Текст книги "Дети Морфея"

– Да я Виктим, сколько повторять! А почему это я дерзкий? И мне не нравится имя Дэйв.

– Не Дэйв, а ДеВи, ты чем слушаешь? Короче, хватит чесать языком, ешь давай!

За пару минут болтовни лапша превратилась во что-то аппетитное, и запах специй с химическими добавками приятно бил в нос – чудо питательной инженерии, не иначе! Я набросился на еду без правил и ограничений, как измученный пустыней бедуин на чашку воды, забыл, что чавкать и хлюпать не особо прилично.

– Это не вредно?

– Разве что в культурном плане – на родине меня бы за такое распяли, но сделаем скидку на то, что я одичал вдали от дома. Это дешевая яичная лапша, и ее не надо готовить. Если недостатки и есть, то их с лихвой перевешивают удобства.

– Я читал, что там много каких-то штук, от которых живот будет болеть.

– Как видишь, я живой, а если некоторые перестанут портить аппетит замечаниями, то буду еще и счастливый.

Неожиданно мне захотелось рассмотреть его, а то все украдкой, побыстрее отводил раздраженный взгляд. Он взял все хорошее от внешности отца, то бишь совсем немного, больше, подозреваю, в мать пошел. Вообще и не скажешь, что это сын Жадного Слона – может, и слоненок, но не с серой кожей, а очень даже с розовой, прямо-таки Дамбо, вряд ли летает, но такой же лопоухий. В целом, миловидный, девчонки будут в восторге через пару лет, улыбка с ямочками, глаза блестящие, но наивные до жути – ничего из этого я не видел пару часов назад, в смысле рядом с отцом.

– Что за синий прямоугольник на упаковке, ты знаешь?

– Это значит, что пластик экологически чистый и безвредный.

– А есть грязный и вредный?

– Да, тот, который сотни лет разлагается в земле.

– А этот сколько?

– Не знаю. Ясно, что поменьше.

– А как он попадает в землю?

– Люди мусорят, если ты не знал.

– Я не мусорю.

– Молодец, далеко пойдешь…

– Я думал, пластик должны сжигать на свалках.

– Должны. И кстати, это тоже не особо полезно для атмосферы.

– А как тогда полезно?

– Так, слишком много вопросов, а я что-то забыл подготовиться к лекции о защите природы. И вообще, когда я ем, я глух и нем – знакомо такое?

После этого ДеВи резко притих, как если бы я задел какую-то ржавую струну души – судя по его папаше, сомневаюсь, что у них за столом теплая семейная атмосфера и каждый рассказывает, как прошел день. Вот он и уставился на свое отражение в бульоне, лениво колупался в лапшичных кудрях, будто ловец жемчуга в водорослях. Только хотел сказать, мол, золотой ребенок, видали и намного хуже, а он издевается, то трещит без умолку, то молчит, как памятник с кладбища, в такой гробовой тишине и дышать неловко, не то что есть.

– Ты вообще не попробовал, – сказал я. Сам быстро накинулся на порцию, желудок и правда разбух на половине тарелки и заболел, вот и старость наступает на пятки…

– Мы ужинали недавно. После этого я и ушел.

– Ты попробуй, а то потом будешь болтать, мол, сбежал из дома, а тот злой дядька на фабрике тебя голодом морил. Шучу, если что, обо мне ни слова.

Наконец-то он всосал немного лапши, которую намотал на пластиковую вилку, хоть и забрызгал бульоном все вокруг. Сначала жевал с удивленным выражением, текстура и правда непривычная, а потом показал зубы, будто в кресле у стоматолога, и засиял, как лампочка под напряжением.

– Хм… А на вкус лучше, чем выглядит.

– То-то же! Ты правда никогда не пробовал такую лапшу?

– Нет, мама готовит вкуснее. Не похоже на пасту. Очень странно, но неплохо… А ложка для бульона есть?

– Может, тебе еще салфетку и зубочистку за такую цену? Смотри и наматывай на ус, шаг первый, берешь контейнер, шаг второй, приставляешь к губам, шаг третий, наклоняешь и пьешь. Все просто, справятся даже младенцы.

Крохотная порция что-то слишком быстро переместилась в его желудок, вроде как сытый. Ничего, от полного брюха клонит в сон, а значит, меньше мороки с ним будет, все продумано.

– Спасибо, злой дядька… – Он выпучил карие яблоки на меня, от такого внимания горло с трудом пропускало лапшичный бульон. – Мое имя ты знаешь, хоть неправильно говоришь, а свое так и не сказал.

– Зачем тебе?

– Чтоб… называть тебя. А то злой дядька как-то по-детски звучит. Да и не похож ты на дядьку. У нас такие старшеклассники в школе, а дядьки – это как детектив Рей. Я хотел сказать…

– Слушай, из-за того, что ты в прямом смысле ворвался в мою жизнь не делает нас друзьями. Присмотришь себе игрушку, раз так хочешь, и завтра распрощаемся на хорошей ноте.

Главное отличие детей от взрослых, что они не умеют как следует прятать эмоции, жизнь еще не научила этому полезному навыку. Вот и лицо ДеВи сморщилось, как столетнее яблоко на жаре, я представил, как он уже распланировал оформление странички в своем дневнике, что-то вроде «сегодня я нашел нового друга», и отвел мне пару разворотов в фотоальбоме.

– Я тебе не нравлюсь? – серьезно спросил он.

– В равной степени, как и все дети.

– Но я не ребенок!

– А кто ты? Взросленок?

– Подросток. Мне одиннадцать, а скоро будет двенадцать. Это ранний подростковый период, между прочим… Так почему ты не любишь детей?

И еще одно гадкое свойство мелюзги – им нужно знать все-все на свете, даже то, что не их ума дело, а если это секрет или кто-то не хочет рассказывать, будут канючить до посинения, знаем, проходили!

– Хорошо, расскажу, если обещаешь отстать. Я долго работал в приюте, присматривал за спиногрызами разной степени зрелости…

– То есть когда-то ты любил детей?

– Слушаешь ты явно не ушами, а выводы у тебя из кустов, я такого и близко не говорил. Меня туда отправил папаша, деваться было некуда. «Тебе уже четырнадцать, Армани, в твои годы я горбатился на двух работах и помогал отцу в поле, чтоб какие-то деньги в семью принести, а ты все развлекаешься!», – спародировал я карикатурным низким голосом.

– О! – вскрикнул ДеВи и поднял указательный палец, будто придумал новый закон притяжения. – Так тебя зовут Армани… Ар-ма-ни. Я такого имени не слышал, какое забавное.

– На свое посмотри!

– А что с ним?

– Проехали… Короче, папаша сказал, мол, я засранец, учеба у меня не ахти как идет, а в свободное время штаны дома протираю или выглядываю юбки девчонок по соседству. А ему, видите ли, нечем кормить моих младших сестер, будто это я виноват, что они с мамой явно не слышали о… Ладно, не важно. В общем, он совсем достал меня, я согласился и сильно пожалел об этом, очень сильно, чтоб ты знал. В душе не чаю, какой черт меня дернул идти именно в приют – наверное, там всегда нужны были руки, и я быстро понял почему. Тому принеси, этому подай, третьего помой, за другим убери, а тех отцепи друг от друга – и это две минуты рабочего дня длиной в десять бесконечных часов. Конечно, пара старух и повариха помогали, но больше проклинали меня за скорость и туполобость. Платили там гроши, а премией были нервный тик и куча синяков (мелкие умеют драться и щипаться, и ничего ты им за это не сделаешь). Правда один бесценный жизненный урок я вынес оттуда, выдолбил его на граалях памяти, что дети – это громкие, болтливые, шилозадные, охочие на внимание, писающие, какающие, достающие вопросами плачущие существа. Никаких плюсов я не заметил, хоть ты тресни. И не надо мне тут вешать лапшу про стакан воды в старости – после такого шансы дожить до старости резко падают в пропасть!

Наболтал я, конечно, знатно – ох и повезло ему с моей слабостью, в смысле если я начинаю говорить, то заткнуть меня можно кляпом или едой, а сам останавливаюсь в лучшем случае через час. На удивление, обошлось без града вопросов, бракованный ребенок какой-то мне попался, просто выслушал и больно задумчиво молчал, спасибо за бесплатный сеанс у психолога, чего уж там.

– Короче, сказку на ночь ты получил – вали спать! Честная половина дивана вся твоя, можешь даже с медведями в обнимку.

Какой-то наивной частью мозга я понадеялся, что так легко отделаюсь, ДеВи даже пошел к дивану, но вместо храпа загудела молния рюкзака и зашелестела бумага. Он уселся на диван с тетрадью и ручкой, плюшевое зверье чуть завалилось на бок, будто незаметно подглядывало в школьные каракули. Грецкий орех в башке смекнул, мол, раз делает уроки, значит завтра ему в школу и он уйдет отсюда с первыми лучами солнца, это меня ободрило. Но мне стало жутко интересно, что там можно думать с таким профессорским видом, брови нахмурены, невесть откуда на носу выросли круглые очки, от них глаза мультяшно-большие, зубы издеваются над колпачком ручки – не иначе как корень из отрицательного числа пытается извлечь. Я бросил контейнеры из-под лапши в мусорку, подкрался к дивану и выхватил тетрадь из расслабленных рук, развалился рядом.

– Математика, – сказал он, будто я походил на слепого без шрифта Брайля. – Я не понимаю, как это решать. И зачем, если в конце учебника есть ответ.

– Логика и мышление с неба не упадут. Для этого нужно научиться решать такие простые вещи.

– Простые? Это простые?! Страшно представить, что будет сложнее…

– Будет, поверь … Что ж, тебе повезло, математику я вроде как знаю, тем более такую легкотню из младшей школы.

– Средней вообще-то! Подожди… ты поможешь мне? – Он скорчил такую удивленную рожу, как если бы возня с домашкой не входила в огроменный список родительских забот и обязанностей.

– Нет, если хочешь испытать личное удовольствие от полуторачасового напряжения извилин, так и скажи.

– Нет!

Ох, погорячился я, сначала бы самому вспомнить – я не знаю, как и почему у меня получалась математика, но что-то в ней есть такое эдакое, но тут же надо по правилам, то бишь по-дурацки, никакого хаоса и романтики. Сложно было в первую очередь мне, попотеть, чтобы вложить элементарные вещи в сырую детскую головешку. За час-другой мы прошлись по всем стадиям принятия неизбежного, то бишь икс – это не буква алфавита, а неизвестное число, его-то и нужно найти, нет, он не может быть равен игрику (и это тоже не буква!), а про смену знаков при переносе я вообще молчу. Пришлось начать издалека, примерно за километр и по маленькому шажку, объяснил условие, суть решения таких задач и уравнений и даже сочинить что-то свое, чуть дальше по программе, чтоб жизнь медом не казалась. С пятого раза ДеВи решил задачу, слава Пифагору, который переворачивался в гробу, как мясо на вертеле, я сам уже думал, что без вина не вынесу эту пытку попугаем.

– Ух я покажу завтра этому Теодору Браско, что ничего я не бестолковый ученик! Можешь и дальше помогать мне с математикой?

– Держи ладонь шире! Мои драгоценные услуги тебе не по карману, – сказал я и толкнул его в плечо, мол, шутка, я не соглашусь ни за какие деньги. – Жадн… кхм… Твой отец не помогает тебе?

– Нет, мы почти не видимся. Днем он работает, а я в школе, потом я за уроками, а он спит, смотрит телевизор или возится в сарае. Мы вместе только за ужином и все равно он читает дурацкие газеты и молчит. Перед сном заходит на пару секунд убедиться, в кровати я или нет. И то я знаю, что его мама уговорила, а мне кажется, сам он вообще не разговаривал бы со мной. Вот увидишь, Армани, он даже не заметит моей пропажи!

Мне стало жалко его, я правда хотел ляпнуть что-нибудь ободрительное, но язык лежал пластом, а в мыслях перекати-поле. Отчасти я понимал все это, мой отец тоже не душка и вряд ли у нас когда-то была неделя без выяснения отношений – как странно, что дети так не похожи на родителей, дурной нрав, значит, свой он мне засунул в ДНК, а взгляды на жизнь зажал, мог бы пахать себе поле и сахарок похвалы сверху получать. Я поэтому и уехал подальше от списка недовольств и советов в мой адрес, аж в другую страну, чтоб наверняка. И хорошо, он не знает, что меня давно выгнали из академии, а еще я живу в квартире девушки, и хоть не концы с концами сводим, но весьма скромно – это будет прямым разрешением высказать, что я бездарь, лентяй и ничего не добился в жизни! Хоть бы раз поддержал и принял что-нибудь в моей жизни… И кто мне объяснит, зачем заводить детей и диктовать им, как жить, или вообще плевать на них с высокой колокольни? Сопляки и так не сахар, а родитель из меня никакой, разве что стать одним из таких отцов – это худшее, что можно придумать в жизни. И вот что мне ответить Оле?

– Кстати, что у него за пунктик на игрушки?

– Не знаю… Просто он никогда не покупал мне их. Конструкторы и пазлы были, но не мягкие игрушки…

– Может, в детстве за ним страшная ожившая кукла с ножом гонялась?

– Я бы очень хотел, – продолжал ДеВи. – Ты не поверишь, но с игрушками… спится спокойнее, без кошмарных снов и… других странностей тоже. У всех, у кого они есть, ночи проходят спокойно.

Почему уже трижды за день я слышу прямо или намеками, что плюшевое зверье с какой-то стати играет роль ловцов снов. Два раза можно принять за совпадение, но если что-то случается чаще обычного, у такого все шансы оказаться правдой. А чертовщина самая что ни на есть странная творится – сначала маньяк этот, ни подозреваемых, ни улик, зато дети испаряются прямо из кроватей, как по волшебству, а теперь какой-то бред с игрушками. Вот хоть ты тресни, а волей-неволей чувствуется связь, надо как-нибудь залезть в гнездо Мудрого Филина и прошерстить на предмет странного – чисто на всякий случай, доверяй, но проверяй!

– Ты поэтому пришел вроде, медведя купить?

– Да, точно… Можно я выберу какого-нибудь сейчас?

Скорее всего, лапша была с запрещенным секретным ингредиентом, а может, меня укусила радиоактивная муха, по-другому не могу объяснить свое воодушевление. Дело в том, что игрушки за неделю уже упаковали в коробки, осталось завтра загрузить утром и в путь по магазинам, а включать повсюду свет и конвейер, успокаивать Три Полоски, мол, это не вечеринка и полиция не приглашена, не хотелось от слова совсем. И никогда не подумал бы, что стану делать это ради ребенка, которого знаю от силы пару часов, но он и правда паренек неплохой, раздражает чуть меньше, чем мог бы, и мне даже захотелось порадовать его. Что происходит, надо температуру померять и прививку мне срочно!

Спустя четвертину часа я открыл дверь раздевалки, будто настоящий швейцар, не хватало красной дорожки и хлопушек с конфетти. ДеВи смотрел на конвейер, как пещерный человек на зажигалку, а для лучшего вида пришлось потащить его на мостик, где не так давно потерпела грехопадение Богатая Выскочка, я не врал, что здесь создание игрушек как на ладони.

– Эта железная анаконда, – начал я голосом ведущего программы «В мире игрушечных животных», – клепает сотню мягких игрушек в день. И сейчас мы увидим, как же плодится любимое всеми нами плюшевое зверье. – Я тыкнул в кнопку на пульте управления и указал пальцем на тканеприемник. – Вон та змеиная пасть – это начало начал, куда я загрузил плюш для очередного Тедди. Наш механический удав глотает квадрат ткани, и черная лента утаскивает его в первую часть конвейера. Тут выбирается папа Тед, мама Бетти или медвежата, а машина грамотно вырезает форму, чтоб минимум обрезков. Видишь, получился силуэт медведя, потом автоматические клешни высыпают в центр набивку, допустим, синтепон, и все это сшивают, но роботам нужна страховка, приходится просматривать швы, убирать лишние нитки и так далее. А теперь последний и самый любимый этап, после которого это не просто игрушка, а произведение интеллектуальной мысли на творческое искусство! Как видишь, лента заносит медведя на второй этаж, где мы цепляем украшения – стандартные глазки в виде бусин, одежда там всякая вроде рубашек, платьев и бантиков, или что-то совершенно новое, в стиле какого-нибудь персонажа фильмов или книг. Главное придумать, а там уже загружаем макет в умную электронику и она клепает копии. И в самом конце наш питон… выдает, скажем так, готовый продукт.

Мелкие кулачки крепко обхватывали перила платформы, чуть дрожали от волнения. ДеВи забыл, как моргать, от восторга, глаза сверкали каким-то волшебным блеском, будто бы в первый раз увидел отца в наряде Санты и еще не сомневался в существовании мифического старика. Одним словом, радости полные штаны, и я вместе с ним улыбался, хотя через минуту тишины начал бояться – вдруг еще потеряет дар речи буквально, мне же потом отвечать и объясняться за него. Что нужно ребенку для счастья? Кому-то и сотни таких игрушек не хватит, а этому всего одну (и хорошего папашу в придачу).

– Конечно, это я тебе вкратце рассказал и до жути радужно – на самом деле каждый пункт делится на несколько, там есть куча функций, ответвления для особых заказов а-ля больших медведей, да и лента часто ломается, нужно чинить, смазывать. В общем, работа не пыльная, но мозги кипят иногда, тяжелые, будто в пять килограммов.

Не было желания проводить ту же долгую игру, что и с Богатой Выскочкой, я оккупировал пульт управления и с минуту настраивал программу на свой вкус. Механизм заработал в поте шестеренок, пыхтел на нас от возмущения, мол, это свинское нарушение прав железяк на отдых. На втором этаже я подбежал с зачатком медведя к нашему столу, нацепил детали и одежду, какие были под рукой, и отпустил в последнее звено перед рождением. Мы застучали кроссовками вниз по лестнице, когда аппарат справился, тяжело вздохнул и заглох, обоим не терпелось увидеть конечный результат. Как по мне, вышло достойно, цвет приятный пепельный такой, из одежды шляпа, пиджак, галстук-бабочка и трость, в меру ярко, в меру спокойно. ДеВи сразу же схватил игрушку в пустом контейнере, обнял, помял все приличные и неприличные медвежьи места, а сияющие глаза размером с покрышки и улыбка от уха до уха вполне красноречиво оценили мой труд.

– Это чудесно… – прошептал он, на большее не хватило.

– А то! У многих есть игрушки, но мало кто видел магию их изготовления. И это завораживает даже на стотысячный раз. Только вот не хвастайся никому – помни, ни тебя, ни меня здесь не было, это обман зрения, слуха и всего остального!

– Я могила, Армани! Да и кому – у меня нет друзей почти что. Только одна девочка из параллельного класса… И она тоже без игрушек. У нее нет родителей, а злая тетка почти что бедная. Вот и хотел… для нее.

Я напряг лицо и живот, чтоб не расхохотаться – дело в том, что он покраснел, потупил взгляд в пол, как неумелый актер кино, еще и водил носком по бетонному полу, переминался с ноги на ногу, пока сердце отстукивало вальс. Ах, соплячья влюбленность – что может быть смешнее и умилительнее в своей наивности! Делаю ставку, мол, чуть позже девчонка влюбится в какого-нибудь засранца с родословной получше и забудет о нем, но через пару лет появится вторая, третья и так далее, мужские журнальчики будут брать у ДеВи ловеласное интервью, а эту первую любовь он и позабудет, как звали.

– Деньги-то хоть есть? Бесплатно я тебе ничего не дам, даже не рассчитывай!

Он затопотал в сторону раздевалки, как стадо слонов, и мигом примчался обратно, будто я уже устраивал аукцион, кому бы втюхать этого медведя. В детском бумажнике оказалось весьма неплохая сумма для малолетки, ДеВи достал и пересчитал купюры, сунул мне все, хотя я даже цену не назвал – какая деловая колбаса этот метр в кепке!

– Надеюсь, хватит…

– Откуда у тебя столько?

– Папа дает на школьные обеды. Я сэкономил немного с прошлого месяца, а это на следующий.

Ого, то есть он сбежал из дома, нашел эту фабрику, вынудил меня склепать игрушку и планирует целый месяц голодать ради какой-то там подружки – тупо и благородно, как раз в духе любови-моркови. Ох Жадный Слон, твой сын идет на такое ради кого-то – я, конечно, не одобряю самопожертвования, но в роддоме явно ошибочка вышла, смотри и учись хотя бы этому! В другой раз я бы закрыл глаза на нехватку пары купюр, тем более зарплата не за горами, но так нельзя, сначала игрушка, вторая, третья, потом букет цветов и кольцо с бриллиантом, а в первую очередь нужно о себе думать. Это мне можно сидеть на нищенской диете и пичкать себя лапшой, а в детстве каждый кусок мяса важен. Вырастет еще низкорослым задохликом или получит какую-нибудь язву желудка из-за этого, а меня потом будет мучить язва совести.

– Эй, Армани… Ау-у! Ты красивого сделал. Виолетте должен понравиться цвет. Наверное…

– Девчонки не повод плохо питаться! – сказал я резче, чем хотелось, он аж встрепенулся. – В смысле нельзя каждый месяц не есть. Сначала ей, потом себе захочешь, еще кому-то – в итоге умрешь с голоду, зато с игрушкой в руках… Я хочу сказать, что у тебя есть отец, и это он должен купить тебе (или дать деньги на подарок).

– Но он никогда в жизни мне не купит! И ей тоже… Прошу тебя: это очень важно. Продай! Или я все равно завтра куплю в магазине.

– У тебя не хватит на красивую подарочную.

– Ей бы любую… – ДеВи чуть ли не плакал, будто без плюша в домашней аптечке она может умереть. – Ты не понимаешь!.. А если монстр заберет ее? Так все и происходит. Сначала разные ужасы, а потом… Это правда! Она говорила… ей уже что-то странное мерещится… Я… я…

Сегодня я вообще сам не свой какой-то – дело в том, что хуже сопляков только заплаканные сопляки, вот и пришлось обнять его по своей воле, но только чтобы не разнылся окончательно. Он чуть ли не бредить про каких-то монстров начал, я мог еще поверить, что счастье от игрушек приглушает кошмары, но чтоб маньяк был инопланетно-мистическим, да ни в жизни! И все-таки даю слабину, это мило, что на фоне похищений дети боятся друг за друга не меньше, чем родители за них, а в случае с Жадным Слоном – даже больше.

– Добро, он твой, – сказал я спокойно и отлип от него.

– Спасибо, спасибо! Вот, возьми…

Он попытался всунуть мне деньги, смятые в кулаке, но я отмахнулся и ткнул плюшевого медведя ему в грудь.

– Ни слова, пока я не передумал… Лучше устрой своей девчонке настоящее свидание в кафе и заточите там огромную пиццу в мою честь – за те дни недобора калорий. И в следующем месяце обедай как надо, а не занимайся ерундой.

Прочитать мысли в этой головешке я не смог, но он засветился ярче всех лампочек на фабрике и так крепко сжал меня, что лапша чуть не полезла обратно, позвоночник хрустнул во всех местах за десятилетний пропуск зарядки. Вообще я подумал, что можно было бы и ему сделать такую же за бесплатно, пара игрушек для фабрики не проблема, а Мудрому Филину сказать, мол, дело сделано. Хотя он четко выразился – «продать» плюс «Жадному Слону», а не «подарить» плюс «его сыну». Какое-то время дьявол на плече уговаривал сделать это и понадеяться, что папаша не выбросит игрушку, а то и меня уволят, и мелкому ничего не достанется, но я сдержался – рано с козырей идти, пока колода полная!

После этого ДеВи еще тысячу раз поблагодарил меня, буквально на каждом шаге к кровати, но выдохся и успокоился – теперь можно и на боковую. Сначала я хотел пожертвовать ему весь диван на правах гостя, а себе постелить что-нибудь на полу, но он сказал, мол, я дурак, простужусь. Врезать бы ему за обзывательства, но он дело говорил, что-то я совсем уже того, спать в стиле буддийских монахов не входило в мои планы. В общем, он примостился рядом, я укрыл нас пледом из чьего-то шкафчика и через какое-то время всей этой неловкости зачем-то шепнул спокойной ночи, но он уже сопел в обе ноздри. Видела бы меня сейчас Оля, долго стояла бы в недоумении или звонко рассмеялась бы, как это было в наши лучшие времена.