Текст книги "Обмен мирами"

К вечеру стало прохладно, и Омал принес из каюты термос с профессором. Нептунианин вылез из своего убежища, перебрался на ванты, повис серым глянцевым мешком, тараща бледные глаза на закат. Трудно представить, о чем думало это существо, рожденное за несколько миллиардов миль отсюда, в ледяном океане Нептуна, под непроницаемым покровом метановых облаков. Что для него, обитателя мира, не имеющего твердой поверхности, эти иззубренные горы, рдеющие в закатных лучах? Что для него, с рождения видевшего лишь мертвенные всполохи исполинских молний, это спокойное угасание знойного дня? Впрочем, профессор Стросс уж наверняка видел поболе его, рожденного на маленькой влажной планете…

Омал вспомнил, что в романах космические путешественники нередко любуются с поверхности Марса голубоватой звездочкой Земли. И испытывают при этом ностальгию. На звездочку он тоже бы полюбовался, а вот что касается ностальгии… Много он видел на этой голубой планете? Родной мегаполис, ну еще несколько популярных курортов. Чтобы купить туристическую путевку хотя бы на Луну, где на берегу теплых морей под сенью исполинских гор отдыхают богатые счастливчики, денег не хватало.

…Можно, конечно, скучать по людям, но по каким? Не по Элле же с этим забулдыгой, Шрамом? Разве только по маме… Сидит сейчас, наверное, у окна, смотрит на видеофон, не решаясь позвонить. А ведь так хочется. Хорошо, что он запретил ей трезвонить по пустякам. Страшно даже представить, что может наговорить маме бретёр Джо Бастер…

Омал вскочил, в отчаянии заметался по барке – настолько ясно представил он себе этот разговор.

«Ох и осел я, – подумал он. – Надо было самому звякнуть, сказать, что уезжаю в длительную командировку, что буду недоступен… И ведь самое смешное, это почти правда…»

– Что случилось, Омал? – поинтересовался профессор.

Омал взял себя в руки. Поздняк метаться. Сделанного не вернешь, несделанного – тем более. Одна надежда на мисс Би. Она чуткая, понимающая. Глядишь, уговорит Джо отнестись к личной жизни незадачливого психотуриста Омала с максимальной осторожностью. Да и сам бретёр Бастер должен же хоть что-нибудь понимать…

– Так что случилось, Омал?

– Ничего, – буркнул Омал. – Так… тоска по дому…

– Понимаю, понимаю, – пробулькал нептунианин. – Я вот сейчас смотрел на закат и тоже вспоминал родную планету…

«Ага-ага, – обрадовался Омал, – и мы телепать умеем…»

– Вы даже представить себе не можете, Омал, как у нас хорошо! – продолжал Стросс. – Разумеется, вам, существу, привычному к низкой гравитации и малой плотности окружающей среды, не дано ощутить всей прелести наших стремительных ураганов, поющих в хрустальных теснинах кристаллического водорода, окунуться в щекочущие струи кислотных ливней, оценить волшебное очарование углеводородной метели, кружащейся в ослепительном сиянии древовидных разрядов?.. Увы, увы, – сокрушался профессор. – Всю эту чарующую красоту я покинул ради блеклых красок чужих миров, ради сомнительных научных достижений, ради мелкого тщеславия, недостойного гордого звания обитателя Нептуна…

Стросс неожиданно смолк.

Громадная тень накрыла барку. Омал оглянулся.

– Вот черт! – пробормотал он и бросился на полуют.

Путь суденышку преградила исполинская стена. Она выросла из-за близкого горизонта, разбежалась вправо и влево, теряясь в туманной дымке подступающей ночи. Последние лучи заходящего солнца окрасили ее в тревожный темно-багровый цвет.

Завидев стену, шкипер издал долгий, пронзительный вопль, от которого у человека болезненно сжалось сердце. Гребцы дружно приподняли весла над водой, но барка продолжала скользить вперед, влекомая инерцией и течением. Казалось, суденышко вот-вот налетит на стену и разобьется, но время шло, а стена вздымалась все выше. Тень от нее уже пала на всю равнину, погасила закатные отблески на зеркале Гамильтон-канала, заслонила первые звезды.

Воины с Тарком Тарсасом во главе выскочили из трюма, где отсыпались с полудня, и принялись приплясывать, ритмично ударяя ладонями по темени. И в такт шлепкам запели. Если считать песней тоскливый монотонный вой. Омалу от этой песни-пляски стало по-настоящему жутко. Команда барки спешно зажигала факелы, но они только сгустили тьму. И вдруг на стене вспыхнули ответные огни. Холодные и спокойные, они озарили огромный, гораздо выше мачты, прямоугольный портал в стене, куда свободно вливались воды канала. Света оказалось так много, что Омал разглядел две статуи, восседающие по обе стороны от портала.

Статуи изображали существ в свободных, ниспадающих складками одеждах и высоких шлемах, увенчанных острыми гребнями. На лицах их застыли безмятежные улыбки мудрых и уверенных в своем могуществе великанов. Правой рукой каждая из статуй опиралась на эфес внушающего трепет меча, а левую – простирала к тем, кто приближался к тоннелю. Скульптуры были выполнены с чрезвычайным искусством. Несмотря на трещины, в которых угнездились петли ползучих растений, на оббитые кромки мечей и щербатые от времени улыбки, шлемоносцы казались совершенно живыми.

– Добро пожаловать в Диа-Сао! – торжественно возгласил профессор Стросс. – Величайший из воздвигнутых Первотворцами городов.

Ночь в Диа-Сао

За стеной ночь опять превратилась в вечер. Догорающие угли заката золотили сахарные изломы циклопических колонн, подпирающих самое небо, но внизу на широких лестницах, спускающихся к Гамильтон-каналу, уже сгущались сумерки. Прохладный ветер шелестел багряными листьями вьющихся растений, отчего казалось, что фронтоны немногих уцелевших зданий облюбовали мириады бабочек. Между руин ютились убогие хижины, издали похожие на вороньи гнезда. На растрескавшихся ступенях и замусоренном мраморе набережной толпился разномастный, пестро одетый люд. Лишь изредка мелькали строгие костюмы, комбинезоны или униформа. Чаще встречались самые причудливые одеяния. Омал понял, что в кожаных доспехах бретёра он не будет смотреться здесь огородным пугалом.

От берега к берегу шныряли лодки мелких торговцев, у причальных стенок разгружались барки. В воздухе стоял немолчный гвалт – сотни глоток, перекрикивая друг друга, торговались, ссорились, зазывали покупателей на всех языках Империи Солнца.

Омал смотрел во все глаза, жадно впитывая впечатления. Шестеренки путеводителя опять провернулись у него в голове, на этот раз снабдив сведениями по межпланетной этнографии и экономике.

Оказалось, что на щиты из панциря нагумаха Тарк Тарсас сначала должен выменять радужные кристаллы окаменелого льда, который доставляли с Плутона. Сами пустынники к кристаллам были равнодушны, но их собратья-пещерники знали толк в камешках и могли отвалить за нетающий лед сколько угодно циновок. И это была не самая причудливая разновидность товарообмена.

Например, чешуйчатые меркурианцы, чей облик неприятно напоминал о Шорре и его шайке, приценивались к образчикам холодного оружия, что ковали изящные, как духи огня, и почти столь же бесплотные обитатели Ио. А сами уроженцы вулканической луны брали за свои клинки исключительно красный селен, минерал, в изобилии встречающийся на Меркурии и редкий на Ио.

Женщины-кошки с Венеры торговались с членистоногими каллистянами, лучшими производителями тканей в Империи. За один фут великолепного шелка каллистяне требовали десять дюймов женских волос, которые венерианки отращивали чрезвычайно быстро.

Предприимчивые земляне скупали все без разбора и торговали всем подряд. Правда, они предпочитали иметь дело со звонкой монетой, сиречь с универсальным платежным средством, коим считался соллар, но большинство инопланетчиков склонялось к натуральному обмену. Имперские власти не возражали. Они попросту обложили пошлинами любую торговлю в пределах орбиты Юпитера. Неудивительно, что в Империи Солнца процветала контрабанда.

– Это еще не ярмарка, – пояснил профессор, по-своему истолковав потрясенное молчание Омала. – Так, репетиция… Настоящая ярмарка во всем своем размахе и блеске откроется завтра. И не здесь, а в центре Большого амфитеатра… Как раз между Дженкорой и Рэйтауном… Ведь ежегодная ярмарка в Диа-Сао – это не только купля-продажа, это и карусели с балаганами, и цирк, и ристалище… В общем, вам повезло, Омал. Только держите глаза и уши открытыми, а рот и кошелек – наоборот. Самые ловкие мошенники, самые удачливые авантюристы стекаются сюда со всех уголков Солнечной системы. Я уж не говорю о грабителях и убийцах. А наша бравая солиция, как вы уже убедились, не слишком расторопна…

– Да уж, – буркнул Омал. – Они только документы проверять мастера. Что мы будем делать дальше, док?

– В любом случае нам необходимо дождаться возвращения мистера Бердо, – сказал профессор. – Он лучше нас с вами знает космографию передвижений Джо Бастера. Без него не стоит предпринимать что-либо серьезное.

– Согласен, – откликнулся Омал. – Только где мы будем его ждать? На барке?

Нептунианин презрительно фыркнул.

– Ни за что, – прокашлял он. – Мой термос – штука замечательная, но сидеть в нем безвылазно – все равно что обречь себя на добровольное заточение. Я хочу в Рэйтаун, в гостиницу. В «Империале» есть отличные номера для таких, как я. Да и вам, Омал, будет гораздо комфортнее в комнатах с кондиционером, ванной и прочими удобствами, нежели на этих вонючих тюфяках…

– Кто бы спорил, – согласился Омал. – Правда, если я вас правильно понял, док, до Рэйтауна путь не близкий. Как мы туда доберемся на ночь глядя?

– Возьмем такси, – ответствовал Стросс. – Вы какой вид транспорта предпочитаете: гондолу, реактивный «прыгун» или паланкин?

– Гондола – это лодка, правильно? – сказал Омал. – А что такое «прыгун» и паланкин?

– Верно, – откликнулся профессор. – Гондола – это лодка. По забитому судами каналу она доберется до Рэйтауна за пару часов. Паланкин – это крытые носилки. Четверо крепких марсианских парней доставят нас к «Империалу» часика за полтора, если по дороге не случится драки.

– А «прыгун»?

– «Прыгун» – это небольшая двухместная ракета. Доставит за пятнадцать минут.

– Сегодня мне не до пробок, – пробурчал Омал. – И тем более не до драк.

– Решено, – бодро возвестил нептунианин. – Берем «прыгуна». Только не забудьте мой термос, пожалуйста. Мне он еще пригодится, в здешнем-то пекле…

Погасли последние проблески заката. В хижинах затеплились тусклые огоньки, а набережная и причалы неожиданно осветились криптоновыми фонарями. И в их мертвенно-белом сиянии барка направилась к грузовому пирсу. На борту стало суетно. Гребцы сушили весла. Остальная команда швартовала судно и принимала трап. На пирсе нетерпеливо переминались с ноги на ногу грузчики, вертелись разные юркие личности.

К Омалу подошел шкипер. Поблескивая самоцветами на перевязи меча, он длинно и витиевато выразил счастье служить столь важному господину. Омал ответил ему вежливым поклоном, но профессор прошипел из термоса:

– Дайте ему соллар, больше не надо!

Омал вытащил банкноту. Шкипер принял оплату, поклонился и пожелал уважаемому господину «обе луны в спину». Омал хотел спросить у профессора, что это значит, но рядом возник вождь пустынников. Клыки Тарсаса холодно отблескивали в криптоновых лучах.

– Я обещал воднику, что буду охранять его груз, Джо-Омал, – заявил марсианин без всякого предисловия. – Когда он сочтет слово мое исполненным, я со своими людьми отправлюсь на ярмарку, чтобы выменять циновки, которые ждет мой клан. Если богам будет угодно, землянин, мы с тобою еще встретимся. – Он поднял согнутую в локте верхнюю правую руку. – Хо баст, Джо-Омал!

Омал, как мог, повторил его жест и возгласил: «Баст хо, Тарк Тарсас!» Ему очень хотелось опробовать только что услышанное пожелание насчет лун, но он не решился. Мало ли что, вдруг плата показалась шкиперу недостаточной и он послал жадного землянина к чертовой бабушке?

Размышляя над этим, Омал сошел на причал. Если не брать в расчет нептунианина за плечами, он опять остался без друзей. Но надо было держать ухо востро. Не успел он сделать и пары шагов, как его тут же окружили те самые юркие личности.

– «Шепоток смерти», друг! – заговорщически понизив голос, сообщил оборванец с темными зрачками во всю радужку. – Самый лучший в Старом городе… И недорого…

– Лунные девочки, господин! – предложил похожий на клоуна толстяк в пышном жабо и желто-черном трико. – На любой вкус и цвет. Венерианки, марсианки, землянки… Хотите провести ночь в обществе гетеры из Иовополиса? Гибкая, будто змея, горячая, словно атомное пламя…

– Рианоны, рианоны, рианоны… – бормотал третий, поминутно озираясь. – Никаких подделок, только подлинники. Найдены экспедицией Солярного университета в руинах Великой Пирамиды…

– Пошли прочь, мерзавцы! – не выдержал профессор. – Пока я солицию не позвал!

Торгаши и сводники отшатнулись: грозный окрик донесся из-за спины парня, который выглядел как полный олух. Для пущего эффекта Омал грозно пошевелил бровями и слегка толкнул в грудь торговца дурью.

– Вверх по ступеням! – скомандовал нептунианин. – Видите рядом с полуобрушенной аркой посадочную площадку?

– Да.

– Там всегда найдется пара свободных «прыгунов», – пояснил Стросс. – В расчете на состоятельных туристов, которые, правда, редко забираются в Дженкору…

«А уж психотуристы и подавно…» – мысленно завершил фразу профессора Омал.

Он легко взбежал по ступенькам на просторную, но скудно освещенную металлическую площадку, которая нависала над черным провалом на месте древнего строения. Нептунианин, как всегда, оказался прав. На ней действительно стояло несколько приземистых аппаратов, чем-то напоминающих лунный модуль «Орел». Возле них топтались парни в потрепанных комбинезонах.

Появление на площадке Омала произвело среди пилотов фурор. Они оборвали смешки, загасили сигаретки и поспешили навстречу потенциальному клиенту:

– Ищите «прыгуна», сэр!

– Куда доставить, сэр?

– Сегодня за полцены, сэр!

– В Рэйтаун, к «Империалу», – ответил всем сразу Омал. – И как можно скорее!

По лицам пилотов было видно, что все они готовы немедля доставить его хоть на край Вселенной, не то что в гостиницу, но Омал просто шагнул к ближайшему из «прыгунов», шлепнул ладонью по раздвижной посадочной опоре.

– Это чей? – спросил он.

Из толпы пилотов вышел белобрысый здоровяк. В уголке его рта мерцала трубка.

– Это моя «стрекозка», сэр, – буркнул он. – Прошу садиться.

Белобрысый поднял прозрачный колпак кабины. Омал оглянулся на остальных. Пилоты уже утратили к нему интерес. Смешки возобновились, зеленоватый дым «Риаля» поплыл в вечернем воздухе.

В кабине оказалось тесновато. Четыре кресла-ложемента на карданной подвеске, а между ними багажник. Пилот отобрал у Омала термос, закрепил его в багажнике. Омал осторожно опустился в вихляющийся ложемент, пристегнулся и вопросительно посмотрел на белобрысого.

– Готовы? – спросил тот.

– Надеюсь, – буркнул Омал.

– Ага, – пробормотал пилот. – Кстати, возьмите вот…

Он бросил на колени пассажиру удлиненный конверт. Омал машинально вскрыл его, вынул небольшой яркий прямоугольник. На одной стороне его была изображена голова мужчины в серебряной полумаске и черном цилиндре, расшитом золотыми звездами. Мужчина загадочно улыбался. А на другой – затейливой вязью вились слова:

Загадочный и обворожительный Мистер Чародей!

Спешите видеть!

Единственное представление!

– Что это? – поинтересовался Омал. – Реклама?

– Бесплатный входной билет, сэр, – пояснил пилот. – Только для пассажиров моей «стрекозки».

– Спасибо, – буркнул Омал, пряча билет в карман.

– Не за что, – отозвался белобрысый и захлопнул колпак.

Омал с интересом следил, что будет дальше. Ведь как-никак он впервые в жизни оказался в кабине ракеты. Пилот никуда не спешил. Он повертел кремальерами. Лениво пощелкал тумблерами, покосился на перемигивание индикаторов, постучал по стеклышкам заупрямившихся приборных шкал.

«Прыгун» не оставался равнодушным к этим манипуляциям. Под полом кабины что-то щелкало, трещало, шипело, взревывало, сначала вразнобой, потом все слаженней и стройнее, словно настраивался невидимый оркестр. И в такт этой настройке маленькая ракета вздрагивала и покачивалась. Наконец разнообразные звуки слились в один густой, нарастающий гул. По площадке полетела пыль.

– Поехали! – возвестил белобрысый.

Он с размаха ладонью ударил по широкой грибовидной кнопке.

Ракета подпрыгнула. Ложемент запрокинулся. У Омала на мгновение потемнело в глазах. Когда развиднелось, оказалось, что городские огни провалились в тартарары, а навстречу падает звездное небо.

Вторую ночь на Марсе он проводил без сна. Да и кто бы уснул после стольких событий и приключений? Только безнадежный прагматик. Омал прагматиком не был. Он расстался с профессором, которому отвели специальный номер – по сути лишь более комфортабельную и просторную версию термоса, – принял ванну, сдал бастеровское тряпье в чистку, отужинал в одиночестве, заказал в номер марсианского вина – хватит с него самогона! – и как был, в махровом купальном халате, вышел на балкон.

Ночная мгла уступила сиянию восходящего Фобоса. Освещенный криптоном канал жемчужной рекой пересекал усеянную редкими огоньками чашу Большого амфитеатра. Вновь без спросу стал подсказывать Омалу «встроенный» в его память словарь-путеводитель: чаша Большого амфитеатра была древним метеоритным кратером, внутри которого Первотворцы некогда построили свой самый прекрасный город, а по периметру кольцевого вала возвели исполинскую стену.

На Марсе Первотворцы прорыли разветвленную сеть каналов, от которой теперь мало что осталось. Самый большой из уцелевших, названный землянами в честь Эда Гамильтона, пересекал Диа-Сао с востока на запад, проходя сквозь специальные порталы в стене. Столетия спокойной и счастливой жизни сменились веками упадка и запустения. Изначальная раса вымирала, оставляя прекрасные свои города на произвол одичавших потомков. Диа-Сао держался дольше других, но и он пал под натиском времени и варварских полчищ.

Прилетевшие некоторое время спустя земляне воздвигли на западном склоне кратера Рэйтаун – скопище домов и складов из хромосплава, завод по ремонту межпланетных кораблей и космопорт, не говоря уже о кабаках, казино, публичных домах, многочисленных лавчонках, где торговали древностями, и имперской тюрьме. В покинутом было городе вновь закипела жизнь, но эта жизнь имела мало общего с прежней. Новыми обитателями Диа-Сао руководила не мудрость, а всепоглощающая алчность. Невзирая на энергичные протесты археологов Солярного университета, останки былого величия подвергались жесточайшему разграблению. В ход шли даже обломки колонн и мраморные плиты, некогда устилавшие мостовые.

В конце концов от величайшего города осталась лишь восточная его часть, именуемая Старым городом, или Дженкорой, чьи стены, лестницы и арки сверкали сейчас под лучами торопливой луны, словно груда самоцветов. Омал попытался представить, как же выглядели эти великолепные развалины, все еще сохраняющие былое величие, тогда, сотни лет назад. Какие портики поддерживали колонны, что издалека кажутся клыками свирепого зверя? Для чего были воздвигнуты арки, полукольцом охватывающие центральную часть Большого амфитеатра? Служили ли они опорами для транспортной сети или были частью конструкции акведука? Не разобрать…

А сами марсиане изначальной расы? Были ли они клыкастыми, четырехрукими монстрами, как нынешние, или теми получеловеками-полубожествами, которых изобразили скульпторы на входе в тоннель? Омал сам не знал почему, но ему хотелось верить в последнее. Он понимал, что это своего рода межпланетный расизм, но трудно было избавиться от видения прекраснолицых человекоподобных существ, которые спешат по гладким мраморным улицам, степенно беседуют в тени деревьев, брызгают друг на дружку водой из фонтанов, играют на поющих металлических книгах в мудрой тишине библиотек, ставят в лабораториях загадочные эксперименты, влюбляются и торжественно провожают в последний путь умерших…

…Со стороны космопорта донесся вой сирены, который вскоре захлебнулся в тяжелых громовых раскатах. Омал вскочил, опрокинув бокал с вином на белоснежный халат, кинулся к перилам балкона, до рези в глазах вглядываясь в темноту за каналом. Там стремительно разрасталось багровое облако. Из него выплыло рыбообразное тело межпланетной ракеты. На мгновение она замерла в воздухе, будто гимнастка, балансируя на огненном столбе, и вдруг римской свечой взвилась в ночное марсианское небо. Омал провожал ее взглядом до тех пор, пока трепещущий огонек не затерялся среди звезд. Он никогда не видел стартующей ракеты своими глазами, только по видеопласту. И всегда завидовал людям, у которых были деньги на путешествия в Космос или кто сумел приобрести соответствующую профессию.

В дверь номера постучали. Омал с сожалением вернулся к действительности.

«Кого это принесла нелегкая?» – подумал он, во всю ширь распахивая дверь.