Текст книги "Шпионка. Почему я отказалась убить Фиделя Кастро, связалась с мафией и скрывалась от ЦРУ"

Как бы то ни было, официально наша личная встреча состоялась в Майами, когда Фрэнк Фьорини – и вновь этот Фрэнк! – представил мне этого элегантно одетого мужчину приятной наружности и с пронзительным взглядом, которого все вокруг называли «Мистер Голливуд». Знакомство произошло во время собрания в отеле «Фонтенбло», на котором всем заправлял Робер Майо. В Вашингтоне он представлял интересы миллионера Говарда Хьюза, хозяина авиакомпании, тайно заключившей договоры с ЦРУ и Министерством обороны США. Майо был завербован Отделом безопасности ЦРУ еще в 1954 году, имел хорошие связи в мафиозных кругах и уже проворачивал сделки с Росселли. У последнего были проблемы с налогами, что вынудило его искать выход на представителей власти. К сентябрю 1960-го Майо уже организовал встречу в нью-йоркском отеле «Плаза» между Росселли и Джимом О’Коннеллом, занимающим важный пост в отделе безопасности ЦРУ. Во время этой встречи и зародился план убийства. К этому времени лаборатории ЦРУ уже вовсю разрабатывали разные способы покончить с Фиделем, включая ботулотоксин – сильнейшее ядовитое вещество из всех известных.

Через несколько месяцев после той судьбоносной встречи в нью-йоркской «Плазе» состоялось и мое знакомство с Майо и Росселли – в «Фонтенбло» в Майами. На собрании также присутствовали Фрэнк Фьорини, Алекс Рорк и еще несколько незнакомых мне человек. Я помню, как они вполголоса обсуждали то, что со мной произошло, говорили о моем ребенке, о том, что это будет акт возмездия. Затем, уже не скрываясь, перешли к обмену мнениями по поводу дальнейших планов. Находясь среди них в роли отвергнутой любовницы, готовой вот-вот перейти в разряд идеальных убийц, я чувствовала себя одновременно глупой, испуганной и преисполненной чувства собственной важности. А еще – загнанной в угол: я не представляла, как смогу отказаться, когда все эти люди смотрят на меня. Как бы то ни было, я собралась с силами и в нужный момент отважилась сказать:

– Я не уверена, что смогу сделать это.

– Ты сделаешь это для родины, – отрезал Фрэнк.

– Что будет, если я провалю задание?

– Не провалишь.

С этими словами он открыл шкатулку, внутри которой лежал конверт с двумя пилюлями, и торжественно произнес:

– Это изменит историю.

«Не делай этого»

Той ночью я вернулась в мотель, где жили будущие партизаны, и безуспешно пыталась уснуть, изо всех сил избегая мыслей о двух капсулах со смертельным содержимым. Однако не могла избавиться от гнетущего чувства вины. Что произошло? Как я оказалась в этой ловушке? Всего два года назад я была подростком, чье непослушание ограничивалось прогулами уроков, да тем, что я тайком пробиралась на корабль к papa. Всего два года прошло с тех пор, как молоденькая девчушка с первого взгляда влюбилась по уши в высокого харизматичного бородача с прекрасным лицом и пристальным взглядом и без раздумий отдалась безумной страсти. Теперь все было по-другому. Болезненный удар судьбы заставил меня повзрослеть. Я заплатила за это высокую цену, потеряв ребенка. Я вращалась среди специальных агентов, шпионов, эмигрантов, бизнесменов, мафиози и наемников. Мне вручили оружие, пытались сделать из меня убийцу, чтобы я совершила то, что навсегда изменит не только мою жизнь, но и сам ход истории.

Наутро после этой томительной ночи за мной пришли Алекс и Фрэнк. Я уже собралась. У меня была сумка авиакомпании Pan Am и маленький белый кейс с косметикой наготове. Полумертвая от страха, я изо всех сил пыталась это скрыть. Они отвезли меня в аэропорт Майами. Когда я уже садилась в самолет, ко мне подошел Алекс и тихо, почти не шевеля губами, чтобы Фьорини не смог ни услышать, ни увидеть, что он это сделал, прошептал:

– Не делай этого.

«Не делай этого». Три слова из уст того же человека, от которого я первый раз услышала предложение «нейтрализовать» Фиделя. «Не делай этого». Просьба? Совет? Предупреждение? Как бы то ни было, я поняла, что не только меня терзало чувство вины. Может быть, бедный Алекс тоже мучается угрызениями совести? С другой стороны, существовала вероятность, что там, в аэропорту, его охватил приступ отеческих чувств, которые он так часто демонстрировал по отношению ко мне с момента нашего знакомства. Возможно, он как мог решил предупредить меня, что все не так просто, как говорят, и что у них есть план, как избавиться от меня или свалить на меня всю вину в случае успеха миссии. Передумал ли он или ему стало меня жалко, не имело никакого значения. Слова Алекса, его «не делай этого», уже ничего не могли изменить. Я приняла решение и знала, что не убью Фиделя: я чувствовала, что не способна сделать это.

Новая встреча

Несмотря на мою решимость не убивать Фиделя, весь перелет я сидела как на иголках. В прошлый раз я прилетела на Кубу и в тот же день вернулась в США, чтобы только убедиться, что нынешняя поездка может состояться. Но сейчас моя поездка была не тренировочной, и я взошла на борт с совсем другими чувствами. Я знала, что письмо, подписанное моими родителями, статья в «Конфиденшл» и вся эта шумиха вокруг моего дела, которые вынудили отдалиться от «Движения 26 июля» в Нью-Йорке, вызывали острое чувство стыда не только у меня. Они не могли не вызвать недовольства Фиделя. Во время полета из Майами в Гавану я запаниковала при мысли о том, что по прибытии на Кубу меня обыщут и найдут таблетки, так что я вытащила их из кармана брюк и засунула в баночку крема для лица «Ponds».

Как вскоре выяснилось, страх перед таможенным досмотром оказался беспочвенным: когда мы приземлились, не было ни проверки багажа, ни допроса в аэропорту, так что я без задержки направилась в свой первый пункт назначения – отель «Колина». Я переоделась и, снова нарядившись в любимую почетную униформу, направилась в «Свободную Гавану». Я была словно комок нервов, но сумела не показать этого, поздоровалась со всеми в вестибюле и вошла в лифт. Поднявшись на двадцать четвертый этаж, я подошла к номеру и вставила ключ в замочную скважину. Дверь открылась, я вошла и увидела, что Фиделя нет. Тогда я быстро достала из кейса баночку с кремом, открутила крышку и увидела, что капсулы почти растворились, превратившись в тестообразную массу. Использовать их уже было нельзя, да я и не собиралась, так что я решила, что безопаснее всего выбросить их в биде. Они никак не смывались, пришлось повторить попытку несколько раз, но наконец я увидела, как они исчезли, и испытала чувство облегчения. Наконец можно было вздохнуть спокойно. Я почувствовала, что свободна.

Три слова из уст того же человека, от которого я первый раз услышала предложение «нейтрализовать» Фиделя. «Не делай этого». Просьба? Совет? Предупреждение?

Немного спустя в комнату вошел Фидель, и я обрадовалась при виде его, хоть он и казался отстраненным и занятым, как всегда.

– Немочка! – воскликнул он, когда увидел меня.

Я не удержалась и выдохнула: «Я соскучилась». Это было первое, что пришло мне в голову.

– Где ты была? С этими из Майами, с контрреволюционерами? – спросил он тогда. Хотя видно было, что ему не нужен ответ. Он тяжело вздохнул, как будто говоря: «Не отвечай, я и так знаю». Потом он сел на кровать, снял сапоги, вымазанные в глине, и улегся. Пепельница была полна сигар, его обычных «Ромео и Джульетта», изготовленных специально с его портретом и датой освобождения на сигарном кольце.

– Я должна спросить тебя, что со мной произошло в день операции, что случилось с нашим ребенком. Это главная причина, почему я здесь.

– А разве не для того, чтобы убить меня?

Как и со всеми остальными, Фидель говорил тогда со мной, глядя мне прямо в глаза, и не оставалось ничего другого, как признаться.

– Да.

Тогда он достал собственный пистолет из кобуры, положил себе на колени, а потом передал мне. Я сжала его в руке, посмотрела на Фиделя, который продолжал спокойно лежать. Он закрыл глаза и сказал:

– Никто не сможет убить меня. Никто. Никогда.

– Я могу, – возразила я.

– Ты этого не сделаешь, – твердо закончил он.

Он был прав: я бы этого не сделала. Я не хотела причинять ему вред и никогда этого не хотела, сколько бы себе ни твердила, что должна ненавидеть его изо всех сил, чтобы убить. Я выпустила пистолет из рук и неожиданно почувствовала большое облегчение.

Слезы полились у меня из глаз. Он увидел это и сказал, чтобы я подошла к кровати. Я упала на колени рядом с ним и, рыдая, на грани истерики, не в силах больше сдерживаться, кричала, требуя ответить, что с нашим ребенком. Я била кулаками по кровати и даже набросилась на Фиделя и ударила его, все такого же спокойного. Он очень нежно попытался успокоить меня.

– Все хорошо, тише, все хорошо.

– Нет! – не унималась я. – Что произошло?

– Я все уладил. С доктором покончено.

– Но я не знаю, что случилось, – продолжала спорить я.

– Я знаю, знаю.

– Как? Что ты знаешь?

– Я знаю все. Нет никаких проблем. С ребенком все хорошо.

«С ребенком все хорошо». Мой сын жив! Я хотела увидеть его, обнять, я стала уговаривать Фиделя, чтобы отвез меня к нему, но он отказал, отрезав: «Он в хороших руках». Выяснилось, что о нем заботились Фернандесы, те учителя английского, к которым я часто ходила в гости. Я хотела немедленно бежать к ним, но понимала, что это невозможно, потому что мое пребывание на острове было ограничено. В Майами ждали, что я вернусь после успешно выполненного задания по ликвидации Фиделя, и я была уверена, что агенты ЦРУ следят за каждым моим шагом здесь. К тому же Фидель заявил, что его ребенок – «сын Кубы».

– Но он и мой сын тоже, – ответила я.

Я стала угрожать, что вернусь с papa, чтобы забрать ребенка, и это ему совсем не понравилось, но несмотря на недовольство, почти все время он был со мной очень внимательным. Я вытянулась рядом с ним, и мы стали ласкать друг друга и обмениваться нежностями. Он собирался поспать: нужно было отдохнуть, потому что тем вечером Фидель должен был произносить речь о расизме и ненависти, но я засыпала его миллионом вопросов. Влюбленная девчонка, ослепленная ревностью, я даже спросила, изменял ли он мне, и он шутливо ответил:

– А чего ты хотела? Я тут один, что мне еще было делать? Но ты по-прежнему моя немочка.

Прошло еще немного времени, и он поднялся, прошел в ванную умыться, надел чистые сапоги, сказал, что ему нужно идти, и крепко обнял меня. Я ответила, что мне тоже нужно уезжать. Фидель попросил меня остаться, но мы оба понимали, что это невозможно. Прощание было печальным. Победителей не было.

– Никто не сможет убить меня. Никто. Никогда.

– Я могу, – возразила я.

– Ты этого не сделаешь, – твердо закончил он.

Оставшись одна в комнате, я размышляла о том, что нет такой причины, которая позволяла бы лишить человека жизни, и менее всего такой причиной стала бы политика, до которой мне не было никакого дела. Думаю, Фидель отлично это понимал, как и то, что они запудрили мне мозги и попытались использовать меня. Я сказала себе, что хочу жить, и нужно попытаться начать все заново. Однако, несмотря на ясное понимание, которое пришло ко мне в ту минуту, оставались еще нерешенные вопросы. Я любила Фиделя и очень хотела остаться, но должна была уехать. Что мне следовало сделать с шестью тысячами долларов, которые мне выдали на случай, если придется дать взятку, прятаться или бежать? Должна ли я остаться и бороться за своего сына, поговорить с Селией или еще с кем-то из окружения Фиделя, чтобы попытаться увидеться с ним? Я подумала, что если не вернусь, как было запланировано, в Соединенные Штаты, за мной придут. Если вернусь, что я скажу? Как мне выпутаться из этого? Мне становилось дурно от одной мысли, как я буду объяснять Фьорини провал миссии. Когда я поняла, что этот разговор неизбежно состоится, меня накрыло отвратительной удушающей волной ужаса. Это чувство трудно передать словами: кажется, что находишься в эпицентре урагана без возможности сдвинуться с места, убежать. Я боялась возвращения.

Со слезами на глазах я написала Фиделю записку с просьбой сохранить те шесть тысяч долларов для нашего сына и оставила вместе с деньгами на видном месте. Я собрала бумажные колечки его сигар на память, взяла кейс с косметикой и вышла из номера. Спустившись в холл, я снова поприветствовала служащих отеля за стойкой администратора и заметила около киоска мужчину с газетой. Мне показалось, что это американский агент, особенно после того, как он кивнул мне как бы в знак приветствия. Я ответила ему тем же. Наверное, он подумал, что я убила Фиделя и теперь, переполненная эмоциями, ухожу.

Я заехала в отель «Колина», чтобы переодеться, затем направилась в аэропорт и в 18:00, как и было запланировано, взошла на борт самолета, направляющегося в Майами.

Гордая провалом

Когда после короткого перелета самолет приземлился, я чувствовала себя усталой, подавленной и морально истощенной, но мне не дали времени все обдумать и прийти в себя. Как только открылась дверь самолета, я увидела Фьорини, Рорка и еще десяток других людей. Кто-то был в военной форме, кто-то в штатском, и все смотрели на меня с нетерпением. Они стояли вокруг меня, а я от страха не могла сказать ни слова.

– Ну, как все прошло? – услышала я вопрос.

– Я не смогла этого сделать, – выдавила я.

Они не могли поверить своим ушам, раздались крики и возгласы удивления. Я увидела, как загорелись яростью глаза Фрэнка, он сжал мою руку, протащил меня до микроавтобуса и швырнул на заднее сиденье. Я виновато забормотала:

– Я же предупреждала, у Фиделя нет четкого расписания. Никто не знает, когда он ест и пьет, когда приходит или уходит. Он непредсказуем.

Пока я говорила, голоса становились все громче и злее, а когда Алекс начал спорить с Фрэнком, заступаясь за меня, я попыталась сказать в свою защиту что-то вроде: «Господь этого не допустил», что окончательно вывело из себя и так уже сильно раздраженного Фрэнка.

Я ощущала его недоверие всю дорогу до секретной базы в пригороде, где мне велели остаться и ждать. Это было здание без окон с цементным полом и двухэтажными нарами. Должно быть, где-то в другом здании они поймали радио и слушали речь Фиделя. Если бы я отравила его таблетками, что мне дали, выступление отменили бы. Таким образом они удостоверились, что операция провалилась.

С тех пор мне пришлось жить с этим «провалом», и, сказать по правде, я и сегодня не могу от него избавиться. Ведь говорят, что моей известностью я обязана тому, что миссия, которую я провалила, была не только одной из первых попыток покушения на Фиделя, но и той, что имела больше всего шансов на успех. Может быть, так оно выглядит со стороны. Но я горда собой, очень горда. Я рада, что сумела послать к черту ФБР с их многочисленными попытками промыть мне мозги. Я рада, что не стала глотать те таблетки, что они подсовывали мне перед поездкой в Гавану, чтобы изменить мое сознание, свести меня с ума, чтобы я набросилась на Фиделя, те наркотики, которые привели бы меня в состояние, в котором было бы легко найти оправдание убийству любимого.

Я увидела, как загорелись яростью глаза Фрэнка, он сжал мою руку, протащил меня до микроавтобуса и швырнул на заднее сиденье.

Фидель отлично понял, что произошло в тот день, и, мне кажется, он до сих пор над этим тихонько посмеивается. Если бы на моем месте был другой человек, кто знает, может быть, они добились бы успеха. Я просто не смогла. Не то чтобы это было невозможно. Но я этого не сделала.

4
Перес Хименес, мой второй диктатор

В комнате 2408 отеля «Свободная Гавана» я крепко сжала штурвал огромного корабля и сумела удержать курс истории, помешав тому, чтобы содержимое двух капсул изменило ее направление. Однако я заплатила за это высокую цену, оставив на Кубе своего ребенка. Я думала, что смогу вернуться и попробовать забрать его, что родители помогут мне каким-нибудь образом надавить на нужных людей, однако в ФБР ясно дали понять, чтобы я оставила всякие попытки. К тому же мама и papa мало-помалу возвращались к своей обычной жизни, и все, что мне оставалось, – это писать письма на Кубу, которые я посылала им всю свою жизнь.

После возвращения в Майами меня опять подхватило течение, которому я не могла сопротивляться и позволила нести себя, хорошо понимая, что любая попытка борьбы против этих грязных волн закончится гибелью. Все, кто был вовлечен в «Операцию 40» и в зловонное болото других антикастровских движений, бешено ненавидели и презирали меня и, не стесняясь, это демонстрировали. Отпустить же меня они тоже не могли – я слишком много знала.

Лодки, ружья, самолеты

Я попыталась выбраться из этого болота и устроилась на работу официанткой, однако не прошло и дня, как Фрэнк Фьорини и несколько его людей явились в заведение. Я поняла, что у меня нет другого выхода, как только вернуться к ним. Несмотря на то, что я провалила покушение на Фиделя, я все еще была им полезна.

Знания, которые я приобрела в плаваниях с papa, делали меня подходящим человеком для вхождения в группу, занимающуюся контрабандой оружия по морю. Мы часто совершали морские путешествия, хотя иногда я оставалась в отеле, чтобы классифицировать и чистить оружие. Моя ценность для группы состояла в другом: я знала течения и приливы, могла предсказывать приближение бурь и умела управлять кораблем. Ни одна из моих способностей не пропадала даром: бывало, я участвовала в похищениях лодок или в рейсах в такие места, как Ки-Уэст или остров Марафон, где мы разгружали боеприпасы, которые дальше отправлялись в Гватемалу или Никарагуа, куда, так же как в Новый Орлеан, дотянулись щупальца операций против Фиделя.

Морские плавания были моим основным занятием, и, несмотря на то, что совершались они на краденых суденышках, груженных оружием, для меня это были краткие мгновения счастья. Менее свободной я чувствовала себя во время выполнения других заданий, которые поручали мне в те дни: доставки автотранспортом военного снаряжения, похищенного с военных складов. Несколько раз в таких миссиях я участвовала вместе с Фьорини. Если кражу лодок, пришвартованных у набережных возле особняков в Майами, я еще могла понять, то зачем нам было красть у армии, если то, что мы делали во Флориде, проходило при полной поддержке правительства, остается для меня непостижимым. К тому моменту я уже достаточно времени провела в группе, чтобы понять: лучше не задавать лишних вопросов. Подозреваю, что часть нашей добычи обменивалась на наркотики.

Моя роль во время этих краж была простой: подъехав к военному складу, где хранились излишки оружия, я либо ждала в машине, наблюдая за тем, что происходит вокруг, пока Фрэнк и его подельники выносили трофеи; либо заговаривала зубы полицейским, если они нас останавливали, когда мы ехали с грузом. Однажды мне пришлось отвлекать солдат-охранников: я вышла из машины и сделала вид, что пытаюсь справиться с поломкой. Это стало предлогом для начала разговора, затем я немного пофлиртовала с ними. Пока караульные были заняты мной, Фрэнк и остальные проникли на склад и забрали то, за чем мы пришли.

В другой раз я летала вместе с Фрэнком на одном из тех легких самолетов, которые отправлялись из Флориды на Кубу, чтобы разбрасывать там агитационные листовки, призывающие кубинцев к восстанию против Фиделя. Алекс Рорк тоже участвовал вместе с Фрэнком в таких полетах. Однажды они разбросали 250 000 антикастровских прокламаций, и Фрэнка даже допрашивали на этот счет в ФБР. Этот допрос его сильно удивил, поскольку отделению ЦРУ в Майами было отлично известно, чем занимается Фьорини, причем, как он сам утверждал, он выполнял прямые приказы Управления в Вашингтоне. И в самом деле, Алекс уверял, что если его или Фрэнка задерживало какое-либо властное подразделение, которому было неизвестно об их деятельности, достаточно было дать им номер телефона офиса ЦРУ в Майами, где быстро разрешали ситуацию. Ну и на всякий случай у Алекса всегда был еще один туз в рукаве – его хорошие связи с прессой, которые он завел, работая внештатным корреспондентом и фотографом. Эти связи могли сильно осложнить жизнь Управлению, поэтому Алекс и Фрэнк договорились воспользоваться ими в случае, если после ареста официальные власти попробуют от них отделаться. Я же просто плыла по течению, и, когда мы летели с Фьорини, единственное, что я сделала, – это воспользовалась возможностью написать на нескольких памфлетах свои собственные послания. Я нацарапала фразы вроде «Я люблю тебя, Фидель!» или «Да здравствует свободная Куба!» и подписала их «Немочка». Это был детский поступок, знаю, но я и сегодня улыбаюсь, когда вспоминаю о нем.

Женщина в мире мужчин

Хоть я иногда и позволяла себе ребяческие выходки, однако с каждым днем я становилась все более зрелой и сильной – это был вопрос выживания. Я была единственной женщиной в мире, где правили мужчины, и, хотя за все время моего пребывания во Флориде я ни разу не подверглась сексуальной агрессии, я сама обозначила черту, которая послужила бы ограничением для какого-нибудь случайного выброса тестостерона. Как-то в лагере в Эверглейдс, где влажность и москиты делали пребывание почти невыносимым, несколько молодых ребят начали надо мной подшучивать. Я задыхалась от жары, единственное, о чем я тогда могла мечтать, – надеть что-нибудь чистое и уложить волосы, так что была не в состоянии оценить ни сальные шутки, ни сомнительные комплименты. Я залезла на грузовик, достала пистолет и несколько раз выстрелила в воздух.

– Если кому-то придет в голову переступить порог моей палатки, то в следующий раз я не направлю дуло вверх, – заявила я с импровизированной трибуны.

Смысл моих слов быстро дошел до них, и я продемонстрировала достаточно решимости для того, чтобы стало понятно: здесь я не женщина, а одна из них. Никто так и не осмелился войти в походную палатку, в которой я спала, пока находилась в этом лагере на болотах.

Фрэнк всегда обращался со мной, как со всеми другими парнями из группы, не делая ни поблажек, ни отличий. Однако не всем приходилось по вкусу мое пребывание там после истории с таблетками, спущенными в биде, и, возможно, мне решили напомнить, что я уязвима. Это объяснило бы то, что случилось во время одной из тренировок: пуля, выпущенная кем-то позади меня, пролетела совсем рядом, поцарапав мне затылок. Рана не была серьезной, но крови было много, и Фрэнк (который, несмотря на обильное кровотечение, все же дождался темноты) решил отправить меня в Майами к Орландо Бошу, одному из самых яростных антикастровцев того времени. Позже вместе с Луисом Посада Каррилесом он был привлечен к суду за организацию в 1976 году теракта на борту самолета авиакомпании «Кубана», совершавшего рейс между Барбадосом и Ямайкой, в результате которого погибли семьдесят три человека.

Я залезла на грузовик, достала пистолет и несколько раз выстрелила в воздух.

Ну а во времена Эверглейдс Бош был одним из многих кубинских эмигрантов, входивших в группу Фьорини, с которым я его видела несколько раз, а в тот день он стал моим спасением. Хоть он и был педиатром, но его медицинских знаний и материалов, которые он хранил дома, было достаточно, чтобы не пришлось ехать в больницу, где по закону обязаны были сообщать в полицию о любом огнестрельном ранении. Я выжила, но не знала, чему я этим обязана: то ли стрелявший промахнулся, то ли намеренно сделал это в качестве предупреждения. Ни один из этих вариантов не давал мне спать спокойно.

Еще один человек, которого я время от времени встречала с Фьорини во Флориде, был некто известный под именем Эдуардо – еще одна темная личность, со временем превратившаяся в знакомое лицо. Первый раз я его встретила в 1960 году в апартаментах «Брикл Гарден» в Майами. Тогда мы с Фрэнком и еще с несколькими людьми ехали в машине. Фрэнк сказал, что ему нужно кое-что забрать, и когда машина остановилась, вышел встретиться с этим человеком, который передал ему конверт. Встречи и передачи конверта повторялись десятки раз, пожалуй, больше тридцати. Хоть мы ничего о нем не знали, все понимали, что каждый раз, когда Фрэнк встречается с Эдуардо, текут деньги, которые позволяют нам продолжать нашу деятельность. И только годы спустя, после того как разразился Уотергейтский скандал и Фьорини-Стерджис был арестован, я узнала настоящее имя и роль, которую играл этот загадочный Эдуардо. Это был Э. Говард Хант, советник по безопасности Белого дома времен Никсона, чей телефонный номер нашли в записной книжке задержанных в штаб-квартире Демократической партии. Хант служил в ЦРУ с 1949 года и участвовал в разработке тайной операции по свержению президента Хакобо Арбенса в Гватемале, что положило начало длившейся сорок лет военной диктатуре в этой центральноамериканской стране. Когда я видела его во Флориде, он занимался финансированием подготовки вторжения в заливе Свиней.

От предвкушения к поражению: залив Свиней

Время от времени в мотель в Майами и в лагерь в Эверглейдс приезжали военные советники, которые не только занимались обучением и тренировкой парней, но и устраивали беседы или произносили речи, чтобы поднять их боевой дух, укрепить моральные принципы, а заодно научить их терпению. Хотя эта последняя часть урока усваивалась хуже всего. Тогда, в начале 61-го года, все время, не занятое подготовкой, они проводили в ожидании, без конца задаваясь томительным вопросом: «Ну когда же придет этот день?»

В том, что день X никак не наступал, во многом были виноваты сами члены группы, поскольку только и слышались разговоры, полные ненависти к Фиделю и коммунизму. Без конца обсуждали планы вторжения. Возможно, если бы «армия» употребляла поменьше кокаина, уровень возбуждения и беспечности снизился бы, и тогда не было утечки информации, которая так вредила делу. Однако о планах говорили все, кому не лень. Даже средства массовой информации публиковали в те дни истории, в которых открыто сообщалось о подготовке во Флориде вторжения, и, естественно, на Кубе были в курсе надвигающейся угрозы. Таким образом, поскольку все без конца болтали, приходилось несколько раз переносить дату операции.

В любом случае все задуманное казалось мне глупостью и вызывало множество сомнений, частично потому, что я жила на Кубе и видела, что бо́льшая часть народа поддерживает Фиделя. Мне казалось маловероятным, что «мятежники» найдут содействие внутри страны, а без этого невозможно было осуществить план по смене режима, после того как они высадятся на остров и начнут свое вторжение. Кроме того, я хорошо знала один из пунктов высадки – болота Сапаты, бывала там несколько раз с Фиделем. Я знала, что план не сработает и что многие утонут, и предупреждала, что они, должно быть, сошли с ума, если думают, что смогут пройти там на своих шлюпках.

Наконец, 17 апреля 1961 года началось так называемое вторжение на Кубу в заливе Свиней. Сколько бы ни отрицал государственный секретарь Дин Раск участие правительства Соединенных Штатов в этом предприятии, все знали, что эти полторы тысячи человек, которые пытались противостоять тридцати тысячам солдат Фиделя, были подготовлены ЦРУ. Позже было официально подтверждено, что именно Управление в 1960 году, при администрации Эйзенхауэра, разработало план, который Джон Ф. Кеннеди одобрил после победы на выборах в ноябре того года, разгромив Никсона. На самом деле Кеннеди узнал о замысле раньше, еще во время избирательной кампании, и использовал его в качестве оружия предвыборной борьбы. Он знал, что необходимо сохранять эти планы в тайне и что Никсон не сможет заявить о них публично. Поэтому во время дебатов обвинял своего соперника, что он не сделал ничего, чтобы остановить Кастро, и республиканец, связанный по рукам и ногам, не мог этого опровергнуть и выглядел слабым и неспособным урегулировать отношения с Гаваной.

Уже в период своего президентства, в феврале 61-го, Кеннеди одобрил план вторжения, включающий два авианалета на кубинские базы с последующей высадкой десанта из числа кубинских эмигрантов. Они были объединены в бригаду 2506 и должны были приплыть из Гватемалы. Первый пункт плана – нападение с воздуха – был осуществлен 15 апреля и не только не достиг своей цели, не причинив практически никакого вреда воздушным силам Фиделя, но и продемонстрировал всему миру старые американские бомбардировщики В-26, которые ЦРУ перекрасило, пытаясь выдать за кубинские самолеты. Чтобы доказать, что восстание было исключительно кубинской инициативой, посол США в ООН Эдлай Стивенсон предъявил фотографии этих перекрашенных самолетов, не принимая в расчет, что как раз они и являются лучшим доказательством безуспешной попытки замаскировать бомбардировщики. Международный резонанс, который вызвало участие Вашингтона во внутренних делах другой страны, вынудил Кеннеди отменить спланированную вторую волну бомбардировок.

Сколько бы ни отрицал государственный секретарь Дин Раск участие правительства Соединенных Штатов в этом предприятии, все знали, что эти полторы тысячи человек, которые пытались противостоять тридцати тысячам солдат Фиделя, были подготовлены ЦРУ.

17 апреля около тысячи трехсот участников Бригады 2506 прибыли в залив Свиней и тут же оказались под шквальным огнем кубинцев, в результате которого были отрезаны от сил поддержки, потеряли два транспортных корабля и самолеты, которые должны были прикрывать их с воздуха. Фидель сжимал кольцо осады, авиаудар, санкционированный Кеннеди, провалился, и к 19 апреля попытка силовыми методами сменить политический режим на острове потерпела поражение. Бригада 2506 потеряла около ста человек убитыми, примерно тысяча двести были взяты в плен. За три дня Фидель покончил с этим так называемым вторжением. А для Кеннеди проблемы только начинались. Не имело значения, что в том, что кубинских эмигрантов и наемников Бригады 2506 «бросили на произвол судьбы», было виновато большей частью ЦРУ. Ненависть участников антикастровского движения и других задействованных в попытке низвержения Фиделя немедленно переключилась на хозяина Белого дома.

Генерал из Венесуэлы

Единственное, чего добились в результате действий, закончившихся сокрушительным поражением в заливе Свиней, – это укрепление власти Фиделя и его сближение с Советским Союзом. Это не остановило, а может быть, даже усилило деятельность антикастровцев в США, хотя и распространило их ненависть еще и на Кеннеди. Фрэнк и его «отдел убийств» не участвовали лично в высадке, они оставались в тылу. Теперь Фрэнк стал поручать мне миссии менее опасные, чем ограбления армейских складов или контрабанда оружия: я забирала пожертвования на наше дело у «благодетелей» или встречалась с информаторами. На одно из таких заданий он послал меня в мае 61-го года. Я должна была отправиться в дом 4609 на Пайнтри-стрит – особняк в Майами-Бич. Единственное, что он сообщил мне о жертвователе, – это то, что им был «генерал в отставке». Передача денег состоится во время праздника. Я войду в дом, заберу пакет с деньгами и выйду. Фрэнк лично будет ждать меня снаружи в машине, на которой меня и привезет.