Текст книги "Социология политических партий"

Таким образом, в социологии политических партий выделяются два основных уровня научных исследований, которые постоянно дополняют друг друга. С одной стороны, без сбора, классификации и анализа эмпирического материала социология политических партий обречена на вырождение в абстрактные логические схемы, практически ничего не дающие реальной политической практике. С другой – без выделения из огромной совокупности политических явлений, процессов, событий и фактов и их теоретического осмысления не реально получить целостной научной картины, понять смысл и направленность действий конкретной политической партии, предложить конкретные рекомендации политическим субъектам. Именно взаимодействие этих уровней во многом определяет дальнейшее развитие социологии политических партий. Однако следует отметить, что деление научного социологического знания на теоретическое и прикладное достаточно условно, так как любое из них вносит свой, причем достаточно существенный, вклад в решение как общенаучных, так и практических задач. Речь может идти только о преимущественной ориентации того или иного социологического исследования, что и дает основание для его отнесения к теоретической или прикладной части социологии политических партий.

Попытки теоретических и прикладных социологических исследований политических партий с применением различных методологических приемов предпринимаются с давних пор. Первые научные подходы изучения партийных структур уже встречаются в исследованиях XV–XVIII вв. Политические мыслители искали ответы на интересующие их вопросы, спрашивали, для чего нужны политические группировки, отмечая в основном их негативные стороны.

В работах Никколо Макиавелли «Государь» [117] и «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» [118], Давида Юма «О партиях вообще» [596], Генри Боллингброка «Письма об изучении и пользе истории» [18] и «Идея о короле-патриоте» находим различные методы изучения сущности политических партий того времени и их борьбы за политическую власть. Н. Макиавелли, Д. Юм, Г. Боллингброк и другие мыслители, как правило, отмечали недостатки существующих политических партий, видя в их функционировании подрыв единства нации. Однако общественное мнение о политических партиях с течением времени постепенно менялось.

В XVIII в. крупнейшие американские мыслители Томас Джефферсон «Письма о демократии» и Джеймс Мэдисон «Федералист № 51» [195], Алексис де Токвиль «Демократия в Америке» [189] пытались объективно оценивать историю возникновения политических партий и отношение общества к этим совершенно новым и для многих непонятным институтам политической системы в рамках американских реалий. В социально-политических и философских моделях Т. Джефферсона, Дж. Мэдисона и А. де Токвиля на первое место постоянно выходила идея о важности и необходимости институционализации политических партий. А. де Токвиль развил взгляды Т. Джефферсона и Дж. Мэдисона. Он выработал принципиально новую концепцию великих (во времена революций) и малых (в спокойные периоды) политических партий.

Конец XIX – начало XX в. характеризовались целенаправленной работой по изучению политических партий. Именно в это время появились знаковые для того времени исследования Джеймса Брайса «Американская республика», Моисея Острогорского «Демократия и политические партии», Аббота Лоуэлла «Правительства и политические партии в государствах Западной Европы».

В начале прошлого столетия некоторые российские ученые, академические исследователи принимали активное участие в политической деятельности, работе формирующихся политических партий, создании их идейных, организационных и политических принципов и программ, стратегии и тактики. Например, известный социолог эволюционистского направления, академик Императорской Санкт-Петербургской Академии наук Максим Ковалевский разработал политическую программу Союза народного благоденствия, а затем стал одним из лидеров Партии демократических реформ. Его студент, будущий классик социологической науки Питирим Сорокин активно участвовал в деятельности Партии социалистов-революционеров, а в 1917 г. разработал «Политическую программу Временного правительства» [185, с. 126].

Существенный вклад в развитие методологии исследования политических партий внес известный ученый, бывший депутат Государственной Думы России Моисей Острогорский. В своем фундаментальном исследовании «Демократия и политические партии» [139] М. Я. Острогорский анализировал генезис, социальный состав и членскую базу партийных организаций, организационную структуру и способы принятия политических решений, политическую стратегию и технологию воздействия на электорат. На материале анализа политических партий США и Великобритании М. Я. Острогорский раскрыл механизм образования и деятельности политических структур того времени. Его особенно интересовал вопрос о том, какими общими характеристиками обладают политические партии в условиях демократии. Партии, возникнув как временные организации, целью которых была мобилизация масс на проведение выборов, постепенно стали устойчивыми, постоянными и неотъемлемыми структурами политической системы.

Социологией политических партий и общественных объединений активно занимались и другие российские исследователи Борис Чичерин, Павел Берлин, Юрий Гамбаров, Вениамин Хвостов и др. Существенную роль в формировании социологии политических партий сыграли исследователи марксистской ориентации. Политическая партия в марксистско-ленинском понимании – это политическая и идеологическая организация определенного класса общества, причем это наиболее сознательная и организованная часть класса, его организующая и руководящая сила. Главным в деятельности политической партии марксисты считали ее способность к отстаиванию классовых интересов. Исходя из этого партия всегда рассматривалась как некий инструмент, как средство для решения классовых задач. Этим методологическим требованиям в полной мере отвечало выработанное В. И. Лениным учение о партии нового типа – авангардной классовой организации пролетариата, возглавляющей борьбу рабочего класса за политическую власть.

Основные идеи Моисея Острогорского в отношении политических партий и сущности этого социально-политического института в жизни общества развил Роберт Михельс в известной работе «Социология политической партии в условиях демократии [475].

В XX столетии значительно больше исследователей пытались осмыслить феномен политических партий, тенденции их развития, выявить отрицательные и положительные элементы и функции этих структур. Примером разработки теории и методологии изучения политических партий являются работы Мориса Дюверже «Политические партии» [53] и Макса Вебера «Политика как призвание и профессия» [245]. Эти ученые были убеждены, что возникновение партий связано не только с особенностями политической и экономической жизни той или иной страны, но и с тенденциями мирового общественного развития.

Свой подход к изучению политических партий М. Дюверже назвал социологическим, подчеркнув, что не собирается рассматривать партийные идеологические доктрины и отказывается от марксистского подхода к партиям как выразительницам интересов определенных классов. По мнению М. Дюверже, такого рода подходы к исследованию партий имеют право на существование и раскрывают определенные аспекты рассматриваемой проблемы, но бесполезны в объяснении многих явлений, связанных с деятельностью политических партий, их ролью и местом в политической жизни.

М. Дюверже в анализе политических партий шел не от программных заявлений, идеологических призывов, обращенных к населению, а от внутренней структуры, организационных принципов строения политических партий, специфики их возникновения. Он анализировал зависимость политической деятельности партии от ее структуры и организации. М. Дюверже сформулировал основные положения своего анализа партий:

сущность современных политических партий полнее и глубже всего раскрывается в их организации;

партия есть общность на базе определенной организационной структуры;

характер этих базовых структурных единиц и способ их интеграции в единое целое влияет на ее социально-классовый состав и доктринальное единство;

эффективность деятельности партий, ее принципы и методы определяются ее базовой организационной структурой.

М. Дюверже первым поставил вопрос о непосредственной связи между партийной и парламентской, партийной и электоральной системами, смог преодолеть идеологизированный подход к изучению партий и партийных систем, сосредоточив основное внимание на анализе отношений, складывающихся как внутри партии, так и в ее взаимодействии с социальной средой.

Используя системный подход и метод структурно-функционального анализа, М. Дюверже создал теоретическую модель современной политической партии. Он исследовал сущность и характер принадлежности человека к организационной структуре, связи личности и партийной общности, сложный двусторонний характер их взаимной детерминации. Этот аспект анализа дал целый ряд глубоких обобщений, вошедших в понятийный аппарат современной политической науки: кадровые и массовые партии; партии тоталитарные и специализированные; партия-общность, партия-общество и т. д. [53].

Интересным и плодотворным примером поиска новой методологии в социологии политических партий, переплетения качественных и количественных методов в партийных исследованиях является самый известный и популярный в последние годы сравнительный проект изучения политических структур – работа профессора Северо-Западного университета США Кеннета Джанды «Политические партии. Кросснациональное исследование» [655]. В 60—70-е гг. прошлого столетия он и его коллеги из Северо-Западного университета США осуществили международный проект сравнительного анализа политических партий, в который были включены 158 политических организаций из 53 стран. Был собран огромный эмпирический материал, дополненный на последней стадии исследования результатами анализа еще пятидесяти африканских политических партий. Именно К. Джанда ввел в научный оборот алгоритм социологического компаративного, или кросснационального, исследования политических партий. Результаты исследования К. Джанда изложил в работе «Сравнение политических партий: исследования и теория» [276].

Теоретическую основу проекта К. Джанды составила концептуальная структура, включавшая 12 основных категорий. Каждая из них характеризовалась посредством целого ряда важнейших базисных категорий. Проект был ориентирован на сравнительный социологический анализ современных политических партий, построение универсальной модели партии, формирование общей теории политических партий. В основу разрабатываемой теории партий были положены три основных блока: политическая партия как организация (рассмотрена в рамках теории организации); политическая партия как зависимая переменная (зависимость природы и жизнеспособности от политической и социальной систем); политическая партия как независимая переменная, влияющая на характер и содержание политических процессов. В проекте К. Джанды на высоком научном уровне анализировались такие важные социологические понятия, как партийная структура, сплоченность, численность, фракционность, идеология, стратегия, властные функции и т. д., проводился сравнительный анализ факторов, детерминирующих образование и развитие основных признаков политических партий, а также механизмов взаимодействия этих качеств и их влияния на политические процессы. В исследовании была сделана успешная попытка квантификации качественных параметров партий, т. е. операционализации модели, позволяющей получить количественно сопоставимые признаки и характеристики. В основе модели К. Джанды находится представление о том, что наиболее важные параметры политических партий (в отличие от партийных систем) анализируются, описываются с помощью десяти важнейших социологических категорий: институционализация, проблемная ориентация, социальная поддержка, организационная сложность, централизация власти, автономия, согласованность, вовлеченность, стратегия и тактика, правительственный статус [276]. Полностью с этим согласиться очень трудно, однако подход К. Джанды вносит принципиально новую струю в методологию социологических исследований современных политических партий.

Вместе со своими коллегами К. Джанда изучил деятельность 158 партий из 53 стран десяти культурно-географических регионов мира за 25-летний период. С помощью новой методологии ему удалось получить принципиально новые данные, которые существенно расширили возможности исследования. Они содержали качественно новое знание о современных политических партиях и позволяли применять современные подходы для дальнейшего изучения партийных структур.

К. Джанда начинает свое исследование с построения качественно новой модели политической партии, в которой особое внимание уделяет рабочим категориям. Он дал базовое определение политической партии как «организации, которая проводит линию на открытое завоевание ее представителями государственных позиций» [276].

На основе исходных дефиниций К. Джанда разработал базовые концепции для определения основных блоков категорий, описывающих политические партии. В его проекте выделяются 111 переменных, которые сгруппированы в 12 блоков, соответствующих основным характеристикам организации и деятельности политических партий (институционализация и государственный статус, политическое пространство, социальный состав и база, характер и степень организованности, цели и ориентация и т. д.). Политическое пространство в исследовании К. Джанды обозначено тринадцатью факторами внутренней и внешней политики, наиболее общими для всех современных политических партий. Причем, как утверждал исследователь, с течением времени эти проблемы могут существенно меняться. Тогда в методологию исследования будут вноситься другие переменные.

Одним из наиболее важных критериев классификации методов данного социологического исследования является его функциональное предназначение. На его основе можно выделить, с одной стороны, индуктивные инструменты для описания и сбора социологических данных, а с другой – преимущественно дедуктивные способы анализа и интерпретации собранных эмпирических фактов, связываемые соответственно с несколькими уровнями и аспектами исследовательской социологической деятельности.

К. Джанда строит концептуальную модель современной политической партии, где выделяет два основных блока – место партии в политическом пространстве и потенциал влияния партии на властные процессы.

Институционализация партии. Как писал известный американский политолог и социолог, директор Института стратегических исследований Гарвардского университета Самуэль Хантингтон в своей работе «Политический порядок в меняющихся обществах», «политические институты складываются не за один день» и «политическое развитие есть в этом смысле медленный процесс, особенно по сравнению с намного более динамичным процессом экономического развития» [198, с. 33].

Создание политических институтов, их укрепление, стабилизация и укоренение в обществе представляют собой некоторую совокупность событий, которую принято именовать политической институционализацией. Данная дефиниция в настоящее время широко используется в политической науке. Многие исследователи постоянно пишут об институционализации политических норм и процедур, организаций и политических партий, оппозиции и государства, отдельных государственных органов (парламента, президента и др.) и политического режима, демократии политического поведения, политических практик и политической системы в целом.

С. Хантингтон выделил четыре критерия институционализации:

адаптивность: чем более адаптивна организация или процедура, тем выше уровень ее институционализации, чем она менее адаптивна и более ригидна, тем ниже уровень ее институционализации;

сложность: чем сложнее организация, тем выше уровень ее институционализации; сложность может выражаться в умножении организационных структур (иерархическом и функциональном) и дифференциации отдельных типов организационных подразделений; кроме того, организация, преследующая много целей, в большей мере способна адаптироваться к утрате какой-либо одной из целей, чем организация, преследующая одну цель;

автономия, которая «означает такое развитие политических организаций и процедур, при котором они не являются простыми выразителями интересов конкретных общественных групп; политическая организация, являющаяся инструментом некоторой общественной группы – семьи, клана, класса, не автономна и находится на невысоком уровне институционализации»;

сплоченность: чем более сплочена организация, тем выше уровень ее институционализации; чем больше она раздроблена, тем ниже этот уровень: «Правительства так же нуждаются в сплоченности, моральном духе, как и войска» [198, с. 32–41].

Используя исследования С. Хантингтона, К. Джанда утверждал, что «институционализация – это не только процесс, но и свойство, или состояние. В качестве важнейшего партийного свойства она может быть определена как степень материализации партии в общественном сознании, в результате чего политическая партия существуют независимо от собственных лидеров, регулярно вовлекаясь в значимые модели поведения» [651].

По мнению К. Джанды, существует достаточно много различных способов измерения уровня институционализации политических партий. Иногда в качестве важнейших индикаторов применяются продолжительность существования партий, а также количество расколов и слияний. Часто используется более сложная шкала, учитывающая несколько политических характеристик – «возраст» партии, электоральную стабильность, стабильность представительства в законодательных органах и смену руководства. Очень часто индикаторы бывают более простыми – такими как минимальная поддержка избирателей и минимальная продолжительность существования. Ричард Роуз и Томас Маки, например, утверждают, что говорить об институционализации партии можно в том случае, «если она участвовала более чем в трех общенациональных выборах. Если партия не смогла этого достичь, ее нельзя назвать упрочившейся. Она эфемерна» [709, с. 536]. Рассматривая институционализацию как зависимую переменную, Р. Роуз и Т. Маки выделили четыре фактора, при наличии которых шансы новообразованной партии на успешную институционализацию возрастают: возникновение одновременно с проведением первых свободных выборов; пропорциональная избирательная система; опора на организованную социальную группу; первоначальный успех на выборах [709].

С условиями возникновения партий связывают перспективы их институционализации и многие другие ученые. Анжело Панебьянко анализирует: возникла ли партия из «центра», с тем чтобы потом проникнуть на «периферию» или, напротив, выросла из местных организаций, которые затем объединились в общенациональную организацию (ученый называет эти варианты, соответственно, «проникновением» и «диффузией»); была ли партия с самого начала поддержана каким-то другим, уже существующим институтом или она развивалась, опираясь лишь на собственные силы («внешняя» или «внутренняя» легитимация); стоял ли у истоков партии харизматический лидер [698, с. 50–52]. Согласно А. Панебьянко, проникновение, внутренняя легитимация и отсутствие харизматического лидера способствуют успешной институционализации [698, с. 55].

Достаточно интересные результаты дает подход, при котором институционализация выступает как независимая переменная [см.: 276]. Переходя от отдельных партий к партийным системам, Мэри Уэлфлинг высказала теоретическое положение, согласно которому высокий уровень институционализации всех партий системы смягчает социальные конфликты и способствует стабильности [737, с. 54–58].

Проблемная ориентация. Это позиция политической партии по проблемам, имеющим кросснациональное значение. По мнению целого ряда исследователей, эта дефиниция близка к понятию идеологии, хотя полностью не вписывается в общеупотребительный смысл этого слова. Идеология, как утверждал Морис Дюверже, занимает центральное место в теории политических партий, выступая прежде всего в качестве независимой переменной, воздействующей на другие характеристики. Анализируя основные идеологические типы политических партий – коммунистические, социалистические, центристские, консервативные и фашистские, М. Дюверже по примеру своих (главным образом европейских) коллег, расположил их на «лево-правой шкале». Его примеру последовали многие другие исследователи политических партий. Например, Норман Шофилд выделяет несколько способов определения места политических партий в рамках «лево-правого континуума» – от изучения первичных и вторичных источников до систематических опросов экспертов, контент-анализа партийных программ и многомерного анализа результатов массовых социологических опросов [см.: 276].

Контент-анализ партийных документов показал, что основных измерений – два: «…главное, имеющее ярко выраженный “лево-правый” характер, наблюдается в 15 из 20 стран», второе же «нередко выглядит как модифицированное отражение противоположности между “левыми” и “правыми”». Таким образом, вопреки предположениям о колоссальном многообразии проблемных позиций в разных странах по отношению к идеологии проведенные исследования показывают, что все это многообразие может быть оценено на основе лишь двух факторов, причем оба они имеют нечто общее с «лево-правым континуумом».

В принципе, политические партии в зависимости от обстоятельств могут менять свои идеологические позиции, и Энтони Даунс сформулировал теорию, согласно которой такая эволюция происходит вследствие стремления партий получить больше голосов на выборах [628]. Но исследования Ола Лисхога, Стюарда Макдональда, Георга Рабиновича показали, что, вопреки ожиданиям Э. Даунса, партии не проявляют особого желания оказаться в центре «право-левого континуума», не взирая на обилие избирателей – «центристов» [см.: 276].

Большинству крупных партий нетрудно найти место на «лево-правой шкале». Тем не менее некоторые партии не поддаются классификации, так как их политические ориентиры и установки сконцентрированы на какойто одной проблеме или одном типе проблем. Шведские ученые Ян-Эрих Лэйн и Сванте Эрссон проводят различие между неструктурными проблемами, имеющими отношение к политическому процессу на общенациональном уровне, и структурными проблемами, специфическими для определенных социальных групп [670, с. 273]. Структурные проблемы служат источником возникновения этнических, религиозных, региональных некоторых классовых партий [см.: 276].

Социальная поддержка. Социологи с мировым именем – профессор социальной политики в университете Джорджа Мейсона и старший сотрудник Института Гувера при Стэнфордском университете Сеймур Мартин Липсет и его норвежский коллега Стэн Роккан (Норвегия) в известной работе «Структуры размежеваний, партийные системы и предпочтения избирателей» предложили сравнительно-политологическое обоснование роли партий как политических выразителей социальных расколов [680, с. 1—64]. Они выделили четыре основных раскола – между центром и периферией, государством и церковью, городом и деревней, собственниками и рабочими, – которые дали толчок появлению в Европе политических партий с различными социальными базами (региональных, религиозных, профессиональных и т. д.). Исследователи утверждали, что обусловленность партий общественными расколами привела к «застыванию» европейской партийной системы, так что в 60-х гг. партии располагали практически тем же уровнем поддержки, как и четырьмя десятилетиями ранее. Рассел Далтон обновил и дополнительно обосновал эту теорию [626, с. 128–149]. Р. Дикс утверждал, что липсетовско-роккановская концепция исторических расколов неприложима к латиноамериканским партиям. К. Джанда был убежден, что сформулированная Липсетом и Рокканом концепция социальной базы может успешно применяться и в кросскультурных исследованиях. Причем шесть важнейших социологических категорий – экономический статус, религия, этническая принадлежность (язык и раса), уровни урбанизации и образования – продуктивно использовались при изучении социальной поддержки политических партий многих стран [655, с. 41].

Важным стимулом к проведению серьезных исследований по проблемам, связанным с социальной поддержкой партий, послужила основополагающая работа Ричарда Роуза и Дерека Эрвина [711]. Ученые дали оценку «социальной сплоченности» 76 партий в 17 странах Запада, взяв за критерий долю сторонников каждой из партий, принадлежащих к определенной региональной, религиозной, этнической или классовой группе, а также к городскому или сельскому населению. В результате проведенного исследования Р. Роуз и Д. Эрвин пришли к выводу, что источниками «сплоченности» чаще всего служат религия (ее роль особенно велика) и классовая принадлежность. Другое эмпирическое исследования Кеннета Джанды, Яна-Эриха Лэйна и Сванте Эрссона «Рост роли экологии в Западной Европе» [636] показало, что «различия в поддержке отдельных партий во многом объясняются региональными факторами, но на региональном уровне сильное влияние на предпочтения избирателей оказывают такие факторы, как религия и классовая принадлежность» [цит. по: 276].

Считается, что партии с широкой социальной опорой скорее агрегируют разнородные интересы, нежели выражают какие-то специфические потребности. Действительно, различие между партией и группой интересов часто усматривают в том, что первая агрегирует интересы, а вторая – выражает их. Но это различие не является абсолютным. Польский социолог Роман Янковски утверждал, что широкие группы интересов лучше многих партий объединяют людей, в то время как некоторые партии соперничают с группами интересов в отстаивании специфических позиций. Чем уже социальная база партии, тем более вероятно, что она будет выражать особые интересы. Многие исследователи социальной поддержки полагают даже, что «структурные» партии (т. е. партии, имеющие прочную социальную базу) выражают позиции по «структурным проблемам» [цит. по: 276].

По отношению к современным партиям часто фиксируются «сдвиги на уровне баз долгосрочной поддержки партий – партийных идентификаций и социальных расколов». В книге, озаглавленной «Когда партии терпят крах», Кей Лоусон и Питер Меркл рассматривают эти сдвиги как важное свидетельство упадка партий: «Во всем мире возникают движения, ориентированные на решение какой-либо одной проблемы; группы интересов уподобляются партиям; второстепенные партии в одночасье выигрывают выборы, в то время как доселе ведущие партии теряют доверие избирателей» [675, с. 3].

Г. Рейтер привел комплекс независимых переменных, предлагаемых для объяснения «упадка политических партий»: «изобилие, усиление государства, появление универсальных партий, неокорпоратизм, средства массовой информации, новые политические проблемы и расколы, трудности в функционировании государства, постиндустриализм». Однако ни сам Говард Рейтер, ни Пер Селле и Ларс Свосанд так и не смогли в данных лонгитюдных кросснациональных исследованиях найти систематического подтверждения идеи «упадка партий» [цит. по: 276].

Организационная сложность. Специалисты по сравнительному анализу политических партий уделяют мало внимания хорошо разработанной в литературе теории организаций. Их собственные теоретические построения имеют несистематический характер, а достоверные индикаторы уровня партийной организации и вовсе не разработаны.

Творческий подход к проблеме поиска индикаторов, которые позволяли бы определять параметры партийной организации, проявился в целом ряде работ Джеймса Гибсона, Корнеуса Коттера, Джона Бибби и других американских исследователей. Как показали многочисленные социологические исследования, к 1980 г. американские партии достигли высокой организационной устойчивости как на уровне штатов, так и на местном уровне. Тенденция к организационному укреплению американских партий продолжалась и дальше.

Элизабет Спенсер Уэллхофер принадлежит к числу тех немногих ученых, которые разрабатывали применимые в кросснациональных исследованиях концептуальные и методологические средства измерения организованности партий. Ею было введено понятие «организационной инкапсуляции» как «способности подразделений партии максимально широко охватывать повседневную активность ее членов» [736, с. 206]. Применяя показатели членства в партии и развития местных организаций, ученая измерила уровни инкапсуляции в социалистических (лейбористских) партиях Аргентины, Великобритании, Норвегии и Швеции. Э. С. Уэллхофер использовала лонгитюдный анализ по временному ряду для изучения влияния организационных характеристик на электоральный успех партии. А. Панебьянко разработал более глубокие концептуальные показатели партийной организованности, включая понятия доминирующей коалиции, институционализации и организационной сложности, однако не предложил четкой методики объективного измерения данных показателей.

Исследуя проблемы партийной организации, М. Дюверже предложил такие категории, как прямая или непрямая структура, базовые элементы, организационная артикуляция и централизация власти. Я.-Э. Лэйн и С. Эрссон несколько модифицировали эти понятия и применили их к изучению европейских партий [670, с. 123–128]. «Осмысление тезисов Дюверже, – подчеркивал К. Джанда, – с помощью литературы по теории организаций позволили мне выделить два основных аспекта организационной структуры – организованность и централизацию власти». Понятие «организованность», близкое по содержанию к «организационной артикуляции» Дюверже, отображает сложность структурной дифференциации партии. С помощью понятия «централизация власти», как и у Дюверже, выделяются носители власти и ее распределение [см.: 276].

Компаративное, кросснациональное исследование показало, что партии США отнюдь не лишены организационной сложности. Многие ученые пришли к выводу о том, что на общенациональном уровне американские партии становятся более профессиональными, активными и в какой-то степени более централизованными, но по мировым стандартам республиканцы и демократы все еще остаются крайне децентрализованными. Рассматривая природу американских партий, У. Киф заметил, что партии – в меньшей степени продукт собственных усилий, чем среды. Конституционная система США, а в особенности президентская система и федерализм, внесли свой вклад в возникновение сравнительно децентрализованных партий. Но как республиканцы, так и демократы претерпели известную эволюцию, адаптируясь к окружающей среде [см.: 276].