Текст книги "Социология политических партий"

Автономия. К. Джанда определял автономию как структурную независимость партии от других институтов и организаций, действующих внутри или за пределами страны [655, с. 91]. По мнению А. Панебьянко, партия автономна в той мере, в какой она независима от контролируемых другими организациями ресурсов [698, с. 55–58], что соответствует тезису Ж. Лагруа о том, что партии – это элементы «системы организаций», каждая из которых подвержена изменениям, происходящим в ее части системы. Партии могут отказываться от своей автономии в пользу других секторов общества, которые обеспечивают им денежные средства, членов или лидеров. Структурные ограничения на автономию партий могут также быть следствием взаимоотношений с другими партиями страны или с зарубежными организациями.

При изучении автономии партий К. Джанда выделяет различные проблемы.

Источники финансирования. По мнению ряда исследователей, на Западе наблюдаются тенденции к государственному финансированию партий. Как результат, значение членских взносов снизилось. Последствия государственного финансирования партий неоднозначны. Кааре Стром выдвинул теорию, согласно которой государственное финансирование увеличивает независимость партийных лидеров от активистов. В то же время Дж. Шлезингер полагал, что оно способствует бюрократизации партий [719, с. 25]. Профессор Джонатан Мендилоу в своем исследовании делает вывод: государственное финансирование политических партий «способно вызвать фундаментальные сдвиги, ведущие к изменению структуры всей партийной системы». Один из важнейших сдвигов такого рода – «подчинение местных организаций высшему руководству партии». Государственное финансирование способствует идеологизации вновь созданных партий, кроме того, партии легко к нему привыкают и уже не могут без него обходиться.

Источники пополнения (членами). Партии с непрямым членством, вроде Лейбористской партии Великобритании, менее автономны, чем партии, состоящие только из индивидуальных членов. Однако менее 10 % существующих политических партий в мире допускают непрямое членство, в то время как около 20 % вообще никогда не практиковали формальной процедуры приема в партию [651].

Источники руководства – группы руководителей, контролирующих основные властные ресурсы партийной организации. А. Панебьянко использует термин «доминирующая коалиция» [698, с. 38]. В 1960 г. лидеры более чем четверти партий были в своем большинстве выходцами из одной социальной группы, что свидетельствовало о неавтономности данных партий [651].

Отношения с партиями внутри страны. М. Дюверже выделил три типа «альянсов», основанных на межпартийном сотрудничестве: предвыборные, парламентские и правительственные [629, с. 330–351].

Отношения с зарубежными организациями. Партии вступают в отношения с международными объединениями партий или иностранными правительствами, что может негативно сказываться на уровне их автономии. Особенно отчетливо это прослеживается на примере коммунистических партий, но наблюдается и в деятельности социалистов, христианских демократов и либералов.

Согласованность. Понятие «согласованность» было введено в сравнительную политологию Самуэлем Хантингтоном для изучения политических партий, действующих в американских штатах и на региональном уровне [198; 199]. В сравнительном анализе под согласованностью понимается «степень соответствия между установками и поведением членов партии» [655, с. 118]. Проблема согласованности понималась авторами данного проекта как сплоченность и как фракционность. Сплоченность обычно понимается как уровень единства членов партии при голосованиях в законодательных органах. К. Джанда писал: «Удивительно мало внимания уделяется и воздействию организационных особенностей партии на ее сплоченность, хотя М. Дюверже уже давно сформулировал гипотезу, что контроль партии над ее парламентскими представителями является следствием общей структуры партии и ее общей ориентации». Рассуждение Дюверже можно переформулировать в виде трех гипотез: партия является тем более сплоченной, чем более она централизованна, чем более левой идеологии она придерживается и чем более крайние идеологические позиции она занимает [655, с. 84– 114]. Эргюн Озбудун предпринял наиболее последовательную попытку сравнительного изучения сплоченности партий. Он и некоторые другие ученые привлекли для объяснения сплоченности шесть внешних категорий: наличие президентской формы правления, федерализм, мультипартийность, идеологическую поляризацию, одномандатные избирательные округа, эффективность законодательных органов. К. Джанда и Р. Хармель полагают, что большой процент различий между уровнями сплоченности партий можно объяснить с помощью двух факторов: характера взаимоотношений между законодательной и исполнительной властью и эффективности законодательных органов [см.: 276].

Есть и другой аспект сплоченности политических партий на поведенческом уровне – фракционность. В основополагающей статье Р. Зариски фракция определяется как «внутрипартийное объединение (клика или группировка), члены которого имеют чувство общности и единства цели и организованы таким образом, что коллективно действуют как отдельный блок внутри партии для достижения своих целей» [740, с. 33]. Дж. Сартори предложил классификацию фракций, исходя из их целей (власть или должности) и принципов (идеологии или идеи) [715, с. 176]. При другом подходе выделяются четыре типа фракционности – фракционность, обусловленная идеологическими расхождениями, расхождениями по конкретным вопросам, расхождениями по вопросам стратегии и связанная с борьбой за руководство [655]. В ходе анализа более чем ста партий по каждому из этих четырех показателей оказалось, что идеологическая основа фракций несколько более распространена, чем прочие, но при этом выяснилось, что все виды фракционности связаны между собой: если в какой-то партии обнаруживались идеологические фракции, то присутствовали и фракции, ведущие борьбу за руководство [276].

Вовлеченность. Вовлеченность К. Джанда определил как глубину психологической идентификации с партией и стремление способствовать достижению ее целей путем участия в партийной работе [655]. В сравнительной политологии уровни вовлеченности измеряли с помощью нескольких типов переменных: строгости требований к членам партии, участия рядовых членов партии в ее деятельности, материальных и целевых стимулов к такому участию. Исследования показали, что все эти переменные взаимосвязаны и могут быть сведены воедино на «шкале вовлеченности».

В политической науке широко обсуждаются две темы: стимулы участия в работе партии и членство. В американском контексте понятие членства в партии практически бессмысленно, но оно является важным для сравнительного анализа, о чем постоянно писал М. Дюверже. П. Меркл провел сравнительный анализ членов партии, ее избирателей и лидеров, а С. Бартолини проанализировал данные по численности партий и коэффициентам членства на протяжении длительного отрезка времени. С. Бартолини выдвинул ряд гипотез (например, о том, что членство в партии более стабильно, чем голосование за нее), проверил их на материале социалистических партий дюжины европейских стран и пришел к выводу, что степень соответствия этих гипотез истинному положению дел была выше до войны, чем в послевоенный период [см.: 276].

Стимулы. Первыми к анализу проблематики стимулов обратились Питер Кларк и Джеймс Уилсон. В знаменитом исследовании «Системы стимулирования и их влияние на способности к изменению» они провели различие между «материальными» (экономическими), «целевыми» (собственно политическими) и «солидарными» (социальными) стимулами как факторами, мотивирующими участие в любых организациях. Если говорить о партиях, то там эти стимулы выражаются в форме стремления к достижению личной выгоды, к проведению в жизнь партийной программы или к общению и развлечению [619]. Ранние эмпирические исследования, особенно в США, задавались целью установить, какие из названных факторов преобладают. Джеймс Уилсон высказал мысль, что активисты «профессиональных» партийных организаций (т. е. организаций, контролирующих политическую жизнь данной местности) руководствуются в основном материальными стимулами, в то время как участие в «любительских» организациях имеет, как правило, «целевую» мотивацию. Однако проведенное Келли Брюсом, Питером Кларком и Эриком Кесселем исследование лидеров Республиканской и Демократической партий на уровне округов, активно участвовавших в президентской кампании 1988 г., показало, что в обеих американских политических партиях доминировала целевая ориентация «истинно верующих» политиков [276].

Стратегия и тактика. В военном деле под стратегией подразумевают план достижения цели, а под тактикой – действия, предпринятые для реализации стратегии. Партийной тактикой называют деятельность партии по достижению стратегических целей. К. Джанда выделил три основных типа стратегий:

открытое состязание с другими политическими партиями через выборы;

противодействие электоральной политике других политических партий самыми различными способами и продвижение своих кандидатов к власти неконституционными методами;

подрывная стратегия, направленная на захват политической власти силой или посредством спровоцированного хаоса, включая принуждение правительства к отставке.

Как утверждает К. Джанда, политические партии применяют самые различные стратегии. Методы достижения целей в зависимости от субъективных факторов и объективных условий в них существенно различаются.

Объем кросснациональных исследований, посвященных состязательной тактике партий, по мнению К. Джанды, сравнительно невелик. Кептен Пеннимэн изучал стили современных избирательных кампаний. Дэвид Фарелл и Мартин Уортманн в известном исследовании «Партийные стратегии на электоральном рынке. Политический маркетинг в Западной Германии, Британии и Ирландии» исследовали деятельность партий трех стран по «политическому маркетингу» – приданию кандидатам «товарного вида» и активному использованию средств массовой информации [638]. Исследование Ш. Баулера посвящено воздействию внутрипартийных дискуссий по отдельным вопросам на избирателей. Американский профессор Диана Сэйнсбери отмечала, что политические партии сталкиваются с дилеммой – «сокращение числа членов партий уменьшает их способность к мобилизации избирателей и структурированию результатов голосования, в то время как недостаточно широкое участие граждан в деятельности партий ведет к несовпадениям между общественным мнением и политическими решениями партий» [712, с. 6].

Правительственный статус. Понятие «правительственный статус» отражает степень участия партии в общенациональной политике, определяется электоральной мощью и политическим значением и характеризуется возможностями доступа политических партий к различным ресурсам политической власти и их использования для реализации партийных целей. Юридическим показателем этого статуса является регистрация партии как акт ее официального признания, дающего право на участие в выборах, налоговые льготы, государственное финансирование и т. д. Он раскрывается и через различные формы давления на политические партии со стороны государства, например, через препятствия, создаваемые для деятельности партий – судебное преследование ее лидеров, запрет на проведение митингов в удобном месте, в удобное время, противодействие издательской деятельности, запрет на профессии, отказ в доступе к государственным средствам массовой информации и т. д. Статус политической партии в государстве зависит и от того, какие позиции занимают ее члены в структурах политической власти, правительстве, парламенте, органах местного самоуправления. К. Джанда делает вывод, что партия, имеющая большое число своих представителей в депутатском корпусе, комиссиях и комитетах парламента, правительстве, администрации президента, структурах исполнительной и судебной власти, в средствах массовой информации, обладает большими возможностями проводить свои интересы через механизмы принятия политических решений, чем та партия, которая представлена в этих органах слабее.

Выявление политического статуса партий осуществляется в ходе анализа их электоральной мощи и политического значения. Руководствуясь тезисом о том, что партии, прежде всего, стремятся к увеличению количества поданных за них голосов и учитывая специфику президентской системы правления, американские ученые измеряют влияние партий процентным содержанием голосов, полученных партийными структурами на выборах, и контролем над исполнительной властью. Для европейских ученых, придерживающихся представления о стремлении партий преимущественно к приобретению должностей и живущих в условиях парламентской системы, на первый план выходят количество мест в парламентах и участие в правительствах, т. е. распределение министерских портфелей.

Электоральный успех. В теории партий показатели электорального успеха иногда используются как зависимые переменные при определении эффективности партийных организаций. Несмотря на распространенное среди ученых мнение о том, что характер организации мало сказывается на способности партии привлекать голоса избирателей, практикующие политики думают иначе. Расширение и укрепление общенациональной организации Республиканской партии США, особенно в области финансирования избирательных кампаний, как подчеркивали Фрэнк Сароуф и Джеймс Уилсон, преследовало цель «выигрывать выборы и увеличивать количество полученных должностей». Точно так же отмечавшееся выше и зафиксированное Дж. Гибсоном и его соавторами укрепление партийных организаций США на местном уровне было направлено на увеличение, а не на сокращение их эффективности. Роберт Хакфельдт и Джон Спраг задаются риторическим вопросом: «Если партийная работа до такой степени неэффективна, то почему партии продолжают тратить на нее свои ресурсы?» Проведенное учеными детальное исследование партийной мобилизации в одной из американских территориальных общин подтвердило, что значение партийной деятельности не исчерпывается воздействием на отдельных избирателей, что она одновременно выполняет «функции катализатора»: «Партийные организации мобилизуют энтузиастов, а их активность влияет на всех остальных» [646].

Как уже говорилось, одно из исследований показало, что централизованным партиям проще донести свои идеи до избирателей [626]. Другие ученые заметили тенденцию к росту организованности и централизации некоторых консервативных партий Европы, когда те перешли к новым приемам ведения избирательных кампаний, связанным с использованием средств массовой информации и опросов общественного мнения. Предпринятые в порядке противостояния массовым организациям левых партий, эти меры подтолкнули левые партии к аналогичным действиям, т. е. произошло своего рода «заражение справа» [635]. Крис Дешауэр попытался определить, какой тип партийной организации наиболее перспективен независимо от национального контекста. Ученый провел различие между «электоральной эффективностью», измеряемой количеством полученных голосов, и «политической эффективностью», измеряемой участием и руководящим положением в правительстве. Соотнося эти показатели с различными показателями партийной организации и характеристиками среды, Дешауэр пришел к выводу о справедливости «обусловленно-зависимой» модели организации: оптимального способа нет, ибо эффективность зависит прежде всего от факторов среды [627].

Участие в правительстве. Ряд интересных результатов был получен касательно роли левых партий. Карл Хьюитт на материале 25 индустриальных стран Запада выявил корреляцию между парламентским представительством социалистических партий и объемами расходов на социальные нужды. Как показало затронувшее 12 стран исследование Д. Гиббса, чем дольше социалистические партии участвовали в правительствах, тем более низкие уровни безработицы и более высокие уровни инфляции наблюдались в соответствующих странах. Анализ государственных расходов в 18 странах, приведенный профессором Дэвидом Камероном в работе «Расширение общественного сектора экономики», показал, что «господство левых партий в правительстве есть достаточное условие относительно более активной роли государства». В двух статьях Э. Кауэрта оценивается правление социалистических партий в семи странах. Ученый заключает, что левые правительства более готовны, чем правые, реагируют на изменение экономических условий, прибегая к более разнообразному политическому инструментарию [276].

К. Джанда утверждал, что данные категории/переменные (10 описанных выше) позволяют, с одной стороны, структурировать все поле исследований партий, проводящихся сейчас, а с другой – построить общую теорию партии. При этом надо понимать, что в науке хорошей теорией считается хорошо операционализированная (или операционализируемая) теория, позволяющая проводить исследования. В этом смысле работа Дюверже – классическая, всеми читаемая, но с точки зрения построения теории партии – плохая.

Ян-Эрих Лэйн и Сванте Эрссон предложили детальный обзор представленных в литературе позиций по проблемам определения, концептуализации и анализа, возникающим при изучении партийных систем [636]. Все исследователи считают, что партийная система, как и любая другая, состоит из частей и взаимоотношений между ними, представляя собой нечто большее, чем сумма частей. Исходя из этого, Я.-Э. Лэйн и С. Эрссон определяют партийную систему как «совокупность политических партий, действующих в стране на основе определенной организационной модели, которую характеризуют свойства партийной системы». Но по вопросу о том, какие именно свойства концептуально важны для теории партийных систем, единство среди ученых отсутствует. В составленном А. Лейпхартом списке отмечены такие свойства, как «минимальные выигрышные коалиции»; продолжительность существования правительства; эффективное число партий; количество проблемных измерений; непропорциональность результатов выборов [678]. Чтобы определить действительно существенные измерения партийной системы, Я.-Э. Лэйн и С. Эрссон проделали факторный анализ набора из 14 показателей, выделенных на основе предложений А. Лейпхарта, на материале 272 выборов в 16 европейских странах с 1920 по 1984 г. и пришли к заключению, что европейские партийные системы имеют пять главных измерений:

дробность, т. е. колебания в численности и силе единиц, составляющих партийные системы;

функциональная ориентация, т. е. различия между традиционными буржуазными партиями и религиозными и этническими;

поляризация, т. е. колебания в идеологической дистанции между партиями по «лево-правой шкале»;

радикальная ориентация, т. е. различия в степени влияния левых партий;

изменчивость, т. е. различия в суммарной мобильности между партиями [276].

При социологическом исследовании политических партий постоянно изучаются такие категории, как степень электоральной неустойчивости и политической фрагментации. Они являются характеристиками «формата политической системы» – совокупность ее внешних (т. е. не имеющих прямого отношения к расстановке политических сил в данном обществе) характеристик. За последние годы в новых демократиях наблюдается появление все более неустойчивых (где велика доля избирателей, меняющих свои предпочтения в промежутке между выборами) и фрагментированных, состоящих из значительного числа элементов (партий), партийных систем [267, с. 106].

Операционализация зависимых переменных – неустойчивости и фрагментации, по мнению известного российского исследователя Григория Голосова, не представляет особого труда. Хотя ранее в электоральных исследованиях применялись различные методики определения уровня фрагментации, а некоторые ученые до сих пор стремятся выработать «совершенный» числовой индекс. Наибольшей популярностью пользуется предложенный Макку Лааксо и Рейном Таагеперой показатель, известный как «эффективное число партий» [669]. Вычисляется он достаточно просто: N = 1/Spi2, где pn – доля голосов, полученных n – й политической партией. Конечно, эффективное число партий статично. Динамический показатель (D) можно получить путем деления N, рассчитанного по данным «критических выборов», на первоначальное эффективное число партий. D > 1 будет указывать на рост фрагментации, D < 1 – на ее падение, D = 1 – на отсутствие динамики в уровне фрагментации.

При вычислении неустойчивости во многих государствах чаще всего применяется «индекс Педерсена» (Р). Для его получения необходимо сложить все изменения в долях парламентских мест или голосов, полученных партиями на двух выборах, а сумму разделить на два [700]. Если, например, P = 15, это означает, что на рассматриваемых выборах какие-то партии в сумме набрали на 15 % голосов или мест больше, чем на предыдущих, а другие столько же потеряли. Следует отметить, что результирующий показатель ничего не говорит о долях избирателей, реально изменивших свои партийные предпочтения. Индивидуальная неустойчивость, измеряемая по данным опросов общественного мнения и часто весьма отличающаяся от значений индекса Педерсена, не используется в настоящей работе из-за отсутствия достоверных данных по некоторым из случаев.

Для измерения неустойчивости можно использовать более элегантную процедуру. Сперва вычисляется значение Р для системы в целом. Далее внутри блоков, улучшивших свои позиции, выделяются партии, «потерявшие» голоса или места, а внутри блоков, чьи общие показатели ухудшились, – партии, «приобретшие» их. Если суммировать эти потери или приобретения по отдельным блокам, а затем сложить полученные суммы, мы определим показатели совокупной внутриблоковой неустойчивости (Рi), а если вычесть Рi из Р – показатели «межблоковой неустойчивости» (Pe). В результате описанных выше операций получим возможность вычислить процентную долю Рi в составе Р (S) и представить Рi как сумму показателей по отдельным блокам, а значит – измерить процентную долю каждого из них в составе совокупной внутриблоковой неустойчивости. Ясно, однако, что обе названные операции осуществимы лишь в том случае, когда число выделенных блоков превышает два.

Политические игры, основными акторами в которых выступают правительство и оппозиция, по определению биполярны. Это значит, что самая простая из доступных процедур выделения блоков с неизбежностью ведет к дихотомическому распределению. Любое усложнение этой процедуры, будучи отступлением от принципа «бритвы Оккама», нуждается в серьезном обосновании. На первый взгляд, легче всего такому обоснованию поддается представление о наличии центра, располагающегося между полярными блоками, тем более что оно хорошо согласуется с обыденными взглядами на политику и присутствует в политическом дискурсе многих новых государств.

В качестве подтверждения справедливости тезиса о политическом центре иногда используется сформулированная Энтони Даунсом в работе «Экономическая теория демократии» «теорема среднего избирателя», согласно которой в биполярных партийных системах возникает тенденция к сближению артикулированных предпочтений основных акторов с предпочтениями гипотетического избирателя, занимающего среднее место в общем распределении преференций по данному электорату [628]. Однако нетрудно доказать, что «теорема» Э. Даунса не только не обосновывает, но даже опровергает существование центра как отдельного политического блока. Если рассуждения Э. Даунса верны, то в конечном итоге логика развития биполярных систем должна привести к полному исчезновению различий между основными акторами и, тем самым, к подрыву самих основ выбора при голосовании. Значит, делает вывод Г. Голосов, центра в политике нет и не может быть, с чем, в принципе, очень трудно согласиться [267].

Диалектическое единство объектов, субъектов, средств, методов, приемов, других категорий, благодаря которым осуществляется социологическое изучение деятельности политических партий и которые направлены на научное определение их параметров и будущих состояний, является социологическим механизмом изучения политических партий.

Автор данной работы на основании многолетних исследований белорусских политических партий разработал собственную оригинальную многомерную трехзвенную методологию исследования политических структур. Он выделил основополагающие, системообразующие факторы, влияющие на деятельность политических партий в современных обществах.

Таким образом, как показывает научный анализ, на процессы формирования лидерства политических партий влияют самые различные факторы. Среди них можно выделить следующие наиболее существенные внешние факторы:

политическая и социально-экономическая ситуация в стране;

поддержка партий или противодействие их деятельности со стороны государственных структур;

социальные слои или группы, на которые опираются политические партии;

административный ресурс;

поддержка или противодействие средств массовой информации;

связи, контакты, поддержка населения и массовых общественных организаций;

наличие партийных фракций в парламенте, способных представлять и защищать интересы своих сторонников в законодательном органе.

Современная политическая партия, на мой взгляд, должна обладать комплексом необходимых внутренних параметров, причем существующих не номинально, а реально, вне зависимости от политической ситуации, поддержки государства или присутствия в парламенте. Важнейшими среди них являются:

системообразующая идеология;

идеи политических партий, их популярность в обществе;

цели политических партий, их стремление к участию во властных процессах;

наличие в партиях харизматического лидера, способного повести за собой народные массы;

наличие определенного количества членов;

стабильность партийных рядов;

большая теоретическая деятельность;

значительная идеологическая работа, наличие идеологических структур;

строго организованная система партийного строительства;

система собственных или подконтрольных СМИ, включая общенациональные телеканалы, поддержка или противодействие общенациональных и региональных средств массовой информации;

наличие социальных слоев или групп (электората), на которые опирается политическая партия;

наличие сети первичных партийных структур;

наличие независимого источника финансирования партии;

наличие связей, контактов, поддержки населения и массовых общественных организаций;

наличие интеллектуального потенциала, работающих «фабрик мысли»;

наличие партийных фракций или групп в парламенте, способных представлять и защищать интересы своих сторонников в законодательном органе;

правильные тактика и стратегия политической партии, особенно на переломных этапах развития общества;

политическая история или долговременная традиция присутствия на политической арене;

международные связи, поддержка партий из-за рубежа.

Эффективность политических партий наиболее ярко проявляется в переломные для общества моменты. За время «новейшей» белорусской многопартийности – время изучения национальных политических структур – выкристаллизовались десять основных политических периодов, существенно повлиявших на направленность политических процессов в Республике Беларусь, политическую стабильность в стране:

1-й: 1991–1993 гг. – переход белорусского общества от одного качественного состояния к другому;

2-й: 1994 г. – выборы первого Президента Республики Беларусь;

3-й: 1995 г. – выборы Верховного Совета Республики Беларусь XIII созыва и Всебелорусский референдум;

4-й: 1996 г. – референдум по вопросам изменения политической системы Республики Беларусь, увеличение полномочий Президента страны, введение двухпалатного белорусского парламента;

5-й: 2000 г. – выборы Палаты представителей Национального собрания Республики Беларусь второго созыва;

6-й: 2001 г. – выборы Президента Республики Беларусь;

7-й: 2004 г. – выборы Палаты представителей Национального собрания Республики Беларусь третьего созыва, Общереспубликанский референдум;

8-й: 2006 г. – выборы Президента Республики Беларусь;

9-й: 2008 г. – выборы Палаты представителей Национального собрания Республики Беларусь четвертого созыва;

10-й: 2010 г. – выборы Президента Республики Беларусь.

Данная методика применяется для изучения белорусских политических партий уже длительное время и дает хорошие результаты.

Научная методология очень важна для изучения важнейших субъектов современной политической жизни – политических партий. И очень важно ее постоянно совершенствовать.