Текст книги "Банк. Том 1"

Глава 9

Семен Моркофьев у себя дома вместе с Сергеем Артемьевым дожидались Профессора. Накануне тот позвонил и предложил сместить визит в дом на неделю раньше – Профессор посетовал на то, что в следующую субботу у него появились срочные дела. Ждали они отнюдь не бездельничая, а занимаясь изучением программирования, но оба нет-нет да поглядывали на сотовый телефон и прислушивались к звукам тихого субботнего утра. Сергей учил Моркофьева программировать еще вчера, когда раздался звонок по поводу смены времени визита и новость, ставшая сразу известной обоим компаньонам, не потребовала дополнительного телефонного звонка. Узнав адрес, Профессор обещал подкатить к ним, а так как шум машин по субботам был меньше, это можно было услышать в достаточно тихом дворе. Однако телефон зазвонил еще до того, как они что-то услышали – мотор у машины Профессора, несмотря на то, что это был не маленький джип, работал довольно тихо, показывая высокий класс машины и хорошую наладку. Вырубив компьютер, они быстро одели куртки и рванули вниз.

При возгласе Профессора «Здорово, Семка-Морковка» и ответном, также непростом, приветствии Семена, Сергею понадобилась вся его выдержка, чтобы не заржать в голос. Закусив изнутри рта щеки, он подумал о том, что подлинные шедевры выдержки и силы воли очень часто остаются не то, чтобы не воспетыми в художественных произведениях, или, скажем, становятся отмеченными медалями и орденами, а просто даже и не известны никому, кроме проявивших их людей. Засмеяться – это рискнуть обидеть приветствующих и поставить под угрозу все дело, а коварный смех, зараза, так и прет наружу сквозь все поставленные на его пути заслоны. Поэтому Сергей без всякого указания быстро уселся назад, для того, чтобы без дальнейших невольных шедевров своего мимического искусства и прочих испытаний выдержки попривыкнуть к такому обращению двух явно старых приятелей, которые весело болтали впереди, вспоминая школьные годы. Ехать надо было часа три, а Артемьев был достаточно сонным оттого, что они вчера они с Семеном засиделись допоздна. Хозяину-то в этом случае полегче, а у Сергея из сна вылетело еще время на дорогу домой. Поэтому Артемьев растянулся на кожаном заднем сиденье, закрыл глаза и заснул, покуда джип пробирался по утренним субботним «дачным» пробкам, которые были уже длинными, несмотря на еще довольно прохладную погоду.

Проснулся Сергей тогда, когда джип начало сильно качать после выезда на проселок. Хотя к электростанции у бывшей деревни вела нормальная дорога от райцентра, но надо было давать крюк километров в пятнадцать, поэтому Профессор, зная с детства все окрестные проселки, решил срезать, благо, хорошая подвеска и проходимость позволяла. Моркофьев, зная от Профессора, что путешествие подходит к концу, насторожился и нетерпеливо поглядывал вперед, пока джип пробирался по заброшенной лесной дороге, изобиловавшей поворотами. Семену все время хотелось, чтобы после следующего поворота показалось открытое пространство, однако дорога изрядно петляла и ему пришлось подождать. Наконец автомобиль, управляемый явно поднаторевшим в кручении баранки Профессором, миновал довольно заковыристую колдобину, повернул и выехал из леса. До дома было метров сто-двести, а дальше виднелась электростанция, частично закрытая холмом, на котором стоял дом.

При взгляде на дом Моркофьеву подумалось о том, что восприятие различных вещей очень сильно зависит от той эпохи, в которую на них смотришь. Во время последней рыбалки дом смотрелся хоть и недешево, но вполне естественно, но сейчас… Сейчас он чем-то неуловимо напоминал сохранившуюся главную башню замка, построенную в где-то в XI – XII веке. Через несколько веков после этого замки строились, помня о красоте, роскоши и удобстве, но древняя главная башня – донжон сотни лет оставалась последним бастионом защитников, рассчитанным на самую отчаянную ситуацию после того, как пали стены. Она строилась исключительно из соображений обороноспособности и должна была сдерживать нападавших до прихода подмоги. Так и дом, окруженный забором из железных решеток, чем-то напоминал даже не роскошный замок, а скорее, аскетическую крепость начальной эпохи российского дикого капитализма. «Стены» крепости из художественно сваренных стальных прутьев крепились к толстенным бетонным столбам. Места для «внутризамковых» построек между забором и домом было всего несколько метров, поэтому они отсутствовали. Главной башней служил сам дом, стоявший, как и положено главной башне замка, на самой вершине холма. Он был лишен различного рода финтифлюшек, приставных башенок и прочих украшений, свойственных более поздним новорусским постройкам. Мало того, бессмысленность всех попыток украсить строение была настолько очевидной, что Профессор, судя по всему, и не пытался это сделать. Это занятие было почти тем же, что пытаться приукрасить древнюю, изначально лишенную архитектурных излишеств, замшелую, со стенами двухметровой толщины трехсотлетнюю главную башню замка. Что ни делай, она все равно останется главной башней с кое-как навешанными на нее прибамбасами, прямо как намазанная, хоть и самой продвинутой косметикой, бабка на девятом десятке не сбросит ничего со своего возраста. Размалеванная восьмидесятилетняя старуха лишь будет выглядеть при этом не только старо, но и чрезвычайно дурацки. Поэтому строгие монолитные бетонные стены «крепости» и стояли нетронутыми, как памятник той дикой и быстроминувшей эпохи малиновых пиджаков, проглаживания конкурентов утюгами, статей о перестрелках на улицах и сотен «подснежников» в подмосковных лесах. А сколько тысяч тех весенних «цветочков» еще до сих пор числятся пропавшими без вести… Подспудное сходство дома со средневековыми постройками усиливалось расположением на самой макушке холма, но причины подобного расположения со временем несколько изменились. Раньше с высоты было сподручней высматривать подходящие войска и стрелять в них из луков, из-за чего крестьяне годами с проклятиями поднимали на вершину холма камни для того, чтобы получить вид вокруг на десятки километров, кажущийся сейчас лишь очень живописным, но тогда еще и сугубо необходимый для безопасности. А вот теперь все измельчало и свелось к тому, что там просто суше по весне. Моркофьев вздохнул и с грустью задумался над тем, как быстро стало лететь время. Если раньше для смены эпох, приводящих к моральному устареванию построек, требовалось несколько веков, то сейчас – меньше двух десятилетий. Джип, хотя и на первой передаче, но все же довольно резво поднялся на холм и остановился у кованных ворот. В окнах замелькал охранник, который быстро показался наружу и отпер здоровенный замок, после чего джип закатился за забор и Профессор со словом «Приехали» повернул ключ зажигания.

Обстановка внутри дома тоже осталась не тронутой с начала девяностых. Двухспальные кровати с роскошным постельным бельем, которого гости раньше не видели. «Из парашютного шелка» – ответил на невысказанный вопрос Профессор. Югославские книжные полки с нетронутыми блокбастерами двадцатилетней давности и прочая мебель из Восточной Европы. Матерый телевизор, хотя и с метровым экраном, но еще с кинескопом, а не плазма или LCD. Конечно, были и признаки чего-то нового, такие, как казавшийся два десятка лет назад блажью, тренажерный зал, видимо, организованный охранниками. Имелась в доме и сауна, которая должна бы была работать от электричества, но ее печь явно никогда не включали. Некоторые комнаты были только отделанными, но почти без мебели. Однако, не только во всех комнатах, но даже и в коридорах имелись вделанные в стены электронные часы. Несмотря на присутствие двух охранников, дом выглядел нежилым, что усиливало его сходство с музеем начала 90-х – постройка выглядела так не только снаружи, но и изнутри. Пройдя через комнату с камином, девственная чистота в котором свидетельствовала о том, что его не разу не зажигали, посетители прошли в квадратную пустую комнату с высокими перилами у противоположной стены. Они ограждали лестницу в полуподвал. Профессор, Семен и Сергей спустились туда.

С первого же взгляда на большое пустое квадратное помещение, лишенное окон, Сергей сразу же понял – то, что надо! Он уставился на Моркофьева и, поймав его взгляд, удовлетворительно кивнул. Семен понял своего молодого коллегу без слов и быстро перешел к делу.

– Ну, вроде бы, подходит. Но нам еще надо переговорить по поводу электричества, потом будет окончательное решение.

Профессор, как человек достаточно внимательный, тоже заметил кивок Сергея и сделал свои выводы.

– Вам чего, бомбоубежище электрифицированное нужно? Мне-то пары пусков генератора часа на три в день хватает.

– Ох, Профессор, говорил же я – меньше знаешь – крепче спишь – недовольно сказал Моркофьев.

– Ладно, молчу, молчу. Если Вам так средства безопасности нужны, я Вам, так и быть, ключ-датчик от схорона дам, мне не жалко.

– А схорон-то где? – несколько обалдевше спросил Сергей.

– Э-э-э… – с самодовольной улыбкой протянул Профессор. – На то он и схорон, чтобы просто так не был виден, иначе это не схорон, а лажа какая-то.

– Ну, давай показывай, хвались – ухмыльнулся Моркофьев

Посетители вернулись на первый этаж. Профессор прошел в комнату с книжными стеллажами и с хитрой физиономией достал из тумбочки простенький с виду брелок. Затем Профессор начал самодовольно вещать, сопровождая свой рассказ показом.

– Так-с. Подносим брелок к обычному с виду выключателю. Ничего! Спрашивается, почему? А потому, что надо в щель под вот тем стеллажом сунуть что-то вроде комнатного тапка. Суем его туда, подносим брелок. Опа!

С практически неслышным скрипом стеллаж вдвинулся внутрь стены и открыл лестницу в схорон. Дверь туда тоже открывалась тем же брелком, приложенным к краю двери слева от бутафорской замочной скважины. Семен подумал о том, что безвестные взломщики потратили бы очень много времени на подбор несуществующего ключа. Проходя через дверь, Сергей невольно обратил внимание на толщину уехавшей в сторону двери и оценил ее минимум в полметра.

Внутри схорон был оборудован не то, чтобы по высшему классу роскоши, но по условиям для длительного самостоятельного выживания это был истинный люкс, прямо-таки президентские апартаменты. Десятки восемнадцатилитровых бутылей с питьевой водой, импортные консервы со встроенными химическими подогревателями, залежи галет, большая стойка с аккумуляторами… Внимание Моркофьева привлекли миниатюрные мониторы, которые показывали обстановку вокруг дома и в некоторых комнатах, в частности, в той, в которой размещался вход в схорон. Под каждым экраном была кнопочка с символом громкоговорителя.

– Однако, Вы, Профессор, озабочены не только тем, что вокруг делается, но и тем, что про Вас говорят.

– А то! Тут можно три месяца продержаться, даже особо не экономя. За то время, даже если всесоюзный розыск объявили, то эффект сойдет на нет. А потом можно послушать, как там ночью дела, все ли храпят и потихоньку выйти. Ну или днем, когда все уйдут по делам. Только это в девяностые актуально было, а сейчас… Без всяких там выкрутасов по подкупленному суду могут все отнять, и оставить жить дальше жить в двухкомнатной панельной пятиэтажке. По-моему, пришить намного гуманнее, чем так оставить доживать свой век…

– Эх, Профессор… Розыск-то уж лет с десять, как федеральный, а насчет отъема собственности… Как говорили еще в царские времена, от тюрьмы и сумы не зарекайся – сказал Семен

– Так если бы сума по-честному досталась, от собственной глупости, а не от разных охламонов, примазавшихся к властным людям… Ладно, что уж о грустном, как Вам схоронище?

– Обалдеть! – совершенно искренне выпалил Сергей. – Спрятано все очень классно, Джеймс Бонд просто нервно курит в сторонке.

– Ага! – довольно ухмыльнулся Профессор. – Здорово тут с предками в прятки сыграть!

Сергей только вздохнул и ничего не ответил. Профессор не стал развивать тему, поймав быстрый, но все же замеченный Сергеем предупредительный взгляд Моркофьева. Для того, чтобы разрядить обстановку, Сергей нажал на кнопку под монитором, на котором виднелся воробей, и из динамика послышалось чириканье.

– Гляди-ка, работает!

– А как же, тут все работает, как надо. Раз-другой в год под настроение приезжаю, смотрю на этот памятник собственной глупости. Кто же знал, как оно все обернется. – Профессор глубоко вздохнул. – Знай я, что знакомого судью не подстрелят все эти годы и вложи в него половину денег на этот дом, я как в сыр в масле бы сейчас катался. Хотя… может, его бы за тесное сотрудничество со мной тогда бы и убрали… Да еще и меня за компанию прихватили…

– Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется – процитировал классика Моркофьев.

– Хоть и не ты, Семка-Морковка, первым сказал, но это всегда было правильным… Ладно, пойдем отсюда. Тебе ведь еще на электростанцию мотнуться надо.

– Действительно, без этого не получится ничего. А ведь сегодня, черт возьми, суббота – озадаченно сказал Моркофьев.

– Да, на работе его стопудово нет, но живет он в райцентре, это точно. Народ тут простой, подъедем да и спросим адресок – уверенно сказал Профессор

Выбравшись из схорона и надежно заперев его, путешественники вернулись в джип. Моркофьев был отнюдь не уверен в том, что столь простецкий метод нахождения директора сработает. Спорить с Профессором он не стал, но всю недолгую дорогу до электростанции прикидывал, что делать, если их пошлют куда подальше с их вопросами. Докатив до электростанции, Профессор подъехал к проходной и, не выходя из машины, спросил

– Уважаемый! У нас к директору дело срочное есть, как бы нам его найти в райцентре? А то завтра улетать, а нам он всего максимум на полчасика нужен.

Седой «уважаемый» совсем не слегка высунулся из проходной, вытаращил глаза на джип, и, быстро оценив подъехавших, сказал:

– Езжайте по дороге в райцентр, там спросите улицу Блюхера, дом 23. Там директор и живет, спросите Петра Петровича.

Хотя Моркофьев накрепко записал адрес в памяти, он все же достал записную книжку и, на всякий случай, повторил запомненное на бумаге. Затем из него невольно вырвались озабоченные реплики:

– Просто все как. Взяли, подъехали, спросили и делов. «Вратарь» нас хоть туда-то послал?

Профессор засмеялся настолько задорно и весело, что чуть было не отпустил руль. До того, как смеющийся успокоился, джип сильно повело влево, благо, дорога была пустой.

– Ох, смешишь ты меня, Семка-Морковка, смешишь! На самом деле так думаешь, или придуриваешься?

– Хорош смеяться, объясняй! – рассердился Моркофьев.

– Эх, а еще разведка! Прикинь ситуацию – сидит на проходной вахтер какое не есть, а ответственное лицо. И тут подкатывают явно не простые люди, в джипе, неплохом даже по Московским меркам, и спрашивают директора по делу. При этом директор электростанции в глуши такими посетителями явно не избалован. Будет ли вахтер врать серьезным людям, рискуя отгрести не только от них, но и от самого директора, если они действительно приехали по важному делу? Да чуть что не так, директор его уволит нахрен с места, к которому вахтерская задница за десятки лет уже приросла.

– А если мы будем для директора нежелательными посетителями, что тогда?

– А тогда вахтер с легкостью отмажется, скажет: «Подъехали крутые в джипе, который я только по телевизору видел, ну как по делу? Не направил бы их к Вам, сами бы заругали».

– Действительно, просто все… Эх, Профессор, хорошо быть крутым.

– В чем-то хорошо, а в чем-то и не очень – вздохнул Профессор. Хотя, в общем-то, не плохо.

Семен с грустью подумал о том, что он недовысказал Профессору – нужно не только быть крутым, но и вести себя в точном соответствии со своим крутым статусом. Если бы сам Моркофьев подкатил к воротам на своей гаражной копейке 1971 года, и начал бы там что-то мямлить про директора, вахтер решительнейшим образом послал бы его на все стандартные российские адреса для нежелательных визитеров. Под невеселые размышления Семена джип въехал в райцентр. Улицу Блюхера они нашли довольно быстро, спросив дорогу всего один раз. Двадцать седьмой дом выглядел получше остальных, но чувствовалось, что лучший статус дома идет со времен развитого социализма. Видимо, тогда дома директоров тоже строились получше, и это все еще ощущалось после двадцати-тридцати лет равномерного износа с окрестными постройками. Позвонив в звонок, они услышали возглас со двора:

– Заходите, кого Бог послал

Войдя во двор, Моркофьев мысленно определил жену директора, возившуюся в огороде и решил взять инициативу в свои руки. Благо, демонстрации крутизны тут не требовалось.

– Нам бы с Петром Петровичем по делу поговорить

– Завтра Петр Петрович будет завтра в обед, уехал он к двоюродному брату

– Эх… вздохнул Моркофьев. Завтра точно будет?

– Ну, если автобус не сломается, то будет. Автобус с прошлого года новый, не то, что старая рухлядь, которая 25 лет до этого ездила, но все же, мало ли…

– Ладно, хозяюшка, как Вас по батюшке?

– Валерия Ильинична

– Извините за беспокойство. Валерия Ильинична, можно к Вам будет завтра часа в два-три подъехать? Хозяин-то с дороги не устанет?

– Да где тут уставать, час-полтора ему ехать. Подъезжайте.

– Спасибо, Валерия Ильинична. До завтра.

– До свидания

Отъезжая, Моркофьев заметил в огромном панорамном зеркале, укрепленном в салоне над лобовым стеклом, как сильно удивилась Валерия Ильинична, выглянув за забор и заметив московские номера на автомобиле, явно необычном для райцентра. Долго засматриваться на нее не пришлось, потому что джип рванул к шоссе бойко, как путник, с удовольствием возвращающийся домой. Обратную дорогу проспал не только Сергей но и сам Моркофьев, проснувшийся уже у подъезда после возгласа Профессора «Подъем, сонное царство». У подъезда все попрощались – Профессор поехал к себе, Сергей направился к бабке, Моркофьев, однако, пошел не домой, а в банк, в котором у него лежала половина денег, вырученных от продажи квартиры на еще не названной так «Золотой миле».

Игнат Владимиров возвращался домой, будучи чертовски недовольным. Он все вспоминал и вспоминал отказ Литейщика, который сообщил, что с этим материалом ничего не получится. Больно он коробится сильно, ни в какую ровную поверхность не получишь. И не в деньгах дело, тут, по его мнению, оборудование промышленное нужно, типа пресс-форм и литья под давлением. Игнату предстояло заняться литьем самостоятельно, но попытки отлить задуманную им деталь ведут в тупик. Стало быть, надо вносить изменения в конструкцию. А какие именно изменения, так бы их и сяк? В голову Игната не лезло ничего путного. От расстройства отказом Литейщика его мысли путались и он заставил себя выбросить все из головы и отдохнуть, чтобы завтра взяться за проблему с новыми силами. К счастью, средство для выброса лишних мыслей из головы послушно пискнуло динамиком после нажатия кнопки включения, выбросило экран начальной загрузки и через пять минут Игнат уже увлеченно резался в Civilization, выбрав уровень на ступень сложнее, чем он играл обычно. В «Цивилизацию» Игнат играл по-своему, не балуя даже компьютерных подданных разными продвинутыми демократиями, предпочитая воплощать лозунг «Нам нужен мир!!! И, желательно, весь!» исключительно при деспотизме. Разве что на последних стадиях игры он переходил к коммунизму. На этот раз Игнату удалось обыграть компьютер даже на более высоком уровне сложности, что он счел добрым знаком. Закинув на балкон полистирол, хранивший следы попыток Литейщика и еще раз сказав себе «Утро вечера мудренее», Игнат отправился спать.

В отличие от Игната, Киоши Онода очень давно не был настолько доволен собой. Его замысел осуществился! Расшифровав и прочитав письмо, написанное на ужасном английском, он достал запылившуюся емкость с сакэ и впервые за несколько лет выпил, с удовольствием поздравляя себя с удачей. Этому Vasily, как он и ожидал, нужны данные по опознаванию рублей. Парень честно признался в том, что не может отдать кредит. И в упомянутой им модели банкоматов стоит тот самый хорошо знакомый приемник банкнот. Ох, и будет же шуму в изгнавшей Киоши конторе, когда его друг по переписке Vasily сумеет насовать им белой бумаги вместо денег! Так их! Представляя себе все несчастья, которые свалятся на его обидчиков и недоброжелателей, Онода на радостях все подливал и подливал себе сакэ. После каждого глотка месть была все сладостней и сладостней, а грядущие беды гонителей Оноды становились настолько отчетливыми и осязаемыми, что прямо-таки разворачивались перед его глазами во всех подробностях. Эйфория все захватывала и захватывала Киоши, пока он вдруг не осознал, что преизрядно напился. Да и время было уже далеко за полночь. Однако, в настолько веселом состоянии, да еще и ночью писать развернутый ответ не стоит. Еще перепутаешь спьяну чего-нибудь и такое хорошее начало обернется пшиком, да и время потребуется на перенос всех хранящихся в голове данных в файл. Может и не день, и даже не два… Но все же, надо что-нибудь ответить парню. Недолго думая, Киоши набрал короткий ответ из двух строк, который он мог правильно написать, даже будучи сильно навеселе, и отправил ответное сообщение, не требовавшее новой фотографии на портале. Затем Онода отправился спать, хотя и зная, что завтра у него будет сильнейшая головная боль, но все-таки будучи настолько радостным и веселым, что неизбежные завтрашние проблемы казались лишь легкой ерундовой неприятностью.