно сработала бы твоя «крутая» сигнализация, и ты получил бы сообщение о взломе на свой телефон. Так? Так! Сигнализация исправна, не повреждена? Исправна! Стало быть, в квартире постоянно кто-то находился, а потом ушёл? И до твоего прихода там никого не было. Так? Так! Выходит, даже твоя горничная там в тот день не появлялась? Так? Так! И кто, кроме нашей воровки, мог влезть в твой сейф? Вот и думай, Паша! Давай отложим этот разговор на полчаса. Я быстро вернусь, и мы продолжим. Хорошо? А ты пока подумай.

Я огласился с Брондуковым, и он помчался в порт, а я, оставшись наедине со своими раздумьями, велел секретарше никого ко мне не пускать в течение часа, кроме Бурундука. Всё, что он говорил, было правдой. Интеллектуальное охранное устройство в моих апартаментах выключается как обычно: вводом кода, который знаю только я, на его пульте или дистанционно, при помощи телефона. А включается автоматически, когда последний выходящий из квартиры человек закрывает за собой дверь снаружи. Так было и в день бегства Натальи. Когда я вошёл домой, сигнализация воспроизвела мелодичный сигнал, призывающий хозяина ввести код, и я сразу получил на телефон уведомление о вошедшем человеке. Тогда и стало понятно, что дом до моего прихода уже был пуст. Других уведомлений в тот день не поступало, следовательно, в квартиру, пока она была пуста, никто не входил. Я лично смотрел у охраны записи с камер, расположенных в парадной и перед домом. С момента моего ухода, около девяти утра, и до самого ухода Натальи в подъезд моего дома никто не заходил и не выходил оттуда. Ключи от квартиры были, конечно, и у горничной. Она обычно звонила мне, открывая дверь, и я отключал охранную сигнализацию. Но она никому их не передавала, да и сама не появлялась у меня целую неделю. Шифр от сейфа в моём кабинете в офисе знал только я, стало быть, там синюю папку подменить не могли. Да и сделать это было некому, ведь во время банкета все сотрудники находились в «общем» кабинете у меня на виду. И я вышел оттуда первым. Да, Наталья могла видеть код моего домашнего сейфа, но я ведь сам проверял все её вещи, и дубликата синей папки среди них точно не было. Могла ли Наталья подменить папку? Да, могла. Но для этого она должна была для начала её иметь. А никаких папок у неё не было. Могли ли её сообщники, если таковые имеются, принести ей в мою квартиру для подмены другую папку сразу после моего ухода? Теоретически могли. Но в подъезд никто не входил. Да и вообще, за всю неделю в мой подъезд не входил ни один посторонний человек. Только те, что там живут и ходят постоянно. Даже доставка продуктов на всей той неделе не велась ни к кому из жильцов. Да и кто мог знать, что в моём сейфе есть какая-то папка, кроме, конечно, своих? Но ведь никто же не приходил! А о том, что Наталья была у меня дома, вообще никому не было известно! Круг замкнулся, и никаких ответов не было. Но в том, что папку могла подменить только она, я теперь не сомневался. Не понимал лишь, зачем и какой во всём этом смысл. Ведь ни я, ни фирма в целом ничего не теряли. А «выгодоприобретатель» ничего не получал.

– Надо было меня слушать и ставить в своей квартире камеры, в каждой комнате, как я тебе советовал! – Было первое, что я услышал от запыхавшегося Бурундука, когда он вернулся. – Тогда всё было бы ясно. А теперь уже поздно. Надо слушать друзей. Ну что? Дошло до тебя, Паша, что это её рук дело, твоей Джульетты?

Я только растерянно кивнул в ответ, соглашаясь с очевидными фактами.

– Кто ж знал. Я и подумать не мог. Всё это абсурд. И зачем?! – И этот мой вопрос повис в воздухе, словно последнее желание покойника.

– Да…. – Протянул Серёжа задумчиво. – Это и мне интересно. Чертовщина какая-то…. Если бы твоя Наталья нашлась, мы бы сразу получили ответы на все вопросы, но нам, скорее всего, не суждено с нею ещё раз встретиться. Такие появляются ниоткуда и исчезают навсегда! Так что вот тебе, Паша, мой дружеский совет: забудь её и живи дальше! А папка, ну что же… контракт практически не изменён, никто ничего не теряет, так что забудь и не поднимай лишнего шума. А то… если со стороны кто узнает, то и к фирме станут относиться по-другому. Доверие – это серьёзный вопрос! А доверие к нам может пошатнуться, сам понимаешь, если кто узнает, что у нас тут по сейфам рыщут всякие…. Лучше придерживаться версии, что мы просто проглядели этот чёртов пункт 9.2, в спешке забыли от него избавиться. Ну, это моё мнение. А решение, конечно, за тобой, как и всегда.

– Не хочу принимать твою позицию, – ответил я через некоторое время, всё взвесив, – но приходится сделать это в свете сложившихся обстоятельств. Решено, так тому и быть. Будем придерживаться официальной позиции, что пункт 9.2 – это простая опечатка. И ещё одно. Я хочу, чтоб уже сегодня во всех помещениях офиса стояли камеры, доступ к которым был бы только у меня.

– Хорошо, Паша, я решу этот вопрос сегодня.

– Будем ловить крота, который внёс изменения в контракт в обоих наших компьютерах.

– Поверь мне, мы его поймаем и тогда…

– Тогда я всё узнаю про Наталью! – Я взволнованно и с надеждой прервал Серёжу. – Они действовали заодно, это ясно, а значит, с его помощью я её найду!

– Да его под суд сразу! И в местную тюрягу! И чтобы жизнь малиной не казалась! – Негодовал Брондуков, злобно жестикулируя. – А она… да зачем она тебе нужна-то, после всего этого, твоя жуликоватая Джульетта? Она же просто мелкая сошка! Просто исполнитель. Наверняка ничего не знает. Да и не найдём мы её. Только время зря потеряем. В полицию тоже обратиться не с чем. Ведь ущерба нет, да и ничего серьёзного мы предъявить не можем. Ничего конкретного, только наши с тобой домыслы. Я уже вижу их выводы – господин Касперский просто забыл внести какие-то несущественные изменения в свой ноутбук, и от него сбежала любовница – из-за этого весь шум! А вот когда найдём крота, а мы с тобой его обязательно вычислим, это будет уже что-то! Этим надо заняться безотлагательно! А про девушку забудь! Не нужна она тебе! А там уж, когда полиция с кротом разберётся, если они посчитают, что её тоже надо разыскать, то пусть себе разыскивают! Нам-то что до этого?

– Да, Серёжа, ты кругом прав. – Я согласился с товарищем. – Но ты меня знаешь. Если я сказал, что найду её, то сделаю это обязательно и без вопросов! Чего бы это мне не стоило, и где бы она ни была! И точка! Это просто вопрос времени. По-другому я не могу.

– Да уж… – Разочарованно произнёс Бурундук после долгой паузы. – Крепко же она запала тебе в душу. Но раз уж так… раз уж ты по-другому не хочешь,… раз уж тебе не жаль времени на эту…. Короче, я хочу, чтобы ты знал, что я всегда на твоей стороне. И я, безусловно, всегда тебе помогу с этими поисками. Будем искать её вместе!

– Спасибо за поддержку, Серёжа! Я втайне надеялся, что ты ответишь именно так! – Горячо поблагодарил я настоящего преданного друга, пожимая ему руку. – Значит, как всегда, вместе!

На завершающем этапе наших работ, в течение нескольких последних месяцев, Брондуков много времени по службе проводил в порту, занимаясь получением и отправкой многочисленных грузов, так как, кроме всего прочего, занимался логистическим обеспечением. В обычное время эта сторона его деятельности особых хлопот ему не доставляла. Но в начале любого проекта и по его завершении это, конечно, отнимало львиную долю рабочего времени. Но на возросшую нагрузку Сергей не жаловался. Скорее потому, что с тех пор, как он начал этим заниматься, то есть с тех пор, как большая часть фирмы перебазировалась в Китай, он получал весьма существенную прибавку к своей довольно приличной зарплате. А вот личной жизни у него, как и у меня, практически не было. Ещё в Москве он расстался со своей женой Жанной, на руках у которой остался сын школьного возраста. Расстались «по-хорошему», без скандалов и дележа имущества. Он просто ушёл от неё, и на некоторое время я приютил Сергея у себя. Причиной послужила всё та же игровая зависимость. Рулетка полностью завладела его разумом, и никакие призывы супруги и друзей ничего изменить не смогли. Но после развода, когда он жил уже у меня, Бурундук поклялся раз и навсегда избавиться от этого пристрастия. К его чести он сдержал данное им обещание, навсегда переборол своё влечение и теперь не покупал даже лотерейных билетов. Бывшей супруге он регулярно помогал, переводя на её счёт приличные суммы из разных концов света. Они часто болтали по телефону, оставаясь в приятельских отношениях. В сыне же Брондуков к его чести просто души не чаял. Постоянно общался с ним по телефону и в соцсетях, всегда проводил с ним свои непродолжительные и редкие отпуска. Серёжа, по-моему, со всеми был в хороших приятельских отношениях. В этом ему помогал весёлый нрав, эрудированность, находчивость и врождённое чувство такта. Он всегда был любителем поговорить, быстро находил общие темы и легко шёл на контакт, бесконечно завязывая новые знакомства, чего у меня никогда не получалось. В этом смысле мы с ним были полными противоположностями. Может быть, именно поэтому мы с ним и сдружились: каждый из нас находил в другом нечто недостающее.

– Паша! Есть важные новости! – Взволнованно кричал Брондуков в телефонную трубку. – По телефону говорить не хочу. Ты ещё в офисе? Я буду через полчаса. Обязательно дождись меня! Это очень важно! Это по нашему делу! Понимаешь? По нашему делу!

Я сразу понял, что речь о Наталье. Хотел, чтобы это было именно так. Ну, а вдруг не о ней? А может, это просто о подменённом контракте? Это тоже было бы отличным известием, потому как даже плохое известие лучше неопределённости, пожирающей нас изнутри всю эту неделю. Установка камер в офисе не принесла никаких результатов, кроме косых взглядов немногочисленных оставшихся сотрудников. Даже моя секретарша Мэйли стала как-то подозрительно на меня поглядывать. И всё же я надеялся, что речь именно о НЕЙ. Я хотел этого больше всего на свете! Но тон, которым Брондуков это говорил, был каким-то не радостным, а, скорее, встревоженным, взволнованным. Это меня немного пугало, но ни о чём плохом в эту минуту я думать не хотел и гнал от себя тревожные мысли.

– Хорошо. – Только и смог выдавить я в ответ, ощущая спиной пугающий холодок неизвестности. И снова включил свет в офисе, который уже собирался покинуть.

Через двадцать пять минут, которые показались мне вечностью, я услышал открывшиеся двери лифта и торопливые Серёжины шаги по коридору. Дверь в мой кабинет была открыта, секретарши в этот поздний час уже не было, и он, остановившись, опёрся на дверной косяк, переводя дыхание.

– Ну? – С нетерпением и надеждой произнёс я.

– Сейчас. Дай отдышаться. У тебя есть холодная вода?

Я, достав бутылку минералки из холодильника, налил полный стакан и протянул его Бурундуку. То, что он не сразу перешёл к делу, говорило о длительности предстоящего разговора. Я это прекрасно знал и не стал более его торопить. Он всё расскажет сам.

– Я всё расскажу сам. Подробно. Только ты меня не сбивай своими постоянными вопросами. Вопросы будешь задавать потом, когда я закончу. Хорошо? – Спросил Брондуков, едва отдышавшись и опуская пустой стакан на стол, а после моего кивка продолжил. – Нам лучше сесть. В общем, дело обстоит так. Ты же знаешь, я легко схожусь с людьми. И у меня тоже есть некоторые связи. Они, конечно, не на самом верху, как у тебя, и не такие обширные, но они у меня есть. Я много времени сейчас провожу в порту, и ты это знаешь. Там весьма разнообразный народ. Я сошёлся там как-то в споре с двумя докерами, китайцами, говорящими по-английски. Вообще-то спорил я с их начальником насчёт места, куда следует грузить наши контейнеры, но он языками не владеет, а спорить с китайцем, объясняя ему на пальцах, бесполезно. Тут один из докеров и предложил свои услуги по переводу. От докеров знания английского я не ожидал. На это они ответили, что они местные моряки, работающие на контейнеровозе, но сейчас временно работают в доках. На этом и сошлись. Слово за слово. Потом как-то встретились в портовом кафе. Короче, немного сдружились, что ли. Около часа назад я опять встретился с одним из них. У него был перерыв, и после еды он бесцельно слонялся по территории, попавшись мне на глаза. Поговорили о том, о сём, пока я ждал оформления бумаг у портового начальства. Он рассказал мне, что его родственники занимаются частным извозом здесь в Фучжоу и окрестностях, много где бывают, много общаются с разными людьми. В общем, в курсе всего происходящего. И пожаловался на то, что он, в отличие от них, хоть и ходит в море, но редко встречается с новыми людьми. И всё такое прочее. Я так подробно рассказываю это для того, чтоб было понятно, что помог мне кое-что разузнать просто элементарный случай. Дальше – всё самое плохое. Хочу, чтобы ты приготовился. Хотя всё это ещё не точно, правильнее сказать, это только предположения. Так вот, я решил спросить его, чем чёрт не шутит, не слышал ли он от кого-нибудь о русской девушке, блондинке, появившейся в этих краях некоторое время назад. На что он ответил мне, что про русских девушек ничего не слышал, в этих краях иностранцы вообще большая редкость, но про одну блондинку слышал от своего шурина, который работает в полицейском участке в посёлке на острове. Её труп с огнестрельным ранением был выловлен в заливе реки Кэ. Никаких вещей и документов при ней не было, и она пролежала в местном морге довольно длительное время, пока власти пытались разыскать хоть какие-то сведения о ней. Потом тело транспортировали в город. А дело об убийстве до сих пор лежит в участке полиции на острове и считается нераскрытым. Пуля прошла навылет, так что никаких зацепок нет. Единственное, что удалось установить точно – что смерть наступила именно от пулевого ранения, а уже потом тело бросили в реку. Полиция считает, что к её смерти могут быть причастны бандиты из «Чхо Лонг», многие из которых скрываются на острове под видом мирных граждан. Но это лишь предположение. Где сейчас её тело мой собеседник не знает. Но дело об убийстве можно посмотреть в полиции острова у его шурина. Там есть и все полагающиеся в таких случаях фотографии.

– Мы отправляемся туда сейчас же. – Сказал я, вставая из-за стола со свинцовым лицом.

– Может быть лучше дождаться утра? – Предложил Серёжа, нервно двигая стакан по столу. – Утром мы сможем встретиться там с местным начальством, а сейчас, я уверен, в участке лишь дежурный, который не очень-то будет рад полуночным посетителям. Дорога-то займёт некоторое время. Да и спешить, судя по всему уже некуда.

– Выезжаем прямо сейчас. – Повторил я, решительно направляясь к дверям.

Без четверти двенадцать пополуночи зевающий Чон остановил машину у длинного серого здания на острове НУЭ, освещённого по бокам невысокими фонарями. И мы с Бурундуком, пройдя вдоль палисадника с обильно цветущими кустами давно не стриженых чайных роз по дорожке, вымощенной серой тротуарной плиткой, попали в единственный участок полиции на острове. Там после долгих разбирательств на ломаном английском с единственным полицейским, находящимся там и смотревшим во время нашего приезда по телевизору чемпионат евролиги по футболу, убедили-таки его показать нам материалы по убитой на острове девушке. Сначала делать это он отказывался наотрез, заявив, что такие вопросы он не решает. Не помогли и наши увещевания, что он может стать первым сотрудником полиции на острове, которому удалось продвинуться в этом расследовании. И только ссылаясь на его родственника, Сергею удалось растопить этот лёд непреклонности. В очередной раз я убедился, что без Бурундука у меня ничего бы не вышло. Попросив оставить это втайне, полицейский положил на стол перед нами папку с этим нераскрытым делом.

Это была обычная зелёная картонная папка, перевязанная верёвочкой. В это мгновение я впервые в жизни почувствовал истинный смысл выражения «сердце ушло в пятки». Взяв её в руки и развязав узелок, я быстро пролистал страницы протокола на китайском языке и дошёл до фотографий с места преступления, на которых, впрочем, опознать Наталью я не смог. Трудно было даже определить, была ли девушка европейской наружности. Фотографии были сделаны в ночное время. На берегу у воды лежал женский труп рядом с полицейской линейкой. Место преступления было огорожено красными колышками с натянутой на них бело-красной сигнальной лентой. Далее следовали такие же фотографии с разных ракурсов. В самом конце папки были несколько фотографий убитой, сделанные уже в морге острова. Они были другого формата и лучшего качества. На одной из них была девушка, лежащая на столе и накрытая по плечи белой простынёй. Она была похожей на Наташу, но полной уверенности у меня не было. Чувствуя, как слабеют ноги, я взял следующее фото, на которой крупным планом было лицо пострадавшей. Это, без сомнений, была она, Наталья! Выглядело так, будто она просто спала: глаза её были закрыты, голова немного повёрнута в сторону, растрёпанные светлые волосы беспомощно свисали вниз, трупных пятен на лице ещё не было. На несколько мгновений я замер, прижимая фото к груди. Сергей тоже её опознал и, мягко положив мне на плечо руку, тихо произнёс:

– Да, это она. Держись, дружище. Это всё ужасно. Такая молодая. И такой страшный конец. Наверное, эти головорезы решили не оставлять свидетелей, а может…

Я уронил её последнюю фотографию на пол, повернулся и медленно ничего не соображая направился к машине, чувствуя невыносимую боль, которую совершенно невозможно описать никакими словами. Слов для этого люди ещё не придумали. А утешения вроде «все мы смертны», «ничто не вечно» и «жизнь на этом не заканчивается» оказываются применимы только в том случае, когда трагедия не касается вас лично. Это я точно знаю. В противном случае – это боль, которую просто невозможно одолеть, невозможно описать. Это – осознание того, что вы стали лишней и теперь уже никому не нужной частью этого бескрайнего мира жизни, который почему-то ещё живёт, дышит, чувствует и занимается своими обыденными проблемами, до которых вам уже нет, и никогда больше не будет абсолютно никакого дела. Это – удар прямо в сердце, лишающий вас малейшей возможности быть, просто быть, существовать. Это – конец вашей привычной жизни. Это – неотвратимо наступающий и всепоглощающий вечный мрак.

Серёжа на некоторое время задержался в участке, чтоб уладить полагающиеся в таких случаях формальности. Чон, завидев меня, возвращающегося, пошатываясь, с лицом мрачнее тучи, поспешил ко мне с вопросом:

– Всё хорошо, господин Касперский?

– Нет, Чон, всё очень плохо, – ответил я водителю, открывая дверь «Мерседеса», – хуже некуда.

Серёжа вернулся через несколько минут и, занимая своё место рядом со мной на заднем сиденье автомобиля, произнёс лишь одну фразу:

– Прости, Паша. Я полный идиот. Мне не следовало тебя сюда привозить. Я не должен был тебе вообще об этом говорить, пока я сам…. Я честное слово не предполагал, что она столько для тебя значит. Прости меня, если сможешь.

Утром, выключив будильник и отключив телефон, я опять улёгся в кровать с твёрдой намеренностью провести в постели весь день. Временами мне удавалось заснуть, но сон был тревожным и не долгим. Большую часть времени я просто смотрел в потолок. В голове не было абсолютно никаких мыслей, даже о Наталье. Так прошло несколько часов, пока я не услышал, как открывается не запертая мною ночью входная дверь. Но я даже не пошевелился. Мне было всё равно.

– Ну, хватит. Надо жить дальше. Я тебя понимаю и искренне по-дружески сочувствую. Но это жизнь, и все мы смертны. Такого, конечно, никому не пожелаешь. Но надо трезво смотреть на вещи. И взять себя в руки. – Я услышал Серёжин голос, но даже не повернулся в его сторону. – Извини. Тебя не было в офисе, никто не знает, куда ты пропал, а телефон отключён. Ты что, вчера опять приложился к бутылке?

В ответ я лишь отрицательно покачал головой.

– Ну, ладно. Я всё понимаю, но хандра не выход. Это ничего не изменит, к сожалению. Тут ты бессилен, как, впрочем, и все мы. Надо просто принять этот факт и идти дальше. Ты сможешь. Судьба не раз тебя испытывала, и я это прекрасно знаю. – Брондуков продолжал меня утешать, присев на край кровати и положив руку на моё плечо.

– Зачем ты пришёл, Серёжа? – Спросил я с полным безразличием, оборачиваясь.

– За тобой. Мне не всё равно. Нам всем не всё равно. Я не могу тебя оставить одного в таком состоянии. Ты мне нужен. Пойми, жизнь на этом не заканчивается, и впереди ещё много хорошего и интересного.

– Я тебя понял, Серёжа. Спасибо за поддержку. И что же ты мне предлагаешь делать?

– Ничего особенного. Вставай, поешь чего-нибудь, приведи себя в чувство и поедем с тобой на работу. Поверь, это лучший способ хоть немного отвлечься от этой трагедии. Надо жить, Паша! Надо жить! Есть на этом свете ещё люди, которым ты нужен, очень нужен! Прошу тебя!

В конце концов, Брондукову каким-то чудесным образом удалось вытащить меня из дома и отвезти в офис на своей машине.

– Добрый день, господин Касперский. – С лёгким поклоном поприветствовала меня секретарша, хотя уже начинало вечереть. – Сварить вам кофе?

– Да, спасибо, Мэйли. – Машинально кивнул я в ответ, приветствуя на ходу Антонова, который в этот момент как раз оставлял на её столе для меня бумаги на подпись.

Мой большой деревянный длинный чёрный стол опять был завален бумагами, рассортированными по разным темам, но я просто сложил их стопкой и передвинул поближе к краю, подвинул поближе к себе красно-белую стеклянную пепельницу в виде цветка лотоса и закурил. Через пару минут Мэйли принесла мне кофе, и я отпустил её домой, сообщив, что и Чон на сегодня тоже может быть свободен. Она поблагодарила меня и с поклоном ушла. Некоторое время она собиралась, а затем я услышал её удаляющиеся мелкие шажки по нашему коридору. Откуда-то из другого конца нашего этажа доносились отдалённые голоса работников нашего офиса, а здесь в этом крыле я остался один. Да, теперь я остался совсем один. За окном медленно проплывали серебристые облака, а море был гладким, как зеркало. Стоял полный штиль.