Текст книги "Дети Морфея"

– Может быть. Идем в дом.

Мы остановились на узкой веранде: собачья подстилка справа в конце, столик с креслом слева. На столике беспорядок. Журнал о воспитании подростков, рядом стакан для виски и бутылка ракии. Окно над спинкой кресла закрыто шторкой изнутри. На слух я различал обрывки спора о том, как нужно было воспитывать Владу, чтобы она не сбежала. У обоих полярное мнение: жестче и мягче. Эмилия героически сдерживала натиск сурового нрава Алексы, который переживал горе через гнев.

Переступить порог дома оказалось трудно. Обычно нас встречала Влада, проводя меня в гостиную, а Алисию в свою комнату. Без ее приглашения и ее искренней улыбки я чувствовал себя чужаком. Даже осматривал все как в первый раз: обои, мебель, картины, статуэтки… Все ощущалось безжизненно, незнакомо. Свет горел везде, будто она могла вернуться на него, как мотылек. Раньше на стене висело ружье – подарок деда Алексы, закоренелого охотника. Коллекционный раритет, причем рабочий.

Видимо, для покупки камеры понадобились все возможные деньги…

Второй этаж, темный проход к комнате Влады. Дверь приоткрыта, свет выходит веером из узкой щели. Дверная ручка валяется на полу перед проемом. Влада заперлась после ссоры или Алекса запер? Нет, ручка снаружи: значит это он выломал замок, заметил уже в момент похищения… Я вошел внутрь и зажмурился от яркого света. За это время изучил запахи: ничего, кроме естественного спертого после сна воздуха. Нажал на выключатель, открыл глаза. Утреннее солнце выходило из-за горизонта, начиная освещать комнату. Идеально, чтобы не напрягать глаза.

Окно напротив входа распахнуто, ледяной ветер проникает через кофту. Дело рук Алексы. Я закрыл, осмотрев раму на предмет царапин, грязи и кусков ткани. С наружной стороны на шляпке гвоздя намотаны волокна шерсти. Темно-зеленый цвет, как у свитера Алексы. Допустим…

Письменный стол заставлен вещами. Влада увлекалась фотографией с детства. За 6 лет она заполнила до конца 3 фотоальбома: из них 2 лежали стопкой слева, а новый был раскрыт в центре стола. Начинался 14-ю пустыми ячейками. Бумага местами сморщилась от капель. Вода? Слезы? Ножницы лежат чуть выше, рядом целлофановый пакет с порезанными обрывками фотографий. Просматривала работы и хотела выбросить неудачные? Нет, 14 неудачных подряд не бывает. Хотела сжечь все. Творческий кризис? Злость?

На полке над столом стоят в ряд 3 фотоаппарата: старый пленочный, полароид и цифровой зеркальный. Эволюция их приобретения. В середине пустое место и просветление в слое пыли: одного не хватает. Ящик стола закрыт не до конца, осталась узкая щель шириной в сантиметр. Внутри 2 пригласительных письма от вузов. Факультет фотографии и юридический факультет. Второе смятое, как будто скомкали в шар, а потом разладили. В обоих письмах информация об успешном зачислении, стоимости обучения, подготовке к учебному году. Первое занятие пройдет уже в понедельник следующей недели. Алекса заставил подать документы в юридический как на запасной вариант, но настоял на обучении? Это и есть предмет вчерашней ссоры? Похоже что.

Промежуток между стеной и спинкой кровати, угол примерно 15-20 градусов. Алекса задел? Или преступник в момент похищения? Одеяло лежит складками, будто отброшено резким движением. Вскочила от испуга? Двинулась вправо, возможно, упала с кровати на пол – простыня смещена в эту сторону. Крем для лица и духи разбросаны возле прикроватной тумбы; кружка устояла, но вода в ней расплескалась. Пыталась что-то взять с тумбы? Среди всего на полу маленькая фотография моментальной печати. Кровать, окно. Ракурс снизу. Коврик около тумбы смят, сдвинут в сторону комода. Пятилась к выходу? Дальше еще снимок. Отличается только наклоном. Почему пустая комната? Убийца забрал фотографии, на которых его было видно? Странно. Влада, конечно, была в панике, но захватила бы хотя бы часть внешности на каждом кадре. И почему одинаковые, будто он стоял прямо перед ней…

Последняя фотография осталась в разъеме фотоаппарата. Я собрал все 3, сравнил их, положил в карман брюк. Устройство оснащено вспышкой, снимки получились относительно четкими. Но повторяли одну и ту же картину: центр комнаты, окно, край кровати.

Что же Влада пыталась нам показать?

У стены на полу записная книга. Раскрыта в конце, карандаш лежит в углублении переплета. Последняя запись: «НЕГАТИВ». Почерк малоразборчивый. Писала быстро, рука дрожала. Слово подчеркнуто двумя линиями, нижняя обрывается в самом начале… Я открыл первую страницу и понял, что это личный дневник Влады. Даже для хода расследования не смог пролистать дальше и поручил Алисии. Если и читать личные мысли, то наиболее близким людям. Может, что-нибудь за последние 14 дней даст нам подсказку.

Алисия знала принцип работы. Не мешать. Она молчала, держалась рядом, повторяя ход. Смотрела обрывки фотографий в пакете, прочитала письма после меня. Без подсказки проверила платяной шкаф («Вся одежда на месте»), посветила фонарем под кроватью («Пусто»). Молодец. Направилась с дневником к столу и, отложив фотоальбомы в сторону, включила настольную лампу.

Я осмотрел постельное белье, коврик, где были оставлены фото, и пол в комнате. С лупой, фонарем и пинцетом выискивал все, что могло оказаться полезным: волосы, комки земли, клочки одежды… Нашел только волосы: 5 длинных на подушке, однотипные, и 1 жесткий закрученный на простыне – с лобка. Чужеродных, даже от Алексы, на полу не было. Крошки возле кровати, на вид от печенья. Ни грязи, ни кусочков листьев. Ничего, что могло быть снаружи.

Над комодом висело зеркало – единственный свидетель всех похищений. Если бы можно было извлечь отражение маньяка… Кто этот человек, черт возьми?! Я хотел разбить зеркало вдребезги: оно предательски показывало только меня.

Голова заболела, и затошнило. От странности. Беспомощности. От всего этого кошмара, который, казалось, не закончится никогда.

Это было против логики. Против здравого смысла.

Что происходит? Ничего не понимаю…

– Что-нибудь нашла? – спросил я, чтобы нарушить тишину и не сойти с ума.

Алисия медлила с ответом. Я прошел к ней, посмотрел через плечо.

– Негатив, – повторила она шепотом, пристально глядя на последнее слово Влады. – Пап, после всего ты и правда думаешь, что это дело рук… человека?

– Что ты имеешь в виду?

– Прошлые факты еще можно было оспорить, но запись с камеры четко показала: никто не проникал в дом, равно как и не покидал его…

– Хочешь сказать, Влада прячется где-то здесь?

– Нет… Я пытаюсь сказать, что ее похитило что-то сверхъестественное… что-то неизвестное нам?

– Алисия, мы это уже проходили. Это жизнь, и в ней бывают сложные страшные вещи, но не смешивай вымысел с реальностью. Это оскорбляет меня как детектива – человека логики и науки.

– Лучше бы тебя оскорбляла твоя узколобость! – Она выпрямилась во весь рост от возмущения. – Просто доверься мне, и вместе мы быстро…

– Нет, это ты опусти подростковый максимализм и услышь горькую правду жизни. За 17 лет в полиции с точностью уясняешь одну вещь: преступник – всегда человек. Так было, есть и будет. Прими эту простую истину, если мнишь себя детективом. Да и не малолетней необразованной девушке учить меня ходу расследования.

– Вот поэтому ты и не можешь раскрыть дело… По-твоему, лучше позволить умереть стольким детям, чем просто выслушать меня?

Нас разделяло 3 коротких шага. Я резко выдался вперед, вскинул ладонь над головой. Алисия не шевельнулась, не моргнула. Просто смотрела, широко раскрыв глаза. Что-то темное мелькнуло в ее глазах, и я обернулся: всего лишь мое отражение.

Рука опустилась и безвольно повисла, но это как будто только усилило горечь.

– Мы еще позавчера виделись… говорили о проблемах, о парнях, о школе, смеялись, плакали, а теперь… Папа, если я тоже исчезну, обещай подумать над моими словами.

– Не говори глупостей. Я тебя не потеряю.

Я приобнял Алисию, приложил подбородок к макушке. Избыток чувств. Она зарылась лицом в пальто и заплакала. Дышала часто, сбивчиво, как при удушье. Дрожало все тело, не только спина и плечи.

– Пообещай! – крикнула она.

– Обещаю.

Через минуту Алисия отстранилась, сказав, что нельзя терять время.

На первом этаже было тихо, будто дом пустовал. Дроговичи перешли из кухни в гостиную, сидели на диване порознь и почти что на разных концах. Алекса ссутулился, опираясь локтями о расставленные колени. Он переминает волоски на подбородке, рассматривая узор ковра. Правая нога дергается в ритм волнения, и все тело трясется. Эмилия застыла: взгляд, движения, эмоции, может, сердце и дыхание тоже. Словно позировала для художника. Черты лица и правда нарисованные, даже идеальные в чем-то. Она всегда напоминала мне, кроме цвета волос, Марину. Я вздрагивал и смотрел на нее, как на призрак, первое время после смерти Марины. Алекса замечал это и, наверное, ревновал Эмилию или даже подозревал в измене – с этого момента наши отношения пошли на спад. После смерти Марины все пошло на спад…

Я перешагнул дверной проем, прочистил горло – ковер приглушал шаги. Эмилия неожиданно быстро повернула голову, как робот, считав результат в моих глазах. Измученный взгляд потух навсегда. Алекса вскочил с дивана и выпрямился в полный рост.

– Вот и ты наконец-то! – сказал он злобно: отголоски ссоры снаружи. – Что вы так долго там делали? Уже куча времени прошло, а мог бы сразу пойти осмотреть комнату. Ладно… Убедился все-таки, что она сбежала?

– Нет, Алекса, это не побег.

– Да быть того не может! Это она из-за университета своего бунтует. Вчера нам пришло письмо из нормального – так она скомкала его и бросила на стол, нахалка! Престижный вуз, взяли с потрохами, оплатил учебу на год вперед – учись не хочу, называется! Я пашу, чтоб моя дочь получила хорошую работу, а она… дура мелкая! Заладила со своими фотоаппаратами, чтоб им пусто было! Этих фотографов вон, как рыб в море – и все поголовно бедняки. Но ничего, пойдет, пойдет, как миленькая. Еще спасибо скажет лет эдак через десять. Хоть бы дожить до этого момента с ее выходками… В общем сейчас съезжу к ее пареньку и обоих поймаю на горячем. Расследовать тут нечего, Алек, так что иди ты домой!

– Я был бы рад поверить в это, но это точно похищение.

– Как… вы же сами вчера радостно трубили во всю, что поймали психа этого, чтоб ему я… язык отрезали, самое меньшее. Чушь несешь, Алек! Нора бы гавкала, как бешеная, но ведь молчала же. Никаких взломов и следов – ни черта! Даже окно было закрыто изнутри. А с камерой… повторюсь: это она подправила… может, сегодня, может, еще вчера. Короче, чего это я тебе простые вещи растолковываю.

– Мне очень жаль, Алекса, но… я уверен.

– Уверен! Ты только в этом и уверен. В том, что все херово! Полиция чертова! Не можете поймать кучку психов уже целый месяц. Патрулируете улицы? Упорно ищете маньяка? Хрень собачья!.. Где ваш хваленый девиз? Как же там… Защищаете? Спасаете? В жопе – вот где он, ваш девиз! Только и умеете, что вешать листочки на столбах и плакаться в новостях! И знаешь что, Алек… знаешь, скольких детей ты упустил и не нашел? Но меня бесит не это… Виноват ты, потому что это ты не исполняешь свой долг… Ты виноват, слышишь! А забрали дочь у меня!

Алекса активно размахивал руками и сокращал расстояние. Эмилия схватила его руку, когда он был уже у края дивана, но он сбросил ее слабые пальцы. Хрустнул костяшками, расправил плечи.

– Мою Владу забрали! Твоя же дочь жива и здорова… – Он остановил взгляд, полный гнева и зависти, на Алисии. – Будь ты проклят, Алек Рей! Будь проклят ты и твоя немая рожа!.. Как же я жалею, что псих не ошибся домом… и молю Господа, чтоб это когда-нибудь случилось. Чтоб ты понял, чего стоит другим эта твоя беспомощность!

Я знал, что он скажет что-то подобное. И знал, что не сдержусь, заранее окинул взглядом гостиную, обдумал варианты действий. Алисия и Эмилия помешают в драке – есть вероятность задеть их. Еще нужно быть осторожным с телевизором и вазами сзади… Мы почти поравнялись. Он намеревался ударить меня, а я готов был заломить кисть в запястье и сделать подсечку.

Боковым зрением заметил, что Алисия шевельнулась. Подумал, что уходит с места столкновения. Если бы… Секунда – и она встала между нами, схватив мою руку и не оборачиваясь. Остановила меня. Я не видел лица моей дочери, но Алекса тоже остолбенел. Его нога предельно громко стукнула по ковру.

Примерно 4 секунды ничего не происходило. Было слышно только шум дыханий.

– Мистер Дрогович, я обещаю всеми силами найти ее и вернуть вам.

Уверен, она злилась не меньше. Семейные ссоры Дроговичей всегда печалили ее, а последняя случилась перед самим похищением. Инстинктивно или нет, оправданно или нет, но она винила его. И все же сохраняла спокойствие. Это поразило меня: 3 минуты назад она плакала, казалась хрупкой, обессиленной, само́й нуждающейся в утешении, а теперь уверенный холодный голос парализовал Алексу, как выстрел.

– Ты? Обещаешь мне? Да кем ты себя возомнила? Если уж сотня полицейских во главе с твоим папашей беспомощны, как слепые щенки, то ты, соплячка, – (Алисия снова сжала мою руку), – как безногая антилопа.

– Я использую все возможности и средства, свои и чужие, – сказала Алисия.

– Средства, средства… – повторил Алекса отрешено и выругался в рифму. Перевел взгляд на меня. – Может, дело в деньгах, Алек? Чертовы бюрократы мало платят вам, а? Прикажи всем своим псам в погонах обыскать каждый закоулок и каждый дом в городе. Пошли как можно больше людей, пока еще не поздно… А я заплачу, не сомневайся – всех вас засыплю деньгами! Пятьсот тысяч тебе лично! Только бы еще раз увидеть ее… мою Владочку…

– Алекса, ты же знаешь, что я не могу этого сделать. Если бы деньги что-то решали, я бы давно продал все, что у меня есть… Мы будем искать ее. Не меньше, чем всех остальных.

– То есть она… и правда… Как так… Нет, нет-нет-нет…

Взгляд померк на 4 секунды, а потом его лицо сморщилось, как от жгучей боли и ноги затряслись. Алекса попятился, стараясь удержать равновесие. Эмилия потянула руку мужа, и он упал на диван гулко и безвольно, как тяжелый камень. Плач. Громкие стоны, крики. Закрывает лицо ладонями, слюна из приоткрытого рта протекает сквозь пальцы. Тело содрогается в жутких конвульсиях. Он раз за разом повторял имя дочери – доля человека, потерявшего все. Казалось, только ради этого и делал новый вдох.

Мы оставили их одних. Скрип двери. Хлопок. Стук подошв по плитке, частое дыхание. Приглушенные стоны позади… Я шел быстро, почти бежал, не выпуская руку Алисии. Ужасные мысли оттесняли реальность: вместо Алексы был я, вместо Влады… Я ничего не видел, только слышал. И слышать не хотел – хотел чувствовать, что она рядом. Сжимал ладонь так крепко, будто ее могли отнять у меня в любую секунду.

Целый месяц я уверял себя, что похищения не выйдут за пределы работы. Не заденут мою семьи и близких. Я делал все, что мог, для защиты Алисии. Отвозил ее в школу. Тайно отправлял офицеров следить за ней по дороге из школы в офис полиции. Проверял ее комнату трижды за ночь. Просыпался от любого шороха за окном. Как же я надеялся, что меня лично это никогда не коснется. Но вот Влада пропала… Я видел ее взросление с пеленок, Марина присматривала за ней в детстве, когда Алекса и Эмилия оба работали. После смерти все всегда катится в тартарары…

Всего на дом ниже! Все, что испытал Алекса, могло случиться со мной. Невозможно даже представить это горе, а пережить… Алисия – самое важное, что осталось в моей жизни. Ее потеря будет равносильна концу. Я не допущу этого…

– Пап… хватит меня тянуть… Что с тобой? Ты весь дрожишь…

– Ничего. Поедешь в участок, – говорил я, пропуская ее в наш дом.

– У меня же школа… И пожалуй, хватит с меня работы детектива на сегодня…

Я думал. В последнее время это было непросто.

– Хорошо, ты права: утро действительно выдалось трудным… Оставайся дома и попытайся отдохнуть. Я пришлю сюда офицера для охраны. И не вздумай никуда выходить!

Глава 5

28.09.199Xг., 12:07 PM

Неподалеку от Центральной школы города

Хочешь не хочешь, а в какой-то момент каждому приходится собрать крупицы мужества в ладошку, войти в пещеру и столкнуться лоб в лоб с мифическим зверем – это изменит тебя либо убьет, тут уж одно из двух. Мало того, что по статистике трусы живут дольше, так еще и ни в одной книжке не сказано, что за животина такая, а то я сразу бы прикинул шансы и повернул назад. Я просил Вселенную, чтобы это было что-то из учебника биологии, то бишь самое что ни на есть обычное. Засунуть голову в улей и вылизать мед вместе с каждой мохнатой пчелой? Проще простого! Переночевать в гадюшнике с клубком шипящих шлангов в обнимку? Да без проблем! Чего уж там, попасть в клетку к голодным львам и подружиться с их матерым вожаком – сущий пустяк, мелочь и вообще недостойно сравнения. Все они кусают сильно и без зазрений совести, но по делу, вроде голода (важная штука, не спорю), отстаивания прекрасной самочки (тоже понимаю) или защиты (за такое вообще не судят). А меня ждал питомник пострашнее – кусалось тамошнее зверье не так часто, зато выпивало литры крови и плевалось кислотой по самую душу, так что мозг разжижался до костей. Да-да, я имею в виду школу, рассадник инфекций и самых страшных животных на планете, а то и во всей в галактике в целом.

Настроение у Мудрого Филина с самого утра не задалось (мы с ДеВи даже знаем почему), он разбрасывался наказаниями направо и налево – и вот кому же еще идти раздавать игрушки, как не провинившемуся Армани на грани увольнения! Подло, очень подло, я же не успел ничего нового натворить и с Жадным Слоном не закончил, а два дела сразу – это свинство, переработка и вообще идите к Цезарю. Я брыкался и отнекивался, как мог, мол, у нашей мисс Вежливости Луи навык общительности получше моего будет, а Руди так вообще милейший в мире доисторический человек, детям полезно знать предков. Ага, размечтался – он даже не слушал меня и окатил таким суровым взглядом, что как бы новое пререкание не увеличило статистику смертей в городе на одного итальянца.

Короче, ситуация патовая, хоть заглядывай в местный театр на предмет актеров, но за добрую улыбку почему-то никто не работает. Вот и пришлось ползти раненой улиткой в пустыне, ноги каменные и по тяжести, и по виду, плохо сгибались и все норовили свернуть в ближайшую кофейню, парк или аэропорт за билетами домой. Со стороны я походил на смертника, который добровольно несет шею на свидание с гильотиной – хорошо, никто не спрашивал, все ли в порядке, не надо ли скорую вызвать, хотя успокоительные и не помешали бы. На входе меня остановила престарелая дамочка грознее всей полиции вместе взятой, а я притворился немым, молился, чтоб выгнала отсюда за молчанку, это уже приличное оправдание было бы. Не повезло – она посмотрела на сумки с медведями и фирменную кепку, смекнула, кто я, зачем я и откуда, и указательно махнула рукой, даже кабинет подсказала, да за что мне все это!

Начало радовало, я даже подумал, что сейчас всех отпускают пораньше, чтоб уж точно никто по темноте не шастал – левое крыло первого этажа пародировало загробный мир, тишина и покой, но за дверьми все-таки слышался галдеж разной степени дерзости. Коридор длинный, хоть олимпиаду проводи, но до жути узкий, а рядом с сопляками хотелось бы личное пространство шириной с километр. Я плелся в самый конец со скоростью три шага в минуту, проклинал сумки, которые трещали и шелестели, как бенгальские огни перед рупором. И вот проход сразу на пятый круг ада, то бишь к злым, унывающим и ленивым, я то тянул руку к двери, то убирал и бормотал гадости вперемешку со словами поддержки. Ты сможешь, Армани, план простой, зайти, разбросать игрушки и быстрее на выход, от этого еще никто не умирал (хотя точно не уверен!)

Стук каблуков с той стороны встряхнул мозг лучше холодного душа, а то и вовсе катапультировал его к более адекватному хозяину. В душе не чаю, зачем я со всей силы дернул дверь и полетел внутрь, как в зад ужаленный, еще и учительница за ней как раз выходила в проем, что-то болтала в сторону класса. Задачка не из легких – объекты А и Д движутся навстречу с бешеной скоростью; нужно рассчитать степень будущего позора, а времени на ответ нет, удачи! Дверь впечаталась в стену со звуком выстрела, чтоб на нас уставились даже с задних парт, могла бы еще и треснуть пополам для эффектности. Зато грохот остановил все вокруг – и время, и сердце, но самое главное, нас, причем в сантиметрах друг от друга, лоб в лоб, глаза в глаза, рот в… короче, не так я представлял себе выражение лицом к лицу! И тут до нее доходит, что буквально перед носом возник какой-то проходимец, но уж больно эмоционально – она карикатурно вскрикнула птичьим голоском и попятилась, как от заразного во время вспышки чумы.

Я почему-то сразу понял, что девушки на каблуках не приспособлены ходить задом-наперед от слова совсем, и рано или поздно ноги заплетутся. Даже не знаю, лучше бы упала или нет – мой внутренний горе-самец решил спасти даму в беде, а вместе с ней белую блузку и черно-юбочный зад от грязного поцелуя с полом. В кровь прыснул такой коктейль гормонов, что лошадей травить можно, но для меня это привычный напиток на каждый день – вот я и бросил все сумки, кинулся к ней и чуть ли не упор лежа принял, но подхватить успел. Картина маслом, я еле держу ее воздушную спину на полусогнутой ноге, а она вцепилась ястребом мне в плечи, и оба томно дышим под конец нашего секундного танго. Только вместо оваций класс взорвался таким смехом, писком и стуками по партам, что я почувствовал себя в цирке со слонами, гиенами и стаей лисиц. В итоге, на вид я полный идиот, а по ощущениям и того полнее, процентов на сто двадцать – хороша сцена, ничего не скажешь, достойна дешевых романтических комедий!

Когда я аккуратно поставил учительницу, она еще быстрее, чем вспомнить о равновесии, чуть ли не вытолкнула меня в коридор вместе с сумками и захлопнула дверь. И вот вся благодарность за спасение – да не за что, обращайтесь, всегда рад помочь!

– Ты, ты!.. Что ты устроил?! Кто ты вообще такой и почему ходишь тут, людей пугаешь?

Не буду врать, я уставился на ее неброскую красоту, это заложено в коде мужских мозгов, но еще и потому, что там все по золотой середине было. Волосы аля каштан растрепаны, один локон карикатурно свисает на миловидное лицо с пухлыми щечками, бордовыми, как бокалы с красным полусладким, прекрасный пример внешности без тонны косметики, губ до бровей и бровей до губ на пару с ресницами-граблями. Фигурка тоже не идеальная, но там, где надо, хватает, где не надо, поменьше, талия и грудь на месте, ноги очень даже человеческой длины, а кому надо больше, пусть ищет в журнальчиках Луи. Одежда застиранная, в школьно-приглушенных тонах, но опрятная и подобрана со знанием дела, а фиалочный парфюм с мускусом так вообще задурманил мою пустую голову – в общем, вещи и запах выдадут добрую часть секретов человека, быстрый тест на совместимость, и я уверен, мы подружимся, если доживу!

– Я… это самое… «Хоуми’c Тедд», твороблагительность.

Осел, какой же я осел! Сначала она по-детски сжимала кулачки от злости, будто хотела врезать мне, но воспитание не позволяло, и самые тупые в мире слова удивили ее, смягчили, такими можно обезоруживать бандитов во время драк. Хотелось провалиться куда-нибудь от стыда, она еще как назло пялилась на меня, но не глаза искала, а эмблему на кепке, быстро поняла, что к чему, неглупая же.

– Ох, почему ты так поздно пришел?

– Извините уж – личного водителя в другой куртке забыл, пришлось на своих двоих ползти!

– Просто… те дети, кому нужны игрушки, ушли… Нет, дело твое, конечно, но ты только зря потратишь время. Наверное, лучше тебе прийти в понедельник.

И мы замолчали – мда уж, ситуация бьет все рекорды тупости, тут и добавить даже нечего. Разве что пару ласковых на почтовый адрес судьбы, которая подмешивает мне в колоду даже не шестерки, а мятые фантики – кто бы сомневался, что из всех классов более-менее спокойный ушел, а мне остался самый ужасный! Меня мало волновало, спасает кого плюшевое зверье или нет и кому там не помешает еще один игрушечный оберег, но Мудрый Филин уволит меня, а потом убьет, нет, сначала убьет, а потом уволит!

– Значит, и на следующей неделе приду. Добрых дел много не бывает, – процедил я сквозь зубы, постарался улыбнуться.

– Я могу раздать их сама, чтоб ты дважды не ходил.

– Правда?! Я согласен! Чего бы это мне ни стоило. Кстати – чего именно?

– Добрых дел много не бывает… – сказала она и улыбнулась, аж посветлело на душе. С зарплаты обязательно пришлю ей огроменный торт во весь рост!

В общем, после такого я бы зацеловал ей руки, отреверансил и смылся на незаслуженный отдых, если бы за углом не послышалась какая-то возня. И плевать на соплячьи разборки, но учительница двинулась в гущу событий, а мне в ухо стрельнул голос ДеВи, поэтому я рванулся за ней – не оставаться же в стороне, когда наших бьют! Мне еще со спины не понравился белобрысый утырок за углом, на две головы выше и на годик-другой старше ДеВи, а в их возрасте разница приличная. Дело в том, что у него были жирные волосы, потная длиннющая шея и запашок такой, будто он всерьез считал, что настоящий аромат мужчины – это пот и сигареты, зато рубашка солидная, из каких-нибудь дорогущих бутиков и, небось, на заказ. Вишенкой на торте был мой медведь на вытянутой руке над головой и то, что ДеВи прыгал в попытках вернуть его, уже дошел до толчков. Сначала все были заняты своим, один издевательством, другой борьбой, а тощая девчонка у стены беспомощно смотрела на все это, наконец увидела нас и крикнула:

– Мисс Элиза, они…

– Я все прекрасно вижу, – перебила та и пошла на сближение. – Отдай ей игрушку!

Никогда бы не подумал, что в ней найдется такой грозный вид и суровый тон, я сам пригнулся, будто сейчас всем по шапке прилетит за счет заведения. А этот тип и глазом не моргнул – обвил рукой шею ДеВи и состроил до жути смазливую рожу, мол, да вы все не так поняли, это игры такие и вообще мы закадычные друзья, эдакий невинный потный ангелочек. Меня чуть не стошнило, когда он рассмотрел нас и быстро снял добрую улыбочку, а взамен раскрыл поганый рот:

– А то что?

Я уж подумал, у меня совсем крыша поехала, но у малявки и правда язык повернулся сказать такое учителю в лицо. Слова прямо-таки пригвоздили меня к полу, а от всевластного тона и взгляда, как на крыс у мусорных баков, так вообще тошнило. Элиза уже пылала от злости, но почему-то удрученно тупила взгляд в пол, будто это его школа, а звать его Бенджамин, и что-то мне подсказывает, этот засранец не в первый раз позволяет себе такое с ней.

– А то пойдем к директору. Мне кажется, драка с учеником младше тебя и кража игрушки тебе с рук не сойдет.

– Еще чего… Никуда я не пойду, а вы, мисс Бронкс, не имеете права и пальцем меня тронуть. Или вам напомнить, что вы работаете здесь только потому, что нет замены?

Видимо, этот рот, кроме гадостей, умел говорить правду, потому как Элиза действительно не спешила вести его к директору и даже не схватила за ухо, чтоб доходило лучше. Она, может, и не может, зато проходимец с улицы еще как – вот я и вцепился в его запястье и подтащил к нам, а тот и не сопротивлялся от неожиданности.

– Эй, сопля из задницы, хватит строить из себя царя. Пока не отдашь медведя и не извинишься перед всеми, никуда ты отсюда не пойдешь, понял?

– Пусти, ты… кто ты вообще такой! Деревенская училка нашла себе такого же нищеброда? Два сапога – пара! – Он поднял глаза к потолку, будто раздумывал над чем-то, ровно на театральную секунду. – Я же правильно употребил это выражение, мисс Бронкс?

Бедная Элиза и так была на грани нервного срыва, а эта пуля унижения пробила плотину самообладания, там уже собирались слезы. Я смотрел на мелкого уродца сверху-вниз, из меня прямо-таки вытекала злоба, кровь кипела, хоть чай заваривай, и все случилось само собой. Хлесткий хлопок пощечины превратил всех в восковые статуи с отвисшими челюстями, получи и распишись, что называется. Слизняк пискнул, замолк и схватился за бордовую щеку, которая пульсировала, как если бы из нее хлестала кровь, и такие глаза состроил, будто и не представлял, что за поведение может получить праведного ремня. Забавно, что Элиза двинулась вперед, присела перед паршивцем, который только что поливал ее грязью, и дотошно-заботливо стала осматривать горячее пятно – учительско-материнский инстинкт в деле!

– Ты в порядке? – сказала она.

– Уберите руки от меня! Я все расскажу отцу, и вам обоим влетит…

И после словесного плевка Слизняк рванулся по коридору с полными штанами поражения, про несчастного медведя и не вспомнил – скатертью дорожка, хотя нет, желаю пересчитать все кочки и свернуть шею на лестнице! Вроде справедливость торжествовала, но что-то никто этому не радовался. ДеВи молча стоял по-над стеночкой, очнулся, чтобы поднять игрушку и отдать возлюбленной, а Элиза вообще так и осталась на корточках, закрыла лицо ладонями-лодочкой и потихоньку начинала трястись. Моя беспечная выходка и стала той последней каплей, но подумал я об этом, естественно, позднее, чем надо бы, и мог разве что утешительно коснуться плеча.

– Идиот… Какой же ты… идиот! – крикнула она, будто я ограбил ее, а не спас, а потом и вовсе вскочила со слезами на глазах, чуть головой в челюсть не зарядила. – Что ты натворил?!

– А что, надо было и дальше позволять ему творить такое?

– Его отец – один из крупнейших спонсоров школы… Теперь подумай, нужно ли директору уменьшение финансирования, к тому же, из-за какой-то молодой беднячки. Что теперь будет со мной… А я скажу: сегодня же вечером меня уволят! Я только устроилась сюда. И знаешь, как трудно было пробиться без опыта, понимаешь ты или нет?!

Вроде учитель она, а знаток соплячьей натуры здесь я – понятное дело, никому он не нажалуется, в его возрасте это уже очень стыдно.

– Это я его треснул – пусть звонят в «Тедди’с Хоум», я все выскажу его папаше, аж уши завянут.

– Я несу полную ответственность за них и за все происшествия, а не ты… Кто тебя просил бить его!

– Здравый смысл! Дашь слабину один раз, а во второй еще хуже будет, и так по накатанной.

– Нет, теперь он еще сильнее будет меня ненавидеть, вспоминая этот случай. Ох, о чем это я… Не думаю, что проведу еще хотя бы один день в этой школе. Грустно будет прощаться с детьми, с которыми мы подружились… – И тут она неожиданно усмехнулась, это уже нервное. – Я очень надеюсь, что для меня найдется место в магазине игрушек.

Школьный звонок затрещал прямо над головой, орал во всю глотку нещадным звоном отбойника по церковному колоколу, но хоть перебил неловкое молчание. Элиза протерла глаза и молча пошла в класс, что тут еще сказать.