Текст книги "Родом из Сибири"

Учусь в Москве

В Москву ехала уже не в мягком, а на третьей полке жесткого вагона. И то нас с Идой сумели втолкнуть с большим трудом провожавшие нас кружковцы, вещи подавали в окно. Поезда шли переполненными. Посадка была ужасной. Вещей взять пришлось много, везти и постели и продукты. Все, что могли дать нам дома. Очень плакала Идина мама. Да и Ида всплакнула. Моя мама держалась, я тоже. Нам повезло – мы заняли третьи полки, а это считалось роскошью, там можно было спать.

Навстречу нам шли санитарные поезда с ранеными, обгоняли наш поезд эшелоны с зачехленными и открытыми орудиями, автомашинами, танками, боеприпасами, воинские поезда с солдатами. Только они ехали на фронт, а мы – учиться. В нашем вагоне молодые офицеры в новеньких мундирах тоже ехали на фронт. Они были веселые, оживленные. Им было интересно и радовало, что вот девчонки уже едут в Москву учиться. Настроение у всех было отличное. Каждый день Ю. Левитан говорил о новых освобожденных городах. Я стала привыкать к затемненным станциям. У нас ведь в Сибири затемнения не было во все время войны. В один из последних вечеров нашего путешествия проехали мимо разрушенной станции, с черными печными трубами. Увидели мы и воронки вдоль полотна.

Рано утром по радио объявили: «Наш поезд прибывает в столицу нашей Родины – город Москву»; зазвучала мелодия «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля». Это удивило, взволновало и обрадовало. Москва! Ярославский вокзал. Вещи сдали в камеру хранения и налегке – в метро. Почему-то очень меня рассмешил эскалатор. И всю дорогу, пока мы ехали до площади Революции, я не могла удержаться от смеха.

Площадь Революции показалась мне безлюдной, пустынной. Очень мало людей, а у нас в Новосибирске и в Алма-Ате всюду толпа. Сели в троллейбус. Долго ехали до ВСХВ. Увидели по дороге развалины дома, разрушенного бомбой. Тогда в Москве их можно было встретить довольно много.

Через площадь шли пешком, она казалась еще больше, чем сейчас, ведь деревьев не было. Были аэростаты. Они мне казались очень надежными. Девушки в военной форме каждое утро опускали их, и по всей Москве, вдоль улиц, бульваров и в парках, можно было видеть эти огромные надутые колбасы на канатах.

Во ВГИКе нас ждали новости. Оказывается, в Москве тоже проводили набор на актерский факультет, параллельно с алма-атинским. Таким образом, на первый курс было зачислено пятьдесят человек. И руководить этим курсом будет Сергей Аполлинариевич Герасимов.

Первый курс. 1943–1944 годы… Вот что я писала тогда домой.

Вечер 4 ноября 1943 года. Москва

…Пишу я так: сижу за круглым столом, который стоит посредине комнаты, надо мной желтый шелковый абажур, такой, какие у нас в универмаге до войны продавали. Комната большая и довольно теплая, стоят пять кроватей, письменный стол, этажерка, круглый стол, большой шифоньер и шесть стульев. Пол паркетный. Еще вот шторы не выдали, но к праздникам дадут. Кровати с сетками, варшавские, и матрасы, дали подушки, и все пока. Домик дивный. Топится печами, тепло зависит от самих себя, всем дом хорош, да далеко! А знаете где: ехать на электричке до Лосиноостровской. Вот! Но это пустяки. Завтра получим карточки на этот месяц. Задержали, хлеб не пропадет, так как дадут талонами. Хлеб – шестьсот граммов и соответст венно продукты, не знаю, как еще будет со столовой. У нас здесь в кухне два раза в день горячая вода и печка топится. Еще нигде не были, устраиваемся. Здешний набор занимается с 18 октября, а алма-атинцы еще не приехали! Ужас! Они там голодают, но многие сами приехали.

У нас здесь завтра откроют красный уголок, там – пианино. А в институте в каждом классе пианино…

Музыкальная школа для меня была в детстве сущим наказанием. Я тащила по снегу нотную папку, с тоской поглядывая на счастливцев, катающихся на санках. И только один день я ликовала! Хрумкая валенками по снегу, я бежала домой с одной мыслью: привезли или не привезли? И когда увидела небольшой изящный кабинетный «Шредер», я кинулась к нему с такой радостью, с какой, конечно, ни до, ни после не бросалась к пианино. Я целый день не отходила от него, наигрывая вальсы, польки, пьески – все, чему успела научиться, когда у нас еще не было дома пианино, а задания выполняла где придется – в обычной школе, оставаясь после уроков, или у мамы в радиокомитете.

11 ноября 1943 года. Москва

…Седьмого демонстрации не было, так что целый день была дома, а вечером поехали в город, купили белого хлеба, побежали по Тверской, народа было много, издали видела выстрелы в честь Киева – красиво! Так даже сейчас, в затемнение, красиво. Огоньков много-много и все движутся.

Восьмого в Доме кино был вечер для ВГИКа. Я была! Дом кино – это недалеко от площади Маяковского (ехать на метро). Там такие разодетые дамы! Ужас. Я рано ушла, торопилась на электричку. Видела там Алейникова, больше никого не разглядела.

Семинар сдала. А второй урок был техника речи. У меня такие недостатки в речи: зажимаю гласные, подменяю согласные какими-то другими звуками, уж и не знаю какими, и многоударность. А у нас здесь в Лосинке такая сейчас прелесть. Снег на деревьях, как в сказке, ели, как заколдованные, и между ними красивые с резьбой дачки…

16 ноября 1943 года. Москва

…Институт каждый день обещают топить, но все никак не могут начать. Мастерства у нас пока нет, так как Герасимов (он у нас будет вести мастерство, помните его фильм «Непобедимые», у него же «Маскарад», «Комсомольск», «Учитель» и еще что-то много) сейчас на съемках. Погода здесь отвратительная: слякоть, то есть мокрый снег, воздух какой-то промозглый…

А я уже привыкла немного к Москве, пожалуй, теперь и не заблужусь нигде, ну, конечно, при условии, что рядом будут троллейбусы и метро. А метро-то какое дивное! Но Москва мне не очень нравится. На днях пойду заниматься в библиотеку Ленина, туда наши девочки с операторского ходят. Да, еще, самое главное-то. Позавчера, это воскресенье было, я утром с Идой была в городе, а часам к четырем вернулась, и кого же мы у себя увидели? Мишку Пушкарева. Девочки из нашей комнаты хорошо как-то к нему отнеслись, отдали посылку и письмо, он уже собирался уходить. Ему в комендатуре дали отпуск до 12 часов с понедельника на вторник. Ну вот. Он обижается, что ему не пишут из дому, уже месяц нет писем. Денег тоже нет, надеялся, что в посылке есть табак, но его не было. Ну а у нас ребята-то хорошие, так они его пустили к себе в комнату ночевать, на свободную кровать. Потому что если бы он ушел домой, то есть в казарму, в этот же день, у него пропал бы еще день отдыха, а знаете как жалко! Но ребята просто молодцы. А в понедельник мы пошли с девочками в институт, а он побежал на базар за табаком, а потом пошел искать знакомых…

21 ноября 1943 года. Москва

…Позавчера был первый день мастерства. Герасимов с ассистентом. Говорил много. Сказал, что презирает людей недоученных. Он – патриот и т. д. Сейчас он велел к завтрашнему дню написать в виде маленького сценария или рассказа этюд, а потом его играть. Ужас! Я не знаю, что делать.

Да, со вчерашнего дня начались учебные просмотры. Вчера смотрели «Веселые пингвины» и американский фильм «На седьмом небе». Ох и фильм! Это того же режиссера, у которого «В старом Чикаго»! Ой, как-то завтра Герасимов!..

26 ноября 1943 года. Москва

…В институте еще не топят.

Да, а ведь вчера была тревога. Я в команде противохимической обороны. Вот! Вообще-то у нас чистенько, уютно. Только вчера милиционер приходил – плохо окно замаскировано.

На нашем факультете сорок один человек, так что чистить будут!

А знаете, что у нас в Лосинке хорошо делать, так это гадать! Рядом колодец, амбар есть и даже заброшенный горелый дом. Так что прелесть! Мы на Новый год обязательно сделаем елку. Мамочка, родненькая, а когда мы будем вместе, хорошо ведь будет?!..

Велели нам прочесть сейчас (перечитать, вернее) «Степь» Чехова, «Казаки» Толстого и «Кармен». Зачем?..

Вчера мы ночевали в институте, так как в девять часов утра начались занятия по ритмике, потом мастерство, а потом просмотр фильма «Дожди идут» – американский фильм – и «Моя маленькая жена» – немецкий. Первый совершенно изумительный, там играет тот актер, который в «Чикаго», так что поздно кончилось, и мы в аудитории у батарейки уснули. А с девяти часов утра снова лекции.

Ой, отсев будет громадный. А мы еще так неудачно попали. Взяли-то нас в Алма-Ате театралы – Пыжова и т. д., а здесь Герасимов – кино! Невыгодно! Ужас! Ну да ладно. Коптилка совсем гаснет…

Нина Мамаева пишет, что ГИТИС весной, наверное, поедет в Ленинград. Боюсь за сессию, она начнется в январе. Нет света, заниматься трудно…

А Вы не огорчайтесь из-за платьев, и ерунда, что Буранова сама ходит в старом пальто, а ее дочь в хороших платьях. Чушь какая! Зачем это, вовсе не надо. А Вы себе еще не сшили костюм из той хорошей материи? Обязательно сделайте. Только Вы питайтесь получше.

Герасимов

3 февраля 1944 года. Москва

…29 января у нас было мастерство не в институте, а в городе на Красной площади, возле Кремля, был Герасимов и Тамара Макарова, ну и декан, и ассистент. Смотрели наши этюды…

В зимние месяцы ВГИК почти не отапливался. С наступлением морозов трубы полопались. И вдоль труб центрального отопления намерзли целые сталактиты льда.

Первое знакомство с мастерской Сергей Аполлинариевич проводил в одной из наших аудиторий со сталактитами. Все сидели в пальто и ждали, когда Сергей Аполлинариевич назовет фамилию, чтобы встать и сказать: «Это я».

Когда дошла очередь до меня, Сергей Аполлинариевич произнес: «Еще одна Макарова», – и добавил что-то вроде – оправдает ли фамилию.

Но мастерством в таком холодильнике заниматься было трудно. Поэтому занятия назначали в разных местах. Занимались и в Доме кино на Васильевской, и даже в помещении, где сейчас ГУМ на Красной площади. Там было тепло. Свой первый этюд, в котором показывались мастерам, играли мы с Идой. Тема этюда по тем временам обычная. Я – девочка из эвакуированных. Ида – хозяйка, я вхожу к ней в дом, хочу что-то обменять на еду. Вещь, не стоящая ничего. Но хозяйка усаживает меня за стол и дает хлеба. Я молча ем хлеб и только раза два повторяю: «Мы никогда не просили…» и т. д.

Когда закончили играть, Сергей Аполлинариевич расспрашивал что-то обо мне, откуда я и все такое. Похвалил нас. Это была такая радость! Ведь не Дорину играешь, а вот что-то такое, чего не было нигде. Что-то свое, и это интересно играть и, оказывается, это интересно смотреть…

Родным в то время я писала:

8 февраля 1944 года. Москва

…Вы не беспокойтесь обо мне. Вот сейчас мы, например, два раза в неделю получаем стахановские обеды, это кто по ритмике отличился.

Мы сейчас готовимся к выступлению в Доме кино. Вчера было мастерство – был Герасимов, Агранович и еще два вторых ассистента! Если бы Вы знали Герасимова, то, наверное, Вы бы как раз хотели для меня такого педагога. Он, например, говорит, что в основу всего берет МЫСЛЬ и ТРУД. И твердит, и твердит. (Он много работает: режиссер, сценарист, в газете «Литература и искусство» и ВГИК!!! Кроме того, общественник и так далее.) Его система занятий с нами сейчас – это этюды: на голод и ловля мышей (это на координацию движений). Занимаемся в городе. А с той недели будем в Доме кино заниматься.

Ай-ай, совсем забыла! На днях была в Малом театре, смотрела «Горе от ума». А роли-то исполняют: Чацкий – Царев, Молчалин – Садовский, Фамусов – Ленин, Софья – К. Тарасова, Хлестова – Яблочкина и другие. Сидела в третьем ряду, чудно, просто прелесть…

22 февраля 1944 года. Москва

…Сижу сейчас в Доме кино во время перерыва. Обсуждают нас сейчас, вся кафедра и нарком кинематографии. Вчера и сегодня были экзамены (я вчера делала этюды). Через несколько минут скажут нашу судьбу…

24 февраля 1944 года. Москва

…И на этом самом месте нас позвали. И стали читать: те, у кого «два», – отчисляются, а «посредственно» – остаются. И вот начинают читать, и – о ужас! Такая-то – «посредственно», «плохо», «плохо», «посредственно», «хорошо» и т. д., то есть восемнадцать человек отчислили, и после каждого «плохо», как по команде, выстрел, чья фамилия – всхлипывает и в голос плачет, на нее ноль внимания, фунт презрения, читают дальше, из тридцати человек трое получили «отлично» (в том числе и я!!!). Второе «отлично» получила узбечка Адиба; помните, я Вам писала, когда я первый раз показывалась Герасимову, они делали этюд на узбекском языке. А третье – Катя Деревщикова, я Вам писала о ней, она играла Женю в «Тимуре и его команде». Затем четыре человека получили «хорошо», остальные – «посредственно». Ида получила «посредственно», и, говорят, еле-еле оставили, но Вы не говорите об этом Ольге Владимировне, а то она будет волноваться, а пока все в порядке…

А ведь наш курс вначале почти целиком состоял из девушек – ребята воевали. Единственным парнем среди нас был Женя Моргунов. Его не взяли на фронт по причине юного возраста. Красивый, высокий, стройный и очень-очень талантливый. До сих пор помню, как блистательно в «Идиоте» он играл Рогожина. После окончания ВГИКа мы не виделись лет пять, а когда встретились, я его не узнала – так сильно Женя располнел. К сожалению, из-за болезни Моргунов лишился возможности играть драматические роли – и это стало большой потерей не только для него самого, но для всего отечественного кино и театра.

Во время учебы посетило меня мистическое откровение. В войну все женщины гадали, и девчонки в общежитии очень этим увлекались. Как-то нарисовали круг на бумаге с буковками, положили пальцы на блюдечко. Оно так и забегало по кругу, останавливаясь на нужных буквах. Я вызвала дух Александра Невского, спросила, что будет. Он ответил: «Булат перестанет сражаться, вы будете дальше сниматься!» Страшновато было. Но девочек отослали домой, а я осталась.

1 марта 1944 года. Москва

…Дней пять назад в институте вывесили объявление: кто нуждается в промтоварах – подать заявление. И мы подали с Идой. А сегодня нам дали ордера на брезентовые туфли, вообще-то они неважные, но сидят прилично, приблизительно такие, как у меня были серенькие, на венском каблуке, только эти защитные. А на дворе сейчас мороз, и завтра потопаю заниматься в валенках. Я очень рада, что на лето есть и брезентовые, и тапочки, а занимаюсь я в балетках, которые выдали лучшей тройке. Премию – чулки – еще не получила, говорят, завтра, уж скорее бы. Хочется посмотреть на них, какая такая моя первая премия. А вчера-то, вчера-то позорно осрамилась: взяла и заснула на английском. Да, главное, первый урок был, и где-то она узнала мою фамилию и назвала, когда я уже и лапы опустила и карандаш выронила, я сразу встрепенулась и начала врать: мол, закрыла глаза, чтобы в уме сосредоточиться и повторять звуки.

10 марта 1944 года. Москва

…Сижу сейчас на общей литературе. Проходим Плавта. Смотрела «Битву за Россию» и «Огни большого города» – раньше их не видела. А вчера взяла эту посылку. Спасибо, мамочка. Мне только немного не по себе. Вы, может быть, в эту минуту едите одну картошку, да и то мало. Очень этого боюсь. Ешьте лучше и больше, сейчас очень важно – здоровье сохранить. Ведь уже все семь посылок я получила.

12 марта 1944 года. Москва

…Вчера получила Ваше письмо, в котором Вы пишете, что на двадцать первое назначается Пленум. Ой, как это было бы хорошо! Я прямо скакала, прыгала от радости…

17 марта 1944 года. Москва

…Сейчас пошла и получила добавочные стахановские талоны на обеды на пятнадцать дней…

Удалось бы Вам съездить в Москву! Да, еще: есть распоряжение, что на лето студентов загружать полевыми работами не будут, но что об этом говорить, ведь еще впереди очень страшное испытание.

Мне почему-то очень хочется с Вами вместе побегать по лесу, в поле, на картофельном поле. Как-то у нас нынче будет с огородом?

Приехали бы Вы! Да, Вы, пожалуйста, и не выдумывайте огорчаться по поводу того, что Иде больше денег высылает Ольга Владимировна. Прежде всего, никак уже и не очень больше, а потом, мне уже семь посылок было, а Иде – одна. Как дела у Козинцева и Трауберга? Они снимают «Бурю». Интересно, когда они кончают? Наверное, кто-нибудь из старых ДХВДевцев снимается у них…

И мама приехала. И вот что писала из Москвы в Новосибирск.

23 марта 1944 года

…Здравствуйте, мама и Нинуша! Доехала я благополучно. В ожидании меня девушки натопили комнату, поторопились закрыть трубу и угорели. Застала их в постели. Пришла я, ребята узнали, вихрем побежали на второй этаж с сообщением – «Мама приехала!». Немедленно послышался визг, Инна, забыв про угар, слетела ко мне. Ночевала у нее две ночи. Сегодня меня обещают поместить в гостинице «Москва». Очень удобно. Если сегодня устроюсь, то вечером с Инной пойдем в театр кукол, куда мне дали билеты, и постараюсь устроить ее ночевать с собой, она должна зайти ко мне из института. Здесь сырая, хмурая погода все время. Инна только и говорит о летнем приезде домой, о вас обеих. Соскучилась сильно.

Какое это было счастье – приезд мамы в Москву!

В то же время нескольких наших студентов, в том числе меня, Клару Лучко, Музу Крепкогорскую, по договоренности с деканом пригласили на киностудию «Детфильм» (впоследствии Студия им. Горького) в группу фильма «Отцы и дети», вышедшего под названием «Это было в Донбассе».

Снимал картину режиссер Леонид Луков. Нас утвердили на небольшие роли так называемого окружения героини. Я играла партизанку. А главные роли играли Окуневская и Переверзев. Помню, стою между ними и слушаю, что они говорят. Вдруг режиссер командует: «Стоп!» Все замерли, а Луков на меня показывает: «Посмотрите, как работает эта девочка!» И я, вспоминая об этом, думаю, как важно вовремя похвалить человека.

Эта картина выйдет в 1945 году. Она станет первым фильмом с моим участием.

А пока я пишу в Новосибирск.

7 апреля 1944 года. Москва

…Сейчас Вы, конечно, уже дома. Я только что со… съемок!!! Отпустили. И эти несколько дней буду на студии и вот уже два дня, сегодня и вчера, снималась!!! А на съемках очень интересно. К счастью, в Москве снимать будем только землянку, основная работа будет в экспедиции. В день съемок дают коммерческие завтраки на студии (и приятно, всем одинаковые – и нам, и Лукову, и Окуневской) – это бутерброд с мясом и два куска сахара. А в институте так нам декан устроил, что нас, как пропускающих, в рапортичке не отмечают. Он разрешил, кроме встреч с Герасимовым, пропускать. А все-таки интересно на съемках. Теперь вот какое дело: во вторник семинар по марксизму!

13 апреля 1944 года. Москва

…Сейчас сижу в комнате, у нас двенадцать градусов, это ведь хорошо? Да, а Вы слышали о награждении работников кинематографии? И Герасимов, и Луков, и наш директор, и старый и новый, все награждены. Поговаривают о том, что, в связи с двадцатипятилетием кинематографии, быт студентов ВГИКа улучшат. Питаюсь сейчас хорошо. Да, а в Москве-то новость! Открыли коммерческие магазины и рестораны, но цены! И писать о них не хочется. Но это хороший признак! Ну а в Новосибирске открыли? Только бы у Вас все было хорошо!

Я сейчас опять езжу в библиотеку Ленина. Как там хорошо! Читаю по Вашему списку, сейчас «Лунную долину». Готовлю доклад по философии «Материя и движение»!!!

Вчера был у нас Герасимов, я делала этюд с Олесей на тему «Тихого Дона». Помните сценку, когда Аксинья и Наталья рядом полощут белье? Я – Наталья. Но это только основа похожа на «Тихий Дон», а этюд проходит молча. Короче говоря, Сергей Аполлинариевич сказал, что только этот этюд такой законченный, цельный… Он велит его для показа готовить. Ну, свет что-то гаснет. Не скучайте очень. Ведь весна! И я летом приеду.

25 апреля 1944 года. Москва

…Сижу сейчас на теоретической конференции на тему: «Социалистический реализм в отражении русской литературы, западной литературы, в искусстве, кино, в живописи, в драматургии и т. д.». На каждую тему выступают профессора, режиссеры. Очень интересно. Проходит она в два дня и будет каждый месяц на разные темы. С пяти часов до десяти часов вечера, сегодня после ужина (кормят даже) – фильмы, а потом на машине до Лосинки…

Да, сижу я сейчас гримированная, снимали только что на портреты. Это будет какой-то «тысячный» альбом с фотографиями всех актеров СССР и… будущих актеров по алфавиту, и, простите, я там буду!

7 мая 1944 года, воскресенье. Москва

…Вот и воскресенье. Уже вечереет. Окно открыто. Тепло. Пахнет дачей. А завтра последняя ночная съемка. А знаете, я как-то хорошо привыкла к ночной. Вчера видела кадрики и себя там. Забавно. Монтажница обещала принести потихоньку, а то Луков не разрешает им раздавать кадры. Москва вся копает огороды. Как у нас?

15 мая 1944 года. Москва

…Можете меня поздравить, позавчера получила за апрель на студии свои первые деньги – пятьсот девять рублей. А вчера было воскресенье, и я поплелась на рынок и купила за двести рублей на семнадцать дней (до конца месяца) обеденную карточку Р-4 – это самая лучшая. Сегодня в нашей столовке заходила в привилегированный зал и ела свои три блюда…

Да, я сейчас встаю в семь часов утра, в Лосинке – чудо! Воздух! Сосны! Солнце! Вскакиваю, бегу на зарядку на воздух, моюсь тут же колодезной водой, завтракаю и бегу в институт.

16 мая 1944 года. Москва

…Боже Вас упаси посылать мне деньги, у меня много и еще скоро получу. Сейчас подали заявление на сорочку. Вот дали бы!..

Как подумаю, что Вы, наверное, сейчас на поле за посадкой картофеля, так очень плохо. А вообще-то все чудесно, мамочка! Правда, скоро сессия!!! А в понедельник будет Герасимов, я буду показываться в трех этюдах, напишу, как это будет выглядеть…

Питаюсь я хорошо. Р-4 – это чудо. Вот в выходной пойду на рынок и хочу на июнь купить, пусть даже за 400 рублей. И еще куплю босоножки…

А вчера я была в Доме союзов, в Колонном зале, смотрела танцоров Анну Редель и Михаила Хрусталева, вот здорово! А залы какие! А сейчас была на просмотре американского фильма «Гибралтар»…

А на улице шумит дождь, так и вижу Вас в кабинетике, и почему-то астры и шопеновский вальс (я его вчера в Колонном слышала). А ведь правда, хочется всем вместе поездить и бабу в Москву свозить, и обязательно свозим! Вот увидите! Мы все вместе очень хорошо жить будем.

23 мая 1944 года. Москва

…Сегодня читала статью в «Литературке» о новосибирских писателях. Вы ее читали? Поздравляю, моя хорошая, Вас одну там похвалили, а то, что мало, так это и я мешаю, и хозяйство…

Да, совсем забыла. Позавчера в выходной день был Миша Пушкарев. Он теперь в Мытищах. Все такой же, как был осенью. Мы нашили ему полоски на погонах, у него не было.

28 мая 1944 года. Москва

…Вечер. Сижу за столом в Лосинке. На столе цветы, тетрадь по технике речи и заваренный чай, сухарики куличные…

Но, мамочка, зачем такую большую посылку? Ведь шоколад, масло могли и не посылать, мне просто тошнехонько, как подумаю, у меня есть, а вы там, наверное, голодные, или нет?..

А как хорошо сейчас на улице! Я так много бываю на воздухе, занимаюсь пластикой, физкультурой и акробатикой, что сейчас совсем голова никогда не кружится, тем более сейчас хорошо питаюсь.

6 июня 1944 года. Москва

…Сейчас вечер, окно открыто, лунища запузыривает. Огромная. А на улице где-то далеко высокими голосами поют. Ну, ближе к делу: начинается сессия, последний экзамен по марксизму. Третьего июля – по мастерству!!! Думайте обо мне, страшно!!! А на Украину группа Лукова выезжает в первых числах июля.

Да, поздравляю с открытием второго фронта! Союзники дают!..

Вчера было мастерство, был Сергей Аполлинариевич. Я показывалась в военном этюде. Меня пригласили играть в нем ребята с режиссерского факультета (теперь мастерство у нас вместе с режиссерским факультетом, так как там много ребят). И Герасимов хвалил меня. Вот. В воскресенье пойду в «Моссовет» смотреть «Забавный случай». А как у Нины с сессией? Скорее бы приехать! Посмотреть бы, как дома…

15 июня 1944 года. Москва

…Я сдала три предмета: ритмику и пластику – «отлично». Но вот чему Вы удивитесь, ну, удивляйтесь, так это по технике речи заработала… «отлично»! Причем всего в этом семестре на курсе из двадцати человек получили только три человека «отлично». Это уж у кого идеальная речь, и я… И за то, что я провела «колоссальную» работу, так говорит учительница, но это правда. Я много занималась. А как хочется домой!..

25 июня 1944 года. Москва

…Сегодня сдала военное на пять! Совсем забыла: в субботу была в театре Дома Красной Армии. Какой театр! Смотрела «Давным-давно». Как хороша Добржанская – Шура!..

Вчера был экзамен по музыкальной грамоте: я, говорят, блеснула знанием симфоний и получила «отлично». А позавчера и в четверг сдавали зачеты по истории искусств и по английскому…

30 июня 1944 года. Москва

…Позавчера приехал Сергей Аполлинариевич и говорит, ну, кого же мы увековечим на пластинке для радио? Выбрал этюд мой с Олесей, этюд на реке с пением, записали нас на пленку, сегодня в шесть часов тридцать минут по московскому времени будет передача, и там ВГИК – и Кулешов, и Герасимов, и мы… Вот! Пою я там низким, низким голосом…

4 июля 1944 года. Москва

…Вчера был экзамен по мастерству, семь человек получили «отлично» и гм… я – первым номером!!! Говорят, когда было обсуждение, то Пудовкин (кинорежиссер) выступил с тем, что это игра не студентов, а профессионалов, и хотят для крупных представителей кинематографии и вообще для литературного круга Москвы сделать показ наших этюдов в Доме кино. Но дело в том, что если соберутся сделать его, то только к 20 числу, то есть когда все разъедутся. О, салюты!!! Что-то взяли! Открылись коммерческие промтоварные магазины, сегодня целый день с девочками ходили, но цены! Такие, что и покупать нечего. Ну и не надо! Верно ведь?

А вот наши Минск взяли, и ладно. Война скоро кончится…

А в конце мастерства мы всем нашим мастерам подарили букеты роз, и вот лепесточки от розы из букета Сергею Аполлинариевичу Герасимову! Только бы цензура не выкинула!..

Как теперь передать слова благодарности моему главному учителю, ведь его нет уже много лет?.. Если называть имена тех, кого воспитали Сергей Аполлинариевич Герасимов и его жена Тамара Федоровна Макарова, получится очень длинный список. Многие и многие известные имена очень талантливых людей: Наталья Аринбасарова, Наталья Белохвостикова, Жанна Болотова, Сергей Бондарчук, моя дочь Наталья Бондарчук, Наталья Гвоздикова, Людмила Гурченко, Николай Еременко-младший, Дилором Камбарова, Зинаида Кириенко, Алла Ларионова, Марина Левтова, Клара Лучко, Наталья Фатеева, Лидия Федосеева-Шукшина; чтобы перечислить всех, надо исписать не одну страницу. И высокая справедливость в том, что институт кинематографии носит имя Сергея Аполлинариевича Герасимова.

Его ученики часто приходят на Новодевичье кладбище почтить память учителя, кладут цветы. На гостинице «Украина», где жили Герасимов и Макарова, есть памятная доска, и моя Наташа была на ее открытии.

Сергей Аполлинариевич и Тамара Федоровна знали о том, что я очень рано потеряла своего отца. Даже хотели меня усыновить – наверное, моя фамилия покоя не давала. Кажется, у них было серьезное намерение, но помешало мое замужество. Все равно я всегда считала их самыми близкими и родными людьми. Когда появилась Наташка, они первые пришли с поздравлениями. Помню, я дала дочь на руки Сергею Аполлинариевичу, и Натка крепко схватилась за его Звезду Героя. А Герасимов на это: «Ну и хватка!»

Потом они приезжали к нам на дачу, смотрели, как Наташа делала детский театр. Дом еще был не достроен, и в проемах вместо дверей висели скатерти. После кукольного спектакля Тамара Федоровна улыбнулась и говорит: «Наш контингент!»

Когда появился мой внук Ванечка, Сергей Аполлинариевич приходил к нам домой и, увидев, что ребенок плавает в ванне один – а Ваню выучили плавать раньше, чем ходить, – вместо серьезной лекции на студии Горького сказал: «Да все это ерунда, а вот у Наташки младенец в ванне плавает – вот это да!»

Мы были не просто педагоги и ученики, а как единая семья. Но, конечно, такие теплые, самые близкие отношения сложились у нас не сразу.