Текст книги "Дети Морфея"

27.09.199Xг., 05:14 PM

Главный вход в офис полиции

Я припарковался возле офиса полиции, вышел из машины. Здание из красного кирпича выглядит тусклым, серым, в тон пасмурному небу и настроению офицеров. Ветер треплет флаг под навесом, будто желая сорвать в наказание за бессилие. На пике крыши наш знак – три золотых звезды, отражающие слова девиза на камне ниже:

«Защищаем, спасаем, предупреждаем».

Ложь. Сейчас мы только предупреждаем всех о серьезности ситуации и надеемся на благоразумие граждан.

Впереди меня стоит женщина. Не знаю, как долго она смотрела на немое трехэтажное здание. С ненавистью или надеждой? Зависит от времени. Я умел читать эмоции, язык тела, видеть незаметные детали – базовые вещи в полиции. Новый навык за последний месяц: узнавать дату происшествия по глазам. Красные от лопнувших сосудов белки, отеки под нижними веками. Во взгляде еще есть надежда на спасение, на успех – не только мой, а наш общий. Такой вид в первые дни. Потом нервная система истощается, эмоции притупляются, глаза высыхают и меркнут. Примерно на 5-е сутки. Через неделю исчезают все эмоции – и горестные, и радостные. Надежда умирает. Остается бесконечное равнодушие к миру.

Каблуки застучали по ступенькам. Сначала быстро, будто за ней гнались, на 5-6-й стали затихать, но с громким стуком она поднялась наверх. Остановилась в нерешительности, ведь полиция – последняя инстанция. Можно обзванивать знакомых, искать самому, уверять себя, что это просто бунт, побег из дома. Прийти сюда значило признаться в первую очередь себе, что все хуже некуда.

Шелест листа бумаги в ее руке, дрожь плечей под легкой курткой. Плач. Понятно, зачем она пришла, просто беспокойный ум пытался отвлечься на стенд с новостями и предупреждениями. Что еще остается?

Я наклонил поля шляпы, завернулся в пальто. Шаг беззвучный, но лужица на 9-й ступени выдает меня – туфля звонко разбрызгала ее.

– Детектив Рей! Постойте, молю вас, возьмите! Мой Итан, мой мальчик… Мы искали… Его… не…

Эмоции вытеснили все слова. Силуэт женщины уменьшился вдвое: она ссутулилась и уткнулась носом в рукав куртки. Нашла силы поднять глаза. Взгляд пронзительный, как у тонущего перед дырявой лодкой. Ноги подкашиваются, дрожат в попытке не упасть.

Ясно: прошли сутки.

Мы молчали. Ветер казался оглушительным, воздух – плотным, тяжелым.

– Мы найдем его, – солгал я. Забрал листок самодельного объявления и вошел внутрь.

В вестибюле многолюдно, и каждый стол как под копирку: опечаленные родители и задумчивый, серьезный полицейский. Первые рассказывают (реже спрашивают о результатах поиска), второй слушает, отвечает или печатает объявление. И как я желал им ограбления, угона машины, потери документов… Все это можно вернуть. Детей – нет.

Я старался пройти незамеченным, но меня приветствовали и офицеры, и еще более горячо гражданские. Так не радовались прибытиям шефа, потому что именно я руководил расследованием, а не бумагами и подписями. Иногда приходилось сдерживать людей, чтобы меня не окружили с вопросами. Глупо думать, что обращение напрямую что-либо изменит. Наверное, у меня был слишком измученный уставший вид – никто даже не попытался подойти.

Стажеры под моим руководством толпились в углу помещения, будучи на подхвате в мое отсутствие. Я помню все детали, что могут относиться к делу (мимика, движения, одежда), но не имена. Поэтому иронично: за 17 лет службы я не запомнил ни имен тех подчиненных, что были раньше, ни – сейчас. Нет, одно все-таки пришлось запомнить… Вместо 5 лиц я насчитал 4, беспечно болтающих о своем. И я выискивал эту недостающую деталь пазла по всему вестибюлю.

На подходе к кабинету они окружили меня тем же неполным составом.

– Здравствуйте, мистер Рей!

– Мы собрали для вас досье новых жертв.

– Может, принести вам кофе с пончиком из кафетерия?

– А вот моя кошка…

Идиоты: думали, я не услышу скрип дверных петель в их галдеже, и надеялись на успех своего циркового номера. По одной глупой улыбке на лицах и слепой поймет их план. Признаю, долю победы они ухватили – закрыли собой вид на кабинет. Когда я обогнул их, дверь уже была приоткрыта, а тень промелькнула в проеме уборной на другом конце зала. Мир бы похорошел, будь Пятый таким же умным и трудолюбивым, как хитрым и ловким. Но не для меня: я игнорировал пустые приветствия и вошел в кабинет.

Алисия сидела на краю моего стола: взгляд дерзкий, прямой, но быстро опускает, изучает паркет; щеки раскаленные, ресницы и веки подкрашены, моргает чаще обычного; губной блеск местами размазался и стерся; рыжие волосы растрепаны с одной стороны… Пальцы нервно стучат по стопке бумаг. Кресло повернуто к окну, потому что изначально они были там. Мерзость… Еще и комната пропахла его дешевым одеколоном. Даже не нужно предполагать и задавать вопросы: я понял все, как только Пятый не попал в поле зрения. Осталось достроить ситуацию в подробностях.

– Привет, пап.

– Слезь со стола! Это неуважение, как минимум, к полиции.

– Извините, мистер Детектив. Забыла, что вы такой ранимый.

Я не хотел слышать язвительные фразы и ложь. Я знал ответ. Но подсознательно надеялся на глупый шанс в 0,001% – увы, логика никогда не подводит. Чертов одеколон струей тянулся от моей комнаты к уборной и затем к подчиненным. Теперь в углу вестибюля хохотало от адреналина пять парней.

Плевать мне хотелось на рамки приличия – я прямолинейно пошел в их сторону. Люди оборачивались от порывов воздуха, офицеры прекращали печатать. Услышать стук туфель легко, когда они похожи на выстрелы. Пятый был смелым, глухим или тупым. Вот только храбростью он не отличился, а медосмотр показал хороший слух. В упор не слышал моих шагов и во всю хвастался, как его пронесло. Сейчас действительно пронесет… Я уже подходил к этому идиоту, нервно чесал ладони. Подчиненные стали толкать его в грудь и быстро разбежались. Мы остались один на один. Лев и зебра. Привычное беспечное выражение лица сменилось на страх, руки тряслись, язык пытался что-то солгать. На его губах я видел остатки блеска моей дочери!

Судьба спасла его. Явилась в виде одной из сотрудниц полиции.

– Мистер Рей! Это срочно! Вас вызывает капитан Андерсон по неотложному делу. Я думаю, мы поймали его…

Его.

Если бы не такое заявление, на одно дело сегодня стало бы больше. И убийцей оказался бы я.

Молодая офицер поступила, конечно, необдуманно, сообщив здесь то, что нужно держать в тайне, но я могу понять ее: неопытность и волнение. Сначала все застыли, пытаясь осознать ее слова, а потом полицейским пришлось сдерживать рванувшихся к нам гражданских, а нам с девушкой и Пятым – тех полицейских. Каждый хотел взглянуть на это легендарное в каком-то смысле лицо. Величайший маньяк в истории страны или даже мира. Вместо всего, что могло случиться, я ткнул объявление о пропаже Пятому в грудь и пошел на долгожданную встречу.

Я спустился на нулевой этаж, в левое крыло. В конце коридора нервно ходил вдоль широкого стекла комнаты допроса Роуч: пространный взгляд в пол, размышления шепотом. Встрепенулся, когда я подошел к нему вплотную. Взволнован, не уверен, будто много лет участвовал в лотерее и наконец удача показала хвост. Наверное, так и есть. Он изменился за 5 дней: фиолетовые отеки под глазами, кожа серая, шелушится, зарос щетиной. Волосы отросли до линии челюсти, седеют еще быстрее. Сухие, как солома, секутся на концах. Шеф давит на него, как на непосредственного подчиненного? За 5 дней постарел на 5 лет. В 40 будет выглядеть на 60.

Ногти обкусаны до предела. Привычка родом из юности, помню. Не мне его винить – каждый справляется как может: ногти, губы, волосы, ресницы, хуже – алкоголь, травка, женщины…

– Алек… Сегодня знаменательный день! Мы сделали это. За стеной сидит он. Он!

Я намеренно не хотел смотреть пока что.

– Откуда такая уверенность?

– Алек… Ты все поймешь, взглянув на него единожды. Секунды твоего всеоценивающего нутра хватит, чтобы понять: это дьявол. Люди разное предполагали, ты знаешь – донорство органов, рабовладельчество, правительственный заговор, да хоть инопланетян, – но истина до смешного проста… Только безумец мог так действовать: без мотивов, без логики, улик и характерного почерка, – потому-то мы и не могли найти его. Мы мыслили, как нормальные люди, и глубоко в душе надеялись, что преступник хоть на сколько-то адекватный, что у него есть самая извращенная, но логика поступков.

Дым рассеивался вытяжной вентиляцией в коридоре, но от него несло табаком – за час выкурил не меньше 6. Трясущейся рукой вытащил пачку из внутреннего кармана пиджака. Осталось 2: одну взял себе, зажал в губах, последнюю предложил мне. Я смотрел на коричневую бумагу сигареты. В патроне соотношение пули к гильзе примерно 1:3, а табачной части к фильтру – 3:1. Вещь, в которой смертельного вещества больше оболочки, убивает медленнее. Парадокс.

– Не курю, ты знаешь это со времен академии.

– Да-да, – отмахнулся он. Его раздражал мой образ жизни, а меня – его вредные привычки. – И все же рекомендую. Было бы это прописано в полномочиях капитана, я бы приказал выкурить весь блок и положить горстку кубинского табака под губу. Перед встречей с дьяволом нужно быть готовым к смерти.

– При каких обстоятельствах его поймали?

– Интересный случай, Алек, достойный странности… этого существа. Мы схватили его в поместье на окраине города. Семья поехала за покупками, а дом оставили на служанку и садовника. Соответственно на их совести был мальчик восьми лет. Он развлекался на качелях в саду, когда увидел его за воротами. Конечно, мальчик думал, что ничего не случится, раз ворота заперты, а ограда у них каменная, метра в три высотой. Этого дьявола не сдержали металлические ворота, Алек! Он просто вырвал их – это он-то! Сейчас сам поймешь… Садовник схватил мальчика и забежал в дом. Служанка, девочка лет семнадцати или около (примерно как твоя Алисия), едва узнав обо всем, заперлась с ними в одной из комнат и набрала полицию. Хорошо, что машина патрулировала в паре километров. По их словам, дверь из качественного дуба дрожала от его ударов, как тонкий лист металла… Наши парни не сразу скрутили его: он выпрыгнул в окно второго этажа и побежал по лесу на четвереньках… Даже когда мы нагнали его, он давал отпор, будто… не чувствуя боли… или удивляясь ей, как чему-то новому. Он ударил офицера с такой силой, что, будучи в бронежилете, тот скорчился и, по-моему, получил разрыв печени. С трудом усмирили этого дьявола электрошокерами. Затем ребята долго успокаивали служанку, чтобы кое-как опросить ее, а этого сразу направили в наш офис, к тебе. Мы уже опознали его: это Мэд Кэптив, тот самый…

– Я понял. Посмотрим на твоего Люцифера во плоти.

– Меня жутко раздражает твой скепсис, Алек! Прислушивайся к моим словам хоть иногда… Камера все записывает, и мы будем наблюдать за вами. Если что, жми на кнопку под столом.

Я потянулся к ручке двери. Роуч остановил меня, сунул под мышку папку с досье и сказал напоследок:

– Будь осторожней.

В комнате допроса стоял запах мочи и экскрементов. Человек за столом долго не принимал душ или справлял нужды под себя. Ужас. Внешность Мэда Кэптива знал весь город, но он заметно изменился. Одет в старые выброшенные вещи, которые даже на тряпки не пойдут – страннее всего малиновая женская кофта с декольте. Маскировка? Без парика и соответствующего низа только выделяется. Или больничная одежда износилась за месяц? Вряд ли больше, чем эта. Щеки впали, руки истончали, а в широком вырезе на груди контурируются ребра. Исхудал в сравнении с тем, что было: коренастый мужчина, набравший вес на препаратах. Голодал весь месяц? Длинные ногти забиты грязью, ладони тоже в земле и пыли. Какое-то укрытие? Копал что-то? Закапывал?

Связанный наручниками за спиной, он положил щеку на стол и водил языком по его поверхности. Не прервался, будто бы не замечая меня. Когда нас разделяло 2,5 метра, резко вскинул голову. Крылья носа активно расширялись и сужались. Глаза закрыты, на лице – ноль эмоций; через 3 секунды губы растянулись в подобие улыбки.

Что ж, я видел зрелища и похуже.

Я отодвинул стул, намеренно царапая ножками бетонный пол. Расстегнул пальто и положил папку с досье на стол. Конечно, я читал его, но нужно пройтись еще раз по фактам: доступен ли он адекватному контакту вообще.

– Мэд Кэптив, 42 года; место рождения – Х., проживаете по адресу Ххх.; с 1983 г. состоите в браке с Розой Иствуд, ныне Кэптив; детей нет. Все верно?

Стол был явно интереснее меня. Он не ответил, но застыл, как поставленный на паузу фильм. Выпрямился, открыл глаза, изучал меня и комнату. Какой-то контакт есть. Я ответил тем же.

Кажется, 4 раза за время службы я сталкивался с психозом. Неопределенность в глазах – особенность таких людей. Трудно сказать, о чем они думают и куда направлен их взгляд, на тебя или внутрь. Из-за этого они непредсказуемы, опасны. Мэд Кэптив пристально смотрел на меня, все так же нюхал. Вечная ухмылка начала раздражать.

Вопрос: шизофреник или психопат? Заставили голоса в голове или осознанные действия?

– Тот крупный за стеной пахнет плохо, на вкус горько. Ты тоже, но пахнешь сладко. Это она? Да, она…

Я оставил эти слова без ответа и углубился в досье. Выделено крупным шрифтом: «29.08. В 10:12 PM САМОВОЛЬНО ПОКИНУЛ ПСИХИАТРИЧЕСКУЮ БОЛЬНИЦУ «МЕДИСИН ЛАЙФ». МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ НЕ УСТАНОВЛЕНО, НАХОДИТСЯ В РОЗЫСКЕ». Я помню детали: он вырвался из палаты, свернув санитару шею, поднялся на лифте с нулевого на первый этаж и скрылся в окрестностях больницы, потом сбежал за ее пределы. Если он не смог ответить о себе, понимает ли это? Может, на последние события будет податливее.

– Мэд, последние четыре года вы проходили стационарное лечение в больнице «Медисин Лайф».

– Я.

– Вы покинули его один? С вами был кто-нибудь еще?

– Я один здесь.

– Где – здесь?

– В вашем мире.

Понятно.

– У вас есть родственники или друзья, к которым вы направились потом. Мы должны сообщить им. Родители? Или супруга, брат, сестра?

– Брать-ть… Да, братья есть. Много…

– Вы с ними встретились после ухода из больницы?

– Нет. Я ушел. До боль… бо… льницы. Но я вернусь и выпущу. Всех выпущу.

– Они сейчас не свободны? Где они, мистер Кэптив?

– Там. – Он указал пальцем вверх. – Они всегда со мной. Голодные. Ждут.

Вся эта игра только для того, чтобы оценить степень болезни. В досье написано, что родители умерли 5 лет назад. Братьев и сестер нет и не было. Наверное, он имеет в виду пациентов, санитаров или голоса – это уже будут выяснять психиатры. Зато есть супруга, которая заставила начать лечение после смерти матери… Все намного хуже, чем могло быть. Но…

Твоя многозначительная ухмылка, ублюдок, – тоже продукт болезни? Что-то мне в это не верится…

Вряд ли ты вернешься к «братьям», Мэд Кэптив. Тебя ждет первая полоса газет и 3 возможных исхода: палата со строгим режимом, пожизненное в одиночной камере или смертная казнь – по решению суда.

Пора задавать важные вопросы.

– Супруга знает о том, что вы покинули больницу?

– Суп… ру… га… Упругий суп? Ха-ха, я не знаю такого слова, его мозг еще плохо работает. Тяжело…

Бесполезно. Проще будет позвонить Розе Иствуд, сообщить о поимке и за одно расспросить ее. Около 2-х лет назад она расторгла брак из-за недееспособности мужа. Не думаю, что она приняла бы его домой и покрывала все это время.

Тогда где он скрывался? От него воняет всеми видами человеческих выделений. Одежда грязная, порванная. В лесу, оврагах, брошенных домах, подвалах? Почему справлял нужду под себя. Недержание или симптом шизофрении? Диагноз похож. Людей различает, хотя явные проблемы с сознанием, восприятием мира, памятью и ориентировкой в личности. Глупо надеяться на что-то ценное от него на этом этапе. Нужно переходить к главному.

Роль доброго полицейского мне надоела.

– К черту, – сказал я, бросив папку на стол. Мэд Кэптив не шелохнулся; он медленно провел глазами от стола ко мне, даже больше растянул извращенную улыбку. – Я задаю вопрос, ты отвечаешь. Все понял? – Не дожидаясь ответа, я начал: – Тебя поймали в поместье на окраине города? Что ты там делал?

– Я хотел забрать его. Я могу, да… Руками. А ты и такие же, как ты, помешали… но мы все равно заберем его.

– Очнись! Ты никогда не увидишь ни единого ребенка, ублюдок. Ты в отделении полиции. Ау, слышишь? В твоих интересах сознаться и выдать себя идиотом на суде. Может, еще вернешься в свою комнату с мягкими стенами. Говори, мать твою, как ты похищал детей, куда ты их похищал и зачем ты их похищал!

– Зачем? О, знаю. Это еда, мы всех съели.

Я вскочил со стула, уперся ладонями в крышку стола. Смотрел на него бешеным взглядом, потому что готов был разорвать. Это что, шутка? Он насмехается надо мной? Вот почему он раздражает: он говорит бред с такой уверенностью, что в это можно поверить. Или я отрицаю жестокую правду? Но как… 56 детей! И 26 – в течение месяца! Он должен был жрать по ребенку и даже подростку в сутки. Сообщники? Других психбольных нет, а кто еще будет работать с ним? Употреблял определенные органы: сердце, печень, почки, мозг?.. Возможно.

И все равно не верю, что это и есть наш гениальный маньяк, который уклонялся от полиции целый месяц, если не год с начала похищений… Никакой он не дьявол, Роуч! Просто исхудавшее обгаженное животное.

– Мэд Кэптив, сознаетесь ли вы в том, что в течение этого года похитили и убили 56 лиц несовершеннолетнего возраста, чтобы впоследствии съесть их?

– Этот мозг с трудом понимает… Пядися? Это раз, два, три… десясь… трицять… Ха-ха! Числа! Ха-ха-ха! Это было всегда. Мы всегда забирали их. Очень много ваших детей, такого числа он не знает.

– Отвечайте прямо. Сознаетесь ли вы, Мэд Кэптив…

– Не надо – думай о себе! О да… Я чувствую запах, он заставляет дрожать. Похож на твой, но сладкий, молодой… Там, за дверью! Они тоже смотрят, но она смотрит, как ты, пытается видеть нас, но не понимает. Сладкий запах… Люди чувствуют языком и носом. Так хорошо… Думай о ней… Ды-ды-дочь! Мы придем, мы будем лакомиться. Ее легко забрать. Я знаю, кого легко. И – смешно!.. Ты сам впустишь нас! Вы всегда это делаете. Вы наши кормильцы! Ха-ха-ха! Я доберусь… Не думай о других – думай о своей дочери, ду-ду-тектив…

У каждого есть порог. Его переступаешь редко, но вернуться в привычный мир уже трудно. Я набросился на урода, схватил за кофту и бил по лицу, чувствуя едкий запах дерьма. Он смеялся, хотя щека посинела, бровь треснула, а из сломанного носа хлынула кровь. Боль веселила, забавила его. И мы повеселились: я бил столько раз, сколько детей он убил и сказал мерзких слов об Алисии, но не закончил счет.

– Не смей угрожать моей дочери, сукин ты сын! – крикнул я, и дверь комнаты допроса распахнулась.

Крепкие парни Роуча оттащили меня, держа за плечи. Мэд Кэптив смотрел только на меня, даже когда привстал, упер руки в спинку стула и стал выворачивать их через голову. Плечевые суставы хрустели, а спина выгибалась немыслимой дугой. Боль и удовольствие смешались в безумной гримасе. Это существо осознавало свои действия – я увидел это в его глазах!

– Беги, детектив! Сам впустишь… Жди-и! – кричал он, переходя на рычание. Полицейские кинулись к нему – руки были на уровне шеи. Еще немного, и нам всем пришлось бы труднее.

– Троих в комнату допроса! Шокеры, быстро! – скомандовал Роуч по рации и вывел меня в коридор.

За стеклом стояла Алисия. Она смотрела на него, извивающегося в двойном захвате. Какого черта она здесь делает? Не важно… Как этот ублюдок узнал о ней? По запаху? Я наклонился, принюхался. Ничего.

Роуч, Мэд Кэптив, полицейские, звуки дубинок перестали существовать. Я смотрел на испуганное лицо Алисии, и мне было, как никогда, страшно.

С юношества Роуч Андерсон был крупнее меня. Он влепил мне пощечину и с силой встряхнул.

– Алек! К тебе в кабинет! Немедленно!

Да, детектив полиции не должен терять контроль. Спокойствие – источник логики.

Я вернулся за порог.

Писк в ушах от пощечины. Мир быстрый и медленный, громкий и тихий одновременно. Я не заметил, как мы прошли коридор, поднялись по ступеням, мимо людей в холле. Понял это, когда откинул голову на холодную спинку дивана в кабинете. Вентилятор привел меня в чувство.

Роуч заглядывал в каждый шкаф, как вор, который слышал полицейскую сирену на подходе.

– Черт бы тебя побрал, Алек! Где ты прячешь алкоголь? Виски, абсент, водка? Хоть что-нибудь!

– Я не…

– А я не для тебя!

Он придвинул стул к столу и сел напротив. Стучал ногтями. Долго.

Я окинул взглядом комнату. Алисия осталась где-то снаружи.

– Алек… Я, как никто другой, понимаю тебя, твои чувства и через что нам пришлось пройти за этот месяц. Но это не повод… Допрос записывался на камеру. Естественно, ради всех нас на карте памяти вдруг закончилось место. И все же так нельзя, понимаешь?

– Понимаю.

– Пока существо выглядит, как человек, – продолжал читать нотации Роуч, – мы обязаны относиться к нему соответствующе. Каков бы он ни был на самом деле! Нам еще предстоит контактировать с ним, так что в следующий раз, пожалуйста, обойдись без этого.

Я кивнул.

– Целый месяц я пытался поймать его, видел в кошмарах, как нахожу преступника и как он ускользает… Теперь он у нас, но я не чувствую радости.

– Да потому что еще ничего не кончено – и дай боже все только начинается. У нас по-прежнему нет ни свидетелей, ни улик. Признаться, у нас нет вообще никого и ничего, кроме этого Кэптива…

– Он сознался, прямым текстом сказал, что… делал с детьми.

– Да, но… он же невменяемый! И если психиатры подтвердят это, ни одно его слово не будет иметь вес на суде.

– Роуч! Ты сам начал с того, что он причастен к убийствам. Я опросил, осмотрел его и согласился с тобой. Почему теперь ты даешь заднюю?

– Все странно, Алек, если начать копать глубже… Как он похищал их? Запугивал, а потом уговаривал уйти из дома? Возможно. Пусть несколько детей и могли так поступить, но не полсотни же! Были и подростки 16-19 лет. Я не знаю… Трудно сказать, где он скрывался все это время. Если бы мы могли найти его жилище, детскую одежду, останки тел, в конце концов…

– Активная фаза похищений началась в сентябре – ровно после его побега. Вы поймали его за попыткой похищения ребенка, и сам он подтверждает это. Сколько еще улик тебе нужно?

С минуту мы сидели молча, обдумывая аргументы. Пока нет безупречных доказательств его каннибализма, но найти улики и выяснить подробности – дело времени. Еще будет экспертиза: анализ испражнений, биологических жидкостей, грязи под ногтями, психиатрический осмотр и тесты… Профайлеры и психологи оценят запись. Его ждет не один допрос… Это затянется надолго, но это – то самое «хоть что-то», и нужно хвататься за эту соломинку.

– Ты знаешь ответ, Роуч. Знаешь, что я прав. Поэтому и молчишь.

– Хорошо. Ты руководишь этим делом, поэтому спрошу прямо: ты уверен?

– Да. Ставлю на это звание детектива: он наш маньяк… И если признаешь мой опыт, то выйди и обрадуй прессу.

– Ошибка обойдется нам больше, чем увольнением, – угрозой жизни всех детей города. Все расслабятся после моего заявления, и ночью может случиться что угодно…

– Роуч, ты понимаешь, на сколько недель затянется процесс. Зачем мучить людей, которые и так переживали целый месяц? Пусть все будут спать спокойно сегодня.

Он долго чесал щеку, оставив на ней красные полосы.

– Почему ты до сих пор детектив? Мы с тобой одногодками закончили академию. С твоими способностями, поистине выдающимися – память, логика, интеллект, дедукция, нюх, да и чутье тоже – ты бы мог раз шесть стать сержантом, трижды капитаном и уже метить в шефы. Но довольствуешься званием детектива третьей степени и каждый год проваливаешь тест на повышение квалификации, хотя разбираешься в этом лучше экзаменаторов. Так почему?

– Я хочу непосредственно заниматься расследованием, а не подписывать бумаги, разъезжать по конференциям и давать интервью. И хороший капитан у нас уже есть, а вот детективов – надо еще поискать… – Я постарался улыбнуться. Он сменил тему, чтобы еще раз подумать, но уже решил. – Я слышу галдеж прессы под окнами. Успокой их, а за одно и весь город, наш капитан!