Текст книги "Росомаха"

10. Крики. Бегство

Михайлович готовился ко сну, когда это случилось.

Он привык бриться на ночь, чтобы утром не тратить на это время. И хотя сегодня он понимал, что завтра ему нет смысла куда-то спешить, привычка все равно оставалась сильнее.

Супруга возилась на кухне – мыла чашки и блюдца после вечернего чая.

Михайлович хмурился. Мысли крутились в каких-то заоблачных далях, пропитанных тревогой, но никак ни вокруг бритья. Не удивительно, что он порезался. Тихо выругавшись, Михайлович стер кровь, она снова выступила, но он продолжил бритье.

Он не заметил, что в какой-то момент негромкое звяканье посуды на кухне прервалось, между тем вода из крана по-прежнему текла. Михайлович как раз закончил с бритьем, ополоснул щеки, подбородок, когда в зеркале возникло лицо Зинаиды Евгеньевны. Это случилось так неожиданно, что Михайлович вздрогнул.

– Зина, ты не…

Ее шепот перебил:

– Вокруг дома кто-то ходит.

Михайлович замер. Спину лизнул неприятный холодок.

В том, что возле дома кто-то есть, для такого поселка, в котором они с супругой жили, не было ничего опасного – все-таки не мегаполис, где никто никого не знает. Но в лице Евгеньевны было нечто такое, что ясно говорило: это несет в себе опасность.

Если же добавить происходящее в последние дни в целом, любое еще недавно обычное явление в потенциале таило в себе угрозу.

Несмотря на возникший страх, Михайлович предположил:

– Может, опять Даменков приперся?

– Нет, – Евгеньевна покачала головой. – Это какая-то незнакомая женщина.

Упоминание о женщине придало Михайловичу уверенности. Он вышел из ванной мимо посторонившейся супруги.

– Сейчас посмотрим, что там такое.

Он прошел на кухню, поколебался, выключил свет – так он рассмотрит двор. Михайлович прильнул к окну. Сначала он ничего не увидел, но спустя несколько секунд глаза уловили какое-то движение.

Кто-то медленно выпрямился между кустарником и теплицей. Это действительно была женщина, супруга не ошиблась. Михайловичу показалось, что женщина в плаще пригибалась к земле, чтобы что-то подобрать.

Михайлович почувствовал гнев: мало того, что незнакомка зашла на его двор, она еще и берет что-то в руки.

Не колеблясь, Михайлович шагнул к двери. Открывая ее, он вспомнил о Джеке – своей немецкой овчарке. Какого черта? Джек должен разрываться от лая, но он даже не гавкнул. Пожалуй, Зина его перекармливает. Михайлович вышел на заднее крыльцо, спустился по ступенькам на землю. Сейчас он задаст незваной гостье, кем бы она ни являлась.

Возле теплицы никого не было. Похоже, во дворе вообще никого не было.

Михайлович, пораженный, застыл. Он не мог ошибиться – он видел человека у себя во дворе считанные секунды назад. И Зина видела. Куда же подевалась воровка?

Михайлович прошел к теплице и в этот момент уловил какое-то движение – по другую сторону забора. По тропе к участку соседей медленно шла та самая женщина в плаще. Только что она находилась во дворе и вот за какие-то секунды одолела расстояние метров в двадцать, при этом перемахнула забор.

Михайлович, шокированный, не в силах что-то сказать, издал невнятный возглас. Он просеменил в направлении забора.

– Эй! Кто вы? Что вы делали в нашем дворе?

Женщина, медленно удаляясь, не отреагировала.

Шок отступал, Михайлович разозлился.

– Эй! Ну-ка стой!

Женщина в плаще не остановилась. Она медленно, будто нехотя, оглянулась. Капюшон низко опущен, расстояние для вечернего полумрака слишком большое, чтобы рассмотреть лицо, но Михайлович понял, что женщину он не знает. И еще Михайлович испугался, что сильнее разозлило его. Он бросился за угол дома, к будке овчарки.

– Сейчас, сейчас, – он оглянулся, оценивая, насколько быстро удаляется воровка. – Сейчас ты у меня попляшешь. Джек!

Джек сидел в будке, не высовываясь, игнорируя свои собачьи обязанности, хотя наверняка слышал постороннего человека во дворе.

Михайлович ударил по будке ногой.

– Джек, твою мать! Вылезай! Сукин сын!

Овчарка заскулила.

– Джек!

Немыслимо, но овчарка не подчинилась, чего прежде никогда не случалось. Запоздалая боль в ноге от удара ослабила порыв Михайловича. Он застонал, опершись о будку рукой.

– Джек, вылезай! Кому говорю?

Это ни к чему не привело, Михайловичу пришлось вытягивать собаку из будки за цепь. Джек сопротивлялся, Михайлович ударил его по спине, освободил пса от цепи.

– Фас! Фас, Джек! Возьми воровку!

Михайлович подтолкнул овчарку вперед, но та припала к земле, попятилась к будке.

– Ах ты, ублюдочный кобель! – Михайлович схватил собаку за ошейник, потащил к забору. – Делай то, что тебе говорят! Давай! Иначе сдохнешь от голода!

– Сергей?

Во двор вышла супруга. Ее голос, испуганный, исказился, будто и не жена вовсе его звала. Михайлович ее игнорировал. Он потащил пса к забору, кричал на него, но тот все сильнее упирался, продолжая скулить.

В нескольких шагах от забора Михайлович ударил пса ногой, и Джек вырвался. Он помчался вперед, словно решил выполнить команду разъяренного хозяина, прошмыгнул меж досок ограды, вырвавшись на тропу. Дальше произошло совсем не то, на что рассчитывал Михайлович.

Джек ни за кем не погнался. Скуля, поджав хвост, он метнулся в лес, исчез в вечерней мгле. Он напомнил Михайловичу случай из детства Джека, когда тот улепетывал от более крупного пса. Та же скорость, тот же скулеж.

– Джек! – Михайлович, растерянный, не поверил, что его здоровенная злобная псина сбежала неизвестно от кого.

Ответом ему была тишина. Шорох, вызванный собакой, ломившейся сквозь лесные заросли, иссяк, растаял. Как и женщина в длинном плаще.

Михайлович чего-то неосознанно ждал. Нет, не крика в соседнем доме, но какого-то продолжения истории со странной незнакомкой и с собственной сбежавшей собакой.

Случившееся казалось немыслимым, с трудом верилось, что на этом все закончится.

Когда Джек сбежал, Михайлович какое-то время стоял и разглядывал лес в надежде, что собака вернется. Ушел гнев, негодование, напор, желание настичь воровку в плаще и разобраться, что она делала в их дворе. Осталась лишь растерянность. Пожалуй, Михайлович стоял бы так еще долго, не позови его супруга в дом. Испуганная, она кое-как сдерживала истерику, умоляла его, и Михайлович подчинился.

Удивительно, но они сразу же легли в кровать, хотя после такого стресса заснуть казалось немыслимым. Возможно, они хотели обмануть сами себя, обмануть собственный страх, хотя это было нереально. Они легли, да, но заснуть они смогли бы не скоро. Михайлович ворочался, кряхтел, вздыхал. Супруга лежала неподвижно и тихо, как мышка, свернувшись калачиком и будто не дыша.

Вскоре они услышали приглушенные расстоянием и стенами дома крики. И Михайлович, и его супруга приподнялись на кровати, вслушиваясь в потревоженную ночь. Кричала женщина. Кричала, судя по всему, в одном из соседних домов.

– Где это? – прошептала Евгеньевна.

Михайлович знал это не лучше супруги, но, вспомнив, что странная визитерша ушла по тропе вправо, предположил:

– Наверное, у Даменковых.

Супруга села в кровати, спустила ноги на пол.

– Оля? Значит, это кричала Оля?

Снова послышались приглушенные крики, и Евгеньевна встала, повернувшись к мужу.

– Сергей, у них там что-то случилось.

Он промолчал. Конечно же, там что-то случилось, иначе соседка не орала бы так громко. Но… его это не касалось.

– Может, в полицию позвонить?

– Нет, Зина. Ты не знаешь, что там у них. А если они выясняют отношения, ругаются, и мы только крайними останемся?

– Я никогда не слышала, чтобы они так ругались.

Михайлович тоже не думал, что у соседей всего лишь семейная ссора, но ему не хотелось выходить из дома, чтобы выяснить истинную причину этих криков.

Только не после бегства Джека и того, что было у них во дворе!

– Всегда что-то случается в первый раз, – сказал он.

Это поколебало уверенность супруги в том, что они должны помочь соседям.

– Так что же делать?

Он не ответил. Встал с кровати, нашел брюки, натянул их поверх пижамных штанов. Подошел к окну. Он хотел ответить супруге, что лучше лечь в кровать и попытаться уснуть, но не решился. Возможно, в соседнем доме кого-то убивают, а он советует жене спать.

Жена снова напомнила про полицию.

– Забудь, Зина, – он разозлился из-за ее назойливости. – Если там что-то серьезное, полицию и без нас вызовут. Неужели ты думаешь, что эти вопли слышали только мы?

Она не нашла, что возразить.

– Не волнуйся. И без нас благодетели найдутся. Я просто не хочу ошибиться, вмешивая сюда полицию. Да и не хочется мне полночи давать какие-то показания. А они, поверь, вцепятся, как клещи, если именно мы их вызовем.

Какое-то время они молчали. У соседей все стихло. Супруга вернулась в постель и, закутавшись в одеяло, замерла, как будто хотела заснуть. Михайлович постоял еще немного и тоже лег в постель.

После полуночи Михайлович поднялся, не в силах бороться с охватившей его тревогой.

На улице было тихо. Можно подумать, что несколько часов назад никто у Даменковых не орал. Не было вокруг их дома ни подъехавших машин с мигалками, ни других соседей, вообще никого.

Лишь тишина, такая обычная для Озерного.

Но в том-то и дело, что Михайлович предпочел бы вой сирены, возбужденные голоса и суету вокруг дома соседей, на худой конец – беззвучное вращение мигалок, окрашивающих местность в жуткие красные и синие цвета, монотонно сменявшие друг друга. Отсутствие всего этого было не плюсом, а самым настоящим минусом.

Отсутствие всего этого лишь усилило его страх.

Михайлович не смог больше лежать, ожидая, когда придет сон, лежать и переваривать то, что все больше и больше ему не нравилось. Кто была та женщина в плаще? Было в ней что-то такое… Михайловичу никак не удавалось объяснить свои ощущения, но чувства не обманешь – он напуган. Появление незнакомки может быть связано с тем, что произошло с Джеком. Овчарку как будто подменили. Джек, который лаял бы на кого угодно, будь то человек с ружьем, прицеливавшийся в него, или даже медведь, забравшийся во двор, Джек, переполненный яростью настолько, что вцепился бы в любого более сильного противника, превратился в какую-то дворнягу. Затем вообще сбежал и, похоже, уже не возвратится.

Одно это вынуждало задуматься о происходящем. Но и без этого был полный набор.

Странности при выезде из поселка, странности в поведении людей, Джек, женщина в плаще, собственный страх и бессилие, а после – крики у Даменковых и… отсутствие вмешательства извне.

Так дальше нельзя!

Если та женщина, что заходила к ним во двор, имеет отношение к воплям у Даменковых, она может вернуться. Михайлович не хотел бы выяснить, что ей от него понадобится. Особенно, если рискнуть и предположить, что Даменковых нет в живых.

Михайлович встал и принялся одеваться.

– Зина… Поднимайся.

Она пошевелилась, спросила, в чем дело.

– Мы уходим.

Женщина села в кровати, недоуменно посмотрела на него. В темноте ее лицо казалось расплывчатым бледным пятном.

– Что?

– Мы уходим. Собери самое необходимое, только поменьше – пойдем пешком.

Она по-прежнему не двигалась, и он вскрикнул:

– Делай, что тебе говорят!

Она встала с кровати, испуганно прошептала:

– Что ты надумал?

Он повернулся к ней, стараясь контролировать собственный голос. Если на нее кричишь, она становится как безмозглая курица, бегущая наперерез мчащейся машине.

– Зина, я ничего не надумал. Просто ты не знаешь, что происходит в последние дни в Озерном. Не знаешь. Нам лучше уйти. Так что собирайся.

– Почему ночью? И почему ты говоришь, что мы пойдем пешком?

– Из поселка нельзя выехать. Что-то не пускает, какая-то чертовщина. Вот я и хочу уйти через лес. И лучше не тянуть, а сделать это сейчас. Пока не поздно.

Женщина открыла рот, но промолчала. Было в его голосе что-то такое, что отбило у нее дальнейшее желание спорить. Она стала суетливо собираться.

Заметив, что она берет много вещей, Михайлович вмешался:

– Не бери ты это барахло. Как ты собираешься тащить это столько километров? Нам бы самим дойти.

– Ведь это…

– Прекрати. Если тебе это так жалко, я тебя успокою – мы еще вернемся сюда. В крайнем случае, пошлем кого-нибудь. Давай быстрее, я тебе еще пять минут даю, не больше.

До последнего момента Михайлович не сомневался, что все получится, и они с супругой выйдут через лес на трассу. Он не думал, каким образом они доберутся до Славянска среди ночи – сейчас это вообще не представляло собой проблему.

Главное – подальше от Озерного, где творится черт знает что.

Они шли через лес, постоянно спотыкаясь. Евгеньевна причитала, несколько раз неуверенно спрашивала, не лучше ли все-таки вернуться и хотя бы подождать до утра? Михайлович даже рявкнул на нее.

Потом это случилось. Не так, как на выезде из поселка. Не так резко.

Михайлович почувствовал тоску, и она затопила его сознание. Он прошел еще пару сотен шагов прежде, чем тоска стала нестерпимой, обжигающей и… уступила место страху. Лишь в этот момент Михайлович осознал, что супруга отстала и уже не первую минуту всхлипывает, пытаясь выговорить его имя.

Не в силах продвигаться вперед, словно дул сильнейший ветер, Михайлович остановился. Его знобило, ноги ослабли, и он обхватил ствол ближайшего дерева.

Перед глазами поплыли картинки: Михайлович увидел себя в молодости. Да, это было что-то из прежней жизни, и от этого несло таким ужасом и стыдом, что Михайловича передернуло. Казалось, кто-то заснял его скрытой камерой, заснял те моменты, когда человек меньше всего хочет, чтобы его кто-то видел, и пустил запись по самому рейтинговому каналу. Чтобы видели все.

Михайлович оглянулся.

Возможно, супруга испытывала что-то подобное. На свой лад. Она прислонилась к тонкой сосенке, сжалась, словно замерзала. Потом застонала, опустилась на землю, поползла прочь.

– Зина! Ты куда?

Она не обернулась на его крик. Только поползла быстрее.

Стыд, замешанный на страхе, толкнул его следом за ней. Домой! Спрятаться в доме и не выходить! Какой же он идиот, что решился уйти из дома! Из поселка нельзя уйти, идешь ли пешком или уезжаешь на машине. Ну и ладно, главное – дома он в безопасности. Только бы вернуться!

Михайлович побежал. Он уже не видел супругу, но рассчитывал вот-вот нагнать ее.

Неожиданно он споткнулся и полетел на землю. Небольшой рюкзак, висевший через плечо, при падении болезненно ткнул его в бок. Там лежали смена белья, мыльно-рыльные принадлежности, деньги, паспорт и… бутылка водки. Уходя, Михайлович прихватил с собой водку. Он рассчитывал, выпутавшись из всего этого, снять стресс. Где-нибудь в Славянске или в крайнем случае прямо на трассе.

Он усмехнулся.

– Меня не проведешь.

Водка оказалась кстати. Михайлович нащупал бутылку сквозь ткань, раскрыл рюкзак, вытащил ее. Не церемонясь, зубами сорвал крышку.

Никуда он не пойдет! Сейчас он примет на грудь и опять направится к трассе. Мелькнула мысль о супруге, Михайлович покачал головой. Что поделаешь? Он ее уже не догонит, а пропадать из-за нее в Озерном нет смысла.

Он приложил горлышко к губам, запрокинул голову.

Его лицо исказилось: в горло, казалось, потек расплавленный свинец, как во время средневековой казни фальшивомонетчика, но Михайлович глотал водку, пока неприятные ощущения не прошли. На пустой желудок он опьянел, даже не выпив бутылку на треть. Ушел страх, стыд, зато появилась бравада и уверенность в собственных силах.

Пошатываясь, Михайлович встал. Он улыбался, что-то говоря несуществующим слушателям и убежавшей супруге. Кое-как держа равновесие, двинулся вперед. Медленно, но неуклонно он шел по направлению к трассе. По пути допил бутылку и, усмехаясь, разбил ее о дерево.

Через сотню шагов он остановился. В груди появился тугой комок, мешавший вдохнуть. Михайлович прислонился к дереву, схватился за левую сторону груди.

Его сердце остановилось прежде, чем тело оказалось на земле.

11. Обход. Гадалка

Илья вернулся в дом, закрыл за собой дверь.

Оля сидела на полу, негромко всхлипывая. Данила полулежал, обнимая мать и уткнувшись ей в живот.

Илья, растерянный, подавленный, стоял и смотрел на них, не зная, что делать. В этот момент он вспомнил слова жены «она смотрит мне в живот». Вернее, не вспомнил, а осознал смысл. Если, конечно, Оля сама понимала, что кричит. В чем Илья сомневался.

Он присел рядом с ними, погладил сына по голове, вытер ладонью слезы жене.

– Успокойся – она ушла. Все нормально.

Оля что-то слабо прошептала, Илье показалось, что она сказала «я знаю». Он подумал, не позвонить ли сержанту, но не решился. Что он скажет полиции? Что возле дома ходит какая-то женщина? И что она напугала его жену и сына?

Сейчас это ничего не изменит. Оле сейчас меньше всего нужны посторонние люди, которые будут ее о чем-то спрашивать. Он что-нибудь сделает, но только утром. Необходимо просто пережить эту ночь. Он надеялся, что старуха в плаще больше не появится. Если даже и так, он проследит, чтобы Оля не выглядывала в окна. Лично его эта побирушка больше не напугает.

– Надо перенести его на кровать, – Илья поднял на руки Данилу. – Положим его с собой.

Оля, казалось, не желавшая даже шевелиться, не то, что встать с пола, поднялась, стоило Илье забрать у нее Данилу. Она поспешила следом за ним, легла на их кровати, обняла мальчика. Илья присел рядом и ждал, пока по дыханию Данилы не стало ясно, что он задремал.

Илья встал.

– Я обойду дом, милая. Побудь без меня пару минут.

Она ничего не ответила, смотрела в одну точку и гладила сына по голове. Илья поколебался, вышел из спальни. Проверил парадную дверь, прошел в кухню, осмотрел заднюю дверь.

Он не думал, что старуха в плаще попытается проникнуть в дом, кажется, это не входило в ее планы. Впрочем, откуда у него уверенность в этом? И кто она такая, эта старуха? Какие цели преследует, если, конечно, у нее вообще была причина заходить в чей-то двор?

«Она смотрит мне в живот!».

«Я ей ничего не дам!».

«Пусть убирается!».

Все это кричала его жена. Безусловно, Оля испугалась, у нее случилась истерика, но… Что-то Илью смутило, кроме внезапности происшедшего.

Он вернулся в спальню. Там ничего не изменилось. Оля поглаживала сына. Илья присел рядом, поправил ей волосы.

– Как ты?

Она ответила не сразу. Илья думал, что не дождется ни слова, но она прошептала:

– Она ушла.

– Что? Да, да, не волнуйся. Она ушла и больше не вернется.

Показалось ли ему, что Оля слабо качнула головой? Он не решился уточнять, только закрыл глаза.

Выждав какое-то время, он спросил:

– Почему ты так испугалась? Это всего лишь какая-то побирушка. И она… Я бы не пустил ее в дом.

Оля молчала, и он сказал:

– Тебе нельзя так нервничать – ты же в «положении». Мало ли что, – он поцеловал ее в плечо.

– Это не побирушка…

– Что? И кто же это? Ты знаешь эту старуху?

– Нет.

Молчание.

– Почему ты говоришь, что она не побирушка?

– Она смотрела мне в живот.

Он вздрогнул. Будто защищаясь от тревоги, с новой силой хлынувшей в душу, он заметил про себя, что Оля не могла видеть, куда смотрит старуха. Темнота, расстояние и… старуха – в капюшоне, ее лица не было видно.

Оля, догадавшись о его сомнениях, сказала:

– Я чувствовала, как она смотрит именно на мой живот.

– Зачем, Оля?

– Не знаю. Она… она хотела… – Оля всхлипнула. – Я ничего не знаю… Не помню…

Она заплакала, хотя сдерживалась, чтобы не разбудить Данилу.

Илья прижал ее к себе, успокаивая, поглаживая по спине и глядя на сына. Сегодня больше никаких вопросов. Смысла в них нет – он все равно не узнает ничего нового, но от напоминаний Оле будет вред. Нужно, чтобы она заснула. Нужно дождаться завтрашнего дня.

Теперь он найдет Назарова, чего бы это ни стоило. Пусть сержант делает, что хочет, пусть звонит десяток раз, куда надо, но капитана отыщет. Теперь старуха в плаще – не фантом. Ее видела даже Оля. И необъяснимые реплики жены лишь усилили уверенность Ильи, что старуха каким-то образом связана с происходящим в Озерном. Например, с тем, что большинство жителей не могут выехать за пределы. И еще старухе явно что-то надо от его семьи.

– Все хорошо, милая, – он размышлял, как уберечь жену и сына. – Не волнуйся. Все хорошо.

Кехха вышла на центральную улицу и медленно двинулась на юг.

Она останавливалась у каждого дома. Принюхивалась, подбирала какую-нибудь мелочь, типа камешка, травинки, листика или сучка. Все это она складывала в карманы плаща.

Изредка Кехха задерживалась в чьем-нибудь дворе, и ее два-три раза заметили. У кого-то она вызвала испуг, у кого-то – негодование. Один мужчина даже выбежал во двор, но, конечно же, она уже покинула его территорию.

По мере приближения к выезду из поселка, ночь набирала обороты, и люди все чаще спали. После часа ночи погасло уличное освещение, поселок погрузился во тьму.

Кехха продолжала свой обход. Чтобы заглянуть в каждый двор ей понадобится еще не одна ночь. Сегодня она преследовала иную цель. Она искала тех людей, кто понадобится ей в ближайшее время. Из них она выберет ту, в которой нуждается уже сегодня. К утру Кехха должна сделать все, чтобы крысы не вышли из-под контроля.

Росомаха слабеет, но еще очень нескоро у прожорливых тварей появится шанс разобраться с Ней. Не все так просто. Путь к абсолютной свободе долгий и тернистый.

Кехха миновала торговый центр, и через один квартал что-то заставило ее повернуть влево. В узенький переулок, тянувшийся к озеру. Кехха позволила интуиции вести себя – в последнее время эта ее составляющая усиливалась и усиливалась, требуя выхода. Точь-в-точь, как в стародавние времена, когда удавалось прикоснуться к силе. Кехха подчинялась этому для собственного блага.

Не дойдя до окраины поселка сотню шагов, Кехха замерла. Перед ней был обычный одноэтажный дом из красного кирпича. Забор в человеческий рост. Деревья во дворе. Одно окно фасада полностью скрыто высоким кустарником.

Потянув носом, Кехха поняла, что на сегодня ее обход завершен.

Она уже наметила потенциальные жертвы, но вариант этого дома оказался самым подходящим. Здесь беременная женщина коротала ночь в одиночестве. С ней не было мужа и в придачу маленького ребенка. Или младшей сестры, как в другом месте. Или родителей.

Кехха справилась бы с кем угодно, но она понимала, что лучше обойтись минимум свидетелей. Еще лучше, если их не будет вообще. Как, например, в этом доме.

Силы уже достаточно, чтобы действовать в открытую, но почему бы не оттянуть этот славный момент еще на пару деньков?

Кехха вошла во двор.

Даша лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок, прислушиваясь к тиканью часов в гостиной.

И как ей пришло в голову, что она без проблем проведет в одиночестве несколько ночей, пока муж не возвратится из командировки? Говорила же мама, пытаясь помириться, чтобы она осталась у них на ночь. Не надо было с ней вообще ссориться.

Спать не хотелось. Казалось, сейчас день, просто на улице темно. Солнечное затмение или как там это называется. Какое-то время Даша смотрела телевизор в надежде, что ее начнет клонить в сон, но это не помогло. Давно наступила ночь, Озерный будто вымер, Даше пришлось выключить «ящик» и лечь в кровать, рассчитывая, что это подействует.

Не подействовало. Только хуже стало. Теперь ее уже ничто не отвлекало от собственных мыслей и… непонятной тревоги.

Днем ребенок тарабанил ножками в живот, чего раньше никогда не было. Если она не ошибалась, прежде он вообще не давал знать о своем существовании. Странно, Даша ждала этого – сколько раз она с завистью слышала, как женщины рассказывали, что ребенок бьет ножкой в животе, но почему-то радости это не принесло.

Даша лежала, понимая, что заснет нескоро, думала про ребенка, когда удар ножкой в животе заставил ее вскрикнуть. Она села в кровати, хватая ртом воздух, будто ее только что пытались задушить. Действия ребенка в животе умиления не принесли. Наоборот. Неожиданность, резкость и сила удара вызвали тревогу.

Новый удар в животе. Еще один. И еще.

Даша вскочила с кровати, держась за живот. Казалось, ребенок хотел вырваться из темницы. Или… о чем-то предупреждал. Как маленький зверек, заметивший приближение хищника.

Она замерла, не зная, что делать, и ей показалось, что возле парадной двери кто-то находится. Вряд ли это был неожиданно вернувшийся муж. Послышался шорох, и Даша поняла, что не ошиблась. Она почувствовала присутствие чужака прежде, чем он дал о себе знать какими-то действиями. Будь у нее время, она удивилась бы этому.

Входная дверь открылась. Даша не ошиблась, услышав этот особенный тихий звук. Она ахнула, заметавшись по комнате, и поняла, что телефон находится в прихожей. Ближе к тому, кто проник в ее дом.

Даша остановилась, пытаясь успокоиться. Выскочить в окно? Или сначала выглянуть из спальни? Вдруг в дом забрался какой-нибудь начинающий воришка, и одно ее появление вынудит его в панике бежать? Она шагнула к двери, приоткрыла ее, выглянула. И пожалела, что сделала это.

Она поняла, зачем кто-то проник в ее дом.

Кехха остановилась на пороге. Пусть беременная хозяйка сама определит ее истинное нахождение, пусть рассмотрит Кехха во всей ее красе, пусть прочувствует то, что привело Кехха в этот дом.

Так все быстрей завершится.

С минуту они смотрели друг на друга. Достаточно отчетливо видела только Кехха, женщина видела лишь ее силуэт, но сейчас это не имело значения. Хозяйке не обязательно видеть старуху в плаще – в эти минуты само появление Кехха обострило ее ощущения, разбудило ее подсознание, превратило их противостояние во что-то сродни телепатическому контакту.

Приоткрывшись, Кехха ослабляла себя, но и ослабляла противника. Это можно сравнить с тем, что проигравший спасался бегством, при этом он терял все, что имел, словно сбрасывал все лишнее, весь балласт.

Конечно, проигравшей станет хозяйка.

Она вскрикнула, и Кехха поняла, что та попытается спастись бегством. Отпрянет в спальню, захлопнув дверь, бросится к окну, распахнет его и выскочит. У Кехха были считанные секунды, и она ими воспользовалась – взмахом руки превратила небольшой участок пола, где находилась женщина, во что-то очень скользкое. Линолеум, смазанный жиром. Трудоемкое действие, но Кехха рассчитывала, что на остальное у нее энергии хватит.

Молодая женщина поскользнулась. Падая, она хотела схватиться за ручку двери, но неудачно. Она упала на спину и застонала. Попыталась встать, но у нее ничего не вышло. У нее подвернулась нога, но сейчас беременная этого не заметила.

Кехха приближалась к ней. Их разделяли всего пять шагов. Беременная посмотрела на нее расширенными глазами.

– Нет, не подходи ко мне.

Кехха приближалась, протягивая руки, как будто ждала, когда ей отдадут то, ради чего она пришла.

Беременная закричала. Крик тут же прервался – перешел в стоны. Женщина схватилась за живот, ее лицо исказилось.

– Отдай… – сказала Кехха. – Мое… Отдай… если хочешь жить…

Кехха нависла над беременной, сдернула капюшон. Молодая женщина застонала, и у нее случился выкидыш. Словно не замечая этого, все еще глядя в уродливое лицо той, которая лишь отдаленно напоминала человека, хозяйка пыталась отползти.

Кехха вытянула из кармана плаща кусок материи и завернула в него то, что лежало на полу и что через три месяца превратилось бы в новорожденного.

После этого Кехха покинула дом, прикрыв за собой дверь.

Стефан остановил машину возле нужного дома, укрывшегося за высоким темно-зеленым забором. По иронии судьбы гадалка жила неподалеку от района, примыкавшего к злополучному парку.

Стефан заглушил двигатель, не спеша выбрался из салона. Договориться о встрече получилось не сразу: бывшая клиентка несколько дней созванивалась со своей таинственной теткой, обещая частному детективу, что встреча обязательно состоится. И женщина слово сдержала.

Он прошел во двор, позвонил в дверь. Открыла сама хозяйка, и Стефан понял, что она, в отличие от племянницы, чистокровная бурятка. Высокие скулы, черные волосы стянуты на затылке в пучок. «Индейцы» Российской федерации? Отогнав выводы из этой мысли, Стефан прошел в комнату, где горел лишь торшер, отчего было мрачновато. Обстановка только усиливала впечатление. Основное пространство занимал мягкий уголок такого же темно-синего цвета, как и длинный халат гадалки. Когда она опустилась в кресло, ее тело как будто растворилось в нем.

На стене висела одна-единственная картина, которая отлично вписывалась в интерьер, и Стефан удивился: картина оказалась знакомой – однажды он видел ее в Интернете. «Страшная сказка» Мустафина: на фоне проема каменной арки и полной луны, заглядывавшей в нее, жутковатый коренастый субъект, чьи контуры лунный свет покрыл серебристой шалью, держал на руках голову Буратино, и, конечно, этим субъектом был Карабас-Барабас.

Да, подумал Стефан, стараясь внешне остаться равнодушным, забавная дама эта хозяйка.

Бурятка заговорила. Ее голос оказался музыкальным, убаюкивающим, такой голос мог принадлежать молоденькой миниатюрной девушке. Она спросила Стефана, с чем он пришел, и пока частный детектив рассказывал о своих снах, не отрываясь, смотрела на него.

Гадалка какое-то время молчала.

– Я могу погадать, но предупреждаю: гадание – всего лишь прогноз, план будущего. Он может сбыться, а может, и нет. Тем более детали все равно неясны. Раньше я гадала всем, кто захочет, теперь у меня мало кто бывает, я сама стараюсь отговорить людей. От этого лучше воздержаться.

Стефан обдумал ее слова.

– Гадать не надо. Я к этому… скептически отношусь. Хотя согласен: что-то такое есть. В смысле отдельные люди могут увидеть что-то из будущего тех, кто к ним приходит. Мне бы узнать ваше мнение о снах. Ведь не случайно мне снится такая абракадабра который раз подряд?

– Скорее всего… А раньше ты сны запоминал так ярко?

Стефан думал не дольше нескольких секунд.

– Нет. Раньше такого не было. Я вообще сны не запоминаю и хорошо сплю, – он улыбнулся. – Совесть, знаете ли, чиста.

Бурятка оценила шутку: улыбка преобразила ее лицо, правда, быстро растаяла.

– Могу сказать, что твое подсознание знает что-то очень важное для тебя, но сам ты этого не знаешь. И потому оно пытается что-то передать тебе – отсюда и сон, который повторяется.

– Я так и думал. Но что этот сон значит?

– Возможно, ты во что-то должен вмешаться. Твое вмешательство сыграет решающую роль в чьем-то жестоком конфликте. Все говорит о том, что ты придешь к тем людям со стороны. Извини, не могу сказать, когда это случится. И случится ли вообще.

Стефан, разочарованный, покачал головой.

– Что же делать? Вдруг что-то уже происходит, а я сижу, упускаю время?

– Живи, как живется. Прислушивайся к себе, следи за знаками. Я про людей, с которыми ты встречаешься. Все может начаться не только из-за просьбы очередного клиента. Сейчас ты должен быть особенно внимателен. Как я понимаю, взявшись за чье-то дело, ты рискуешь упустить нужного тебе человека. Не встретиться с ним.