Текст книги "Взгляд из детства. Этюды"

Трагедия иногда идет под руку с комедией. Внешность Андрея с его отсутствующим взглядом смешила прохожих. В ответ на них смотрела карающая ухмылка нашего героя.

Андрею был противен этот мир, миру был противен сам Андрей. Они не могли больше существовать вместе, их неприятие друг друга могло обернуться катастрофой. Но ни один из них не собирался уходить со сцены…

Часы Андрея пискнули два раза. Наш герой встал и направился к месту встречи с писателем. Он шел, пересекая параллели своей жизни, шаг за шагом углубляясь в свое прошлое. Первой перерезала его путь тропа, где он встретился с Мотей, затем у Площади Искусств он взглянул на место их встречи с Натали, далее подошел к прямой, разорванной на два луча взрывом пятнадцатилетней давности. Здесь он должен был встретить писателя.

Нашему герою показалось, что он слышит секундомер бомбы. Он приложил пакет к уху, но звук пропал. Позже, вспомнив этот момент, он поймет, что это стучало его сердце.

– Здравствуйте Андрей! – окликнул нашего героя писатель. – Я, представляете, записал: переход у Михайловской улицы, а какая сторона – не записал. Телефон-то я ваш не знаю. Испереживался весь. Ну, теперь что говорить. Все слава богу!

Андрей посмотрел на писателя холодно, с ненавистью. Его губы тряслись, и он ничего не мог сказать.

– Вы плохо выглядите! Наверное, застудились где-то. Идите домой. Ничего-ничего, обо мне не беспокойтесь. Выпейте антигриппина, или, если нет, что-нибудь противовирусное или жаропонижающее. Идите, идите…

Андрей почувствовал, что слеза запуталась у него в ресницах. Он резко сунул пакет в руки писателю и быстро зашагал к выходу.

Ступеньки побежали под ногами Андрея. Навстречу нашему герою в переход спускались люди, еще не зная, что суд над ними уже свершен. Андрея раздражали умиротворенные лица людей, их спокойные глаза и уверенные шаги. Он предрешил их судьбу, а они даже не замечают его. «Насколько ничтожен человек», – думал наш герой. Наконец, оборвалась последняя ступенька. Но тут…

Среди серых мазков человеческих лиц Андрей увидел юношу, повстречавшегося ему в Михайловском парке. И главное, тот был не один: под руку с ним шла милая, красивая девушка. Розовые щеки юноши пылали вдохновением, он без умолку что-то говорил своей спутнице, а та, задорно смеясь, беззаботно-влюбленными глазами смотрела вперед – в переход. Они держались за руки и казались единым целым.

Несколько мгновений Андрей не двигался. Душа в бешенстве разрывала его сознание. Его вдруг дернуло воспоминанием, как они с Катёнком так же весело шагали по улице своего счастья. Он проклял себя. Наваждение сменилось ужасом того, что он сделал.

Не медля более ни секунды, он ринулся вниз, в переход, выхватил из рук писателя пакет и вылетел вон. На улице наш герой вбежал в первый попавшийся переулок и, убедившись, что там никого нет, бросил бомбу в дальний угол…

Раздался взрыв. Волна сбила с ног нашего героя. С диким воем разбились стекла домов, и густой дым с малиновым отсветом, взревев, взлетел под крыши домов, где в негодовании захрипел эхом.

Еще мгновение было тихо и покойно. Затем в переулок вбежали люди. Несколько милиционеров, скрутив Андрею руки, подняли его. На его грязном от копоти лице сияла улыбка.

Люди кричали: «Убийца!», «Да, это он!», «Тот самый!», «Как такие живут на свете?». Но среди негодующих, ненавидящих людей Андрей заметил понимающие его, глубокие и вдумчивые глаза юноши. То был девственно-чистый взгляд, в котором плыли небеса.

Андрею показалось в тот момент, что ветер нежно обнял его своими руками, что солнечный отблеск слегка ожег его, что небеса ласково поцеловали его своей безграничной верой.

Наш герой вспомнил, что его сыну, Моте, в этом году должно было исполниться пятнадцать лет.

 
Глава восьмая
Неведомое измерение
 

Там, где кончаются реки,

Начинаются моря.

Там, где сожмутся твои веки,

Останется любовь моя.

⠀

Сожжется солнце это,

И почернеет даже мгла,

И унесется вспять комета

Того, что ты сказать мне не смогла.

Андрей был приговорен к пожизненному заключению с отбыванием срока в особой политической тюрьме.

Здание тюрьмы было старинным и грозным. Когда-то переделанное из форта, оно служило острогом еще царским преступникам. Массивные, широкие стены, пологая крыша, зарешеченные, более напоминающие бойницы окна делали здание похожим на средневековый замок. Тюрьма была небольшой, можно даже сказать элитной – в ней сидело не более ста заключенных. Вдоль длинных коридоров лежали дорожки из грубой ворсистой ткани, делавшие шаги надзирателей бесшумными. Двери одиноких камер, за которыми теснились узники, напоминали ряд поставленных стоймя гробов. В помещениях было сыро, темно и тихо. Пространство сжималось за счет сводчатых потолков, оштукатуренных стен, асфальтового пола и крохотных, высоко расположенных окон, выходивших на крепостную стену. Грязные стекла пропускали мало света – в комнате был полумрак. К двойным железным рамам окон с наружной стороны были прикреплены металлические сетки, чтобы на окна не могли садиться голуби. В камере имелись железный стол и табурет, железная кровать с настилом из досок, матрацем и постельным бельем, фаянсовая раковина и унитаз. Над столом – электрический фонарь. Арестанты были одеты в белье из грубого холста, брюки и куртку из шинельного сукна, на ногах носили кόты – башмаки на деревянной подошве.

Андрей улыбался. Что-то изменилось в его сознании. Свет наконец-то прорвался сквозь заставы телесной оболочки и ума к его душе. Благость проникла во все уголки его сознания. Мир вдруг представился ему простым и красивым. Одна истина, будто солнце, дающая жизнь другим планетам, свежим, легким дуновением наполнила его сердце: Бог есть все сущее. И в необъятном космосе, и в атоме, незаметном глазу, и в недрах Земли, и в самой далекой звезде – везде есть Божественная одухотворенность. Чутко, нежно и ласково притрагиваясь к судьбе Андрея, вера постепенно слилась с его духом. Движение к постижению жизни было освобождено от уз злобы, ненависти и мести. Одна за другой Андрею открывались великие и недосягаемые тайны жизни.

Андрей не чувствовал себя одиноким в камере, потому что теперь в душе его обитал Бог. Пространство камеры, по мнению нашего героя, вбирало в себя весь мир. Он чувствовал, что мир, который его теперь окружал, мир холодных стен, был просторнее и теплее всей территории Земли.

Думая об атеистах, Андрей представлял себе, будто клеточка человеческого организма однажды сказала, что она не принадлежит человеку, что она сама по себе и, вообще, что она отдельное существо. Материя веры пронизывает весь мир, все мысли и чувства. Отрицать Бога – значит обрекать себя на одиночество, превращать жизнь в бесцельное существование, называть любовь половым инстинктом.

Как светло, как чудесно, как прекрасно жить с Богом в душе, как сладостно быть добрым и честным. Какое бесподобное, нежное ощущение рождается в душе человека, когда он читает молитву, эту музыку Божественного голоса. Каким легким бризом наполняется разум, когда ты думаешь о небесах. Как величественно то, что твоя любовь к Отцу всегда ответна.

Андрей много размышлял о своем поступке, совершенном в наваждении порока, в тумане мирской суетности. Наш герой не искал себе оправдания, он каялся. В своем новом мире, мире тюремных стен, Андрей жил; в череде задач и вопросов ему открывалась тайна мира, она была, как и все Божественное, проста и красива. Слова «Бог, любовь и жизнь» слились в понимании Андрея в одно парящее ощущение благости, в одну чистейшую мысль, полную счастья.

В те мгновения, когда Андрей, обнимая свою душу, глядел на бойницу тюремного окна, его сердце заполняла тоска по Петербургу. Этот город был для нашего героя и отцом, и братом, и учителем, и сыном. Андрей сросся с душой Петербурга, с его линейностью и строгостью, с неповторимым слиянием воды и гранита, с бесконечной перспективой красоты и великолепия улиц, с заботой Петербурга о каждом его жителе. Жизнь города, как и жизнь Андрея, была непростой: он так же защищал свое право на существование в жутких схватках с наводнениями, он так же захлебывался в собственной крови, он, наконец, так же порой, отворачиваясь от жителей, забывал свое предназначение. И все же в Петербурге было неистребимо стремление к развитию и небу.

Иногда на Андрея нападала горестная меланхолия, тогда он вспоминал свою любимую. В те мгновения наш герой просил у Отца лишь одно: дать ему шанс хоть во сне, хоть в дурмане мечтаний увидеть Катёнка.

И вот…

Вначале Андрей увидел вокруг себя золотое свечение. Гостеприимные живительные пучки света носились вокруг нашего героя. Это сияние где-то вдалеке собиралось в белую точку, которая, ширясь, уводила Андрея в иной мир. Затем свет стал распадаться на цвета: зеленый опустился под ноги, голубой взлетел над головой, желтый скромно скрылся от глаз в невидимых солнечных лучах, важный красный гордо выступил из тени и начал любоваться собой в бутонах цветов, в оперении птиц, в пламени огня, белый в умиротворении перешел в прозрачный и растворился. Так вокруг Андрея образовался мир, полный растений и животных, глубины и простоты.

Постепенно из радуги цветов выделился человек, он подошел к Андрею, поклонился и сказал, указывая на тень кипарисов: «Вам туда». Человеку было на вид немногим больше тридцати, у него были красивые черты лица и ясные глаза. Наш герой последовал совету человека и направился к кипарисам. Идти было необыкновенно легко, движение воздуха ласково несло нашего героя вперед. Подойдя к развалившемуся, заспанному дереву, Андрей оперся о ствол. Через несколько минут он вдруг почувствовал, как кто-то, подкравшись, положил теплые ладошки ему на глаза. Знакомый, но уже слегка забытый голос, звонко и задорно спросил: «Угадай кто?». Андрей замер. Ладошки еще, быть может, секунду оставались у глаз нашего героя, затем тот, кто был сзади, в момент убрав их, спрятался за кипарисом. Тихий шелест платья коснулся слуха Андрея, он резко обернулся. Из просветов между ветвями дерева на него смотрели Катины глаза. У Андрея подкосились ноги…

Когда наш герой очнулся, его заботливо и удивленно изучал взгляд Катёнка.

– Привет! Ты чего? – спросила она.

– При-вет.

Он почувствовал, что лежит на земле, и резко встал. Катёнок, видя, что Андрей приходит в себя, сделала шаг к возлюбленному, прижалась к его груди и положила голову ему на плечо. Андрей ощутил, как в его объятиях загорелось пламя жизни, как сквозь его душу проплыл волнистый аромат свежести. Катя была совсем как живая, но в то же время в ее облике было что-то новое, чего Андрей в земной жизни не видел. Но что больше всего поразило Андрея – она выглядела точно так же, как в молодости. Рядом с этой ее ангельской молодостью нашему герою казалось, что и его тело лишается чешуи старости, что его дух наполняется силой.

– А где Мотя? – спросил Андрей.

– Он материализовался в виде человека и живет теперь на Земле, – объяснила Катя.

Безусловно, тот день был лучшим в жизни Андрея. Они с Катей, как малые дети, гонялись друг за другом по огромному пшеничному полю, валялись в траве, брызгались водой, стоя под струями небольшого водопада, угощались мандаринами, бананами, яблоками; со страхом взирали в ущелье расколотой долины, целовались в нежных объятиях зеленой листвы деревьев, вальсировали под музыку окружающих звуков, плакали, расставаясь с солнцем во время заката, и, забыв о трагедиях, страхах и грехах, разделивших их судьбы, смеялись, не успевая рассказывать друг другу всякие нелепые истории.

Вечером, вернувшись в тень кипарисов, они уселись на поваленное дерево. Минут десять Андрей и Катёнок, вспоминая гениальное заклинание Тютчева «Silentium», перебирая в голове приятные воспоминания, сидели молча, потом Катя с серьезным видом начала говорить:

– Каким нелепым кажется человеческое общество отсюда, с высоты небес. Люди ищут в окружающем мире сложность, а он, в сущности, очень прост. Человек отстает и от животных, и от растений по уровню своего духовного развития. В отличие от них, он еще сомневается в вере, еще видит в мире зло, еще ищет истины, идеи, смыслы, но так и не решается просто пожить на прекрасной зеленой планете, полюбить, доказать свою верность Богу, – Катя повернула голову к Андрею и, глядя ему в глаза, продолжила. – Жизнь – вот высшая непреложная ценность в мире. Нет богатств больше одной человеческой жизни. Люди ответственны за дар жизни. Лишь Отец может отобрать его. Человеческое существо – это слияние двух миров: мира сознания и мира души. Человек двулик, его задача в мире – найти гармонию в проявлении этих двух начал. Даже незначительное преимущество одного из них ведет к дисгармонии, к хаосу, к путанице.

Свежий ветер аккуратно пригладил растрепавшиеся волосы Катёнка.

– Закон для любого существа – его вера. В небесах – помощь, поддержка, понимание. Счастье – в гармонии души человека с Вселенской душой… Человеческая душа считает мозг тугодумом. Например, когда человек влюбляется, душе с первого момента все ясно, а мозг все еще сомневается: люблю или нравится, серьезно или не очень, можно ли влюбиться с первого взгляда и так далее. Душа в теле – старшая сестра, мозг – капризный, упрямый, болеющий максимализмом пацан.

Лунный отблеск, прежде чем поцеловать в щеку Катёнка, на секунду задержался, хвастливо показав язык Андрею.

– Жизненное счастье возможно, лишь когда человек развивается. Естество души требует нескончаемого поиска, вечного стремления к познанию и совершенству. Мир – живая структура, его законы изменчивы, дороги к Храму запутаны; остается постоянной только генеральная ось – к добру. Душа не любит, когда человек собой удовлетворен и оттого безынициативен, она ждет от него новых целей и успехов.

Звук упавшего листка перебил Катёнка.

– Любовь – чувство, искупляющее наши грехи и ошибки, самая короткая дорога к Храму. Люди попадают на Землю для того, чтобы, живя, насладиться гармонией и великолепием мира, чтобы полностью отдаться любви, вкусить мед счастья и благости. Злоба, войны и страдания мешают людям жить.

Подлетевшая к Катёнку бабочка как бы напомнила ей, не забыть сказать самое главное.

– У каждого человека есть его предназначение, его роль во Вселенском спектакле жизни, его рычажок в Великой машине Природы. Твое предназначение, Андрей, – быть философом, писателем. Вернувшись на Землю, продолжи заниматься искусством. Через свои произведения, Андрей, ты должен проповедовать Бога, Жизнь, Любовь, Счастье, Свет. Ты должен передать людям то, что ты волею судеб знаешь. Отец хочет видеть тебя в раю, но если ты не выполнишь своего предназначения, ты не сможешь туда попасть.

Невдалеке от Андрея и Катёнка раскрыл свой бутон необыкновенной красоты цветок, и по долине распространился таинственный, женственный, лирический аромат.

– Жизнь – это цепь испытаний. В зависимости от того, преодолеваешь ты их или нет, ты стремишься в рай или ад. Царство зла – понятие относительное, там нет чертиков и жаровен; ад – это вечная безликая пустота, которая страшнее всех мук. Испытания жизни сложные и коварные, но только в их преодолении кроется надежда человека на благо в будущем.

Толкая друг друга, на ночное небо выбежали звезды.

– Люди говорят, что не видят души, Бога, рая, но все это находится у них под боком, нужно просто уметь это видеть. Если бы люди жили в двумерном мире, сколько бы великолепного и сказочного они не увидели? Понятия веры находятся в пока неведомом для человека измерении. Грациозность, глубина и величие неведомого измерения поразят человека. Но пока оно не открыто, людям остается верить в его существование. Наш мир – это отражение Божественной улыбки. Улыбайся, Андрей, ведь улыбка – это то, что делает человека ангелом.

Медленно растворялся голос Катёнка в тишине мира, еще несколько мгновений звучали ее последние слова: «Давайте станем ангелами!», потом все исчезло – Андрей сидел в своей камере.

С того дня он сядет за работу. Пока ему не разрешат писать, он перечитает всю тюремную библиотеку и, в голове создав, наизусть выучит свои романы, позже, через десять лет, получив бумагу и ручку (две главные беды писателя), он их запишет. Вдохновение работы будут перебивать только протяжные, певучие крики надзирателя, вызывавшие нашего героя на выход: «Одиннадцать сорок семь, на прогулку! Одиннадцать сорок семь…».

 
ЭПИЛОГ
 

Узится поток повествования: уже не широкой волной омывает он сюжетные строки, а лишь тонкой струйкой окропляет их. Узится поток повествования, но не узится поток жизни. Жизнь – всегда продолжается. И каждую секунду для каждого из нас жизнь только начинается. И когда любимый человек отвечает невниманием или неверностью – любовь только приоткрывает свои створки, и когда кажется, что все кончено, – главное сокровище впереди, а когда думаешь, что знаешь все, – познание только начинается.

Я каждое мгновение пытаюсь быть другим и оттого всегда остаюсь таким же. Ведь если в каждой мысли заключается частичка истины, то истина – это совокупность человеческих мыслей. Истина в становлении мысли, в ее борьбе и гибели.

В возрасте 70 лет, проведя в тюрьме тридцать три года, Андрей получил амнистию и был отпущен на свободу. К тому моменту он почти завершил свой писательский труд. Еще два года потребовалось, чтобы отредактировать и издать это произведение. В один весенний день, когда воздух был таким влажным и липким, когда буйство палитры в природе было таким восхитительным и завораживающим, что голова шла кругом, в книжных магазинах появился трехтомный труд под названием «Путь к Храму», в который вошли и философские эссе, и рассказы, и дневники, и психологические романы автора.

В тот самый день Андрей с чувством выполненного долга помылся, убрал в квартире, оделся во все новое, подготовил документы, лег на диван и заснул вечным сном. А еще через день все небеса гуляли на свадьбе Андрея и Кати. Гроза гремела над землей, гром вскрикивал прекрасное «Горько!», и темные, будто вампиры, нависшие над городом тучи целовались и обнимались, обратясь мрачным и хмурым лицом к людям, а светлым и ласковым – к новобрачным. А те, в свою очередь, удерживали себя от того, чтобы не расплакаться, ведь разлука длилась полвека. Но верующие люди живут вне пространства и времени, их путь ведет в бесконечность. Здесь мы и попрощаемся с нашими героями. Счастья вам!

И еще одному герою моего повествования спешу поклониться я. Начиная каждую главу, я слушал один и тот же вальс, и нет главы, в которой не было бы слышно мелодии этого вальса. И сейчас, заканчивая повесть, я, вновь воспаряя на крыльях звуков, очаровываюсь этой небесной музыкой. Мы с композитором говорим на разных языках: я на языке слов, он на языке нот, но, ей-богу, на свете нет людей, лучше понимающих друг друга, чем мы.

Легко ступая лакированными туфельками по струнам, чисто отражаясь эхом далекого колокольчика, выступает музыка из породившей ее тишины в наш мир. Не торопясь разбегаться, она, осматриваясь вокруг, постепенно вонзается в нашу душу. И, плача скрипкой или альтом, начинает слышимой тоской и болью в каждом звуке рвать в клочья больную душу. И какая-то одна нота, раздираемая грустью, несется ввысь и ввысь по нотному стану и, добежав до небес, сверкая, падает вниз, наполняя душу последним переливом слез.

Какая-то незнакомая волна, предвестница бури, накатывается в тиши мелодии. И ноты, взявшись за руки, ударяют аккордами. Невероятная мощь выплескивается на клавиши и сжимается в ударах литавров. И вот уже весь оркестр, попирая боль, в сказочном порыве рвется ввысь. Гром гремит, буря комкает море, а вальс рассыпается фейерверком, оглушает залпами и закручивает в ураган танца. Музыка кричит: «Да! Да!» – и ты понимаешь, что лишь вечность – время любви, а жизнь – только в движении, в движении к добру и счастью.

И вновь музыка утихает. Вновь спокойствие и умиротворенность мучают ее. И щемящая тоска вновь наполняет голову и сокрушает мыслью о недостижимости звезды любви, о мираже полного счастья.

Внезапный взрыв подбрасывает музыку, и та, захватив твою душу, вновь несется к облакам. И там, не переставая извергаться аккордами, распадается на тысячи голосов. Вы слышите, слышите?! Хор ангелов вместе с вами бежит по звездной тропе, и вокруг все наполняется чистым, как небо, и светлым, как солнечный луч, голосом этих ангелов, и ваш голос сливается с этим голосом. Все поет жизнью, все кружится любовью.

А музыка, бесконечно набирая власть и силу, рвется к солнцу и, достигнув его, смело врезается в слепящий шар. Маня за собой, музыка погружается в тишину, ведь самое мудрое на свете – это тишина.

И я следую примеру вальса, чтобы раствориться в тишине финальной точки.

Санкт-Петербург – Серпухов

2002—2003