Текст книги "Наблюдатель"
Автор книги: Игорь Сунчелей
Жанр: Научная фантастика, Фантастика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 17 (всего у книги 51 страниц)
– Обещаю.
– Он хочет стать человеком.
– Как Пиноккио? – вырвалось у Марка.
– Может быть, я не знаю.
Марк был поражен этой новостью, он испытывал смешанные чувства. С одной стороны, она казалась настолько невероятной, нелепой, лишенной здравого смысла, что редактор его серьезной газеты Фил Хендерсон, наверное, только посмеялся бы над ней и никогда не выпустил в печать, потому что читатели непременно сочли бы ее за «утку», а это нанесло бы непоправимый урон имиджу издания. Но, с другой стороны, именно такие сенсационные новости, если они все-таки оказывались правдой, резко поднимали престиж газеты и профессиональную репутацию журналиста, который сумел узнать о ней первым, все это пахло большими деньгами. Шанс преодолеть сопротивление Фила тоже был, ведь текст будет согласован с руководством «Роснанотеха». Конечно, в этом особом случае ставки были слишком высоки, и Фил наверняка запросит у «Роснанотеха» официальное подтверждение согласования текста статьи Марка…
– Он как-нибудь объясняет, почему мечтает стать человеком?
– Да, более всего он страдает от отсутствия мобильности, он хочет иметь возможность перемещаться по Земле.
– А он понимает всю абсурдность и нереальность этого своего желания?
– Думаю, что да, и очень страдает от этого.
– И я могу написать об этом в своей статье?
– При условии согласования текста.
– Я помню об этом условии «Роснанотеха» и собираюсь его безукоризненно выполнять. Во-первых, потому, что я порядочный человек. А во-вторых, если после публикации «Роснанотех» выступит с опровержением, то это нанесет непоправимый удар по репутации The Wall Street Journal и лично по моей репутации как журналиста тоже.
– Марк, я не сомневаюсь в твоей порядочности, но статью с новостью о том, что Миша мечтает стать человеком, надо будет согласовывать не только с руководством «Роснанотеха», ее придется согласовать и с ним.
– С кем с ним? – не понял Марк.
– С Мишей.
– Но он же робот! – воскликнул Марк, пораженный нелепостью этого нового условия. – Это же нонсенс, если я что-то буду согласовывать с роботами!
– Я не знаю, озвучивал ли Миша кому-нибудь еще, кроме меня, свое желание стать человеком, но если и да, то в это посвящены очень немногие. Я ни разу не слышала в «Роснанотехе» разговоров на эту тему. Значит, он поделился со мной чем-то сокровенным, частью своей личной жизни, а все, что касается личной жизни человека, может публиковаться только при условии его согласия.
– Но ведь Миша не человек, он всего лишь робот!
– Да, робот, но с личной жизнью, – твердо сказала она, нисколько не смущаясь отсутствием здравого смысла в этой своей фразе.
– Каролина, личная жизнь может быть только у людей, ты вдумайся в понятие «личной жизни»! В нем самом уже говорится, что оно может быть применимо только живым существам, а Миша не живой – он робот.
– Но с личной жизнью, – повторила Каролина, – он поделился со мной этой своей мечтой, возможно, не для того, чтобы скоро о ней узнал весь мир. В общем, я требую согласования текста и с ним!
Каким бы странным ни выглядело это новое условие Каролины в данном случае как представителя интересов «Роснанотеха», но оно не противоречило никаким законам ни России, ни Соединенных Штатов. Более того, Каролина для Марка была нечто намного большим, чем просто представителем «Роснанотеха», поэтому он согласился. «Во избежание лишних осложнений я просто не поставлю в известность Фила о том, что текст согласован еще и с самим роботом Мишей», – решил он. А ведь Миша мог и не согласовать… Марк решил завтра с утра обсудить с Мишей этот вопрос: если он сразу будет против того, чтобы весь мир узнал о его желаниях, то и начинать писать вторую статью не имело смысла. Была уже глубокая ночь, чай давно допит.
– Марк, ты ложись спать на диване в гостиной, – сказала Каролина, – а я лягу в спальне, завтра у нас много дел.
Марк набрался храбрости и все-таки задал вопрос, который занозой был у него в голове весь вечер и просился наружу.
– Каролина, раз уж речь зашла о личной жизни, можно задать такой вопрос тебе?
– Попробуй, – по интонации ее голоса он понял, что теперь она ответила ему как женщина мужчине.
– Давид Минасян – твой жених?
– Может быть, я еще не знаю, – после недолгой паузы как-то неуверенно ответила она, – он интересный… Богатый… Предлагает выйти за него замуж…
Да, Марк хорошо помнил этого выразительного кавказца, которого видел с Каролиной в пятницу в «Белой лошади». Спортивного вида, представительный, безупречно со вкусом одетый, лет на 6 или 7 старше Марка, правда, ростом немного не вышел. Богатый… А Марк богатым не был, были, конечно, кое-какие сбережения, он копил на дом, который хотел купить по возвращении в Америку, но это нельзя было назвать богатством. По уровню жизни его с натяжкой можно было отнести к среднему классу. Он чувствовал, что дальнейшие расспросы о ее личной жизни вряд ли уместны, она и так сказала больше, чем он ожидал, и Марк перевел разговор немного в другую плоскость.
– А Давид может нам чем-то помочь?
– Наверное, может, но пока нам лучше не рисковать, все знают, что нас ищут… Ложись, пожалуйста, спать, – ответила она, домывая посуду.
Прежде, чем лечь спать, Марк по электронной почте отправил в редакцию свою первую статью «Новая генетика» о научных работах покойного ученого Мансура Сафиуллина, которые он вел с использованием искусственного интеллекта робота-советника Миши. В Нью-Йорке заканчивался рабочий день, редактор Фил Хендерсон был на месте. Он тут же ответил коротким письмом Марку, в котором поблагодарил за статью и спросил, дозвонились ли до него адвокаты, нанятые американским консульством. Марк не ответил, слишком долго было все объяснять. Пока адвокаты помочь ему не могли.
19. Вынужденная командировка
Похмелье – это не болезнь, похмелье – это состояние, которое проходит само по себе без всякого лечения через сутки после последнего приема алкоголя. Алексей Истокин проснулся в среду вечером совершенно здоровым и с таким хорошим настроением, какое бывает только в детстве – снотворное, успокоительные лекарства и капельница, которую уже сняли, сделали свое дело. Тело устало лежать на спине. Он попытался повернуться на бок и потянуться, но не тут-то было – ноги и руки почему-то не слушались его. Вмиг от его хорошего настроения не осталось и следа. Подняв голову, он обнаружил, что лежит в незнакомом ему помещении, а руки и ноги привязаны к чужой кровати. Справа от него на соседней кровати какой-то дед в пижаме давил на красную кнопку на стене. Истокин не успел хоть как-то осмыслить свое новое положение, как комнату вбежала какая-то женщина в зеленом костюме и, обращаясь к нему, заговорила. Похоже, она о чем-то его спрашивала. Он не мог понять ни слова, однако очень быстро узнал так не любимый им английский! Истокин подумал, что кто-то определенно или шутит, или издевается над ним. Сначала связали, а потом, зная его комплекс неполноценности, решили общаться с ним по-английски. Какие глупые шутки! Его связанное положение требовало немедленно все прояснить, и он спросил по-русски.
– Кто вы?
По лицу женщины ему стало совершенно ясно, что она тоже не поняла, что он сказал. Мысли вихрем понеслись в его голове: может быть, он еще до сих пор спит? В памяти возникли какие-то обрывочные ассоциации из ночного кошмара, значит, он еще продолжается… Женщина что-то совсем быстро затараторила, в комнате появился мужчина в таком же зеленом костюме. «Значит, это спецодежда! – догадался Истокин. – Уж, не в больнице ли я?!» Мужчина тоже что-то ему говорил, одновременно отвязывая от кровати руки. Вот и ноги свободны! Истокин сел на кровати и обнаружил, что он совершенно голый! Это уже не было похоже на шутки. «Что-то очень, очень скверное случилось со мной», – догадывался он. Не переставая извергать поток английской речи, женщина уже протягивала ему комплект какой-то одежды – это была чужая застиранная пижама серого цвета. Выбирать не приходилось, с отвращением он надел эту пижаму, которая оказалась ему сильно коротка. У кровати он обнаружил затоптанные шлепанцы, выбирать опять не приходилось. Мужчина с женщиной, что-то хотели внушить ему. Наконец, по их жестам он понял, что его приглашают пройти за ними. Женщина шла впереди, а мужчина позади Алексея. «Уж не конвойный ли это?», – со страхом подумал Истокин. Они вышли в широкий коридор. Опять его память резанула какая-то ассоциация из ночного кошмара. Догадка о больнице получила подтверждение, в коридоре он увидел еще несколько человек в таких же, как у него, пижамах. «Пациенты, – догадался он. – Наверное, я тяжело заболел или попал в автокатастрофу», – его мозг пытался найти рациональное объяснение происходящему. Женщина остановилась у одной из дверей по коридору, открыла ее ключом и опять что-то сказала ему. Алексей не понимал, мужчина в зеленом халате настойчиво подтолкнул его сзади. Истокин догадался, что ему предлагали войти. Он вошел, дверь сзади захлопнулась, и он услышал, как ключ проворачивается в ее замке. Его заперли!
Теперь он уже не сомневался, что находился в больнице. В его новой палате стояла одна застеленная кровать, пустая старая тумбочка и один стул. У кровати в пластмассовом коробе на стене он увидел большую красную кнопку и догадался, что это была кнопка вызова медсестры, именно ее нажимал худой дед в предыдущей палате, когда Истокин проснулся. Еще на коробе была электрическая розетка, информационная розетка локальной вычислительной сети, наверное, для подключения к Интернету, и какие-то краны, назначение которых Истокин не понял. В предбаннике он обнаружил дверь в небольшой санузел, в котором были унитаз и умывальник. Опять какие-то воспоминания из ночного кошмара пронеслись в его голове. Больше в палате не было ничего. Он подошел к окну: похоже, что он находился на втором этаже. На улице темнело. Вид за окном на больничный двор ничего для него не прояснил, за стеклом он заметил металлическую решетку. «Это чтобы я не убежал», – с грустью понял он, сел на кровать и постарался привести свои мысли в порядок.
Алексей Истокин вспомнил все: свою работу в «Роснанотехе», любимую жену, детей и друзей. Вспомнил, как провел последний день на работе, похороны Мансура Сафиуллина, поминки в «Белой лошади», как на машине поехал домой. Память довела его до тоннеля под каналом имени Москвы. Он даже помнил, что, прежде чем в него въехать, сначала ждал зеленого сигнала светофора. Что-то случилось именно в тоннеле, потому что он уже не мог вспомнить, как из него выезжал. Он вспомнил! Но то, что он вспомнил, было настолько невероятным, что он сам не мог в это поверить. Неожиданно появившийся пассажир на переднем сидении его автомобиля и представившийся Эдом чем-то уколол его в правое бедро! Алексей вскочил и стянул с себя штаны пижамы – на правом бедре с наружной стороны остался след от иглы! Он потрогал это место, маленькая ранка еще болела, значит, это было на самом деле! И дальше он тоже все помнил, – на пассажирском сидении сидел уже его двойник, который сказал, что отправляет Алексея Истокина в командировку, сразу после этого какое-то ужасное падение и его собственный крик… На этом память обрывалась. Нет, он помнил что-то еще, но уже как-то обрывками. Проснулся дома… Жена переставила кровати… Все время натыкался на стены… Ужасный крик жены мужским голосом… Яркий коридор со множеством дверей… Все, на этом воспоминания действительно обрывались.
Не в силах поверить во все это, он лег на кровать, случайно прикоснулся к своему лбу и ощутил острую боль в районе глаза, бросился к умывальнику, над которым заметил зеркало. Левый глаз совсем отек, огромный синяк расползался вокруг него от брови. Не было никаких сомнений, что он обо что-то ударился или его ударили. Возможно, что он получил сотрясение мозга! «Наверное, поэтому я и нахожусь в больнице, – осенило его, – меня лечат от сотрясения мозга, возможно, что от этого сотрясения мне и привиделся этот Эд и все последующие кошмары!» Теперь он нашел хоть какое-то объяснение происходящему. «Да, в тоннеле я определенно попал в автомобильную аварию, ударился головой, а Эд и все остальное – это всего лишь плод воображения моего получившего сильное сотрясение мозга». Но почему персонал больницы говорит по-английски? Он не находил ответа. Не помнил и не понял он и того, что сутки назад был пьян до беспамятства. Не помнил и не понял потому, что сам после поминок Мансура спиртного не принимал, во время ночного кошмара был слишком пьян, чтобы что-нибудь понимать и помнить, а похмельный синдром полностью прошел, когда он спал, усыпленный снотворным.
«А какой теперь день? – На этот вопрос он тоже не знал ответа. – Может быть, я был без сознания целый месяц или даже больше? За это время меня могли отвезти в зарубежную клинику! Но зачем? – Истокин догадался. – Они могли сделать это только в том случае, если русские врачи не смогли справиться с моей болезнью. Значит, сейчас мое здоровье в серьезной опасности! А все ли сейчас в порядке с моей семьей? Насколько глубок провал в моей памяти? Может быть, я попал в аварию намного позже вечера вторника после поминок Мансура Сафиуллина? Может быть, я ехал в машине не один, а со всей семьей? Что теперь с ними? А возможно ли, что я вдруг вообще все потерял: и семью, и работу, и друзей, и родину? Возможно ли, что пропало дело всей моей жизни? Кто такой сейчас Алексей Истокин? – От этой мысли его парализовал страх, по спине побежали мурашки. – Кто такие эти люди? Почему они меня заперли? Почему я вообще решил, что это больница? А если они меня просто похитили с целью выкупа?»
Сердце Истокина билось в груди раненой птицей, он был близок к истерике. Неожиданно он услышал, что ключ снова поворачивается в замке. Он не знал, что делать, возможно, имело смысл защищаться, но чем? Дверь уже открылась. «Поздно что-нибудь делать, будь что будет!» – решил он и остался сидеть на кровати. Как гора свалилась с его плеч, когда он увидел, что вернувшаяся в сопровождении санитара медсестра всего лишь принесла ему ужин. Что-то сказала, поставила поднос на тумбочку, обернулась. Их глаза встретились, по выражению ее лица Истокин совершенно ясно понял, что его вид ей не понравился, и был совершенно прав. Сестра на его лице увидела лишь полоумный взгляд загнанного в угол зверя. Она перекинулась парой фраз с санитаром, после чего они вышли, снова заперев за собой дверь. Истокин облегченно вздохнул. Только теперь он заметил, что от мысленного напряжения вспотел, руки дрожали. Долго в таком состоянии человек оставаться не может, он или успокоится, или сойдет с ума. Истокин успокаивался. От подноса поднимался легкий парок, он принюхался, кажется, в тарелке была манная каша. Еще на подносе он обнаружил яйцо, булку и стакан с какой-то похожей на кефир густой белой жидкостью. Как ни странно, он вдруг ощутил нестерпимый, животный голод. Истокин схватил яйцо, разбил его о металлическую спинку кровати и стал чистить дрожащими руками. Скорлупа летела мимо подноса на пол. Схватил булку и откусил сразу половину, обжигаясь, стал запихивать в рот кашу. Через полторы минуты все было съедено и выпито. Он собрал с пола на поднос просыпавшуюся скорлупу.
Ужин ему помог, мысли потекли более спокойно. Конечно, сейчас лучше всего было позвонить домой и на работу, и сразу очень многое бы прояснилось, только пустяковая проблема мешала это сделать – у него не было телефона. Телефон надо было у кого-то попросить. Недолго думая, он решительно нажал на красную кнопку. Медсестра пришла минуты через три и опять в сопровождении санитара. Увидев, что он поужинал, она взяла с тумбочки поднос и сразу же хотела выйти. Стараясь улыбаться, Истокин спокойно заговорил по-русски.
– Уважаемая, мне надо срочно позвонить домой, где здесь телефон?
По ее лицу он видел, что она не понимала, надо было помогать себе жестами. Он приложил правый кулак к уху, оттопырил мизинец и стал говорить в него, как в микрофон. Сестра определенно поняла, но вместо того чтобы отвести его к телефону, разразилась потоком не понятной Алексею речи. По тону он понял, она ему отказывает. «Что она мне внушает, – с возмущением подумал он, – прошу ведь сущий пустяк».
– Любезная, ну что вы встали в позу? Мне надо срочно позвонить, в конце концов, позовите свое руководство! – сказал он, вставая с кровати и заглядывая ей в глаза, ласково прикоснулся рукой к ее плечу.
Санитар неправильно истолковал его жест. Немедленно он оказался между сестрой и Истокиным, одновременно оттолкнув его назад на кровать. Сестра за его спиной быстро пошла на выход с подносом, санитар последовал за ней, но пятясь задом и не спуская с него глаз. Истокин слышал, как ключ провернулся в замке. Он понял, что далее настаивать бесполезно: если он проснулся связанным, то они могли связать его еще раз! А еще этот случай ясно продемонстрировал ему, что его социальный статус теперь почему-то резко понизился. Да разве раньше кто-нибудь мог себе позволить толкать его! Раньше он был большим начальником, от него зависело, будут ли соискатели приняты на работу, он же принимал решение об увольнениях не по собственному желанию, он назначал оклады и премии, он штрафовал провинившихся. Конечно, вокруг него не ходили на цыпочках, но при каждом удобном случае все считали своим долгом лишний раз продемонстрировать ему свое уважение. Раньше… А теперь этот просто взял и толкнул его!
Да, с ним определенно произошло что-то очень скверное, о чем он пока не знал. Но Алексей Истокин был умным, а еще и мужественным человеком, он не впал в истерику и не сошел с ума. Теперь он уже достаточно успокоился. За свою сорокалетнюю жизнь он лежал в больницах три раза, и каждый раз не более одной недели: в детстве сломал руку, в 25 лет его госпитализировали с воспалением легких, а лет пять назад в городской клинической больнице города Дубны ему зашили паховую грыжу. И теперь его жизненный опыт говорил о том, что в больницах практически все решается врачами во время утренних обходов. Поэтому он решил ждать утра… Утром у него и должен будет состояться с кем-то очень серьезный разговор, если только он действительно находился в больнице…. А где еще он мог находиться? Хоть его и заперли, но на тюрьму это место было совсем не похоже. Еще было ясно, что эти сестра с санитаром, по крайней мере, не были настроены к нему агрессивно, похоже, они просто выполняли какие-то свои служебные обязанности, даже накормили его. Всего за какой-то час после своего пробуждения в этой больнице Алексей понял, что завтра ему вряд ли стоит с пеной у рта кому-то доказывать кто он такой. Ему лучше было действовать по обстоятельствам, с учетом текущего его положения. Всякое может произойти завтра; он решил, что для него будет благоразумнее по возможности сначала самому послушать, что ему скажут эти люди, а потом уже решить, что рассказать о себе. Особенно нежелательно было рассказывать про то, во что он и сам не мог поверить: про этого Эда, материализовавшегося из ничего, который сначала его чем-то уколол, а потом превратился в него самого… Нет, после таких рассказов ему могут поставить диагноз опасного для окружающих шизофреника, и тогда его положение может совсем усугубиться. А еще он решил требовать переводчика. В таких невеселых раздумьях он, не сомкнув глаз, провел всю ночь. Больше его никто не беспокоил, за запертой дверью стояла практически полная тишина.
* * *
Рабочий день в больницах начинается рано, у них свой специфический «производственный» ритм. На следующий день, в четверг, в 6 часов утра в палату Истокина зашла та же самая парочка – медсестра в сопровождении санитара. Они исполняли указание доктора Мартина Уайта проверить общефизическое состояние больного.
– Good morning! – сказала она.
Алексей понял это простое приветствие, не ответить было бы неприличным, и он, несмотря на всю свою нелюбовь к английскому, сказал свою первую в жизни фразу носителю языка.
– Good morning.
– Stand up please.
Как не было ему странно, но он вдруг понял и эту фразу и встал.
– Follow me please.
И вдруг он опять понял! Пошел за ней. Теперь его догадка, что он оказался в больнице, подтвердилась полностью – его привели в процедурный кабинет, измерили давление крови, сняли электрокардиограмму, дежурный врач стетоскопом прослушал легкие. Теперь его сопровождал только санитар, вместе с которым Истокин на лифте перемещался по кабинетам с этажа на этаж. Во втором кабинете у него взяли анализ крови из вены, дали баночку для анализа мочи… В третьем кабинете он прошел флюорографию, в четвертом УЗИ, в пятом зубной врач провел осмотр его зубов. В шестом кабинете ему проверили зрение, тут ему пришлось вспомнить английский алфавит, оказалось, что подбитый левый глаз видел значительно хуже правого. Врач прописал, а сестра закапала в левый глаз Алексея какие-то капли. Он даже успешно прошел проверку слуха, врач напомнил ему произношение одноразрядных английских числительных, он шептал их Алексею из другого конца кабинета, и Истокин их повторял, повернувшись лицом к стене. Потом были еще какие-то кабинеты и какие-то процедуры…
Все доктора по локальной вычислительной сети бодро фиксировали свои отчеты о результатах исследования его здоровья в его электронной истории болезни, хранимой на центральном сервере больницы. Параллельно компьютер считал стоимость медицинских услуг, оказанных больному, счет Истокина за пребывание в этом лечебном заведении рос с первой, а может быть, даже со второй космической скоростью! Но сам он пока об этом не догадывался, зато при прохождении всех этих процедур ему волей-неволей пришлось общаться на английском с медицинским персоналом. Он достаточно редко, но все-таки понимал отдельные слова. Так же однословно он иногда отвечал на вопросы. Психологический барьер общения с иностранцами начал сниматься. Наконец, санитар привел его обратно в палату. Истокина накормили весьма сносным завтраком, незримо сервер добавил в список эту услугу и увеличил его счет.
Доктор Мартин Уайт в сопровождении старшей сестры и уже другого санитара вошел к нему в палату в начале десятого. Истокин сидел на краю своей кровати.
– А, это тот, который испугал Тайлера, – по синяку у глаза Мартин вспомнил Истокина. – Я вижу, вы перевели его в отдельную палату, – сказал он, обращаясь к старшей сестре.
– Да, Тайлер настаивал, а эта палата случайно освободилась.
Сестра поставила ноутбук на тумбочку, Мартин сел на единственный в палате стул и начал читать с экрана историю болезни Истокина. Все результаты утренних анализов уже были готовы, и все они были хорошими, Мартин обратил внимание, что алкоголя в крови практически не было. Физически этого пациента можно было считать здоровым. В истории болезни были пустыми графы о самом больном, все врачи, которые работали с ней с утра, находили ее просто по номеру, который им сообщал сопровождавший Истокина санитар. Эти данные надо было срочно внести в историю болезни, иначе больному даже нельзя было выставить счет за лечение. Мартин повернулся к Алексею.
– Hello, dear, – обратился он к Алексею.
– Hello.
– What’s your name?
Такой простой вопрос Истокин был в состоянии понять, за 15 лет обучения сотни раз он слышал его на курсах английского языка и от репетиторов.
– My name is Alexey, – ответил он заученной наизусть фразой.
– Great, – похвалил его Мартин, записывая имя в историю болезни, – what’s your surname?
– Истокин.
– Is it correct? – Мартин показал ему, как он на латинице записал со слуха имя и фамилию.
Истокин знаками попросил себе бумагу и ручку и правильно написал свои имя и фамилию, Мартин исправил их в истории болезни и попытался прочесть, что получилось.
– Алексей Айстокин, (Alexey Istokin), – произнес Мартин. – Great, I am Martin White, your doctor in charge of the case, – представился он, – what’s about your birth date?
Пока Истокин продолжал понимать его – слишком много раз такие фразы заучивались на занятиях по английскому языку. Он написал на бумаге дату своего рождения.
– Where do you live?
Истокин, как мог, написал по-английски свой адрес.
– Russia! – почему-то с восторгом воскликнул Мартин. Пока было похоже, что этот больной был в своем уме. – Great! Give me your passport please.
Истокин со страхом ждал этого вопроса, его знаний английского не хватало ответить на него, но проблема была даже не в этом, он не знал, что ответить и по-русски! Наступила пауза, Мартин повторил свой вопрос.
– I need a phone, – наконец вместо ответа выдавил из себя Истокин, с мольбой глядя Мартину в глаза и опять знаками изображая прижатую к уху трубку.
Мартин поморщился, он понял, что без переводчика дальнейшее общение с этим пациентом вряд ли имеет смысл. Телефон он, конечно, ему не даст – среди пациентов нередко оказывались личности и без страховки, и без денег. Любой их звонок получался за счет заведения, а этот, по всей вероятности, собирался делать международный звонок в Россию. Этого пациента привезла полиция, ей Мартин и должен был передать его обратно, но только при условии, если Мартин сочтет, что пациент больше не нуждается в стационарном лечении. Мартин был врачом, и его делом было лечить людей, все остальное его не касалось. Вылечил, выписал из больницы, выписал счет страховой компании или на клиента лично – и до свидания. Платят они или нет – это Мартина уже не касалось, контроль над платежами проводили другие люди. Если личность клиента не удавалось установить, то Мартин должен был передать его полиции с уведомлением о его долгах, все остальное его тоже не касалось. Но выписывать можно было только тех, кто больше не нуждался в стационарном лечении, всех остальных больница должна была продолжать лечить, даже если они были алкоголиками или наркоманами без страховки и без денег: минимальный уровень недорогой медпомощи таким людям был гарантирован законами Соединенного Королевства. Выписать человека, который продолжал нуждаться в недорогой медпомощи стационара, означало допустить врачебную ошибку. А Мартин очень высоко ценил свою лицензию врача и вовсе не хотел рисковать своим рабочим местом. Физически этот пациент был здоров, но Мартин работал в наркологическом отделении и поэтому обязан был проверить и степень наркозависимости больного. Если пациент страдал любой формой наркозависимости, то Мартин обязан был предложить ему платный курс реабилитации. Редко, но были случаи, когда больные соглашались на это. Проверить душевное состояние пациента можно было только путем разговора с ним, а если пациент не говорит по-английски, значит, нужен был переводчик. Такие случаи редко, но случались, вызов переводчика входил в перечень платных услуг больницы, потом страховой компании или самому больному она включалась в счет на оплату.
– Сестра, вызывайте русскоговорящего переводчика, – сказал Мартин.
– Вы знаете, доктор, сейчас у нас в психиатрическом отделении случайно есть другая пациентка, которая знает русский, это графиня Анна Каменская, правда, она шизофреничка, но тихая…
– А разве у нас есть выбор? Попросите эту шизофреничку нам помочь, – решительно сказал Мартин.
Да, на безрыбье и рак рыба, вызвать переводчика с такого не слишком популярного в Англии иностранного языка, как русский, скорее всего можно было только на завтра, а больничный конвейер должен был работать быстро – продержать в больнице лишний день здорового человека тоже было врачебной ошибкой, поэтому Мартин решил попробовать. А ведь если бы эта графиня русского происхождения случайно не оказалась в больнице в один день вместе с Истокиным, то Наблюдатель выиграл бы и второй день, который Истокин провел бы запертым в больничной палате, но сытый, в тепле и уюте! Однако Его Величество Случай в первый раз после перехода Наблюдателя к активным действиям сыграл против него. Истокин не понимал, о чем говорят врач с сестрой. Они вышли и через несколько минут вернулись вместе с какой-то худой сгорбленной старухой, которая медленно ковыляла, опираясь на свою клюку. Ее испещренное глубокими морщинами лицо дополняло образ бабы Яги. На вид Истокин дал бы ей лет сто и не сильно бы ошибся, потому что графине Каменской недавно исполнилось сто два года. Санитар принес второй стул, Мартин с Анной сели напротив Алексея, сестра с санитаром остались стоять, Мартин повторил свой вопрос.
– Дайте ваш паспорт, – проскрипела графиня переводчица.
– Если вы имеете в виду мой международный паспорт, то его у меня никогда не было, а внутренний российский, вероятно, остался в Дубне, – неуверенно ответил Алексей.
– Что это – Дубна? – переспросила старуха.
– Город в Московской области.
Старуха перевела, по лицу Мартина было видно, что ответ Алексея ему не понравился.
– Вы приехали в Англию без паспорта?
Этот переведенный графиней вопрос как обухом по голове оглушил Истокина. Опять по спине от страха забегали мурашки. Конечно, он допускал, что эта больница может оказаться где-то за границей, но все-таки надеялся, что это не так. Теперь его положение сразу очень сильно осложнялось. А теперь они утверждают, что он приехал в Англию? Мартин видел, что пациент сильно занервничал.
– А разве мы сейчас в Англии? – явно со страхом спросил Алексей.
Мозг психотерапевта Мартина перебирал душевные болезни, которые могли бы объяснить такой ответ пациента. «А может быть, он просто “косит” под психа? А может быть, шизофреничка-графиня несет отсебятину? Правильно ли она перевела ему мой вопрос? – думал он. – Ладно, продолжим, и не таких видели!»
– Графиня, – обратился он к Каменской, – а как вы себя чувствуете?
– Замечательно, док, – скрипела, как ржавая калитка, графиня, – я так рада, что могу быть еще кому-то полезной, а уж особенно вам, док. А этот молодой человек определенно и наркоман, и псих, не правда ли, док? – графиня довольно заулыбалась.
– Я пытаюсь это выяснить, графиня. Спросите его, пожалуйста, где, по его мнению, мы находимся.
– Не знаю, – ответил Истокин.
– Как давно вы прибыли в Англию?
– А какое сегодня число и какой день недели?
Графиня с большим удовольствием перевела этот вопрос, наблюдая за реакцией Мартина.
– 29 марта 2040 года, четверг, – ответил Мартин, внимательно глядя в глаза Истокина.
– Во вторник вечером 27 марта в начале девятого вечера я еще был в Дубне.
Мартин изучал копию полицейского протокола, в которой говорилось, что этот гражданин был обнаружен во вторник 27 марта на платформе станции Бермондси в 17:10.
– Кто-нибудь может сказать какая у нас разница во времени между Лондоном и Москвой? – спросил Мартин.
– Плюс три часа, док, – тут же ответила графиня, – я регулярно звоню в Москву своей младшей сестре, поэтому знаю это наверняка.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.