Текст книги "Дети Морфея"

Глава 3

27.09.199Xг., 07:06 PM

Вход на фабрику игрушек «Тедди’с Хоум»

Надеюсь, я не потеряю этот дневник, а то кто-то узнает, что система охраны на фабрике работает, мягко говоря, не очень, и обчистит нас – я удивлен, как до сих пор никто этого не сделал! Уже вторую ночь подряд я без особых трудностей пользуюсь шансом ночевать на диванчике в раздевалке, он холодный, но хотя бы мягкий, лучше скамейки в местном парке, грех не воспользоваться. Понятное дело, меня не принимали с красной дорожкой, у входа на территорию было два фонаря для приличия, и подлые гады светили, я уверен, ярче всех остальных в городе, мне назло! Но в такое время вокруг уличная пустота и тишина, я наплевал на знак «СТОП», прошмыгнул под шлагбаумом, обогнул пятна рыжего света и двинулся по пустой стоянке к каким-то ящикам и грузовым машинам. Спецагент Армани в деле, не иначе, сегодня даже весь в мокрой грязной одежде, с рюкзаком на плечах и надеждой на лучшее в сердце, не хватало ампулки во рту, если все-таки застукают.

Передо мной обзорный пункт врага, в смысле коморка охранника, я заходил с тыла, скользил бесшумной тенью по типу японских ниндзя, всего пару раз шаркнул кроссовками, но вроде бы пронесло. Оттуда вытекала какая-то музыка – смесь песнопений буддийских монахов с барабанами и какой-то дребезжащей штукой, мантра эдакая, такое любого вора отпугнет, а он еще и мычал в такт мелодии. Я воткнул глаз в замочную скважину, уж больно интересно посмотреть на тамошнюю медитацию, надеюсь, без крови и жертвоприношений – вообще подло, знаю, да и одному случаю известно, что я мог там увидеть. На самом деле, ничего криминального, охранник сидел в своем кресле спиной ко мне и колупался в какой-то электронике, на столе бардак из всяких винтиков, микросхем и бумажек, чисто стариковское коротание жизни. Слева настенная вешалка с его замызганной курткой, справа дубинка на случай настоящей атаки и лопата, не хочу думать, зачем она ему.

Вдох-выдох – и за дело, девочки, мальчики! Я упал на живот и пополз на локтях, как настоящий солдат по земле, пожелал любимой рубашке не превратиться в дуршлаг. Во мне очнулись знания предков, мол, правую ногу поджать, оттолкнуться, перетянуть тело, выглянуть из травы – у каждого человека же в роду кто-нибудь пожимал гнилую руку войны, не пятьдесят лет назад, так в миллионном году до нашей эры предок-неандерталец крался к вражескому племени, причем так же неумело. Ведро адреналина бурлило в крови, стучало молоточками по вискам, будто из мозга отбивную делали, но пока все шло путем, я уже обогнул правую сторону коморки и прикладывал все мнимое мастерство под окошком охранника. На манер какой-нибудь пернатой дичи я таился в зарослях камышей и рогоза, знал об охотнике и его породистой дряни на побегушках, но свято верил в свою скрытность, в свое утиное бессмертие. И так всегда, смерть не шлет писем, не прочищает горло, не стучится, перед тем как поцеловаться, а просто стреляет. Причем выстрелил не охранник – те словесные пули звучали женским голоском, знакомым до ноющей боли в сердце, до онемения всех мышц и совести.

«Лжец ты! И трус!»

Не знаю, какая дурацкая сила вдохнула в меня жизнь, все тело судорогой свело, прямо-таки разряд в двести двадцать, а то и во все тысячу вольт. Я подскочил, казалось, метра на два, получил сотрясение тела и тупо уставился в окошко охранника, мол, я быть не местный, как мне мочь пройти в туалет-комнату. Так и замер, как корова на оживленной трассе, мог разве что притвориться мертвым или слабоумным, а лучше и то и другое. И вот в глазах потемнело, будто душа полетела на званый ужин к богам, весь мир превратился в карусель, а мой зад решительно тяготел к асфальту. Как будто мало мне боли и унижения, в глаза брызнул проклятый луч фонарика, едкий, как лимонный сок – да, давайте сюда еще прожекторы, звуки собак, полицейских мигалок, понятно же, что дело провалено с треском льда над Марианской впадиной!

– Армани, это вы? – сказал охранник. Звук «рэ» прорычал на манер тракторного мотора, а интонация напоминала не то клич перед жертвенным харакири, не то оповещение, мол, катана уже спешит располовинить тебя, пожалуйста, не двигайся, чтоб ровненько было.

Свет-то он сразу же погасил, но ослепил меня будь здоров, всю сетчатку выжег своим приборчиком, аж голова заболела. В таком состоянии я точно не мог бежать, еще припомнил про его дубинку (и лопату!) и просто ждал неизбежности бытия, даже руки вытянул, но наручники все не щелкали на запястьях.

Наконец-то зеленые пятна перед глазами улетучились, и в тусклом свете фонаря над входом я увидел математически квадратное лицо с привычными полосками – глаз левый, глаз правый и рот, будто карандашом черканули. Какой-то дундук-старожил фабрики прозвал его Китайцем, то бишь без крупицы воображения, прямо-таки антифантазия, я бы сказал. Да, было в нем что-то азиатское, но уж точно не китайское, с такой же вероятностью он мог быть и тайцем, и чукчей, да хоть коренным индейцем. И чтоб без стереотипов и наглых межнациональных оскорблений – Три Полоски, просто и со вкусом.

Дело в том, что у него был самый узкий в мире разрез глаз, без подсказки и не поймешь, смотрит он тебе прямо в душу, подозревает в чем-то или спит, да и губы вытянуты в ровную ехидную полоску, ни пятна зубов, если они вообще были. И куча морщин разной степени выпуклости, прямо-таки американские горки для микробов – Луи думал, что старик чем-то болен, мол, его лицо чмокнула (авторское выражение) болячка. Три Полоски каждый день проверял нас из своей коморки, сидел неподвижно, лицо немое, беззвучное, толку как от манекена, так и тянуло когда-нибудь показать огурец вместо пропуска. А еще никто не видел, чтобы он выходил из своего убежища, словно по-вампирски прятался весь день. Самое смешное, фабрика охранялась только им одним и не была обмотана колючей проволокой и утыкана сигнализацией, но никогда в его бесконечную смену не случалось неприятностей.

– Простите, мистер Коллин, – начал он спокойно, ого, какая вежливость, у меня аж в голове заскрипело от непонятности ситуации, наоборот же должно быть, но я принял извинения, мне не сложно, – что отвлекаю от очередного проникновения на фабрику. Я бы не задерживал вас, однако мне необходимо поделиться одной дивной новостью. – И замолчал, как музыкальный автомат без монетки, интриган старый. И что вообще за шуточки, где крики, вопросы, да хоть вполне логичное предложение пойти на все четыре стороны. – Представляете, когда в последний раз меня посещал юный прелестно-пахнущий бутон… да что же это со мной… возможно, ромашки – точно, именно ромашки! – называемый многими совершенно безвкусным словом девушка?

– Представляю… В одна тысяча семьсот тридцатом? Неужели раньше?

– Дерзите, молодой человек, ах дерзите! Между прочим, сей цветочек интересовался именно вами и вовсе не в положительном ключе. Она пришла часом ранее, одна, бесконечно взволнованная и печальная, как сама природа в минуты ее визита. Простите, но я не утаил от нее, что вчера вы ночевали на фабрике, поскольку не мог позволить себе привести ее в еще более испуганный и расстроенный вид. Конечно же, мой чуткий взор видел вас, и это знание, возможно, спасло бедняжку от нервной болезни.

– Погодите, что-то не складывается… Если видели меня вчера, почему не остановили?

– А нужно было?

– Так это ваша работа, если вы вдруг не знали.

– Ничего подобного. Моя работа – защищать честь этой фабрики от преступников, бездомных животных и погодных явлений. Вы, мистер Коллин, не подходите ни под один из пунктов. К тому же, если вы пришли сюда путником на ночлег, значит у вас некие трудности в жизни, а отказать страждущему в помощи – вот наивысшее преступление для человеческого духа.

– Ваша занимательная философия и правда выручила меня. Слава философам всех стран! Так… я слышал голос той девушки… пардон – ромашки, на вашем языке.

– Ах это… Диктофон собственного производства, не побоюсь греха самовосхваления. Согласитесь, что звучание вышло крайне прекрасным, натурально передающее каждую ноту в голосе, а у вашей ромашки их оказалось на редкость предостаточно!

– Да уж, реалистично… – сказал я, а на деле возненавидел эту штуку, от которой чуть не словил сердечный приступ.

И тут у него в руке появилась пластиковая коробочка, на вид готовая рассыпаться в пыль, ряд толстых кнопок сбоку и малюсенькая кассета сзади, в духе времен его молодости, но динамик и правда отменный – ясно, чем старик занимается в свободное ночное время, талант, что еще сказать. Не удивлюсь, если в его кармане найдется робот-маячок слежения, в коморке висит пистолет с плазменными патронами, а сама будка настроена под машину времени и вообще внутри больше, чем снаружи.[9]9
  Вполне вероятно, что Армани отсылает к сериалу «Доктор Кто» и пространственно-временной будке-машине, которая больше внутри, чем снаружи. – Прим. авт.


[Закрыть]

– После моих слов ее грусть переменилась гневом, и, сложив руки на груди, она принялась ожидать вас. Вновь сомкнулись темные тучи, угрожающе блеснула молния… Всякие предложения отправиться домой она решительно отвергала, и лишь согласилась пройти в мое скромное обиталище. Добрые пятнадцать минут мне потребовалось, чтобы облагоразумить ее оставить вам послание в записи и под защитой моего зонта успеть на последний автобус. Мне неудобно об этом говорить, но, как увидите ее, напомните вернуть зонт.

– Напомню. А можно взять диктофон, послушать в… более уединенном месте?

– Как пожелаете… Впрочем меня можете не смущаться, ведь я и видел, и слышал весь процесс записи.

Спасибо за разрешение, конечно, но я все-таки посмущаюсь – на самом деле, теперь вдвойне неловко смотреть ему в глаза и без всякого диктофона. В общем, он вручил мне свое чудо техники, а я задумался, хочу ли услышать все остальное, там явно мало приятного.

– Так… я пошел?

– Если ночью обрушится новый дождь и крыша даст слабину, позовите меня, пожалуйста.

До чего же странный старик, обращается со мной лучше отца родного, эдакий заботливый дедушка, не хватило еще печенья с теплым молоком в кровать и разве что поцелуя на ночь, но как-нибудь обойдусь! А мы, по сути, вообще не знакомы, видимся не больше двух раз на дню, то бишь начало и конец смены, не болтаем на перерыве, как с парнями по цеху, даже не шлем друг другу открытки на день рождения. Хотя я к нему всегда вежливо относился, насколько позволяют манеры – может, он просто отвечает добром на добро, редко, но и такое бывает в жизни.

Помню только, как его котенок, тогда еще мелкий комок шерсти, прыткий, как ошпаренный заяц, выбрался из коморки и драпанул в приоткрытую дверь фабрики. Три Полоски, небось, сладко похрапывал в полдень, а эта рыжая зверюга десяти сантиметров от полу незаметно шлялась между лентами конвейера. И то ли у него чесался зад на приключения, то ли просто неудачно прыгнул и сам не понял, как поехал в жерло убийственных механизмов. Хорошо, я был рядом, а то одна мягкая игрушка внутри другой оставила бы кому-нибудь в магазине детскую травму. В общем, это был первый случай (второй сейчас), когда Три Полоски покинул пост и проявил свой яростный крик матерого самурая на пенсии.

И поэтому он оставлял дверь на фабрику открытой и впустил меня, а сегодня даже пожелал спокойной ночи под конец – так-так, а тапочки в этом отеле случайно не выдают?

Первым делом я прошмыгнул в душ и долго стоял под напором воды, чуть жабры не отрастил – я выглядел ужасно, пах еще хуже, и какое райское блаженство выключить мозг и смыть с себя всю гадость паршивого дня! На лавке в душевой валялся один журнальчик из серии тех, что должны прятаться, как минимум, под диваном. Луи, гаденыш, разбрасывает такие вещи по фабрике, у Мудрого Филина давление за двести подскочит от давно забытых образов, но, признаться, знает французик толк в… чтении – сюжет слабоват, но персонажи красивые, в смысле, хорошо напечатаны, тьфу ты, прописаны, я хотел сказать. Я позаимствовал ненадолго под горячую воду, глянцевые толстые страницы и не такое стерпят, будто для душа и созданы, прости, Оля, ситуация безвыходная.

С моего ухода в раздевалке ничего не поменялось, шкафчики для личного барахла и одежды все так же стояли в ряд, как солдаты в шеренге. Их никогда не закрывали на ключ – во время работы мы на своих местах, да и кому вообще нужны чужие затертые штаны и сменная обувь. Я развесил мокрые пожитки на дверцах, плюхнулся на диван, второе чудо здешней берлоги, и минут десять трясся в одних трусах, пока не согрелся. Потом лениво подтянул рюкзак и достал оттуда медведей, ощупал их (фух, не намокли!) и посадил на спинку дивана, прямо как мама в детстве.

– И не нужно на меня так смотреть! Я вообще не виноват, что этот Фирдан оказался тем еще черствым сухарем, на полном серьезе вбил себе в башку, что вы кусаетесь, прямо как в дешевом ужастике каком-нибудь. Мистер Фирдан… Хм, на кого же он похож? Пусть будет слон – он не шибко толстый, но далеко не в форме, хотя ростом не вышел, прямо как Бенедикт Савва, зато нос у него и правда громадный, а кожа серая, сальная и волосатая. Вот только сомневаюсь, что за этой кислой, как полугодовалые оливки, рожей есть хоть капля мудрости[10]10
  Во многих странах и культурах слон олицетворяет мудрость, силу и благоразумие. Так, например, в индуизме бога Ганешу часто изображают в виде человека с головой слона.


[Закрыть], ходячий замученный кризис среднего возраста – пристрелите нас, если мы с Олей когда-нибудь будем такими же.

Я сильно тряс ногой от раздражения, и один медведь решил покинуть спектакль раньше положенного, упал на ляжку и отскочил на пол. Пришлось поставить на место – понимаю, мне тоже не хотелось бы все это слушать, но а кому сейчас легко!

– Вот нельзя было просто заткнуться и купить! Еще и этот сын его… Как будто впервые показал игрушку африканскому ребенку, у которого до этого из развлечений были камни, дерево и солома. Что-то мне подсказывает, у него и таких нет. Вроде это я не люблю детей, но для такого надо совсем извергом быть, даже жаль мальчика. Баловать не хочет, видите ли – я считаю, это все-таки жадность, мерзкая убийственная штука, смертный грех как бы. Вот же… Жадный Слон – гениально, так и буду звать его, пока не изменю мнения, то бишь всегда!

Злость согрела кровь на пару градусов, но стало неловко от идиотских мыслей, мол, сейчас на фабрику ворвется Мудрый Филин собственной персоной, ручку забыл, ключи или еще чего, увидит свет и непременно заглянет в раздевалку. Полуголый бездомный парень удивит его даже больше славного журнальчика в душевой… Так, а ну, брысь из головы, навязчивая чушь, есть темы поважнее на подумать! Например, как бы он мудро не уволил меня завтра или через пару дней, по-любому же не спроста послал в такую заведомо безвыходную ситуацию, чтоб без шансов. Итак, что мы имеем? Жадный Слон жаден, тверд в своей тупости и туп в своей твердости – опять теребить звонок нет смысла, проще подкинуть ему игрушку и самому заплатить, но я на мели. Или попросить помощи у… Черт!

Я метнулся к штанам на дверце первого шкафчика, диктофон выпирал в заднем кармане, вернулся на нагретое место и долго крутил его в руках, с виду хищник, который играется с добычей, а на деле просто боялся. Была не была – поклацал пару кнопок, молился, чтобы не удалить сообщение, но вдруг замигала красная точка и в динамике закричало:

«Лжец ты! И трус! Армани Коллин, ты просто невыносим! Как тебе хватило наглости сбежать из дома, ничего не сказав, игнорировать мои звонки и ночевать на своей проклятой фабрике? Я волновалась, я не знала, кому звонить и у кого спросить за тебя… Да я всю ночь прорыдала без сна из-за такого придурка, как ты! Сегодня мне показалось, что я видела тебя в магазине, – уже с ума схожу! Мне хочется верить, что так и есть, а не в то, что это действительно был ты. Я уже ни черта не понимаю! Что происходит, ты можешь мне объяснить?! Ладно, вдох-выдох… Прошу, если у тебя осталась хоть капля совести, теплоты и любви ко мне, позвони, как только услышишь это. Я буду ждать».

– Эй там, на диванных трибунах, почему завоняло игрушечным осуждением? Думаете, мне приятно слышать родной голосок беспокойным, надрывным, чуть ли не истеричным? И да, здесь и правда моя вина, я уже вторую ночь не появляюсь дома… У нас дома. Почему? А не ваше это медвежье-плюшевое дело! У вас все куда проще – папа Тед и мама Бетти буквально созданы друг для друга, никаких тебе ссор, скандалов, и внезапных «А ты бы хотел малыша?» и глупых отшучиваний, вроде «Да, конечно, завтра позвоню знакомому аисту, забронирую местечко для нас». Потомство вообще делается без вашего участия и никак не мешает вам жить… Лучше скажите, что теперь делать. Набрать ей? Не думаю, что она будет рада – да, знаю, она прямо так и сказала, позвонить, но я пока не могу ответить на вопрос, который заварил всю эту кашу.

От скребков кошек на душе я достал из рюкзака телефон, бездумно открыл список контактов и пролистал до шутливых трех букв[11]11
  В отличие от традиционной транслитерации имени Оля как «Olya» Армани использует «Ola», что созвучно с итальянским междометием «Эй!», однако все же смягчая звук на конце. – Прим. авт.


[Закрыть] – Оля; не Олечка, не дорогая, любимая, зайка-кися-курочка или как еще нелепо обзывают своих любимых в отношениях. Просто Оля, моя Оля. Засмотрел ее имя до дыр, раз за разом пробегал взглядом, а палец трусливо дрожал над кнопкой вызова. Я правда хотел услышать ее, вернуться и поговорить, но слова испортят вообще все, а пока что испорчено только девяносто девять процентов. Какой бред в жизни творится, сижу в раздевалке пустой фабрики, в одних трусах, и болтаю с мягкими игрушками – диагноз, не иначе!

Звуки за окном застали меня врасплох, и я замер, как суслик в дикой природе, уши концентрировали каждый звук. Прямо за стеной кто-то крался, причем еще хуже меня, шаркал обувью на каждый шаг – и тут два варианта, либо неопытный мелкий воришка, либо матерый бандит, который попросту не утруждает себя скрытностью. Я бы и не паниковал раньше времени, но Три Полоски как-то возмущенно вскрикнул, и вот опять тишина, еще гуще, прямо-таки космический вакуум, а шорохи где-то внутри… Все очевидно, одинокого дряхлого старика вырубили одним ударом, а теперь летят мотыльками на свет в раздевалку. Теперь уже точно можно паниковать!

Бешеным тараканом я пробежал к шкафчикам, почти запрыгнул в штаны и напялил кое-как рубашку – если застрелят, всяко лучше, чем в одних трусах быть. Я, конечно, встал в боевую стойку, но быстро понял, что кулаки пули не отражают, да и медведями особо не подерешься, обшарил раздевалку – что-то никто из парней не носил с собой кастеты, биты или боксерские перчатки, странные они какие-то. Хотя бы у Луи на полке лежал карманный фонарик, светил убого, немощно, как престарелый светлячок, но попытаться ослепить кого-нибудь можно… Просто отлично – никогда ничего не происходило, но я тут уже второй день, пора бы и ворам нарисоваться! Я что, магнит на неприятности – кому вообще придет в голову грабить фабрику игрушек, разве что внутри них спрятаны инопланетные камни, которые перемещают в другие миры, а если нет, то я и не знаю…

В дешевых фильмах-ужастиках пугают одинаково, как бы по одному сценарию, будто кто-то придумал эту чушь, и за ним все стали повторять. Случается странность, лампочки мигают морзянкой или за окном шастают оборотни на пару с вампирами, а герой, обычно полный имбецил, утоляет тупую жажду вопросов, мол, а что, а где, а почему. Что – монстр; где – рядом, ты же слышал звуки; почему – вопрос философский, но суть ясна, оно хочет тебя сожрать. Выход прост, если ты не на космическом корабле, в смысле линяй как можно дальше оттуда. Нет же, он тащится в самое логово зверя, едкая зеленая слюна уже капает с потолка, а ему все не терпится увидеть жуткую морду. И только потом можно сверкать пятками под аккомпанемент своего визга, времени на это часто уже в обрез.

И раз я знал все это, тогда какого черта повторял сюжет дешевого ужастика? Ответ в тридцать девятом и сороковом словах прошлого абзаца.

На фабрике прямо-таки разлили ведро темноты, дохлый луч фонарика даже под ноги светил неумело, я прошел душевую больше по памяти. Зато ничто не мешало его уличному собрату плюнуть каплей света внутрь, то бишь дверь открыта настежь, еще и каморка Трех Полосок пустая – да он крышу зашел проверить, просто очень тихо, на темную, не вижу ничего странного! А хотя вижу, от порога тянулись куски грязи, какие-то разводы и следы, то ли мои, то ли старика, другие варианты запрещены. Кого я обманываю, тут и дураку понятно, дождь переполнил сточные трубы, из них выплыло что-то скользкое и гадостное, оно решило насладиться тартаром из человечины – сначала старой, а самое вкусное под конец, я тоже так делаю. Бежать-то все равно некуда, остается превратиться в неандертальца, который с дубиной (фонарем-карликом) гордо, даже если и недолго, защищает свое жилище и право на завтрашний день.

Бродить по рабочему цеху было, мягко говоря, неуютно, я вспомнил всех монстров с экранов и страниц книг, еще парочку выдумал, чтоб не расслабляться. Ощущение, как если бы шел в скафандре по дну океана, приборчик пытался показать мне тамошних глубоководных животин, но темнота темная и темнота подсвеченная – одна соль. Короче, я выключил фонарь и подождал с минуту, зрение потихоньку привыкало.

Я протопал к кладовке, где спокойно себе простаивали ведра, швабры и тряпки времен Второй Мировой на пару с бутылками моющего повышенной едкости, никаких щупалец и слизи. И тут мне на плечо падает чья-то рука, а может, клешня или бензопила, в ту миллисекунду плевать было, я круто развернулся, как на карусели, по велению древних инстинктов отпрыгнул оголтелой кошкой внутрь. Сильно приложился затылком к полке, на секунду увидел карту созвездий и схватился за больное место, другую руку выставил перед собой, полностью растерянный – эх, монстр, сейчас ты получишь самый легкий обед в своей скользкой жизни.

– Это я, мистер Коллин, – сказал монстр. Погодите, монстры не знают моего имени, да и других тоже, они же тупые, и уж точно не будут вежливо здороваться с едой.

Три Полоски явно решил, что успокоил меня этим, повернулся спиной и с умно-подозрительным видом стал рассматривать черное полотно цеха, а я тем временем пародировал приступ астмы.

– Вы не видели его?

Кого, черт бы побрал этого его, Его? Мудрого Филина, Элвиса Пресли или спасителя Христа? Пока что никого из них, но еще одно такое подкрадывание сзади, и я пообщаюсь с Гиппократом, Колумбом, Кеннеди, Хичкоком и кучей других интересных личностей на том свете.

Сзади что-то сдвинуло картонную коробку, свалило на пол домино из бутылок с моющим и быстро зачавкало по полу. Я чуть не запищал на манер полицейской сирены, страх перед насильственным прыжком в кислотный желудок – это ничуть не стыдно, я считаю. На удивление все обошлось мирно, существо проскочило мимо нас и засеменило, казалось, десятком ног, куда вели его сотни глаз. Наш самурай не только не вздрогнул, но и расправил грудь, недовольно рыкнул, как лев, и вперед за антилопой. Шел, правда, неспешно, уверенно, как неумолимый киборг-убийца, непонятно, кто кого еще пугал, и ведь монстр это чувствовал, волновался, сбивался с пути, вот напоролся на конвейерную ленту, а потом вообще запутался в проводах. Огромная стариковская лапища уже тут как тут, схватила его за воротник и потащила на вытянутых руках прочь.

На улицу Три Полоски вышел гордым и довольным, будто поймал редкого зародыша – вот он, посмотрите, детеныш рептилоида, сын Ихтиандра, марсианский ребенок. Свет испортил все ожидания, зародыш оказался человеческим, причем лет одиннадцати от роду, со смутно знакомым лицом, которое я видел пару часов назад в доме Жадного Слона.

– Неожиданный случай, – сказал он, когда ослабил хватку, разгладил воротник. Парень стоял с дерзко-испуганным видом, терял отличный шанс на побег. – Все прошлые разы приходили подростки командой из нескольких человек, полные возрастной уверенности и хамства, чаще до наступления темноты и стремительно удалялись, после того как я их отпускал.

– Красть игрушки? – сказал я.

– Не знаю, что подвигает юных людей на подобный поступок – скука, глупость или безысходность, – но уже дважды в этом месяце на нашу бетонную крепость совершались варварские набеги. Мой возраст может навевать мысли о том, что я не увижу, не услышу и не остановлю их, однако, как показывает опыт, внешность крайне обманчивое явление.

Говорил Три Полоски совершенно спокойно, казалось, мальчишке пора писать завещание пары конфет друзьям, а то с минуты на минуту у него будет на одно ненужное отверстие больше. Но пока что старик только направлял свои полоски лица на виновника – непонятно, проклинал, улыбался или вспоминал, где оставил катану (и лопату).

– Я не вор! – сказал парень возмущенно и поправил лямки рюкзака за спиной.

– Ваши действия противоречат поступкам, молодой человек. Ты крался, выждал удачное время, когда я открою дверь фабрики для проветривания, и промчался внутрь, точно кошка, укравшая со стола щедрый кусок рыбы.

– Потому что вы побежали за мной! И выглядели очень жутким…

– С этим не поспоришь, – вставил я свою копейку.

Три Полоски выстрелил невидимыми глазами мне прямо в лоб – шут его знает, что это значило, но явно ничего хорошего, как бы меня не насадили на шампур за компанию. Я вспомнил, что вообще-то языку место за зубами, а я тут еще и на птичьих правах обитаю, и на всякий случай отошел на полшага.

– Мне нужно было к нему. – Кривой палец паренька обвинительно торчал в мою сторону. – Он сказал, что продает игрушки и работает на фабрике. Я еле нашел адрес в старых газетах… Я понимал, что уже поздно, но хотел спросить, вдруг еще можно купить. А вы выскочили из этой будки, и я испугался…

– Это правда, мистер Коллин? Вы знакомы?

– К сожалению, да. Это его отцу я пытался продать игрушку сегодня… И какого сыра ты здесь забыл?

– Купить игрушку, я же сказал.

– До завтра вот никак не подождет?

– Нет, – буркнул он раздраженно, будто я сказал какую-то глупость.

– Бесплатно ты только приглашение в обратную сторону получишь! Твой отец хоть согласился купить и дал деньги?

– Нет, но я и сам могу.

Дерзости этой малявке не занимать – что он сам может, разве что в туалет сходить, бесит жутко, приперся тут под ночь, без родителей, еще и дразнится заветной отсрочкой увольнения.

– Мы в затруднительном положении, мистер Коллин.

– Разве? По-моему, план простой, этот паренек разворачивается на сто восемьдесят и топает отсюда прямиком домой, желательно никуда не сворачивает, а родителям вешает лапшу, мол, проводил кучу девчонок по домам, каждая в разной части города. Надеюсь, все понимают, что творится в городе? Нам с вами влепят пожизненные, если узнают, что он тут ошивался в такое время.

– Неужто вы, понимая серьезность похищений, тем не менее советуете отправить его одного домой? Нет, подобного я допустить не могу. Равно как и оставить фабрику без своего надзора.

– Я его не поведу! Там полиция во всю разъезжает, а я тут с чужим ребенком, и вообще уже запрещено бродить по улицам… Точно, сбегаю за телефоном, скажем офицерам самое удивительное, то бишь правду, и они отвезут его к родителям, а те вставят ему по первое число. На том и распрощаемся!

– Боюсь, мистер Коллин, в вашем положении полицейские – это не лучшее, с чем бы вы захотели столкнуться, ведь они могут осмотреть всю фабрику. А поскольку случай – и я как невольный его участник – выглядит весьма подозрительно, полагаю, их машина еще несколько дней будет проезжать рядом с фабрикой, учтите это.

Старик прав, мне дорога в холодную камеру на ближайшую ночь, пока Оля не заберет. Вот же засранец мелкий – это наглый шах в нашей странной партии!

– Тогда сам звони родителям!

– Ха-ха… – заржал он, я завис от неожиданности. – Ой, простите, я правда забыл телефон дома. Нужно было быстро собираться, вот и…

– Дай угадаю, наизусть номер ты не знаешь.

– Угу.

Мне хотелось ударить его. Детская глупость может стоить нам кучи проблем, а ему весело, насмехается он.

– Что за напасть…

– Не напасть, а интереснейший случай, мистер Коллин. Посудите сами… У этого мальчика получилось незаметно сбежать из дома, найти вас, что довольно-таки непросто, учитывая, что он ничего о вас не знал – случайность на случайности; и все сложилось так, что ни одним из способов мы не можем отправить его домой. Мне кажется, сама судьба велит вам знакомство.

– Что-то мне все меньше нравится эта ваша философия.

– Что ж… – заключил Три Полоски голосом судьи. – Тогда я приношу искренние извинения за свои поспешные суждения и действия и прошу пройти внутрь, молодой человек.

Мат – и шахматный, и словесный.

Примерно через пятнадцать секунд, девять из которых мы шли в раздевалку, я пожалел, что согласился, и уже думал сдаться полиции или просто связать это существо. Он побежал к шкафчикам, будто видел их только в кино и на картинках, откопал невесть где еще один журнальчик из того же раздела, что и в душевой – пришлось мигом конфисковать на ближайшие года три хотя бы. Шило в заднице потянулось к игрушкам и небрежно плюхнулось на диван, тот качнулся добротной такой волной, но выдержал, а то я начал сочинять тысячу и одну отговорку для Мудрого Филина. И вот паренек занялся медведями, закрутил их, чуть ли не затискал до смерти, но самое главное, вел себя тихо и спокойно – воздушная тревога, у нас тут сюрреализм в чистом виде происходит! Какой же ты садист, Жадный Слон, раз довел сына до такого, в наше время дети писаются от счастья только с приставок.

В правом конце нашего пятизвездочного отеля находился буфет – громкое название для столика и кучки дряхлой кухонной утвари, но нужно быть оптимистом. Электрический чайник окружали три пачки лапши быстрого приготовления, а рядом доживала век газовая плита времен отцов динозавров. Был еще холодильник-нахлебник, который жрал энергии намного больше, чем морозил, но как полка для еды сойдет. Я клацнул кнопку чайника, открыл пачку лапши для себя, вторую – тоже себе, только понял, что не ел полдня, могу и мамонта за два укуса проглотить. Так уж и быть, третью отдам мелкому, надо же соблюдать какое-никакое гостеприимство, да и дольше тишина будет, хотя набитый рот детям не такая уж и помеха. Кипяток отправился по двум порциям – одна для него, а свои я высыпал в один пластиковый контейнер. Всю эту манну небесную поставил на столик с двумя стульями, за них вечно борьба идет, а сейчас прямо-таки ужин в ресторане, правда без салфеток.

– Эй, как там тебя… Ви-и… ктор? Иди есть!

– Я Виктим! Вик-тим.

– Слабая команда? Что за дурацк… – Я прикусил язык, вслух такое не говорят же. Нужно срочно обозвать его как-нибудь, можно даже рассказать, мелкие вроде любят панибратство. Вот только я был голодный, мозг наполовину отмер, а последняя крошка думала только о золотистых ниточках лапши в тарелке, поэтому гениальности не случилось. – Нет, так не пойдет! Я буду звать тебя ДеВи, сокращенно от дерзкий Виктор.