Текст книги "По ту сторону барьера"
Автор книги: Иоанна Хмелевская
Жанр: Зарубежный юмор, Юмор
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
Часть II
* * *
Проснулась я довольно рано. Открыв глаза, я сначала тупо разглядывала место, где нахожусь, ничего не понимая. А поняв, порадовалась: какое счастье, что это уже однажды со мной случилось! Представляю, как была бы я растерянна и потрясена, не имей такого печального опыта. Даже и теперь кровь в жилах заледенела и сердце вроде бы перестало биться, так что же было тогда?!
Спать я легла в небольшой, но миленькой спальне, с телевизором на маленьком столике в углу, с люстрой на потолке, с лампочкой и телефоном на тумбочке у кровати.
Проснулась же… Проснулась я в просторной постели большой сумрачной комнаты. Сквозь щель в неплотно задёрнутых тяжёлых занавесях балдахина виднелся низкий деревянный потолок с поперечными балками, маленькие подслеповатые оконца, мраморный умывальник в углу, комод у стены, а под самым моим носом на столике у постели торчала оплывшая свеча.
Какое-то время я лежала неподвижно, постепенно осознавая страшную реальность. Рассудок все ещё отказывался в неё верить.
Собрав остатки мужества и преодолев оцепенелость, я вылезла из-под перины на пол и, пошарив под кроватью, нащупала то, что ожидала и одновременно боялась обнаружить. Извлекла ночной горшок и горестно замерла над ним.
Ладно, сделаю последнюю попытку.
На цыпочках подкравшись к двери – второй в комнате не было, – я приоткрыла её и осторожно выглянула. За ней обнаружилась комната побольше, посередине которой стоял большой обеденный стол, у стены – большие шкафы и буфет, длинный узкий стол у стены и на нем – канделябр с несколькими свечами.
А ВАННАЯ ГДЕ?!
Теперь не оставалось сомнений – я опять оказалась в своём времени. И вместо того, чтобы порадоваться этому, не стану скрывать – огорчилась так, что слезы выступили на глазах. Не из-за того же только, что придётся опять пользоваться неудобными умывальниками, тазами, кувшинами, не только из-за отсутствия ванной, на мой взгляд – главного достижения цивилизации с душем и прочими столь ценными мелочами. Нет, не только из-за этого, но все же…
Забравшись опять под перину, я долго лежала неподвижно, осмысливая случившееся. Признаюсь, очень помогало прийти в себя то, первое, соображение, а именно – что мне уже довелось испытать подобный переход через барьер времени. Я нарочно представляла женщину конца двадцатого века, которая вот сейчас оказалась на моем месте. Как её жалко, бедняжку! Нормальная женщина 1998 года, увидев весь этот антураж, просто впала бы в отчаяние, не зная, как вести себя, как пользоваться всеми этими предметами и так далее. Я же все знала и умела, так зачем же расстраиваться? Возьми себя в руки, графиня Катажина Лехницкая, и начинай новый день своей жизни, а там видно будет. Однако вот не ожидала, что за столь короткое пребывание в будущем так к нему привыкну.
Глянула в угол, где стояли мои вещи. Стояли, никуда не делись. Маленький изящный чемоданчик и кожаный дорожный несессер. Большой чемодан Роман оставил в машине, надеюсь, он не превратился в старинный сундук или какой узел. Я о чемодане говорю.
Езус-Мария, а «мерседес»?!
Я бросилась к окну, пытаясь его открыть. Напрасно, было забито гвоздями. Пришлось разглядывать сквозь мутное стекло. Ничего, разглядела во дворе собственную карету, собственных лошадей и Романа, как раз начинавшего запрягать. От счастья при виде Романа я чуть сознание не потеряла.
Сил, однако, хватило на то, чтобы дёрнуть за шнур звонка, рука сама его нащупала, хотя невольно вспомнились кнопки во фрамуге двери моих апартаментов в отеле «Ритц». Я услышала, как в глубине дома прозвенел мой звонок, тотчас раскрылась дверь и вошла девка с огромным подносом в руках, который помешал ей как следует отдать мне поклон.
Я велела поднос с завтраком поставить на столе, потому что она явно намеревалась подать мне его в постель, и потребовала немедленно принести горячей воды для умывания. Просто невероятно, как быстро человек привыкает к утреннему мытью. Хоть сполоснуться, а потом уже приступать к завтраку.
Горячая вода задерживалась, и у меня было время глянуть, что мне подали на завтрак, ведь я уже немного подзабыла, какие завтраки бывали в моё время. Ах, ну конечно, подогретое пиво с пряностями и сыром, поджаренная со свиными шкварками кровяная колбаса, целая сковорода ещё скворчащей яичницы, половина холодной пулярды, мёд, свежий тёмный хлеб, масло, вишнёвое варенье и ранние груши. Ко всему этому слабенький кофе со сливками. Странно, что ещё не присовокупили дрожжевых пирогов. Да мне этого на целый день хватит, а может, и на два!
Умывшись, позавтракала и, честно говоря, всего отведала, хотелось вспомнить вкус всех этих кушаний. Звонком вызвала опять девку, чтобы убрала поднос с остатками еды – он загромождал и без того тесную комнату – и принялась приводить себя в порядок, решив обо всем подумать после. С волосами я уже научилась справляться самостоятельно, укладывая их на голове большим узлом, помощь мне не требовалась. Платье я натянула вчерашнее, привела в порядок лицо, наложив самый лёгкий макияж, сама запаковала несессер, пеньюар вместе с ночной рубашкой засунула в чемоданчик. После чего опять звонком вызвала прислугу.
Вместо девки в дверях появился Роман.
Долго-долго мы в молчании глядели друг на дружку. Иногда слова излишни. Да и что тут скажешь? Наконец Роман заговорил и, как всегда, дал умный совет.
– Прошу прощения, но ясновельможная пани в таком виде показаться никак не может.
Господи, как же я сама не подумала? Он прав, безусловно прав. Ехала я в лёгком дорожном костюмчике: короткая, до колен, юбчонка, короткий жакетик и блузка с большим декольте без рукавов. На ногах тончайшие чулочки, самоприлепляющиеся, то есть колготки и туфельки летние на высочайшем каблучке, которые очень полюбила! Ладно, от колготок и туфель избавиться я могу, а как быть с остальным? И… о Езус-Мария! У меня не было шляпы!
– Черт побери! – с сердцем выразилась я, осознав весь кошмар своего положения.
– И ещё лицо! – добавил Роман. – Я так и думал, потому и поспешил первым увидеть пани.
– Черт побери! – повторила я, отдавая себе отчёт, что вряд ли ещё когда смогу таким образом облегчать душу, ведь не пристало даме так выражаться. – Вы правы, Роман. Ну ладно, с лица все смою, а вот как быть с остальным? Шляпа пляжная у меня в большом чемодане… А как там вообще наш большой чемодан? Сохранился?
– Сохранился, – успокоил меня Роман, сразу поняв мои опасения. – Такой же, как и прежде. Только что не в машине, а в карете.
Я стала лихорадочно соображать, во что же одеться, чтобы не шокировать окружение. Есть у меня большая газовая косынка, могу всю голову замотать ею, путешествующим дамам такое разрешается. А вот сама-то? Не в простыню же заворачиваться. Ага, в маленьком чемоданчике лежит длинная пляжная юбка в цветочки, зато до пят, хоть и с разрезом впереди. Да ещё на пуговицах, черт дери! Может, люди не обратят внимания на пуговицы? Ну и идиотский же у меня будет видок, да что поделаешь!
Роман ушёл, а я в темпе принялась за дело. Опять распаковала несессер, косметическим молочком смыла с лица весь макияж. Хорошо хоть ресницы и брови покрашены в парикмахерской стационарно, сойдут за свои. Пляжную юбку надела прямо на дорожный костюмчик, пусть думают – на нижнюю юбку. К несчастью, пуговицы доходили только до колена, снизу юбка катастрофически распахивалась при каждом шаге, пришлось заколоть её булавкой и вообще застёжку передвинуть на бок, чтобы проклятые пуговицы не так бросались в глаза. Замотала косынкой волосы. Хорошо, в комнате не было большого зеркала, я не видела, как выгляжу. Представить могла, но старалась этого не делать.
Роман предусмотрительно подогнал карету к самому выходу, и я поспешила юркнуть в неё.
Поехали.
– Далеко от дома? – поинтересовалась я.
– Полтора километра, – ответил шофёр, то есть кучер Роман. – Пани графиня не узнала? Ведь мы же в вашем постоялом дворе остановились.
– Забыла. И что, опять через какой-то дурацкий барьер перескочили?
– Похоже на то, пока я ещё не разобрался.
– Сколько же это будет продолжаться? Мне уже надоело. Неужели теперь всю жизнь каждый отель будет превращаться в постоялый двор? Или постоялый двор в отель. И где мы, в конце концов, окажемся? В будущее попадём, залетев на тысячу лет вперёд, или, наоборот, угодим в Средневековье?
– Перемахнуть тысячу лет в будущее мне бы не хотелось, – отозвался Роман, – а вот в Средневековье жить можно. Об этом мы ещё поговорим, пока же пусть пани графиня готовится ко встрече в собственном поместье, ведь все дворовые, небось, собрались.
– Так пусть думают, что их барыня во время поездки в Париж малость спятила! – вспыхнула я. – Или возвращаюсь с какого-нибудь маскарада. Или что это последняя парижская мода. Босиком!
И с тоской подумала – жаль, что не могу сразить наповал всех, появившись и в самом деле в моднейшем парижском одеянии – юбчонка мини, на бюсте кружевная косынка, вокруг глаз зеленые тени. И босиком! Появиться, естественно, не перед собственной дворней, а в обществе. Интересно, как бы отреагировали? Каменьями побили, как проститутку, или сразу в дурдом препроводили?
Вот так опять пережить душевную катастрофу мне помогли мелочи. Целиком переключившись на проблему одежды, я не имела возможности впасть в панику, и, может, это меня спасло от помешательства.
Возвращение моё в родное поместье прошло как-то буднично, как это случалось раньше много раз. Единственным новым элементом было моё одеяние. Прислуга ожидала на ступенях парадной наружной лестницы, и среди остальных Зузя, которой я особенно обрадовалась. При виде своей барыни Зузя сделала большие глаза, но сразу поспешила за мной, прислуживать. О, в данном случае её помощь была особо ценной.
Уже по пути в гардеробную я лихорадочно раздумывала над тем, во что же одеться… Из Парижа в большом чемодане я привезла множество новейших парижских туалетов, не сомневаясь, что смогу их носить и в Польше, ведь тоже Европа, к тому же у поляков издавна уважительное отношение к парижской моде. А тут на тебе! Вспомнила, что, уезжая отсюда в прошлом веке, захватила минимум вещей – всего три платья, причём дорожное было на мне. Значит, здесь остался весь мой гардеробчик более чем столетней давности, с ума сойти! Но теперь выходит – то, что нужно. И корсеты, черт бы их побрал?
В отчаянии устремила я невидящий взгляд на Стефчу, а та, превратно истолковав его, подумала, что барыня зазябли и гневаются, и от усердия плеснула мне двойную порцию горячей воды. Сразу согревшись, я тем не менее перестала получать наслаждение от успокаивающей ванны. Какая там успокаивающая! Я всполошенно пыталась сообразить, нужно или нет мне в данном положении завещание. Ведь тем, в будущем веке, оно требовалось в основном для того, чтобы обезопасить меня от покусительств Армана Гийома. Но здесь же нет никакого Гийома! Никто мне ничем не угрожает, так что… Езус-Мария, но здесь же нет и Гастона!
Сообразив это, я запаниковала по-настоящему. Слишком много свалилось на меня проблем, ну как их все обдумать спокойно? Как вообще мне теперь жить?!
Долго лежала я так бесчувственным бревном, но не в моем характере бездеятельность. Заставила себя что-то делать. Для начала выскочила из ванны, даже не позвав Зузю, разлив воду по всей гардеробной, и, завернувшись в купальное полотенце, бросилась в кабинет, намереваясь немедленно приступить к делу – начать писать письма поверенным. Дорогу преградила мне Мончевская, моя экономка. Видимо, поджидала, когда я закончу купанье, чтобы получить от меня распоряжения по хозяйству, и даже уже рот раскрыла, приготовившись засыпать кучей вопросов, но, увидев моё одеяние, так и застыла с раскрытым ртом. Ну, прямо жена Лота! Шокировала я её, видите ли. Ну, может, и в самом деле вверху и внизу мне малость не хватало одёжки, но я и не собиралась выходить из дому! Не в костёл же я, в конце концов, бегу, а в свой собственный кабинет.
Уже в своём доме не имею права одеваться, как мне нравится!
И не скрывая раздражения я бросила своей домоправительнице:
– Нечего стоять здесь соляным столбом! Пришлите мне Зузю, а потом жду вас у себя в кабинете. Или мне после ванны сразу медвежью шубу набрасывать?
С трудом обойдя экономку – уж слишком толста баба, – я все же сменила направление и вместо кабинета направилась в спальню. Там уже меня ждала Зузя – сбитая с толку, растерянная, но вместе с тем и заинтригованная до крайности, чуя своим безошибочным нюхом горничной какие-то потрясающие новости. Да и не могли не сбить её с толку распакованные вещи, которые я привезла из Парижа, все эти лёгкие платьица, коротенькие юбочки, прозрачное бельишко, трусики, колготочки паутинные. Застала я Зузю в тот момент, когда она рассматривала вечернее платье с разрезами по бокам, держа его на вытянутых руках, а лицо её выражало одновременно восторг и ужас.
– Неужели, ясновельможная пани, теперь такое носят в Париже? – дрожащим голосом спросила она. – А что же под него надевается? Ведь ничего не поместится.
– Ничего и не надевается! – все ещё раздражённая, буркнула я. – Для того и разрезы, чтобы голые ноги показать.
– Езус-Мария!
Бедная девушка так и села с размаху на пол, должно быть ноги подкосились, но не поверила барыне.
– Шановная пани шутить изволит над своей Зузей! Как такое возможно? Ведь ксёндз с амвона всенародно проклятию предаст! А вот если изнутри хоть малость кружевец и кисеи… вот тут и тут… такой туалет получится! Только уж обтягивает слишком фигуру.
Пришлось мне взять себя в руки и не начинать процесс деморализации в современном мне обществе со своей горничной. Всем ведь давно известно – мнение о нас, господах, создаёт и распространяет наша прислуга. Поэтому приняв по мере возможности сокрушённый вид, я со вздохом сообщила Зузе, что в парижской моде произошли большие изменения, одновременно подумав, как там на самом деле с современной французской модой, ведь я знаю лишь, что будут носить только через сотню лет. Ну да ладно, Зузя пока в Париж не собирается. Значит, буду ей врать, но с умом. Решила: юбки укоротить, корсеты ликвидировать вовсе, турнюры прикончить без сожалений, ноги показать до колен, деликатно упомянуть о моде на загар и новые купальные костюмы, но к этому предварительно девушку подготовить.
– Слушай меня, Зузя, внимательно и постарайся воспринимать новую моду спокойно. Кисея и кружева и в самом деле из-под такого платья выглядывают, но главное – продемонстрировать ногу, вот до сих пор. А это, на что ты сейчас уставилась, новое изобретение – чулки и штанишки, вместе соединённые, правда удобно? И подвязок не надо. Надеваешь такое, аж по пояс, и смело ноги показывай! Корсеты не носят, особенно в жару, тогда дамы ограничиваются одним лифчиком, а нижние юбки только по зимам и носят. Да, фигуру новые платья обтягивают, и по секрету признаюсь – тут мода пошла на поводу у мужчин, мужской пол потребовал, чтобы женский свою фигуру по возможности продемонстрировал, так что самые крупные дома моды вынуждены были прислушаться к мнению мужчин, желают, мол, заранее знать, что собой женщина представляет, без портновских ухищрений. Я сама поначалу в ужас пришла, ни за что не решалась следовать новой моде, а потом привыкла. И представь: когда к морю поехала, так там благородные дамы не только без корсетов в прозрачных платьях разгуливают, но и без шляп, без зонтиков. И босиком!
Дойдя до голых ног, я запнулась, заметив, что глаза Зузя под лоб заводит и вот-вот лишится сознания. Ладно, для первого раза хватит. А Зузя, уставившись на мой дорожный костюмчик, так и замерла. Хорошо, глаза хоть совсем не закрылись, зато в них явственно читалось: и в таком неприличном виде моя барыня по улицам расхаживала! Принародно! Нет, нельзя её так оставлять.
И я безжалостно добавила:
– Да, в таком виде я, почитай, всю Европу проехала, а куда денешься? А на курортах благородные дамы и вовсе полураздетые ходят, и ничего им не делается, никто не шокирован. И Зузе нечего! В другой раз расскажу поподробнее о новой моде, сейчас же мне надо одеться. Хватит стоять столбом, помогай! Нет, корсет пока в сторонку отложи, приготовь лиловое платье, просто сзади застёжку, как всегда, застегнёшь, а под платье никто мне заглядывать не станет. Шевелись, дитя моё, времени у меня в обрез. И пока держи язык за зубами обо всем, что я тебе про парижскую моду поведала. Поняла?
Прозвучавшая в моем голосе решительность произвела нужное впечатление. Через десять минут я уже была одета настолько прилично, что можно было показаться на глаза современникам. Выходя, я видела, как совершенно обессиленная Зузя рухнула на стул. Оставив ей время прийти в себя и освоиться с революцией в области моды, я обратилась к Мончевской, ожидавшей меня под дверью кабинета.
– Прошу, – холодно произнесла я, – вы хотели мне что-то сказать? Слушаю.
При виде нормально одетой барыни к экономке сразу вернулись свойственные ей деловитость и здравый смысл.
– Если милостивая пани позволит, – энергично начала она, – за время отсутствия пани две вещи произошли, о чем и должна доложить. Первая – заезжал пан Арман Гийом, я не совсем поняла, то ли дальний родственник пани, то ли покойного пана, и обещался по приезде пани вновь быть с визитом. А второе – милостивая пани Эвелина Борковская собиралась заехать в день вашего возвращения, так что, возможно, сегодня и прибудут, и ещё обещались какого-то гостя привезти. Вот я и хотела получить указания – вместе они прибудут или как, и что пани велит приготовить, и будет ли это завтрак или сразу обед или ещё что. Ужин или вечерний приём? Какие будут распоряжения?
Я так и помертвела, услышав ненавистное имя. Арман Гийом! Даже захотелось выдать распоряжение: заготовить порцию цикуты или ещё какой доморощенной отравы, раз он собирался попотчевать меня печенью рыбки фу-фу, да такие деликатесы экономка наверняка не заготовила заранее, вряд ли у неё в буфете хранятся. Мелькнула мысль о ядовитых грибках, вроде бы как раз сезон, но пришлось бы самой отправляться в лес по грибы, не прикажешь же Стефче.
Молчала я долго, может и целую минуту. Экономка терпеливо ждала, стоя в почтительной позе. Наконец немалый жизненный опыт позволил с честью выйти из положения.
– Приготовьте блюда, которые можно разогреть. В первую очередь бигос. Вареники с грибами, в случае чего можно поджарить. Сельдь, надеюсь, найдётся?
– Ну как же без неё!
– Очень хорошо. В любом случае с неё начнём. Напитки попроще, вынесите на лёд. Ветчина хорошая имеется? Ладно, не обижайтесь. В таком случае, независимо от того, будет ли это обед или ужин, ветчину подать непременно. Омлет с ветчиной или… на всякий случай две утки подготовить, оскубать…
Мончевская живо перебила меня:
– У меня есть заячий паштет, свеженький. Вместо уток в самый раз.
Тут я перебила экономку:
– Значит, все и обсудили. Если в последний момент дам знать, обед или ужин готовить, ибо сейчас и сама не знаю, вы уж по собственному усмотрению решайте. Из того, что я тут перечислила, меню вы сами в состоянии подобрать. Так, чтобы и не слишком обильно, ведь хозяйка только что из дальнего путешествия воротилась, а с другой стороны – нельзя лицом в грязь ударить, ведь не принять гостей как следует – покрыть себя позором. И не забывайте о прислуге, сразу наготовить всего вдоволь, чтобы дворовые голодными не остались. А главное, бигос! Немедленно браться за него!
Мончевская так надулась от обиды – того и гляди лопнет.
– Бигос, проще пани, уже две недели как в большом котле булькает, – веско заявила она. – Да и какая из меня экономка, если бы я, прознав про возвращение барыни, тут же не принялась готовить. А советуюсь я лишь о кушаньях, которые загодя не приготовишь.
Прознала про возвращение барыни. Откуда, интересно, прознала? И с небрежной улыбкой я ненавязчиво поинтересовалась.
– Дак все только об этом и говорили! – удивлённо подняла несуществующие брови экономка. – И пани Борковская говорила, да и пан Гийом тоже…
Господи! Твоя воля… Они знали обо мне. Как это могло произойти? Ну, Эва, ещё понятно, мы с детства знали друг друга, могли и встречаться после её и моей свадьбы, но откуда тут взялся Арман?! И он ли это собственной персоной или какой его предок?
– Прислать мне сюда немедленно Романа! – почти выкрикнула я.
Мончевская охотно удалилась, очень довольная. Она страсть как любила подготавливать торжественные трапезы по разным случаям, умело подбирала блюда, и я знала – на неё можно положиться.
Я присела к старинному бюро, и тут пришёл Роман. Мы обменялись понимающими взглядами.
– Вот и получилось, что я так и не увидела, как выглядит мой дом через столетие, – начала я не с того, с чего собиралась. Но тут же спохватилась: – Вы уже знаете, что Арман Гийом объявился здесь?
– Знаю, – озабоченно подтвердил Роман. – Дворовые мне сказали. Сам не понимаю, откуда он взялся, но это может быть связано с наследством.
– Я тоже так считаю. Мне срочно нужен пан Юркевич! Я сажусь писать письмо, а вы немедленно отправитесь к нему в Варшаву. А месье Дэсплену надо послать телеграмму. Боже, как же трудно обходиться без телефона!
– Это только начало, – понимающе улыбнулся Роман. – Милостивая пани теперь на каждом шагу будет вспоминать будущий век – многие вещи из него пригодились бы сейчас. Только вот остерегайтесь эти слова произносить. Что же касается завещания…
– Сама понимаю и немедленно берусь за его составление. Уже решила – все имущество завещаю Зосеньке Яблонской. Очень дальняя родственница, но все же родня.
– Так она же совсем ребёнок! – удивился Роман. – Если не ошибаюсь, паненке Яблонской лет шесть всего?
– Значит, не убьёт меня! И родители её тоже, они давно померли, девочка осталась сиротой, живёт у тётки. Но никому не надо говорить о моей наследнице… хотя…
– Вот именно! – подхватил Роман. – Тогда на кой оно вообще, завещание? Наоборот, надо, чтобы все знали – в случае преждевременной смерти пани все её имущество наследует Зося Яблонская. И чтобы Арман Гийом тоже узнал о завещании.
– Ну вот, – растерялась я, – как же сделать так, чтобы Арман узнал, а Зося не знала? Ведь если прознают – все имущество оставляю бедной сироте, такой шум поднимется, такая сенсация. А потом бедный ребёнок испытает разочарование, если я все же замуж выйду и дети пойдут. Да ладно, что загодя ломать голову? Оставлю ей достаточно на приданое. Как думаете, моих средств хватит на приданое для бедной сиротки?
– Милостивая пани может десяток сироток осчастливить и даже не заметит, что её состояние уменьшилось. Если я правильно понял, пани пока ещё не узнала размеров своего состояния?
– Не узнала, – сконфузилась я. – Вот и хочу потребовать сведений от поверенных Юркевича и Дэсплена. А что, разве женщина не имеет права не разбираться во всех этих финансовых сложностях? Женщина вообще просто обязана быть глупенькой.
– Вот именно! – подхватил Роман. И я немедленно потребовала разъяснения, что «именно»! Роман охотно пояснил:
– Я и то, не в обиду будь пани сказано, удивляюсь, что милостивая пани так хорошо хозяйство ведёт и в делах разбирается. И теперь, и сто лет спустя. А если и позволяю себе иногда дать совет, так это из-за путаницы времён, чтоб им… Теперь пани надо быть особенно внимательной, чтобы ненароком не проговориться.
Я лишь грустно кивнула. Роман прав, как всегда. Да заговори я о самолётах, автомашинах, компьютерах и прочих телевизорах, меня тут все за ненормальную примут, а уж Арман непременно постарается упечь меня в сумасшедший дом, чтобы имуществом моим завладеть и все завещания мои объявить несостоятельными. И найдётся масса свидетелей того, что я вернулась малость не в себе, а попросту говоря – спятивши. И я ещё должна радоваться, если все закончится дурдомом, а вот лет триста назад меня бы на костре запросто сожгли!
Удалив Романа, я села за письма. Ох, как неудобно пользоваться ручкой с пером и чернилами, как хотелось вытащить из сумочки шариковую ручку, которая – я проверила, от пересечения барьера нисколько не утратила своих свойств. Хорошо ещё, что кончилась эра гусиных перьев.
Написав письма, тут же отправила Романа в Варшаву, сама же принялась просматривать счета и документы, то и дело вспоминая будущий век с его премудрыми машинками, техническими средствами, которые так бы пригодились сейчас! А тут ничего, все от руки, все в уме.
Впрочем, счета я проглядела невнимательно, тянуло к более интересному занятию – нарядам. Поскольку сегодня грозились приехать гости, надо было внимательнейшим образом обдумать проблему одеяния, чтобы с самого начала не вызывать потрясений среди современников. Зузя послушно выложила содержимое всех шкафов, несколько раз повторив, что время траура давно прошло, никаких специальных чёрных платьев, никаких чёрных вуалей, пора менять манеру одеваться, и без того сколько проходила в чёрном. Эх, знала бы она, каких перемен в одежде мне хотелось, боюсь, была бы так шокирована, что попросила бы меня её уволить. Ну да ладно, не так все плохо, большинство платьев на мне хорошо смотрелись, но я вспомнила про бельишко столетней давности – и сразу настроение испортилось. Ну как я могу напяливать все эти ненужные корсеты, отвратительные панталончики, толстые чулки с подвязками, от которых остаются на ногах красные круги. Как, оказывается, скоро человек привыкает к лучшему и как трудно возвращаться к неудобствам своего времени. А я-то двадцать пять лет в нем прожила и даже не знала, какое оно неудобное.
Хорошо хоть тут нет такой жары, как во Франции, да и вообще дело к сентябрю идёт. И все равно, я могла бы пользоваться привезённым бельём, втайне от Зузи. Допустим, одеться втайне от неё смогу, а как быть со стиркой? И опять вспомнился будущий век, отличная стиральная машина в Трувиле, которой я научилась пользоваться самостоятельно, не затрудняя Флорентину. Да и дела-то – бросил в машину бельишко, платья, юбчонки летние, другие мелочи, включил – и собственными руками вынимаешь уже высушенное чистое бельё. Никаких проблем. А тут как мне быть? Прислуга непременно подглядит, как барыня собственными руками стирает, опять пойдут разговоры…
Никакого выхода! Пригорюнившись, я поникла в кресле, опустив голову и закрыв лицо ладонями. Увидев меня такой, Зузя страшно перепугалась. Я вообще не склонна к отчаянию, ей редко приходилось видеть меня плачущей.
Позабыв о моих нарядах, девушка бросилась ко мне, пала на колени перед креслом, в котором я сидела, и, заглядывая сбоку мне в лицо, но не решаясь отвести мои руки, проникновенно заговорила:
– Да что же произошло? Золотая моя, драгоценная, милостивая моя пани! Неприятности? Или, не приведи Господь, болит что? Так я за травками сбегаю, заварим, полечим, а? Или, может, вина из буфета? Говорят, вино тоже неплохое лекарство. Или сразу за доктором послать? Ну хоть словечком отзовитесь, госпожа моя милостивая! Не могу я такой вас видеть, сердце разрывается!
Я не стала держать девушку в напряжении, зная, что она искренне привязана ко мне.
– Вина! – слабым голосом потребовала я, зная, что иначе пошлют за доктором.
Вскочив, Зузя помчалась в буфетную и вернулась с большим бокалом красного вина. Я по-прежнему сидела в позиции, изображая полное отчаяние. Выпрямившись и подняв голову, я протянула руку за бокалом вина и одновременно в окно увидела въезжающий во двор двухместный экипаж и следом за ним всадника на коне. Ну вот, и гости явились.
Зузя успокоилась, не увидев больше слез на глазах своей барыни, и тоже глянула в окно.
– Господа Борковские пожаловали! – радостно вскричала она, зная, какие мы приятельницы с Эвелиной. – И ещё кто-то с ними верхом. Пани спустится к гостям?
– Ясное дело, спущусь! Вели Мончевской подавать ленч.
– Чего подавать? – не поняла Зузя.
– Второй завтрак.
– А не обед? – удивилась Зузя. Меня уже стали злить все эти недоумения и подспудное желание окружающих делать все, как раньше. И даже такой близкий человек, как доверенная горничная, тоже готова бросать мне под ноги колоды, о которые я и без того то и дело спотыкаюсь.
– Нет, не обед! – раздражённо возразила я и, смягчившись, изволила пояснить: – В Париже теперь царит новая мода, обеды едят лишь в пять вечера, не раньше. И у себя я тоже заведу новые порядки. А второй завтрак может быть сытным, несколько горячих блюд. Беги к Мончевской и передай, что я велела, а тут я и без тебя управлюсь.
По лицу Зузи было видно – мои слова произвели если не революцию, то целый переворот в её душе, но она послушно побежала исполнять барское повеление. А я воспользовалась отсутствием горничной, бросилась к туалетному столику и капельку напудрила нос – совсем незаметно, но это уже стало привычкой. И ещё помадой провела по губам, цвет естественный, совсем помада незаметна, а губы все же сразу стали свежее и привлекательнее. Лиловое платье будет в самый раз для приёма гостей, вот так, на шею аметистовое ожерелье, очень хорошо, и набросить кружевную накидку. Ну, просто отлично.
И я спустилась к гостям неторопливо, соблюдая достоинство. Хотя вся дрожала от нетерпения, так хотелось увидеть, какая Эва в прошлом столетии? Ой, да что это я, совсем ничего не соображаю. Никакая она не Эва, это пани Эвелина Борковская, подружка моей далёкой юности, с которой мы восемь лет не виделись.
Входя в нижнюю гостиную, я ещё с порога окинула Эвелину одним взглядом, как, впрочем, и она меня, и сразу поняла – выглядит она лет на пять постарше меня, хотя мы и ровесницы.
Эвелина мелкими шажками подбежала ко мне, нежно обняла и, заливаясь горючими слезами, принялась причитать:
– О, моя бедная Касенька! О, дорогая моя подружка!
Вот ещё неожиданность! Что случилось, почему я бедная и по какой причине Эвелина рыдает надо мною? Выдавив на всякий случай по слезинке из каждого глаза, я недолго дожидалась – Эвелина не замедлила выявить причину слез, выкрикивая слова между рыданиями:
– Видно, суждено было небесам, чтобы горе на тебя свалилось в моё отсутствие, подруженька моя дорогая!.. А письмо о смерти… супруга твоего незабвенного… через месяц лишь после его похорон получила!.. А ты все одна да одна!.. Представляю, сколько намучилась, приводя дела в порядок после мужа… да будет ему земля пухом! А тут ещё скандал в Монтийи…
До скандала в Монтийи все понятно и все правда, а вот скандал меня как обухом по голове…
Луизу Лера убили, так это когда ещё будет! Тогда в чем же дело?
К сожалению, супруг Эвелины Кароль (он же Шарль по-французски) решил, что теперь настала его очередь приступить к соболезнованиям, и, без церемоний отстранив все ещё рыдающую супругу, выступил вперёд, с чувством поцеловал протянутую ручку и без запинки произнёс:
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.