Текст книги "Свидание на Аламуте"

– Черт возьми, господин полковник, вы скажете хоть что-нибудь? – прокричал он, стараясь перекрыть свист и вой турбин.

– Паутина молний, – угрюмо пробормотал он и добавил: – Он ее поймал…

– Я вас не понимаю!

– Кожа на ступнях сожжена. А золотое кольцо на среднем пальце ноги расплавилось. Ищите следы золота на полу – найдете место, где она стояла в момент гибели.

Полицейские ухмыльнулись. Было очевидно, что искать они будут нехотя, и что никто их них совершенно не верит в эту чертовщину.

Беллиде нервно повел плечами, пыхтя сигаретой, и загасил окурок о край носилок.

– Здесь нельзя курить, мсье, – подал голос один из полицейских.

Полковник поднял воротник своего плаща, вздохнул, отошел от носилок и устало обронил:

– Это вам не объяснить. Электрический разряд чудовищной силы, сгенерированный биологическим объектом… способом, пока неизвестным науке! Все, что я могу вам сказать. Пока. Это и стало причиной паралича. Ей прожгли чакры, в одну секунду… Я буду вам чертовски признателен, если вы, мсье доктор, точно установите время смерти, а вы, мсье Беллиде, выясните, какие рейсы отправлялись из аэропорта в это время.

Прокурорский раздраженно хмыкнул. Под внимательным предостерегающим взглядом полицейского он спрятал окурок в карман, а потом кивнул сотрудникам полиции: мол, все, убирайте!

Но, прежде чем они взялись за боковые ручки каталки, Гипар, все это время стоящий поодаль и ковырявший форменным ботинком рифленый пол, внезапно подскочил к телу.

– Разрешите, господа…

Он откинул тряпку. Прокурорский поперхнулся – инспектор оголил бедра женщины. Лобок с выбритыми волосами, багрово-синий и вздыбленный, выглядел, как на порнографической картинке. Но Гипар, не чувствуя стыда, внимательно осмотрел разверстое лоно и, указав на что-то, обескураженно прицокнул языком.

На посиневшей коже, справа от испепеленных рыжих волос, чернели три точки, расположенные правильным равнобедренным треугольником. Три родинки.

– Ну, кончайте же! – раздраженно крикнул Беллиде. – Господин полковник, мне придется вас потом еще вызвать…

Его слова снова потонули в реве авиадвигателей. Полицейские покатили каталку к выходу. А полковник в сопровождении Гипара пошел тем же путем – по лестнице и металлическому коридору. Промокшие ботинки инспектора скрипели и чавкали при каждом шаге. Шагая за полковником, он оборонил:

– Черт! Кому же мне теперь отдать пятьдесят монет?

– А что такое?

– Я поспорил с одним парнем, Буазеном, из патрульной роты. Он утверждал, что у нее на киске три родинки, а я не верил… Ну вот, я и проиграл.

Полковник шел, не оборачиваясь. Свет ламп перебегал по его короткой шевелюре серебряными волнами.

– Он был с ней знаком?

– Да. Комиссар Лунь Ву. Она занималась делом об убийстве женщин в Париже – было у нас такое. И они, когда вытаскивали первый труп из Сены, познакомились с ней. Потом Буазен передал ей какое-то оловянное колечко, вроде как там найденное… В общем, непонятная история. Такая же, как и эта.

– Ну, так найдите вашего Буазена и отдайте долг.

– Не могу. Они с напарником сгорели в машине. Во время той заварушки, что произошла за Окружным бульваром, из-за которой, говорят, застрелился секретарь департамента, эта гадина Неро.

Заратустров резко остановился у самого выхода в мокрый, пахнущий гнилью и расцвеченный белилами рассвета день. Инспектор почти налетел на полковника и остановился испуганно.

– Я бы вам показал того, кому вы сможете отдать этот должок, – странным голосом произнес полковник. – Но боюсь, ОН уже слишком далеко от нас… Она пыталась его остановить. Видимо, что-то узнала в последний момент и бросилась сюда. А он опутал ее паутиной разрядов. И убил.

– А почему она… почему она голая?

– Удар шаровой молнии часто срывает с человека одежду. Этот – тем более, потому что…

Заратустров хотел еще что-то сказать, но махнул рукой и, жалко сгорбившись, молча пошел к выходу.

Гипар, бывший деревенский жандарм из Оверни, плотный, с квадратной челюстью, с удивлением следил, как привезенный им человек шагнул из дверей к тротуару, и тотчас же рядом остановился, расплывчатый в неровном мерцании рассвета, черный «БМВ». Какой-то молодой человек, на секунду показав Гипару свое обожженное, со страшными рубцами лицо, предупредительно распахнул дверцу для этого загадочного русского полковника, так много знавшего о природе шаровых молний.

Но им, честное слово, неоткуда было взяться в грузовом терминале аэропорта Руасси.

Новости

«…Представитель британского Интерпола Макс Файве официально заявил, что его организация готова вызвать для дачи свидетельских показаний главу Итало-французского инновационного банка Робера Вуаве, находящегося сейчас в Лондоне. Интерпол расследует дело об авиакатастрофе 2003 года, когда неподалеку от африканского Бенина в море рухнул лайнер южноафриканских авиалиний. Как полагают эксперты, на его борту находилась большая группа ливанцев, занимавшихся нелегальной перевозкой алмазов из Африки, из Сьерра-Леоне, на бельгийский алмазный рынок. Однако в составе группы летел человек, перевозивший важные документы низаритов-исмаилитов в их европейскую штаб-квартиру, и к организации устранения этого человека мог иметь отношение Итало-французский банк господина Вуаве, который уже был замечен в связях с американской и английской разведслужбами… Официальный теолог „Общества Истинного Ислама“, объединяющего в Европе немногочисленных сторонников этого религиозного течения, Шараф аль-Сяйни Салех, сообщил в интервью компании „Аль-Джазира“, что заявление Интерпола – очередная спекуляция западного мира на теме низаритов-исмаилитов, которых чаще называют „ассасинами“, и направлена она на провоцирование дальнейших нападок в адрес исламского мира… Эту информацию немедленно распространила глобальная сеть abracadabra.go…»

The Washington Post, Вашингтон, США

Тексты
Реджи, полковник и другие

Замок Хостербридж спрятался за зеленой шевелюрой Ричмонд-парка, в котором едва ли не впервые с тысяча шестьсот тридцать седьмого года, когда этот парк основал Карл Первый для своей охоты, стали гулять олени и лани.

Здесь всего две сносных автодороги; поэтому автомобилисты своим вниманием Ричмонд-парк не балуют. Западный Лондон, вытягивающий свои щупальца к Суррею, тих и даже пустынен. Хостербридж, сохранивший три из пяти своих башен и внушительный Дом Сюзерена с игольчатыми башенками на крыше, замкнулся за дубовой колоннадой, растущей здесь на трех барьерных уступах – остатках крепостного вала, созданного некогда защищавшим этот замок Йориком Бледным, герцогом Монкфорским, одним из последних крестоносцев Европы. Аллея, обсаженная более мирными деревьями – липами, тянется от сурово запертых стальных ворот с сигнализацией и веб-камерами и ныряет под тяжелую арку в стене; но и тут надо решить непростую задачу, стоя на выложенном крупной плиткой дворе, – выяснить, в какие из нескольких дверей, скрытых под массивными козырьками, входить…

Хостербридж хорошо защищен от непрошеных посетителей, но весьма благосклонен к тем, кого ждет. Сейчас над его потемневшими крышами гуляет ветер, рвущий с петель старые, сделанные из литой меди флюгера, и дождь понуро шумит в водостоках, а на третьем этаже башни пылает старый добрый английский камин, пахнет сигарами и джином. Сидящий в кресле немолодой человек одет в замшевую охотничью куртку (карманы с клапанами, высокий воротник) и серую шерстяную водолазку грубой вязки. В руках этого человека – бокал джина с тоником, во рту – сигара.

– …Собственно, я тут проездом. Случайно, – говорит полковник, рассматривая камин сквозь сизую фактуру джина. – В порядке частного визита, скажем так… Так вот, можно утверждать, что Невесту номер один из Парижа они вывезли. Совсем. Мы сделали все, что могли, мы локализовали ее местонахождение – она вышла на связь с нами… Но вы же знаете, что французская полиция со времен кастрата Фаринелли считается самой тупой и грубой в Европе. Увы, чиновники французского МВД все изгадили. Была там одна девчонка… китаянка. Она в последний момент получила какую-то информацию, попыталась задержать их, но не смогла. Ее переиграли. Увы! Так что Невеста номер один сейчас на пути… на пути к конечной станции.

Ему внимали: рыжебородый сэр Реджи в диковинном турецком красном халате, остроносых туфлях и феске; небритый Капитоныч, непривычно тихий; и Мими, свернувшаяся калачиком в большом кресле, вытянув на всеобщее обозрение голые черные ноги, словно выточенные из дерева редкой породы. Каминный зал не был огромен, как это принято в старых замках бриттов; наоборот, он был компактен, и дубовые своды потолка сходились почти над самой головой полковника, создавая особый уют.

– А остальные? – спросил сэр Реджи, почесывая рыжую бороду.

Он изредка жадно припадал к мундштуку кальяна, стоящего у ножек кресла. Кальян отсвечивал древней бронзой и потемневшим стеклом.

– Невеста номер два… исчезла. Мы не можем ее обнаружить. Я думаю, что и не сможем до самого последнего места. Она под плотной оболочкой магических сил Севера, это Гиперборейские технологии. Мы – пас! Невеста номер три – в Египте. Сейчас она в Александрии, а через три дня едет в Каир. Мы за ней наблюдаем.

Капитоныч слушал его, сидя на покрытом ковром паркете в позе лотоса. Внезапно покачнулся и сказал хрипло:

– Девочка Майя не выпила майского чая… в августе надо ждать императора! Взять императора Августа и августейшую особу и смешать в одном флаконе. Хоп! Есть Точка Сборки.

– Августейшую особу? – полковник отхлебнул джина, прищурился и вдруг перевел разговор на другое. – Сэр Реджи, а что слышно об этом арабском проповеднике, которого убили?

Англичанин поежился.

– Его не просто убили. Его буквально заживо замуровали в бетон. На окраине Лондона… Скотленд-ярд начал расследование, но чувствуется, перспективы нет. Там сумасшедший дом, ни одного вменяемого свидетеля. Хотя все видели. Погиб один их сотрудник.

– Мотивы? – кольнул вопросом Заратустров. – Что мог знать?

– Али Орхан Джемаль был одним из авторов того самого документа американского госдепа, а точнее, ЦРУ, – «Исламский халифат».

– Вот как? А я думал, его создал фонд Коэна.

– Фонд работал с Джемалем, как с одним из самых известных знатоков исламской цивилизации.

– Черновиков не осталось?

Сэр Реджинальд покачал большой головой.

– Нет. Я проверял. Он все отправил американцам, до последнего файла… и стер свой диск. Неизвестно, все ли они использовали из написанного.

– Хорошо, – перебил Заратустров; лед в его бокале угрожающе брякал, – кто мог знать об этой работе Джемаля?

В комнате опять стало тихо, только потрескивали натуральные дрова в камине – канадская береза. Сэр Реджи молчал, зато завозился Капитоныч и подал голос:

– Дай уехал в Китай, остался один Попрошай! Дая надо вызвать из Китая, он притащит за собой Дао, и оно укажет путь.

Эта реплика провалилась в тишину, как камень в пруд, пустив колышущиеся круги; а когда последний круг замер, Мими вытянула руку из-под клетчатого пледа, грациозно почесала слегка отливающую фиолетовым голую пятку и проговорила сонно:

– Ли Хань занимался переводом работы Джемаля. Его английский надо было адаптировать.

– Ли? – тихо и обескураженно спросил сэр Реджи.

Полковник замер с сигарой во рту. Посмотрел на англичанина. Тот отложил мундштук и пояснил с ноткой тревоги:

– Ли Чжан Хань – самый способный его студент. Он сейчас один из референтов ее высочества Сары Фергюссон. Что вы скажете, полковник?

Заратустров встал. Подошел к низенькому столику в центре комнаты и глубокомысленно, молча, наплескал себе джинну. Потом со стуком опустил толстодонную бутыль на стеклянную столешницу и ответил:

– Говорите, Чи… то есть Ли – ее референт? Учтите, в Лондоне остались Вуаве и его турецкая помощница. Если им понадобится покинуть Англию, они предпримут акцию для прикрытия. Громкую. Когда-то ИХ дела начались с убийства Конрада Монферратского. А теперь самым удачным делом будет убийство Сары Фергюссон. Представляете, какой поднимется шум? А под этот шум Вуаве тихонько покинет Англию и направится к месту инициации… Слушайте, Реджи, а ведь муж Сары, принц Эндрю, – куратор королевских ВМС! У него явно есть доступ к бункеру Уинстона Черчилля, а?

…Лондонская хмарь была сыра и густа даже на вкус, Майбаху она напоминала промокшую сахарную вату. Издатель ехал в огромном «кадиллаке», на переднем сидении, и только-только перестал раздраженно шипеть, как раскаленное масло на сковородке: за последние четыре часа ему ни разу не дали покурить – ни в аэропорту, который, видите ли, присоединился к Европейской антитабачной конвенции, ни в самолете «Бритиш Эйруэйз». Сейчас он узнал от полковника, ведущего автомобиль, что в Англии его ждет столь же печальная ситуация – курить в ресторанах и пабах, за исключением тех, которые имеют статус ночного клуба, нельзя, а все пабы, где можно попробовать настоящее черное пиво, закрываются в десять часов вечера. Подаренная же полковником «Коиба» выглядела не более чем жалкой палочкой и настроения не улучшала.

– Кабздец всему! – обреченно сказал Майбах, глядя на мрачное здание, продолговатым вагоном вытянутое вдоль улицы Вестминстер-Холл. – Ох, слава Богу, я не работаю в Англии…

– Да ну! – добродушно улыбнулся полковник. – Я вот тут уже три дня, а вы знаете, даже полюбил овсянку.

– Тьфу!

– И одеты вы, как типичный делец из Сити. Правда, немного криминального толка.

На Издателе был шерстяной клубный пиджак в крупную черно-белую полоску, темно-коричневые брюки и белая сорочка с красно-коричневым галстуком. Он недовольно оглядел себя, хмыкнул и снова разозлился.

– Александр Григорьич, а как я вам буду на ходу сигару обрезать? У вас, может, и…

Заратустров молча выхватил коричневую палочку у него из рук, откуда-то чуть ли не из-за уха жестом фокусника извлек гильотинку и обрубил кончик сигары в раскрытое окошко. «Кадиллак» при этом ни разу не вильнул.

– Ну, ладно, – проворчал Майбах, раскуривая. – Фокусник вы. Кстати, какого черта меня вызвали в Лондон? Чтобы мы тут повторили парижское фиаско?

– Электронный каталог вашего издательства, – оборонил полковник. – Помните, я просил у вас помощи, чтобы ознакомиться с содержанием Национальной библиотеки?

– Ну да… Удобная штука! Мы по нему проверяем источники.

– Я наткнулся там на очень хороший документик. Перевод некоего Бонифацио Жерара, сделанный предположительно во времена Наполеоновской империи. Жерар был типичной бумажной крысой с единственной страстью – копаться в архивах. И, видно, за обещание возвеличить Великого Императора получил доступ к документам, которые Наполеон вывез из Египта. Тогда император был молод и жаден, причем не брезговал похищением исторических документов. Так вот, этот господин Жерар перевел «Хроники» Радульфа де Коггесхейла…

– А, – небрежно махнул сигарой Майбах, – английский хронист, начинавший при Третьем крестовом походе с Ричардом Львиное Сердце? Ну, так мы издавали его труды, кажется, в прошлом году, в какой-то серии исторических сборников…Черт, вы посмотрите, сколько тут индусов! А вон та – хорошенькая…

Полковник не обращал внимания на то, что издатель вертит головой и не придает его словам значения.

– Считается, что Коггесхейл умер в тысяча двести двадцать седьмом году, – продолжил Заратустров, пристраиваясь за неспешно ползущим «даблдеккером». – Поэтому третья глава его «Хроник» осталась незаконченной. Но вот в чем загвоздка: Жерар перевел ЧЕТВЕРТУЮ и ПЯТУЮ главы. А там речь идет о событиях тысяча двести тридцатого – тысяча двести восьмидесятого годов. Вроде как милейший Коггесхейл к этому времени уже умер от малярии в Иерусалиме, но… но что-то мне не верится. Справочек ведь тогда не выдавали.

– Ну, Александр Григорьич, не томите! Куда вы меня, кстати, везете? Я дико хочу в отель – принять ванну, выпить стаканчик виски…

Полковник пропустил его слова мимо ушей. Он бросал пристальные взгляды в зеркальце заднего обзора. Лондон плавал в обычном сером смоге.

– Кларембо Пятый, сеньор де Шапи, был дворянином из Шампани. В тысяча двести сорок четвертом, когда султан ас-Салих взял Иерусалим, он смог со своим отрядом бежать в крепость Крак де Шевалье в Сирии. Считается, что он там и погиб при осаде, когда в тысяча двести семьдесят первом ее разрушил султан Бейбарс Первый. Кстати… похоже, захудалый был дворянин, так как в тысяча двести тридцатом, во время неудачного шестого Крестового похода, он официально поступил на службу к английскому королю и с тех пор почти не появлялся во Франции. Так вот, Коггесхейл был в его свите. И поэтому много чего знал… Часть «Хроник» прямо описывает деяния славного рыцаря сэра де Шапей. Так переиначили его французское имя.

– Ну и что? Сигара хорошая… благодарю, Александр Григорьевич.

– Да не за что.

– Нет, послушайте, куда мы с вами едем? Я хочу…

Автомобиль, до того спокойно двигавшийся в левом крайнем ряду по Грейт-Истерн-стрит, вдруг с визгом пробуксовывающих колес нырнул в тоннель под Английским банком, на Ливерпуль-стрит, связывающую Финсберри и площадь Монумента. Наглое пересечение американским автомобилем сплошной линии разметки вызвало протестующие гудки, но полковник рассчитал точно – за ним сразу же сомкнулось плотное кольцо машин, и этот безумно рискованный при левостороннем движении маневр дал ему возможность больше не смотреть в зеркальце. Но Заратустров, кинув туда пару взглядов, тихо и счастливо засмеялся, разгладив тем самым морщины на пергаментном лбу.

– Мы едем в собор Сазорк, что у станции Лондон-бридж, – просто объявил он. – Там похоронены останки сэра Кларембо де Шапей, графа Бранмонтского, с очень хорошей датой смерти – тысяча двести восьмидесятый. Думаю, что это – не ошибка… Сэр де Шапей прожил хорошую жизнь. Жизнь в пятьдесят четыре года – по тем временам ой-ой как внушительно! Потомков он оставил мало, но… но, видно, оказал людям немало услуг, потому что о нем кое-кто позаботился.

Последние слова полковник произнес странным голосом. Тем временем «кадиллак» подплыл к высокому, в готическом стиле зданию с потемневшими от времени скатами куполов, черными от сажи кирпичными витыми узорами на фасаде и чугунными рамами стрельчатых окон. Майбах, когда машина остановилась, пыхнул сигарой и недоуменно посмотрел на Заратустрова.

– И что? Мы приехали, чтобы посмотреть могилу какого-то де Шапея? – ворчливо поинтересовался он.

Заратустров вздохнул и достал из кармана замшевой куртки пачку французских «Галуаз». Закурил, разогнав морщинистой рукой дым. Потом резко обернулся к Майбаху.

– Да, батенька, мне вот показалось странным, что господин де Шапей уцелел в тысяча двести семьдесят первом, когда Крак де Шевалье подвергли полному разрушению, потом спокойно жил еще девять лет. Причем ему дали мирно отъехать в Аккру, а после тысяча двести девяносто первом, когда храмовники и госпитальеры подписали капитуляцию перед мамлюками, останки сэра де Шапей аккуратненько выкопали да отвезли в Англию. Почет и уважение, да? Интересно, с чего бы… А личный архив славного крестоносца долгое время лежал в Национальной библиотеке в Париже. И только в тысяча девятьсот шестьдесят пятом он был возвращен потомкам де Шапея, по их личной просьбе, а затем… исчез. За большинство архивных бумаг Национальной библиотеке были отданы драгоценные карты Абу аль-Фида, арабского историка и географа. Эти карты долгое время считались утерянными. Историки не раз пытались добраться до этого чертового архива… Года три назад обнаружились какие-то потомки де Шапея в ЮАР и предложили некоторые документы. Британский музей выкупил их за два миллиона долларов, при посредничестве некоего Итало-французского банка. Но самолет, на котором везли бумаги, упал в море, вроде как из-за неисправности. Темная история… Впрочем, можно догадаться, где он, этот архив, сейчас лежит.

– Где? – алчно спросил издатель, который уже ерзал на месте, не замечая, что сыпет пепел и себе на брюки, и на кожаное сидение.

– Скорее всего, в стране надежных сейфов. В Швейцарии, – рассеянно проговорил Заратустров. – Ибо посредником в переговорах между библиотекой и наследниками де Шапея участвовал один человечек… я вам о нем говорил.

Он помолчал, выдерживая эффектную, почти сценическую паузу, и закончил:

– Робер-Антуан де Вуаве. Глава Итало-французского банка, он же – магистр Европейской ложи Ордена ассасинов.

Собор Сазорк был обнесен надежной решетчатой оградой из хорошей, полированной меди. Как подумал Майбах, в России такая ограда долго бы не простояла, даже под охраной десницы Господа. Пики ее оказались заботливо укрыты блестящими колпачками. Около ограды, напротив нескольких малолитражек, одной из которых был модный «мини-купер» с белыми полосами на черной крыше, переминалось с ноги на ногу несколько подозрительно стреляющих глазами и небрежно одетых мужчин. Кто это – издатель не знал, но понял, что явно не туристы.

Полковник подвел его к калитке, нажал кнопку простого домофона, установленного на кирпичном столбе, и что-то произнес в динамик. Калитка распахнулась, и они вступили на плиты аллеи. Майбах приметил, что на калитке висела пластиковая табличка: «ВСЕ ЭКСКУРСИИ ОТМЕНЕНЫ. ПРОСИМ НАС ИЗВИНИТЬ!»

Полковник шел по плитам легко, пружинисто, увлекая за собой издателя. Тот уже хотел снова начать жаловаться на недостижимые ванную и бокал виски, но тут они завернули за угол аллеи, которая надежно скрывала всех, идущих по ней, подстриженными, высокими кустами, и увидели троих человек, стоявших у массивного входа. Чуть поодаль от группы скучал высокий худой человек с лицом, напоминавшим архивную папку, одетый в черный с полосками костюм типичного адвоката. Подмышкой он держал тончайший кейс. Другим мужчиной был огненнобородый человек в светлом полотняном костюме. Его могучая шея широко раздвигала крахмальный распахнутый воротничок без галстука. С ним стояли две женщины: одна, тонконогая негритянка, была одета в длинную юбку, красную блузку навыпуск и обута в большие кроссовки, а на второй – простенькое, но по виду очень дорогое шерстяное платье приятного кофейного оттенка и белые классические туфли на высоком каблуке; на худой ее шее – нитка жемчуга. Издатель пригляделся и громко ахнул:

– Ни фига себе! Это же Сара Фергюссон, герцогиня Йоркская!

Он рванулся было навстречу, но полковник едва успел поймать его, что называется, за фалды и зашипел:

– Вы что орете, будто увидели летающую корову?! Тихо. Да, Сара Фергюссон. Сейчас нас ей представят… Тьфу, совсем офранцузились в вашем Париже, экий вы!

Между тем сэр Реджинальд, обернувшись к Саре и пряча тонкую улыбку в рыжей бороде, говорил:

– …наш милый Махаб прислал телеграмму из Сирии. Они прибыли в Триполи, теперь им надо нанять проводников и верблюдов или джипы для перевозки оборудования. Думаю, скорее всего, они наймут верблюдов – джипы в Сирии только у военных… И после преодоления всех формальностей они повезут к Скале свою аппаратуру. Помните, как он переживал за ее сохранность? О, вот и наши русские друзья, леди Сара. Я вам о них рассказывал.

Полковник и Майбах подошли. Издатель от волнения выпучил глаза – еще бы, он стоит рядом с сестрой легендарной леди Ди! – и не смог ничего сказать, поэтому невысокая литая фигура полковника выдвинулась вперед.

Однако Сара Фергюссон, как всегда, показала себя противницей великосветских церемоний.

– О, какая прелесть! – воскликнула она во весь голос. – Вы тот самый специалист по оккультизму из России, который может двигать предметы глазами?! Я вас умоляю, научите меня! Сэр Реджи уже замучил прыгать босиком по стеклам и бегать по углям… Я хочу заниматься телекинезом!

С этими словами медноволосая женщина первой схватила руку полковника и начала ее энергично трясти; тот, оценив ситуацию, слегка, но с достоинством поклонился.

– Право, миледи, я тут с частным визитом. Как говорится, не волшебник, а только учусь, – скромно проговорил он на безупречном английском, улыбаясь и смотря на леди Сару своими выцветшими лукавыми глазами. – Но я к вашим услугам, ваше высочество!

– Называйте меня просто «леди Сара», – отрезала венценосная особа и переключилась на совсем растерявшегося Майбаха. – А вы, сэр, тоже из Сибири? Как здорово! Говорят, это вы издаете модную повесть «Монологи вагины», не так ли?

Издатель закашлялся, когда подавал Саре Фергюссон руку, и от растерянности – то ли поцеловать, как он делал всегда, то ли нет – начал мычать что-то невразумительное.

Полковник пришел ему на помощь.

– Мой друг Майбах – один из самых талантливых скандалистов издательского дела в Европе. Но, к сожалению, он плохо говорит по-английски. По его лицу я могу сказать, что он счастлив познакомиться с вами, леди Сара.

Герцогиня вполне этим удовлетворилась. Она по-детски взвизгнула и даже притопнула каблуком белых туфель.

– Ну, и когда же мы начнем? Мне ужасно не терпится провести этот оккультный эксперимент…

– Леди Мими, мой ассистент. Мистер Дэви, наш юрист, – коротко представил сэр Реджи и повернулся к Саре. – Леди Сара, прежде надо выполнить одну формальность…

Пока Майбах с умилением щупал черную точеную ручку смеющейся негритянки, полковник кольнул англичанина взглядом.

– Охрану и секретаря оставили в особняке?

– Леди Сара улизнула от нее в «Хэрродсе», – небрежно оборонил сэр Реджи. – А мобильный телефон леди сейчас путешествует в поезде до Дарнмута… я позаботился.

– Очень хорошо. Леди Сара, так вы готовы испытать… э-э, не совсем привычные ощущения.

Та энергично кивнула, рассыпав по плечам роскошные волосы, ложащиеся в изысканном беспорядке. Майбах пожирал глазами аристократку и про себя думал: «Черт, она похожа на принцессу Диану – такая же тяжеловатая, широкая русская кость! Эх, одеть бы ее в джинсы и футболку да завалиться с компанией куда-нибудь на Обское море…»

– Тогда вам надо подписать один документ. Что вы участвуете в этом оккультном приключении добровольно и согласны самостоятельно нести ответственность за свою жизнь.

Тут же рядом возник мистер Дэви с уже раскрытым кейсом, золотоперым паркером и экземплярами договора – на русском и английском. Герцогиня небрежно подписала листы.

– Ну, пойдемте же, джентльмены!

Они поднялись на ступени. Священник в черной сутане, почтительно склонив стриженую голову, открыл перед ними резные двери – из собора пахнуло ароматной прохладой. Полковник что-то вполголоса объяснял герцогине, а Майбах, не найдя, куда выбросить окурок сигары, смущенно спрятал его в карман пиджака. Немного освоившись, он склонился к черному ушку негритянки, обнаруживая неплохое знание английского:

– Миледи… э-э… а как же церковь разрешила, так сказать?

– Архиепископ Кентерберийский – крестник племянника принца Эндрю! – лаконично пояснила та.

Неф церкви, длинный и мрачный, вел к алтарю, а внутри расходился крестом. В полумраке тускло поблескивала золоченая дароносица. Майбах обратил внимание, что Мими, леди Сара и сэр Реджи, как это принято, приложили руки к сердцу – православным это делать было необязательно, – а худосочный мистер Дэви, видимо, был совсем экзотического вероисповедания, поэтому только оскалился. Они вернулись в левую часть нефа, где из каменного пола выступали гранитные плиты надгробий. У одного из них, изображавшего крест в окружении мечей и знамен, компания остановилась.

– Ну-с, как говорят, миледи, с Богом… – пробормотал Заратустров и, спохватившись, перевел.

Герцогиня легко сбросила туфли, встала босыми ногами на край надгробия, обхватила себя красивыми руками за плечи и зажмурила глаза. Майбах с умилением смотрел на ее ступни великолепной формы: он знал, сколько ей лет, и поражался молодой грации ее холеного, большого тела.

Полковник оглянулся. В это время в тишине собора послышался топот еще одной пары голых пяток. Кто-то бежал по узкому коридору нефа. Человек этот еще не показался, а Майбах уже услышал знакомый, запинающийся о слова речитатив:

– …мелом судьбы очерчена река, в которой креативно плывет шаман, ассистенты месят хлопками, толчками через упругую раскрепощенность… Кольца времени нанизываются на эгрегор Желания, тонкое становится видимым, а где тонко, там и рвется – ухватим концы нитей щупальцами сознания! И проясним картину того, что было, трансформируя ее в то, чего не было… Для проверки стабилизации состояний по разрешению шамана сталкер заходит в текучее поле, где стерлась разница между танцем и действием. Наши могилы – наша тайная сила, пусть мертвые передадут живым свое знание!

Майбах ахнул: в их коридоре показался Капитоныч. Таких посетителей, наверно, Сазорк не принимал ни до того, ни после. На маге были белые штаны с алой полощущейся бахромой, в которую, как в гриву коня, были вплетены какие-то бренчащие колечки и колокольчики; рубаха представляла собой клетчатый плед из самолета ирландских авиалиний, с дыркой посередине – в нее просунулась растрепанная голова Капитоныча, увенчанная монгольской шапочкой с золотым орнаментом и тремя маленькими рожками. В одной руке он держал бубен, в другой зажал четыре свечки, а на шее болталось хитрейшее приспособление, позволяющее дудеть в какую-то трубочку, пользуясь только одной рукой. Глаза мага горели.

Леди Сара на секунду открыла глаза, увидела Явление и восхищенно проговорила:

– О! Фантастика!

Она снова закрыла глаза. Майбах было кинулся к Капитонычу, но тот наступил на носок его штиблеты стальной пяткой, и Издатель отшатнулся. Нарезая круги вокруг надгробия, шаман успел расставить вокруг стоящей леди Сары зажженные свечки. Полковник, схватив за руки сэра Реджи и Майбаха, оттеснил их подальше, а чернокожая Мими уже избавилась от кроссовок, сцепив ноги с подошвами цвета киселя, села на пол прямо перед леди Сарой и свернулась каким-то замысловатым узлом, спрятав голову с дредами в материю юбки.

Капитоныч взмахнул бубном, дудочка подскочила к губам.

– …Когда зашел последний ассистент, сталкеры растеклись по земле и слились с ней, формируя радужную сеть и постепенно всплывая двухметровым бассейном. Встав ногами в Воду, откроем чакры для течения Пространства и Времени. Мы открыты, как наши пятки! Все похлопали ладошками по поверхности… ну, ну, быстрей! Смена форм в передвижении; яйцевидный овал, капля, змея, Уроборос…

Он бросил на голову Мими нечто, извлеченное из-под своего необъятного пончо. Майбах, вяло похлопывая в ладони, с ужасом увидел, что это искусно выполненная копия змейки, с рубиновыми глазками. В тот же момент маг подхватил одну из свечей и начал беспощадно накапывать горячий воск на ступни Мими и герцогини, но ни та, ни другая, судя по их полной неподвижности, даже не обожглась. Затем Капитоныч парой движений обкапал воском свою макушку и воскликнул: