Текст книги "Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание». Основное содержание. Анализ текста. Литературная критика. Сочинения"

Изображение «маленького человека» у Н. В. Гоголя и Ф. М. Достоевского

Творчество Николая Васильевича Гоголя и Федора Михайловича Достоевского, одних из величайших писателей и мыслителей XIX века, пронизано глубоким гуманизмом и верой в высшее предназначение людей. Внимание к обыкновенному, рядовому человеку, идущее еще от Пушкина, является отличительной чертой их произведений.

Мысль о том, что каждый, пусть даже самый незначительный человек – это целый мир, микрокосм, – открытие XIX века, и первенство здесь принадлежит здесь не Достоевскому, а именно Гоголю. Сам Достоевский неоднократно подчеркивал это, говоря, что продолжает традиции Гоголя, является его приверженцем и последователем («Все мы вышли из гоголевской «Шинели»).

Одной из важнейших задач творчества Гоголя являлось изображение государства как машины, подавляющей в человеке духовное начало, по существу, «расчеловечивающей» человека, превращающей его в «винтик» огромного бездушного механизма. Именно поэтому Гоголь так много внимания уделяет изображению чиновников, помещиков, простых служащих, которые, раздавленные махиной государства, воплощенной в бюрократическом аппарате, теряют все личностные храктеристики и превращаются просто в «почтмейстеров», «городничих», «прокуроров» или «письмоводителей».

Именно такой образ подробно рисуется Гоголем в его повести «Шинель». Акакий Акакиевич Башмачкин, по существу, уже не человек. У него нет не только ничего своего собственного, индивидуально-личного, если, конечно, не считать пристрастия к некоторым буквам, которые ему особенно нравилось писать, у него нет ни прошлого, ни будущего, так как старческая убогая внешность и должность переписчика, казалось, являлись его постоянными признаками. Он живет мечтой о том, чтобы купить себе новую шинель.

Человек, если он человек в полном смысле этого слова, живет высокими помыслами, мечтой, здесь же вместо прекрасного идеала перед нами возникает нарочито приземленное, – обыденное желание купить шинель. В повести, по существу, рассказывается история не человека, а какого-то подобия пишущей машинки, «мечтающей» о новом чехле. Бездушная государственная машина украла душу Акакия Акакиевича, уничтожила в нем человека давным-давно, так что смерть Башмачкина – это лишь переход в иное состояние, когда душа вырывается на свободу, сбрасывая путы бытовых, повседневных обстоятельств. Однако исковерканная противоестественной жизнью душа бывшего переписчика ущербна по своей сути и, как бы мстя миру, сделавшему ее такой, она в виде призрака подкарауливает у моста проезжающих и срывает с них шинели. Таким образом, зло, заключенное в той жизни, которую ведет «маленький человек», как бы выплескивается наружу, обращаясь против всего окружающего мира.

Достоевский продолжил исследование души «маленького человека», и ему удалось не только показать его внутренний мир, но подвергнуть глубинному анализу скрытые пружины характеров, проследить последствия, к которым может прийти «ущербная» душа. В одной из своих ранних, во многом сентиментальной, попытке показать внутренний мир «маленького человека» («Белые ночи») Достоевский изображает один из возможных путей развития подобной личности. Таким путем является бегство от серой, отвратительной, унизительной действительности в иллюзорный мир (образ Мечтателя). Именно этот тип позже ляжет в основу многих произведений Достоевского. Претерпевая изменения, он будет появляться практически во всех его «программных» романах. Достоевский как бы прослеживает возможности дальнейшего развития этого типа и указывает опасность – чем более Мечтатель погружается в свои грезы, где он может вообразить себя королем, персидским шахом и т. п., чем большую роль в его жизни начинает играть иллюзорный мир, тем разительнее и нестерпимее становится контраст между вымышленным бытием и реальностью. Постепенно человек начинает ненавидеть реальный мир – именно таков герой, например, «Записок из подполья» – затем испытывать «зуд» к его переустройству по своему усмотрению. «Акакий Акакиевич» вырывается на свободу, но вырвавшись на свободу, он превращается в своего рода духа мщения, в слепое орудие того зла, которое лишило его всего человеческого. Решаясь переустраивать мир, пусть даже с самыми благими намерениями, герой почти ничего не знает о нем, так как основное время «прожил» в своем собственном, вымышленном мире. Схема, созданная разумом Мечтателя, никогда не станет реальностью, потому что живая жизнь опровергнет и отринет ее. Здесь мы вплотную подошли к образу Раскольникова, который, выйдя из того самого «подполья», принялся осуществлять изобретенную им теорию о «тварях дрожащих» и «право имеющих».

Именно от той униженности, которую испытывает Раскольников, на свет появляется его чудовищная теория, отрицающая само понятие преступления и проповедывающая для сильной личности, для «наполеона», полнейшую вседозволенность. Шаг за шагом автор покзывает нам, как сама действительность опровергает теорию Раскольникова, постепенно приводя его к осознанию ошибки и духовному воскресению. Достоевский показывает нам болезнь человеческой души, порожденную обществом, предупреждая о ней, ставя своего рода «диагноз», вскрывая в обычном, «маленьком» человеке ту «бесовщину», которая, вырвавшись на свободу, может потрясти сами основы существования человеческого общества.

Таким образом, темой «маленького человека» творчество Гоголя с творчеством Достоевского оказывается связано не только генетически (один продолжал идеи другого), но и самим подходом к проблеме, желанием показать нарождающееся явление и предупредить людей об опасных его свойствах, нарисовать возможные последствия «искривления» человеческой души, ее омертвления.

Подобное понимание темы «маленького человека» (маленького не в смысле общественного положения, но в смысле чистоты помыслов и высокой духовной организации) делает произведения Достоевского и Гоголя как нельзя более актуальными в наше время, когда «расчеловечивание», «умаление» человека принимает все большие масштабы, а разрыв между техническим прогрессом и духовным совершенствованием личности продолжает катастрофически увеличиваться.

Раскольников и его «двойники» (по роману Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»)

Основные произведения Достоевского появились в печати в последней трети XIX века, когда обозначился кризис старых морально-этических принципов, когда стал очевидным разрыв между стремительно изменяющейся жизнью (под воздействием технического прогресса, роста городов и проч.) и традиционными нормами жизни. Процесс этот имел глобальный характер и происходил не только в России. Именно в последней трети девятнадцатого века в обществе заговорили о «переоценке всех ценностей», об изменении норм традиционной христианской морали и нравтвенности (например, философия Ницше).

Достоевский одним из первых увидел опасность грядущей «переоценки» и сопутствующего ей «расчеловечивания человека», он первым показал ту «бесовщину», которая изначально крылась в подобных попытках. Именно этому посвящены все его основные произведения и, конечно же, один из главных романов – «Преступление и наказание».

Центральный образ романа – Родион Раскольников – в недалеком прошлом студент, оставивший университет по идейным соображениям. Он живет в крайней нищете, снимая в одном из петербургских домов каморку, похожую на гроб. Однако он мало уделяет внимания обстоятельствам жизни, так как увлечен собственной теорией и поиском доказательств ее справедливости. Разочаровавшись в общеизвестных способах изменения окружающей жизни, он решает, что воздействие на жизнь возможно только при помощи насилия, а для этого человек, вознамерившийся сделать что-либо для общего блага не должен быть связан никакими нормами и запретами. По мнению Раскольникова, все люди делятся на «право имеющих» и «тварей дрожащих», первые из которых двигают прогресс, создают общественные нормы и установления (Наполеон, Магомет, царь Давид и проч.), а другие являют собой материал исторического процесса, тех, для кого эти нормы создаются. Теория Раскольникова основывается на том, что общество и человек по сути своей преступны, поэтому такого понятия как преступление не существует. Раскольников хочет помочь людям, но понимает, что, совершая что-либо в этом мире, надо «играть по правилам» этого мира – действовать, не выбирая средств. Для того, чтобы проверить, сможет ли он совершить преступление, то есть относится ли он к «право имеющим», Раскольников и задумывает убийство старухи-процентщицы. Раскольников решается на преступление не сразу, его подталкивают к нему человеческие страдания, которые он видит вокруг (встреча с Мармеладовым, письмо из дома, пьяная девочка на бульваре, подслушанный разговор в бильярдной, сон о лошади).

Несостоятельность теории Раскольникова начинает обнаруживаться уже во время совершения преступления. Жизнь не может уместиться в логическую схему, и хорошо рассчитанный «сценарий» Раскольникова нарушается: в самый неподходящий момент появляется сестра старухи Лизавета (собственно, одна из тех «страждущих», ради которых Раскольников идет на преступление), и Раскольникову приходится убить ее (а также, вероятно, ее еще не рожденного ребенка). Своим преступлением Раскольников «отрезает» себя от своего прошлого, от людей (когда приезжают мать и сестра, он отступает назад, не решаясь обнять их, прячет под камень украденные у старухи вещи не только потому, что боится обыска, но потому, что человек в нем не может воспользоваться плодами преступления).

В образах Лужина и Свидригайлова Достоевский раскрывает два возможных завершения пути, на который встал Раскольников. Лужин – подлец «по убеждению», для которого выгода превыше всего, который даже не задумывается, совершить подлость или нет (история с подброшенной Соне кредиткой). Средства, которыми пользуется Лужин, те же, что и у Раскольникова, хотя цели разные, это тот же маленький «наполеон», который, не задумываясь, идет вперед «по трупам». Свидригайлов – другая модификация. Это человек, который ради утверждения собственной личности сознательно отрицает, отвергает морально-этические нормы (идея богоборчества). Свидригайлов также совершает преступления, но не для того, чтобы принести пользу или счастье людям, но для того, чтобы утвердить свою волю, почувствовать в полной мере свою свободу творить как добро, так и зло, таким образом, самостоятельно создавая для себя морально-этические нормы (растление несовершеннолетней девочки, которая кончает жизнь самоубийством, издевательство над своим дворовым человеком, который также кончает жизнь самоубийством, использование своего опекунства для того, чтобы склонить к любовной связи молодую девушку, преследование Дуни и т. д.).

Раскольников встречается с Лужиным и Свидригайловым и в результате общения с ними постепенно понимает, что путь, на который он встал, – тупиковый. Для Раскольникова (а по Достоевскому, ни для кого из людей) такой путь неприемлем. Недаром Достоевский сравнивает преступление Раскольникова со смертью («Я не старушонку убил, я себя убил»), а дальнейшее возвращение Раскольникова к новой жизни – с воскресением из мертвых, приводя в качестве аналогии библейский сюжет о воскрешении Христом Лазаря. Окончательную точку в сомнениях Раскольникова ставит самоубийство Свидригайлова, который, таким образом, признал свое поражение перед лицом бытия. До того, как свести счеты с жизнью, Свидригайлов пытается искупить свои грехи: помогает детям Катерины Ивановны, дает деньги родителям своей невесты, отпускает Дуню, когда та находится в его власти, просит у нее любви, признавая, таким образом, что и ему нужно «человеческое». Достоевский показывает, что несмотря на все различия Лужина, Свидригайлова и Раскольникова, они похожи, и в первую очередь тем, что для них цель оправдывает средства. Перед тем, как явиться в полицию с повинной, Раскольников осознает, что путь, на который он встал, неверен, но считает, что «теория здесь ни при чем», просто «я такая же вошь, как и все».

И лишь тогда, когда после своего покаяния Раскольников на каторге искупает свою вину за преступление, перед ним открывается новая жизнь, воплощенная в аллегорическом образе далекого и неведомого берега, который неодолимо манит к себе раскаявшегося грешника.

Таким образом, введение в ткань повествования героев-“двойников» служит мощным художественным средством для выражения основной мысли романа – доказательства непреложности для любого человека морально-этических ценностей, невозможности их нарушения без саморазрушительных последствий для собственной души.

По Достоевскому, никакая высокая цель не может оправдать негодных средств, ведущих к ее достижению. Индивидуалистический бунт против порядков окружающей жизни обречен на поражение. Только сострадание, христианское сочувствие и единение с другими людьми могут сделать жизнь лучше и счастливее.