Текст книги "Родом из Сибири"

Год новый, год победный

31 декабря 1944 года. Москва

…Через полчаса Новый год! Что-то готовит нам 1945 год?!

Я сижу в нашей комнате, убранной, чистой, теплой, светлой, в углу стоит елка. Пишу на столе, по-праздничному накрытом. Встречает все общежитие по комнатам. Значит, нас четверо. А елка! Вот потеха. Сегодня ночью на Лосиновскую улицу выползли с топором за плечами три тени и направились в лесок. Там, при очень напряженной и таинственной обстановке, елка была приобретена. Сейчас зашел Женя (Олесин муж) и сказал, что через десять минут!!!

5 января 1945 года. Москва

…За эту неделю ничего интересного не произошло. Читала «Эмилию Галотти» Лессинга, «Алые паруса» Грина, кое-что Куприна, Чехова и сейчас читаю «Человек, который смеется» Гюго. Все нормально, идут занятия, а с двадцать седьмого уже… сессия!

Вчера получила в магазине четыре килограмма картошки и даже копченого мяса, правда, триста граммов, но я делаю очень вкусный тушеный картофель с лавровым листом. И я имею каждый день обед УДП (усиленное дополнительное питание) и завтра получу лапшу и жиры. Вот!..

Иногда у меня бывают такие минуты, что думаю – не зря ли пошла во ВГИК, а не куда-нибудь в театральную студию, а потом сама же себе и говорю, что и мысли такой не должно быть. Ведь и в любом театре пройти и занять должное место очень трудно, а еще к тому же все театральные студии и институты настолько сейчас измельчали в творческом отношении (сейчас поднялся дикий вой и визг – дали свет, а то сидели с лампой), то есть идут все по протоптанной когда-то уже дорожке Станиславским и боятся, что ли, другого, да если бы и Станиславского систему применяли где нужно, а то считают, что системой актера можно сделать. Нет. Всему и всегда нужны три условия материализма: обстоятельства, время и место… из слов Коклена: «Каждый актер должен быть сам своим учителем». Это, конечно, не исключает того, что кто-то руководить им должен, и вот я считаю, что идейного руководителя лучше Сергея Аполлинариевича не найти нигде в театре, да и не надо. Я сегодня распечатывала Ваши письма, а Олеся увидела эту бумажку и говорит, что у Жени такая же, а Женя, как всегда, сделал умное лицо (мы ехали втроем на репетицию, мы, впрочем, всегда вместе). А ведь у Жени папа тоже писатель, они живут в Алма-Ате, его фамилия и имя Сафаргалий Бегалин, а Женю правильно зовут Мажит, а у Олеси сейчас мама в Латвии, так как отец при госпитале, а госпиталь там. Посылаю в этом письме две фотографии, снимали ребята – операторы первого курса. Только бы не потерялись, а цензура ведь пропустит, в моей физиономии ничего нет такого, что вызывало бы сомнения политического или какого там еще характера в военное время?!

Скоро на экраны выйдет «Иван Грозный». Это-то, говорят, вещь! Я еще не видела. Мамочка, а у Вас почему все время какие-то упадочные мысли о будущем?.. Родненькая, впереди все только самое хорошее, светлое и счастливое!.. Все, что есть сейчас, это самое поганое и плохое, и разлука, и материальные неурядицы, но все это скоро кончится. И мы будем с гордостью вспоминать это время, но ведь мы русские – и поэтому будет казаться, что было уж не так-то и плохо!!!..

16 января 1945 года. Москва

…Вчера играла этюд Герасимову, говорят, ничего, он пойдет на экзамен наравне с отрывками из классики. На дворе мягкий, пушистый снежок. Тепло. Вчера смотрела на салют. Красиво! И наши уже далеко, и война, наверное, скоро кончится!..

Ночь с 23 на 24 января 1945 года. Москва

…В комнате тепло, и еще только что натопили печь. Это мы вчера двумя комнатами пошли и спилили огромную сосну и вот теперь блаженствуем. А пилить нетрудно, даже весело и интересно, такая марк-твеновская обстановка, мороз (сейчас стоит солнечная, морозная погода – хорошо!), лунища, и аккомпанементом нашим пилам служили… салюты. Из Лосинки их видно и слышно. А сейчас из печки достала… котелок с гречневой кашей, это значит, что позавчера уже получила посылку по почте.

На днях в Доме кино смотрела «Ивана Грозного» – пышный фильм. Громоздкий и… чуть натянутый. Мне нравится… отдельными кадрами. Сейчас уже начались зачеты, и сдала музыкальную грамоту – пять. А у Вас все еще ничего не слышно о Москве? Будут нынче вызывать или нет?..

1 февраля 1945 года. Москва

…Я недавно приехала из библиотеки, читала «Бегущую по волнам». Почему я так люблю Грина? Уже сдано восемь зачетов. А по русской литературе профессор Нейман даже декану специально сказал, что от меня «исходят лучи знаний русской литературы»! А по западной литературе мне достался Бомарше…

3 февраля 1945 года. Москва

…Вчера день прошел так: была у преподавателя по речи, занималась на дому, потом была в библиотеке Ленина. Читала стихи Рабиндраната Тагора и Куприна – «Олесю» и «Гамбринус»…

11 февраля 1945 года. Москва

…А по художественному слову-то ляпсус! Я не помню – писала ли?!

Дело было так: накануне экзамена я читала «К морю» Пушкина, был прогон, и все шло великолепно. В день экзамена надо было явиться к одиннадцати часам, а я и еще одна девочка – кореянка с нашего курса – явились в двенадцать часов тридцать минут!!! Это из-за электрички и из-за копания, одевались три часа. Ну, входим, вернее, насильно «вошли» в зал. Сидит комиссия, как на мастерстве, только Сергея Аполлинариевича не было (он на конференции трех держав в Крыму, руководит съемками, вот порасскажет!!!). И уже все наши прочли и чинно сидят в сторонке, с нами очень мило и любезно все говорят (это чтобы мы не волновались!). Первая читала Герошка, потом объявили меня. Говорят, читала лучше, чем всегда (а накануне нас случайно слушал муж Марины Петровны Дагман-Хановой – и говорит, что меня сейчас бы сразу взяли в театр). Объявляют оценки… девчонки некоторые ждали пятерок – не поставили, доходит очередь до меня… во обще-то, говорят, «отлично», но за безобразное поведение (то есть опоздание) снижают и ставят «хорошо». Ругали. А потом смеялись, а четверку все-таки поставили! Вот историйка-то! Но ничего! От этого хуже читать не стала…

12 февраля 1945 года. Москва

…Позавчера были у Тамары Федоровны, показывали часть своих отрывков. Она дает очень дельные замечания, недаром столько времени Сергея Аполлинариевича слушает…

17 февраля 1945 года. Москва

…Давно опять не писала… очень неприятное состояние, неопределенное, ужасное. Репетировать очень много приходится, вот не те слова пишу, и руки дрожат, это от какого-то волнения, боюсь и хочется репетировать. Сейчас опять поеду на репетицию. Вчера прилетел Сергей Аполлинариевич. На днях Тамара Федоровна посмотрела отрывок у нас из «Казаков» – ей понравилось! Вы не очень сердитесь на меня, что мало пишу… приду домой и боюсь писать, что вот напишу что-нибудь, а на деле не так выйдет… Питаюсь хорошо, деньги есть, так что об этом не беспокойтесь.

У Грина в «Алых парусах»: «Движения работающих, благодаря долгому навыку, приобрели ту отчетливую, скупую точность, какая кажется вдохновением». Это то, вероятно, чему нас учат, это и есть мастерство, а плюс к этому еще немного хотя бы настоящего вдохновения, и было бы блеск, то, что нужно. Да ведь?!.

26 февраля 1945 года. Москва

…Вчера сдавали – получила «отлично»!!! А уж так боялась, так боялась!!! Играла Любку в «Ворах» Чехова и Устиньку в «Казаках». Прямо на экзамене Сергей Аполлинариевич сказал, что это самый трудный по выполнению чеховский женский образ и игрался он на высшем классе!!!

В институте сейчас как-то возбужденно! Все уже знают результаты и меня кругом поздравляют! Я Вам уже писала, что собиралась делать «Неточку Незванову»? Это сцена, если помните, в конце, в библиотеке. Чудесная, но, как и следовало ожидать, поставить за десять дней Достоевского мы не смогли, но читать читали уже Тамаре Федоровне – ей понравилось. В будущем семестре, вероятно, будем делать…

27 февраля 1945 года. Москва

…Сейчас читаю «Войну и мир», вернее, перечитываю, и там князь Андрей отцу письма писал каждый день, вот мне бы так, да я ведь и не сумею…

Я очень спешно описывала экзамены. Но вот как было.

Прогон прошел оживленно, настроение у всех поднялось, решили в день экзаменов прямо порадовать Сергея Аполлинариевича (он мало занимался из-за всяких правительственных заданий и очень волновался за нас).

«Воры», я Вам уже писала, никак у меня не шли, трудно: во-первых, с такой ролью впервые сталкивалась, и потом – слабые партнеры. Вы читали «Воры»? Вот, если помните, то знаете, какую роль там партнеры играют! Костюмы мы брали на «Детфильме» в день показа. Третьим номером шли «Воры». Когда окончили, Сергей Аполлинариевич тут же стал говорить, что это то именно, что нужно, и Чехова-то, мол, я поймала прямо за уздцы, особенно одну сцену вела на высшем классе! Тра-ля-ля!

А сыграли мы «Казаков», и Сергей Аполлинариевич сказал, что это да… но Толстого здесь мало, мне указал на то, что в сцене под арбой, мол, очень мила. Итак: четыре «отлично», штук пять «хорошо», остальные псы… ПОГРОМ!

Вы только подумайте. Алексей Толстой-то умер! Как ему, должно быть, обидно, что не дожил до конца войны…

28 февраля 1945 года. Москва

…Я только что приехала из города и, когда шла по Лосинке, то было как в сказке. Представьте: туман, луна сквозь сосны лучами пробирается, снег, как воздушный, словом, очень красиво. Я шла и думала, что это я в царстве сказочном каком-то. А ездила я в институт, там устроили ГИТИСу просмотр двух фильмов, я-то уж не раз видела, а еще с удовольствием посмотрела. Это «Гибралтар» и «Мистер Дитс едет в город». Оба великолепные и в актерском исполнении, особенно Купер – мистер Дитс. Ох, как играет!!! У него очень приятное, но не очень уж красивое лицо, и играет он как-то, то прищурится, то как-то посмотрит, словом, здорово по всем существующим системам актерского мастерства… Я получила пятерку, все вроде хорошо, а вот первые дни после мастерства ходила, как побитая. И сделано, кажется, все не так и неинтересно, да это не кажется, а точно так. Сейчас буду спать…

3 марта 1945 года. Москва

…Я с подругой взяла в институте отношение во МХАТ, и пошли. Приходим перед началом, там «Анна Каренина». В кассе билетов, конечно, уж нет, а у администратора толпа народа, военных и т. д. Мы расталкиваем народ и прямо в окошечко, и представьте, сколько, говорит, вас?! Говорим – трое (нас было трое), и нам подают пропуска в бельэтаж, правда стоячие. Я ведь впервые во МХАТе. Играли: Еланская, Кедров, Прудкин и т. д. Жаль не Тарасова…

5 марта 1945 года. Москва

…Сергей Аполлинариевич болен опять, эта конференция вывела его из строя, будем ездить к нему на дом…

Теперь представьте обстановку: в очень уютной комнате, с диваном, ковром и роялем, на мягких креслах сидим мы. Все. Говорили об экзаменах, о дальнейшей работе. Вчера, оказывается, у Сергея Аполлинариевича была «конференция» относительно нас всех. Отрывки будем доделывать. Кое-где заменили партнеров. Значит, у меня остались «Воры» и «Казаки» – под вопросом. Затем попросили выйти всех мужчин и наших ребят, остались мы одни с Тамарой Федоровной. Уселись все за круглым столиком и начали беседу. Тамара Федоровна говорит, что это она впервые беседует с молодежью (заметьте, как она начинает свою педагогическую карьеру). То есть говорила о том, как следить за собой, рассказывала о вчерашнем обсуждении, где каждому давали характеристику. Мне сказала, что… ну, похвалила, но сказала, чтобы мне показаться в новых качествах.

Я, право, не знаю – в каких? Но так как у меня есть работа, то они сами обо мне, в смысле подбора роли, не будут беспокоиться.

Я очень Вас прошу – посоветуйте что-нибудь, главным образом из русских, это: Лермонтов, Чехов, Толстой, Горький, Достоевский. Из иностранных: Флобер (но тут только «Мадам Бовари» – я летом прочла, она что-то меня не задела, хочу перечитать), Стендаль (кстати, не читала ничего), ну вот, кажется, и все… В выборе не смущайтесь внешними данными, и, может быть, Вам будет казаться, что это не для меня, слишком сложно, разница воспитаний, среды… все равно, если это интересно, буду играть. Хочется, чтобы и драматическое, и сильный характер, всяких «униженных и оскорбленных» я играла, и говорили, вполне квалифицированный в этом от ношении товарищ. Вот увижусь с Сергеем Аполлинариевичем, поговорю об этом.

Потом стали говорить о конференции крымской. Я еще не видела фильм, говорят, отличный. Тамара Федоровна рассказала о впечатлениях Сергея Аполлинариевича. Не знаю, то, что пишу, выдержит ли цензура. Ну вот, например: ведь Сергей Аполлинариевич любит готовить, его даже зовут Сергей Акулинариевич. Тамара Федоровна говорит, что его не выгонишь из кухни. А дома часто не бывает лаврового листа. Вот наш Сергей Аполлинариевич не растерялся и в Крыму-то нарвал листьев, воткнул в карман и пошел на съемку. И встретил В. М. Молотова. Поздоровались, и Вячеслав Михайлович спросил, указав на листья: что это? Сергей Аполлинариевич говорит – лавры, а Вячеслав Михайлович – не рано ли (конечно шутя)?

Об Иосифе Виссарионовиче Сталине говорит, что это человек необычайного обаяния. А Черчилль очень любит сниматься, вплоть до того, что если его попросят выйти и зайти еще раз из той же двери, то он скажет «пожалуйста» и повторит этот выход для съемки. Очень интересно.

Но вот что играть? Хочется что-нибудь интересное, трудное, чтобы если сделать, так почувствовать. Интересно жить, мамочка. А тут война, даст Бог, кончится, и хочется сделать что-нибудь к этому торжественному дню. Ну, сейчас я лягу спать, Тамара Федоровна велела спать обязательно восемь часов в сутки…

Для нас Ялтинская конференция союзников была верным сигналом о том, что война кончается. Потом я много снималась на Ялтинской киностудии, часто бывала в Доме-музее Чехова, с наслаждением читала со сцены его переписку с Ольгой Леонардовной Книппер-Чеховой. Мне Чехов душевно близок. Как-то раз мне разрешили переночевать в его доме. И я ночь не спала, так было трогательно, а я же артистка – впечатлительная.

Я познакомилась с его сестрой, Марией Павловной. Потрясающая была женщина. Мы с ней гуляли по ялтинской набережной. Она всю жизнь посвятила, чтобы сохранить наследие своего гениального брата. Даже в войну, когда Ялта была оккупирована фашистами, она не пустила в дом Чехова немецкого офицера на постой. Это же был тогда подвиг!

1 мая 1945 года. Москва

…Это второе мое письмо с тех пор, как Вы уехали…

Да, позавчера смотрела фильм с участием Бед Девис, лучшей актрисы Америки, помните, еще Ильф с Петровым пишут о ней в «Одноэтажной Америке»? Видела ее в «Старой деве». Вот играет!

А вчера был вечер на всю ночь в институте. Вечер был хороший, даже с винегретом и лапшевником. Были две картины, очень хорошие, и танцы.

В Москве сняли затемнение, город красивый. Сегодня я уже в носках, как и многие. Копают огороды. Как-то у нас нынче!..

8 мая 1945 года. Москва

…Сейчас очень горячие дни по мастерству. Репетируем «Хождение по мукам». Интересно, что получится. Без конца грозятся большим отсевом.

Война-то заканчивается! Ура!!! Слава Богу!!!

Но вот я вчера получила Ваше письмо, первое из дому.

Какой ужас с Мишей-то Пушкаревым!!! Бедная Евгения Ивановна и Глеб Михайлович!!! Добрый Глеб Михайлович!!! Как это страшно! Тем более война подходит к концу. Обидно…

11 мая 1945 года. Москва

С ПОБЕДОЙ!

Мамочка! Моя славная! Сейчас сижу в библиотеке имени Ленина и строчу это письмо.

Восьмого я отправила Вам письмо, и поехали мы с Клавой на репетицию в клуб Ногина, это на Дзержинской площади. Репетировали до половины первого, потом пошли к Клаве. Пока пришли, поели, уже второй час ночи, Левитан объявляет, что сегодня передачи будут до четырех часов утра – мы насторожили уши. И вот прекратили концерт и объявили… конец войне! Мы с Клавой истерически почти хохотали, прямо по пустякам. А потом легли спать… Утром проснулись, по телефону стали поздравлять, и нас поздравляли. Муж Клавы пошел к себе на работу, они там праздновали, а Клава позвонила брату, и он пришел с невестой. И вот мы вчетвером стали пить портвейн, есть селедку, мед, рисовую кашу с мясом. Затем стали звонить институтским ребятам. Пришел один парень и сказал, что сегодня, то есть девятого мая, весь институт наш в шесть часов вечера после войны встречается у Большого театра в сквере. Мы до вечера погуляли немного, а к шести пошли.

На улице уже было трудновато ходить (в общую уборную была колоссальная очередь, так мы пошли в гостиницу «Европа» – мне-то там все знакомо, прошла мимо нашего номера…). Подходим к театру – кругом музыка, танцы. На нас что-то налетело и начало подбрасывать наверх, что-то целовало и плясало, оказывается наши гиковцы! И вот началось что-то невероятное и бешеное. Мы, было всего тридцать пять человек с разных факультетов, но ведь нас всего-то ничего, так что друг друга все знают, взявшись за руки, ходили по площадям, орали, бежали полькой, останавливали машины американские и поздравляли. У дома посольства кричали: «Ура, да здравствуют союзники!» Завидев героя, хватали и начинали качать, качали даже бабушку-садовницу Большого театра. Оседлали чью-то машину, то есть в ЗИС село пятнадцать человек, и через Красную площадь вся эта орущая компания летела к дому Кулешова – директора, остальные еще быстрее как-то добрались. С воплями ворвались к Кулешову, целовались с ним, с Хохловой, с их пуделем, потом перед их домом выстроились и кричали приветствие всем кинематографистам. Потом у библиотеки Ленина поймали двух французов, качали их, а они кричат «кес-ке-се»! Затем решили к салюту в честь Победы снова собраться у театра. Мы с Клавой и еще с компанией поехали к Кате Деревщиковой. Приехали, девчата были с нашего курса, а ребята с режиссерских и операторских курсов. Мама Кати немедленно собрала стол (какой стол – ахнули), ребята принесли вино и только было начали ужинать, как объявляют – речь Сталина, затем салюты. Мы подхватились и бегом в центр, трамваи еле ползли или вообще стояли, так много было народа, виллисы были полны и сверху и внутри людьми, и вот начались салюты!!!

Что за зрелище!!! Из прожекторов был сделан купол, летали потом самолеты, бросали ракеты, и в небе горели флаги! На Кремле – звезды! Ура!!! Бесились опять со всеми на площади и к двенадцати добрели до стола, ну, уж и ели же и пили!!!

Ночевали у Кати, а с утра в институт на ма шине, мы часто останавливаем. Занятий не было, я получила от Вас телеграмму, потом снова поехали к Клаве, потом я поехала в Лосинку (уже в мирное время!) и спала до сегодняшнего дня, до одиннадцати часов…

Я пишу: «ночевали у Кати», то есть всех уложили на пол. От усталости я отключилась моментально. Когда утром открыла глаза, первое, что увидела, как парень пристегивает к ноге протез. Заметив выражение ужаса на моем лице, усмехнулся: «Что, испугалась?»

Боже мой, значит, он весь этот путь от Большого театра пробежал с нами на протезе! Это был Станислав Ростоцкий.

14 мая 1945 года. Москва

…Большое спасибо за гостинцы, вот и все, чем сейчас могу отблагодарить Вас. Но ничего, война кончилась, мне, если не выгонят, два года осталось…

Играли мы с Клавой сцену из «Сестер». Я – Даша, Сергей Аполлинариевич сказал, что это интересно, будем делать. Ребятам тоже понравилось.

Все вот говорят, что хорошо, а… пусто у меня на душе, не то, не то, не то… что-то, по-моему, в мастерстве странное, и актеры, играющие приемами, хорошо овладевшие мастерством, им скучнее и неинтереснее играть… то есть не то, это бред! Нужно читать больше, да? И тренажем заниматься? Ну вот. А вообще-то все хорошо. Сейчас горячее время. Хочется заниматься. Завтра с утра речь, будем читать стихи. Сергей Аполлинариевич говорит: ну, вырвалась на интеллигентные роли! А что ж, говорит, похоже!..

18 мая 1945 года. Москва

…Сегодня начала читать эпиграф к «Смерти поэта», я сейчас делаю к экзаменам «Плач Ярославны» и «Смерть поэта», так вот, начала читать, там такие слова: «Отмщенье, государь, отмщенье…» и т. д. и… разревелась! Реву!.. А Дагман довольна, и все рады – хорошо урок провели (!). А я, несчастная, и сейчас боюсь читать как следует. Сейчас на улице дождь, и я рада, что раньше пришла посуху. А Бегалиных нет еще, вот промокнут-то! Война-то кончилась! Как у нас дома дела? С новой комнаткой, с картофельным полем?..

24 мая 1945 года. Москва

…Живу хорошо, учусь, стараюсь, репетирую, так хочется заниматься, больше читать, жаль, что мало времени остается на подготовку. Уже нам дали расписание экзаменов! Ужасно их много, всего восемнадцать предметов. Ну а мастерство будет последним. Говорят, Сергей Аполлинариевич будет на всех специальных уроках. А сейчас поеду в Дом кино, там будет картина с Бед Девис в «Лисичках»… Поеду в новом платье и туфлях!!!

11 июня 1945 года. Москва

…А сегодня мастерство и был Сергей Аполлинариевич. Прилетел наконец-то. У меня не пришел партнер, и поэтому не показывалась, а зато! Во-первых, Сергей Аполлинариевич похвалил меня за фигуру (я похудела), и Тамара Федоровна говорит, что стройнее стала. Во-вторых, наконец-то играла со баку! То есть в одном джек-лондоновском отрывке нужен за сценой вой и лай собак, так я и один парень зашли за сцену и такой там подняли вой и лай, что потом были отмечены как лучшие исполнители отрывка!..

Случай тогда действительно получился смешной и очень памятный. Когда играли этюд по Джеку Лондону, все – на сцене, а мы с Женей Моргуновым за кулисами гавкали за целую свору собак. Вдвоем подняли такой вой и лай, что получили пятерки – единственные в этом этюде. Герасимов так и сказал: «Лаяли вы гениально!» – и смеялся. А как я рада была!

12 июня 1945 года. Москва

…Сейчас очень интересно, так как работаем много. Но как же я боюсь за «Плач Ярославны»! Вот сколько читаю, все говорят – хорошо, а я ни разу не почувствовала радости во время чтения (не удовлетворена – этого, наверное, и не будет), а вот радости, когда прилично играешь.

Как хочется хорошо играть. Чтобы играть для людей, и им хотелось что-то делать для всех людей большое и хорошее! Ну, спокойной ночи!

21 июня 1945 года. Москва

…Во вторник сдавали художественное слово.

Приехал Сергей Аполлинариевич и вообще комиссия громадная. Я читала последней… Громыхнула как «Плач Ярославны» – так пятерку и схватила, а всего три пятерки. В понедельник было движение – и тоже пять, и ритмика – пять. Я каждый вторник и воскресенье бываю в бассейне. По плаванью у меня пять…

Телеграмма в Новосибирск: «Приеду двадцать девятого вечером встречать не надо».

Прошло лето. С осени в институте появились люди в гимнастерках, учение которых было прервано войной, но им посчастливилось вернуться, и они осторожно приглядывались к обстановке и студентам, среди которых были вчерашние школьники. Им, прошедшим фронт, госпитали, постаревшим не на четыре года, надо было собраться и вместе со всеми начинать осваивать новую, мирную, студенческую жизнь.

Сентябрь 1945 года. Москва

…Завтра будет речь: мы проходим прозу и учим сейчас «Огоньки» Короленко. У нас новая учительница по пению – жена режиссера Птушко. Чудесная.

Тамара Федоровна улетела в Прагу. А читаю я сейчас «Братьев Карамазовых».

Сергей Аполлинариевич каждый четверг и понедельник бывает у нас! Тамара Федоровна прислала из Праги нам, девочкам, брошки, а ребятам карандаши, написала письмо и подписалась так: «Ваша заграничная штучка»…

28 сентября 1945 года. Москва

…Вчера опять был Сергей Аполлинариевич. Он теперь в отпуск пошел, будет специально ради нас приезжать из «Сосен». А сегодня я училась ездить на велосипеде и играла в теннис. И что же: на велике еще не научилась, а в теннис у меня громадные успехи…

23 октября 1945 года. Москва

…Новость. Сергей Аполлинариевич ушел со своей работы, с хроники, и теперь у него только мы и творчество!!! Да, а ведь я не сказала, что я играю, на какую репетицию осталась!!! Так вот, это самое ужасное, так как играю-то я Настасью Филипповну в «Идиоте»! Это под чутким руководством Сергея Аполлинариевича. И еще лучше, он предложил мне делать «Мадам Бовари»!!! С ума сойти!!! Так я пока остановилась на одной Настасье Филипповне. Вот. Ну, что же еще? Ой, идут наши!!! Начинается репетиция…

25 октября 1945 года. Москва

…Но что меня волнует, так это роль. Играю-то я ведь Достоевского. Настасью Филипповну – ни много ни мало. В этой роли есть все: это и Эмма Бовари, это и Анна Каренина, и субретки французских театров, и Джульетта, и все, все. На ней или сорваться, или наоборот!!! Боюсь я страшно. Но очень хочется делать. Тем более что на эту роль еще две девочки просятся, прямо грызня… Что будет дальше – не знаю. Буду писать все о ходе событий относительно Настасьи Филипповны. Хорошо? Сейчас пока идут черновые репетиции и в понедельник показ!!!

9 ноября 1945 года. Москва

…Насчет моих способностей или неспособностей я так скажу – силы воли бы хватило. Я очень люблю скромные профессии, вроде учительницы или врача, и ушла бы сама. Однако… Ну да хватит болтать-то! Мы вот посмотрим, что будет дальше, и вхолостую ли я сейчас работаю или нет. Вот как я на это смотрю. А пока лягу спать.