Текст книги "Как я в Новую Зеландию ездил. Рассказы хирурга"

Странный он был человек. Профессионал высшего класса, конечно. Запросто общался и с начальством, и с новичками. Мог выполнять любую работу под водой – сварку, монтаж… Одно время это даже преподавал курсантам. Когда Союз развалился, его жена с сыном уехали на родину в ближнее зарубежье. А он остался. Жабры у него там, видите ли, засохнут. Одинокий, но не разведённый, в свои сорок с хвостиком. Жена вынудила его продать квартиру, а доставшиеся ему деньги он вложил в новое строительство, на большее не хватало, да стройка заморозилась на неопределённое время. Вот и снимал он однушку на окраине города. К слову, внешностью совсем не Ален Делон, однако женским вниманием никогда не был обижен. Они как-то чувствовали вот эту Валерину неустроенность. И он в своей однокомнатной норе редко бывал одинок. Охотно решал финансовые и другие проблемы своих подруг. Сыну помогал… Короче, деньги ему всегда были нужны. Фамилия у него была не местная – Конюши́на. Он редко её называл. Потому что одно время была популярна такая песенка, она ещё в мультфильм «Ну, погоди!» попала. Там такая строчка была: «Косил Ясь конюшину…» Ему это не нравилось. «Скосит когда-нибудь, скосит… Всему своё время», – ворчал он.

Вчера чистили решётку у крайней турбины. Относительно быстро управились. А сегодня, когда Валера поднимался на перерыв, то сказал, что на этой, средней, мусора побольше. Согрелся, попил чай из термоса, заменил баллон и опять пошёл. На предостережение: «Отдохни, а то заулыбаешься», только рукой махнул: «Работы много, успеть надо». (При длительной работе на глубине может наступить состояние сродни опьянению и водолаз начинает беспричинно улыбаться и хихикать.)

Вот уже и вертикальный фал совсем не вертикальный. Видимо, груз на донном конце недостаточный и его снесло в сторону работающей турбины. Валера как вертикально погрузился, так и всплывёт. Не в первый раз. Вот он уже и сигнал на всплытие подал. Пришлось окликнуть задремавшего было третьего напарника. Но Валерин фал тоже потянулся в сторону работающей турбины! Это очень насторожило! Он пытался натянуть фал, тот не поддавался, а упорно уходил в сторону. Вдвоём с подскочившим напарником тоже ничего не получилось. «Скубу!» – рявкнул он напарнику, пытаясь с фалом в одной руке застегнуть пояс с грузами. Тот быстро подтащил компенсатор с баллоном, помог надеть на плечи жилет и застегнул лямки. А фал натягивался всё сильнее и сильнее. Потом встал, натяжение прекратилось. Быстро сунув загубник в рот, он соскользнул с плота в воду. Маску надел уже на ходу. Продулся и стал погружаться, держась руками за фал. Тот уходил за бетонный угол в створ работающей турбины. Упёрся ногами в бетон и попытался натянуть фал. Бесполезно! Движение воды здесь уже ощущалось. Он уцепился за край бетона и попытался осторожно выглянуть. Фал уходил в темноту. Пытаясь хоть что-то разглядеть, высунулся больше. Рука соскользнула, и в поток воды попали ноги. Его развернуло. Силы одной руки не хватало удержаться. «Эх, ласты бы сейчас!» – мелькнуло в голове. Безжалостный поток швырнул его на решётку и прижал с такой силой, что вдохнуть было невозможно. Последнее, что он увидел, было неподвижное лицо Валеры с открытыми глазами и без маски. И последняя мысль: «Скосил Ясь Конюшину… И меня…»

***

Молодец парень! Совсем взрослый стал. Семнадцать уже. Бадди из него отличный будет. Всего лет пять назад отец смотрел, как сын барахтался на первых уроках дайвинга. Тогда они отдыхали в Турции. Погружение новичков и «старичков» -дайверов с опытом начиналось в одном месте. И пока «старички» собирались в команду в ожидании инструктора, он наблюдал, как сын у другого тренера, пытаясь сохранить плавучесть, хаотично двигал и руками, и ногами. Он сам напросился взять его с собой, когда с маской и трубкой поплавал. Потом, после погружения, когда корабль возвращался от острова к причалу, отец пояснял мальцу, что руки под водой скорости не добавляют. Они либо на груди, либо вдоль тела. Вся скорость зависит от ног и ластов. И движения ног должны быть от бёдер, а не от коленей. Не на велосипеде едешь. Тогда же и на вопрос сына ответил, как он в трубу вертикальную сверху заглянул, поднявшись вверх без всяких дополнительных движений. «Наблюдательный парень», – подумалось. И ответил, что на вдохе дайвер немного всплывает, на выдохе чуть погружается. Его плавучесть меняется при дыхании. Сам-то он подводным плаванием «заболел» ещё в детстве, когда с пацанами в одной маске на всех за ракушками на заводях ныряли. Потом вспомнил эти ощущения через много лет на пробном погружении во время отдыха на море. И уже с этим увлечением больше не расставался. Дальше – больше… Они погружались в Красном море – самом красочном. В скудном на краски и растительность Чёрном. В Жёлтом, таком жёлтом, что дальше руки ничего не было видно… Ходили на рэки, это к затопленным кораблям… Парень не пропустил ни одного погружения, завёл персональный лог, где записывал все свои достижения. Вырос, возмужал. Сейчас копил деньги на подводный компьютер.

Есть пять степеней сложности погружения. Первые степени – это тёплые моря. Пятая – это Арктика, Антарктика. А четвёртая – это погружения в Великое Озеро, которое находится совсем рядом. Оборудование для этого необходимо совсем другое. Вода холодная и пресная. Гидрокостюм, например, нужен сухой – «сухарь». Он тоньше, чем неопрен. Герметичный, под него надевается термобельё или поддёвка специальная, и подаётся воздух из баллона. Поэтому тело если станет мокрым, то только от собственного пота. Компенсатор – жилет, на который крепится ремнями баллон со сжатым воздухом, – чаще используется как жилет. А для регулирования плавучести используется количество воздуха в «сухаре». Сын себе такой чёрный с красными вставками приобрёл. На голову неопреновый шлем, на ноги ласты другой конструкции, чем для моря, перчатки. Отец записался в дайверский клуб, прошёл заново «курс молодого бойца». Сына тоже туда надо посылать, вот только совершеннолетие наступит. А пока отец обучал его сам вот в таких погружениях вдвоём, как сегодняшнее. Чаще такое время выпадало на выходные дни. И место у них уже было постоянное. Там, где Река из Озера вытекает. Оно и льдом никогда не покрывается, даже зимой. Раньше надо было где-то баллоны заполнить, а теперь свой компрессор есть, купил недавно, в гараже стоит.

Вот и сегодня баллоны заполнили, оборудование в машину – и на Озеро. Ну и что, что холодно, вода всегда плюсовая по температуре. Ну и что, что только вдвоём, не в первый раз. Зашли они с берега, оставив недалеко машину. Вода ещё прозрачная. Это летом она «цветёт» и видимость ухудшается. А сейчас видно далеко… Сын не отстаёт. Держится справа и чуть сзади. Погуляли хорошо. Посмотрел на свой манометр. Полбаллона потратилось, надо возвращаться. Показал сыну жестами: «Идём обратно». Тот кивнул. Вот уже дошли почти до берега. Но что это? Над головой лёд! Откуда? Чисто же было? Подплыли ближе, встали на грунт. Отец упёрся руками снизу. Толщина около десяти сантиметров. Не проломить. Бесполезно. Это только в кино возможно. Воздуха мало осталось. Что делать? Надо искать выход. Спокойно! Без паники! Идём вдоль берега. Ищем край льда. Почему в эту сторону? А в какую? Может, в другую сторону от берега? А дальше что? Там течение. Унесет, разбросает… Оглянулся на сына. Увидел через стекло маски тревогу в его глазах. Сын постучал по манометру и показал пальцами – ноль! Как ноль? Сам посмотрел на его манометр. Так и есть. Воздуха в баллоне у сына почти не было. Решение пришло внезапно. Принесло успокоение и трезвость мысли. Лёд, видимо, принесло ветром или обратным течением, которое бывает у берега. Значит, надо плыть по течению вдоль берега. Искать кромку оторвавшегося ледяного поля. Жестом показал сыну встать на грунт. От ластов со дна облачком взметнулась пыль от донных осадков. Расстегнул ремни своего компенсатора, компенсатора сына. Заставил поменяться. В его баллоне немного воздуха ещё оставалось. Жестом показал сыну направление. На отрицательное мотание головой показал кулак. На вопрос в глазах сына жестами показал, что с ним всё хорошо. Сердито поторопил его, постучав по стеклу манометра. И когда чёрно-красный костюм сына стал вдали неразличим, всплыл, ещё раз потрогал лёд, потом просто сел на грунт, стараясь реже дышать. А что? Жизнь хорошая была… Школа, армия, институт, своё дело… Женитьба, сын… Вот только со старым другом не успел помириться… Потом посмотрел вверх через лёд на небо и первый раз в жизни искренне попросил: «Господи! Спаси сына». Сделал последний вдох, выплюнул бесполезный загубник. Задержал дыхание, выдохнул. И вдохнул воду…

…Маленькая девочка в розовом пуховике держалась за карман куртки мамы. «А почему дядя плачет?» – она пальчиком показала на человека в чёрно-красной одежде внизу, возле воды, плечи которого тряслись в рыданиях. «Наверное, ему больно», – рассеянно ответила женщина, пытаясь найти красивый ракурс в видоискателе фотоаппарата. «А папа говорил, что мужчины не плачут». – «Наверное, ему очень больно».

ПРОТИВ КАНОНОВ

Ещё при работе в онкодиспансере оперировал я молодую женщину с раком молочной железы in situ мульти-центричной формы. Это означает, что опухоль как отдельный чужеродный организм еще не сформировалась, но отдельные опухолевые клетки встречаются во многих местах молочной железы. Лечение хирургическое. В это время я уже не только удалял грудь, но и реконструировал её собственными тканями пациентки. В данном случае применил ткани со спины. Но не в традиционном варианте, а в расширенном, собственном. Я тогда только открыл новые сосудистые анастомозы в этой зоне. Потом это обдумалось и оформилось в кандидатскую. А пока я радовался новым возможностям и делал такие операции всем женщинам при соответствующих показаниях, разумеется, бесплатно. Но рассказать хочу о другом. Женщина, как я уже говорил, молодая, ещё и красивая, библиотекарь, как сейчас помню. Замужем давно, но детей нет. Лечилась от бесплодия у гинекологов. И месяцев всего через восемь после операции она забеременела первый раз в жизни. Ситуация не простая. Беременность может просто её убить, как это случилось гораздо позднее с другой моей пациенткой. Болезнь может пыхнуть так, что потом ничем не остановишь. Метастазы бывают везде. Сажусь с беременной в длительную беседу. Объясняю риски, предупреждаю об опасности. Она же настаивает на вынашивании. Говорит, что второго такого случая может и не быть. Оба с этим соглашаемся. «Разрешаете?» – спрашивает. Я пожимаю плечами: «Что тут поделаешь?» – «Тогда для моих гинекологов бумагу подпишите, что вы не против». Вот тут я заёрзал. Когда подписывал, чувствовал, что расписываюсь в протоколе о лишении диплома. Потому что пошёл против всех канонов. Но повезло всем. Она благополучно выносила и родила. Болезнь не активизировалась. Я остался с дипломом. Встретил её через несколько лет. С мужем она развелась. Растит сына. Сын для неё – свет в окошке, похож на маму.

ТАМОЖНИ

Наушки

… – Откройте чемодан и покажите его содержимое до самого дна, – голос офицера уставший.

Лицо её скрывает маска, глаза красивые. Блондинка. Фигуру даже не может испортить мундир таможенника. Соседка по купе, молодая полная женщина, выворачивает содержимое, краснея и потея, объясняет, что где лежит. Сумок у неё много. Она жена «бегунка». Продала всё и уезжает из России, прихватив всё, что можно, и чёрного изнеженного кота в переноске. В Монголии её ждёт муж, оставшийся там после объявления частичной мобилизации. Дальше Турция, Черногория… В купе заглянула спаниелька с любопытными глазами. Быстро понюхала воздух, не обращая никакого внимания на кота. И было побежала дальше. Но поджарый кинолог дернул её за поводок: «Ещё!» Собачка вернулась, постояла, обиженно покосилась на него и исчезла. Помогаю снять сумки с багажной полки. Из разговора я понял, что соседка и человек неплохой, и специалист хороший – строитель. Наконец, дошла очередь до меня. А у меня всё просто. В багаже три четверти подарков и немного личных вещей. «А в этом пакете что?» Я немного смущаюсь: «Бельё… Нижнее». – «Покажите». Показываю. «А тут?» – «Маска для дайвинга. У меня усы, не все маски подходят», – почему-то объясняю я. Смотрю в глаза офицеру. Они равнодушные. Не говоря ничего, женщина-офицер разворачивается и уходит. Мы с соседкой недоумённо, но с облегчением смотрим на развороченный багаж.

Сухэ-Батор

Поезд на эту станцию пришел затемно. На перроне, вытянувшись и отдавая честь, стояло несколько человек в военной форме. Мы немного прибрались, но упаковывать багаж не стали, ожидая второй проверки. Кот вылез из переноски и устроился на багажной полке, там стало посвободнее, часть багажа соседки лежала в проходе. Вошла женщина-пограничник, проверила паспорта. Пауза затянулась. И вот он, долгожданный таможенник. Мельком взглянув на раскрытые сумки, спросил по-русски: «Запрещённое есть?» – «Это что?» Узкие глаза над маской блеснули хитринкой: «Наркотики, оружие?..» Мы замотали головами: «Нет-нет». – «Точно?» – «Точно-точно», – уже киваем мы. «Это хорошо». И ушёл. Сидим дальше, чего-то ждём. Очнулись только тогда, когда поезд тронулся. На перроне нам опять отдавали честь.

Окленд

Офицер, который будет проверять мой багаж, небрит и хмур. Я поднимаю чемодан на столик, раскрываю его. Офицер внимательно изучает мою таможенную декларацию, которую я заполнял в самолёте. Сын предупредил, что всё нужно указать правильно. «У вас написано, что везёте оборудование для дайвинга?» Я показываю свою маску. Таможенник впервые улыбается и показывает большой палец. «Вы откуда?» – «Из России, из Сибири». – «Там холодно?» – «Да. И снег». – «А здесь будет дождь… О-о! – он кивает на коробку с изображением Гагарина, это подарок для внука – трёхмерный пазл, – Юрий, первый спейсмен! Как его фамилия?» Как я ни старался, у него слово «Гагарин» не получилось. «А здесь?» – «Медвежатина и…и…» Я не знаю, как по-английски козлятина. Это сыну друзья передали. А, нашёлся: «Дикое мясо». Он эти две вакуумные упаковки отложил немного в сторону. «А здесь? Мёд? – это он уже разные баночки рассматривает. – Нет. Джем. Точно. Малина. Клубника». Я только головой киваю, сам не знаю, чего там наложили. «Конфеты, конфеты, конфеты…» Потом он сбегал за какой-то бумажкой: «Вот тут написано, что продукты животного происхождения запрещены к ввозу в нашу страну. Поэтому я вот эти пакеты, – он показывает на мясо, – пропустить не могу. Извините». И, глядя на моё, видимо, разочарованное лицо, спросил: «Вкусно?» – «Очень», – отвечаю со вздохом. На его лице сожаление. Пока я закрывал чемодан, он быстро оформил документы и проводил меня до выхода. Первый раз в жизни мне захотелось дружить с человеком, который только что у меня что-то отобрал.

МЕСТА СИЛЫ

Сразу надо сказать, что я скептик, далёкий от экзальтации. Во всём необычном пытаюсь найти рациональное. Например, в последний день нашего с женой пребывания в Париже пошли мы ещё раз прогуляться по Монмартру. Про Париж можно говорить много и восторженно. Там даже опавшие листья лежат на асфальте как-то небрежно-элегантно. Но я про необычное… Париж напоследок расщедрился и подарил нам шарманщика с собачкой. Он стоял на узкой улочке возле зеркальной витрины и крутил ручку шарманки с таким сосредоточенным видом, будто ничего важнее этого у него сейчас не было. Светило утреннее солнышко. Люди спешили туда-сюда. Сытая собачка лежала под ножками шарманки, не обращая внимания на снующих людей. Выражение её мордочки тоже было сосредоточенным. Я с внутренним восторгом снял всё это на камеру с противоположной стороны улицы. И угол съёмки был такой, что вначале в кадр попадали люди, а потом, секунды через полторы, – их отражение в витрине. Уже вернувшись домой, я много раз просматривал эту сцену и чувствовал, что что-то здесь не так. Потом как током пробило! У одного из прохожих нет отражения в витрине. У всех есть, а у него нет! Закралось подозрение, это что? Вампиры или ожившие мертвецы по Парижу ходят? В поисках рационального я покадрово много раз рассматривал это видео. И заметил. Одна из парижанок шла чуть ближе к камере и заслонила собой отражение этого прохожего. На одном из кадров был чуть виден в витрине рукав его одежды, выглянувший из-за контура этой женщины. Отпустило… Рациональное нашлось.

…Места силы – это те места, где сила чувствуется. Она даёт понять о своём присутствии через какие-нибудь органы чувств. И рациональное здесь найти не просто.

Первое такое место встретилось мне в Крыму. Мы семьёй ездили туда в гости к друзьям. Давно это было, он ещё украинским был тогда. И вот как-то раз мы оказались в Свято-Успенском мужском монастыре, помещения которого вырублены в скале. Зашёл я в молельный зал – это самая большая пещера там. Монахи в нём все службы проводят. И через какое-то время ощущаю, что я меньше весить стал. Что-то меня к потолку поднимает. Посмотрел на ноги – на месте стоят. Решил поэкспериментировать. Вышел из зала на улицу. Красиво, солнечно и как-то уютно, душевно. Хоть и высоко. Но вес свой прежний ощущаю. Потоптался немного. Зашёл опять, на ноги смотрю. К себе прислушиваюсь. Дышится как-то по-другому, свободнее. И опять к потолку поднимает. Спросить у других было неудобно. Ещё пальцем у виска покрутят.

Второе место – Мачу-Пикчу. Оно само по себе достаточно загадочное. От расположения до предназначения. Находится в центре Перу на высокой горе, которую петлёй обтекает река. Испанцы, переписав все поселения инков досконально, почти век ничего о нём не знали. По непонятной причине оно было покинуто своими жителями. По одной из версий, там находилась резиденция Верховного Инки – главного жреца. Город, вернее его развалины, занимает не много места, но он очень неоднороден. Где-то кладка каменная, очень плотная, и края камней скруглённые, как будто они когда-то мягкими были. А где-то более простая, на современную похожа. Исследователи делят его на верхнюю и нижнюю части. Судя по оставшейся структуре, в верхней части жила знать, в нижней – простолюдины. На кладбище верхней части – в основном женские скелеты, в нижней – разные, в том числе скелеты двух европейцев. Есть каменные символы тотемных животных, одно из которых – морская свинка. Их тут в дикой природе водится достаточное количество. Нам даже повезло увидеть одну из них, мирно дремлющую на камнях. Если с горы смотреть в долину, то там можно увидеть чертёж пирамиды, образованный равными по ширине каналами. А рассказать я хочу про место, которое считают обсерваторией. Рядом с ним нашли каменную стрелку, указывающую на созвездие Южного Креста, которое выполняет функцию Большой Медведицы, но в южном полушарии. И показывает на Южный полюс Земли. По длинной лестнице надо подняться на вершину горы на краю города, там лежит камень, вырубленный в скале. Этот камень считается священным, и прикасаться к нему нельзя. За этим следит специальный человек. Можно только подержать над ним ладонь. Держу я над ним ладонь и, кроме тепла нагретого солнцем камня, ощущаю лёгкие покалывания. Становится интересно. Я эту ладонь убираю, подставляю другую. Есть покалывания. Гляжу вниз на лестницу, полную поднимающихся людей, и понимаю, что эксперимент повторить не получится. Поэтому прошу коллег, затягивая время, сфотографировать меня с камнем. Протягиваю первую руку и долго держу. Покалывания одинаковой интенсивности, чуть меньше тех ощущений, когда руку отлежишь, но очень отчётливые. Потом, в качестве контроля, я держал руку над разными камнями, но кроме тепла ничего не ощущал.

…К Стене Плача наша группа приехала поздно. Уже зажигались уличные огни.

Мы утром выехали из Эйлата, что на самом юге Израиля, на побережье Красного моря. Проехали пустыню с марсианскими пейзажами, остановились несколько раз у пропускных постов, где стояли хрупкие девчонки с автоматами наперевес, этакие плюсики. Поплавали в Мёртвом море. Окунулись в Иордань. Побыли в Вифлееме, походили по Иерусалиму. Очень толковый экскурсовод попался. У него микрофон, у нас наушники. Всё слышно и очень интересно. Я в своих путешествиях стараюсь придерживаться правила: не бывать в одном месте дважды. Мир слишком велик, а времени слишком мало. Хотя знаю таких людей, которые каждый год за границу в одно и то же место ездят как на дачу. А вот в Иерусалим хочется вернуться… Возле Стены нас уже ожидал автобус, чтобы увезти в Эйлат.

Надев положенную кипу, как символ смирения перед Всевышним, подхожу к Стене. Народу уже мало. Кто-то продолжает молиться, кто-то уже собирает вещи. Я прикоснулся к камням обеими руками. И вдруг сзади громко зазвучала музыка, забили барабаны. Евреи праздновали наступление нового месяца. По рукам пошла ощутимая дрожь. «Это от музыки», – подумал я. Но музыка так же резко закончилась, как и началась, а дрожь не проходила. Мало того, в груди дрожь от рук слилась и стала спускаться ниже, в живот. Я опустил руки. Дрожь прекратилась. Стало интересно. Я прошёл вдоль стены направо, ближе к женской части. И решил повторить. Прикоснулся к Стене обеими, поднятыми чуть выше головы руками. Камни были тёплыми. Через несколько секунд дрожь появилась одномоментно в обеих руках. Потом опять слилась в груди и стала спускаться в живот. Я ждал. Спустилась в таз. Не знаю, как я выглядел снаружи, но внутри у меня всё ходило ходуном. Дрожь перешла на ноги. Я побоялся, что упаду. И опустил руки. Дрожь тут же прекратилась. Не знаю, сколько времени я пробыл возле Стены, но вдруг понял, что давно не слышу в наушнике голос экскурсовода. Пока искал свою группу, в голове возник план – вернуться к стене с помощником для подстраховки и продолжить эксперимент. Жена для этого не годилась, женщины и мужчины вместе у Стены не бывают. А группу нашёл уже сидящей в автобусе. Эксперимент остался незавершённым.

…Теперь о сокровенном. Я об этом не то что писал. Я об этом не всем рассказывал. Но времени прошло достаточно. Уже можно, считаю… Надо заранее сказать, что я тогда был трезв и препаратов никаких не принимал. И такого со мной ни до, ни после не было. И верующим стал гораздо позже посещения этих мест.

Собрались мы как-то с женой в Питер. Я на конференцию, а она город посмотреть. Очень удачно сняли квартиру на набережной возле Адмиралтейства. Конференция уже закончилась, а мы всё ходили по Питеру, ездили по окраинам. Я показывал все мои любимые места. Находили новые, ранее мною не виденные. Оставалось ещё сходить к часовне Ксении Петербуржской, что на Смоленском кладбище Васильевского острова. Рекомендовали это место многие знакомые и из Питера, и из Иркутска. Говорили, что там можно спросить о проблемах своих. А спросить было чего. Первое – мы беременны. Трое сыновей уже есть. Мне 53 года. Второе – меня настойчиво приглашали в совместный бизнес с человеком, которому я не очень доверял, но был многим обязан. Что делать в том и другом случае? Пошли туда пешком через Дворцовый мост, вышли на Малый проспект. Кладбище располагается в центре острова. Зашли мы на него через маленькую калитку с Малого проспекта. Шли по центральной аллее к часовне и как во времена Пушкина попали. На памятниках значится, например, коллежский асессор и годы жизни тысяча восемьсот какие-то… Очередь к часовне была небольшая. Мы встали в неё. Я ещё суечусь и пытаюсь понять, где свечи брать, может, к Смоленской церкви сходить. Быстро обхожу вокруг часовни. Нахожу место, где ставят свечи снаружи, их там много. Вижу людей, которые неподвижно стоят у стен и касаются их головами. Запомнились трое. Тоненькая девочка в длинном платье и платке. Она стояла лицом к стене, вытянув руки над головой. Бабушка… седые волосы выбились у неё из-под платка. Она оперлась головой на согнутую руку и что-то быстро шептала. И парень с бородой. Он стоял полубоком, упираясь в стену накачанным плечом и кудрявой головой. Он просто молчал и не шевелился. Я вернулся в очередь. И вижу, что с моей женой что-то не то… Она стоит неподвижно, в платочке, и в больших глазах её слёзы. На мои вопросы не реагирует. «Вот чудная», – думаю. А со мной, чем ближе к входу в часовню, происходит то же самое. Слёзы внезапно сами полились. Я поначалу пытался их сдерживать, а они всё лились и лились, стекая по щекам и капая на одежду. Жена понимающе взяла меня за локоть. Что происходило в самой часовне, плохо помню. Но когда мы вышли, то, не сговариваясь, сели на ближайшую скамью. Потом я понимаю, что ответов никаких я нигде не получил. Вспомнил людей вокруг наружных стен часовни и решил попробовать так же. Жену попросил никуда не уходить. Сам нашёл свободное место у стены и прижался лбом. «Ксеньюшка, – мысленно сказал я, – тяжело, наверное, постоянно на столько вопросов отвечать и многие просьбы исполнять?» Будто тёплую улыбку почувствовал в ответ: «Что ты хочешь?» Вопрос сам возник у меня в голове. Я подробно рассказал (мысленно) о своих проблемах. Ответы помню до сих пор. Первый: «Без тебя всё решено». Второй: «Слушай знаки. Что-то ещё?» – «Ещё спина очень болит, Ксеньюшка, много ходим, сидеть редко получается. А почему слушать знаки?» Но ответа больше не было. Я ещё постоял у стены и вернулся к жене. Уходить никуда не хотелось, хотя впереди были запланированы встречи и мероприятия. И спина больше не болела, совсем не болела во все последующие дни.

КАК Я В НОВУЮ ЗЕЛАНДИЮ ЕЗДИЛ

Намечали мы эту поездку со старшим сыном давно, аккурат после моего пятидесятидевятилетия. Тогда она казалась нереальной. Однажды мой учитель, ему девяносто три года, сказал мне: «Жизнь коротка. Если хочешь что-то сделать, не откладывай на потом. Этого потом просто может не быть».

Новая Зеландия открывалась после пандемии только в августе. Раньше этого срока документы на визу не принимали. Потом наступили февральские события… Посыпались санкции, закрылось небо для полётов. Ситуация казалась очень нестабильной. Но мы решили, основываясь на совете учителя, делать всё, что от нас зависело, а дальше – как получится. Документы для визы подали в августе и стали ждать. Была объявлена частичная мобилизация. Мужики призывного возраста, а у меня его ещё чуть-чуть оставалось, не выпускались за границу. Сходил в военкомат, взял справку о том, что в настоящее время Вооруженные Силы во мне не нуждаются. Потом пришла виза не на три месяца, как заказывали, а на три года. Появилась какая-то определённость по маршруту – через Монголию и Корею.

И вот уже конец ноября, и я еду в поезде Иркутск – Улан-Батор. Поезд с сюрпризом. В нём нет вагона-ресторана. А я с собой курицу с картошкой-то не взял, пришлось выскакивать в Улан-Удэ на вокзале – позы покупать. И через сутки я в столице Монголии. Встречала меня Марина Банщикова. Удивительный человек! Она преподает в одном из вузов Улан-Батора что-то там по компьютеру и программированию, сама из Иркутска, мы друзья по ФБ, а ещё она моя читательница. Благодаря этому человеку, мой монгольский этап не стал просто фрагментом длинной дороги, а превратился в увлекательный этап большого путешествия.

Марина показала мне город, мы были в двух интереснейших музеях и на кашемировой фабрике, попробовали местную кухню. Я сфотался на крыльце Дома правительства. А через несколько дней по этому крыльцу бежали люди, возмущённые воровством чиновниками государственного угля. При помощи Марины были куплены билеты на обратную дорогу, на самолёт от Улан-Батора до Иркутска. В интернете они ещё не продавались.

И вот спустя сутки я уже лечу в Сеул. Там моментальная пересадка, всего один час между самолётами, и пеший рывок из одного крыла огромного здания аэропорта в другое. Ничего, на обратном пути у меня будет побольше времени и рассмотреть его, и поудивляться, я буду в нём ночевать. А удивиться там есть чему. В самом здании вокзала, например, кроме различной зелени и цветов растут настоящие сосны! (Чтобы в этом убедиться, я даже кусочек коры отколупал.) Дальше трансокеанический перелёт до Окленда. Двенадцать часов! Задница – блином. Раза три вставал, разминался. Поспать удалось самую малость. Рядом сидели дородные итальянки, когда они вставали или садились, а делали они это часто, не только моё кресло, но и весь ряд ходил ходуном. В Окленде встретил сын. Пять лет не виделись. Встреча была душевной до слёз. Я раньше не слышал, как он по-английски разговаривает, и удивился тому, как легко у него это получается. Надо сказать, что Голум из «Властелина колец» больше в аэропорту не живёт.

А дальше… понеслось. Я был в школе внука нынешней, там проводилась тусовка школьников и их родителей с небольшой ярмаркой. В его будущей средней школе (внук перейдёт в неё после каникул) мы играли в баскетбол на площадке. Гулял в компании с сыном и внуком или с друзьями их семьи по центру города, по видовым точкам и в отдалённых райончиках, гулял и один. Был с внуком и сыном на самой высокой башне Новой Зеландии – Sky Tower – на 50-м и 60-м этажах, посетил несколько вечеринок, где были и русско-, и англоговорящие, позагорал и покупался или просто погулял на нескольких пляжах. Ездил на велосипеде, купался в океане, в реке с водопадом, в реке-керосинке, ходил по нескольким многокилометровым трекам с живописными видами. Был в Art Gallery на выставке картин Робин Уайт, Фриды Кало и Диего Риверы. Навестил Военный мемориальный музей – Auckland Domain War Memorial Museum. Был на игре местной баскетбольной команды и королей из Сиднея (Sydney Kings). Съездили с сыном в Howick Historical Village – это аналог иркутских Тальцов – музея под открытым небом, попили кофе в гольф-клубе.

И говорили с сыном, говорили. Наговориться не могли. Наметили несколько тем и обсуждали их при малейшей возможности. Сын с невесткой так спланировали все путешествия, и однодневные, и дальние на несколько дней, что всё это было не утомительно и интересно. Иногда я просто оставался дома. Когда освоился, прошёл с хозяйским осмотром по двору. Потом стриг газоны, познакомился с соседом, выкопал водоотводящую канаву, естественно, только после одобрения хозяина – сына. С внуком перепилили сухие сучья на дрова.

А поездка в Гамильтон? Сказка, а не поездка! Вначале музей ретроавтомобилей. Таких ретро-преретро, что улыбаешься постоянно, незаметно для себя. Потом легендарный Хоббитон – декорации Шира для «Хоббита», с распиванием эля в таверне «Зелёный Дракон». Затем висячий мост у гидроэлектростанции. И кофейня в центре Гамильтона. Да, чуть не забыл про Parakai Springs – это аналог нашего Жемчуга, термальные ванны под открытым небом. Мой день рождения проводим большой кампанией на острове Waiheke, навещаем винодельни, естественно, пьём вино, идём в ресторан, в шикарном доме, снятом напрокат, задуваю свечи на торте. На другой день на острове посещаем оружейные тоннели, оставшиеся после Второй мировой войны. Был на концерте Hit Pump – это группа, поющая на русском языке русские хиты, и на концерте Candlight (новогодние мелодии на скрипках и виолончели), посмотрел «Аватар 2» на английском языке.