Текст книги "По ту сторону барьера"
Автор книги: Иоанна Хмелевская
Жанр: Зарубежный юмор, Юмор
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
Я не сомневалась в мотивах, которыми могла руководствоваться женщина, и высказала их не колеблясь. Пусть я не слишком хорошо знала Луизу Лера, зато знала множество баб её типа. И в этом отношении за века женская природа абсолютно не изменилась, уверена.
– Тут все зависит от личности хахаля! – решительно заявила я. – Если он моложе её и хорош собой, к тому же умеет держаться и очаровывать баб, то она в него вцепилась. А если это побитый молью мужичонка, ничего собой интересного не представляющий, типичный охотник за приданым, то он и был лицом заинтересованным, а неглупая женщина должна была десять раз все продумать, прежде чем ради такого пойти на преступление. Так что надо найти убийцу и посмотреть на него.
– И вот ещё о чем надо помнить, – не очень уверенно заговорил Гастон. – Ты извини, я не хочу выглядеть нахалом, который вмешивается не в свои дела, но ведь они касаются тебя… И раз уж ты меня пригласила к этому разговору, хотелось бы упомянуть о такой личности, как Гийом. Почему-то вы с Романом о нем не заговариваете, а я вот понаслушался… наверное, нехорошо опираться на слухи, но других источников у меня нет, а общаясь с Реноденом и другими приятелями, я то и дело слышу о Гийоме. Ты не можешь не знать о нем, наверняка тебе говорил твой поверенный, что он одно время был чуть ли не главным претендентом на наследство твоего прадедушки, ведь он его потомок по прямой линии, хотя вроде бы… не совсем законный. Должно быть, незаконнорождённый сын или что-то в этом роде. И даже после смерти графа Хербле сделал попытку прочно обосноваться в его дворце, «угнездиться», так выразился Поль Реноден, но этому решительно воспротивился месье Дэсплен. Тревожит меня, что в последнее время он исчез с горизонта, ни слуху ни духу о нем.
– И что ты хочешь сказать?
– Ну, я не уверен… но, наверное, полиции не мешало бы и его допросить.
– Это дело полиции, – отмахнулась я от лишней мороки и обратилась к Роману:
– Месье Дэсплен обещал мне организовать возможность посещения личной квартиры Луизы Лера, ты наверняка знал – это её собственная парижская квартира. Роман, пойдём туда вместе. Полиция сделала в ней обыск, но я надеюсь обнаружить там что-нибудь интересное. Бывает ведь, что простой человек заметит то, на что профессионал не обратит внимания. А поскольку вы знаете множество людей, причём с давних ещё пор…
Прикусив язык, я попыталась выкрутиться из неловкого положения:
–…и прежде всего, ещё времён моего детства, о которых я ничего не знаю. Ведь если у Луизы все-таки был любовник, они могли встречаться и в её квартире, вдруг нападём на какой-то след… А главное, там должны быть фотографии. Я не нашла фотографий экономки в её рабочем кабинете, надеюсь найти у неё дома. На снимках она может быть сфотографирована вместе с предполагаемым хахалем. Или вот ещё что. Увидите знакомые места, где они сфотографировались, скажете полиции, они порасспросят местных жителей, может, кто их видел вместе? Надо же отыскать этого хахаля.
– Надеюсь, такое предположение приходило в голову и следователю, – согласился Гастон, – но что стоит и вам попробовать? И о Гийоме не забывайте, уж извини, что я все о нем. Просто Поль Реноден сообщил, что в его распоряжении значительная часть акций вашей акционерной компании. А если он такой… настойчивый, как говорят, может постараться вам напакостить. Ты даже не представляешь, сколько у тебя было бы неприятностей с получением наследства, если бы не завещание.
Конечно же, Гастон прав. Я и от поверенного знала, что прадедушку он очень беспокоил и тот просил своего нотариуса обращать на этого человека особое внимание. Видимо, были у прадедушки основания не любить Гийома, раз он решительно отказывал ему даже в малой доле завещания, несмотря на какое-то родство.
Но пока мне не хотелось отвлекаться на Гийома.
– Вот пускай полиция его и поищет, – опять отмахнулась я. – Меня в данный момент больше интересует квартира экономки. И если нас туда впустят…
Впустили. Гастон проявил тактичность, понял, что мне хотелось пойти туда вдвоём с Романом, и не стал напрашиваться.
И вот мы с Романом в квартире экономки прадедушки. Я оказалась права. В обеих комнатках мы обнаружили множество фотографий. И в альбомах, и просто в коробках, и россыпью в ящиках письменного стола. Наконец-то я получила возможность как следует разглядеть Луизу Лера. Уже в ранней молодости она была крупной и полной девушкой. С годами тела прибавлялось. И все равно её фигура была не лишена приятности, мужчины такие любят. И бюст выдающийся, и зад аппетитный, в самом деле, переодеться мужчиной ей было бы трудно.
Мадемуазель Лера сохраняла не только фотографии, мне попалось несколько дагерротипов. На одном я увидела своих родителей, на других – знакомых мне некоторых родственников. Интересно, зачем она сохраняла их? Ну, своих предков – понятно, а моих зачем? Какая связь между нами?
И как всегда, когда дошло до связи времён, в моей бедной голове все перепуталось, сплошной хаос. Вот и прадед мой… он-то, интересно, в каком веке? Господи, не могло же у меня быть двух прадедов, а если был только один, не мог он жить более двухсот лет. Спаси меня, Господи, и помилуй, сейчас совсем с ума сойду.
И чтобы не сойти, поспешила выбросить из головы все эти сложности с временами и заняться конкретными вещами. Вот это бриллиантовое ожерелье, безусловно, принадлежало моей прабабке. Возможно, прадедушка и сам подарил его своей многолетней утешительнице в минуту расслабленности духа, но все равно теперь оно должно вернуться в нашу фамильную сокровищницу. Я невольно рассмеялась, что теперь наследую его, так сказать, вдвойне.
А вот дневник бабки Луизы Лера. Я полистала его. И выяснилось, что мадемуазель Луизе дали имя в честь её прапрабабки, которая в своё время служила у моего прапрадеда, отсюда смятение во временах и теперь понятно, откуда я знаю о фамильном скандале. Связь богатого землевладельца с экономкой, буквальное повторение некоторых обстоятельств. Опять голова стала пухнуть, и я переключилась на фотографии.
Если полиция ими тоже заинтересовалась и обнаружила среди них кого-то подходящего на роль любовника экономки, я уже могла это фото не увидеть, наверняка оно в материалах следствия. Я же поймала себя на том, что надеялась на каком-нибудь фото увидеть мужчину с серьгами-звёздочками в ушах. Или с одной серьгой. Ну видела я такого, совсем недавно, и не на фотографии, теперь я уже твёрдо помнила.
Роман тоже просматривал фотографии и на одну обратил моё внимание. Старая она была, но моложе Эйфелевой башни, на фоне которой сделан снимок. По одежде судя, снимались где-то в самом начале нынешнего века. А я теперь вполне могла служить экспертом в области эволюции моды.
Группа мужчин и женщин позировала фотографу, и среди них обращала на себя внимание очень красивая дама.
– Если не ошибаюсь, – сказал Роман, – это мать господина Гийома в вашем семействе. Разрешите-ка, через лупу погляжу… Ну, так и есть, я её узнал.
И Роман подал мне снимок, одновременно вручив и лупу. Я без особого интереса взглянула на незнакомую мне особу. Вот её я наверняка никогда не видела. И я потребовала у Романа объяснений.
Тот вздохнул, видимо воспоминания не из приятных.
– Один раз только я её и видел, в те времена меня заслали по ошибке, ну да не буду морочить пани графине голову, – поспешно добавил он, видя, что у меня уже глаза закатываются под лоб, вот-вот потеряю сознание. – Нет, не буду вдаваться в подробности, успокойтесь. И тогда я видел её в жизни, не на фотографии, и в обществе тогдашнего главы вашего семейства, ясновельможного графа Сигизмунда. Помню и скандал из-за этой связи, высший свет не мог пережить факта, что один из польских магнатов завёл любовницу не профессиональную куртизанку, а даму приличного поведения, только не аристократку, хотя и из хорошей семьи. Ясновельможный граф даже признал своим сыном их ребёнка, только не решился дать ему своё родовое имя, поэтому фамилия мальчика стала Гийом, это девичья фамилия его матери.
– Похоже, в семействе Гийомов производство незаконных отпрысков богатых родов имеет славную традицию, – саркастически заметила я.
– Похоже, – совершенно серьёзно ответил Роман. – Может, тянется со Средневековья, но двести лет существует – это уже проверено. Начало славной традиции, как пани соизволила окрестить такую практику, положил известный во французской истории граф Гийом де Ресто, и его имя стало фамилией прославленной семейки. Впрочем, я и сам запутался в этих хитросплетениях времён, боюсь соврать…
– Ну и хватит об этом, – сурово потребовала я, – мне бы хотелось сохранить способность соображать. А что общего у той мадемуазель Гийом с Луизой Лера?
– А вот об этом – понятия не имею. И не знаю, откуда у экономки эта фотография.
– Должно быть, захватила её из дворца в Монтийи, – предположила я.
– В Монтийи фотография могла сохраниться, осталась от отца вашего прадедушки, как-никак он был виновником появления на свет очередного внебрачного Гийома. Только зачем она экономке?
Я испытала вдруг прилив вдохновения.
– Объяснение может быть одно: таинственным любовником мадемуазель Луизы был тот самый Гийом, который претендует на наследство прадедушки. А при чем тут фотография его прабабки? Не знаю, для чего экономка её похитила. Чтобы любоваться? Чтобы от кого-то скрыть?
– Или чтобы шантажировать, – задумчиво предположил Роман. – Хотя нет, вернее было бы говорить не о шантаже, просто средстве заставить что-то сделать. Ну, скажем, Луиза могла заявить Гийому – отдаст ему фотографию только после того, как он что-то для неё сделает. Может, это единственная сохранившаяся фотография этой особы, а прохвосту Гийому нужна для доказательства своих прав на наследство графа Хербле. Что он из их рода, хоть и внебрачный. Но это так, только предположение. Насколько мне известно, права на наследство с помощью фотографий не доказываются.
– И все же фотография имеет значение, – настаивала я. – Не было времени выяснить, остались ли во дворце Монтийи ещё какие-нибудь снимки этой особы. Прихвачу его с собой, чтобы потом хорошенько поискать в Монтийи.
– Я бы советовал отдать её в фотоателье увеличить.
– Прекрасно! Вот пусть Роман и сделает это. Странно, что полиция не прихватила его.
– Следователь может не иметь никакого понятия об этих ваших родовых скандалах, – с улыбкой предположил Роман. – Особа на фотографии, даже если полиции фотография и попалась в руки, судя по всему, давно умерла и к преступлению не может иметь никакого отношения. Я же запомнил её лишь потому, что очень уж она красива.
Правильно я сделала, забрав с собой Романа, без него тоже не обратила бы внимания на фотографию мадемуазель Гийом.
И ещё одно меня интересовало, и опять я обратилась за разъяснением ко всеведущему Роману. Почему полиция не забрала драгоценности, обнаруженные при обыске в квартире покойной? Насколько мне известно – по книгам и фильмам – полиция всегда приобщает к делу все ценное. Роман охотно пояснил – вмешался месье Дэсплен, и под его ответственность драгоценности остались в квартире, он же пообещал передать их законной владелице, как поверенный нашего семейства.
Итак, правильно поступила я, настаивая на осмотре квартиры Луизы Лера, и именно с Романом. И правильно поступила, не захватив Гастона, потому что при этом теперь самом близком мне человеке я все равно не смогла бы обсуждать с Романом открыто наши фамильные проблемы. И мы с Романом договорились: когда будем говорить об этих делах уже втроём, чтобы не запутаться, помнить – древнюю мадемуазель Гийом он видел не живьём, а только на фотографии, знал же о ней от разных моих родственников ещё в те времена, когда меня больше фамильных скандалов интересовали куклы. В Романе я была уверена, вот мне бы не ляпнуть какой глупости. Надо будет проследить за собой.
Несколько разочарованная небольшим количеством находок в квартире экономки, я опять вернулась в Трувиль, где мне предстояло сдавать экзамен на вождение машины для получения прав. Я уже научилась прилично водить и мечтала о правах. Самой водить машину мне с каждым днём нравилось все больше.
* * *
Эва устроила у себя ужин в тесном кругу, для нас четверых. Уже не было у меня необходимости советоваться с нею с глазу на глаз, потому что Шарль давно пользовался моей симпатией и доверием, а о Гастоне и говорить нечего, тем более что он был в курсе большинства моих новостей.
Эва одобрила мою версию.
– Думаю, ты права, наверняка любовником Луизы был Гийом. Два сапога пара. Гийом же, уверена, прекрасно тебя знает и не исключено, что незаметно следит за тобой, только ты об этом не знаешь. Да, кстати, а как его зовут?
Вот те на! Все время мысленно себя хвалю, дескать, какая я проницательная и сообразительная, а о такой существенной детали как-то не подумала. Правда, сразу после моего приезда месье Дэсплен вроде бы называл имя Гийома, предупреждал меня относительно этого опасного претендента на прадедушкино наследство, да вылетело это имя из памяти, хоть убей, не вспомню. Анри? Бертран? Антуан? Нет, не вспомню.
Пришлось сконфуженно признаться – не знаю. Да и до того ли было? Поскольку Гийом не попадался мне на глаза, он и из головы вылетел, ведь не могла же я признаться Эве, что занята по уши, овладевая всесторонними познаниями об этом чуждом для меня столетии.
Эва же выразила по этому поводу недовольство, и она была права.
– Сейчас пора отпусков, – заметил Гастон. – Все поразъехались на курорты, может, и Гийома давно нет во Франции. Да не тревожьтесь, когда-нибудь же он вернётся во Францию, и тут полиция его схватит. Хотя… мы ведь не знаем, считает ли его полиция подозреваемым. Это мы так решили. Хотя логично предположить, что по меньшей мере они – этот Гийом и Луиза Лера – были наверняка хотя бы знакомы, а это уже немаловажно.
Вернувшись домой, я узнала, что в моё отсутствие звонил месье Дэсплен, чтобы сообщить о приезде ко мне нового гостя. Вернее, гостьи. Флорентина назвала некую мадам Лецки, вроде бы мою дальнюю родственницу, приятельницу моей покойной прабабушки, которая намерена прибыть в мой дом в Трувиле и пожить в нем.
Ни о какой родственнице с такой идиотской фамилией мне не доводилось слышать, но в присутствии Гастона я не стала допытываться у прислуги, что за гостья и как вообще такая может приехать – раз прабабушкина приятельница, значит, совсем дряхлая старушка? Так ведь? Но поскольку Флорентина говорила о ней, как о хорошо знакомой даме, которая не в первый раз появляется в этом доме и даже имеет здесь отведённую ей для проживания комнату, я распорядилась привести ту комнату в порядок. Потом все разузнаю.
Я лишь пожалела, что месье Дэсплен звонил в моё отсутствие, тогда я бы не только расспросила о странной старушке, но и поинтересовалась, как зовут вредного Гийома. Даже решила было сама ему позвонить, но оказалось, он предупредил Флорентину, что уезжает на весь день и к нему не дозвониться.
А когда Гастон покинул мой дом, было уже слишком поздно, чтобы обсуждать с Романом дела и расспрашивать его о нежданной гостье, пришлось отложить разговор до завтра.
Наутро мы с Романом, как обычно, на рассвете отправились на автомобильную прогулку – я сидела за рулём – и можно было все обсудить.
Естественно, Роман знал гостью. Выяснилось, никакая это не пани Лецки – господи, надо же такое придумать! Речь шла о пани Ленской, французы никак не научатся фонетически произносить трудные для них польские фамилии, не зная польской орфографии, вот и появляются такие непроизносимые страшилки. Она проживала в Монтийи, отсюда он её и знает. Когда-то, давным-давно, жена моего прадедушки приютила у себя богатую сиротку, воспитала её, выдала замуж за богатого же промышленника Ленского. Та пожила с ним в Польше, а после смерти мужа вернулась к своей давней покровительнице и до её кончины оставалась её лучшей и самой верной приятельницей. Сделала попытку даже остаться в доме графа Хербле после смерти графини, хотя там уже загнездилась Луиза, видно, понадеялась на свои силы и думала экономку выжить. Не тут-то было! Пришлось самой покинуть ставший почти родным дом, поскольку пани Эвелина была особой целомудренной, с прежними представлениями о морали и не могла смотреть на такой разврат в доме.
– А кем она мне приходится? – хотела я знать.
– Очень дальняя родня, седьмая вода на киселе, это даже скорее не родство, а свойство. Дом в Трувиле она считает достойным своего проживания, ведь он был собственностью её подруги графини и его никогда не запятнала своим присутствием развратная экономка графа.
– Сколько же лет этой старушенции?
– За семьдесят. Я давно не видел её, но она всегда была очень бодрой женщиной.
Вот какие разговоры я могла теперь вести, одновременно ведя и машину, что мне совсем не мешало, и Роман даже ни одного замечания мне не сделал. Солнышко взошло, но шоссе все ещё было пустынным, редко мелькали машины. И вдруг… Мы были уже недалеко от Онфлер, когда на дорогу внезапно выскочила собака. А я больше всего на свете боялась задавить какое-нибудь живое существо, и в панике затормозила, забыв об уроках Романа. С такой силой нажала на тормоза, что машину аж подбросило, ну словно я на какой норовистой лошадке сидела. У меня до сих пор все сравнения были лишь с лошадьми, так вошли в мою плоть и кровь годы учения, когда Роман терпеливо приучал меня ездить на лошадях. До сих пор конь был мне ближе и понятнее машины, и в своих водительских умениях я всегда опиралась на некогда приобретённые навыки верховой езды. Вот и сейчас, наверное, из-за того, что я неправильно нажала на тормоза, машину подбросило и развернуло поперёк шоссе. Собака, спокойно перебежав дорогу, была уже где-то в полях, а мы с Романом, оглушённые, неподвижно сидели в машине с заглохшим мотором.
И в наступившей тишине оба явственно услышали, как вдруг отвалилось переднее правое колесо. Я все ещё сидела ошеломлённо, судорожно вцепившись в руль обеими руками, машина же перекривилась на один бок, как бричка, у которой отлетело колесо. А если бы отлетело, когда мы на этой бричке… тьфу, на этой машине мчались и я ещё не затормозила, и машина ещё не остановилась… боюсь, вряд ли бы остались в живых.
Распахнув дверцу, Роман выскочил на дорогу и принялся осматривать повреждение. Сообразив, что я все ещё сижу неподвижно, он в тревоге кинулся ко мне, расспрашивая, не случилось ли чего со мной.
Все произошло так быстро, что я ещё до конца не осознала случившееся. Глянула на Романа и только тогда по-настоящему испугалась: таким бледным и встревоженным мне ещё не доводилось его видеть.
– Со мной все в порядке! – поспешила я его успокоить. – Только вот слабость какая-то.
И я отпустила наконец баранку и глубоко вдохнула воздух. Роман извлёк из карманчика на дверце плоскую бутылку, открутил металлическую крышку, наполнил её содержимым бутылки и подал мне:
– Пани графиня должна это выпить. Залпом! До дна!
Я выполнила приказ, и мне сразу стало легче. Правильно говорят: коньяк – лекарство на все случаи жизни. И я потребовала вторую порцию.
– Со мной все в порядке и что я такого сделала, что колесо отлетело? А уж думала – совсем научилась водить.
Поняв, что я в полном порядке, Роман занялся опять машиной и ответил мне уже откуда-то снизу, наверное осматривал её со всех сторон.
– Ничего пани плохого не сделала, подбросило нас из-за резкого торможения, а другого и не оставалось, я бы сам не захотел давить собаку. Но вот теперь сдаётся мне, что этот пёс нам жизнь спас.
Я невольно поискала глазами собаку. Она уже перебежала поле и вертелась у каких-то построек.
– А все-таки что произошло? Я понимаю – колесо отлетело, думала, такое бывает только у конных экипажей, а у машины почему?
– Правильно пани думала, это не телега или колымага, а «мерседес», у них же колёса сами по себе не отваливаются. И сдаётся мне – плохи наши дела.
Подошёл, увидел, что я опять испугалась, и строго добавил:
– По-хорошему, я все же должен сделать пани графине замечание. Не следовало так отчаянно тормозить, жать на тормоза, лучше в данном случае было бы нажать на газ. Собака была ещё далеко, мы бы успели проскочить сто раз, и ничего бы с ней не случилось. Зато с нами бы случилось! Слава богу, что за рулём не я сидел, а пани графиня, иначе колесо отвалилось бы на большой скорости вон на том повороте. И крышка!
У меня мурашки побежали по всему телу, и я в третий раз потребовала лекарства.
– И что? – задала я свой излюбленный вопрос. Ничего умнее не пришло в голову.
Роман не сразу ответил. Он опять, низко нагнувшись, очень внимательно осмотрел что-то под машиной.
– Вот думаю, как лучше поступить. Позвонить в ремонтную автомастерскую? В принципе, я мог бы и без их помощи обойтись, ведь сервис непременно станет интересоваться, что да как, ещё в полицию сообщат. Сдаётся мне, кто-то выкрутил гайку из пясты. Не соизволит ли пани графиня выйти из машины?
Я соизволила. И даже сделала это с охотой, ведь машина перекривилась и сидеть в ней было неудобно. Уже стоя на асфальте, почувствовала – вроде ноги какие-то мягкие, и внимательно пригляделась к постройкам, куда бежал пёс, виновник автопроисшествия. Может, в той деревушке у дороги найдётся бар? Я не очень поняла смысл сказанного Романом, и он пояснил доступнее:
– Работяги из сервисного обслуживания машин в таких случаях непременно сообщают полиции, ну, когда почувствуют, что пахнет преступлением. И нам пришлось бы соврать, что машину вёл я, ведь у пани ещё нет прав, а гляньте на тормозной путь. Ведь идиоту ясно, что опытный шофёр не стал бы так тормозить. Поэтому уж лучше я сам попытаюсь справиться с колесом, а пани может пока посидеть вон в том баре. Я вижу – уже открыли.
Глянув на дом, который Роман считал баром, я повернулась к верному слуге и по своей привычке задала опять глупый вопрос. Но должна же я все понять!
– Так Роман полагает, что…
–…что кто-то открутил нам колесо и оно отлетело. Ну вспомните карету, свалилось со ступицы, потому как еле на ней держалось.
Поскольку я, видимо, ещё не производила впечатления совсем успокоившейся, Роман взял меня под руку и лично довёл до бара. Там посадил за стол и дал немного денег. Выезжая чуть свет учиться ездить на машине, я, разумеется, денег с собой не взяла. В карманах лёгкой летней юбки был только носовой платок.
Не желая начинать день со спиртного, я заказала кофе и сок, а выпитый до этого коньяк достаточно меня взбодрил. Сидя за столиком бара, я наблюдала, как Роман возился с колесом. Потом к нему подъехала какая-то небольшая машина, из неё вышел парень и взялся помогать Роману.
Постепенно я успокоилась совсем и могла рассуждать здраво. Роман наверняка прав в своих предположениях относительно негодяя, что-то открутившего в нашем колесе, чтобы оно отвалилось на ходу и мы оба погибли. А поскольку сделать это во время езды нельзя, значит, этот кто-то поработал накануне, когда машина стояла… О, я даже не знаю, где ночью стояла машина, а если в гараже, хорошо ли он запирается.
Кто же это мог сделать? Врагов у меня не было. Правда, была Луиза Лера, но она отпадает. И ещё существует незнакомый мне пока Гийом, но он обретается неизвестно где и какая ему польза от моей смерти? Ведь прадедушка в своём завещании специально велел вписать, что лишает этого Гийома всякого наследства. Так, может, этот негодяй просто мстил мне? Хотел меня убить или радовался бы, что я искалечена на всю жизнь. И при этом не подумал, что пострадает ни в чем неповинный Роман? Или это мстит мне Арман за то, что я не принимаю его ухаживания, но в таком случае ему логичнее было бы мстить Гастону… Вот погибнет Гастон, так мог рассуждать Арман, и тогда я кинусь в его, Армановы, объятия. Как же, держи карман шире! Нет, Арману покушаться на мою жизнь не было никакого смысла, а Гастона надо на всякий случай предупредить, чтобы остерегался.
Больше никакой ерунды я не напридумывала, потому что пришёл Роман.
– Все в порядке, колесо прикручено. Спасибо парню, помог. Можем ехать, но, наверное, на сегодня пани хватит крутить баранку?
Роман сел за руль, я рядом, и мы не торопясь поехали домой. По дороге смогли поговорить.
– Теперь у меня нет сомнений: гайку открутили, еле держалась. Вопрос: кто и когда? И где? Это сделано недавно, долго бы гайка не продержалась, значит, сделано в Трувиле, этой ночью. Машину я поставил в наш гараж вчера вечером, вывел её только вот сейчас, как нам ехать. Заперев гараж, а было ещё светло, я отправился по своим делам. Замок в нашем гараже обычный, а это значит – отмычкой можно отпереть, а когда в гараже при закрытых дверях горит свет, снаружи его не видно. И в доме бы не услышали, если кто в гараже стучит или бренькает. Мерзавец мог спокойно работать, тем более что дома была одна Флорентина, и то вечером куда-то выходила.
Я внимательно слушала и спросила, кто же, по мнению Романа, мог такое сделать.
– Не знаю. Логично предположить – человек, который унаследует имущество после смерти пани. Или человек… Есть у меня некоторые подозрения, но для этого мне надо кое-что выяснить.
– Что выяснить?
Роман помолчал.
– Вы уж не гневайтесь на меня, милостивая пани, – сказал он тоном, весьма далёким от просьбы, – я в людях малость разбираюсь. Вот вчера напрасно весь день пытался отыскать господина Армана, потому что он для пани может оказаться… да что там – оказаться, он уже опасен для пани графини. Хотелось мне узнать, где он и чем занимается. И не нашёл!
Вот так умный Роман подтвердил мои глупые бабьи опасения. Я тоже замолчала, всю оставшуюся дорогу раздумывая над тем, какую же опасность представляет для меня Арман. Может меня скомпрометировать? Кого это пугает в нынешние времена свободных, чтобы не сказать – распущенных нравов. Похитить меня? Изнасиловать? Так я все время на людях, крикну – защитят. Да и зачем это Арману, не столь уж великую страсть он ко мне питает.
Мы вернулись домой, и я отправилась переодеваться и приводить в порядок волосы, что, как известно, всегда требовало много времени и трудов. А тут пришёл Гастон. И пока я занималась своим туалетом, мужчины, по всему видно, успели переговорить, потому что вид у Гастона был озабоченный и встревоженный.
– Прошу меня извинить, – обратился ко мне Роман, – но мне придётся покинуть пани на какое-то время, пока же оставлю вас под опекой месье Монпесака. На всякий случай отдам «мерседес» на техосмотр, в мастерской он в безопасности, а мы будем пока обходиться «пежо».
– Зачем же месье Монпесаку такая морока… – кокетливо начала было я, полагая, что ни в каких опеках не нуждаюсь, но Гастон не дал мне договорить.
– Моя дорогая, неужели не понимаешь – то аквалангист пытается тебя утопить, то неизвестный злоумышленник выкручивает гайки из ступицы твоего автомобиля. Не нравятся мне такие шуточки и разреши хотя бы присутствовать в момент очередной из них. Если же тебе присутствие моё нежелательно или по каким-либо причинам неудобно, я стану оберегать тебя издали, хочешь ты этого или нет.
Он ещё спрашивает! Разумеется, мне всегда желательно его присутствие и чем ближе, тем лучше, никаких «издали»! И даже если я особа достаточно энергичная и сама могу о себе позаботиться, как все же приятно чувствовать рядом сильную мужскую руку, всегда готовую поддержать в нужный момент.
Итак, я согласилась с предложением Романа и попросила его лишь вернуться к приезду пани Ленской. Умнице Роману не надо объяснять, по какой причине мне хотелось, чтобы он оказался рядом в момент встречи с этой престарелой особой, о которой он знал все, а я – ничего. Роман лишь кивнул и посоветовал, на всякий случай, слишком рано не возвращаться домой.
Что я и сделала. Весь день мы с Гастоном провели на пляже и в кафе, а когда пришло время встречать пани Ленскую, я приняла её в присутствии Романа.
Как он сказал? За семьдесят? Да этой женщине и пятидесяти не дашь!
Из машины, которую сама вела, вышла дама среднего возраста и роста, не толстая и не тощая, не суетливая, но быстрая в движениях и вместе с тем преисполненная сдержанного достоинства. В прекрасно уложенной причёске ни одного седого волоса, свежее ухоженное лицо. И так ко мне обратилась, словно мы всю жизнь были знакомы, а расстались всего лишь на несколько дней.
– Касенька, здравствуй, милая! Ну, как ты тут? Найдётся кому чемодан прихватить? А это, если не ошибаюсь, Роман? Рада тебя видеть. Сейчас пойдём пообедаем, дай только немного приведу себя в порядок с дороги. Надеюсь, Флорентина уже подготовила мою комнату?
Я с ужасом подумала – вот глупая, не удосужилась хотя бы взглянуть на комнату гостьи, а теперь даже не знаю, где она расположена. Послала отчаянный взгляд Роману, который занялся чемоданами приезжей и не мог мне помочь, ответила гостье что-то невнятное и в растерянности вошла в собственный дом.
И тут выяснилось, какой необыкновенный человек моя новая родственница. О пани Ленской никогда и ни по какому случаю не следовало беспокоиться, уж она в опеке не нуждалась.
Вошли в дом. Конечно же, Флорентина подготовила комнату гостьи, а гостья не нуждалась в провожатом и прямиком отправилась к себе, чуть ли не через две ступеньки перепрыгивая, с необычайной ловкостью поднимаясь по лестнице. Я проявила деликатность и не попёрлась следом за ней.
Тут вернулся Роман, уже поместивший вещи в комнате приезжей, и я смогла задать ему вопрос – как зовут пани Ленскую и как мне следует к ней обращаться.
– Патриция, – был ответ, – и пани графине следует обращаться к ней без излишней фамильярности, но и без особой чопорности. Вполне достаточно «пани Патриция», ибо однажды, правда в самом раннем детстве, пани её видела. А относительно степени родства я уже рассказал.
Надо же! А по поведению живой старушки можно судить – мы всю жизнь прожили вместе и вполне можем быть по-родственному «на ты». Это она имела право мне тыкать. В свою очередь, хорошо, что я видела её лишь в раннем детстве, в случае чего могу многое не помнить, имею право. И даже могу задавать ей вопросы.
Делать этого не пришлось. Гостья моя, кажется, соскучилась по родственникам и говорила не переставая. Нет, не трещала как сорока, просто умно, неторопливо, но и непрерывно вела беседу со мной, которая, по сути дела, представляла сплошной её монолог – милый, забавный, культурный, и в то же время до предела насыщенный столь необходимой мне информацией. Слава богу, в собеседнике пани Патриция тоже не нуждалась.
Я многое узнала. Ну, что в этом доме она живёт каждый год, в разгар сезона. Что завтракает в своей комнате, обедать же предпочитает в том большом ресторане на углу, там её тоже все знают, что в Париже совсем нет устриц, а она их обожает и надеется в Трувиле наесться до отвала, что не любит, когда ей уделяют много внимания, в обществе постоянном не нуждается, когда оно ей требуется – она сама найдёт кого надо, короче, любит самостоятельность и не любит быть в тягость людям. Так что я тоже могу делать что хочу, невзирая на её присутствие.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.