Текст книги "Как я в Новую Зеландию ездил. Рассказы хирурга"

Как-то знакомый немец сказал: «Я теперь понимаю, почему вы не учите иностранные языки. Мы проедем двести километров, а там уже другая страна, другой язык, и тебя не понимают. У вас едешь несколько тысяч километров в ту или другую сторону, и везде Россия, и везде говорят на русском языке».

От видов и красот, открывающихся в дороге, дух захватывало. И гордость за страну рождалась в душе.

 
Вижу чудное приволье,
Вижу нивы и поля, —
Это русское раздолье,
Это русская земля!
 
 
Вижу горы и долины,
Вижу реки и моря, —
Это русские картины,
Это Родина моя!..
 

СТЫК ТРЁХ ГРАНИЦ

… – Ваш паспорт, – голубые глаза пограничника смотрели пронзительно. Помните, как на вас смотрит офицер паспортного контроля? Вот примерно так.

– Паспорт остался во Владивостоке. С собой только права, – ответил я.

– Права я тоже посмотрю, но нужен паспорт. А пропуск в пограничную зону у вас имеется?

…С погодой во Владивостоке нам не повезло: +17 и дождь. Когда уезжали из Иркутска, было +32 и солнце. Мы уже походили по городу, полюбовались на вантовые мосты, за верх пилонов которых цеплялись пробегавшие по небу облака. Были ночью на Токаревском маяке, к нему идёт узкая тропинка прямо по морю, и волны с двух сторон пытаются лизнуть твои ноги. Полазали в подводной лодке, на пушках и казематах фортов и батарей. Погордились видом военных кораблей на набережных. Послушали, как отбивают склянки возле штаба ВМФ. Целый день были в океанариуме. В единственный солнечный день сгоняли на Стеклянный пляж, поудивлялись необычностью песка и гальки из обкатанного волнами разноцветного стекла, покупались, позагорали. Наконец-то освободилась рекомендованная нам экскурсовод, и мы всей компанией отправились в ещё одно путешествие по городу. По точкам обзора. Человеком она оказалась очень увлечённым. Мы много узнали. Экскурсия вместо четырёх часов продолжалась аж целых шесть, несмотря на периодически начинавшийся дождик. А в конце она спросила, что неужели мы, проехавшие больше четырёх тысяч километров, не решимся ещё на двести пятьдесят и не посмотрим красоты Хасанского района? Там есть красивые заливы, музей в Посьете, водопады, Национальный парк «Земля леопарда», а в самом Хасане – озеро лотоса и стык трёх границ: Северной Кореи, Китая и России.

«А! Была не была», – подумали мы и на следующий день взяли курс на Хасан. Первая остановка была на Кравцовских водопадах. Красиво, ухоженно. Ручей сам небольшой, водопады разные, но доступны только два, на остальные ведёт скользкая от недавних дождей тропа. Удивили таблички с кратким описанием к множеству деревьев и кустарников. Потом мы стали узнавать их в других местах.

В Посьете должны были встретиться с экскурсоводом по местным красотам. Телефон его не отвечал, и пока малые с восторгом лазали по якорю, танку и пушке в скверике возле музея, я пытался открыть заклинивший замок этого самого музея. Когда у меня получилось, благодарная сотрудница провела нам подробнейшую экскурсию. Музей небольшой, но очень насыщенный экспонатами. Там все этапы истории этих мест – от отпечатков листьев папоротника на камнях и каменных наконечников стрел до свидетельств событий 1938 года на озере Хасан, которые стоили свободы и жизни самому Блюхеру. Были времена запустения и расцвета. Один из последних приходился на советское время, когда в окрестностях добывался каменный уголь, развивался местный морской порт и жило намного больше людей, чем сейчас. Пока были в музее, облака рассеялись и солнышко хорошо пригрело. Местный экскурсовод по-прежнему был не в доступе, и мы порулили на пляж.

В заливе и вода оказалась не такой солёной, и волны не такие высокие, как на Стекляшке во Владивостоке. Теперь на связь не выходили оба экскурсовода – и местный, и владивостокская, посоветовавшая нам отправиться сюда. Поэтому дальнейшие решения принимали самостоятельно. И решили мы поехать до Хасана, посмотреть на три границы, да и вернуться в город. Ну, или заночевать в гостинице, а утром вернуться. Поехали.

А дальше, как у Айболита: «А горы становятся круче и круче, а горы уходят под самые тучи». Только это про дорогу. Мало того, что на ней ремонтируются враз все мосты, а на асфальте россыпью квадратные ямы глубиной в полколеса, так через сколько-то километров закончился асфальт, а потом закончилась и гравийка. И мы понимаем, что будем на месте только к ночи. Но ничего, думаем, поужинаем в кафе, и в гостиницу… Приехали. А ни того, ни другого в Хасане не оказалось. В сумерках светились лампочки на крыльце двух магазинов. Я зашёл в один из них. Мне подсказали, что комната для гостей есть на вокзале. Поехали на вокзал. К слову сказать, железная дорога исправно шла рядом с автомобильной от самого Владивостока. Только привычных проводов над нею не было. И ни попутных, ни встречных составов нам не попадалось.

На вокзале выяснилось, что комната есть, но в ней идёт ремонт и к приёму гостей она не готова. «А можно палатку поставить?» – «Здесь нельзя. Ищите другое место». Рыскаем в интернете квартиры на ночь. Одномоментно возвращаемся к магазинам. Первый уже закрыт. Захожу в другой, тот готовится к закрытию. Спрашиваю уже у мужиков, курящих на крыльце, про квартиру. Классные мужики оказались! Стояли, думали, курили, звонили то одному, то другому. Спрашивали приходящих в магазин людей. Простояли до закрытия, но квартиру нашли! Добрые люди не только приютили в отдельной квартире, но и дали чайник и посуду. Неприкосновенный запас продуктов и спальники с ковриками из багажника машины в этот раз пригодились. Чаю напились, легли спать в рядочек на полу, дети в серединке, чтобы не раскатывались во сне.

Утром, ещё по туману, пошёл я на улицу расспросить местных про дорогу к достопримечательностям. От деда в камуфляже на матерном языке получил чёткую инструкцию по проезду. Он же пояснил, что на озеро Хасан не проехать, там шлагбаум и пограничная зона. Поехали. Пересекли железную дорогу и повернули на берег озера. Большого, круглого и покрытого, как ковром, зелёными листьями разных оттенков. Озеро лотоса. Первая достопримечательность. Листья сверху темнее, снизу светлее. Ветер попереворачивал часть из них, но цветов нет, нет и бутонов. Едем по дороге, как сказали, на гору с вышками сотовой связи. Слева, далеко в поле, какое-то здание и радар над ним крутится. Возле горы останавливаемся, дальше пешком. В траве у дороги меня смутил большой пластмассовый цветок. Так и есть, на вершине горы кладбище, возле верхней вышки. Дед в камуфляже ничего об этом не сказал. А направо – обещанный вид: река, за ней Северная Корея. Многоэтажная пагода с крышей, загнутой по краям, – это Китай, тонкой полоской втиснувшийся между Россией и Северной Кореей.

И, собственно, всё остальное – это Россия. Не видно только моста Дружбы из Кореи в Россию, по которому корейские руководители на поезде до Москвы ездят. Вид на вторую достопримечательность не полный, сопка загораживает. Звоню экскурсоводу во Владивосток, может, на эту вторую сопку надо зайти? Нет, отвечает, вы не туда заехали, надо вдоль железной дороги до самого моста.

Спускаемся к машине, а тут уже они. С пронзительными глазами. Пограничники.

… – Какой пропуск? Нас никто не предупредил.

– Вы проезжали информационный щит, там всё написано.

– Мы приехали ночью. Ничего не видели.

– Ночью? А где ночевали?

– Квартиру сняли.

– У кого? Это нарушение!

– Что вы, что вы, – тут я на попятную, – посреди посёлка палатку поставили.

– Говорите, у кого. Всё равно узнаем.

– Нет, ребята. Только не от меня.

– Мы должны вас оштрафовать за нарушение пограничного режима, – переглядываются. – Но на первый раз простим.

Тут уже я усмехаюсь:

– Я здесь первый и последний раз в жизни. Можно на стык трёх границ проехать?

– Нет. Там вас точно оштрафуют.

– А почему лотос ещё не цветёт? Нам сказали, что самое время.

Взгляды пограничников мягчеют:

– Обычно цветёт. Но этим летом солнца мало. Он ещё даже бутоны не выкинул. Позже всё будет.

И стоят, ждут, пока уедем. В душе моей назревал пока не осознанный и не оформленный бунт. Я из вредности остановился и пофотал ещё раз озеро лотоса. Потом помахал рукой востроглазым, и мы поехали обратно. По дороге душевный бунт оформился. Если бы я не знал, что на этот стык границ возят целые туристические группы, то, может быть, и поверил бы в строгости пограничного режима. Может, они так развлекаются? Или действительно выполняют какой-то приказ? Вот зачем мы в эти ебеня по такой дороге тащились? И лотос не цветёт, и на границы не пустили. А что мешало мне пойти ва-банк? Спросить, часто ли они в своей жизни пластических хирургов и докторов наук видят? А ещё совсем обнаглеть: мол, обеспечьте нам эскорт до требуемого места, а я вам свою книгу подарю и даже подпишу, так и быть. Но не сделал, не сказал. Только благодарил за неоштрафованность. А может, мы, порою, слишком много о себе мним? Потом, уже в дороге, всё наносное улетучилось. Осталось удовольствие от этого кусочка большого путешествия и понимание, что нельзя объять необъятное. Что показалось тебе, тому и радуйся.

КОНЦЕРТ

Идти на концерт не хотелось. День был сложным – три операции, амбулаторный приём. Да ещё спину прихватило. Сходил до коллег, получил назначения. Полегчало, однако полностью не отпустило. Но билеты куплены уже давно. Жена настроилась… Машину ещё запарковали далеко от театра. Плетёмся к самому началу. А в начале на сцене организатор этого всего и… наш губернатор. «Хороший у нас дуэт ведущих, – шутит Денис Мацуев, – можете приглашать нас вести мероприятия». А губернатор как вроде немного стесняется. А дальше? Совмещение несовместимого. Классика и джаз. Строгость и импровизация. Правила и полёт фантазии. На сцене рояль для маэстро, контрабас и ударные. Потом появились домра с мандолиной, саксофон (какой джаз без него), баян и виолончель. Все слышали соло на ударных, а кто слышал соло на контрабасе? Он пел и рыдал, жаловался и ворчал. Чарующие звуки контрабаса! Потом был дуэт с мандолиной, контрабасист ещё и пел. «Вот что бывает, если окунуть его в Байкал», – шутил Денис. Это был, на моё слышанье, дуэт супругов. Лидировала, разумеется, мандолина. Она перебивала контрабас, вела партию, иногда позволяла ему высказаться. Изредка они говорили в унисон. В конце контрабас играл один, контрабасист (Андрей Иванов) опять пел. Развёлся что ли?

Потом был «Полёт шмеля по-байкальски», как представил это Мацуев. Шмель вначале вылетел из золотого саксофона Софьи Тюриной, тоненькой женщины в красном. Покружил-покружил и вновь вспорхнул из домры Екатерины Мочаловой. Пожужжал, повыделывал петли и спирали и улетел к роялю маэстро. И вылетел из его рояля с новой силой. Ой, что это? Течёт по левой щеке. Слеза? Совсем сентиментальным стал. Как же вытереть? Слева рядом юная соседка. А что она подумает? Сделаю вид, что у меня щека зачесалась. Только хуже размазал. А, была не была, просто вытер ладонью.

Затем на сцену вышел баян на ножках – Дмитрий Ергин – победитель восьмого сезона конкурса «Синяя птица» из Сургута. Его вообще одного на сцене оставили. Паренёк немного смутился, но потом легко выдал несколько непростых мелодий. Он даже не смотрел на пятирядную клавиатуру. Я, когда в детстве учился играть на баяне, постоянно на трёхрядную-то подглядывал. Наконец-то настала очередь виолончели. Денис позвал на сцену Борислава Струлёва. Виртуозного хулигана-интерпретатора. Например, его умирающий лебедь Сен-Санса в конце как-то совсем по-цыплячьи всхлипнул, и стало понятно, что он не такой уж и умирающий. В колыбельную Клары из оперы «Порги и Бесс» Гершвина вдруг врывается «Не думай о секундах свысока…» из «Семнадцати мгновений весны». Или в джазовой мелодии звучит узнаваемое «По долинам и по взгорьям…» Было сочетание джаза и оперы. Было виртуозное исполнение от хозяина этого праздника Дениса Мацуева. Я как-то был на его концерте в московском Доме Музыки. Сидел, слушал и гордился. А потом спросил у соседок: «А вы не знаете, где родился Мацуев?» Та, которая постарше, только плечами пожала. А соседка помоложе погуглила и ответила, что в Иркутске. «А где это?» – продолжал я ёрничать. «Где-то в Сибири», – был ответ. А Денис сам в этот раз признался, что он не хочет уезжать из Иркутска, как и тогда, в первый раз, тридцать лет назад. Что он и конкурс-то этот придумал для того, чтобы чаще на родине бывать. И что жители других городов завидуют иркутянам, поскольку ТАКИХ концертов ТАКИХ звёзд больше нигде не бывает. И иркутяне ответили благодарными овациями исполнителям, персональной розой для маэстро и аплодисментами, стоя, прощаясь с большими артистами до следующего года.

До машины не шли – летели. И не так уж далеко запарковались. И спина совсем не болела.

ОПЯТЬ ПОВЕЗЛО

… – Кого я вижу! – рот расплылся в улыбке, сверкнули фиксы, а глаза оставались колючими. – Какими судьбами?

– Да, так… По делам. – Никого Он не ждал, и никто Его встречать не должен. – А ты работаешь?

– Нет, сегодня выходной. Ребята работают. Я на машине, давай тебя до города подброшу.

Эта поездка не сулила ничего хорошего, но виду подавать было нельзя. Он украдкой огляделся, пока никого не заметил. «Похоже, вроде один, но исчезнуть сейчас вряд ли получится. Буду поступать по ситуации».

– Хорошо. Вот только вещи заберу.

– Помню-помню тебя… Зря вы тогда немчуру пощипать нам не дали.

– Там кого щипать-то было? Бабы с грудными детьми, да мужики деревенские. Ладно, в машине поговорим…

Дело было около года назад. Тогда потомки немцев, которых с Поволжья в Казахстан Сталин выслал, массово подались в объединённую Германию, продавая дома и скот. Этим пользовались вот эти, домодедовские, собирая с них дань. Друг из Германии попросил проводить родственников в аэропорт. Таксисты отворачивались, а автобусы проходили мимо. Единственным транспортом в аэропорт был бандитский ПАЗик, в котором дань и собиралась. Тогда пришлось арендовать автобус для этих двадцати человек с чемоданами и детьми. Но и тут пришлось словесно отбиваться от подскочивших «домодедовских», быстро заталкивая людей в автобус, в то время как ближний милиционер что-то внимательно рассматривал у себя под ногами. Тогда-то и поступила угроза, что мы, дескать, тебя запомнили и ещё встретимся.

Встретились… За разговором подошли к месту выдачи багажа. Проход туда только по билету.

– Давай, я тебя здесь подожду.

В павильоне Он зашёл за колонну и выглянул с другой стороны. Фиксатый подавал кому-то знаки в глубине зала. «Понятно. Видимо, будет так – сядем, поедем, потом сломаемся на дороге, подъедут братки, или убьют, или покалечат. Что делать? Думай!» Сумка на транспортёре выехала последней. Чья-то рука легла поверх Его на ручку сумки.

– Ваши вещи?

– Мои.

– Пройдёмте.

Рядом стояли двое крепеньких в гражданском. Один держал Его за руку, другой показывал на стол, где уже ждал офицер. Глазами Он нашёл фиксатого – лицо бледное, глаза большие – и с улыбкой подошёл к столу.

– Что у вас на дне сумки?

Пожал плечами. Пневматический пистолет там, в фольгу завёрнутый. Это сейчас металлодетекторы на входе в вокзал стоят. В 90-е ещё этого не было. Офицер раскрыл сумку, достал свёрток, медленно его развернул и опытным взглядом всё оценил.

– Пневмат? Разрешение есть? Тогда пройдёмте в отделение на изъятие и оформление.

Пошли всей компанией. Офицер со свёртком и сумкой, крепенькие – по бокам. Огляделся, фиксатого нигде не видно. Бумаги оформлялись долго, и это было хорошо. Пистолет положили в сейф на месяц, пока не покажет разрешение, и отпустили. Осторожно выглянул – и бегом на стоянку такси. Пожилой мужик стоял возле старенькой «Волги» и крутил ключи на пальце. С ходу прыгнул на сиденье.

– Дед! Скорей отсюда! Быстро!

– Ты чего такой растрёпанный? Куда едем-то?

– На ходу скажу! Поехали!

Опять повезло… В который раз.

БЛАГОДАРНОСТЬ

Двое сидели в машине уже долго. Они были разными, совсем разными. На водительском сиденье – невысокий, в тонких дорогих очках и дубленке. На пассажирском – крепыш в чёрном пуховике, очки его были большими, в тёмной оправе, такой же крепкой, как он сам. Судьба свела их давным-давно, когда первый еще работал хирургом, а второй стал его пациентом. Хирург был подвижником, и в те сложные 90-е годы оставался в специальности, ушёл в бизнес позже, когда уже по здоровью не мог работать в этой, по сути, очень важной, но совсем неблагодарной и, можно сказать, безжалостной к её носителям, профессии. После короткого периода замешательства нашёл себя в бизнесе, и сейчас, в пандемию, его фирма, поставляющая антисептики и предметы личной гигиены, процветала. Второй был из крепких парней, символизировавших то время. Он чудом выжил в те годы и сейчас оставался где-то там, в криминальных кругах, играя роль решалы в разных ситуациях. Хотя его услуги были востребованы всё реже и реже. Друзьями они не были, больше приятелями. Периодически пользовались небольшими услугами друг друга. Дети учились в одной школе.

Разговор был напряжённым. О деньгах. Второй кипятился:

– Да как ты не понимаешь! Мне нужна ещё поддержка в три-четыре месяца, я встану на ноги и отдам тебе все долги!

– Я тебя поддерживал год после той аварии, когда ты разбил машину и потерял селезёнку, тогда же от тебя ушла жена. Я платил все твои кредиты, содержал твоих детей, а теперь, оказалось, и любовниц. Я потратил на тебя кругленькую сумму. Но за целый год ты ничего не сделал, чтобы выбраться из ямы, в которую попал. Я тебя заранее предупреждал, что на второй год у меня для тебя денег не будет.

– Ну как ты можешь так говорить? У меня готовы три, даже четыре, проекта. Какой-то из них стрельнёт обязательно.

– Ой! – махнул рукой первый. – Знаю я твои проекты. Сколько моих денег в них потеряно. И ни один… Слышишь? Ни один из них не сработал.

– Будь другом! Не бросай меня.

– А я тебя и не бросаю. Я просто перестаю тебя финансировать. Кризис прошёл. Ты уже крепенько на ногах стоишь. Но тебе уютно на моих дотациях, и ты ничего не делаешь.

– Друг ты мне или кто?

– Конечно! Дать тебе взаймы после того, как ты мне предыдущий долг не отдал – это пойти против своих принципов. Я никогда никому не даю повторно, если предыдущий долг не отдан. Я так людей проверяю. Тебе же дал! И много раз, без процентов, и на произвольный срок. Это не по-дружески?

– Может, карма моя такая? В наказание мне дадена за грехи прошлые.

– Может быть. Только твоя карма – шлёпнуться задницей на землю, а ты за меня, как за сучок, зацепился и болтаешься. После того как на земле посидишь, может, твой подъём и начнётся. Ещё меня благодарить будешь.

– Какая благодарность? У меня сейчас проблемы начнутся.

– Ну да. Недаром говорят, дай миллион – и забудут, откажи в тысяче – и запомнят. Начнутся проблемы, начинай их решать. Но не моими деньгами.

– Мне скоро жрать нечего будет!

– Работай иди!.. Кому я это говорю? Не для работы тебя мама родила.

– Я тогда сдохну! – кулак пассажира со всего маху опустился на переднюю панель машины. Подскочил и где-то уже внизу звякнул флакончик с ароматизатором.

Кулаки водителя на руле побелели. И он, глядя перед собой, процедил сквозь зубы:

– Ты что делаешь? Козёл!

Второй удар пришёлся по голове водителя. Она откинулась, ударившись о стойку. Мозг, поболтавшись в черепной коробке, отключился. Дужка очков сломалась, вмявшись в кожу височной области. Внутренняя пластинка височной кости лопнула, повредив среднюю менингиальную артерию. И кровь из неё стала толчками вытекать в субдуральное пространство. Вот сейчас бы вызвать «скорую» и отправить его к нейрохирургам в дежурную больницу. Но пассажир, красный лицом, вышел из машины, хлопнул дверью и ушёл, не оглядываясь и потирая ушибленную руку. Кровь тем временем накапливалась и смещала головной мозг в противоположную сторону. «Светлый промежуток» был, но очень короткий. Он выразился в непродолжительном двигательном возбуждении. К утру гематома и начавшийся отёк сместили продолговатый мозг в большом затылочном отверстии, наступила остановка дыхания и работы сердца.

Быстрая смерть – хорошая благодарность?

БЕССМЕРТНЫЕ

Их много… Они везде… Особенно много их на пешеходных переходах.

Помните, как нас учили в детстве? Переходя улицу, посмотрите вначале налево, потом, дойдя до половины, – направо. Бессмертные, похоже, об этом не знают.

Нерегулируемый пешеходный переход. Сумерки. Одностороннее движение. Внезапно на переход поворачивает с тротуара фигура в тёмном, капюшон на голове, голые лодыжки. И, не обращая внимание на визг тормозов, не глядя по сторонам, переходит улицу, немного пританцовывая под звуки музыки, слышимой только ему одному. Смотрю на лица водителей остановившихся машин. Бледная девчонка с большими глазами, мужик средних лет, крутящий пальцем у виска.

Девочка 11—12 лет, вся в розовом. Телефон, который она держит перед собой, тоже розовый. Вот так вот, держа его перед глазами, девочка ступает на пешеходный переход на красный свет. И только рывок за розовый капюшон спасает её от удара о проезжающий автомобиль. Я ехал во втором ряду, спасителя не разглядел.

Хорошо разглядел другую ситуацию. Я в пробке. Остановился перед пешеходным переходом. Встречная полоса свободна, и по ней, набирая скорость, разгоняется тёмная иномарка. По переходу пошла (пошёл) то ли девочка, то ли мальчик… Длинные волосы, очки, шапка с помпончиком, рюкзак, мешок со сменкой в руках. Перед моей машиной оно прошло, а потом, особо не раздумывая, просто побежало, нелепо и неумело. Лицо водителя тёмной иномарки стало белым. Автомобиль завилял по дороге, гася скорость. Спасло только то, что дорога шла в гору. Машина прошуршала в сантиметрах от моей. Ребёнок успел перебежать дорогу, так и не поняв, что был в мгновении от катастрофы. А я? Ситуацию описывать долго, а по времени – это пара секунд. Я только рот успел открыть.

Кто знает этих бессмертных, скажите им, пожалуйста, что в этой жизни, в отличие от их виртуальной, всего лишь одна попытка. А потом – The game is over.

КАК НАДО РЕШАТЬ ПРОБЛЕМЫ

Мы возвращаемся из сада Чор-Чинор, что находится на юге Узбекистана в сорока километрах от Самарканда, на машине хозяина большой семьи – колоритного, ещё довольно крепкого старика мощного телосложения, в белой рубахе, с чёрной тюбетейкой на голове. Седые усы и борода дополняют образ этого уважаемого человека. Уважаемого и авторитетного в кишлаке, где он живёт, и в соседних кишлаках тоже. На его доме прикреплена золотая табличка, а односельчане избрали его судьёй для решения местных конфликтов и споров. Русский язык он знает хорошо, ещё при Советском Союзе получил высшее образование. Я сижу рядом с ним. А на заднем сиденье, друг у друга на коленях, его дочь, внучки и невестка, не понимающие русский язык. Дорога довольно неровная. Мы проезжаем по соседнему кишлаку. Вдруг он, не останавливаясь, говорит что-то проходящему мимо пареньку лет пятнадцати-шестнадцати с сотовым телефоном в руке. Паренёк хлопает крышкой багажника, которая открылась на тряской дороге. Через какое-то время я в зеркало замечаю, что багажник опять открыт. Говорю об этом водителю. Он кивает головой и останавливается возле мальчишек лет десяти-двенадцати, играющих на обочине. Говорит что-то одному из них. Я разобрал слово «капот» или это мне показалось. Ребёнок переспрашивает. Хозяин сердито повторяет. Мальчишка быстро подбегает к машине и закрывает багажник. Высаживаем женщину. Машина поворачивает направо на асфальтированную улицу, багажник опять открыт. Водитель ворчит, что машина старая, пора менять, останавливается возле группы мужиков среднего возраста и через открытое окно с моей стороны коротко разговаривает с одним из них. Тот подходит к машине сзади, недолго там возится, захлопывает багажник и машет рукой. Мы едем дальше. Багажник больше не открывался.

Вот так надо решать проблемы, только своим авторитетом, не вставая с места.

МЕЛОДИЯ БАЙКАЛЬСКОГО ЛЬДА

Вы были когда-нибудь на льду Байкала, где-то посередине между далёкими берегами, на закате солнца после ясного зимнего дня? Не были? Тогда слушайте. Мы уже с утра по льду на двух машинах по ледовой дороге накатали около ста семидесяти километров, съездили вначале на выставку ледяных скульптур, что возле Хужира. Это главный посёлок на единственном обитаемом острове Ольхоне. Там нынче классные наплески из белого-белого льда. Они получаются во время шторма в зимнее время, когда Байкал ещё не встал, а всклокоченная пена застывает на холодных скалах в причудливых формах, потёках, сосульках. Здесь удивляет всё. И высота, на которую захлёстывались волны, это метров пятнадцать-двадцать, иногда в эту замороженную причудливость, от которой дух захватывает, включаются и деревья, растущие на самой вершине обледенелых утёсов. И сказочное убранство многочисленных гротов, в некоторые из них можно пролезть только на четвереньках, но это того стоит, там от восхищения вздохнёшь, а выдохнуть забудешь, так там необыкновенно: с потолка свисают многочисленные острые хищные сосульки, пол у грота тоже изо льда, иногда ровного, иногда не очень, с вмороженными льдинами белого цвета и чёрными промежутками между ними, иногда с белыми кругами-пузырями, застывшими во льду до весны, а ледяные стены грота просвечивают на солнышке синим, голубым, белым, изумрудным, бирюзовым… И само качество льда, он очень белый и очень гладкий. Поздние сосульки, образовавшиеся тёплыми денёчками, прозрачные, как им и положено. А основные наплески белые от обилия воздуха, замороженного в них. По дороге мы останавливались в нескольких местах полюбоваться этим великолепием. Ещё непонятно, почему основной лёд Байкала ниже нижнего края наплесков на тридцать-пятьдесят сантиметров, там образуется промежуток, и если лечь на лёд и заглянуть туда, то можно увидеть ещё одну красоту.

А на Хужире красота другая. Здесь художники, используя эти наплески, добавили своё видение прекрасного. Вдоль берега на протяжении примерно километра расположен парк ледовой скульптуры. Много драконов – крокодилов. Есть гигантский паук с паутиной, волки, барсы, плачущая русалка с распущенными волосами. Коршун, поймавший рыбу. Носатый-усатый тролль, горделиво показывающий жемчужину в четырехпалой ногтистой руке, и с грибами на шляпе. Есть минискульптуры – хрустальный шар, фигура ангела и хозяйки горы в тереме. Интересно оформлены два грота. В одном – город будущего, туда можно зайти и всё детально рассмотреть. В другом плывут хрустальные корабли, ими можно любоваться только издали. Кроме этого, на льду, рядом с наплесками, расположены рукодельные скульптуры из напиленного льда, ледяные скамеечки и талантливо оформленная детская зона с горкой, затейливым лабиринтом и чашей, в которую ребёнка можно закинуть и ходить смотреть красоту, пока он там барахтается, всё равно ему самому оттуда не выбраться. Лёгкий поворот налево – и вы видите всё великолепие освещённой солнцем скалы Шаманки – сакрального места острова. Прямо под ней выставка-продажа работ талантливого художника Саяна Танганова.

Воодушевлённые увиденным, мы решаем прокатиться ещё. И уезжаем аж до самого Хобоя, это мыс на северной оконечности Ольхона. Возвращаемся в Хужир достаточно проголодавшимися, сытно и вкусно обедаем в местном кафе на Пушкина, 17. И ложимся на обратный курс, пока светло. Но у нас планируется ещё одна остановка на чистом льду, покататься на коньках. Находим место напротив сарминского ущелья. Очень понятно, почему здесь лёд чистый. Из этого ущелья дует самый свирепый байкальский ветер – сарма. Лёд чёрный, с белой паутинкой трещин и вкраплением замёрзших белых пузырей. Относительно ровный, с небольшими островками уцелевшего снега. На таком островке мы и останавливаемся. Надеваем коньки. Первое впечатление немного жуткое. Под тобой чернота бездны и толщина льда не более метра. Потом обкатались, привыкли. Лёд отличного качества – не жёсткий, не мягкий. Достали клюшки, мячик. Моя семья – активные болельщики русского хоккея и иркутской «Байкал-Энергии». У самого малого своя забава. Он катается на… стуле. Обыкновенном старинном крепком стуле из алюминиевых трубок. Это затея зятя, он водитель первой машины. Малыш садится на стул и крепко держится. Остаётся разогнать его и запустить в даль дальнюю. Стул останавливается, потеряв инерцию или заехав на какой-нибудь небольшой островок снега. Малой дрыгает ногами и отчаянно вопит, требуя продолжения. Не самый малой, постарше который, уже уверенно стоит на коньках, хотя впервые встал на них в этом сезоне. Вчера, например, мы с ним прокатились от стоянки машин до пещеры на мысе Уюга, это километра по два с половиной в каждую сторону. А сейчас они отчаянно режутся со средним в хоккей с мячом. Все его попытки прокатиться на стуле встречают отчаянное сопротивление мало́го. Он только мне это позволил. Вскоре из волшебной машины зятя появляется новая забава – большой тюб. Или ватрушка по-другому. Она с помощью длинного фала цепляется за машину – и вперёд! Прокатились все и не по одному разу. Поэтому и припозднились. Солнышко уже пустило длинные тени от прибрежных гор и само собралось скрыться за верхушкой одной из них, окрасив в жёлтое лёд под собой.

Машина с галдящей в тюбе малышнёй берёт курс к берегу. А меня средний сын заставляет замереть на мгновение. До этого, возвращая малыша на стуле из дальней дали к машинам, я увидел почти всю нашу шумную компанию лежащей на льду. Они лёд слушали. Послушал и я. Далёкое разнотоновое потрескивание с побулькиванием с короткими паузами долго слушать не получилось – бунтующий и требующий продолжения малыш, сидящий на моей спине, – тому причина. Да и ухо замёрзло. Как-то мы катались по льду Байкала в районе Большого Голоустного. Там звуки озера я разделил на три категории. Первая – небольшой треск вокруг тебя, когда ты катишься на коньках; не шуршание коньков об лёд, а именно лёгкое потрескивание. Вторая – бухи средней интенсивности, будто кто-то недалеко дрова колет. Третья – стрельба из пушки, громко, но далеко.

А теперь, когда тишина наконец-то восстановилась, я оказался посередине Байкала между далёкими берегами, на закате солнца, после ясного зимнего дня. И услышал мелодию байкальского льда. Это было стерео. Вначале со всех сторон поскрипывали скрипки, потом их разбавили альты и виолончели. Потом, с коротким промежутком, спереди и сзади жахнули контрабасы. А когда совсем недалеко бахнула небольшая пушка, я внезапно вспомнил неотложные дела на берегу и прыгнул в машину, тем более что надо было догонять машину зятя, которая уехала уже далеко.

ОХОТНИК

Как-то раз ко мне на приём, когда я был в командировке в одной из ЦРБ нашей области, пришёл невысокий человек, бурят по национальности, охотник по специальности. Типичный представитель прибайкальских жителей, с покрытыми глубокими морщинами и загоревшими до копчёности лицом, шеей, руками, и совершенно не тронутыми солнцем остальными частями тела с молодой белой кожей. Они и в жизни такие же: устойчивые к внешним невзгодам, к непогоде, совершено бесхитростные и по-детски наивные. Он робко показал мне круглую рану посередине правой голени по наружной поверхности.