Текст книги "Девушка за спиной (сборник)"
Автор книги: Илья Казаков
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Случай
Ираклий поехал в командировку. В Мюнхен.
Поехать в Мюнхен на пару дней – уже счастье. А чтобы на месяц… Мюнхен божественен. Парки, магазины, улицы, памятники, рестораны.
Он влюбился в этот город с первого взгляда. Мариенплатц, невероятный рынок слева от этой площади. Старый город. Опять-таки парки. Пиво с сосисками.
Ираклий был компьютерщик. И на удивление нормальный человек, что в этой профессии бывает нечасто. Любил уезжать из дома. Там вроде было все в порядке, но каждый год отдалял их с женой друг от друг всё безвозвратнее.
Школьный роман, продолжившийся пять институтских лет. Перед дипломом они поженились. Я, как и каждый из гостей на их свадьбе, не представлял другой развязки. Моим подарком была ваза из горного хрусталя. Она мне так нравилась, что приходилось в гости ходить с цветами – чтобы еще раз полюбоваться на нее.
Однажды я пришел, а цветы поставили в другую вазу. Я поднял брови.
– Прости, – сказал друг, отводя взгляд. – Разбил.
– Бывает, – вздохнул я. И пошутил, без задней мысли: – На следующую свадьбу красивее подарю.
Но он не засмеялся, отчего шутка стала не просто не смешной, а дурацкой. Разговор иссяк.
Мы сидели. Молчали. Потом я спросил:
– А как разбил?
– О стенку, – сказал он и посмотрел на меня.
Без какого-либо намека на вину во взгляде.
– Как это? – не понял я.
Она приезжала с работы в начале восьмого. А тут не приехала. И в девять. И в одиннадцать.
Мобильных телефонов тогда не было. Рабочий не отвечал. Теще звонить было уже поздно, да и не было ссоры, чтобы она ушла ночевать к маме, не предупредив.
В час Ираклий вышел из квартиры, спустился на улицу. Сел у подъезда. Сидел-думал. Сначала – что делать? Потом – сможет ли он прожить без нее?
Посидел минут двадцать и вернулся в квартиру.
Она открыла входную дверь в половине второго. Увидела свет в комнате.
– Извини, – сказала она, но не подойдя, а из коридора. – Аврал на работе. Просто трындец. Закрутилась.
Жена была главбухом, работала с третьего курса и как-то быстро шла по служебной лестнице. Детей не было, можно было выходить на работу в субботу. А если очень надо – и в воскресенье.
Ираклий встал, чувствуя, как вулкан внутри него либо начнет извергаться наружу, либо сожжет его своим жаром.
– Мне твоя ваза очень нравилась, – почему-то шепотом сказал он. – Такой… символ нашей свадьбы.
– А что она ответила? – спросил я, представив эту сцену.
– Ничего, – сказал он. – Пошла в душ.
– Хреново, – сказал я. – Если бы скандал или слезы прощения, было бы понятно.
– Хреново, – согласился он и посмотрел на свои руки.
Я тоже посмотрел. Кольца на безымянном пальце не было.
– Почему? – спросил я.
Ираклий поднял ладонь к лицу, разглядывая.
– Знаешь, совсем не чувствую себя женатым.
Он иногда надевал кольцо, иногда снимал. Мне было смешно, ему тоже.
– Я думаю, что всё, – признался он.
– Развод? – догадался я.
Он кивнул. Потом сделал из губ какую сложную фигуру, словно девочка у зеркала женского туалета для селфи.
– Когда? – спросил я.
Мы сидели вечером у него. Жена была на работе. Как всегда.
– Она меня любит, – вдруг сказал он, как-то неуверенно.
Я ничего не ответил.
– С седьмого класса вместе. – Столько времени потерял.
– Думаешь? – спросил я.
– Я не знаю, – сказал он. – Я не знаю, как поступить. Раз в месяц она со мной такая нежная, что я потом хожу и думаю: а вдруг все изменится, станет как до свадьбы? Когда я знал, что я для нее – самое важное в жизни.
Я слушал, молчал. Вспомнил, как она запретила ему встречаться во время каждой из ее институтских сессий.
Его жизнь. Я мог только поддержать. Или сказать – что, на мой взгляд, будет с ним при каждом из вариантов, который он может выбрать.
Ираклий хотел купить симку, чтоб звонить в Москву с немецкого номера. Так вышло бы дешевле. Зашел в торговый центр, зашел в бутик с телефонами.
– Ничего себе фигуревич, – сказал ему коллега, показав глазами на ножки и попку, втиснутые в узкие брюки. – Материал! А говорят, что все немки жирные.
Девушка-консультант обернулась.
– Вы что, русские? – спросила она.
Она уехала за вторым высшим. Стремительно выучила язык. Освоилась. Осталась – по студенческой визе. Продолжала учиться, чтобы продлить свое удовольствие от Мюнхена. Совершенно не скучала по дому, но чувствовала себя одинокой без друзей и родни.
Они пошли гулять втроем. Потом коллега исчез. Они даже не поняли – когда.
Ираклий вернулся в гостиницу за полночь и вспомнил, что не позвонил жене на работу. Лег на кровать прямо в одежде и начал вспоминать, как он когда-то гулял с женой в городских парках. Как ходил с ней в кино.
И как она стала жить на работе. Или работой…
Через воскресенье они пошли на пикник. Купили в магазине колбасы, сыра, бутылку вина, фрукты. Английский парк тянулся через весь город, места хватало всем.
Они пришли в парк около трех. А в девять поняли, что стемнело. Надо было уходить.
Собрали вещи, пошли, болтая, вдоль речушки. И взяли друг друга за руки.
Шли, потом она вырвала руку и зарыдала.
– Зачем?! – кричала она, всхлипывая, отчего ее лицо сразу стало некрасивым. – Зачем ты это делаешь? Ты уедешь, а я останусь.
Мимо шла пара пожилых немцев. Остановились, что-то спросили. Он разобрал только слово «полицай».
– Данке, данке, алес гуд, – сказала она им, стараясь успокоиться.
Немцы пошли дальше, оглядываясь. Они остались.
– Я же хочу быть с тобой, – сказала она. – Ты же понимаешь. А ты женат.
– Я понимаю, – сказал он.
Две недели они провели, практически не расставаясь. А потом он улетел.
– Я уже успокоилась, – сказала она ему в аэропорту. – Как будет, так будет.
– Я хочу развестись, – сказал Ираклий жене. – То, как мы живем, в этом нет никакого смысла.
– Хорошо, – сказала она.
Хотя глаза были полны слез. У обоих. И вовсе не оттого, что им просто было жаль потерянного времени.
В ЗАГСе их спросили, кто будет платить пошлину.
– Он, – сказала жена. Единственный раз подпустив яд в свою интонацию.
Через месяц они пришли забрать свидетельство о разводе.
Надо было что-то сказать. Сказала она:
– Так странно, что мы уже не вместе.
Хотя это было не совсем так. Квартира еще принадлежала им обоим.
Просто жили они теперь в разных комнатах.
А так, если посмотреть со стороны, всё оставалось ка прежде. У нее своя жизнь, у него своя.
Ираклий выпросил себе новую командировку в Мюнхен. Прилетел через две недели после развода. Она бросилась ему на шею в аэропорту, и он понял, как же он по ней соскучился.
Через минуту, когда они смогли отлипнуть друг от друга, он полез в сумку, вынул паспорт. И показал ей штамп о разводе.
Они заехали в отель. Он пошел в душ, она пришла к нему.
Когда они лежали в кровати, она приподнялась на локте и вдруг сказала:
– Ты какой-то другой.
Отодвинулась от него, рассматривая.
– Ты другой!
И зарыдала.
Он лежал и думал. Сначала о ней, потом о себе, потом о работе.
Она прилетела в Москву. Он ее встретил в аэропорту. На половине пути они заехали в ресторан, оба были голодные.
Сделали заказ. Сидели и смотрели друг на друга.
– Поехали в клуб, – сказала она. – Напьемся и выскажем все друг другу. Чтобы ни о чем не думать.
– Мне рано вставать, – отказался он. – Поехали и выпьем у меня дома. И всё выскажем.
– Не хочу, – не согласилась она. – Я хочу поговорить с тобой, отключив мозг. А у тебя дома не смогу.
Ираклий смотрел и думал, как же всё это странно. И в то же время – правильно.
– У нее была миссия, – сказал я ему. – Помочь тебе развестись.
– Да она не такая… – сказал он и замолчал, не закончив фразу.
– Согласен, – сказал я. – Она не такая. Будем искать.
Он женился через год. На девушке с работы. Она пришла к ним после института, и у них как-то сразу всё получилось. Родился первый ребенок, затем второй.
На свадьбу я подарил им вазу. Только не хрустальную.
Из серебра.
Гриб
Максим был человеком влюбчивым. И легким на подъем, как большинство давно разведенных мужчин творческой профессии.
Он писал стихи. Был профессиональным поэтом. Кстати, неплохо зарабатывая на этом.
Стихи были великолепные. И не только про любовь.
У него хватало не только друзей, но и поклонниц. Все они были похожи – успешные, средних лет и перманентно одинокие.
И вдруг появилась та, что была ни на кого не похожа. Начала писать стихи – на его сайте. Хорошие, нежные.
Когда Максим понял, что стихи ему нравятся и он ждет с возрастающим интересом каждого нового, она пригласила его на свидание. У театра Вахтангова, в восемь вечера.
Поэты – люди преимущественно ленивые. Ухаживание за собой воспринимают как нечто должное. И всегда готовы к встрече с музой.
Была осень, и моросил дождик. Не то чтобы сильно, а так, по-мерзкому.
Максим по привычке немного опоздал. Минут на десять. А у театра никого не было. Арбат вообще был удивительно пуст для раннего вечера. Он стоял, смотрел, как у лотка с книгами из разряда «всё по пятьдесят рублей» что-то ищет существо непонятного пола и возраста, больше похожее на гриб, чем на человека.
Потом обернулся назад. Никого не было.
Следовало бы позвонить музе, но он почему-то оттягивал этот момент. Подошел к книгам, стал их разглядывать. Сосредоточиться не получалось.
Мысли были только о женщине, которая не пришла. Ему показалось, что все ее стихи были наполнены такой влюбленностью в него, что он сам уже почти влюбился. И от того, что она обманула и не пришла, влюбленность ощущалась острее.
Наконец он решился и набрал ее номер, который она написала ему, когда они договорились о встрече.
И тут раздался звонок. Обычная мелодия «Нокии».
Гриб зашевелился, посмотрел на него и сказал:
– Давай-давай проверяй. Да, это я.
Максим хотел сбежать, но он был джентльмен. Поэтому остался, лихорадочно ища выход.
От нараставшего ужаса он начал что-то очень бурно говорить, размахивая руками. Чтобы только не было тишины. И чтобы она ничего не успела сказать. Предложил зайти в кафе. Там еще на пороге заказал бутылку вина – и выпил ее за пять минут. Она смотрела на него, гипнотизируя. Сказала:
– А что мне не налил?
Принесли вторую.
И тут Максиму позвонила старая знакомая. Красивая успешная дама, которая в тот вечер открывала свой бар. Сказала: приезжай, отметим без публики, будут только свои.
– Подруга звонила, – сказал он, упорно глядя только перед собой. – Сегодня у нее открывается ресторан.
– Что, – сказал гриб, буравя поэта цепким взглядом, – сейчас бросишь меня и сбежишь?
– Можем поехать вместе, – сказал он и сам офонарел от этих слов.
Бар был в самом центре Москвы. Публика соответствовала месту. Луи Виттон, Прада, Биркин – все как полагается.
Максим расцеловался с хозяйкой.
– Я хотела тебя со своей подругой познакомить, – сказала она и вдруг увидела, что он не один.
Гриб был рядом. В шляпке, которая соответствовала этому месту так же, как дворник-таджик клубу «Zelo’s» в Монако.
– Это… – сказал Максим, переминаясь с ноги на ногу. – Это…
– Марина, – сказал гриб, с ненавистью глядя на подругу, с которой хотели познакомить поэта.
Длинноногую, хорошо одетую. С длинными ухоженными волосами.
– Марина тоже пишет стихи, – сказал поэт.
– А… – безразлично сказала хозяйка.
– Не знаете, как вызвать полицию? – вдруг спросил гриб.
На нее смотрели настороженно.
– У меня своя турфирма, – сказал гриб. – Вчера пришел кавказец, принес паспорта молодых девушек. Хочет вывезти их в рабство и сделать проститутками. Им нужна испанская виза. Я отказалась.
Максим стоял и думал, какой же он идиот. Почему же он не сбежал сразу, почему привел ее сюда?
– Какая же вы молодец, – сказала хозяйка, закрывая тему.
– Он сходил к машине и принес автомат, – сказал гриб. – Направил на меня и начал стрелять. Я чудом осталась жива.
– Надо ехать в полицию, – сказал Максим. – Срочно поезжайте, я вызову такси. Им надо это обязательно рассказать! Какой здесь адрес?
Такси приехало через пять минут. И увезло гриб.
«Стереть ее номер, – думал он. – И чтобы больше никогда, никогда ничего такого».
И пошел с бокалом вина к подруге хозяйке. Знакомиться.
Его телефон тренькнул. Пришла эсэмэска.
«Я не успела всё сказать. Они украли моего сына. Он был с мужем в Барселоне. Мужа ударили по голове, он потерял сознание. Что мне делать? Помоги! Мне больше не от кого ждать помощи».
Он ждал звонок от сына. От своего. Не мог выключить телефон.
«Ты ведь сейчас с ней, да?»
«С этой длинноногой шлюхой, да?»
«Ты не понял меня и прошел мимо. Мимо своей единственной».
Шел второй час ночи. Он сидел и думал – отправить ей эсэмэску: «Не пиши мне больше» или «Да пошла ты на…» – и не мог выбрать правильный ответ.
А эсэмэски сыпались безостановочно. Как мука из дырявого пакета.
«Не пиши мне больше никогда».
«Ты сделал мне больно. Я решила отравиться, и ты не простишь себе этого никогда».
– Господи, какое счастье, – сказал он вслух, прочтя последнюю. – Только бы она не передумала.
Сообщения все шли и шли.
«Это Аня, сестра Марины. Ее увезли в больницу. Она умирает и просила вам передать, что будет ждать вас. Вы приедете?»
«Марине делают операцию».
И наконец:
«Марины больше нет».
Максим вытер пот.
– Никогда, – сказал он себе, поднимая стаканчик виски. – Слышишь? Никогда!
Выпил и тут телефон снова тренькнул. Он взял его и прочел:
«Это Марина. Слухи о моей смерти оказались сильно преувеличены».
Колдовство
Я смотрел на нее и думал, но не о ней, а о Тарковском. Ветер ласкал ее волосы, точно собираясь уложить их по-новому, она постоянно придерживала их руками. Когда у тебя такая прическа, пить кофе на ветру, наверное, не очень удобно. Но это было настолько красиво – когда волосы облепляли ее лицо, то скрывая его, то показывая снова – что я сидел и вспоминал Тарковского. Трепещущие занавески. Рябь, пробегающая по лугу, словно по воде.
Ей было хорошо за пятьдесят, но она выглядела так, словно возраст не имел к ней никакого отношения. Отличная фигура, красивая дорогая одежда. Большие темные очки прятали глаза и, вероятно, морщинки в их уголках. А ветер, игравший с ее волосами, на секунду заставлял поверить, что она намного моложе – когда лицо пропадала за светлыми прядями, а потом вновь открывалось тебе.
Я заметил, что она тоже смотрит на меня. Почувствовал взгляд по положению ее головы и смутился. Сказал:
– Прошу прощения.
Но не выдержал даже минуты и снова стал смотреть на нее. Она выпила кофе, легко поднялась и пошла к «Лексусу», припаркованному прямо на тротуаре. У «Кофемании» на Кудринской никто не парковал машины так, как она, но ей никто не сделал замечания.
«Может быть, хозяйка, – подумал я. – А может быть, таким женщинам не делают замечания – в принципе». В ней не чувствовались властность или сила. Но она вся была наполнена какой-то удивительной красотой.
Она вернулась, заказала еще кофе. Походка у нее была удивительно легкой для ее возраста, да и вся она была необычайно стройная и при этом без малейшего намека на худобу. Стройная сама по себе, а не благодаря фитнесу. А голос был хрипловатый. Наверное, она много курила.
Я почему-то вспомнил, как давным-давно увидел фотографию, на которой Киану Ривз обнимал за плечи очень красивую и очень немолодую женщину. У него в руке был бокал с шампанским, у нее в руке был бокал с шампанским. Они улыбались и были очень счастливыми. Какая-то актриса. Очень похожая на нее.
– Поехали? – спросил Сергей.
Он уже спешил. Всё то время, что я смотрел на нее, он говорил по телефону. Обсуждал какие-то рабочие вопросы.
– Поехали, – сказал я и знаком показал официанту, чтобы он принес счет.
Ветер снова закрыл ее лицо волосами. На это можно было смотреть бесконечно, как на волны в море.
И тут случилось чудо. Длинный светлый волос прилетел к нашему столу и лег другу на плечо. На черной ткани его было хорошо видно.
Я хотел снять волос. Чтобы просто прикоснуться к нему, почувствовать его руками. Но подумал, что это неспроста. Что разные колдуны используют волосы для заклятья. И это капкан, ловушка. Сейчас дотронусь – и буду вспоминать ее всю жизнь. А мне было достаточно этого получаса. Чтобы это воспоминание не обернулось проклятьем и памятью.
Пришел официант. В ярком, по случаю нового сезона, наряде. Столько лет они носили в «Кофемании» черное, а вот теперь переоделись.
– Едем? – повторил Сергей, вставая.
– Едем, – сказал я.
Она осталась, сидела и смотрела в телефон, а не на то, как мы уходим.
«А ведь наверняка она колдунья, – сказал я себе. – Но ловушка не сработала».
Беги, Гензель. Беги.
Сережа видел, что я молчу, и тоже молчал. Мы ехали по Садовому, ушли на Проспект Мира. Когда проехали Рижский вокзал, я почувствовал, что могу говорить. От того притяжения не осталось ничего.
– Как дома? – спросил я.
– Дома? – переспросил он. Не удивляясь вопросу, а медленно вступая в разговор. – Дома – никак.
Я поднял брови.
– Никак, – повторил он.
– Почему? – спросил я.
– Поехал кататься на велосипеде с Аленой, – сказал он. – Едем-смеемся, увидели палатку с мороженым. Остановились, купили два вафельных стаканчика.
– Их еще продают?
– Продают. Сели на лавочку в парке. Едим, смеемся. Она мне руку на плечо положила. И тут я понимаю, что на меня кто-то смотрит… – Он замолчал, пропуская влезавший под нас грузовик.
– Да ладно, – сказал я.
Я понимал его с полуслова. Двадцать пять лет вместе. Достаточно было услышать интонацию, чтобы понять, что у него случилось. С Аленой он встречался лет пять. Она сначала ждала, что он уйдет к ней от жены. Потом не ждала. И жена тоже ждала – что он уйдет. И продолжала ждать. Даже не зная толком, что происходит с ним, когда он не дома, когда не с ней.
– Она никогда ее не видела?
– А зачем? – спросил он. – Если бы увидела, были бы проблемы. Для всех троих. Вот теперь увидела.
У Алены были красивые светлые волосы и модельная внешность. Насколько это возможно при росте ниже метра шестидесяти. А жена была высокой, статной, черноволосой. Когда я впервые увидел Алену, то подумал – большей противоположности жене он не мог найти. Два полюса его жизни.
– И как это было? – спросил я.
Сергей пожал плечами.
– Она подошла, сказала: «Я так давно хотела познакомиться». Я посмотрел на нее, спросил: «Мороженое хочешь?»
– Подожди, она что – села с вами на лавочку? – спросил я.
– Села, – сказал он.
– И мороженое взяла?
– Взяла.
Мы замолчали.
– А дальше что? – спросил я.
– Не знаю, – сказал он и повторил. – Не знаю.
– Сам ты что хочешь? – поинтересовался я.
– Спокойствия, – вздохнул он. – Я устал. И на два дома жить устал. И оттого, что так тянется это всё.
– Ты хочешь сказать, что жена не скандалила?
– Нет, – сказал он. – Когда тебе пятьдесят, скандалить уже не очень хочется – если есть такой повод. Вот когда не было повода, она скандалила.
– Фигня какая-то, – сказал я.
– Фигня, – сказал он.
Он привез меня, я вылез. Посмотрел на него.
– Терпения, друг, – сказал я. – Это еще надолго.
Сергей поджал губы, поднял руку. Повернулся и уехал.
Я лежал на диване, наслаждаясь тишиной. Дремал, что-то вспоминая, о чем-то думая. И тут зазвонил домофон. Так настойчиво, что нельзя было не встать.
Я подошел и увидел, что это он. Открыл. Сережа прошел, сел за стол.
– Чаю или кофе? – спросил я. – Или что-нибудь выпьешь?
– Налей мне пятьдесят, – попросил он.
Я ничего не спрашивал. Налил. Сел рядом.
– А ты? – спросил он.
Я налил и себе.
У него тренькнул телефон. Пришла эсэмэска. Сергей покосился на телефон, я тоже.
– Жена? – спросил я. – Или Алена?
– Алена в Зарайске, у родителей, – сказал он. – Вторую неделю гостит. Отпуск.
– А-а, – кивнул я. – Понятно. Жена?
– Жена, – сказал он. – Пишет, что за вещами могу зайти завтра, когда она будет на работе.
– Чего-чего? – не понял я.
Он посмотрел на меня.
– Пришел домой. Открываю дверь. В коридоре она. Спрашивает: «Где был?» Я сказал: ездил по делам. Она руку мне на плечо кладет, я думал – обнять хочет. А она сняла с меня чей-то волос, белый, как у Алены, показала и говорит: «Может, тебе надо было брюнетку найти? Чтобы я ни о чем не догадывалась?»
Я окаменел.
– Я ей говорю: «Ты с ума сошла от ревности. Я был в Москве с другом по делам».
– А она?
Сергей допил чай, налил еще.
– Я переночую у тебя? Алена завтра вернется.
– Конечно, – согласился я.
– Может и неплохо, что всё так, – сказал он.
– Может и неплохо, – сказал я.
Он пил чай. С домашним яблочным пирогом. Я сидел напротив и смотрел на него.
Всё смотрел на него и думал: рассказать или нет?
Лепс
Андрей вернулся. Плюхнулся за столик. Он дышал как-то странно, да и не только дышал – выглядел странно. Смотрел одновременно на нас и себе за спину. Как ему это удавалось, я не понимал. И пробовал разглядеть за его плечом – что именно там он выглядывает.
– Ну, за нас! – сказал Никита, и мы сдвинули стаканы.
Виски с яблочным соком. Я предлагал без сока, но они меня уговорили.
Я допил до дна и разгрыз подтаявший кубик льда, чтобы хоть чуточку остыть. В клубе было душно, вентиляция не справлялась с запахом десятка сигарет. Мне казалось, что я сам уже закурил, хотя это было не так. «В душ, а одежду в стирку. И не просто в душ, а еще и волосы обязательно вымыть», – думал я. Но уходить пока не собирался. Так, строил планы на ближайшую перспективу.
Было около часа ночи. Малолетки толпились у барной стойки; те, кто постарше, сидели за столиками. Нас было трое, и девушек, сидящих через пару столиков, тоже было трое. Андрей смотрел на них, не отрываясь. И мы вслед за ним тоже.
– Это ведь она? – спросил он.
Я без очков видел приблизительно. Никита был более глазаст, но не знал о ком идет речь. Поэтому мы сидели и гадали. Она или не она? Не то чтобы бывшая. Не успевшая стать бывшей, но уже бывшая.
Эта конструкция была такой сложной, что я потянулся за бутылкой и снова налил по пятьдесят.
– Правильно, что взяли бутылку, – сказал Никита. – Люся сама говорит, что порциями в клубах брать рискованно.
Люся была управляющей. Люсю мы знали еще со школы, в отличие от официанток. Мы подняли стаканы, салютуя друг другу – нашей дружбе, этой ночи, будущему.
– Я ей позвоню и тогда точно узнаю: она это или нет, – сказал Андрей и быстро выпил. Вытащил из кармана телефон.
– Прекрати, – сказал я.
– Час ночи, – запротестовал Никита. – А если это не она?
– Наоборот, – перебил его я. – А если это она?
Они уставились на меня. Виски – мой лучший учебник по психологии.
– Если это не она, не проблема. «Прости, но я безумно скучаю, не могу спать» и бла-бла-бла, как пойдет. Но если она? Ты что, будешь, сидя в пяти метрах, орать ей сквозь музыку «Привет, как дела?!» и не слышать, что она отвечает?
– Да, – сказал Никита. – В первом случае ты придурок, а во втором жалкий придурок.
Андрей сидел, раздавленный логикой. Он её почти уже любил, а она прогнала его, после того, как он её проводил домой из театра и поцеловал в лифте.
– А что ты хотел? – сказал я. – Может, она не хотела в театр? Или не хотела целоваться в лифте? Или, может, хотела, чтобы ты не уходил, а ты ушел.
– У нее мама дома была, – объяснил он. – Не могу же я в тридцать пять целоваться при маме.
– Да хоть при папе, – насмешливо кинул Никита.
И налил. Бутылка заканчивалась. Надо было брать еще одну. Или не брать. Всё зависело от обстоятельств.
– Значит, так, – сказал Никита. – Я иду к диджею и говорю ему, какую песню поставить. И ты сразу, как только я окажусь у его пульта, вставай и иди к ней. А то кто-нибудь её под эту песню пригласит.
Мы посмотрели на девок за столиком. Девки были видные. На них посматривали не только мы, план мог рухнуть из-за промедления.
– А что за песня-то? – спросил Андрей, осмысливая и робея.
– Безотказная, – объяснил Никита.
Он встал и пошел.
Даже я заволновался. Мы смотрели то на столик девушек, то на Никиту. Он сказал что-то диджею и махнул нам.
Я толкнул Андрея. Он покорно встал и пошел. Под звуки лучшей из романтических песен.
– Ночь по улицам прошла… – сказал одобряюще всем нам Григорий Лепс.
Андрей навис над девушкой сбоку, что-то сказал ей на ухо. Взял за руку и повел в центр зала.
«Лепс, – думал я. – Не подвел, красавец».
– Ну как? – самодовольно спросил Никита. – А-а?
– Ни хрена без нас не может, – согласился я.
Мы чокнулись. Потом обнялись. От избытка чувств.
– Может даже не узнать среди тысяч женских лиц!
– Лепс в теме, братик, – сказал мне Никита. – Андрюха точно может не узнать.
– Ты как хочешь, а я пойду, – сказал я и встал. – Сейчас приглашу кого-нибудь.
Две девушки за тем столиком остались сидеть. Пили шампанское. Или просекко.
– Блондинку или другую? – спросил я и пошел.
– Блондинку! – крикнул Никита.
Мы кружились. Надо было что-то сказать. А может, и не надо.
– Как тебя зовут?! – крикнула она, но Лепса перекричать всё равно не смогла.
Я подумал и крикнул в ответ:
– Никита!
– Здóрово! – крикнула она.
Я смотрел на Андрея. Он тоже что-то кричал. А его почти бывшая нет.
Лепс замолчал. Музыка тоже.
Мы отвели барышень к их столику. Он поклонился, я подмигнул.
– Ну что? – спросил Никита. – Она?
– Похожа! – ответил я.
– Я не знаю, – растерянно сказал Андрей.
Мы посмотрели на него. С бесконечным интересом.
– Я её спросил: как вас зовут? – сказал он. – А она говорит: Таня. И смотрит на меня как-то странно. Я думаю: «Вот дебил, точно она».
– И что? – спросил Никита. – Дальше-то что ей сказал?
– Я спросил: а как ваша фамилия?
Я заржал. Высокомерно и взахлеб.
Андрей пожал плечами:
– А что мне было делать? Я и сейчас сомневаюсь.
– Почему? – удивился Никита. – Фамилия совпала?
– Не знаю, – сказал Андрей невесело. – Первый слог точно, а дальше я не расслышал. Лепс так орет…
Я встал и пошел. За столиком была только она. Почти бывшая. Подруги или ушли в туалет, или танцевали.
– Привет, – сказал я и сел рядом.
– Привет, – кивнула она весело.
– Мой друг сошел с ума, – продолжил я. – Его надо или убить, или спасти.
Она засмеялась.
– Ты такой смешной.
Я её видел только раз. Вообще не помнил, какой у нее голос.
– Он тебе нравится? – спросил я.
– Кто?
Я показал на него. Андрей тянул шею, я махнул, подзывая. Она пожала плечами. Он пришел, сел рядом.
– Сейчас важный момент, – сказал я. – Готова?
Ей было смешно. Шампанское, в принципе, веселит.
– Я считаю до трех, ты называешь свою фамилию, и мы отпускаем его на волю, либо он будет мучиться всю оставшуюся жизнь.
Она хохотала.
– Это такой прикол?! – кричала она сквозь музыку. – Это очень смешно.
– Раз, два, три! – выкрикнул я сквозь музыку. – Ёлочка гори!
– Медведева! – хохотала она, и я засмеялся в ответ.
И друг засмеялся вместе с нами.
– Ты – это не ты! – хохотал он. – Не ты!
Коньяк на него действовал успокоительно. А вот виски нет.
– На дальний берег моря белого… – Это снова был Лепс.
Я встал, взял её за руку. Даже не сказал «Пошли», а просто повел.
– Эй, – сказал Андрей. – А я?
– Звони, – сказал я. – Вот теперь звони.
– Кому? – не понимал он.
– Бывшей, – бросил я ему, отдаляясь от столика и беря ее за талию. Потом – ниже талии.
– Как тебя зовут?! – крикнула она, прижимаясь.
– Да какая разница, – сказал я в ее горячее ухо. – Это просто танец.
Под Лепса было танцевать замечательно. Больше мне нравилось танцевать только под «Scorpions» или Иглесиаса.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?